Текст книги "Тренер Култи"

– Такими темпами я из-за тебя начну лекарства от давления пить. – Он сел и с вызовом посмотрел на меня. – Ты привела его к нам домой и даже не предупредила? Хоть бы сказала, что вы с ним общаетесь. – Он помотал головой. – А я-то думал, мы с тобой лучшие друзья.

Самое отстойное, что папа искренне обижался. Не сильно, но заметно, и я пожалела, что не рассказывала ему про дружбу с сарделечным королем мира. Папа ведь действительно был моим лучшим другом. Обычно я рассказывала ему все. Не скажу, что любила его сильнее мамы, но отношения между нами сложились особенные. Сколько я себя помню, он был моим другом, моим соратником, моим сообщником и защитником, на которого я всегда могла положиться. Когда мама пыталась заставить меня переключиться с футбола на любой другой спорт, это папа отстаивал мои интересы.

Поэтому после его слов моя улыбка погасла, и я прильнула к нему.

– Прости. Я не знала, как тебе сказать. Я даже не уверена, что мы дружим. Он поначалу был жутким мудаком, а потом мы сдружились.

– Хм.

– Ну правда, пап. Это так странно. Первые два месяца мне постоянно приходилось напоминать себе, что он какает, лишь бы не начать заикаться.

Он слегка улыбнулся.

– Мы иногда играем в футбол, я пару раз брала его на софтбол с Марком и Саймоном, и неделю назад он отвез меня к врачу, – пояснила я, удивляясь, как мимо него прошли фотографии с фан-сайтов Култи.

И пусть в соседней комнате папу ждал его любимый спортсмен, главный мужчина в моей жизни все равно ставил меня на первое место.

– Что это ты делала у врача? – поинтересовался он резко.

Через десять минут я выложила ему все подчистую – ну, почти. Как я неудачно сыграла в софтбол, как Култи отвез меня к врачу, как Кордеро устроил нам из-за этого головомойку, и, наконец, как сегодня утром Култи заявился ко мне на порог.

Под конец папа сердито качал головой.

– Cabrones[36]36
  Ублюдки (исп.).


[Закрыть]. Пусть только попробуют тебя тронуть, мы их по судам затаскаем, – сказал он, все еще злясь на Кордеро.

Да что ж мужики так любят подавать на всех в суд?

– Будем решать проблемы по мере их поступления. Я ничего не нарушала, так что вряд ли они что-то мне сделают. – Очень на это надеюсь. – Сам-знаешь-кто посоветовал не волноваться.

Папа сощурился, но нехотя кивнул.

– Ну что, готов встретить любовь всей своей жизни? – с улыбкой спросила я.

Папа отвесил мне легкий подзатыльник.

– Не понимаю, как не сдал тебя в детский дом, – сказал он и поднялся.

Я пожала плечами и вышла следом за ним. Папа не торопился и даже заглянул за угол перед поворотом, будто боялся, что из коридора что-нибудь выпрыгнет и напугает его до полусмерти. Култи обнаружился на кухне: он сидел за небольшим круглым столиком, втиснутый в самый угол, а перед ним стояли стакан воды и тарелка с арбузом, хикамой[37]37
  Хикама (исп. jícama), также известная как «мексиканская тыква», – популярный в Мексике и Центральной Америке корнеплод, по вкусу напоминающий огурец с яблочным ароматом.


[Закрыть], сельдереем и брокколи. Мама копалась в холодильнике в поисках чего-то еще.

При виде нас немец встал и молча протянул отцу руку.

Мой бедный оробевший папа, так непохожий на себя самого, ответил на рукопожатие слегка подрагивающей рукой.

– Рад снова вас видеть, мистер Касильяс, – свободно сказал Култи по-испански, глядя ему прямо в глаза.

Мне пришлось ущипнуть себя за переносицу, когда папа часто закивал и судорожно вздохнул, разжимая ладонь. Подойдя сзади, я сжала папины плечи, шепотом посоветовала ему представить Култи на унитазе, а затем села рядом с немцем и стащила с его тарелки кусочек арбуза.

Папа уселся напротив Култи, глядя куда угодно, но только не на Короля. И этот человек не мог нормально вести себя в кино, что уж говорить про какую-нибудь церковь. Громкий, общительный, взрывной и упрямый, он… просто тихо сидел на своем месте.

