Текст книги "Полуночная ведьма. Терновый венец"

Морриган тогда моталась по провинции, выполняя наемничьи заказы, а Бадб, которой Малик был так одержим, блуждала в Юдолях мира теней или исследовала мир живых в обличье ворона, не показываясь дома неделями, а то и месяцами. Клио ведь была достаточно взрослой и не нуждалась в постоянном присмотре. В ее возрасте Морриган и вовсе охотилась за колдунами-отступниками вместе с группой старших наемников.

Был только один человек, к которому Клио могла обратиться. Николас Куинн. Давний друг и агент Департамента.

Ник поговорил с Маликом. Не стесняясь в выражениях, что было совершенно на него не похоже, предупредил: если тот еще раз приблизится к Клио, его ждет арест. Как минимум. После этого преследования прекратились. Однако Клио могла поклясться, что видела Малика буквально полгода назад. Он скрылся в проулке между домами прежде, чем она успела вызвать Ника. Но это означало, что он все еще наблюдал.

– Разумеется, помню, – нахмурился Ник. – Но не понимаю… В Пропасти ты от него защищена. Или ты его видела?

Клио помотала головой, растрепав светлые волосы.

– Нет, конечно. Не думаю, что он… – она проглотила слово «отступник».

Воцарилась неловкая тишина. Клио кашлянула, старательно не глядя на Саманью глазами голубки.

– Мне нужно его найти, – ощутив возрастающее недоумение Ника, она тихо сказала: – Это касается моего отца.

Если все, что Малик взахлеб рассказывал ей во время прошлых столкновений, правда, то у него накопилась целая куча материала, посвященного Бадб Блэр.

Клио озвучила свои мысли.

– Ты действительно хочешь встретиться с ним? – хмуро спросил Ник.

– Нет. Не хочу. Но это необходимо, если я собираюсь отыскать отца. Хотя бы… попытаться.

– Я найду Малика, – заверил Ник.

Задержал взгляд на Клио, явно собираясь добавить что-то еще, но почему-то промолчал. Его лицо медленно исчезло со стены.

Клио опустила амулет. Губы Саманьи изогнулись в загадочной улыбке.

– Он переживал, когда ты умерла. Жалеет, что допустил это.

– Как ты… С чего ты взяла?

Жрица вуду пожала плечами.

– Просто вижу.

Клио задумчиво погладила амулет кончиками пальцев. Что ж, им обоим было о чем жалеть. К счастью, у них есть время, чтобы наверстать упущенные мгновения.

Глава 11
Темные тайны безупречных леди

Грядущая встреча обещала быть недолгой. Высокие Дома Даффи и О'Флаэрти союзничали уже на протяжении нескольких лет. Однажды молодой (и, вероятно, еще не столь амбициозный) Доминик решил, что ему рано бороться за право называться королем, и подарил голос ныне покойной Делме Даффи. Сейчас, когда их роли поменялись и уже Дом Даффи значился в списке отказников, настала очередь отплатить Дому О'Флаэрти той же монетой.

Дружбой подобные взаимоотношения между Высокими Домами, конечно, не назвать, скорее – взаимовыгодный союз и взаимовыручка. И все же Морриган решила наведаться к леди Даффи, желая удостовериться, что своего решения они не поменяли.

Дом Даффи примечателен тем, что глав у него целых шесть, и все – родные сестры, дочери погибшей Делмы. И хотя на собраниях регентского совета присутствовала обычно старшая, Шевонн, они утверждали, что обладают равноценной властью и все решения принимают сообща.

Просматривая мемокарды, Морриган мрачно раздумывала о том, что в ближайшие полчаса ей не избежать путаницы в именах многочисленных леди Высокого Дома.

Пышущая здоровьем домоправительница впустила ее в просторный холл. Чувствовалось, что нога мужчины здесь не ступала. Все сестры были незамужними. Обилие статуэток, ваз с цветами и картин и приятные глазу пастельные тона в сознании Морриган совсем не вязались с Пропастью.

