Текст книги "Лига мартинариев"

10

– Господи, как я проголодалась! В один присест готова слопать целый поднос булочек со сливками, – воскликнула я, когда машина Ораса вывернула на Звездную.

– Ева, ты и так пухленькая, а на моих булочках станешь просто толстушкой.

– Всё равно меня скоро убьют, – вздохнула я. – Так что безразлично, умру я толстой или не очень. Ну, так где твои булочки?

Он остановил машину у кафе, и тут, будто только этого и ждали, из дверей выскочил официант, и протянул хозяину нарядную коробку.

– Надеюсь, этого хватит? – спросил Андрей, передавая коробку мне.

Орас не находил нужным особенно таиться. Боюсь, что завтра или послезавтра наше совместное фото все же появится в «Солянке». Ну что ж, это, в конце концов, его дело. Он женат, ну а я свободна. И любой женщине в нашем городе только польстит, если ее объявят любовницей Ораса. Я открыла коробку. Будочек было штук двадцать, не меньше.

– Андрей, разве так можно? Если я всё съем, то просто умру.

– Дорогая, надо же тебе когда-нибудь наесться, – Орас положил мне руку на плечо – жест скорее хозяина, чем любовника.

И только когда мы очутились в моей не слишком шикарной спальне, я вдруг вспомнила, что вообще-то в гости Андрея я не приглашала. Вероятно, он решил, что после сегодняшнего в «Мастерленде» можно вести себя бесцеремонно.

– Ты любишь меня? – спросила я зачем-то, хотя на горьком опыте знала, что мужчинам лучше подобные вопросы не задавать.

Но ответ Андрея меня изумил.

– Очень, – отвечал он не раздумывая. – Можно сказать «очень» в n-ой степени…

– Как? – у меня перехватило дыхание. Неужели возможны подобные совпадения? – Повтори!

Андрей повторил.

– Еще!

Он повторил снова.

– Еще!

– Слушай, Ева, давай, я напишу тебе это на бумажке, будешь читать каждодневно с утра до вечера.

Я бросилась искать бумагу и карандаш. Разумеется, ничего не нашлось под рукой. Пришлось оторвать клочок от газеты.

– Ева, разве так можно?! – Орас осуждающе покачал головой. – Писать на клочках признания сердца!

Он достал из кармана пиджака тисненую золотом карточку. Затаив дыхание, я смотрела, ка ложатся на бумагу заветные слова. Почерк, правда, не Сашкин – другой, четкий, уверенный. Но всё равно. Оказывается, кое-что можно восстановить. И самое невероятное может сбыться. Я поставила карточку на трюмо. Потом передумала и сунула в косметичку. Потом снова передумала и положила записку в карман подаренной Орасом куртки. Как он щедр ко мне! Он подарил мне куртку, любовную записку. И жизнь. Как минимум дважды.

– Кажется, теперь твой подарок на месте, – я улыбнулась, разглаживая куртку.

Так гладят кошку. Но у меня не было кошки. Может, завести?

– Вы, женщины, странные существа, – усмехнулся Орас. – Никогда не поймешь, что вам нужно.

– Не надо обобщений! Я тоже сейчас всё объясню про мужчин. Они прекрасно знают, что хотят женщины, но постоянно притворяются, что ничего не понимают – якобы женская логика не под силу их рациональным мозгам. Как удобно! Можно ни за что не отвечать и напропалую обманывать. Вот! Только посмей сказать, что я не права.

– Истинно философское наблюдение! – захохотал Андрей. – И кого же я сейчас обманываю?

– Свою жену, – брякнула я совсем не к месту.

Лицо Ораса передернулось, будто я напомнила ему о чем-то отвратительном.

– Ее это не волнует.

– Опять вранье.

– Ни капли. Она избегает близости со мной. Любой близости, в том числе и интимной.

– Тогда она тебя не любит.

Орас усмехнулся – наверное, хотел опять надо мной подтрунить, но передумал.

– Я и сам это знаю.

– Тогда почему вы вместе? Зачем ты женился на ней?

Он пожал плечами:

– Может, из-за имени? Мою первую жену тоже звали Катей. Хочешь, расскажу о ней?

