Текст книги "Полуночная ведьма. Терновый венец"

– Мне не так много известно о членах Высоких Домов, – признался Доминик. Окликнув прислугу, велел принести чай. – Недальновидно, знаю. Но поэтому я и взял тебя на службу.

Морриган передернула плечами.

– Вы задержались. Обсуждали что-то еще?

Как оказалось, об убитой горевали недолго. Вскоре после побега Морриган зеркало Дома Овенга «потухло» стараниями кого-то из ее семьи, а заседание продолжилось как ни в чем не бывало.

– Как вы объяснили мое отсутствие?

– Сказал, что ты пошла навестить старых друзей из Верхнего города, – с почти детским восторгом поделился Доминик. – Побледнели.

Морриган одобрительно рассмеялась.

– Не понимаю, чему вы радуетесь, – сухо сказал Дэмьен. – Один из лордов Высокого Собрания мертв. Нам нужно быть еще более осторожными.

Доминик невозмутимо пожал плечами.

– Каждый из нас ждал этого момента.

– Вы о чем?

– Когда в Высоком Собрании происходит первое убийство, битва за корону по-настоящему началась.

Глава 5
Танцовщица из «Дьяволиц»

Мир расплывался цветными пятнами, веющий с юга ветер приносил ароматы цветов. Раскинув руки, Уна лежала в соленой морской воде и смотрела на небо, в котором кружились белокрылые орлицы. Пальцы ног касались теплого золотого песка. Нега, растекающаяся по венам, была столь ощутимой, что казалось, можно сцедить ее в бутылку и продать остальным. Уне хотелось этого, хотелось поделиться счастьем, которому не было границ.

Она с неохотой выбралась из воды, чтобы обсохнуть под ярким солнцем. Подставила мокрые светлые волосы его обжигающим лучам. Малютки-боггарты соревновались в скорости бега, пикси с разноцветными крылышками жужжали над ухом. Тут и там в воде мелькал русалочий хвост мерроу. А вдалеке, за морем, – сочное, зеленое, подвижное море леса, где вместо волн – колышущаяся от ветра листва. Лес, ставший домом для сотен ши.

Дикая, не испорченная грубым человеческим прикосновением Ирландия, где нет людей – лишь существа древней крови. И она, королева Благого Двора – высшая сидхе по имени Уна.

Цветные пятна кружились перед глазами все стремительнее, окружающий мир, напротив, поблек. Краска стекала, обнажая уродливое нутро.

«Пожалуйста, – прошептала Уна, – не сейчас».

Золотистый песок осыпался, проявив потрескавшийся ламинат. Волна, отхлынув от берега, обнажила край незаправленной кровати и стол с несвежими остатками еды. Стена леса оборачивалась каменной, прикрытой ободранными обоями.

Волшебный мир исчез, Ирландия осталась – но лишь уродливым осколком. Действие фэйской пыльцы закончилось. Добро пожаловать в реальность, Уна.

В проклятый Кенгьюбери.

Она потерла руками лицо. С каждым разом возвращение давалось все сложней.

Уна доплелась до ванной, плеснула в лицо воды. Смотреть в зеркальное отражение не хотелось – слишком разительна будет перемена между ней настоящей и утонченной королевой Благого Двора из вызванных пыльцой иллюзий. Да и чего она там не видела? Очередная невыразительная девушка с невыразительной судьбой и глупыми мечтами, которые все равно никогда не сбудутся.

Сердцевина оставленного на грязной столешнице деревянного медальона ярко сверкала – кто-то пытался ее дозваться. И гадать не стоило, кто. Уна уже опаздывала на работу. Блеклые волосы спешно завязала в хвост, хоть как-то приукрасила лицо макияжем, на стройное тело (главное и, пожалуй, единственное ее достоинство) натянула узкое и максимально открытое красное кожаное платье.

Портал-зеркало ей не потребовалось. Уна жила в Ямах – квартале, печально известном на весь Кенгьюбери. Здесь же находился и клуб «Дьяволицы», и подобные дешевые притоны. В жилых домах обитали люди, которых можно было окрестить одной фразой: «Не повезло». Не повезло найти хорошую работу, родиться в богатой семье, появиться на свет с сильным даром или развить имеющийся, поскольку не нашлось денег на достойных учителей.

