Текст книги "Сиротка. Дыхание ветра"

– Она уходила с Луи в уборную.

Сердце Эрмин готово было выскочить из груди. Она взбежала по ступенькам, чуть не падая в обморок от волнения. В детской находились только Мари и Лоранс, они играли со своими тряпичными куклами. Молодая женщина огляделась, но ее любимой индианки нигде видно не было. Мукки выглядел растерянным. Он бросился к шкафу и начал открывать все дверцы.

– Киона уже ушла? – спросил он у сестер.

– Ну вот что! Хватит! – сухо произнесла Эрмин. – Глупая игра – врать и сочинять такие небылицы. Киона не могла прийти сюда одна и в дом попасть не могла. Мукки, ты хочешь, чтобы тебя наказали?

Ее мучило странное предчувствие, и она никак не могла совладать с собой.

– Но, мамочка, я говорю правду! Я вообще никогда не вру! Лоранс и Мари тоже видели Киону.

– Да! – подтвердила Мари. – Киона хотела с нами поиграть, она так сказала.

– Правда, мамочка, дорогая! – добавила Лоранс, самая спокойная из всей троицы. – Но потом она исчезла.

Молодая женщина услышала, как ее мать разговаривает с Мадлен на лестничной площадке. Времени почти не было, и она начала лихорадочно думать. А может быть, ее дети, как и она, стали жертвами галлюцинации? Ведь в тот вечер Киона тоже пришла к ней, чтобы утешить. Очень тихо, но требовательно Эрмин спросила:

– Кто-то из вас плакал или был грустным? Прошу вас, расскажите мне, что произошло на самом деле. Быстрее, а то бабушка может войти. Не хочу, чтобы она знала про ваши проделки, ей это не понравится.

Мукки покачал головой и насупился. Мари и Лоранс переглядывались, явно не решаясь что-то сказать. Эрмин заметила, что мальчик угрожающе посматривает на сестер.

– Предупреждаю вас, – сказала она тихо, – если вы скрываете от меня что-то плохое, я напишу об этом папе и он расстроится, потому что просил вас хорошо себя вести и слушаться, пока его нет.

Тогда Лоранс встала из плетеного креслица, в котором сидела. Прелестная девочка в бархатном ярко-голубом платье, со светло-каштановыми локонами, разметавшимися по плечам, направилась к кровати брата и откинула покрывало. Эрмин подавила испуганный крик. На белом шерстяном одеяле лежал черный револьвер.

– Боже мой, откуда это оружие? – в панике спросила она.

– Мукки взял его в бабушкином шкафу! – сообщила Лоранс. – Он хотел поиграть в полицейских…

Молодая женщина очень осторожно забрала револьвер, не зная, заряжен ли он.

Теперь задним числом она испытывала такой страх, такую ярость, что схватила сына за ухо и встряхнула.

– Мукки, ты что, сошел с ума? Ты что, не знаешь, что это не игрушка? Ты мог убить или ранить кого-то из девочек! Здесь плохо за вами следят.

Она не могла сдержаться и перешла на крик. Вошла Лора, держа за руку Луи, за ними Мадлен.

– Эрмин, зачем ты поднялась сюда? – удивилась она. – Тебе нужно отдыхать, а ты устраиваешь шум! Что происходит? Господи помилуй, это же мой револьвер!

Побледнев от волнения, Лора с ужасом осматривала комнату, словно здесь спряталась целая банда, готовая напасть на них.

– Мама, Мукки украл это у тебя в спальне! Я услышала, как одна из девочек закричала и быстро прибежала посмотреть, что случилось, – солгала она. – А тебя, Мадлен, я поздравляю! Мы чудом избежали трагедии. Господи, если бы мой сын убил свою сестру или Луи, как бы я могла простить тебе это?

Кормилица в ужасе перекрестилась. Никогда в жизни Эрмин не говорила с ней так резко. Лора тоже вышла из себя.

– Будь осторожна, моя дорогая, – посоветовала она, – револьвер заряжен. Я не смогла бы спать этой ночью, если бы не было оружия под рукой. А ты, Мукки, заслужил серьезное наказание.

Лора прижимала к себе Луи. Мадлен на цыпочках подошла к близнецам. Мари тихо плакала, а Лоранс пока сдерживалась.

– Здесь не один Мукки виноват, – отрезала Эрмин. – Нужно быть совершенно безрассудным, чтобы оставить в доме, полном детей, заряженное оружие. Случайно или чудом ничего страшного не произошло.

