Текст книги "Полуночная ведьма. Терновый венец"

Глава 13
Охота на убийцу

Новость об убийстве очередного кандидата на роль короля не грянула с неба подобно грому. После слов Доминика об истинном начале битвы за трон каждый из адгерентов Дома О'Флаэрти ожидал подобного. Однако Морриган не думала, что новая смерть случится столь скоро.

Лорды Пропасти не умели ждать.

– Мать погибшей Каллисты заявила, что главой Дома Конноли становится она, но их Дом выходит из гонки, – сообщил Дэмьен. – А значит, на одного отказника стало больше.

– Подожди, – нахмурилась Морриган. – Главой Дома была не мать?

– Старшинство тут не играет никакой роли, – вклинился Доминик. – Власть членам Высокого Дома, в первую очередь, обеспечивает колдовская сила.

Морриган так и подмывало спросить: «И какой же обладаете вы? Что позволило вам привлечь на свою сторону бокора – человека, который мог повелевать жизнью и смертью, мамбо с хунганом, рассветную ведьму и боевых колдунов? И почему от меня – но не от Леди Ворон – вы свою силу скрываете?»

У последней спрашивать бессмысленно, Морриган уже пыталась.

– Леди Конноли сообщила, от чего умерла Каллиста?

– Не сказала, но впала в ярость. Так что не стоит надеяться, что смерть ее дочери была несчастным случаем.

Морриган побарабанила пальцами по подлокотнику кресла. Стоящий у окна Доминик ни на йоту не казался встревоженным, что побудило ее спросить:

– Как много членов Высокого Собрания живыми добираются до финала гонки за трон?

Глава Дома О'Флаэрти обернулся к ней с играющей на губах рассеянной улыбкой:

– Зависит от количества людей, стремящихся во что бы то ни стало надеть на свою голову корону. Обычно – две трети, реже – половина.

– М-да-а, – протянула Морриган. – Занимательная математика.

Она резко поднялась и, не попрощавшись с мужчинами, покинула особняк. Ей нужно убедиться, что Каллиста Конноли умерла точно так же, как Грэйнн или О’Райли. А еще лучше – найти убедительные доказательства, что к обоим убийствам причастен действительно Адиф.

К большому сожалению Морриган, резиденция Дома Конноли была окутана очень крепкой защитой. Вглядываясь в отражение особняка в мире теней через полуночный осколок, она сосредоточенно хмурила брови. Плетенья мелкие и, как кольчуга, плотно подогнаны друг к другу. Ни бреши, ни прорехи, ни слабого звена. А значит, ей даже в оконную щель не проникнуть. Как и призрачным слухачам.

Но был у нее один туз в рукаве…

Причинять зло никому из членов осиротевшего Дома Конноли Морриган не собиралась. А потому ни закаленное в тренировках тело, ни колдовские силы ей не понадобятся. Недавно она разжилась на местном рынке парочкой филактериев с чарами переноса. Морриган создала временной портал, затянувший ее внутрь, словно в воронку, и вернулась в особняк Доминика. Ненадолго – только чтобы в специально отведенной для нее комнате с двумя напольными зеркалами и нерушимым кругом свечей шепнуть: «Tolle animam meam»[6]6
  Tolle animam meam (лат.) – «Забери мою душу».


[Закрыть], – позволяя Юдоли Печали затянуть ее душу.

Чтобы проникнуть в Тольдебраль, Морриган тоже использовала теневые тропы. Но тогда она вступала в мир теней полностью, вверяя ему и душу, и тело. Это необходимо, если надо незаметно исчезнуть и также незаметно проявиться где-то еще. В человеческом обличье.

К счастью, сейчас этого не требовалось. Тело, оставленное в мире живых, служило своеобразным якорем, а значит, позволяло тратить на погружение в мир мертвых куда меньше сил. Однако, увы, все же не гарантировало возвращение. Чем дольше полуночная ведьма или колдун блуждали по миру теней, тем сложнее было вернуться.

Какое-то время Морриган любовалась собственным телом, лежащим в круге свечей. Блестящие черные волосы, разметавшиеся по полу, горящие рубиновым цветом приоткрытые губы. Подумала: «Хороша чертовка!» – и шагнула в мир теней.