К Уне относились все три пункта. Был еще и четвертый – с внешностью не подфартило. Потому она работала в «Дьяволицах», а не в знаменитом «Дурмане», куда, по слухам, нанимали вейл или просто чертовски красивых, искусных и гибких танцовщиц. Ей бы денег на «перекройку» – иллюзора третьей ступени, который бы подкорректировал лицо. Но все заработанное уходило «на прожить»… и на пыльцу, без которой эта самая жизнь становилась просто невыносимой.

Дойл, ее начальник, рвал и метал. Как только Уна вошла в клуб, подлетел и схватил за руку. Уна скосила глаза – останутся синяки, что красоты ей не прибавит.

– Где тебя черти носят? – прошипел Дойл. Жирные щеки тряслись от гнева. – На сцену, живо.

Грубо подтолкнул в направлении двери, за которой скрывались гримерки. Громко сказано, конечно, скорей, это были захламленные подсобки с зеркалами. Пахло дешевыми духами, сидящие в комнате танцовщицы (все ярко накрашены и почти раздеты) вели бессмысленную болтовню. Здесь ни у кого почти не было подруг. Во всяком случае, из клуба. Но объединяло их всех одно – желание увидеть однажды эту мифическую «красивую жизнь».

Уна натянула туфли на нереально высокой платформе. Выбралась на сцену и подошла к шесту под одобрительное улюлюканье потасканного вида мужиков за липкими столиками. Уна знала, как далека от сногсшибательной красотки или грациозной танцовщицы, но она умела чувствовать ритм. Большего в «Дьяволицах» не требовалось. А еще она любила музыку, что, как однажды сказал Дойл, «исключительно ее проблема».

Танец закончился, Уна скользнула вниз по шесту под жидкие аплодисменты зала. За кулисами ее ждал Дойл.

– Клиент хочет приватный танец, – сказал он с таким выражением лица, будто недоумевал, зачем кому-то хотеть от Уны подобного. – Шуруй в пятую комнату.

Уна сглотнула. Клиент снял не кабинку со шторкой, а вип-комнату с запирающейся дверью. Это не просто настораживало. Это пугало.

В таких заведениях, как «Дьяволицы», персоналом не дорожат. В Ямах в принципе чужая жизнь никого особенно не беспокоит. Никого не волнует, найдут ли тебя наутро в канаве или в злополучной вип-комнате. А такие случаи бывали. За семь лет, что существовал клуб, здесь погибло семь девушек. Их нашли в помещениях, заполненных тэной – следом, который оставался от полуночных чар.

Их убили с помощью полуночной магии, а Трибунал… А что Трибунал? На таких, как Уна, и ей подобных ему наплевать. От Ям даже трибуны старались держаться подальше. Если дела и открыли, то очень быстро замяли, а клуб продолжил существовать.

Уна не глупая, она давно была готова к чему-то подобному. Когда на твоей стороне нет магии, приходится прибегать к доступным средствам. Поэтому Уна надела вынутые из сумки красные кожаные перчатки в тон платью. С небольшим, но очень острым скрытым клинком.

Нервно теребя кончик доходящей до ключицы пряди, Уна вошла в вип-комнату – чуть более чистую и уединенную, чем остальные. Стоило закрыть за собой дверь, и помещение погрузилось во мрак, разбавляемый одной-единственной тусклой лампой. Попривыкнув к темноте, глаза различили сидящего на стуле мужчину. Черты лица толком не разглядеть. Старательно заглушая дрожь, Уна подошла к нему.

Начала танцевать, но незнакомец ее оборвал:

– Можешь не стараться.

В голосе – сталь и угроза.

Уна бросилась к двери, уже зная, что не успеет. Или не сумеет открыть. Попыталась закричать, но рот оплело что-то, похожее на липкую паутину. За считанные мгновения это что-то склеило губы, и ей оставалось только мычать.

Она развернулась к своему убийце, завела за спину правую руку. Касанием мизинца, едва слышным щелчком высвободила скрытый кинжал.

Незнакомец неторопливо поднялся со стула.

Властный голос сказал:

– Пора накормить моих змей.

Уна почувствовала, как слабеют ноги. Как слабеет решимость защищаться, дать убийце отпор. Даже подумалось: может, он – ее освободитель? Тот, кто подарит ей заслуженный покой?