Именно поэтому я и боялась привозить Култи в Сан-Антонио. Я хотела провести время с родителями, а не сидеть с растерявшим дар речи отцом. Но я не собиралась ставить его в неловкое положение и указывать, как несуразно он ведет себя перед немцем, так что нужно было терпеть. Мы – я, по крайней мере, – приехали на три дня; Култи не говорил, как он собирается возвращаться в Хьюстон, но и не упоминал о раннем отъезде, что от меня тоже не ускользнуло.

Так что посмотрим, как пойдет.

Култи пододвинул мне тарелку, и я с улыбкой взяла кусочек хикамы. И тут меня осенило.

– А где Сеси? – спросила я у родителей.

Папа приподнял брови, но ответила мама:

– В своей комнате.

Ну разумеется. А ведь засранка точно знала, что я вернулась, не могла не знать. Вот же мелкая жопа.

– Сеси – это кто? – спросил Култи, держа в руке кусок брокколи.

– Моя младшая сестра.

Он моргнул.

Я пожала плечами. Что тут еще можно сказать? Что моя сестра иногда ни с того ни с сего вбивала себе в голову, что она меня ненавидит?

К счастью, Култи не стал уточнять. Я знала, что папа принимает выходки Сеси близко к сердцу, а мама злится, что мы якобы не способны отнестись к ней с терпением и пониманием. А ведь я терпела. До сих пор ей ни разу не врезала, хотя иногда она очень даже заслуживала.

Мама, сев за стол, принялась расспрашивать о наших планах на завтра и рассказывать о всевозможных тетушках и двоюродных сестрах, которые очень хотели со мной повидаться. Время потихоньку клонилось к десяти, и я то и дело зевала, попутно поражаясь, как папа до сих пор держится, хотя сам тоже ложился довольно рано.

Неловкая и странная тишина. Я обменивалась взглядами с Култи и мамой, а папа отказывался смотреть нам в глаза.

Все, надоело.

– Показать, где ты будешь спать? – спросила я немца.

Тот кивнул.

У нас только одна гостевая спальня, и поскольку моя сестра явно не собиралась со мной здороваться, о ночевке в ее комнате не могло быть и речи. Когда мы с Култи прошли мимо гостиной с жестким диваном, купленным скорее из-за прочности, чем из-за удобства, у меня дернулся глаз. Нет уж, одно существование этого обитого тканью камня было преступлением против человечества, и я не собиралась выгонять на него своего друга.

Когда брат съехал, его комнату отремонтировали и превратили в спальню для всех, кто заглядывал в гости. Родители не любили менять старые вещи на новые, особенно когда те еще в рабочем состоянии, а потому я прекрасно знала, что ожидает меня внутри. Наша с Сеси старая мебель, оставшаяся со школьных времен.

Двухъярусная кровать, если точнее.

Просто две полноразмерные кровати: одна снизу, вторая сверху. Я чуть не улыбнулась, когда Култи даже глазом не моргнул, увидев комнату.

– Добро пожаловать в отель «Касильяс». – Я развела руками, демонстрируя металлический каркас двухъярусной кровати, телевизор на тумбочке с экраном в тридцать с мелочью дюймов и всевозможные плакаты и статьи, где фигурировали мы с Эриком, – они переехали сюда после того, как Сеси вынесла родителям все мозги. Якобы она не могла жить, когда ей вечно тычут в лицо нашими достижениями. Будто нам их на блюдечке с голубой каемочкой принесли. Ха.

Природный талант и генетика не гарантировали успех.

– А где будешь ночевать ты? – спросил он, сбрасывая сумки на пол.

– Э-э-э…

– Здесь же, – вклинился мой отец по пути в собственную спальню, которая находилась в конце коридора. А потом бросил через плечо, будто разговаривал с нами весь вечер: – Buenas noches![38]38
  Спокойной ночи! (исп.)


[Закрыть]

Мы будем спать в одной комнате? В прошлые разы, когда я приводила своего бывшего, папа прогонял его на диван, но с Култи? Я очень сомневалась, что он уложил нас в одной маленькой спальне, потому что я повзрослела. Подозреваю, если бы я предупредила его заранее, он бы раздобыл нам двуспальную кровать.

Разумеется.

Я могла возразить, но разве мне хотелось ночевать на полу родительской спальни или на диване? Как-то не очень.