Она остановилась в полном смятении. Слово «чудо» прозвучало очень кстати.

«Почему дети увидели Киону, а главное, когда они ее увидели? – спрашивала она себя. – А что, если она показалась в момент опасности, чтобы заставить Мукки положить револьвер на одеяло? Нет, я схожу с ума. Это невозможно!»

Лора осторожно забрала оружие из ее рук. Точными движениями она вынула из него пули, сложив их горкой на ладони.

– Я кладу все сюда, – пояснила она. – Дети, я запрещаю вам прикасаться к револьверу. Тот из вас, кто войдет в мою спальню, не получит подарка под елку. Вы уже большие и не верите в Санта-Клауса, вы прекрасно знаете, откуда берутся игрушки, которые вы у него просите. Ты понял, Мукки?

– Да, бабушка! Я не знал, честное слово, что он настоящий!

Мадлен шепотом молилась. Она наверняка обвиняла себя, каясь перед высшим исповедником, этим Богом бледнолицых, которому горячо поклонялась.

– Я хочу остаться наедине с детьми, – сказала Эрмин. – Полдник подан. Мама, уведи Луи, и ты, Мадлен, тоже спускайся в гостиную.

Все беспрекословно подчинились. Как только дверь закрылась, молодая женщина обняла сына.

– Я очень сержусь, Мукки, но все равно ты хороший мальчик. Надеюсь, ты больше не будешь брать чужие вещи, особенно если не знаешь, для чего они. В этом револьвере были пули, а они могут ранить и даже убить того, в кого попадут. Ведь папа часто брал тебя на охоту. Ты должен был сравнить револьвер с папиным ружьем и понять, что это опасно. Звери или птицы, которых вы приносите с охоты, истекают кровью, не двигаются, они мертвые. Мари или Лоранс могли бы тоже стать такими!

Мальчуган зарыдал от ужаса и стыда. Он бросился на шею матери, обнял ее.

– Извини меня, мамочка, прошу тебя! Я соврал, я знал, что он настоящий. Но я хотел защищать тебя, потому что на тебя напали вчера и чуть не убили Шинука! Дедушка и месье Маруа говорили об этом днем на крыльце. Я играл в шарики в коридоре и все слышал.

Эрмин прижала Мукки к сердцу. Она провела этот день в одиночестве – не общаясь ни с детьми, ни с родителями, но, по-видимому, в поселке все немногочисленные соседи активно обсуждали новости.

– Мукки, мальчик мой, я на тебя не сержусь, – проговорила она мягко. – Но можешь ты мне сказать, когда именно ты увидел Киону? На этот раз, прошу тебя, не лги! Для меня это очень важно.

– Когда притворялся, что стреляю, мамочка! – ответил он. – Я целился в шкаф, а потом Лоранс начала хохотать. Киона стояла возле меня, там, у окна. Я быстро спрятал револьвер. Я так обрадовался, когда увидел ее. Мне расхотелось целиться…

Рассказ сына глубоко потряс молодую женщину, и она погрузилась в раздумья. У нее пересохло во рту, пульсировало в висках, и она не стала задавать вопросы близнецам.

«Боже мой, – подумала она, – если бы я услышала выстрел из гостиной, если бы одна из моих девочек была бы ранена или погибла, вся моя жизнь была бы разбита. Тошан отрекся бы от меня, попросту возненавидел бы. Нет никаких сомнений – Киона почувствовала опасность и появилась в детской. Но каким чудом? Тала утверждает, что индейские шаманы могут являться тем, кто молит их о помощи… Значит, эта девочка уже наделена сверхъестественным даром? Но Мукки не звал Киону, девочки тем более. Они, должно быть, очень удивились, сначала увидев, как она возникла, а потом – как исчезла».

Ее поразила одна подробность. Казалось, дети не были удивлены тем, что девочка как бы улетучилась.

– Мари, Лоранс, – осторожно спросила она, – а где сейчас Киона? Вы видели, как она уходила, как вышла из детской?

– Да, – ответила Лоранс, – она пошла за Мукки, когда он побежал предупредить тебя. Через эту дверь.

– Ну хорошо, об этом мы поговорим позже, – вздохнула Эрмин в еще большей растерянности. – Пойдемте-ка, а то оладьи остынут. И ни слова дедушке и бабушке. Я сама расскажу им про Киону после полдника.