Но так было ровно до того момента, как незнакомец расстегнул рубашку, а лампа у двери осветила торчащий из его живота клубок змей. Они с шипением высовывали раздвоенные языки, будто пробуя на вкус воздух.

Завизжав (в ее голове это точно звучало как визжание), Уна отскочила назад, но лишь уперлась в закрытую дверь. Одна из змей уже тянулась к своей добыче. А потом, перестав извиваться, сделала резкий рывок. Клыки вонзились в запястье Уны, в месте укуса взорвалась острая, ослепительная боль. Это неожиданно привело ее в чувство. Взмахнув рукой со спрятанным в перчатке клинком, она одним ударом отсекла змее голову.

Незнакомец закричал от страшной боли – тварь оказалась частью его самого. Уна нашла в себе силы оттолкнуть убийцу. Подбежала к окну, дернула за ручку и рванула на себя. Столкнувшись со стеной, стекло осколками осыпалось на подоконник. Они вонзались в колени и ладони, пока Уна выбиралась наружу. Она не замечала боли от порезов, чувствовала лишь ту, что пульсировала в руке. Поняла, что долго бежать так не сможет, скинула туфли на платформе и теперь бежала босиком.

Впервые за все время, что Уна жила в Кенгьюбери, дешевый дом на окраине города показался ей надежным убежищем. Надолго ли? Если Дойл заодно с этим… змеиным незнакомцем, он может выведать у Дьяволиц, где она живет.

Но идти Уне больше некуда.

Боль растекалась по телу, вызывая отчаянное желание забиться в угол душевой кабинки и реветь. Но прежде, чем она смогла добраться до ванной, сознание затуманилось. Секунду спустя Уна обнаружила, что лежит на полу, раскинув руки. Ее затрясло в странной, противоестественной лихорадке.

«В моей крови яд!»

Она попыталась нащупать амулет зова. Надо вызвать целителей из Церкви Дану. Говорят, они помогают всем. Но что-то было не так с ее руками и ногами – казалось, Уна перестала ими владеть.

Последнее, что угасающим сознанием видела Уна – резко проступившие под кожей и ставшие зелеными вены на запястьях.

Глава 6
Барон Самеди

Рассчитывать исключительно на Дэмьена и боевых колдунов Дома О'Флаэрти Морриган, конечно, не собиралась. Пусть своим хладнокровием Доминик и походил на кота, у которого в запасе еще девять жизней, он должен как можно дольше оставаться в живых. Потому после короткой передышки она вернулась к делу, а именно – к зеркалу Дома Овенга.

Если учесть раскиданные по всей Ирландии портал-зеркала, неудивительно, что Высокое Собрание выбрало именно зеркала средством связи. Теневой зеркалице Дома О'Флаэрти это очень даже на руку.

Морриган зажгла свечу и поднесла к глазам полуночный осколок истины. В оставленных миром теней знаках она прочла слабый след полуночных чар. Фыркнула: присутствующие на заседании знали, что без них не обошлось. Но в насланных на Грэйнн и ее охрану чарах Морриган не видела отголоска самого мира мертвых. Выходит, тени за спинами охранников были самыми обычными? И ни о какой веретнической магии или магии хаоса, то есть о вызове демонов, речи не шло?

Значит, все-таки вуду?

Но там, в складках Вуали, было что-то еще… Морриган зачерпнула из внутреннего источника еще силы, заставляя огонек свечи разгореться ярче, разгоняя сумрак мира теней. Он являл ей странное… Не знаки – образы. Неясные, словно замыленные лица лежащих рядом людей. Морриган опалила зеркало огнем свечи, но успела лишь увидеть, как безвольно падает чья-то рука. Как кто-то… умирает.

Навеянное силой мира теней видение погасло. Морриган долго вглядывалась в Вуаль, но больше ничего не обнаружила. Нехотя потушила свечу. Самое время навестить главного специалиста Дома О'Флаэрти по вудуистским практикам.

Если бы Морриган получала фунт всякий раз, когда заставала Ганджу в подвале, она, может, и не обогатилась бы, но на новые шпильки точно бы заработала. Сегодня компанию бокору составила только Саманья. Смуглокожая красавица-мамбо стояла в центре комнаты, у митана[2]2
  Митан – столб, символизирующий дорогу, по которой во время обрядов духи спускаются в мир людей.