Вскоре в холле собрались все шесть сестер – высоких, стройных, светловолосых. Они будто сошли со старинных картин. Хрупкие силуэты под тончайшими шифоновыми платьями, что струились до самого пола. Нежные цвета облегающих фигуру тканей – перламутр, персик и пыльная роза.

Морриган скользнула взглядом по лицам леди Даффи и, мысленно вздохнув, повторила все имена по старшинству: «Шевонн, Шерк, Шеин, Шинейд, Шени и Шерлет». Смахивало на не слишком удачную скороговорку. Неизвестно, чем руководствовалась Делма – то ли любовью к определенным буквам и, в особенности, к букве «ш», то ли желанием изрядно помучить и самих дочерей, и их знакомых… Но если к схожести имен присовокупить еще и внешнюю схожесть, не запутаться, кто есть кто, непросто.

А придется: не стоило одним визитом портить сложившиеся годами отношения между Домами.

Легче всего отличить Шерлет и Шевонн. Старшая была львицей с решительным взглядом и резкими движениями, младшая – кротким зверьком. Даже взгляд ее распахнутых глаз был каким-то загнанным и очень усталым. Если бы не юные черты, Морриган дала бы Шерлет куда больше семнадцати. Как может человек в ее возрасте так устать от жизни? Хотя если вспомнить вольных, к когорте которых принадлежала Морриган…

К своим семнадцати годам она повидала и кровь, и жестокость, и самые жуткие проявления полуночной магии, и саму смерть. Но Шерлет-то жила под крылом сестер, с любящей (во всяком случае, так утверждали) матерью, в красивом и богатом доме…

Черты лица Шерк были мелкими, как у симпатичной крыски, да и сама она постоянно суетилась, явно не зная, куда девать руки. Подносила к губам чашку поданного служанкой чая, но ничего не пила и ставила на стол, расплескивая. Шеин, ее полная противоположность, преисполнена горделивого достоинства. Она не была, но казалась старшей. Шинейд и Шени – двойняшки. Держались рядышком, перешептывались друг с другом. Составляющий мемокарды архивариус назвал их «смешливыми и озорными», но особого веселья в их лицах Морриган сейчас не наблюдала.

Впрочем, как и у всех остальных.

– Перейдем сразу к делу, вы не против? – спросила Шевонн.

Ей всего двадцать три, и уже глава (хоть и не единственная) одного из богатейших Домов Пропасти. Отсюда и деловой тон, и образ «первой леди» – аккуратно уложенные волосы, более броский, по сравнению с сестрами, макияж, туфли на высоком каблуке. И явное желание казаться старше своих лет.

Но не Морриган, которая, торопясь повзрослеть, покинула дом в четырнадцать, ее винить.

– Нет, конечно.

– Скажу честно, предложения от других Домов мы толком не рассматривали. Многолетний крепкий союз гораздо разумнее мимолетной выгоды.

– Соглашусь, – одобрительно кивнула Морриган, аккуратно – в отличие от Шерк – ставя кружку на блюдце.

– У нас лишь несколько… даже не требований, скорее, просьб к мистеру О'Флаэрти, – Шевонн извиняюще улыбнулась.

– Да, конечно. Доминик готов оказать Дому Даффи любую посильную помощь.

Ответная улыбка Морриган была всецело понимающей, но искренней лишь наполовину. Все-таки союз, со всех сторон ограниченный условиями (распространенная в Пропасти схема), ее, жительницу Верхнего города, порой сбивал с толку. То же самое, что стать закадычными друзьями, перед этим выкатив друг другу целый список требований. Хотя много ли Морриган знала о дружбе?

У нее был лишь один друг. Ее сестра.