Вся семья собралась за столом, накрытым возле елки. Но, узнав о случившемся, Жослин нахмурился. Он пронзил испепеляющим взглядом несчастного Мукки.

– А вот и Шарлотта! – объявила Лора. – Если тебе не терпится поговорить с ней, идите в кухню. Я просила ее принести кленовый сироп. Мирей снова забыла его подать. Я займусь детьми, они как будто не настроены шалить.

Эрмин поняла намек и широкой улыбкой поблагодарила мать. По крайней мере, Лора прилагала усилия. Она, видимо, догадывалась, что Эрмин хочется поскорее узнать новости о Тале и Кионе. Впрочем, Шарлотта тоже поджидала подругу.

– Ну ты и копуша! – начала с порога упрекать ее Эрмин. – Уезжаешь ни свет ни заря, а заставляешь ждать себя и волноваться до самого вечера. Уже темно, Шарлотта! В самом деле, это слишком…

– Прости меня, Мимин! – сказала девушка смущенно. – Симон пригласил меня в ресторан, потом мы немного погуляли вокруг церкви Сен-Жан-де-Бребёф. Было очень холодно, но небо совсем светлое. Все равно часам к трем я совершенно закоченела, и мы выпили кофе в городе. Я была так счастлива! Как давно я мечтала о таком!

Сияющее лицо Шарлотты свидетельствовало об обретенном ею счастье.

– Мимин, – выдохнула она, – Симон хочет обручиться со мной, весной или еще раньше!

– Ну надо же! – пробурчала Мирей. – По крайней мере, нашелся один, кто не боится признаться в любви.

Но Эрмин была не в состоянии радоваться.

– Поздравляю тебя! Ведь ты всегда этого хотела! Но я не за этим посылала тебя в Роберваль. Мне нужно было узнать другое. Как там Тала и Киона?

– Я выполнила все, что ты просила, Мимин. У девочки есть украшенная елка, а у Талы – все необходимое для жизни. Я купила муки, сала и молока.

– Ты могла бы позвонить с почты! В следующий раз не забудь об этом! – грозно приказала молодая женщина.

– Тогда в следующий раз поедешь туда сама, – парировала обиженная до глубины души Шарлотта. – Все время мне выговаривают, будто я несмышленыш…. Мне обидно это терпеть…

Экономка схватила эмалированную поварешку и стала колотить ею по железной крышке кастрюли. Звук напоминал удары в гонг.

– Милые девицы, прочь из моей кухни, у меня от вас голова гудит, – закричала она, – будете выяснять отношения на сытый желудок. Горячие оладьи Мирей требуют, чтобы их уважали!

Эрмин вышла первой, Шарлотта за ней. Через час они уже помирились. Для этого потребовалось несколько дружелюбных реплик, которыми они обменялись после полдника, взаимных извинений при мерцающем свете елки.

– Прости, что я говорила с тобой в таком тоне, – признала Эрмин, – я была на нервах. Вечером в моей комнате я объясню тебе почему. Как я за тебя рада! Симон будет хорошим мужем и, думаю, сможет сделать тебя счастливой.

Шарлотта начала доверительно:

– Мне ужасно стыдно, Мимин! Я должна была позвонить тебе, ты совершенно права. Но это были самые лучшие часы моей жизни. У меня просто крылья выросли, я чувствовала себя красавицей и забыла обо всем на свете… Мы с Симоном никогда еще не были по-настоящему вдвоем. Он такой внимательный, смешливый, милый! Я люблю его еще больше!

Жослин так и не остыл. Он прочитал суровый выговор Мукки, угрожая наказанием. Маленький Луи бросился на выручку своему племяннику, который был старше его на два года. Это уже служило поводом для шуток, поскольку не часто случается, чтобы дядя был моложе своего племянника.

– Папа, – неожиданно заявил мальчуган, – тогда меня тоже надо наказать. Это я показал Мукки, где мама прячет револьвер. Это нечестно!

Жослин очень баловал своего сына.

– Ты ни в чем не виноват, Луи, не вмешивайся.

– А вот тут ты дал маху, Жослин, – возмутилась Лора. – Если Луи показал Мукки место, где я прячу оружие, он поступил плохо. Прежде всего это говорит о том, что он роется в наших вещах и подглядывает за нами. Это очень гадкие качества – любопытство и болтливость! Добавим еще и глупость, поскольку эти два хулигана должны были понимать, насколько все это опасно. Предлагаю отобрать у них шарики или отправить их спать без ужина.