[Закрыть], и, прикрыв глаза, монотонно говорила на незнакомом Морриган языке. Гаитянском креольском? Африкаанс? Ганджу меланхолично раскуривал трубку и изредка поправлял дочь, когда та сбивалась.

Услышав шаги, Саманья резко замолчала. Морриган не имела ничего против – в свои ритуалы посвящать посторонних и она не спешила.

О произошедшем на заседании Ганджу, разумеется, уже знал.

– То, что смерть Грэйнн – дело рук жреца вуду, надо еще доказать, – сказал он хриплым глубоким голосом. – Но выглядит очень похоже. Умелый бокор…

– Вроде вас.

– Вроде меня, – не стал скромничать он. – Способен наслать на жертву чары, которые убьют ее на расстоянии.

– Куколка вуду, – кивнула Морриган.

– Мы этого не практикуем, – меж черных вразлет бровей Саманьи появилась неодобрительная складка.

– Охотно верю. Тогда кто? Насколько я помню, в Пропасти, кроме вас, есть еще бокор Векеса…

– Векеса Анен, – подсказал Ганджу. – Адгерент Высокого Дома Маккормак. Не подумай, черноглазая, что я отчаянно пытаюсь обелить собственное имя, но этот напыщенный ублю…

– Я поняла. Вы не слишком-то его жалуете, – со смешком заметила Морриган.

Ганджу глубоко затянулся, выдохнул и лишь потом заговорил.

– В общем, если кто и способен на столь трусливый, нечестивый, грязный поступок, как убийство исподтишка, так это он.

Саманья с сомнением покачала головой.

– Не знаю, пап. Он, конечно, не образец идеала… то есть совершенства, но убийство? Не слишком ли? Он, может, и трус, но для того, чтобы переступить черту, нужна определенная храбрость.

– Деньги способны на многое, милая.

– Вы вообще о чем? – не выдержала Морриган. – Кто такой этот Векеса?

– Кукольник, – выдохнула Саманья. – Куколки вуду – его специализация.

– Как и шарлатанство, – процедил Ганджу.

Морриган вскинула руки.

– Во имя Дану, давайте по порядку.

– Векеса всегда был посредственным бокором в том, что касалось воскрешения. Добрая половина его ритуалов не срабатывала – души навеки застревали в мире теней. Даже я после неуклюжих манипуляций Векесы не мог вернуть их в мир живых. Тогда он решил реализовать себя в чем-то другом. Несколько лет он работал в связке с целителем, делил заработанное на двоих… пока его чудовищные действия не раскрыли.

– Чудовищные дей… Подождите.

Партнерство целителя и бокора, который специализировался на куклах вуду…

– Он мучил людей, так? С помощью куколок заставлял их думать, что они больны…

– Чтобы любое обращение к целителю ни к чему не приводило, – глухим голосом, в котором ощущалась тщательно сдерживаемая ярость, сказала Саманья. – Он выбирал в качестве жертв самые богатые семьи Ирландии, готовые на все, чтобы исцелить родных.

Ганджу сжал плечо дочери.

– Как вы выяснили это?

– Одна неглупая женщина, не слишком сильная, но ведьма, заподозрила неладное. Ее дочь заболела, но проклятия она не обнаружила, как и источника нескончаемых болей. Стоило только целителю поколдовать над ней, и боль исчезала… чтобы спустя несколько дней или даже часов вернуться снова. Я понял, что без колдуна вуду здесь не обошлось. И я бы не стал вмешиваться – что я мог сделать? Но Саманья… – Ганджу со слабой улыбкой покачал головой. – Она приняла все на свой счет.

– Потому что тот, кто творит такое, – грязное пятно на репутации нашего клана, нашей религии! – с жаром воскликнула Саманья.

– Дочка наняла устранителя проблем, чтобы он выследил кукольника. Тогда и состоялось наше первое знакомство с Дэмьеном.

– Но он не колдун, – нахмурилась Морриган. – То есть… не такого рода. Он же берсерк.

– Его задача – находить нужных людей, разве нет? Или пути разрешения проблемы, – заметил Ганджу, выпуская тонкую струйку дыма. – Что он и сделал. Нанял ведьм, знающих путеводные чары, они виновника и нашли. Я даже не удивился, услышав его имя. Та женщина заявила на него в Трибунал. Векесе ничего не оставалось делать, как сбежать в Пропасть. Тут-то мы пару лет спустя и встретились.