За новой порцией горячего чая они принялись обсуждать условия, по которым Дом Даффи соглашался отдать свой голос Дому О'Флаэрти. Морриган следовала заготовленной с Домиником схеме, а потому слова из ее рта лились плавным потоком. И вместе с тем на подкорке сознания маячило что-то, ее беспокоящее. Как крохотная, но безумно раздражающая заноза. Трешь место, где она впилась в плоть, трешь, не в силах ее вынуть, пока не распухает вся ладонь.

Не переставая говорить и внимательно слушать, Морриган сфокусировалась на попытке определить источник раздражения. Нет, это определенно не чары. Нечто, окружающее ее. Улыбаясь выверенной дипломатической улыбкой, заготовленной для подобных случаев, она ненавязчиво огляделась по сторонам.

Шерлет, младшая из сестер. Она – источник. Девушка просто не отрывала от Морриган настороженного взгляда. Перехватив ее собственный, испуганно вжала голову в плечи. И сразу же выпрямилась, исправляя оплошность.

В течение всей беседы гостьи с сестрами, каждая из которых торопилась вставить свои ремарки насчет союза с Домом О'Флаэрти, Шерлет старательно делала вид, что ничего эдакого не происходило. Но Морриган теперь знала: это не так. Младшая Даффи опасалась смотреть ей в глаза, уставившись в одну точку на противоположной стене, будто никогда в жизни не видела ничего интереснее.

Заметив это, одна из двойняшек пихнула ее локтем. Шерлет изобразила на лице что-то вроде вялого интереса. Губы дрогнули на мгновение, но так и не смогли улыбнуться.

Отрешенность сестры не укрылась и от Шевонн. Она раздраженно поморщилась, глаза вспыхнули гневом, впрочем, тотчас старательно потушенным. Чем дольше Морриган находилась здесь, тем любопытнее становилось. В этом царстве пастели и душистых цветов нашлось место и шкафам со скелетами. Но что же леди Даффи скрывали?

Впрочем, ей-то какое дело? Все, что ей нужно, – заручиться их поддержкой. Однако заполучить гарантию голоса Дома Даффи сразу не вышло: сестры затребовали парочку изменений предыдущей договоренности. Времена, дескать, изменились. Спорить с последним утверждением сложно, и Морриган заверила, что передаст все их требования Доминику.

На том они и расстались.

Покидая гостеприимный дом, Морриган на мгновение обернулась. И не прогадала. Во взгляде Шерлет читалась непрошеная мольба, тающая, словно снег по весне, надежда. Она словно боялась, что Морриган уйдет, и… И что? Не узнает чего-то? Не поможет? Но затем мольбу поглотила усталость. Та, что рождается в человеке, чья жизнь катится под откос, когда он понимает, что изменить судьбу уже не в его силах.

Дверь закрылась, отрезая Морриган от сестер и оставляя ее в глубокой задумчивости. Здесь определенно было что-то не так, но ей просто не за что было зацепиться. Да и стоило ли? В конце концов, это и впрямь не ее проблема.

Вернувшись в особняк, она замерла перед кабинетом Доминика, где он пропадал большую часть времени.

В голове крутилась мысль, которая никак не давала покоя. Титул лорда Дома зачастую (но не всегда) получали по праву наследования, а значит, все, что для этого нужно, – дождаться гибели действующего главы. Однако, чтобы удержать титул, защитив свой Дом в непрекращающейся борьбе за власть с другими соперниками – за право иметь Высокий Дом, привлекать на свою сторону лучших адгерентов и входить в Высокое Собрание, нужно обладать не только влиянием, хитростью, дипломатией и прочими необходимыми для достойной конкуренции качествами, но и магической силой. Морриган нервировало, что она никак не могла понять, к какому колдовскому клану принадлежит Доминик. Никто из его адгерентов не знал… или же предпочитал молчать.