Даже в пору юности (и одержимости полуночной магией) Морриган редко прибегала к этому ритуалу. Отчасти из-за гнетущей атмосферы. Отчасти из-за того, что путешествуя среди теней и духов, она теряла две грани силы – и физическую, и колдовскую. Оставался лишь разум или же… душа. Но основная причина заключалась в том, что за нахождение в мире теней живой душе приходилось платить. Единственной валютой, которая одинаково ценилась обеими сторонами – жизнью.

Человеческий мир в обличье тени отражался зыбким маревом, но его призрачные, поблекшие черты все же угадывались. Карандашными набросками, контурами, штрихами… Таким его видели духи, не потерявшие воспоминания и не ставшие истинными тенями – странниками, что до скончания веков бесцельно брели, неприкаянные, куда-то среди таких же, как они, призрачных отголосков.

Духи мира теней бесплотны, но Морриган слышала их голоса. Духи дурманили, пытались свести с ума, заставляя пленника мертвого мира отречься от того немногого, что у него еще осталось, – воспоминаний о прошлой жизни, о дорогих сердцу людях, которые остались на поверхности. Отказаться от всего, что позволяло ему оставаться человеком.

Мертвым, но все же человеком.

Наверняка каждый поначалу боролся. Из последних сил цеплялся за жизнь, удерживая в памяти драгоценные осколки прошлого – улыбку матери, смех детей, обжигающие солнечные лучи и вкус соленого моря на губах. Но в месте, где нет ничего, кроме темноты, сумасшествие следует за тобой тенью. И вопрос лишь в том, как скоро оно тебя настигнет. Как скоро ты поддашься ему.

Морриган шла так долго, что почти перестала слышать голоса мертвых – они сплелись в мерный гул. В зыбком отражении реальности проступил дом, значившийся на мемокарде. Дом, принадлежащей семье Конноли.

Печати на дверях и стенах, защищающие от вторжения ревенантов подобных Бадб Блэр (или менее совершенных – тех, что создавал Адиф Адае), за все время в Пропасти попадались Морриган не раз. Однако, по ее наблюдениям, от духов не было защищено ни одно из зданий подземного города. Сложно сказать, почему. Возможно, для многих людей мир теней так и оставался чем-то слишком далеким и неизведанным, чтобы всерьез опасаться его порождений. Или же вмешивалась тоска по ушедшим. Потеряв близких и родных, многие тешили себя надеждами, что те вернутся домой – пусть и в обличье духов.

Мало кто возвращался. Мало тех, чья воля была столь сильна, чтобы не позволить умершему превратиться в тень и потерять собственные воспоминания. К тому же, привязывая себя к миру живых, души теряли шанс обрести покой в Юдоли Безмолвия. А те из них, чьи души были чисты, лишались и возможности отыскать путь в чертоги Дану благодаря маякам.

Точно Морриган знала одно: теневых зеркалиц в Пропасти – наперечет. Такие, как она, редко становились отступниками – путешествовать в мир теней можно, и не привлекая внимание Трибунала. Да, от заклинаний теневой зеркальной магии тэна из мира мертвых просачивалась в мир живых, но сильному колдуну или ведьме развеять ее не составляло труда.

Куда сложнее сделать это, если убиваешь, пользуясь силой мира теней, например, в обличье той же тени. Именно таких теневых зеркальников и зеркалиц чаще всего и преследовал Трибунал. Однако за несколько лет службы охотницей Морриган досталось только два подобных заказа. Серьезные теневые чары всегда требовали платы в виде жизненной энергии. Иной раз против врага куда проще использовать клинок.

Что ж, незнание способно сыграть с людьми плохую шутку. Члены Высокого Собрания смотрели на Морриган, охотницу, затянутую в белоснежную кожу, но не видели в ней зеркалицу, способную шагнуть на тропы мира теней. А значит – и в их собственные дома.

Сделать это не составило труда – она просто просочилась сквозь дверь, как и положено призраку. Оказавшись внутри, замерла и прислушалась. Не сомневалась, что ждать придется недолго: когда человек умирает насильственной смертью, его близкие или замыкаются в себе от горя, или неустанно говорят о случившемся, отчаянно пытаясь понять его причину. Или просто изливая едкую, выжигающую душу, горечь.