Мадлен тихо вскрикнула. Она собиралась броситься на защиту детей, но Эрмин знаком велела ей молчать.

– Я полностью согласна с мамой, – заявила она. – И пусть идут в кровать немедленно. Полдник был такой сытный, что от голода они не умрут. И чтобы никаких больше глупостей. Я приду поцеловать вас перед сном. Мадлен, уведи их и не спускай с них глаз.

По-прежнему в полной растерянности, молодая индианка шепотом согласилась. Она повела Мукки и Луи в коридор. Лоранс и Мари совсем съежились от страха, что их тоже уложат в кровать. Но поскольку взрослые не обращали на них внимания, они успокоились.

Шарлотта пошла в свою комнату переодеться, напевая припев песенки «У светлого ручья»: «Говорите мне про любовь, эти речи – моя услада…»

– Наша мадемуазель на редкость весела! – заметила Лора.

– Симон объяснился ей в любви, – сообщила Эрмин. – Она ждала этого Бог знает сколько времени. Надеюсь, война им не помешает.

– Если бы я хотел быть адвокатом дьявола[22]22
  Адвокат дьявола (лат. advocatus diaboli) – неофициальное название одной из должностей института канонизации и беатификации католической церкви. Официально эта должность называлась укрепитель веры (лат. promotor fidei). Она была введена в 1587 году папой Сикстом V и официально отменена в 1983-м Иоанном Павлом II. (Примеч. пер.)


[Закрыть], – перебил Жослин, – я бы возразил, что как раз наоборот. Шарлотта очень скоро пойдет под венец, потому что Симон Маруа не намерен идти в армию.

– Ну, папа, ты очень трезво обо всем судишь, – возразила дочь. – В тебе нет никакой романтики!

Он пожал плечами, уверенный в своей правоте. Лора села к роялю и неуверенно сыграла пьесу для начинающих. Эрмин вернулась на свой диван и закуталась в шаль. Она испытывала странное возбуждение; мысли о Кионе не отпускали ее.

«Дети не лгут, когда говорят, что видели ее. Конечно, речь может идти о коллективной галлюцинации, но я убеждена, что она появилась в нужную минуту. А если пятилетний ребенок обладает способностью перемещаться из одного места в другое, это только доказывает, что вселенная еще загадочнее, чем мы себе представляем, что случаются чудеса, необъяснимое».

Не переставая восхищаться случившимся, она почувствовала головокружение. Для нее дар Кионы заключался в ее умении являться тем, кого она любила, чтобы утешить или защитить их, а в этом крылось нечто божественное.

«Сошедший к нам ангел! – снова сказала себе она. – Ангел в одежде из оленьих шкур, украшенной бахромой. Золотая фея».

Ее успокаивало, что можно смотреть на все эти события под таким углом зрения. Но она отметила одно удивительное явление.

«Когда эти двое напали на меня, Киона не бросилась мне на помощь! Возможно, я не подвергалась тогда никакой опасности».

Ей не терпелось увидеть свою сестру, чтобы дотронуться до нее, приласкать, удостовериться, что она настоящая.

– Завтра, – обещала она себе шепотом. – Завтра я снова поеду в Роберваль. Я достаточно отдохнула.

Но судьба распорядилась иначе. За арктическим холодом последовала страшная метель. За ночь Валь-Жальбер полностью занесло снегом.

Жослин не смог завести машину, призванные на помощь Симон и Жозеф тоже оказались бессильны. На санях проехать было невозможно, а Онезим Лапуант наотрез отказался выступить в роли шофера, когда Шарлотта обратилась к нему за помощью.

– Трогаться с места в такую погоду абсолютно бессмысленно. Могу сказать, что вечером тута еще будет сильный снегопад. К тому же Иветта заболела, мне нужно присматривать за малышом.

– Я могу приглядеть за ним, – предложила девушка. – Месье Шарден и Мимин должны поехать в полицейский участок давать показания.

– Если я сказал нет, значит нет! Хватит с меня этих историй! Я не нанимался к Шарденам шофером.

Эрмин была вынуждена отказаться от своего плана. Она все время читала, не выходя из гостиной. Снег валил, не переставая ни днем, ни вечером. Дети в конце концов заскучали.