Соседняя с кабинетом дверь вела или в спальню, или в своеобразную ритуальную комнату, которая имелась в домах многих колдунов. Морриган осторожно просмотрела ее отражение в мире теней. Так и есть, заперта. Причем печать на ней оказалась хитрой, с ловушкой – стоит допустить малейшую ошибку в плетении, и колдовской замок изменится, сигнализируя хозяину дома, что кто-то пытался его взломать.

«Какие тайны ты прячешь, Доминик?» И почему в Пропасти так популярны секреты?

Морриган постучалась в дверь кабинета.

– Это я. Насчет Даффи.

– Входи, – раздалось спустя несколько мгновений. Едва завидев ее, Доминик осведомился: – Как прошла встреча?

Морриган хотелось поскорее стянуть с себя белый кожаный костюм и погрузиться в ароматизированную ванну. Однако она решила задержаться.

Пересказав недавний разговор, заметила:

– В архивах не указана специализация сестер Даффи.

– Потому что архивариусам она неизвестна. Здесь такое не редкость: далеко не все колдуны Пропасти торопятся заявить окружающим о том, чем они занимаются. Особенно когда дело касается глав Домов. Предупрежден – значит, вооружен, а многие лорды и леди предпочитают оставлять врагов безоружными. Конечно, чаще всего информация так или иначе просачивается – у местных отступников достаточно чар и магических средств, но Дому Даффи удалось сохранить свои секреты. Честно говоря, я даже не знаю, кем была Делма. Так повелось, что с Домом Даффи мы сохраняем обоюдное право не сообщать о своей специализации. Мы уважаем право друг друга на личную тайну.

Последняя фраза показалась Морриган эдаким укором за недавние расспросы о колдовской сущности Доминика. Знал бы он, что буквально несколько минут назад она всерьез рассматривала идею проникнуть в запертую им комнату.

И, надо сказать, после слов Доминика ее решимость только окрепла. Лорд явно не собирался открывать ей свою тайну. Значит, придется сделать это самой.

Чем сильнее ее любопытство, тем тверже намерение его удовлетворить.

– А муж Делмы, Аарон, был обычным человеком. Он не колдун-отступник, а обычный преступник, которого агенты полиции преследовали за крупную кражу пару десятков лет назад. Такие люди попадаются тоже, правда, куда реже – обычно в Пропасть сбегают от Трибунала, а не от Департамента.

Не дожидаясь встречных вопросов, Доминик сменил тему. Он согласился на все изменения условий союза с Домом Даффи. Денег сестры не требовали, хватало своих, так что речь шла исключительно об услугах – колдовских и не только. Не только потому, что в деле фигурировал и Дэмьен. В Пропасти берсерк действительно был нарасхват, отчего раньше мог не появляться в особняке целыми днями. Леди Даффи просили право исполнить их просьбы, если таковые возникнут, вне очереди. Разумеется, безвозмездно. Доминик не возражал.

К тому времени, когда они обсудили все вопросы, на Пропасть опустился вечер – если, конечно, так можно сказать о подземном городе, в котором даже не было настоящего дня. Искусственные солнца выключили, наверху зажглась искусственная же – но весьма искусная – луна. Морриган снова наведалась к сестрам, чтобы заручиться их поддержкой и положить в копилку Дома О'Флаэрти очередной гарантированный голос.

Прежде чем подняться к себе, заглянула в еще одну, на этот раз незапертую и пустую, спальню. Прямо-таки солдатский порядок: ни единой вещицы на столе и комоде, всюду – ни пылинки и вдобавок безупречно застеленная кровать. На полках – книги и трактаты, большая часть написана рунами или на незнакомом ей языке.

Морриган на мгновение почувствовала себя не в своей тарелке.

– Я просто не люблю нерешенные загадки, – вслух проговорила она.

Поморщилась оттого, как громко и фальшиво это прозвучало. Однако загадок и впрямь развелось слишком много. Морриган чувствовала, что перестает контролировать собственную жизнь – ведь как ни прискорбно признавать, ее жизнь, так или иначе, зависит от людей, которые ее окружают.