– Мама, нет, – совсем юный голосок, вероятно, принадлежащий Пайпер – младшей дочери Лилианы Конноли.

Следуя за звуком, Морриган бескрылой тенью скользнула наверх. В крохотной комнатке застыли двое. Лилиана, мать погибшей Каллисты, спешно куда-то собиралась и настроена была решительно. Лицо бледное, в глазах застыли слезы. Печать скорби на ее дочери не менее приметная – с искусанных губ, похоже, постоянно зубами сдирали корки, ногти стиснутых пальцев обгрызены до мяса. Пайпер не стала прикрывать шрамы, свидетельствующие о потере сестры, иллюзией. Ей сейчас не до того.

– Она убила мою дочь, – хриплым от ненависти голосом сказала Лилиана.

Морриган вскинула брови. Она? Да еще так уверенно?

– Даже если так… Мама, она невероятно сильна. Ты же видела… Видела, что она сделала с Каллистой. Я не хочу…

– Но она убила мою дочь, – ярость таяла, сворачиваясь клубком на сердце, голос теперь полнился жалобностью.

– Мама, пожалуйста, ты не слушаешь! – Пайпер шагнула вперед, удержала мать за руку. – Я не хочу потерять и тебя! Не хочу, чтобы и твой прах стал частью колумбария. Я… я просто этого не вынесу.

Морриган почти воочию видела, как тает решимость Лилианы. Кто-то словно проткнул ее душу, как воздушный шарик, – столь стремительно исчезало желание мстить за убитую дочь.

Сама Морриган так легко от своей затеи не отказалась бы, но осуждать Лилиану она не спешила. Легко идти на риск, когда терять нечего. Но если дома тебя ждет дочь… Отчего-то на ум пришла собственная история, скорее, опровергающая последнюю мысль.

Леди Ворон всякие мелочи – вроде оставшихся дома дочерей – не помешали жить прежней жизнью. Впутываться в сомнительные авантюры, играть чужими судьбами, злить могущественных людей. И в конце концов, умереть. Хотя причину ее смерти даже столько лет спустя не знала ни Морриган, ни Клиодна. Наверное, Бадб не могла смириться с мыслью, что кто-то посмел оказаться сильнее ее.

Кто же убил Каллисту Конноли? И почему Лилиана без тени сомнения говорила «она»?

Увы, больше ничего значимого услышать Морриган не сумела. Две женщины, потерявшие родного человека, переживали утрату в тишине.

В спальне особняка Дома О'Флаэрти она застала трогательную и вместе с тем жутковатую картину: склонившегося над ее телом берсерка. Дэмьен тормошил Морриган, раз за разом произносил ее имя, иногда – присовокупляя и ругательство. В голосе слышалась тревога и недоумение.

Морриган не стала испытывать его на прочность. Мягким призрачным покровом опустилась на свое тело и шепнула: «Reduc animam meam»[7]7
  Reduc animam meam (лат.) – «Верни мою душу».


[Закрыть].

Мертвая еще мгновение назад ведьма открыла черные глаза.

– Что это за игры? – резко спросил Дэмьен. На скулах заиграли желваки.

– Теневая зеркальная магия, – небрежно обронила Морриган. – Никогда о такой не слышал?

Приподнявшись на локтях, она заинтересованно вгляделась в лицо берсерка.

– Ты что, беспокоился обо мне?

Фыркнув, пожалуй, слишком шумно и нарочито, Дэмьен выпрямился. И даже руки ей не подал.

– Я думал, ты стала очередной жертвой гонки за корону.

– Я не глава Дома.

– Но ты его адгерент. А еще охотница, что всячески подчеркивает Доминик, – неприязненно добавил берсерк.

– Заметил? – беззлобно усмехнулась Морриган.

Она легко поднялась, отряхнула облегающее, как перчатка, платье из багряного бархата. Внезапно напрягшись, медленно спросила:

– Думаешь, не только Доминику, но и его адгерентам может грозить опасность?

Дэмьен остановил на ней проницательный взгляд.

– Ты о Клио?