– Поиграй с ними в школу, – предложила Мадлен, – как тогда зимой, дома… – Кормилица произнесла два последних слова с оттенком ностальгии. Конечно, ей больше нравилось жить в лесу, подальше от строгих взглядов Лоры и окриков Мирей, которая не любила, чтобы индианка заходила к ней в кухню. Однако перед Рождеством все старались избегать ссор.

– Ты права, – ответила молодая женщина, – днем буду повторять с ними счет, разучим песенку. Прекрасная мысль!

Под напускным весельем она скрывала непреходящие душевные страдания от разлуки с мужем. Тошан не писал ей и не звонил. Она представляла его в форме, коротко подстриженным, в сотнях километров отсюда, в Цитадели, в Квебеке.

Она начала писать письмо, но так и не смогла закончить. Предложение Мадлен показалось ей лучшим средством борьбы с меланхолией. Детская, которую Лора по-прежнему так называла, хотя в доме уже не было маленьких детей, служила классной комнатой. Эрмин велела четырем ученикам сесть на ковре. Она собрала волосы в узел и надела шерстяное темно-синее платье.

– Здорово, мама, что ты нас учишь! – заявил Мукки.

– Я, дорогой, тоже очень рада, – призналась она. – И расскажу вам, что я придумала. После урока арифметики я научу вас песне, которую вы споете в сочельник. Это всем доставит удовольствие.

Близнецы захлопали в ладоши и засмеялись. Мадлен проявляла такое же нетерпение, как и девочки. Эрмин села на стул. Еще раз она пожалела об отсутствии Кионы.

«А я ведь хотела записать ее в начальную школу в Робервале! – подумала она. – Учитывая, что где-то бродят эти жуткие типы, страшно так рисковать! Если полиция арестует их, все станет иначе. Тала сможет зажить нормальной жизнью».

– Сегодня повторим цифры и счет до 20, – уточнила она. – А потом я научу вас важному действию – сложению. Ты, Мукки, слушай внимательно. После праздников ты пойдешь в школу, здесь, в Валь-Жальбере.

У Эрмин не было в распоряжении грифельной доски, но она взяла большой лист бумаги и пуговицы. Показывая и рассказывая, она пользовалась ими, как того требовали арифметические операции. Скоро в комнате раздавались детские голоса, которые произносили: «Два плюс два – четыре, три плюс три – шесть». Дети слегка расшалились, Мукки уронил несколько пуговиц.

– Если хотите выучить песню, ведите себя хорошо! – приговаривала Эрмин недовольным тоном. – А сейчас будем рисовать. Нарисуйте мне ангела, как вы его себе представляете.

Луи, который часто ходил с родителями в церковь, задрожал от радости. Он хорошо помнил статую ангела в алтаре церкви Сен-Жан-де-Бребёф. Эрмин с нежностью смотрела на своего братика, который принялся рисовать какой-то бесформенный силуэт. Он старался изо всех сил, высунув язык, даже пыхтел от усердия. Мари и Лоранс переговаривались, прыская со смеху. Они по полгода проводили в лесной глуши, среди дикой природы, где почти не было мест для богослужения. Однако они уже видели изображения ангелов. Мадлен тоже взяла бумагу и карандаш и с детской радостью принялась за дело. Эрмин пристроилась у окна, внезапно задумавшись. Снег падал огромными ватными хлопьями. Ветер почти утих, но время от времени дул резкими порывами.

«А Шарлотта все-таки уехала на работу в Шамбор, – сказала она себе, – к счастью, Онезим в конце концов завел свой грузовичок, чтобы сестра не потеряла работу. Подумать только, моя Лолотта выйдет замуж! Нужно поговорить с Симоном. Интересно, почему он так быстро решился на этот шаг?»

Ее охватили воспоминания: вот она – совсем юная, полная романтических надежд. Уже восемь лет прошло с ее замужества, а ей это казалось вечностью. Захотелось вернуться назад, вновь прочувствовать первые порывы девичьего сердца, удовольствие, смешанное с робостью, потом восхищение…

– Мама, я закончил! – громко возвестил Мукки. Он прибежал, показывая ей какие-то каракули, в которых можно было угадать крылья.

– Ты не очень старался, дорогой мой! – прокомментировала она. – Луи, покажи мне свой рисунок.

Он был ненамного выразительнее, но, по крайней мере, ангел имел какие-то очертания, сходные с человеческими, волнистые линии вместо шевелюры и тоже какое-то подобие крыльев. Мари достигла примерно того же уровня. Что касается Лоранс, у которой было настоящее пристрастие к рисованию, ее ангел выглядел достаточно красиво.