Ее настроение уж точно зависит.

Морриган помедлила лишь мгновение, прежде чем решилась отпереть комод. Ворох документов, спектрографий и мемокардов – ничего, впрочем, необычного. Но в самом низу ящика обнаружилась спектрография, заключенная в резную деревянную рамку – простую, но элегантную. Снимок запечатлел босую девушку в легком белом платье, стоящую на берегу реки. Миловидное личико, очень белая кожа и золотистые, ослепительно сияющие в солнечном свете волосы… С виду – ровесница Клио.

Морриган, нахмурившись, сжимала спектрографию в пальцах. Она так пристально – ревностно – изучала ее, что разглядела деталь, которую с первого взгляда невозможно заметить: на левой ноге у незнакомки было шесть пальчиков.

Почему снимок, столь дорогой сердцу, что удостоился отдельной рамки, убрали в ящик, да еще в самый низ? Дэмьен не хотел, чтобы снимок кто-то увидел? Или некто, дорогой сердцу, перестал быть таковым?

Ничего интересного Морриган больше не нашла. Но и увиденного вполне хватило.

Она приняла долгожданную ванну, благоухая, легла в чистую постель. Едва отогнала мысли о девушке на снимке в комнате Дэмьена, на смену пришли мысли о Шерлет. Те оказались куда упрямее – настойчиво царапали сознание, прогоняя дрему. Морриган видела в ней девушку, которой неуютно – если не сказать, невыносимо – находиться в собственном доме. А эти взгляды, которые бросали на Шерлет сестры, когда она замкнулась в себе? Неодобрительные, недовольные и будто… предупреждающие.

«Ты – параноик», – сказала Морриган самой себе. И сразу же возразила: «Нет, я ведьма с обостренной колдовской интуицией». Людям вроде Ника для подтверждения некоей неправильности происходящего требовался След из тэны. Она же основывалась на внутренних ощущениях, которые почти никогда ее не обманывали. А вот доказать их правоту было гораздо сложней.

Исключительно для очистки совести (и для гарантии крепкого сна) Морриган призвала на помощь призрачных слухачей Аситу, но изменила схему их действий. Велела морфо рассыпаться по площади вокруг дома сестер Даффи, впиться в стены (если такое возможно, и на поверхность не наложены защитные печати-молнии) и… слушать.

Разговоров будет очень много – помимо шести сестер, в особняке живут боевые колдуны и прислуга. Но возможно, ей удастся выудить из этого гвалта хоть что-то существенное.

И понять, какие скелеты прячут безупречные леди в своих шкафах.

Глава 12
Последний танец дьяволицы

В комнате было тихо. Противоестественно тихо.

Уна попыталась подняться, но со стоном рухнула обратно на пол. Еще и умудрилась приложиться головой, заставив пятна плясать перед глазами. Не цветные – черные.

Тело болело невыносимо. Все, что Уна смогла сделать, – это, собрав волю в кулак, подняться и дотащиться до кровати. И, упав лицом в подушку, забыться тяжелым сном.

…Уна снова была в «Дьяволицах». Снова танцевала у шеста. Но теперь вместо скучающих завсегдатаев клуба она видела змеиноголовых людей. И каждый ее палец превратился в клинок из стали.

Она приближалась к змееголовым, а они – к ней. Кто из них добыча, а кто – жертва?

…Теперь уже Уна сидела за столиком в «Дьяволицах». Дойл кричал на нее, чтобы шла на сцену. Но она не могла заставить себя сделать даже шаг, потому что по шесту ползала змея. Под ногами Уны расплывались зеленые лужицы. Она уставилась на собственные руки. Теперь понятно, откуда вокруг столько яда – он тек прямо из ее позеленевших вен.