– Ты не против, если я займу верхнюю? – спросила я.

Он окинул кровать взглядом, и в орехово-зеленых глазах мелькнуло то ли веселье, то ли нечто похожее. Он помотал головой.

– Нет. Ложись снизу.

– Ты слишком высокий для верхней, – пояснила я. – Ложись внизу. Там и матрас поновее.

Он искоса взглянул на меня, кивнул и убрал наши сумки с середины комнаты, а потом полез рыться в своих вещах.

– Ванная – следующая дверь по коридору. На кухне бери все, что захочешь, мой дом – твой дом. У нас все спят крепко, так что ты никого не разбудишь. – Я постучала пальцами по ноге, соображая, ничего ли я не забыла. Вроде нет. – Пойду перед сном загляну к сестре.

Немец просто кивнул и пробубнил нечто неразборчивое.

Спальня сестры располагалась по соседству с ванной. Из-под двери лился свет и слышался звук работающего телевизора, поэтому я громко постучала.

– Сеси? – Я забарабанила в дверь костяшками пальцев. – Не спишь?

Тишина.

– Сесилия? – Я постучала еще раз.

По-прежнему ничего.

– Сес, ты серьезно?

Ответа не последовало. Не будучи дурой, я догадывалась, что она не уснула с включенным телевизором. Я знала сестру. Она бы не уснула при свете. Просто она выпендривалась. Снова.

Я ничего ей не сделала. Не обижала ее, не ругала и не говорила ничего плохого. Признаю, я уделяла много внимания своей карьере, но всегда старалась помочь. Но как только она чуть-чуть подросла, лет с шести или семи, она превратилась в вечно ноющую из-за моих успехов чертовку.

Мне пришлось глубоко вздохнуть и медленно выдохнуть, чтобы не испортить себе настроение. Не хочет открывать дверь – пусть не открывает, умолять я не буду.

Скорее расстроенная, чем злая, я вернулась в спальню, которую делила с Култи, и столкнулась с ним на пороге: он как раз выходил с компактной дорожной сумкой в руках. Легко забыть, насколько он выше и крупнее меня, но в тот момент я даже не обратила внимания, раздосадованная поведением засранки-сестры.

Култи ушел в ванную, а я нашла чистые трусы, обычный лифчик, который потом можно снять под одеялом, ночнушку и собственную косметичку, чтобы сходить в душ после немца. Попутно я подготовила одежду к утренней пробежке, а на бумажке у телевизора написала пароль от вайфая. Буквально через несколько минут Култи вернулся: лицо у него было влажным, но больше ничего не изменилось.

– Я в душ. Пульт от телевизора на комоде, пароль от вайфая возле телевизора. Еще что-нибудь нужно? – спросила я, обходя его и направляясь в ванную. Будет чудом, если я не усну в процессе, но я так привыкла принимать душ по вечерам, что ложиться спать без него было бы неприятно.

– Нет, – ответил он, убирая вещи обратно в сумку.

– Хорошо, тогда скоро вернусь.

Пятнадцать минут спустя я уже сполоснулась, почистила зубы и, переодевшись, вернулась в комнату. Култи сидел на кровати в тонкой белой майке и джинсах, а нижняя часть его бицепса была обернута какой-то пленкой. Он поднял взгляд, когда я вошла в комнату, и вроде даже улыбнулся, стягивая носок.

– Все в порядке? – спросил он, когда я бросила грязную одежду у двери и присела, чтобы достать из сумки пару гольф.

– Да, а что? – Я выпрямилась, убедившись, что моя свободная футболка чуть ли не до колен не зацепилась за резинку трусов.

Култи продолжил раздеваться.

– Ты злишься из-за сестры, – спокойно заметил он, бросая два удивительно длинных носка в мою кучу грязной одежды.

Я хотела было возразить, сказать, что все в полном порядке, но потом поняла, что совру и он это поймет. Я забросила собственные чистые полосатые гольфы на верхнюю кровать и зарылась босыми ногами в ковер. У меня не самые красивые ноги на всем белом свете; не совсем уродливые, конечно, но я прошла с ними через огонь, воду и медные трубы и предпочитала не ходить босиком.