– Ничего, в следующий раз получится лучше, – сказала Эрмин благожелательно, – будете рисовать каждый день. Завтра нарисуем лошадь.

– Нет, автомобиль! – запротестовал Луи.

– А теперь давай учить песенку! – стала просить Мари.

– Да-да, всем можно встать! – подтвердила Эрмин, рассматривая рисунок Мадлен.

Довольно простое решение не было лишено изящества.

– Ты моя лучшая ученица по этому предмету! – признала она. – Ты и Лоранс!

– Да нет, я не в счет, – сказала кормилица смущенно, – но мне это нравится.

– Тогда рисуй, сколько хочешь, Мадлен!

С этими словами Эрмин построила детей в ряд. Она почувствовала, что ей самой не терпится петь, и это взволновало ее.

«Иногда мне очень хочется быстрее подняться на сцену, испытать страх перед публикой, целиком отдаться исполнению. Это не жажда успеха, это естественная потребность».

– Мама, спой! – стала умолять ее Лоранс, улыбаясь.

– Хорошо! Слушайте внимательно, потом будете повторять за мной.

Она запела один из своих любимых рождественских гимнов. Ее прозрачный голос редкой чистоты, казалось, заполнил собой все пространство детской. Сначала она сдерживалась, не давая ему зазвучать в полную силу, затем, на втором куплете, он достиг края своего диапазона. Слово «Рождество» трепетало, как хрустальные льдинки. При этом молодая женщина не отрывала глаз от висящего над дверной притолокой распятия.

 
Три ангела передо мною
Предстали с первою звездою,
И каждый мне подарок нес:
Один – кадило золотое,
Другой – венок душистых роз,
А третий нес в перстах наряды дорогие,
В жасминах, в жемчугах, как у самой Марии…
– Сегодня Рождество! Пришли мы для того,
Чтоб выполнить твои желанья,
Скорбит наш добрый Бог,
Коль твой услышит вздох
В глубинах синих мирозданья[23]23
  Рождественский гимн (1884) французского композитора Огюсты Холмес (1847–1903). (Примеч. перев.)


[Закрыть].
 

В ту минуту, когда Эрмин произнесла «венок душистых роз», она опустила глаза и отчетливо увидела Киону, которая стояла позади шеренги детей. На ней была ее туника из оленьих шкур, расшитая красным и голубым бисером, с бахромой на рукавах. Рыжеватые волосы были заплетены в аккуратные косички. Лицо выражало глубокое восхищение, а глаза сияли от счастья.

Это так потрясло Эрмин, что она на несколько секунд замолчала, не зная, что ей делать. Но потом решила, что девочка слушает ее, переборов замешательство, сделала над собой усилие и продолжала петь:

 
Кадило ли желаешь ты,
Или корону роз душистых,
Иль платье дивной красоты,
Иль нитку жемчугов лучистых?
Иль хочешь райского плода,
Усладу неземного вкуса?
Или, как пастухи тогда,
Узреть в пеленках Иисуса?[24]24
  Перевод М. Квятковской. (Примеч. перев.)


[Закрыть]
 

Она так хорошо знала этот гимн, что, автоматически продолжая петь, спрашивала себя, действительно ли здесь находится Киона – красивая, излучающая радость.

«Я должна подойти к ней, заговорить, дотронуться до нее! Может быть, это только видение? Галлюцинация? Я так тосковала по ней».

Эрмин повторила куплет, на несколько мгновений прикрыв глаза, ее нервы с трудом выдерживали это испытание. Когда она открыла их, Киона уже исчезла.

– Нет, только не это, – простонала она.

Мадлен бросилась к ней, заботливо обняла и тихо сказала на ухо:

– Ты тоже ее видела? Она была здесь, Киона… Я что, грезила наяву?

– Ты ее видела? – пробормотала Эрмин. – Значит, это не галлюцинация. Мы не могли видеть ее одновременно – и ты, и я.

Мукки дрался с Луи, который посмеялся над его рисунком. Близнецы начали напевать «Три ангела…» и при этом радостно хохотали.

– На сегодня хватит! – постановила их мать. – Спускайтесь все четверо, выучим песню завтра. Я устала.

Она смотрела на них, пока они наперегонки спускались с лестницы. Лора и Жослин уже сидели в гостиной. Они встретили ребятишек и стали делать им замечания. Эрмин не сводила глаз с Мадлен.