Я кивнула, хотя меня не очень волновала его первая жена. Вторая, нынешняя, гораздо больше.

– Я тогда учился на пятом курсе университета и полгода как женился. Мы были влюблены друг в друга – до слащавости. Впрочем, неважно. Кате было двадцать два, она была маменькиной дочкой, но мне это нравилось. Имя само по себе имеет определенную власть над нами. Итак, мы прожили полгода, но не говорили о детях, вполне довольные собою. Вернее, это я был доволен. А она, верно, думала, потому что, ничего мне не сказав, отправилась к врачу поговорить на эту тему. И тут выяснилось, что у нее опухоль яичника. Ничего как будто страшного, она сможет иметь детей, вот только нужна немедленная операция. Это было как гром среди ясного неба – банальное сравнение, но верное. Мы молоды, полны сил, и вдруг такое. Кинулись искать хорошего хирурга и занимать деньги у родственников – чтобы дать «на лапу» помимо страховки. Хорошего хирурга мы нашли. Все говорили, что у него золотые руки. И не ошиблись. Операция прошла отлично – просто блеск… А через три дня медсестра, явившись на дежурство после ночной попойки, стала делать Кате клизму. Не знаю, что она там перепутала, но вместо положенного лекарства добавила в воду какую-то отраву. Кажется, лизол… Теперь уже не помню. Катя стала кричать, что больно. А эта девка, что явилась с бодуна, отвечала: «Не сахарная, потерпишь». Лишь когда Катя стала орать совершенно истошно, прибежал врач, и разобрался наконец, в чем дело. Весь толстый кишечник у нее был сожжен. Ее тут же положили на операционный стол, вывели в бок кишку. Прежде был гром среди ясного неба, а теперь настал непроглядный мрак. Ее мучили ужасные боли, она стонала по ночам, и, чтобы не мешать другим шести больным в палате, ее кровать выставили в коридор и стыдливо отгородили ширмой. Каждый идущий в перевязочную мог заглянуть за ширму и посмотреть, как она лежит там, еще не мертвая, но уже и не живая, и глядит остановившимся взглядом в потолок. Я приходил к Кате в больницу каждый день. Просиживал допоздна, нянечки и медсестры льстиво шептали мне в глаза: «Какой отличный муж!», после этого полагалось сунуть в заранее оттопыренный кармашек сложенную вчетверо бумажку. Все думали, что я невыносимо страдаю. Но я не страдал. Я не сразу это понял. Поначалу меня так захватил сам поток событий, что я просто не думал о себе и о своих чувствах. Я лишь бегал по магазинам, покупал необходимые вещи и лекарства, варил бульоны, таскал всё это в больницу. Я думал, что мне очень больно. Я просто был уверен в этом. Кате сделали четыре операции, но все швы разошлись, и напоминали жадно открытые красные рты, сквозь которые можно было разглядеть серую пленку брюшины, и за нею – кольца кишок. Чтобы раны не загноились, я обмывал их каждый день раствором марганцовки. И вот я неожиданно поймал себя на мысли, что мне это нравится… Нет, нравится – не то слово. Это было как открытие: я стремлюсь к этому. Вот! Именно! Стремлюсь! Я уже не хожу в университет, а только в больницу и жду – не дождусь, когда вновь прикоснусь к изуродованному Катиному телу и почувствую исходящий от нее как тяжелый запах, дух нестерпимого страдания. Когда я это понял, мне сделалось страшно. Я решил, что схожу с ума. Но напрасно я пытался вызвать к любимой сострадание и жалость в душе. Я не мог. Вместо этого явилась уверенность, что когда это кончится, для меня начнется новая удивительная, яркая жизнь. Мне было поначалу стыдно, я гнал эту мысль прочь. Но она вертелась в моей голове, как напев популярной песенки. Катя оплатит мой успех. Я старался искупить свою внутреннюю черствость максимальным вниманием и заботой, я приободрял Катю, я даже успевал подрабатывать на разгрузке вагонов, чтобы порадовать мою кошечку – я всегда называл ее «кошечкой» – какой-нибудь мелочью… Но она уже не радовалась ничему. Способность к сопротивлению ее оставила. Она только плакала, и спрашивала: «За что мне такая боль?» Наконец назначили новую операцию. Меня предупредили, что Катя может не выжить. Но от меня уже ничего не зависело. Ничего. Разве что молиться за нее. Но я не молился. Я сидел в полутемном обшарпанном коридоре и ждал. Я не ел с утра. Да нет, не с утра, а с вечера, как будто мне предстояло лечь на операционный стол. И вдруг появилось странное ощущение сытости, как после плотного обеда. А затем я почувствовал небывалую уверенность в себе. Я поднялся и направился к дверям, уже зная, что мне здесь делать нечего. Катя умерла. Тогда я еще ничего не знал о Лиге. Но уже понял, кто я такой.

