Текст книги "Посланник"

Глава 20

В Астрахани со страхом и сомнениями ждали войска Петра. Все знали, что на юг они пойдут через их город. Помощник губернатора города Андрей Семенович Гладилин, уже немолодой человек, очень ответственный и строго нраву, был занят делами так, что порой забывал о своей молодой жене. А ей это было только на руку.

Ольга Преонская так и не смогла полюбить своего мужа. Любовь к брату своему двоюродному Никите она поклялась пронести через всю свою жизнь.

И лаской, и увещеваниями пытался вначале привлечь к себе ее Андрей, но понял в конце концов, что не сможет она забыть Никиту.

Сформированные отряды во главе достойных предводителей двинулись на Кавказ. Южное солнце и беспощадные ветры в течение короткого времени сделали из белолицых и юных солдат хмурых и взрослых воителей.

В отряде Никиты Преонского остались те же ребята, что были с ним в Швеции. Мишка Листов, как ни старался перевестись к Калинину, получил отказ.

– Никуда ты от меня не денешься! – усмехаясь, сказал ему Никита. – Буду как память о Сергее для тебя. Может, и сознаешься когда!

– Не дождешься! Я никого не убивал!

– Gott mit uns! И он все знает! – ответил Никита и помчался вперед.

Мишка повернулся к своему товарищу Вальке Громову и проворчал:

– Преонский стал больно спесив, надо бы его на место поставить!

– А что он тебе сделал? – спросил наивный Валька. Мишка презрительно усмехнулся, но не стал рассказывать Громову о своих делах с Никитой.

– Говорят, что он денежки наши придерживает, полученные у государева казначея, – сказал Мишка. Валька лишь недоуменно поднял брови.

– Да? Я что-то об этом и не слыхивал, – промямлил он. Мишка посмотрел на него и приказным тоном проговорил:

– Ты слыхивал об этом! Понятно? Я ведь могу Преонскому про «храбрость» твою рассказать у Веннеса, когда ты в кустах отсиживался! А?

Валька покраснел до ушей и, испуганно озираясь по сторонам, прошептал:

– Ладно, ладно! Только никому, ладно, Мишань, никому!

Мишка лишь удовлетворенно улыбнулся и, потянув за поводья необыкновенно красивую лошадь, поскакал галопом.

А Валька остался и стал думать, как же ему поступить. Вальке было всего семнадцать лет и в отряд он попал благодаря Мишке. Юный и неопытный, он сразу стал объектом для насмешек старших по званию и возрасту, но Мишка, а с другой стороны и Никита, быстро заткнули рты несговорчивым солдатам. Валька был благодарен обоим сразу, поэтому сложившаяся ситуация выбила из колеи неуверенного юнца.

Никита обучал Вальку и заботился о нем, как обо всех остальных. Мишка же был его надеждой и охраной.

Одному только Брянцеву не удавалось никак пройти мимо Вальки, не наградив того издевательским смешком или шуткой.

– Это Преонский его подговаривает, это его рук дело, – не уставал повторять Мишка, дабы насовсем отбить у Вальки уважение и доверие к Преонскому.

Июль месяц 1723 года встретил Никита в Дагестане. Нестерпимая жара и нечеловеческие условия никак не могли согнуть и расшатать дух русской армии. Были, конечно, те, которые не выдерживали трудностей похода и склонялись к мятежу.

– Государство определило немалое жалование для этого похода, так почему мы не можем распорядиться им и выкупить хотя бы немного земли, где можно было нормально существовать, пока длятся эти чертовы переговоры? И почему мы до сих пор не напали на эти маленькие деревеньки? Чего мы ждем? – кричал Мишка Листов в окружении нескольких его приспешников.

Никита выслушал все эти окрики с хладнокровным спокойствием и в таком же духе ответил:

– Во-первых, никаких денег государство на ваше праздное проживание не давало, во-вторых, в таком положении, как сейчас, мы будем находиться до тех пор, пока не придет приказ от Кропотова.

– А может, его давно убили?