– А, да. Меня бесит, что она заперлась в комнате, – вздохнула я, с грустной улыбкой почесав щеку. Он наклонился вперед, уперся локтями в колени и нахмурился. Райнер Култи на моей кровати. Вот это да. – Прости ее за грубость. Завтра я вас обязательно познакомлю.

Немец пожал плечами, будто ему совершенно безразлично, встретит он Сеси или нет, и я его понимала. Почему это должно его волновать?

– Если она так тебя расстраивает, я обойдусь. Пусть учится себя вести.

– Она умеет себя вести, – в ее защиту сказала я. – С ней просто… сложно. Ей было тяжело расти со мной и Эриком. Мы с братом близки, но у них почти семнадцать лет разницы, а у нас с ней – десять. И при родах она чуть не убила маму, но мы об этом не говорим, – добавила я, чтобы Култи не поднял эту тему из желания поддеть ее. – Ее единственную не интересует футбол, поэтому она считает, что все в ней разочарованы, ведь она такая «обычная». – Я фыркнула. – Будто это так плохо. Ты сам знаешь, скольким приходится жертвовать ради футбола. Не так уж это и просто.

Он сверлил меня взглядом, будто заглядывал в самую душу. Понимал? Разделял мою боль? Я сомневалась, пока он не кивнул, медленно и мрачно, словно вспоминал все, чем пожертвовал ради мечты, которой в итоге лишился.

– Нет, Сэл, это совсем не просто. Многие этого не понимают.

– Это уж точно. Мне и так вечно достается от посторонних, не хочу слышать это еще и от сестры. Я просто хочу, чтобы она была счастлива. Плевать мне, играет она в футбол или нет. Ну мама постоянно твердит, что мы всегда ругаемся с теми, кого больше всех любим, так что ничего не поделать. Мы с папой тоже вечно собачимся по мелочам, что уж. Может, она и права. – Я подошла к лесенке у кровати и взялась за поручни. – У тебя ведь тоже есть брат, да? – спросила я, хотя прекрасно знала про его старшего брата.

– Да, – ответил он, с ногами забравшись на кровать. При виде него в груди поднялось странное чувство: в домашних штанах, тонкой майке и с большими босыми ступнями он выглядел так… по-домашнему, так естественно. Мне так долго приходилось напоминать себе, что он обыкновенный человек, и теперь я окончательно в этом убедилась.

Как же это мило. Какой же он милый.

– Я три года его не видел, – неожиданно добавил он.

Я посмотрела на него сквозь ступеньки лестницы.

– Ого. Почему?

– Мы и раньше не были близки. У него своя жизнь, у меня – своя.

Прозвучало очень… печально. Да, иногда мне хотелось придушить сестру, но пару раз в год ее можно застать в неплохом настроении.

– Даже в детстве?

Култи небрежно пожал плечами и откинулся на подушки, прислоненные к стене.

– Я съехал от родителей в одиннадцать, Сэл. И с тех пор не жил с ними дольше месяца зараз.

Я даже не стала скрывать, насколько обалдела от его слов. Я знала, что он учился в какой-то футбольной академии, прежде чем его карьера пошла в гору, но съехать из дома в одиннадцать лет? Это же один из самых тяжелых периодов в жизни ребенка. Он был совсем маленьким. Господи.

– И ты все время жил там?

Он кивнул.

– И тебе не было… одиноко?

Култи изучал мое лицо.

– Поначалу было, но я привык.

Привык? Одиннадцатилетний ребенок? Господи боже. Кто же о нем заботился?

– Ты… навещаешь родителей? – спросила я, опасаясь переступить черту.

С его губ сорвался резкий смешок.

– Мама недавно позвонила и сказала, что готова переехать в новый дом.

Я подавила дрожь. То, что покупать дом будет он, подразумевалось само собой.

– Хорошо, что ты о ней заботишься… – Я замолчала, сомневаясь, так ли это хорошо и хотел ли он вообще заботиться о родителях. Потому что, серьезно, кто вообще требует новый дом? Где найти столько наглости?

Судя по тому, как Култи моргнул, он действительно не соглашался на такую покупку. Мне стало неловко, что я подняла неприятную тему, поэтому я потянулась, провела указательным пальцем по его пятке и удивилась, когда он отдернулся от меня всем телом.

На лице расплылась идиотская ухмылка.

– Ты что, щекотки боишься?

Култи подтянул колени к груди и нахмурился.

– Нет.