– Легко догадаться, верно? – поморщившись, Морриган продолжала чуть мягче: – Иногда я забываю, что я уже не одна. Привыкла волноваться исключительно о собственной шкуре. Когда я практически в открытую угрожала Высокому Собранию…

– Ты не подумала, что Клио может пострадать, – кивнул он. – Если хочешь, я присмотрю за ней.

– Спасибо, Дэмьен, – тихо сказала она.

Повисла странная, тягучая, словно мед, тишина. Глаза берсерка потеплели. Казалось, он был готов улыбнуться, что в его случае – невиданное явление. А потом что-то случилось. Щелкнул невидимый выключатель, и Дэмьен, нахмурившись, отвернулся.

И, ни слова не говоря, вышел из комнаты.

Расшифровывать поведение берсерка и его меняющееся по щелчку настроение у Морриган не было ни времени, ни желания. Спустившись по лестнице, она рассказала об услышанном Доминику. Однако лорда загадочная личность убийцы заинтересовала куда меньше, нежели ее.

– Ясное дело, кто-то из членов Высокого Собрания.

– Вы не хотите знать в лицо собственных врагов?

Морриган поморщилась, поняв, что почти слово в слово повторила фразу Дэмьена. Плагиатом любого толка она не занималась. Предпочитала быть единственной и неповторимой.

– Здесь мы в полной безопасности, – Доминик, утопающий в глубоком кресле, обвел рукой покрытые рассветным коконом стены.

Морриган упрямо качнула головой.

– Это не ответ.

– Разве?

Доминик отложил в сторону книгу. Морриган редко замечала его за другим занятием, кроме чтения. Кристальный прямоугольник экфовизора, висящий на стене, всегда молчал, а в руках рыжеволосого лорда была газета или книга, но никогда – художественная. Чаще всего – трактаты: о том, как зарождалась магия, о магическом обосновании возникновения мира или о том, каким он был до появления Дану.

Казалось, все отмерянное ему время Доминик решил посвятить тому, чтобы раскрыть как можно больше тайн их удивительной вселенной.

– Вы хотите, чтобы мы скрывались в защищенном доме в ожидании коронации?

– Мои защитники настаивают именно на этом, – усмехнулся Доминик.

Боевые колдуны маячили неподалеку, предпочитая, однако, держаться в стороне.

– Я хочу знать, кто представляет для нас угрозу, а не шарахаться от каждого шороха, – отчеканила Морриган.

«И не бояться, что однажды мне придется оказаться на месте Лилианы Конноли». Она ошибалась. Ей есть кого терять.

– Что ты предлагаешь?

– Выяснить, кто убийца. Или убийцы. Вывести его – их – из строя. Спасти лордов и леди Высоких Домов от смертельной угрозы и тем самым заслужить их симпатию. И, конечно же, их голоса.

– Кажется, ты как-то говорила, что терпеть не можешь дипломатию, и все пыталась выпытать, какой магией я владею. Я думал, ты предпочитаешь действовать путем силы.

– Ее никогда не поздно применить, – Морриган умолчала о том, что разговор с Алишей Бакли побудил ее по-новому взглянуть на охоту за голосами. – Но я начинаю убеждаться, что действуя более тонко, можно достичь большего. Сказать, почему?

– Давай, охотница, удиви меня, – развел руки Доминик.

Абсурдный в свете последних событий ранг она пропустила мимо ушей. Произнесла, выделяя каждое слово:

– Никого в Пропасти силой не удивишь.

Доминик откинулся на спинку кресла, в голубых глазах зажегся интерес.

– Хочешь найти убийцу? Хорошо. Но любой риск – сугубо твоя ответственность.

Морриган выпрямилась с сорвавшимся с губ смешком. Уходя, бросила через плечо:

– А когда-то было иначе?

Глава 14
Воронья ведьма

За время, пройденное с их последнего столкновения, Глен Малик ничуть не изменился. Все то же маленькое и вытянутое, как у грызуна, лицо и светящееся в глазах обожание. Страшно представить, как бы он вел себя, окажись перед ним сама Леди Ворон, а не ее дочь.

Встреча, организация которой целиком легла на плечи Ника, проходила в месте, которое при любом другом случае Клио предпочла бы избегать. Что делала на протяжении всей жизни.