Он замолчал. Я не знала, что сказать. Да разве можно говорить что-то после такого. Но я все же ляпнула самое банальное:

– А дальше?

– Ты не догадываешься? – он усмехнулся. – Через несколько дней позвонил мой давний приятель, он был старше меня лет на десять, предложил поучаствовать в небольшом, но очень перспективном проекте. Наше сотрудничество длилось недолго, но так начался мой подъем.

– И вам было в самом деле не жаль Катю? Ведь вы ее любили…

– Наверное, я не правильно выразился. Жалость была, сильнейшая жалость. А вот боли не было. Я не сходил с ума при мысли, что она умирает и оставляет меня одного. Невероятно? Но это так. А потом я встретил новую Катерину. Я с самого начала видел, что она не любит меня, но с поразительным упорством добивался ее благосклонности. Зачем? Меня тянуло к ней. Почему, и сам не знаю. Но не будем об этом, – оборвал он сам себя. – Ты, моя милая, совершенно иная. Ты-то меня любишь!

– Конечно, – отозвалась я и тут же поняла, что нет, не люблю.

Это он, Орас, желает, чтобы я любила его, польстила уязвленному самолюбию, а я… Всеми силами играю роль, в надежде в нее вжиться. И мне кажется, что это нетрудно с таким человеком как Орас, стоит несколько раз произнести положенные реплики вслух, и они станут правдивы. Ох, да что это со мной! С чего это я решила… Да он… Тут я окончательно запуталась.

– Эй, что с тобой? – Орас щелкнул пальцами у меня перед глазами. – Ты куда-то провалилась? Где ты?

– Здесь, – прошептала я, прижимаясь к нему.

Даже сквозь одежду чувствовались его тренированные мускулы на груди.

– Тебе понравилось, как я сегодня тебя изнасиловал в «Мастерленде»? – спросил он.

– Нет, – призналась я честно.

В самом деле – походило на изнасилование. По обоюдному согласию. Если, конечно, такое бывает.

– Мне тоже, – сказал он. – Но сейчас все будет иначе…

И я ему поверила. Застрекотала молния ветровки, расходясь. Я принялась сцарапывать с Ораса одежду. И, разумеется, с присущей мне ловкостью, задела раненое плечо.

– Ева, сладкая моя, пожалуйста, без мазохизма, – прошептал Андрей, отводя мою руку.

Слова Андрея меня раззадорили. Я чувствовала, что сейчас была для него самой лучшей, несмотря на все мои изъяны. Я могла бы полюбить его только за то, как его пальцы касаются моей кожи.

Я уже приготовилась изобразить оргазм, как это бывало с другими, притворно постанывая, но тут подлинная волна наслаждения вместо фальшивой, захватила меня и помутила разум. Добившись столь блистательной победы, Андрей мгновенно переменился: ластящийся зверь, заманивающий овечку в свои когти обволакивающей нежностью, теперь жадно впился в добычу, будто хотел растерзать меня в клочки. Но именно подобного исступления я и ждала от него. Каким еще мог быть Орас? Только хищником.

11

На следующее утро меня разбудила Собакина. Телефон звонил минут десять прежде, чем я взяла мобильный. Глаз открыть я просто не могла: Орас ушел где-то под утро, и я была уверена, что заснула полчаса назад. Надо подать в мэрию заявку, пусть примут закон, запрещающий звонить домой в девять часов утра женщинам до тридцати лет.