– Ха. – Я рассмеялась. – Милота.

Он это заявление явно не оценил.

Я ухватилась за лестницу и, улыбнувшись, вскарабкалась на верхний ярус, стараясь при этом держать край футболки зажатым между бедер.

– Тебе нужен свет или мне выключить? Я пойду спать, но можешь оставить, мне он не помешает. Пульт лежит на комоде.

– Я выключу, – сказал он, и матрас заскрипел под его весом.

Устроившись поудобнее, я натянула одеяло до подбородка и отвернулась к стене.

– Ну ладно. Спокойной ночи, Рей. Разбуди, если что-то понадобится, – зевнула я.

– Спокойной ночи, шнекке, – раздался снизу голос немца.

– Ты же не засранкой какой-нибудь меня называешь? – Я снова зевнула, натягивая одеяло на лицо.

– Нет, – просто ответил он.

– Ну и хорошо. Если завтра решишь вернуться домой или переехать в отель – дай знать, ладно?

– Хорошо.

Вдохнув полной грудью, я последний раз широко зевнула.

– Договорились. Спокойной ночи.

Даже если он пожелал мне спокойной ночи еще раз, я этого не слышала, потому что отрубилась почти мгновенно.

* * *

Когда я тихонько спустилась по лестнице, в комнате было еще темно. Мне не нужен будильник: организм обычно сам знал, когда просыпаться. Стараясь не шуметь, я на ощупь нашла одежду, стянула футболку через голову…

И вспыхнул свет.

Я замерла. Застыла в одних только трусиках.

– Что ты делаешь? – спросил Култи хриплым со сна голосом.

Ну что сказать. Я могла запаниковать и раздуть из мухи слона, а могла взять себя в руки и сделать вид, будто меня вовсе не волнует, что я стою посреди комнаты с голой грудью в одних только старых трусах.

– Собираюсь на пробежку, – прошептала я, не шевелясь. – Спи.

Наступила пауза, а потом матрас заскрипел. Я уже знала, что он сейчас скажет.

– Я с тобой.

О господи.

Я как можно быстрее опустилась на колени, пользуясь тем, что теперь не приходилось шариться в темноте, и молниеносно натянула спортивный лифчик. Пронзительный скрип сообщил, что время вышло: Култи уже встал с кровати. Я постаралась не думать о том, что он мог успеть разглядеть мою грудь. Нет, он и без меня видел сотни сисек, но эти-то были мои. Одно дело выйти к нему в спортивном лифчике, но с грудью наголо – это другое.

Нацепив спортивную майку, я встала, заранее приготовив шорты, чтобы поскорее их натянуть. Одна проблема: я стояла к нему спиной и нагибаться в таком виде точно не собиралась.

Поэтому я обернулась – и замерла. Немец наблюдал за мной, стоя в одних только боксерах. Только в трусах. Все. Наверное, он еще толком не проснулся. Не знаю, ведь я определенно посмотрела не на лицо, когда повернулась. Все, что я увидела, – это подтянутый живот с кубиками, накачанные грудные мышцы, низко посаженную линию серых трусов и стояк.

Утренний стояк, прижимающийся к бедру.

Я кашлянула, еще раз покосилась вниз, а потом быстренько влезла в шорты, пока Култи натягивал собственные.

Задыхаясь, я схватила с пола носки.

– Эм, я, э-э-э, подожду на кухне, – выпалила я, не поднимая глаз.

Он согласно забурчал, и я поскорее свалила из комнаты, а потом вспомнила, что оставила там кроссовки. Поэтому вернулась, схватила их, не глядя на стояк, – ой, то есть на Култи, – и выскочила. Папа уже ушел, а мама собиралась на работу, включив кофеварку. Дожидаясь немца, я выпила стакан воды и наполнила две бутылки из имеющейся у меня здесь коллекции. Только когда он пришел, до меня дошло, что надо почистить зубы.

– Готов? – спросила я.

Он кивнул – весь сонный, с припухшим после сна лицом.

«Не смотри вниз, не смотри вниз».

Я посмотрела. Мельком.

– Мои глаза выше, Тако.

Захотелось умереть.

– Что? – Я медленно подняла взгляд. На припухших губах играла самодовольная улыбка.

Удивительно, но он не стал позорить меня, хотя явно догадывался, что я строю из себя дурочку. Собиралась ли я воспользоваться внезапной милостью? Еще как.