– В-третьих, – спокойно продолжал Никита, игнорируя вопрос Мишки, – как вы, наверное, уже знаете, Абдул-Гирей, владетель этой области, намерен сдаться, и поэтому кавказцы еще не развязали здесь войну, и вы можете спокойно расхаживать по этим землям. Что вы и делаете. Учтите только одно – ни в коем случае не нападать на мирных жителей, иначе придется очень туго. Мы нарушим соглашение, заключенное нашим императором с предводителями Кавказа, а ведь оно должно вот-вот вступить в силу. Есть еще вопросы? – Никита окинул свой отряд зорким взглядом и, убедившись, что никто больше не намерен что-либо узнавать, направился в свой шатер. Но его остановил чей-то голос.

– Есть предположения, что вы в сговоре с Салихом – преемником Мирависа и только ждете его сигнала, чтобы перейти на его сторону, а нас продать в рабство! – это был неуверенный голос Вальки.

Никита обернулся. Такого он не мог предположить даже в самом страшном сне. Чтобы его! Преонского Никиту! Обвиняли в измене! Толпа, да, именно толпою показался Никите родной отряд, недовольно загудела. Кто-то защищал своего командира, но нашлись и те, которые усомнились в нем.

Громов! Никогда и ни за что Валька не мог вызвать у Никиты недоверия. Сколько он сделал для этого юнца, и теперь такая благодарность! Хотя Никита понимал, что это наговоры со стороны Мишки, но все же его потряс поступок Вальки.

В ту минуту, когда Преонский размышлял обо всем этом, недалеко послышался топот множества подкованных лошадиных копыт.

– Отряд! Стройся! – отдал Никита приказ. В сию секунду солдаты построились, а еще через несколько мгновений пред их глазами возник сам Александр Данилович Меншиков.

– Здорово, молодцы! – отчеканил генерал Меншиков.

Солдаты приветствовали его дружно по уставу.

– Я здесь, дабы передать вам приказ его императорского величества о дальнейшем мирном продвижении в сторону города Гиляна. Ваше терпение и примерное поведение во время переговоров будут высоко оценены императором, – он продолжил, обводя взглядом ряды солдат: – Понимаете, дети мои, ваши товарищи кое-где ослушались приказа своих командиров и стали виновниками мятежей и разбоев, которые нам с трудом удалось остановить. Страдают мирные и ни в чем не повинные люди, – князь повернулся к Преонскому и, дружески похлопав его по плечу, сказал:

– Никита Антонович, примите мою искреннюю благодарность, что смогли удержать порядок и покой в своем отряде. От жителей соседних деревень мне донесли добрые вести о вашем соседстве с ними.

– Это не только моя заслуга. Мои люди отличаются стойким характером и никогда не опозорят своим поведением русскую армию! – говоря это, он сверлил взглядом Мишку Листова и Вальку Громова, которые всегда были зачинщиками споров и распрей.

– Похвально! Похвально! Вам осталось переждать еще немного. Я сам наведаюсь к вам и расскажу обстановку.

– Разрешите обратиться, господин генерал! – раздался нагловатый голос Мишки. Меншиков и не заметил сразу, откуда он доносится. Потом, отыскав взглядом вопрошавшего, улыбнулся и кивнул головой:

– Конечно, обращайтесь.

– А что известно о знаменитом сподвижнике Мирависа, Салихе?

«А, все никак не успокоится, сучий сын!» – подумал Никита и посмотрел прямо в глаза Мишки.

– Вздернут! Вздернут месяц назад своими же приспешниками за жадность, бахвальство и измену, – ответил Меншиков и, взяв Никиту под руку, стал расспрашивать о делах военных. Потом Никита и Меншиков удалились для беседы и отдыха в шатер.

– Что, получил? Дурак окаянный, – приплясывал Сашка вокруг злого Мишки. Тот ничего не ответил.

В Гиляне отряд Преонского разместился в бывшей мечети, которая была значительно разрушена. Люди его были недовольны тем, что они, христиане, должны спать под крышей мусульманской обители. На что муфтий Гасан ответил:

– Послушайте, дети мои! Бог для всех един, и не имеет значения, где, с кем и по какой земле вы будете ходить в мире и согласии. То, что чтимо Кораном, то несет и Библия. Вы под одним небом и на одной земле. Вы можете не принять той веры, которая не исповедуется на вашей земле, но уважать вы обязаны всех. Буде те уважать вы, будут почитать и вас.