– Наконец-то! – голос Бандерши вызывал высшую степень возмущения. – У тебя что, сонная болезнь?

– Нет, просто сегодня у меня ночью был Орас, – ляпнула я не без гордости.

На том конце провода раздалось невнятное «о-о», потом шорох, вздохи, и наконец прозвучал вопрос:

– Ну и как?

Настала моя очередь издавать загадочное мычание. Бандерша прилипла к трубке, боясь упустить подробности. Рассказывая ей о сегодняшней ночи, я невольно коснулась пальцами правой ладони и тщательно ощупала кожу. Мне казалось, что проклятый желвак – клеймо Лиги – должен был исчезнуть. Но он по-прежнему был на месте. Счастливый мартинарий – все равно мартинарий?

– Евочка! Как я тебе завидую!

Видимо, в свои пятьдесят с хвостиком она считала себя вполне конкурентоспособной. Хотя, чем черт не шутит. Я была уверена, что, несмотря на свой потасканный вид, Бандерша при желании могла бы заманить в койку любого мужика. И Орас не был исключением.

– Нет, правда, я за тебя рада, – ворковала Бандерша. – Но все же работа в «Оке» пока не отменяется.

– Много заявок?

– Целый ворох. Никогда такого не бывало! Телефон прямо раскалился.

М-да… Жаль, что неизвестный злодей решил извести мартинариев, а не принялся сначала за клиентов «Ока». Интересная мысль! А что, если сравнить список подавших заявки на имя Бандерши и список мартинариев нашего ордината? Насколько они разнятся? Или не слишком? Кто знает, может тут удастся что-то накопать.

– Сейчас буду! – крикнула я в трубку. – Только проглочу парочку булочек и вперед!

Я, в самом деле, неслась по улицам вприпрыжку.

«Надо каждый день бегать», – решила я, шумно пыхтя и безуспешно пытаясь перекинуть на редкость неудобную сумку через плечо – такую дурацкую сумку мог купить себе только мартинарий. Зато бег придаст мне бодрости и поможет компенсировать килокалории любимых булочек. Но все же я не отважилась добираться до нашей конторы бегом, и позволила себе подъехать пару остановок на автобусе.

Я уже была у самого подъезда, когда услышала сзади чей-то короткий вскрик и воркующий шорох шин. Я оглянулась. Какой-то мужчина метнулся к дому, и тогда я увидела, как, вломившись на тротуар, прямо на меня прет машина – огромная, черная, как новенький лакированный гроб. Я отпрыгнула в сторону, едва успев миновать встречи со сверкающим капотом, а черный «Мерс» как броневик, проехал в нескольких сантиметрах от меня, треснулся бампером о кованую решетку сквера и, по – звериному рыкнув, дал задний ход. За дымчатыми стеклами ничего нельзя было различить. Но вновь вернуться на тротуар машина не успела, потому как в этот момент аккуратно припечатала задним бампером вынырнувший из-под арки «Вольво». Из пострадавшей машины тут же выскочили двое здоровяков с плоскими лицами, и в воздухе густым смрадом повис трехэтажный мат. Дверца «Мерса» распахнулась и наружу высунулась круглая физиономия с коротким поросячьим носом. Обознаться я не могла – за рулем сидел Орасовский телохранитель Толик. Оставив незадачливого убийцу разбираться с крепкими профессионалами, я бросилась в контору «Ока» и захлопнуть дверь. Никогда так быстро прежде я не бегала. Две бабаульки, занявшие очередь еще до рассвета, рванулись мне навстречу, но я отпихнула их и бросилась в кабинет Бандерши.

Собакина сидела на корточках на стуле, выставив толстую задницу, и буквально прилипла лицом к стеклу.

– Он что, нарочно? – она повернула ко мне белое, как простокваша, лицо.

– Ага! Сегодня спец обслуживание мартинариев.

Ее нисколько не удивили мои слова – мне почудилось – она знает о Лиге, да к тому же не так уж и мало. Обескуражило ее мое спокойствие.

– Ты что, нисколько не боишься? – Собакина явно была напугана больше меня.

– Не знаю, – я пожала плечами, – не успела испугаться.

– Надо вызвать полицию, – подала ценную мысль Бандерша.