Я махнула рукой и только тогда заметила, что он снял пленку со свежей татуировки. Из-под рукава выглядывали темные линии.

– Пойдем. Учти, никаких поблажек из-за старых коленей тебе не будет, так что лучше не отставай.

* * *

– Если хочешь куда-нибудь съездить, можешь взять мою машину, – сказала я немцу через пару часов за завтраком.

Тот откинулся на спинку стула, доедая сваренное вкрутую яйцо.

– Не хочу.

– Подумай об этом. Я хочу покосить газон и потом съездить в торговый центр, надо купить папе подарок на день рождения. Так что у тебя есть пара часов.

– Ты сама косишь газон? – спросил он.

Я кивнула.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

– Я помогу.

– Да не надо…

– Я хочу помочь.

– Рей, правда…

– Я не лентяй, – отрезал он. – Я помогу.

Я окинула его взглядом; перед глазами на мгновение мелькнули добрые двадцать сантиметров в его штанах, и мне пришлось вспоминать, о чем мы только что разговаривали.

– Ну ладно, раз ты так хочешь.

Потому что серьезно… Он едва ли стриг газон в собственном доме, но жаждал помочь с лужайкой отца? Да пожалуйста. Я была упрямой, но не настолько глупой, чтобы отказываться от помощи.

Несколько минут спустя мы уже были на улице, и Култи помогал мне вытащить из гаража древнюю папину газонокосилку, – новую он забрал на работу, – а заодно запасной грунторез и триммер.

– Чем займешься? – спросила я, разложив оборудование на подъездной дорожке.

Он пожал плечами и с интересом посмотрел на косилку.

Готова поспорить на что угодно, что он уже лет двадцать не стриг газоны, если вообще когда-нибудь этим занимался. Сам ведь вчера ночью сказал, что практически не видел семью после поступления в футбольную академию. Да даже когда жил с ними – вряд ли у футбольного гения нашлось бы время на дела по дому.

Мне так и хотелось сказать, что сделаю все сама, но я не стала. Не смогла.

Он поехал со мной в Сан-Антонио, потому что ему «все равно больше нечего делать». И предложил помочь наверняка по той же причине. Бедняге скучно и одиноко. Друзей, подозреваю, у него нет, с семьей он практически не общался, и вместе это складывалось в печальную картину. Хотелось помочь ему, вовлечь в какие-то повседневные дела, дать возможность немного освоиться в жизни.

Как же поступить лучше всего?

– Тогда коси, а я подрежу кромку и займусь сорняками, – сказала я, стараясь не смотреть на него с жалостью. – Устроит?

Он кивнул, обхватив длинными пальцами рукоять газонокосилки.

Я вручила ему пару одноразовых берушей и защитные очки, а потом улыбнулась – ободряюще, но не слишком. Оставалось молиться, что он ничего себе не отрежет.

Райнеру Култи потребовался час, чтобы постричь газон перед домом и за ним. Ему пришлось пройтись дважды, чтобы подправить неровности, и один раз он чуть не убил двигатель, потому что не вытряхнул травосборник. Но тут я сама виновата – забыла объяснить, для чего это нужно. Он делал все сам, не задавая вопросов, и я тоже не лезла с советами.

Под конец он ходил с таким гордым видом, что я чуть не расплакалась. Ощутила себя мамой, отдающей малыша в детский сад, ей богу.

Я похлопала его по спине, оставив при себе «какой ты у меня умничка», и пошла убирать инструменты обратно в гараж.

* * *

В его глазах снова появилось то выражение. С таким же он смотрел на газонокосилку.

– Ты хоть раз был в торговых центрах? – спросила я, когда мы миновали стеклянные двери.

Култи озирался, не оставляя без внимания ни единого магазина. Его голову прикрывала низко натянутая мешковатая шапочка, а сам он предусмотрительно надел рубашку с длинными рукавами, которая с виду стоила больше, чем весь мой наряд, вместе взятый. Мы решили, что с покрытой головой и спрятанной татуировкой его никто не узнает.

По крайней мере, я на это надеялась. Очень надеялась. Толпа безумных фанатов, дорвавшихся до него, снилась мне в кошмарах.

– Да, был, – пробормотал он.