Морриган кинула взгляд на Саманью, невольно проникаясь к ней уважением. Выходит, тогда вершительница справедливости была совсем юной.

– Подождите. То есть вы жили…

– Не здесь, да, – торопливо сказала Саманья. – Наверху мы… не прижились.

– Послушайте, я понимаю, как все это выглядит. Понимаю, как вы относитесь к Векесе. Но не слишком ли все очевидно? Подумайте сами: раз вам известно прошлое Векесы, о нем мог прознать любой житель Пропасти. А тут, так удобно, убийство Грэйнн Овенга, виновником которого прямо-таки напрашивается бокор, до сих пор играющий в куклы.

– Не думаю, что такого, как он, остановит обвинение в убийстве. Здесь тебе, черноглазая, не Кенгьюбери. Чтобы правосудие свершилось…

– Вину надо доказать. Причем, самому. Да, я помню.

Морриган в задумчивости покусала губы.

– Я послежу за Домом Маккормак. Вдруг выпадет возможность убедиться, что убийца Грэйнн – именно он. Но есть еще кое-что. Точнее, кое-кто. Когда я искала жреца вуду для воскрешения Клио, Бадб упоминала еще одного бокора…

– Чушь.

Морриган отпрянула от неожиданности – так резко, словно удар хлыста, прозвучал ответ.

– Я никогда не жаловалась на память, – придя в себя, с холодком сказала она. – Бадб, кажется, не называла имени, но…

Ганджу сделал порывистый шаг к ней. Отчеканил, выпуская дым из ноздрей:

– В Пропасти, кроме нас с Векесой, бокоров нет.

– Ага. Так и запишем.

Хмыкнув, Морриган поднялась по лестнице. С облегчением вышла на свет из прокуренного, темного подвала. Подставляя лицо льющемуся из окна свету, прокручивала в голове слова, тон и поведение Ганджу. Ничуть, к слову, не подозрительное.

– Морриган? – раздалось негромкое за спиной. – Нам надо поговорить.

Пожав плечами, она вслед за Саманьей поднялась в библиотеку.

– Насчет третьего бокора, я полагаю?

Жрица вуду остановилась у окна, полубоком к Морриган.

– Что ты знаешь о нем?

– Немногое. Как я и говорила, Бадб не называла его по имени, зато рассказала кое-что занятное. Ходят слухи, что он искажает ритуал воскрешения. Намеренно. Подробностей я не знаю. Расскажешь сама или за информацией мне послать призрачных слухачей Аситу?

– Морфо, – улыбка тронула губы Саманьи. Она тряхнула головой, позволяя косичкам разлететься. – Бокор, да… Его зовут Кофи Бернар. Он был неплохим бокором – хуже папы, конечно, но куда одареннее, чем Векеса Анен. А потом его ритуалы стали проваливаться одним за другим.

Морриган машинально ее поправила, но, увлеченная, Саманья не услышала.

– Души не возвращались в прижизненные тела. А папа и другие бокоры, к которым после Кофи обращались родственники погибшего, и вовсе не могли отыскать души в мире теней.

– Может, в свои чертоги их забирала Дану? – предположила Морриган.

– Это… не такие люди. К тому же была и другая странность. Один бокор из самого Порт-о-Пренс[3]3
  Порт-о-Пренс – столица Республики Гаити, государства, в котором вуду является официальной религией.


[Закрыть] прикинулся человеком, которому требовалась помощь, чтобы присутствовать при ритуале Кофи. Он увидел очень странные веве и услышал не менее странные заклинания. Другие бы не поняли. Он – да.

– Поняли что?

– Души, которые его просили спасти, Кофи отдавал Барону Субботе. Самеди.

– Да, я знаю, – рассеянно отозвалась Морриган. Лоа, благодаря которому Клио осталась жива. Вернее, вернулась к жизни. – Темная история. Проведаю и его тоже.

– Я пойду вместе с тобой.

Морриган выгнула бровь. Не «можно ли мне…» или «я хочу пойти», а «я пойду».

– Я работаю одна.

Саманья развела тонкими руками цвета шоколада.