Наверное, эта речь произвела на солдат впечатление, потому что они безропотно расположились в предложенных им местах.

Сон Никиты был беспокойным. Утром он не мог вспомнить сновидений, только сильно болела голова и не слушались ноги. Но после предложенной Мелеховым чарки отличного местного вина боль ушла.

– Не все здесь тихо, как говаривал Меншиков, – сказал Мелехов, осторожно озираясь по сторонам.

– Ты о том, что абреки с гор спускаются и Гилян будут отстаивать? – спросил Никита.

Давно прошел слух, что Миравис никак не может смириться с тем, что Абдул-Гирей согласился отдать главный и важный город области Тарху. Но слухи оставались слухами, постоянно обрастающими все более неправдоподобными подробностями.

– Понимаешь, Никита Антонович, кавказцы люди гордые, и кто много общался с ними, знают, что за просто так они и клочка своей земли никому не отдадут. И не из-за жадности это, а из-за чести и гордости. Из-за упрямства своего и норова крутого, – поведал Мелехов.

– Ну прямо не люди, а аспиды какие-то эти мусульмане-шииты! – воскликнул Никита. – Мы ж не перетаскивать эту землю в Петербург собрались, а просто господство свое установить, чтобы порядок был.

– Ты попробуй им об этом втолковать! – Мелехов вылил на землю остатки вина из чарки. – Может, отраву какую сыпанули, а мы хлещем, как бараны. И Мишка тоже говорит, что винцо их дерьмовое.

– Да перестань ты, Григорий. Если Мишка не уверен, то это его дело, – успокаивал его Никита, – да и сами ведь пьют, – и он допил свою чарку.

Скоро весь отряд во главе с командиром провалился в глубокий и беспробудный сон. Вино было начинено дурман-травою. Солдаты устали от палящего солнца, и вино быстро возымело свое действо.

Муфтий Гасан оказался совсем не тем, за кого себя выдавал. Он являлся главным предводителем бунтовщиков, укрывавшихся в горах. Гасан за несколько дней до прихода русской армии занял близлежащие поселения, принадлежавшие Гиляну. Введя мирных людей, в большинстве своем женщин и детей, в заблуждение своим прибытием в Гилян, он приказал принять русскую армию с почетом и уважением, а сам представился слугою Аллаха.

Его главной целью было захватить часть войск Кропотова и обменять пленных солдат на отвоеванные русскими земли.

Глава 21

Сумерки сгущались. Отряд Преонского расположился на ночлег. Мишка Листов и Григорий Мелехов вполголоса обсуждали дальнейшие военные действия на юге.

– Григорий, а не кажется ли тебе странным, что они так внезапно уснули? – тревожно спросил Мишка.

– Так не все ж, погляди, еще сколько бродят без толку. Уж лучше пусть спят, силушки набирают, – заметил Григорий.

Мишка недоверчиво поджал губы.

– Нет, нет, это не от устали. Я ж говорил, вино-то дурманом начинено, да и у самого голова кругом идет, – сказал он, тяжело поднимаясь на ноги с прогретой жарким южным солнцем земли.

– Так иди ляг, авось пройдет. Эх, битвы хорошей для нас нет! – Григорий тоже встал и хотел было направиться вслед за Мишкой, как услышал шум, напоминающий топот скачущих лошадей. Чуткий слух старого вояки быстро определил, что движется не своя конница, а врага. Он посмотрел на Мишку, тот тоже встревоженно вглядывался в направление темнеющих гор. Вскоре подошли еще четверо из отряда.

Темень стояла кромешная, и ее разбивали только отблески костра, которые играли на лицах сидевших вокруг него шестерых солдат.

– Что стоите?! – заорал Кузнецов. – Будите остальных и готовьтесь к бою!

Молодой и смелый парень Димитрий Калинин лихо помчался будить солдат, уснувших где попало. Но тщетны были его попытки. А шииты уже дрались с теми, кто не спал. Напавшие были удивлены храбростью этих шестерых. Не понаслышке они знали, что русские солдаты смелы и стойки, но их поразило то, что даже, наперед зная о своей гибели, они продолжают героически сражаться и защищать свой отряд.