Ямы. Мягко говоря, не самый благоприятный район Кенгьюбери. Клио всякое слышала о нем. Мол, тут обитали парии, бедняки и отщепенцы и существа древней крови, не прижившиеся в обществе или желающие жить среди людей, но по своим собственным законам. А также те из колдунов, что были изгнаны даже из Пропасти.

Говорили, что убивали здесь куда чаще, чем рождались. А проклятые, отверженные приходили сюда умирать.

Что из этого было правдой, Клио не знала. Однако показательно, что даже жители Пропасти (по крайней мере, те, с кем ей довелось пообщаться) морщили нос при упоминании Ям. Клио же, очутившись в грязных трущобах в своем летящем бирюзовом платье, чувствовала себя неуютно. Нервно терла оголенные руки, хотя холода не ощущала.

На первый взгляд, в Ямах не было ничего жуткого. Просто захолустный, бедный район, разительно отличающийся от остальной части Кенгьюбери. Паршивая овца в безупречном стаде. Однако по ночам на этих улицах лучше не гулять…

Ник настоял на том, чтобы присутствовать при встрече. Клио, которая еще совсем недавно переживала, что все вокруг видят в ней хрупкую статуэтку, с радостью ухватилась за предложение. Окружающая тело тэна не позволяла забыть, как опасно для нее находиться в Кенгьюбери, кишмя кишащим трибунами, ищейками и агентами Департамента.

«Это другое», – устыдившись, мысленно твердила она. Просто не могла отказаться от возможности лишний раз увидеть Ника.

Поначалу Клио и не собиралась встречаться с Маликом – думала ограничиться разговором на расстоянии, по амулету зова. Но ей нужны не просто слова Малика, а его записи – нельзя упустить ни единой детали, даже вроде бы на первый взгляд совершенно незначительной. Дьявол, говорят, кроется в деталях…

– Я так благодарен вам, что вы согласились на встречу! – с блестящими от восторга глазами воскликнул Малик.

Похоже, его ничуть не смущала ни белая лента на глазах Клио, ни белоснежная птица на ее плече. Голубка, нервничая, поглядывала на Ника, словно искала поддержки. Он ободряюще ей – им обеим – улыбнулся.

На короткий момент Николас снова завладел мыслями Клио. Сильный, умелый следопыт, он не мог не видеть тэну, что клубилась вокруг ее тела. Что он думал, воочию убедившись, что отныне Клио – не просто человек, а создание полуночных чар? Что чувствовал, когда смотрел на ту, что однажды видел мертвой и бездыханной?

– Итак, что ты готова мне рассказать? – облизнув губы, нетерпеливо спросил Малик.

Он не собирался делиться даром с таким трудом добытыми сведениями. Не помогала ни должность Ника, ни его не слишком завуалированные угрозы, не предназначенные для ушей коллег из Департамента. И деньги, как оказалось, Малика не привлекали – во всяком случае, ни одна названная Клио сумма не смогла его удовлетворить.

Впрочем, как любой журналист (он, правда, предпочитал называть себя летописцем), пусть даже с не самыми этичными приемами и методами, Малик имел право защищать материал, который собирал годами. Клио на его месте сделала бы то же самое.

Потому ей ничего не оставалось, как предложить в обмен на его сведения единственное, что устроило бы их обоих. Ее – в меньшей степени, но все же…

Ник стоял в позе стража или охранника – ноги расставлены, чтобы обрести твердую опору, спина выпрямлена, плечи напряжены. Черное пальто распахнуто, правая пола откинута назад, недвусмысленно обнажая кобуру с револьвером. Клио неохотно отвела взгляд. Чуть расслабившись в присутствии Ника, прислонилась к лишенному стекол-глазниц подоконнику. Отгоняла мысли, что в подобных заброшенных зданиях устраивали пиршества известные своей кровожадностью бааван-ши. Или ночевали те, кому и в Пропасти не нашлось места. По сравнению с последними, ее проблемы – пшик, ерунда. У нее есть крыша над головой, любящая сестра, друзья и очаровательный крылатый фамильяр. И мама, конечно, мама.