– Работай. Я не буду мешать. Но мне нужно… понять, – жрица вскинула подбородок. – Правда ли то, что о нем говорят. Что он… сумасшедший. Или, хуже того, злодей.

Что-то было в ее лице такое…

– Хорошо. Но сначала проведаем Векесу, раз он главный подозреваемый…

Саманья молча смотрела своими глубокими темными глазами.

– Ладно, – сдалась Морриган. – Не знаю, что за дело у тебя к этому Кофи… Заглянем сперва к нему.

Иногда казалось, что Пропасть – молодая женщина, меняющая маски, любящая яркие шоу и театральные представления. Переменчивая, вспыльчивая, страстная девушка со шлейфом духов с ароматом полыни. Та, что не любила тишину и спокойную музыку – только взволнованный гомон чужих голосов. Та, что любила танцевать по ночам и просыпалась только к полудню.

Морриган никогда, наверное, не надоест за ней наблюдать.

По подвесному мосту шел колдун в плаще, сотканном из теней, с венцом в виде обнимающих голову, лишенных плоти скелетоподобных рук. Незнакомец мимолетно улыбнулся – зубы у него были заточены как клыки. Им встретился молодой паренек, оседлавший похожую на грифона птицу, и старая женщина верхом на химере. Девушка с гладко зачесанными в высокий хвост черными волосами вела на цепочке вместо поводка грациозную пантеру с лоснящейся черной шкурой.

Подойдя к нужному дому, Морриган поднесла осколок истины к глазам, чтобы расплести печать на двери… Но ее там не оказалось. Хмурясь, толкнула дверь. Та легко отворилась.

Кофи оказался не таким старым, каким представляла его Морриган. Да, в темных волосах уже пробивалась седина, а лицо избороздили морщины, но стариком его язык не поворачивался назвать. Бокор сидел в кресле, подпирая голову обеими руками.

– Саманья? – ахнул он, порывисто поднимаясь. – Как… Что ты?.. Я думал, никогда не увижу ни тебя, ни твоего отца.

Значит, с семьей Ямара они знакомы лично. По реакции Ганджу и его дочери этого следовало ожидать.

– Я не собиралась приходить, но… – Саманья покачала головой. – Я должна была сделать это раньше. Намного раньше. Но боялась… боялась услышать ответ.

– Ответ?

Саманья шагнула вперед, вгляделась в лицо бокора.

– Я так долго вас защищала! Перед теми, кто, как я думала, вас оболгал. Перед родным отцом! Когда он объяснил, из-за чего ваша дружба распалась… я не поверила. Не могла это… осознать. Да, я должна была прийти к вам раньше, и мне жаль, что я этого не сделала. Но кажется, я и сама в конце концов потеряла веру. Скажите мне, что я ошиблась. Скажите, что все эти слухи о вас – вранье. Скажите!

От волнения ее акцент проявился еще сильнее. Она уже почти кричала.

– Мне нечего тебе сказать.

Плечи Саманьи опустились, сгорбились под грузом невидимой ноши.

– Почему вы это делаете, Кофи? Как вы… Как вы могли так поступить?

Он не ответил. Рухнул обратно в кресло, словно разом лишившись сил.

– Вы знаете, что происходит сейчас в Пропасти?

Кофи перевел на Морриган затуманенный взгляд.

– Кто-то убил леди Овенга и ее охранников. Способ, которым это сделали, очень похож на вуду.

– Вы считаете, что убийца – я?

– Если слухи о вас правдивы, многие, я вас уверяю, решат именно так. А если учесть защиту вашего дома или, вернее, ее полное отсутствие…

– За вами придут, – вскинув голову, отчеканила Саманья.

Кофи покачал головой.

– Я не боюсь этого. Я…

Морриган, нахмурившись, озиралась по сторонам. Никакой печати на двери и чар на стенах…

– Вы этого и добиваетесь? – ужаснулась она. – Просто ждете, когда за вами придут, как свинья на бойне?

– Морриган…

– Это что, своеобразное самобичевание? Вы слишком трусливы, чтобы признаться в содеянном или уйти из мира живых, поэтому хотите, чтобы другие вас наказали?

Кофи смотрел на нее устало, почти обреченно.