…Уну окружили змеи. Они смотрели на нее своими странными глазами и шипели: «Тс-с-с-с», – будто просили ее помолчать. Говорить она все равно не смогла бы – как это сделаешь, если язык раздвоен?

Она со вскриком проснулась, вынырнула на поверхность из глубин кошмара, им же и захлебываясь. Выкашляла остатки дремотного страха, но на смену ему пришла боль. Все тело ныло, кожа чесалась. Во сне Уна расчесала руку до крови – как раз возле запястья, куда вонзились змеиные зубы.

Воспоминания хлынули единым потоком – вип-комната, незнакомец… и шевелящийся в его животе змеиный клубок. Уну передернуло от смеси ужаса и брезгливости. Она никогда не видела ничего подобного, никогда не слышала о таком. А ведь она живет ни много ни мало в Кенгьюбери, столице графства Колуэр.

Как любая столица, город привлекает самых сильных колдунов, желающих найти применение своим талантам… и самых извращенных полуночников.

Но змеи, вырастающие из живота человека… Это уже чересчур.

Если бы не укус, Уна и вовсе решила бы, что ей все привиделось. Говорят, у тех, кто слишком часто употребляет фэйскую пыльцу, в крови сохраняется ее магическое воздействие. И порой проявляется в не самый подходящий момент.

Лежащий на тумбочке амулет зова засиял. Будь проклят этот Дойл! Уна задрожала, вспомнив пережитое. Был ли Дойл заодно с незнакомцем? Знал ли, что в вип-комнате ее ждала смерть? В одном она не сомневалась – задавать подобные вопросы не стоит, если жизнь тебе все еще дорога. И как ни абсурдно для той, чьи ноги изрезаны осколками оконного стекла, а руки исполосованы собственными ногтями, ей придется сегодня ночью выйти на работу.

Так было всегда. Очнувшись с дурной после пыльцы головой, просыпаясь с синяками от побоев грабителей, настигших ее в темной подворотне, наспех залечивая лодыжку, подвернутую во время побега от обезумевшей от жажды крови бааван-ши, Уна принимала холодный душ, замазывала синяки макияжем… и шла танцевать. Не потому, что была так предана делу, а потому, что иначе не могла. Кто заплатит за аренду убогой хибары, купит еду и, главное, достанет для нее пыльцу?

Уна со стоном дотянулась до медальона. Дойл так просто не отстанет. Увидев на обшарпанной стене проекцию его красного лица с выпученными от злости глазами, она еле удержалась, чтобы не скривиться.

– Где тебя бесы носят? – проревел Дойл свое обычное приветствие.

Бесы легко заменялись на чертей, а те – на более привычных слуху демонов, но общая канва вопроса оставалась неизменной.

– Клиент… вчера… – Уна все-таки не удержалась. Не знала еще, что именно будет говорить, но обвинительные слова были готовы сорваться с губ.

Кипящий гнев в голосе Дойла сменился арктическим холодом.

– Да, он сказал, что ты сбежала. Ты должна мне за разбитое окно, – дальнейшие препирательства заглушила новая фраза: – И это было не вчера, меньше пыльцой закидываться надо.

Уна тупо уставилась на Дойла.

– Не вчера?

– Не знаю, чем ты там занимаешься, но тебя нет уже неделю. И если не будет сегодня, пеняй на себя.

«Чертовы бесовские демоны!» Несмотря на отнюдь не лучшее воспитание, в ругательствах Уна была не сильна.

– Даю тебе час, – отчеканил Дойл и разорвал связь.

На помощь пришло проверенное средство – холодный душ. Но сколько бы Уна ни выкручивала кран, вода не становилась холодней.

Она смыла кровь, обнаружив на коленях и ступнях (чистотой улицы Ям никогда не отличались) десятки царапин от осколков. Да и руки выглядели не ахти. С таким видком Дойл на сцену ее не пустит, вот только вряд ли это можно считать освобождением. Пришлось прибегнуть к филактерию с запечатанными внутри чарами иллюзии второй ступени. Обидно, их у нее осталось совсем немного, но ничего не поделаешь.