Однако полиция, не дожидаясь нашего призыва, прибыла на место преступления: бело-синяя с мигалкой машина появилась возле сквера. Тут же и «Мерс», и «Вольво» мирно разъехались, как по команде, и исчезли, а толстый высоченный полицейский, выбравшись из машины, направился прямехонько к дверям «Ока». Мне вдруг представилось, как он входит и стреляет сначала в меня, а потом в Бандершу. Тут я струхнула не на шутку. Первой моей мыслью было залезть под огромный полированный стол Собакиной и предложить начальнице сделать то же самое. Но я вовремя передумала. Вместо этого я схватила Бандершу за руку и поволокла на второй этаж – оттуда можно было пройти на черную лестницу, а затем во внутренний проходной двор.

– Куда мы бежим? – задыхаясь, бормотала Собакина. – Полиция приехала. Нам ничего не угрожало. У меня столько командировок!

– На сегодня все командировки отменяются, – отрезала я, скатываясь кубарем вниз по лестнице. – Мы немедленно идем к Орасу.

– Я-то зачем?

– Вы – свидетель. Свидетель преступления!

Мой яростный напор заставил ее подчиниться. Кажется, она поняла, что перечить мне бессмысленно. Но ее непротивление не отменяло последующих репрессий. Скорее всего, те невыполненные заявки достанутся мне сверх норматива.

Со двора мы выскочили на соседнюю улицу. К счастью, сразу же подвернулась пустая тачка.

– У тебя есть деньги на такси? – изумилась Бандерша, наверняка решив, что платит мне слишком много.

– Нет, но вы мне их одолжите.

Я впихнула ее в машину и попросила шофера поторопиться. Опять день начинался не слишком удачно. Век живи, а мартинарием помрешь. Только я решила беззаветно любить Ораса, как тот отдал приказ отправить меня в лучший мир…

Такое может случиться только с мартинарием!

12

Кафе Ораса несколько поблекло. На первый взгляд всё казалось прежним: сверкающие чистыми стеклами окна, зелено-коричневый тент, цветы в вазах, белые накрахмаленные куртки официантов. Но вид у последних был какой-то потрепанный, будто все они явились прямо с ночной попойки. Пол в кафе был полит слишком обильно, по углам влажно блестели лужи. На лестнице кто-то просыпал мусор и не потрудился убрать. Охранника перед дверьми не было видно, и мы беспрепятственно прошли наверх.

Орас спал у себя в кабинете на кожаном диване, не раздеваясь. Лишь скинул туфли, и я с изумлением увидела, что носки у него на пятках безобразно продрались. На обширном столе прямо на бумагах стояла пустая бутылка и тарелка с засохшими огрызками лососины и кисточками увядшей зелени. Орас не проснулся, когда мы вошли, и мне пришлось довольно долго трясти его за плечо. Никаких результатов, кроме одного: от моей старательной тряски из-под подушки вывалился пистолет.

– Пошла вон, – буркнул Андрей, не раскрывая глаз, и попытался перевернуться на другой бок.

– Дорогой! – прокричала я ему в самое ухо. – Зачем ты хотел меня убить?

Окрик подействовал. Орас вскочил, бессмысленно озираясь. Мое появление в кабинете его обескуражило, а визит Бандерши удивил еще больше.

– Прошу не волноваться, – я предусмотрительно отступила. – Твой пистолет у меня. А теперь отвечай и побыстрее: неужели мало тебе было удачи, и ты решил уничтожить Лигу и царствовать в нашем городе единолично?

Андрей затряс головой.

– Что за чушь, Ева! О чем ты? Мы же вчера с тобой…

– Да, очень мило провели время. А сегодня ты подсылаешь ко мне Толика с приказом убить.

– Подсылая к тебе Толика… убить? – переспросил Орас, морщась.

– Вот именно! Я его отлично разглядела в черном «Мерсе». Может, конечно, ты отопрешься, и скажешь, что это не твоя машина.

– У меня есть «Мерседес», – признался Андрей. – Без этого просто нельзя человеку такого ранга как я. Но пользуюсь им редко. Не помню даже когда в последний раз… Ах, да, на праздновании Дня города его выводили из гаража как застоявшегося жеребца. Но сегодня совсем иной день.