Предводитель молча сидел на своем великолепном арабском скакуне и презрительно наблюдал за сценой убийства русских.

– Фанатики! – пробормотал он.

– Что вы сказали, мой господин? – обратился к предводителю его писарь Махмуд.

– Пшел вон, шайтан! – отмахнулся от него владыка.

– Слушаюсь и повинуюсь, – и писарь незаметно испарился.

«Он делает все, что я прикажу, но я не ценю его по заслугам, так как он служит мне одному. Эти русские служат империи, получают приказы и выполняют их, чего бы это им ни стоило. Мой слуга и мои враги чем-то похожи. Но и так разительны их отличия!»

Думы предводителя внезапно прервал голос одного из пленных:

– Вы все равно покоритесь России! Завтра или через год! Вам недолго осталось бесчинствовать! Вы просто тупые бараны, спустившиеся с гор! – кричал молодой парень.

Адам-оглы, предводитель этой разбойной шайки, искренне удивился такой неслыханной дерзости и прямолинейному оскорблению в свой адрес. Он в притворно-сердечном почтении поднял брови и посмотрел на Мишку Листова. Это он осмелился крикнуть такое в лицо самому беспощадному и жестокому человеку на Кавказе.

Потом Адам-оглы оглянулся на одного из своих диких абреков, когда тот достал из ножен кинжал. Адам-оглы остановил его жестом и, подъехав вплотную к Мишке, проговорил:

– Ты смелый солдат, и убивать тебя я не буду! Но ты пойдешь и скажешь своим, чтобы убирались с моей земли, а чтобы ты все понял…

Тут Адам провел ребром ладони по горлу, приказав таким образом своим людям убить остальных пятерых. И его абреки, не задумываясь, исполнили приказ. Мишка многое повидал на своем веку, но это вынести было невозможно, и он уже во второй раз потерял сознание под дружный и жуткий смех этих варваров.

Никита сквозь дремоту чувствовал удивительную тишину и легкость во всем теле, и, что самое странное, его это нисколько не обеспокоило. А ведь в лагере всегда было шумно, в любое время суток кто-то обязательно бодрствовал.

А сейчас такая тишина и покой, что не хотелось думать ни о чем. Казалось, стоит проснуться, и вся эта круговерть начнется снова. Его разбудили чьи-то громкие, приказного тона выкрики с сильным акцентом. Резкий толчок кожаным сапогом в ребро заставил Никиту проснуться, хотя это далось ему с большим трудом.

– В чем дело? – спросил Никита, протирая глаза. Перед ним стояло несколько незнакомых людей. Они смотрели на Никиту с презрением и ненавистью. Оглядевшись, он понял, что захвачен вместе со своим отрядом.

Его солдаты, связанные и ничего не понимающие, мутным взглядом смотрели по сторонам в полном недоумении, они еще не отошли от дурмана. Но кое-кто уже начал немного приходить в себя. Слышались выкрики и проклятья.

– Нас предали! – кричали русские воины.

Захватчики непонимающе смотрели на них.

Никита понял, что они не знают русского языка.

«Интересно, они что, с нами жестами собираются общаться?» И вот тут-то он увидел Гасана, который шел к ним с распростертыми объятиями и счастливой улыбкой на лице. Его гостеприимное радушие неприятным и скользким холодком обдало все нутро Никиты.

– Никита, рад вас приветствовать у себя! – он широким жестом обвел окрестности – лес, поляну и разбитый лагерь с немногочисленными наемниками.

Никита был в бешенстве. Как рукой сняло весь хмель от выпитого вина.

– Ты же знаешь, Гасан, что нас будут искать и обязательно найдут! А тебя вздернут! И объясни, где мои люди, где Мелехов, Листов, Волков? – Никита тревожно оглянулся в поисках Сашки Брянцева. Того избивал здоровый и угрюмый бородач за то, что Сашка плюнул ему в лицо. Никита был в ярости.