О чем же рассказать? Точно не о том, какой Бадб была со своими дочерьми. Как поведала младшей, каково это – видеть мир глазами птицы. Обе они не подозревали тогда, что Клио предстоит узнать это самой. Как учила старшую дочь пользоваться иллюзией и флиртовать, склоняя мужчин на свою сторону. То, что Морриган было всего тринадцать, Бадб совершенно не смущало.

Нет, столь личным Клио не готова делиться, что бы ни стояло на кону.

Малика наверняка интересовало и другое: то, что было у Бадб в голове. Тайны, которые она хранила от других. Клио все равно не стала бы рассказывать, но с горечью понимала: ей известно о матери лишь немногим больше, чем таким, как Малик, что слышали каждую легенду о Бадб Блэр.

Чего она жаждет, кроме власти? Каково самое сильное ее желание? Что Бадб делает, уходя в мир теней по его зову? Как коротает свои вечные ночи?

– Клио? – встревожился Ник, прочитав что-то на ее лице.

Она через силу улыбнулась.

Не понадобилось много времени на раздумья, какую из историй Леди Ворон предпочесть. Бадб Блэр часто выставляли не просто полуночной ведьмой, а ведьмой с жестоким сердцем. Даже если это и правда, Клио знала и другую ее сторону. И только ее была готова открыть чужаку.

– Немногие знали, что в битве при Со'Теру на острове Тир на Ног, которая закончилась победой Ольхового Короля над Пресветлым Королем Лета, он вместе со своими воинами едва не потерпел сокрушительное поражение. Вам знакома эта история, мистер Малик?

– Вы о фэйрийских кланах, о Благом и Неблагом Дворе? – недоверчиво спросил он. – Откуда мне это знать? Фэйри не составляют летописей, по крайней мере, тех, что попали бы в руки людей.

Клио кивнула. Фэйри – невероятно скрытный и загадочный народ. Во всяком случае, те, что обитали на Тир на Ног. Да и живущие в Шотландии и Британских островах не спешили делиться с людьми рассказами о своих кланах. Потому и легенды о фэйри столь противоречивы.

– Как хорошо, что я лично знаю одну очевидицу их противостояния, да? – улыбнулась Клио.

Малик округлил глаза и выхватил из коробочки пластину мемокарда, готовясь запечатлеть ее рассказ.

– Это случилось около ста лет назад. Бадб тогда была еще совсем юной девушкой…

Мама пришла бы в ярость, узнав, что Клио весьма определенно обозначила ее возраст. Как и любая женщина, Леди Ворон предпочитала хранить его в секрете. И хотя по некоторым легендам можно было понять, что ей больше века, Бадб предпочитала не говорить об этом прямо. Однако Малик – лишь один из многих «правдописцев», которые постоянно противоречили друг другу. Оставалось надеяться, Бадб никогда не узнает, что его осведомителем была ее собственная дочь.

– Никто не знает, где родилась Бадб, кто ее отец и где она была до того, как появилась на Тир на Ног. Что она делала на острове и почему потом переместилась в Ирландию. И я почти ничего не знаю о ее юности, – призналась Клио. – На Тир на Ног мама постигала ведьминское искусство. Особое ведьминское искусство. Однажды на границе между землями Благого и Неблагого Двора она встретила Ольхового Короля. Они едва успели обмолвиться парой слов, как засевшие в засаде воины Благого Двора и Пресветлого Короля Лета напали на войско противника. Их оказалось слишком много, и на их стороне были лучники, которые, притаившись среди ветвей, осыпали фэйри Ольхового Короля градом зачарованных стрел. И тогда десятки умирающих – или обреченных на смерть – воинов увидели Бадб. После битвы все они рассказывали одно и то же: из леса вдруг выбежала хрупкая девушка с черными, как вороново крыло, волосами и глазами, черными, как ночь. Подлетела к упавшему на землю мечу. Он, двуручный, был слишком тяжел для нее, но Бадб схватила клинок и резко вскинула руку, будто пытаясь острием пронзить само небо.

Даже Ник заслушался историей, хоть Клио и пересказывала ее, не соблюдая мелодичного ритма и напевного слога бардов. Она просто вспоминала то, что когда-то рассказала ей мама.