– Боже правый, ты тоже ее видела! Могу рассказать тебе, что произошло вчера, когда Мукки нашел револьвер. Я не хотела никому говорить, боялась, что меня сочтут сумасшедшей. Я видела ее еще раньше, в тот вечер, когда сильно плакала.

Услышав о трех появлениях Кионы, кормилица замолчала, словно ее обуял священный ужас. Она боялась даже взглянуть на Эрмин.

– Скажи мне, что все это означает, Мадлен? Тала не слишком удивилась. Она объяснила мне, что ваши шаманы умеют вот так перемещаться. Но это же невозможно, согласись!

– Дух могущественнее тела! – возразила наконец молодая индианка. – А Киона – необычная девочка, это уж точно! Дважды она приходила, чтобы защитить, утешить, но сегодня… Думаю, ей просто хотелось развлечься.

Эрмин покачала головой. Она больше не могла ни усомниться, ни поверить в проявление божественной сути.

– Я часто сравниваю ее с ангелом, – добавила она. – Однако я никак не могу понять, что мы испытываем перед неведомым, перед высшей тайной – неслыханную радость или священный ужас? На сей раз еще было светло, я не плакала навзрыд, не мечтала о ее появлении. Но как это все происходит? К тому же на улице такой снегопад!

Мадлен сочувственно улыбнулась и взяла руки подруги в свои.

– Я больше, чем ты, склонна верить в подобное, даже если не видела этого своими глазами. Для индейцев мир сам по себе огромная тайна, и его секреты для нас непостижимы. Всеми нашими поступками управляет Великий Дух. Возможно, Киона подчиняется каким-то законам, которые выше ее собственного понимания. И на мой взгляд, снег вовсе не препятствие… Не плачь, нужно радоваться, что она наделена такими способностями.

– Пока не могу, – отрезала молодая женщина, вытирая слезы. – Я хотела предупредить Талу. Но она просила меня больше не призывать Киону, оставить ее в покое. В тот вечер, когда я так грустила, это правда, я произнесла ее имя, звала ее на помощь. Но с тех пор я делаю над собой усилия, стараюсь отогнать мрачные мысли, чтобы проявить уважение к желанию ее матери. Но от этого ничего не меняется. Завтра я пойду в Роберваль на снегоступах, если потребуется!

Кормилица не успела ответить. Снаружи раздался нестройный лай. Сердце Эрмин сжалось. Раньше она подумала бы, что на упряжке вернулся Тошан, но ее муж был далеко.

– Это Пьер Тибо! – воскликнула кормилица, взглянув в окно. – Он привез собак и сани Тошана! Но там две упряжки. Кто-то приехал вместе с ним… Кажется, узнаю! Это Овид Лафлер!

– Пойдем, Мадлен, поздороваемся с ними. Они приехали вовремя. Завтра, если никто не сможет отвезти меня в город, я поеду на собаках.

Молодая женщина почувствовала некоторое удовлетворение при мысли, что снова увидит учителя, который так ей понравился. Она испытала огромное облегчение, увидев собак, принадлежащих ее мужу. Погладить старого Дюка или красавчика Кьюта, эскимосскую лайку с голубыми глазами, означало стать ближе к Тошану.

Она закуталась в шаль, накинув ее на голову, обула меховые сапоги. Мадлен тоже оделась. В ту минуту, когда они открывали дверь, ведущую на крыльцо, их буквально сбил с ног Мукки. В домашних тапочках, с непокрытой головой он бросился к первой упряжке, чтобы обнять Дюка, – так он любил этого огромного зверя с волчьими повадками!

– Дюк, мой Дюк! – повторял он.

– Боже милостивый! – воскликнула Эрмин, растрогавшись. – Мукки, разве можно выходить на улицу в таком виде? Ты простудишься! Иди оденься и возвращайся! Предупреди дедушку.

Никогда еще ребенок не был таким послушным.

– Здравствуйте, дамы! – произнес Пьер, приподнимая фуражку. – До вас не так-то просто добраться! Столько снегу навалило. Но я обещал привезти собак, сказано – сделано!

Эрмин поблагодарила Пьера без особой теплоты.

У нее до сих пор кошки скребли на душе от его критических замечаний в адрес Тошана. Но она широко улыбнулась Овиду, стоявшему в стороне.