– Прикажи своему дьяволу прекратить издеваться над парнем! – заорал он.

Гасан в ответ лишь ядовито улыбался, заставляя поверить в его якобы самые благие намерения.

– Может, ты и смотришь сквозь пальцы на то, как твои люди оказывают уважение тебе, своему командиру, но знай, по нашим законам не положено, чтобы какой-то щенок вроде тебя мог командовать настоящими солдатами! Да что там твои солдаты по сравнению с моими джигитами! – Гасан распалялся все больше и больше, только кричал уже на своем языке, который был непонятен Никите.

«Как же так? Почему все так нелепо получилось? И почему мы поверили этому негодяю Гасану?»

Он стал вспоминать, что в день переговоров с Гасаном он был вместе с Листовым и Кузнецовым. Гасан с главой мусульманской общины муллой Ахметом убеждали Никиту в искреннем намерении положить конец распрям.

«Нас просто одурманили вином и связали, как послушных ягнят! Господи! Ну кто бы мог подумать о таком!»

– Шестеро из твоих людей оказались умнее вас, – спокойно продолжал Гасан, – они были в здравом уме и твердой памяти, когда мы появились! Ха-ха! Вот было весело! Шестеро пытались спасти весь отряд! – наконец его идиотский смех прекратился, и он продолжил: – Храбрые были воины, честь им и хвала! И, кстати, одного мы отпустили, он еще Кропотову с Калининым от нас привет повез с поручением! А тебе, Преонский, если ты, конечно, останешься жив, придется очень плохо! Как ты намерен будешь отвечать за смерть своих ребят перед этим шайтаном и прихвостнем императора Меншиковым? Да, я, наверное, оставлю тебя жить и сам выдам твоему начальству! – продолжал злорадствовать Гасан.

«Хорошо, что нас никто не слышит из ребят, – подумал Никита, – а ведь вправду виноват я. Интересно, кто были те шестеро?» Он осмотрел внимательно своих связанных солдат.

Их всех бросили в глубокую шахту и сверху закрыли тяжелой решеткой.

– Как только Кропотов согласится оставить наши земли в покое, мы вас выпустим! – сказал им Гасан.

В это, конечно, никто не поверил. Не было еще случая, чтобы шииты оставляли в живых своих врагов.

* * *

Мишка очнулся уже на закате солнца и, придя в себя, вспомнил все, что с ним произошло. Надо было срочно связаться с отрядом Кропотова. Армия находилась, по его расчетам, в двух-трех верстах отсюда. Лагерь охранялся с воды и суши и только ждал приказа выступить на Кавказ, чтобы, покорив бунтовщиков, двинуться на Персию. Банды во главе с Адамом-оглы не могли близко подступиться к Кропотову и потому рады были захвату и немногочисленного отряда.

Мишка, к своему удивлению, достаточно удачно добрался до месторасположения русской армии. Конвой, охранявший стан, проводил его к Калинину.

Тот, выслушав все до конца, поднял кавалерийский полк и отправил его на выручку отряда Преонского. Сам он не смог лично командовать кавалерией, так как был серьезно ранен.

– Посыльный от Адама к генералу! – объявил молодой солдат, когда Калинин, Кропотов и Мишка составляли карту.

– Проси! – бросил Кропотов.

В большой шатер, в котором расположился Кропотов, вошел молодой испуганный человек. Он поднял руки в знак полного подчинения. Затем протянул бумагу.

Калинин, схватив ее, быстро пробежал содержание глазами.

– Вот сволочи! Вы только послушайте: Адам со своими каторжниками предлагают обменять наших солдат на отвоеванные земли! Ведь мы все равно победим! Наша армия никогда не сравнится с этими обезумевшими абреками! – Калинин знал, как нужно действовать. Пока он приводил доводы и аргументы в свою пользу, посланник испуганно наблюдал за этой сценой.

Адам почему-то был уверен, что после того, как его посланник Шамхан доставит Кропотову эту бумагу, посланника обязательно убьют. Наверно, судил по себе. Кропотов раздумывал, как поступить.

И, воспользовавшись создавшейся тишиной, Шамхан уверенно произнес:

– Я помогу вам!