Его признание меня смутило. Я думала – он станет всё отрицать.

– Евочка, – забормотала Собакина. – Давай, не будем вмешиваться в события, а? Женщины никогда ничего не могут понять до конца. У них гораздо более узкая задача.

– У меня сейчас тоже очень узкая задача – выжить. А кому-то – и я теперь знаю кому – хочется взлететь до высот Ивана Грозного.

– Ты считаешь меня убийцей? – в голосе Ораса звучало искреннее недоумение. – Но ведь я дважды тебя спас!

– К тому же Андрей Данатович столько пожертвовал для «Ока», – не преминула ввернуть Собакина и состроила умильную гримасу.

Я закусила губу. Действительно, зачем ему спасать меня, а потом убивать? Логики в моих выводах явно не хватало. Я спешно пыталась придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение, но ничего не получалось.

Орас, воспользовавшись моим замешательством, шагнул ко мне и выхватил пистолет.

– Хорошо, что ты не сняла его с предохранителя, – заметил он.

– Но в машине-то сидел Толик, – напомнила я жалобным тоном.

– Ну что ж, позовем Толика и спросим, чье задание он выполнял, – предложил Андрей.

– Он отопрется.

– Удивлюсь, если ему это удастся.

– Учтите, господин Орас, – вновь вмешалась в разговор Собакина, – я всегда считала вас и по-прежнему считаю самым честным человеком в нашем городе. Без вас наше «Око» просто померкло бы.

Ах, мне бы уметь так извиваться умом и телом, как Бандерша! Я безумно жалела, что устроила этот скандал. Теперь-то мне было ясно, что в этой истории одно не сходилось с другим. Разумеется, Ораса никто не примет за простака, но сначала переспать с бабой, а потом велеть ее пришить – от этого за версту несло клиникой. Психом Андрея никто назвать не мог.

– Он точно меня чуть не задавил, – бормотала я, почти оправдываясь. – Вот и Анна Леонидовна может подтвердить. Вспомни, что Кентис говорил про спи…

– Всё помню, – оборвал меня Андрей и посмотрел так, что я, не чуя ног, плюхнулась на стул.

В эту минуту и вошел Толик. Он быстрым взглядом окинул кабинет – вряд ли только мне одной в тот момент не понравились его бегающие глазки. Но он неплохо владел собой – на мне его взгляд задержался лишь чуточку дольше, чем на остальных. Орас решил не дать ему опомниться:

– Ева заявила, что ты пытался ее убить. Не вздумай отпираться: она разглядела тебя в машине. По чьему заданию?

– По вашему, – выпалил незамедлительно Толик.

Орас поморщился точно так же, как тогда, когда я обвинила его в убийстве.

– Тебе заплатили?

– А то не помните! – нагло ухмыльнулся Толик и почему-то подмигнул мне, будто разговор шел не о моей жизни, а о моем белье.

– К тому же он столкнулся с «Вольво» и повредил машину! – воскликнула я, с удовольствием закладывая незадачливого киллера.

Орас махнул рукой, давая понять, что в моей помощи пока не нуждается.

– И сколько же я заплатил, если не секрет?

– Пять тысяч зеленых. За такие дела всегда платят баксами.

– Спасибо, что просветил. А теперь… – Орас оскалил зубы, что должно было означать улыбку, – я передумал и отменяю приказ. Верни деньги.

– Как?.. Как вернуть? – Толик состроил глупейшую мину.

– Очень просто. Работа не выполнена. Верни пять тысяч.

– Нет уж! – Толик нагло выпятил губы. – Этот номер у вас не пройдет.

– Пять тонн на стол, – рявкнул Орас, – или…

Он достал пистолет и приставил ствол Толику к виску. Лицо Андрея перекосилось. Я была уверена – еще секунда – и он нажмет на спусковой крючок. Собакина взвизгнула и зажмурила глаза.

– На колени, мразь! – приказал Орас.

Толик побелел до синевы и послушно осел на пол.

– У меня их нет с собой, – промямлил телохранитель.