– Да, я трус. Я даже не знаю, достоин ли смерти. Но если я умру, если окажусь там, за Вуалью, он меня не найдет и больше не сможет использовать, – Бокор закрыл лицо ладонями, с силой провел пальцами по щекам, оставляя на коже красные следы. – Он мучает меня уже несколько месяцев. Он невыносим. Ненасытен. Требует жертву за жертвой, а я… Как я могу ему противостоять? Как, если в мире теней – в той Юдоли, что он отвоевал себе, он держит мою дочь и мою любимую жену? Он обещал истязать их, если я не утолю его голод…

– Проклятье, – ахнула Морриган.

– Он? Кто он, Кофи?

Бокор поднял на Саманью измученные глаза.

– Барон Самеди.

Жрица отшатнулась.

– Что? Нет. Этого не может быть. Барон Самеди не требует жертв… не таких. Он не мучает души и никогда не нисходит до живых.

– Но я видел его! Он говорил вещи, которые могут быть известны лишь Лоа! О моей жене, о нашей дочери… о всей моей прошлой жизни. О том, что, кроме нас троих, неизвестно никому.

– Разве его не нужно призывать ритуалом? – недоумевала Морриган. – Открывать для него врата…

– Барон Самеди – единственный из Лоа, кто может приходить в мир живых по собственному желанию, – не сводя глаз с Кофи, пояснила Саманья. – Но дело не в этом… Он не может требовать жертвоприношения от людей. К тому же… такого!

– Я видел его, – упрямо повторил бокор. – И вы увидите, если захотите. Он скоро придет. Он всегда приходит по субботам.

– Точно, – нахмурилась Морриган. – Его же называют Бароном Суббота[4]4
  Samedi (франц.) – суббота. Во многих традициях и религиях суббота – день поминовения усопших.


[Закрыть].

Кофи ее не слышал.

– Неважно, принес я плату или нет, он приходит, чтобы напомнить, как я зависим от его воли. В какой-то момент люди перестали ко мне обращаться – репутация много значит. Тогда Барон потребовал, чтобы я искал неприкаянные души в мире теней и приводил к нему. Неделю назад я сказал Барону, что мне нужно время. Что я выжжен изнутри, моя магия выжжена. Но на самом деле… я просто больше так не могу. А когда услышал про леди Овенга, я подумал… Подумал, что меня обвинят. Что за мной придут.

Морриган поймала полный надежды взгляд Саманьи. Кивнула.

– Мы останемся. Что-то здесь нечисто.

Долго ждать не пришлось. Барон Самеди, как утверждал Кофи, появлялся по ночам, и чаще всего – после полуночи. Так случилось и на этот раз.

В скромно обставленном доме Кофи он появился в одеждах похоронных дел мастера – черном костюме и цилиндре, с лицом, разрисованным белой краской. В руках Барон Самеди держал длинную черную трость. Хозяин находился в гостиной, отвлекал гостя разговором, Саманья и Морриган, надежно укрытые полумраком, смотрели на них через щель в приоткрытой двери.

Морриган покачала головой. Энергия истинного Самеди давила бы на нее своей мощью, выжимая воздух из легких, мешая дышать. И не только из-за благоговения перед столь могущественным созданием.

Желая удостовериться, она вскинула полуночный осколок истины к глазам. Так и есть: до боли знакомая (в особенности после свидания с парой дюжин немертвых стражей) энергия.

– Демон, – прошипела Морриган, распахивая дверь.

«Самеди», совсем по-человечески сглотнув, отпрянул.

– Не могу только понять… Демон иллюзии?

Фомор фыркнул. То ли демоны иллюзии были выдумкой (будто существующих созданий для мрачных сказок людям было мало), то ли принадлежали к низшим демонам.

Этот явно не принадлежал.

– Или, скорей, демон, – как там сказал Ганджу? – работающий в связке с веретником.

Прижатый к ногтю, фомор лишь ухмыльнулся. Кофи, услышав имя бывшего друга, вздрогнул и с мольбой посмотрел на Саманью.

– Еще одно взаимовыгодное партнерство, – скрежетнула зубами Морриган. Только на этот раз – демона с человеком. Куда, во имя Дану, катится этот мир? – Тебе – очередная душа. Ему – частица твоего растущего могущества. Так?

– Так.

– Но демоны не могут существовать в мире живых в своей истинной форме, – Саманья подалась вперед, будто готовая к схватке черная пантера.