Все удивленно обернулись к нему.

– Я помогу вам! Но только с одним условием – вы заберете меня после с собой и поможете найти мать. Она русская и живет в Астрахани. Когда мне было пять лет, отец забрал меня от матери, а после его смерти я остался один. Я помогу вашим солдатам сбежать.

– Как это? – спросил Калинин.

– Это мое дело!

– А мы можем тебе верить?

– А я вам?

Кропотов подошел к Шамхану и, глядя в его зеленые глаза, пожал ему руку.

– Я клянусь своей честью!

– Я тоже! – Шамхан прямо смотрел в глаза Кропотову, и тот ему поверил. Он неплохо разбирался в людях и привык доверять своему чутью.

– Скажи, сынок, как ты справишься один?

Шамхан расслабился и сел на предложенный ему Мишкой стул.

Глава 22

– Их всех посадили в шахту, и надо вытащить их до рассвета, – более спокойно стал говорить Шамхан. – Конвою, который сопровождает меня, вы скажете, что взяли меня в заложники и соглашаетесь со всеми условиями Адама, но что до прихода своих меня не выпустите. Они на это и рассчитывают. Это обеспечит им надежную уверенность в том, что вы будете действовать по их правилам. Меня они не ждут до утра, если вообще ждут, – он отвел глаза в сторону и продолжил: – Вы должны будете пешком идти следом за мной. Когда я их вытащу, своих забирайте, а с этими делайте, что угодно. Эти люди убили моего отца по приказу Адама, потому что отец был женат на русской. Вот тогда я и узнал, что у меня вправду есть в России мать и сестра. Раньше я не верил. Ну ладно, времени у нас мало. Я напоил их тем же вином, которым усыпили ваших солдат, и они очухаются только к утру. Сейчас спят крепко.

Как только Шамхан рассказал об этом, Кропотов сделал все, как говорил посланник, а потом кавалерия двинулась в западном направлении, чтобы нанести прямой удар по абрекам, а пехота чуть раньше пошла вслед за Шамханом.

А внизу в шахте нарастало, беспокойство Люди никак не могли понять, почему все так получилось? Кто предал их? И предали ли вообще?

– Кто-то из тех шестерых был явно предателем. Одного они отпустили, – говорил Никита, – если кто-то из вас слышал мой разговор с Гасаном, то вы знаете, что они отпустили предателя. Ведь меня они тоже хотели оставить в живых, чтобы меня казнили свои же, обвинив в предательстве, но, видно, передумали. Ведь шииты знают, что ни я, ни Мелехов, ни Кузнецов никогда не предадим своих. Их-то они убили, а меня пока оставили и оставили еще кого-то. Вот кого? Того, кто не пил вина, того, кто знал, что оно отравлено, то есть того, кто с ними в сговоре!

Солдаты после слов Никиты загудели.

– Вы знаете, кто меня ненавидел больше всего? И я не знаю, может ли этот человек ради того, чтобы уничтожить меня, предать весь отряд! Ведь он поклялся в том, что убьет меня! Покойный Сергей и ты, Сашка, были тому свидетелями. Так?

Сашка кивнул головой.

Наступила полная тишина. Никита ждал, пока кто-то назовет ненавистное для него имя.

– Неужели Мишка? – прошептал кто-то. К Никитиному облегчению, никто не заступился за Листова.

– Да черт его знает, все может быть.

– Но тот, кто после того дьявольского вина и после нападения остался жив, вполне возможно, и есть предатель, – сказал рассудительный Макар Баранов.

– Зачем же они его отпустили? Чтобы наши начальники сами с ним рассчитались, как с Никитой Антоновичем они хотели поступить?

– Да ерунда все это, может, они всех убили, и нас никто не предавал, – сказал Витька Лемехов.

«Такое тоже возможно», – раздумывал Никита.

– Если бы тебя отпустили, мы никогда бы не подумали, что ты нас предал, – сказал Витька.

– Так ведь его и не отпустили, – сказал Сашка, – они вообще никого не выпускают живыми.

В наступившей тишине они услышали какой-то шум наверху. На их головы посыпалась земля.

– Закопать решили, – предположил кто-то.