Остается надеяться, что затраты на чары окупятся чаевыми.

Уна привела себя в порядок, зарастив царапины и убрав кровоподтеки, пускай только на время. Торопливо собравшись, отправилась в клуб. И лишь по пути запоздало пришел страх: что если змеиный подонок ожидает ее в «Дьяволицах»? Она помотала головой: нет, зачем? Отомстить за то, что не удалось закончить начатое? Глупо.

В вестибюле клуба Дойла, слава Дану, не было. Тихой мышкой Уна проскользнула в гримерку. Дьяволицы скользили по ней равнодушными взглядами, пока она переодевалась.

– О, приперлась, – бросила бритоголовая Слоан, переступив порог гримерки.

Одна из немногих, с кем Уна, так сказать, поддерживала связь.

На сцену Слоан выходила без парика. Судя по чаевым, посетителям «Дьяволиц» нравилась ее экзотическая внешность.

– Я думала, Дойл меня уволит.

– Ну да, конечно. Что ему, двоих за неделю терять?

– Двоих? – чувствуя неладное, переспросила Уна.

– Бидди умерла.

Уна споткнулась на ровном месте. Застыла посреди комнаты.

– Как?

– Дней пять назад нашли в четвертом випе. Отравили, – сухо ответила Слоан. В глазах – ни намека на печаль.

Уна обессилено привалилась к стене. Значит, незнакомец все же накормил своих змей.

– Чего встала? – взревел ворвавшийся в гримерку Дойл. – Живо на сцену, пока не получила.

Будто в подтверждение своих слов – нужно ведь лишний раз подчеркнуть, что угроза вполне реальна – взял Уну за затылок и подтолкнул вперед. Не удержав равновесие на гигантской платформе, она чуть не впечаталась лицом в стену. Слоан бросилась на подмогу, поддержала за локоть, не дав подвернуть щиколотку и упасть. Ее темные глаза неотрывно смотрели на Дойла.

«Когда-нибудь Слоан его убьет. Когда-нибудь мы перестанем бояться и нападем. Все вместе».

Уна так живо представила себе эту картину… Толпа девушек сбивает Дойла с ног и бьет его всем, что только под руку подвернется. Предсмертная гримаса боли на жирном лице, возникшая в ее воображении, придала сил. Выпрямившись, Уна благодарно кивнула Слоан и пошла танцевать.

Что-то изменилось.

Уна поняла это, когда руки крепко обхватили шест, а мышцы играючи подняли тело в воздух. Когда развела ноги в шпагате, как не умела никогда – не хватало гибкости и растяжки. Когда скользнула по шесту вниз, переплелась с ним, как вьюнок – с решеткой сада. Когда услышала в тишине зала – в нем никогда не было тишины – чей-то восхищенный вздох. Когда тишина взорвалась изнутри свистом и бешеными аплодисментами.

Танец закончился. Уна второй раз за день застыла на месте, на этот раз охваченная не ужасом, а недоумением, непониманием, недоверием.

Она не привыкла к чужому восхищению. Не привыкла к тому, что мужчины, прежде лениво сидящие за липкими столиками, подбираются поближе к сцене. Что в «Дьяволицах», будто в элитном клубе, на сцену летят купюры под призывы продолжать. И все это – из-за нее. Бесцветной, погрязшей в колдовских иллюзиях Уны.

Она неуклюже собрала купюры и покинула сцену. Стоящая за ней Слоан цепко схватила Уну за руку и прошипела на ухо:

– Какие бы чары ни заставили тебя двигаться, как дьявольская кошка, ты должна рассказать мне, что это. Черт, я душу за них готова продать!

А ведь сказанное Слоан – не совсем фигура речи. Бритоголовая татуированная красотка давно рвалась в «Дурман». И ради своей цели была готова на что угодно.