– Меня это не касается, – Орас держал его одной рукой за ворот, а второй буквально ввинчивал ствол в висок.

– Но вы не станете вот так при свидетелях… – бормотал Толик, убеждая скорее себя, чем Ораса.

– Это мои свидетели – не твои, – небрежно бросил хозяин. – И подтвердят они то, что скажу я. Это всего лишь самозащита. Так, Ева?

– Так, – выдохнула я. – Он нападал, а вы – защищались.

– Конечно, господин Орас, я всей душой, всем телом, – затараторила Собакина, по-прежнему прикрывая лицо ладошками.

– Хорошо, хозяин, я расскажу, – сдался Толик. – Только уберите пушку.

Орас удовлетворенно хмыкнул. Однако требование Толика выполнить не спешил. Прежде он отобрал у телохранителя пистолет, а потом для верности так пнул ногой в бок, что тот повалился на пол, будто собирался бить земные поклоны. Лишь после этого Орас отошел в сторону, разрешая незадачливого убийце подняться. У Толика был такой несчастный вид, что мне сделалось его жаль.

– Против вас лично, хозяин, я никогда ничего… – попытался в последний раз оправдаться Толик.

– Я слушаю, – напомнил Орас.

– Да говорить-то особенно нечего… – Толик запнулся, как ученик, который «плавает» у доски и ожидает подсказки. – Кто человек, заказавший убийство – не знаю. Только учтите, хозяин, мне угрожали… – Толик суетливо оглянулся и понизил голос. – Знаю одно: его зовут Юра, и он не здешний. То есть когда-то может и жил в нашем городе, но теперь – нет.

– Но ты его видел? Как он выглядит?

– Ну, морда у него такая… чемоданчиком… волосы темные, нос такой, щеки такие. – Толик безуспешно пытался состроить из своего мордоворота физиономию неведомого Юрия.

Неведомого?! Почему же неведомого!

– Знаю, о ком он говорит! – взвизгнула я радостно.

Толик взглянул на меня с неподдельным изумлением.

– Опять бредовая идея, – буркнул Орас, и сделал мне знак, который я, разумеется, не поняла.

– Да выслушай же меня! – закричала я. – Это же тот тип, который сидел в гостях у Мартисса, когда мы пришли. Его тоже звали Юра, у него лицо такое необычное… Потом это наверняка он напал на меня на лестнице. А когда не вышло, незаметно ускользнул и вернулся назад в квартиру. Я поняла! Я всё поняла!

По мере того как я говорила, лицо телохранителя всё больше вытягивалось. Он хотел что-то сказать, но не мог – лишь глупо хлопал глазами. Моя догадка оказалась верна на сто процентов. Кажется, даже Орас принял эту версию, во всяком случае, он не стал со мной спорить, а лишь спросил Толика.

– Как ты связываешься со своим патроном?

– Мой патрон – это вы, – запоздало попытался подольститься Толик. – Ах да, связываюсь… Он звонит мне по телефону и назначает встречу.

Точь-в-точь как князья Лиги! Ну надо же!

– Когда же позвонят снова? – продолжал расспрашивать Орас.

– Уже позвонили, – радостно сообщил Толик. Он как-то уж очень торопился нам обо всем рассказать. – Встреча в пять на Звездной.

– Отлично! До пяти ты пробудешь здесь. На встречу мы пойдем вместе. А ты… – Орас отвел меня в сторону и проговорил тихо, так, чтобы не слышал Толик, – звони Иннокентию, езжайте вдвоем к Мартиссу, постарайтесь выяснить, кто этот Юрий.

Я посмотрела на Толика – мне показалось, что он прекрасно понял, о чем говорил Орас. К счастью, он не сможет связаться со своими дружками.

– Как нам объяснить свой визит?

– Скажешь, что пришли за рукописью книги. Для издательства. Как я обещал.

– Ты хочешь ее издать?

– Не я. Просто найду какого-нибудь сумасшедшего, кто захочет это сделать.

– Думаешь, такой найдется?

– Хотя бы один – непременно. Мало ли мартинариев на свете!

Я не поняла, шутит ли он или говорит серьезно. Мне показалось – он что-то не договаривает. И слишком уж торопится меня выпроводить.