– «Галерея» не считается, – сказала я, вспомнив про огромный торговый центр в Хьюстоне с кучей дизайнерских магазинов.

Он посмотрел на меня своими прекрасными ясными глазами.

– Да был я в торговых центрах, – заверил он. – Просто давно.

Я застонала и толкнула его локтем, а он в ответ слегка улыбнулся.

– Только не укради ничего, а то в участок я за тобой не поеду.

– Хорошо, шнекке.

– Вот и отлично. – Я схватила его за запястье и потянула в сторону нужного ряда.

Немец разглядывал все витрины, попадавшиеся нам на пути, пока я не нашла то, что искала: небольшой массажный салон, расположенный прямо в проходе, куда папа любил заглядывать при каждом удобном случае.

– Подожди, я быстренько куплю подарочный сертификат, – сказала я, остановившись у стойки. Култи кивнул, глядя на массажиста, разминающего какой-то женщине плечи. Расплатившись, я подошла к нему. – Хочешь?

Он помотал головой.

– Точно?

Он кивнул.

– Куда дальше?

– За кроссовками. – Я указала на магазин неподалеку. – Он их никогда не покупает, поэтому нам приходится дарить, иначе он так и будет ходить в одних и тех же, пока они окончательно не развалятся.

Кажется, в ответ на мои слова он даже слегка улыбнулся, и мы вместе пошли в магазин. Я прекрасно знала, что мне там нужно, хотя предпочла бы разобраться с покупкой без Култи.

Пока тот изучал выставочные ряды, к нам подошел молодой консультант.

– Могу чем-то помочь? – спросил он, разглядывая меня с интересом, причем явно излишним, учитывая, что я старше его лет на десять.

Я указала на нужную мне пару, стараясь держаться к немцу спиной.

– Сорок второй, пожалуйста.

Консультант одобрительно кивнул.

– Десятые RK в черном цвете?

Я ощетинилась: обязательно было озвучивать?

– Да, пожалуйста.

– У нас сейчас распродажа на женские десятки Култи, – предложил он, указывая на обувь в противоположном конце магазина.

– Мне нужны мужские, – улыбнулась я.

– На девятую серию скидка пятьдесят процентов, – не сдавался он.

– Не надо, спасибо.

Он пожал плечами.

– Как скажете. Сейчас все принесу.

Ну слава богу. Я обернулась к немцу и увидела, что тот с интересом держит в руках кроссовок.

– Неплохие, – заметила я.

Мельком посмотрев на меня, он согласно кивнул.

– Нашла что хотела? – спросил он, возвращая кроссовок на место.

– Ага. – Я почесала щеку, и он тут же сощурился. – Консультант сейчас принесет. – Понимая, что нужно срочно менять тему, я добавила: – Присмотрел себе что-нибудь?

– Вот, пожалуйста, – провозгласил объявившийся консультант и протянул мне коробку.

Размашистая галочка на крышке еще ничего не говорила, но парень снял ее, развернул оберточную бумагу и продемонстрировал нам кроссовки – «Райнер Култи» десятой серии в черном цвете.

– Чудесно, – прохрипела я, избегая сверлящего меня пристального взгляда. – Беру.

– Даже не думай, – резко заявил немец.

– Беру, – игнорируя его, повторила я.

– Сэл, не смей их покупать, – сказал он.

Консультант удивленно посмотрел на нас.

– Я каждый раз дарю папе кроссовки, и ты меня не остановишь. Они ему нравятся, – выдавила я сквозь зубы, по-прежнему избегая его взгляда.

– Сэл.

– Рей.

Он коснулся моего локтя.

– Я могу достать тебе их бесплатно, – сказал он с заметным акцентом, который всегда появлялся, когда он был раздражен. – Любого цвета. Хоть следующей серии. – Он сжал пальцы на мягком сгибе моего локтя. – Не покупай их.

– Вы работаете в Най… – широко распахнув глаза, начал слишком уж заинтересованный консультант. К счастью, он не всматривался, кто стоит перед ним, иначе давно бы все понял.

– Вы не могли бы оставить нас на секунду? – с виноватой улыбкой перебила я.

Что он мог сделать? Отказаться? Нехотя кивнув, он отвернулся.

Собравшись с духом, я все же встретилась взглядом с Култи: тот стоял, уперев руки в бока, и всем видом излучал раздражение.

«Спокойствие, Сэл».