– Стоя посреди поля боя с мечом в поднятой руке, Бадб что-то закричала. И тогда и сам король, и его воины почувствовали, будто за спиной у них вырастают крылья. Это она своим кличем изгнала из их сердец страх перед лицом близкой смерти. Она напоила их своей силой, словно водой из колодца, вселила в них отвагу и решимость. И фэйри Ольхового Короля, что были в шаге от могилы, воспрянули духом. После подобное случалось не раз, и некоторые барды называли воодушевленных Леди Ворон воинов берсерками, – поделилась Клио, чуть ослабив нить повествования. – Это не так, но они и впрямь их напоминали. Только не было алой пелены в глазах, лишь умноженная магией Бадб могучая сила. Так воины Ольхового Короля одержали победу над фэйри Благого Двора и их Пресветлым Королем Лета.

– Красивая история, но все, кто увлекается легендами о Леди Ворон, знают о ее способностях поднимать боевой дух солдат, – неодобрительно заметил Малик, будто Клио только что поставила под сомнение наивысшую степень его одержимости Бадб.

– Но я не дошла до другой части истории. Ольхового Короля так восхитила юная ведьма, что он решил взять ее под свое крыло. А она ведь даже не фэйри.

– Возможно, на то и был расчет, – со смешком сказал Ник.

– Возможно, – не стала спорить Клио. В хитрости матери и ее способности просчитывать свои действия на несколько шагов вперед она никогда не сомневалась. – Так или иначе, Бадб стала подопечной Ольхового Короля. Сперва – советницей, а затем и генералом войск. Пресветлая Королева Лета, сменившая убитого короля, видела в ней опасного противника и, конечно, не напрасно. Затесавшийся в ряды воинов Неблагого Двора предатель похитил Бадб и доставил ее к Благому. Однако Пресветлая Королева Лета не захотела убивать ее и лишаться такой силы. Вместо этого она приказала фэйри перекроить сознание Бадб – чтобы та, позабыв о своем прошлом, сражалась на стороне Благого Двора. А до тех пор, пока магия не изменит ее рассудок, было приказано держать ее в темнице.

В горле Клио пересохло – она не привыкла говорить так долго. Да и слушателей в последнее время у нее было немного.

– Но Пресветлой Королеве Лета было невдомек, что Бадб могла блуждать по миру теней. В Юдоли Печали множество теней – бывших живых, позабывших даже дарованное им когда-то имя. Там обитают и духи, сохранившие память о себе и о колдовских дарах, которыми прежде обладали. Не знаю, чем мама их подкупила, она не призналась ни мне, ни Морриган… – Клио поняла, что сбилась с ритма, подсказанного ей историей, вмешав в нее себя, рассказчицу. – Какова бы ни была плата, духи научили Бадб обращаться в ворона. Призвав на помощь полуночную теневую магию, Бадб впервые обратилась, будучи запертой в темнице. В обличье птицы она сумела протиснуться меж прутьев решетки и выклевала глаза стражам, охраняющим темницу. Добралась до берега реки, где кипела новая битва, в решающий для обеих сторон момент. Одним своим присутствием на поле боя Бадб привела войско противника в смятение. Треть умерла от страха – сердца воинов просто перестали биться, треть перестреляла друг друга из собственных луков, а последнюю уничтожили воины Ольхового Короля. Тогда Бадб и дали прозвище, которое позже практически заменило ей имя. Леди Ворон.

Взгляд Малика полнился едва ли не благоговением. Слова на мемокарде проступали со скоростью полета, строчки так и мелькали.

– Ты когда-нибудь спрашивала мать, почему именно эта птица? – тихо спросил Ник. – И почему не животное, как принято среди ведьм?

Клио кивнула. Поколебавшись, ответила чужими словами:

– Воронов всегда можно найти на поле боя рядом с погибшими. Они, так уж вышло, крепко связаны с миром мертвых. Как и Бадб. Она с детства видела мир теней, чего до нее не достигала ни одна юная ведьма. Смерть шла с ней рука об руку с того самого мгновения, как Бадб Блэр сделала в мире живых первый вздох. Ворон – лишь одно из воплощений тени. А тень – материя, неотъемлемая часть мира, где она всегда чувствовала себя по-настоящему живой.