– Нужно запереть собак и накормить их, – сказала она. – Когда все будет закончено, господа, я напою вас хорошим кофе. А у Мирей наверняка еще найдется печенье.

Молодая женщина погладила сначала Дюка, а потом Кьюта. Остальные собаки узнали ее и радостно залаяли. За несколько минут всю ее запорошило снегом. Мадлен стояла рядом, устремив на Пьера взгляд своих черных глаз.

– Мой кореш Овид приехал со мной. Он потом отвезет меня домой, – объяснил Пьер. – А если начистоту, я уверен, что он надеялся увидеть Соловья из Валь-Жальбера. Это потому, что ты настоящая звезда. Этот парень еще не пришел в себя после того, как трепался с тобой по дороге с Перибонки в Роберваль. – Пьер грубовато захохотал, но Овид внезапно смутился, став совсем пунцовым.

– Да вы не слушайте его! – воскликнула Эрмин. – Пьер, как всегда, дразнится.

Она проводила гостей до псарни. Жослин присоединился к ним вместе с Мукки, который бежал впереди. Освободившись от упряжи, Дюк кинулся к конуре, построенной посреди зарешеченного загона.

– А у старины Дюка хорошая память! – заметил Пьер.

– Да, прошло уже пять лет, а он ни секунды не колебался, – добавил Жослин. – Мирей готовит корм для собак, а я принесу им воды.

Поговорили еще о ненастье последних дней, предвещавшем новые непогоды, и, конечно же, о войне. Эрмин хотела вернуться в дом, помочь экономке. Но Мадлен задержалась под предлогом того, что нужно присмотреть за Мукки.

– Не хочу, чтобы он опять что-нибудь натворил, – стала оправдываться она.

Через четверть часа Пьер и Овид вошли в гостиную, чувствуя себя неловко в своих грубых сапогах. Лора, все такая же изысканная и грациозная, приняла их весьма любезно. Молодой учитель потрясенно разглядывал роскошную обстановку, в которой очутился. Он никогда еще не видел, чтобы в одном помещении было собрано столько прекрасных вещей.

– Можно подумать, что ты в кино, – сказал он, не зная, куда девать перчатки и ушанку, которые снял, войдя в дом.

Польщенная Лора рассмеялась, а потом доброжелательно осмотрела Овида. С шапкой каштановых волос, гармонирующих по цвету с бородой, он показался ей чересчур худым. Растерянный взгляд его зеленых глаз выдавал сдержанную натуру. Она ни на секунду не заподозрила, что он терялся в присутствии Эрмин.

«В молодости я вела бы себя точно так же, как он, если бы очутилась в богатом доме, – подумала она. – Моя семья в Бельгии так нуждалась! Вот они, прихоти судьбы! Я вышла замуж за Фрэнка Шарлебуа, когда страдала амнезией, а после его смерти унаследовала все его состояние».

От этой мысли Лора еще больше смягчилась. Она указала молодому человеку на стул.

– Садитесь, поужинаем все вместе в хорошей компании, – предложила она. – Вы знаете, Овид, что в ваши годы я работала официанткой в трактире в Труа-Ривьер[25]25
  Труа-Ривьер (фр. Trois-Riviиres – «три реки») – пятый по величине город в провинции Квебек. Труа-Ривьер – это также крупнейший населенный пункт и столица историко-культурного и административного региона Мориси в самом сердце Квебека. Население – 126 тыс. человек. (Примеч. перев.)


[Закрыть] и спала на циновке? Но время идет вперед. Может быть, через двадцать лет вы станете знаменитым актером или известным промышленником!

– Лора, этого парня такие вещи не интересуют, – перебил ее Жослин. – Вы откуда родом, Овид?

– Я вырос неподалеку от Дебьена, – ответил молодой человек. – Мой отец работал на лесопилке на берегу реки Метабетчуан. Мне там нравилось. Мы жили неподалеку от Приюта Фей[26]26
  Пещера естественного происхождения, сегодня открыта для посещений.


[Закрыть].

Дети, находившиеся тут же в комнате, широко открыли глаза, когда услышали последние слова.

– Приют Фей? – повторила Эрмин. – А что это?

– Такая пещера, моя дорогая, – пояснил Жослин. – Я бывал там, это рядом с Дебьеном. Изумительное место, еще более нетронутая природа, чем в Валь-Жальбере. А пещера довольна глубокая. И попасть в нее непросто. Я лично не отважился.