– Объясни мне, что тебя не устраивает.

– Я не хочу, чтобы ты тратила деньги.

О господи.

– Рей, я все равно куплю папе кроссовки. Твои или нет – не важно. – Подумать о том, что я дружу с человеком, у которого есть фирменная линия обуви, можно было попозже. – Пусть лучше ты заработаешь свои… сколько ты получаешь, пять долларов за пару? В общем, пусть лучше ты заработаешь свои пять долларов, чем кто-то другой, согласись?

Это явно не помогло.

Наоборот, Култи сжал зубы и нахмурился. Кажется, еще и напрягся, но тут я не была уверена.

– Я могу бесплатно забрать все, что здесь продается. Я уже больше двадцати лет не плачу за кроссовки. И ты не должна. Ты лучшая футболистка в стране…

У меня перехватило дыхание.

– …тебе должны давать их бесплатно, и я не позволю выкладывать за мою сраную обувь деньги, ради которых ты пахала весь день. И раз уж на то пошло, я в принципе не позволю тебе платить за кроссовки, хоть для себя, хоть для отца, – огрызнулся он. – Просто скажи, какие хочешь, и я тебе их достану.

Я бы возразила, но не смогла. Просто стояла, глядя на него в полной растерянности.

Кончиками пальцев Култи коснулся моего запястья.

– На моем месте ты бы сделала то же самое, – серьезно сказал он.

Блин.

– Ну да… – Не знаю, как я раньше не замечала, какие у него золотистые ресницы. – Я просто не хочу тобой пользоваться. Клянусь, я не специально тебя сюда привела. Честно. Я бы купила их в Хьюстоне, но…

Я замолчала, заметив, как изменилась вся его поза. Он выдохнул, – дыхание коснулось щеки, – и весь словно сдулся, но не в плохом смысле.

Он положил руку мне на макушку, едва касаясь ладонью лба, и снова глубоко вздохнул.

– Какая же ты… – Култи покачал головой. – Если я не хочу что-то делать, никто меня не заставит.

В это несложно поверить.

– Поняла? – Он опустил голову. Его лицо, загоревшее за долгие годы под солнцем, показалось мне вдруг немного моложе.

– Да.

Култи кивнул.

– Ты бы поступила точно так же, шнекке.

– Ну что, вы решили, будете брать? – неожиданно раздался за спиной голос.

Я с трудом отвела взгляд от ореховых глаз, которые были так близко.

– Простите, что отняла у вас время, но я передумала.

Консультант ожидаемо нахмурился. Он с еще большим интересом оглядел немца.

– Хм, вы мне кого-то напоминаете…

Мне не хотелось грубить, но я схватила Култи за запястье и вытащила его из магазина, пока пацан ничего себе не надумал. Как только мы оказались в просторном проходе, я отпустила его и улыбнулась, но он уже вытащил из кармана телефон и тыкал большим пальцем в экран.

– Мне нужны мужские RK десятой серии сорок второго размера… – От меня не ускользнуло, что он обратил внимание на размер, указанный на коробке. – …по адресу… Какой адрес? – Он посмотрел на меня, и я продиктовала адрес родителей. Култи повторил его собеседнику. – Буду ждать завтра… и приложите образец из новой коллекции, который вы присылали на прошлой неделе… да, их. – И он повесил трубку. Прямо вот так. Просто позвонил, потребовал обувь и повесил трубку. Никаких вам «спасибо» и «до свидания».

Убрав телефон в карман, он посмотрел на меня и нахмурился.

– Что?

– Людей не бесит, когда ты им хамишь?

Култи моргнул.

– Нет.

– Совсем-совсем?

Он вскинул плечо, очень красочно демонстрируя, насколько ему посрать.

Господи боже.

– Если бы я так бросила трубку (чего я бы не сделала, потому что это грубо), меня бы послали. – Я поморгала, вспоминая, как он только что разговаривал. – Я бы тебя тоже послала. Спасибо тебе, конечно, за кроссовки для папы, но мог бы быть и повежливее.

Он пожал плечами. Просто пожал плечами, и я поняла, что могу распинаться сколько угодно, только это ничего не изменит.

– Это худшая партия «Уно» в моей жизни.

Култи посмотрел на меня через стол, и на губах его появилась крохотная самодовольная улыбка. Вот же сарделька хренова.