Вдруг в светлом проеме шахты солдаты увидели веревочную лестницу. Тогда всем стало ясно, что это пришла помощь.

– Живей! Быстро! – скомандовал Никита и стал помогать подниматься своим ребятам.

Сам он поднялся последним. Как только они более или менее пришли в себя, подоспела кавалерия, и они доделали свое дело. Шамхан повел бывших пленников и пехоту тем же путем.

Прибыв в лагерь, они узнали, что мятежники сдались, а Кропотов с армией ушел в Баку.

Еще по пути к Калинину бывшие пленные солдаты узнали, что Мишка Листов жив-здоров и находится у Калинина. Негодованию и ненависти солдат к Листову не было предела.

– Потребуем вздернуть его сразу же! – сказал Сашка.

– Он и за Сергея мне ответит! – в ярости сказал Никита.

Никите удалось-таки заставить отряд поверить в предательство Листова.

* * *

– Это неправда! – оправдывался Мишка. – Я ведь специально пришел, чтобы их вытащить!

– Как ты вообще живым-то остался? – спросил Никита. – Не верится, что они тебя отпустили! И Шамхан говорит, что они никогда никого не отпускают живыми, если даже его отца убили только за то, что он жизнь свою с православной связал. Они и Шамхана хотели убрать, если он от Кропотова живым придет!

Калинин раздумывал. Ситуация была сложной. Напали на отряд, опоив вином, а тот, кто не пил, тот сражался до конца и погиб, но Листов остался цел и невредим.

Никита с ненавистью смотрел на Мишку. Тот был в очень взволнованном состоянии, близком к обмороку.

– Не упади, как ты иногда это делаешь, – съехидничал Никита.

– Не язви, граф, даже если меня приговорят, моя смерть будет на твоей совести!

– Так же, как и на тебе Сережкина!

– Это вы о чем? – спросил Калинин.

– Я расскажу вам об этом как-нибудь попозже, а сейчас мои солдаты требуют справедливой расплаты с предателем! Ты ведь и в вине разбираешься, так почему промолчал, что оно отравлено?

Мишка, ухмыляясь, ответил:

– Откуда тебе понять, что отрава в вине никогда не распознается сразу! А я его не пил не потому, что…

– Все, хватит! – приказал Калинин. Его сын тоже погиб в неравном бою, и ему было очень тяжело.

– Вы посмотрите на карту, которую он вам нарисовал, я уверен, что она неправильная. Шамхан, подтверди! – не унимался Никита.

Шамхан внимательно рассмотрел карту Листова и покачал головой – его собственные зарисовки плана местности и расположения отрядов были совсем другими.

Да и что другое он мог сказать, если Преонский заранее попросил поддержать его во время разбирательства, а взамен обещал пристроить Шамхана в Москве и даже помочь разыскать его мать.

– Если не сделаешь так, как я прошу, мои люди все равно убьют его. А ежели все будет, как я скажу, тебя наградят. Он все равно предатель! – говорил Преонский кавказцу.

– Да я сам удивляюсь, как это Адам его отпустил? У него, наверное, разум помутился, – Шамхан в недоумении покачал головой.

И когда ему показали карту, нарисованную Мишкой, у Шамхана не возникло никаких угрызений совести оттого, что совершается такая несправедливость по отношению к Листову. Мишкина карта действительно была неправильной и совершенно расхожей с картой Шамхана. В карте Мишки Никита заранее подрисовал несколько лишних линий и спутал границы. Незаметно, ведь никто не приглядывался к ней после прихода Шамхана.

Он даже немного развеселился от своей выдумки, когда в шатре не осталось никого. Калинин вышел по делам, Сашка с двумя гренадерами отправился за Мишкой, а охрана как раз сменялась.

«А у Кропотова ума не хватило сверить их сразу», – подумал Никита.

Через два дня Мишку приговорили к двадцати пяти годам каторги.

Прошло более трех недель в ожидании приказа императора о наказании или помиловании Листова, и после того, как был зачитан рескрипт о Мишкиной участи, Никита вернулся к себе в шатер.