Слоан как-то призналась, что пару лет назад пыталась стать веретницей – ведьмой, заключившей сделку с фоморами, порождениями мира теней. Она хотела предложить свое тело демону. Обычная плата за их услуги (а в ее случае, за танцевальные способности, артистизм, грацию и красоту) – это колдовская сила веретницы. Однако резерв Слоан оказался пуст. Потому она предложила демону паразитировать в ее теле, то есть вместо колдовской поглощать жизненную силу.

«Долго жить, Уна, я не собираюсь. И становиться уродливой старухой – тоже, – говорила она тогда. – Лучше я проживу лет сорок, зато как!»

А в глазах – мечты о той самой красивой жизни, которая уже казалась Уне лишь сказочным мифом.

То ли Слоан подвело заклятье, то ли ей попался пакостный демон, то ли ее воля была слишком слаба, чтобы выдержать вмешательство чужой темной сущности, но план не сработал. Четыре дня ее рвало чем-то черным – плоть будто сгнивала изнутри. Разумеется, ни красоты, ни грации она не получила. Последние деньги пришлось отдать на помощь третьесортной экзорцистки – как оказалось, даже добряки-друиды из Церкви Дану не помогали тем, в кого, по их собственному желанию, вселился демон. Будто боялись замарать свои белые руки нечистым. Экзорцистки же могли помочь исключительно тем, в чьем теле демон не прижился.

Уна замотала головой.

– Я… Я не знаю, правда.

– Ты принимала что-нибудь? – жадно спросила Слоан, вглядываясь в ее лицо. – Какие-нибудь чары?

Уна стояла, прижимая купюры к груди, будто пойманная с поличным воровка.

– Да, обычные, иллюзорные.

– Может, брак? – темные глаза блеснули почти вожделением. – Где брала? Какой-то особый поставщик?

– Нет, я…

От дальнейших расспросов Уну спас появившийся за сценой Дойл. Слоан юркнула обратно в гримерную.

– Моя ты звездочка, – пропел Дойл, разводя руки в стороны, словно желая заключить Уну в объятия.

Взгляд скользил по купюрам. Разумеется, часть придется отдать ему, но все равно останется раза в три больше, чем обычно зарабатывала Уна. Похожие подсчеты сейчас велись и в неряшливой голове Дойла. Никогда прежде она не видела на его лице нечто, настолько напоминающее улыбку.

Остаток ночи прошел, как в тумане. Пребывая в каком-то неверии, из-за чего все происходящее будто тонуло в белесой дымке, Уна выходила на сцену еще дважды.

И все повторилось – деньги, овации, обожание.

Она боялась, что все это – лишь последствие бракованных чар, как и предполагала Слоан, и все это – не навсегда. Но ближе к утру, спустя несколько часов после применения, чары рассеялись и царапины на коленях и руках обнажились. Тогда-то Уна и увидела змеиный укус, заставивший ее нахмуриться.

– Уна, солнышко, возьми, ты сегодня нужна мне идеальной.

Дойл протягивал ей филактерий с чарами иллюзии второй ступени. Судя по коробочке, явно дешевыми и недолговечными. Нетипичное для него проявление щедрости.

Сегодня все было… нетипично.

Уна танцевала так, словно родилась с музыкой внутри, словно в ее теле костей и вовсе не существовало. Извивалась гибкая, как змея, под восторженные и вожделеющие взгляды. Впервые за свои восемнадцать лет она чувствовала себя на вершине мира.

Если за такой подарок требовалось расплатиться ужасом, который Уна пережила в ту самую ночь, и змеиным ядом в крови – это, черт возьми, того стоило.

На рассвете Слоан, наблюдая, как Уна собирается домой, кусала губы от зависти с обидой пополам – ведь неведомый дар достался не ей. Обе они понимали: в «Дьяволицы» Уна не вернется.

Она собиралась покорять «Дурман».