Ник хмурился, пытаясь понять, что все это значит. Не сможет. Только тот, кто видел мир теней и был его частью, понимал заложенный в словах Бадб смысл. Морриган, когда мама говорила все это, явно ее понимала.

А Клио… Она могла лишь повторить.

На мемокарде проступили последние сказанные ею слова. Долг Малику уплачен. Настал его черед.

– Что вы хотите услышать, мисс Блэр?

Казалось, даже произносить ее фамилию для него – ни с чем не сравнимое удовольствие.

Едва заметно поморщившись, Клио отозвалась:

– Любые легенды о маме, в которых фигурировали мужчины. Те, кто были ей по-настоящему близки.

Малик сухо рассмеялся.

– О, Леди Ворон привлекали истинные воины. Смею вас заверить, за десятки лет ее жизни их было немало.

– Поаккуратнее с выражениями, – неприязненно бросил Ник.

Вряд ли он симпатизировал мертвой женщине, которую никогда в жизни в глаза не видел (Бадб не из тех матерей, кто жаждет познакомиться с друзьями дочери). Скорее, защищал чувства Клио, за что она была благодарна.

Но, улыбнувшись, сказала:

– Ничего. Мистер Малик прав.

– Во многих сказаниях упоминается спутник Леди Ворон – тот, кого она называла Сильный Холод и Ветер, Высокий Тростник.

– Богатая у его родителей фантазия, – хмыкнул Ник.

Малик отчего-то насупился.

– Этим именем его наградила сама Бадб.

– Мне нужны все истории, в которых упоминается Холод и Ветер.

– Очаровательно, ты придумала ему сокращение! – рассмеялся Ник.

– Пришлось, – невольно смутилась Клио.

Малик вздыхал и морщил лоб, вынимая из кармана пустые мемокарды. Размышлял, окупила ли Клио их недавним рассказом, соизмерима ли цена? Однако он должен понимать: она поведала ему не только о Бадб, но и о почти неуловимых для людей фэйри.

– О нем мало что известно, но я сдержу обещание. Перенесу на мемокард все, что мне удалось «раскопать» о… м-м-м… Холоде и Ветре.

Малик колдовал над мемокардами, устроившись прямо на полу заброшенного дома. Клио замерла рядом с Ником, вглядываясь в неприглядный пейзаж за безглазым окном.

– Перестань смотреть на меня с жалостью, – вполголоса проговорила она. – Даже если я не смотрю на тебя, голубка все видит.

Ник, покраснев, пробормотал что-то неразборчивое. Выдавил:

– Извини.

– Да ладно, я…

– Нет, я правда должен просить у тебя прощения. Не только за взгляд… Хотя да, Клио, мне жаль, что из всех людей этого чертового мира выбрали тебя. Именно тебя, человека, который меньше всего этого заслуживает, судьба решила испытать. Я верю, ты пройдешь это испытание – в тебе, такой хрупкой и нежной, столько силы! Но я все равно чувствую себя виноватым.

– В чем? – изумилась Клио.

Сердце громко застучало, почти заглушая голос Ника. Но она не сомневалась: засыпая, будет прокручивать его слова в голове снова и снова. Как пластинку, которая никогда не надоест.

– В том, что не знаю, как вести себя, что не могу подобрать нужных слов. Заболей ты простудой, я бы искал по всему Кенгьюбери лучших врачей и целителей, а потом отпаивал бы тебя горячим супом и виски с медом[8]8
  Ирландское народное средство против простуды – виски, в который добавляют мед, дольку лимона, гвоздику, горячую воду и палочку корицы.


[Закрыть].

– Ненавижу виски, – засмеялась она.

Ник укоризненно покачал головой. Его улыбка исчезала, а так хотелось ее удержать…

– Я хотел бы тебе помочь, но как – не знаю.

– Уже помогаешь, – со всей теплотой, которую вмещало сердце, сказала Клио.

Ник замер, глядя ей в лицо, а не на голубку. Этот миг принадлежал только им двоим… и, вероятно, Малику. Кашлянув, он нарушил тишину кратким:

– Все готово.

Уходя, он обронил на прощание: «Надеюсь, мы еще увидимся», – чем вызвал в душе Клио смятение с тревогой пополам. Она стояла, сжимая в руках стопку мемокардов.