Как будто камень свалился с души, когда зачитали приговор. Он хотел разгладить морщины на лбу, образовавшиеся от бессонных ночей, как вдруг почувствовал жгучую боль в руке.

– Господи! – закричал он. Даже от ран, полученных на войне, такой боли не было. Он посмотрел и вдруг заметил в камне кольца яркий пламень. Вспыхнул и горит зловещим алым огнем. Ни сказать, ни двинуться Никита не мог. Казалось, огонь в камне то уменьшался, то рос.

Длилось все это диво мгновенье, и муха, севшая в то время на руку Никиты, замертво свалилась на пол. Это вывело Никиту из ступора и даже немного позабавило.

Понял он, что в кольце заключена сила необыкновенная, хранящая его от смерти и от болезней. Когда в отряде все стали болеть от перемены климата, его одного миновала эта участь. Все в отряде тогда удивлялись этому и подшучивали над ним: мол, начальника нашего не берет ничего. И признали они его навсегда своим.

– Только такой командир нужен нам! – в голос говорили солдаты.

И вправду, Никита всегда первым шел в бой, никогда ничего не боялся. Самые рисковые и опасные задания брал на себя и с успехом их завершал. Это оценивалось и начальством, и друзьями, которых он никогда не бросал в беде.

Когда Никита немного пришел в себя, к нему вошел Сашка.

– Слышал приказ императора назад воротиться? – радостно спросил он.

– Да, – устало ответил он.

– Что, в Петербург сразу воротимся или покуролесим еще малость здесь?

– Нет, я Шамхану обещал помочь. Он и так как на иголках сидит, – он провел ладонью по волосам и посмотрел на кольцо. Ничего особенного он не заметил, но теперь был уверен, что кольцо это не простое и хранить его теперь всю жизнь будет.

– Значит, в Астрахань махнем? Добре!

– Ты тоже со мной? – обрадовался Никита.

– Ну неужели я тебя оставлю? И не надейся. Ты ведь тоже меня не оставишь, если Остерман тебя к себе заберет?

Никита громко расхохотался.

– Ну неужели я тебя оставлю? И не надейся! – передразнил Никита.

Сашка принес чарку доброй анисовой водочки, и они, распивая ее, решили вместе махнуть после Астрахани в Швецию.

Вскоре на милость российского императора стали сдаваться все города, прилегающие к Кавказу. Петр получил известие, что владетель Дагестанской области Абдул-Гирей добровольно покоряется их власти. А затем и глава Дербента просил покровительства русских, которые, вступив на берег Каспия, так удивляли местных жителей своим воинственным видом и оружием, что Петру легко было бы распространить свои завоевания далеко по берегу Каспийского моря, если бы войско его с переменой холодного климата своего Отечества на жаркий воздух стран кавказских не стало мучаться от болезней, которые с наступлением осени еще более усилились.

Сам государь почувствовал себя нездоровым. Итак, поход был окончен, и в начале ноября Петр уже возвратился в Астрахань, оставив в завоеванных местах столько солдат, сколько требовалось для удержания в покорности новых подданных.

По словам некоторых из разведчиков, Адам-оглы со своей шайкой головорезов подался в Черное море промышлять разбоем и пиратством.

Вскоре уже неслись слухи о том, что корабль Адама захватил и уничтожил несколько русских торговых судов. Это нанесло флоту немалый урон, так как суда везли особо ценные породы древесины для постройки брандеров и галиотов.

Император приказал немедленно изловить и уничтожить Адама. За его голову обещались огромные суммы золотом и поместье в придачу.

– Слышь, а Адам-то убег, – тихо осведомил Никита Шамхана.

– Знаю. Его трудно будет поймать, но за такие деньги многие кинутся его ловить, и скоро он исчезнет, – ответил Шамхан, когда они бродили по городу и его окрестностям в поисках родственников молодого кавказца.

Никита понял, что Шамхан говорит правду. Адама надо было ловить быстро и без лишней огласки. Теперь его напугали, и он мог надолго засесть где-нибудь. Но скрыться предводителю оставшихся бунтовщиков не удалось – его корабль был настигнут и потоплен одним из русских военных галиотов. Никому из разбойников спастись не удалось.