– Не могут, – согласилась Морриган. – Но перед собой я вижу именно демона. А своим глазам я привыкла доверять.

Она обошла фомора по кругу. Тот, кажется, был совсем не против столь пристального внимания к своей персоне. Нападать Морриган не спешила, боялась попросту не справиться – сила в демоне била через край. Однако что-то ее сдерживало, не давало выплеснуться наружу едкой полуночной кислотой.

В зеркало, в котором отражался «Самеди», Морриган прошептала: «Issia eliss». И замерла.

Хотела бы она сказать, что в отражении был человек… но нет, скорей то, что от него осталось. Тонкая оболочка кожи, покрывающая многократно сломанные кости – как на теле, так и на лице. Из носителя, сосуда, что ему достался, демон вылепил человека, наиболее похожего на Барона Самеди с картин, зарисовок и древних свитков.

– А где остальное? – неестественно ровным, почти механическим тоном спросила Морриган.

Демон довольно ощерился.

– Я поглотил. Колдун хотел все большего и все больше мне докучал.

– Ты захватил власть над ним. Над тем, кто призвал тебя в мир живых.

Такое под силу не каждому фомору.

– О, не делай из меня злодея, ведьмочка. Всякий раз, поглощая часть него, я спрашивал, согласен ли он на подобный обмен. И всякий раз он отвечал «да». Я взял его печень, желудок и почки и заполнил пустоты своей силой. Он перестал испытывать боль и раздражающие человеческие потребности. Овладел магией, которую до него не знал ни один из веретников. Но мы с ним были очень похожи. Ни я, ни он не умели вовремя остановиться. Ни я, ни он не умели довольствоваться малым. Он и не заметил, как от него почти ничего не осталось. Последним я попросил сердце, и, когда поглотил его, он все еще жил. Я не мог видеть его, ведь мы давно стали единым целым, но когда он говорил «да», он, кажется, улыбался. Зачем ему слабое, нежное сердце, если я дарую ему бессмертие?

– Бессмертие? – прохрипел Кофи.

– Он поглотил его душу, – выплюнула Саманья. – То, что делал со всеми этими несчастными людьми.

– Но моя жена, моя дочь…

Фомор махнул рукой.

– Что мне до них? У меня таких – целая Юдоль.

Глядя на исказившееся лицо немолодого бокора, Морриган окончательно потеряла терпение и обрушила на демона рассветную силу. Однако тот, запрокинув голову, лишь издевательски расхохотался.

Вероятно, человеческая оболочка мешала жалящему свету добраться до демонической сущности фомора. Морриган подозревала, что справиться с ним в два счета, как с демоном, присосавшимся к силе Клио, не получится, но должна была попытаться.

Бросившись к нему, схватила за шею. Прошептала заклинание, которым изгоняла застрявших в телах немертвой стражи демонов в мир теней. И… ничего. Фомор отчаянно противился чарам, а после и вовсе отбросил в сторону, прошипев: «Eskies tala». Плечо Морриган встретилось со стеной, но, как ни странно, удар не был таким уж сильным, даже целительного заклинания не потребовалось. Не тот уровень полуночной магии, что ожидаешь увидеть от самого, Балор забери его обратно, демона.

Сощурившись, Морриган поднялась на ноги.

– И это все? Eskies tala!

Что в данном случае означало: «Смотри, как надо».

Ударной волной фомора протащило через всю комнату и тряхнуло о стену, как тряпичную куклу. Морриган шагнула к нему, но Кофи неожиданно оказался быстрей. С вызывающей уважение сноровкой подлетел к опрокинутому навзничь демону и простер руки над его телом.

Жрецы вуду (в частности, бокоры) умели не только призывать духов, но и изгонять их вместе с демонами из человеческих тел. Однако сеанс экзорцизма не удался – цель попалась слишком несговорчивая.

Кофи, как и Морриган недавно, отшвырнуло в сторону, но сила удара большей не стала.

– Deuht Anaan!

Она знала и это заклинание, что открывало каналы в мир теней, высасывая из жертвы тепло и жизненную силу. Как только Бадб стала ревенантом, она велела Морриган практиковаться на ней. Убить Леди Ворон заклинание все равно бы не смогло, ведь полноценной жизни в ней не осталось, а холод и без того преследовал ее постоянно.