Текст книги "Взорванный город. Роман"

Дина

Прошел месяц. Вопреки утверждениям брата, Дина не появилась ни у матери, ни в доме Олега. Зато в один из беззаботных вечеров, когда играли в настольный теннис, явились полицейские с расспросами. Олег держался достойно и отвечал на вопросы спокойно и обстоятельно. Евгения и вовсе ничего не знала. Полицейские поблагодарили за помощь, и сказали, верно злополучная дамочка отдыхает с ухажером, а мамаша шороху наводит. Едва дверь за сыщиками закрылась, сестра пытливо уставилась на брата:

– Ты действительно не знаешь, где Дина?

– Конечно. Меня давно не волнует, что делает эта мразь. Она вот где у меня! – провел большим пальцем по горлу. – Я сыт семейной жизнью на всю оставшуюся.

– Точно?

– Успокойся. Я не такой, как дядя Алексей. И отец был другим. Зря мамаша доводила батьку. Вот и свела в могилу.

– Хочешь поговорить об отце?

– Плохо помню, что произошло в день гибели папы. В больнице сказали нервный шок. Отчего? Говорят, смерть отца потрясла меня. Возможно, подросток, каковым был, что-то видел.

– Что? Что ты мог видеть?

– Не знаю. Мать сошла с ума!

– Мама?

– Не помню. Оно ускользает. Я и сам хочу знать. Порою виню себя в смерти папы, но так ли это?

– Олег, ответь по совести: ты убил моего котенка?

– Нет, я не хотел убивать. Тискал, пока ты не видела, играл, но не делал плохого. В тот день, случайно, клянусь, придавил Мишку дверью, и видно что-то сломалось. Вошел отец, стал бить меня, обвинять в гибели животного. Я рыдал, просил прощения. Мне и теперь плохо, когда вспоминаю. И тогда вошла ты…

Олег тёр и нервно царапал переносицу:

– Мне не поверили. Мать опекала, будто умом повернутого, но и сама считала, что лгу. Мама рассказала про дурную кровь, что бродит в нас с отцом. И я связался с парнем, как его? Забыл имя.

– Венька?

– Ах, да! Венька.

– Ты кричал тогда про Сережку!

– Сережка был маленький, глупый. Мы подрались с ним, и он схватил котёнка. Потом выпустил, убежал, а я случайно дверью придавил. А на Сережку сказал, испугался, что папа убьёт. Как ты все помнишь?

– Не всё. Папа сказал, Мишка ушёл к другой девочке.

Брат покачал головой.

– Мы с Венькой мучили кошек и собак, и однажды убили соседского пуделя. Я делал это от злости на родителей. Мечтал убить тебя. Потому, что меня родители ненавидели, а тебя любили. Если сестры не будет, мать с отцом полюбят, говорил Венька. Планировали сделать это после твоего возвращения из лагеря, но погиб отец. Дальше знаешь. Только я бы не смог, честно.

Олег встал, налил две чашки кофе.

– Лучше налей отравы, – сказала Женя. – Ужасно, что слышу. Ещё ужаснее, верю.

Брат ковырял пальцы. Она подавила тошноту:

– Налей мне водки!

Олег налил две стопки. Выпили.

– Теперь расскажи о Дине.

Он налил ещё и залпом выпил. Понюхал кусок хлеба, и, оторвав корочку, зажевал.

– Что рассказывать? Любил курву, ни в чём не отказывал. И в постели ублажал. Но, говорится, как волка не корми, он всё в лес смотрит. Так и Динка. Чем нежнее к ней, тем, зараза, больнее бьет. Трудно убить в себе боль, ещё тяжелее пережить измену любимого человека. Да, что объяснять, ты сама прошла эту школу. Разве порой не хочется мести?

– Хочется. Иногда до дрожи.

– Я мечтал о настоящей семье, о детях.

– Тетя Мара говорила, что при нашей психической наследственности, нельзя иметь потомство.

– Старая дура, твоя тетя. Я не шизофреник. Нормальный мужик, спроси у подруги. Наташка не соврёт. И, если хочешь знать, Наталья хочет быть со мной. Даже обещала быть верной, а я рассказал ей о Дине, потому, что обжёгся однажды.

– Наталья и верная? Эти понятия не живут по соседству. Что бы она ни говорила, минутная слабость. Верно, и разговор был в постели?

– Неважно. А Динку поучил всего пару раз. Сразу к мамаше жаловаться. Та не забывает синяков, что наставил доченьке ненаглядной. Сто процентов даю, тёще известно, где зависает Дунька, но перечница хочет меня подергать. Вот и натравливает полицию. Еще бы дурдом вызвала, только ей не под силу упечь. Ничего, может, нарвется бывшая на маньяка, тот и отомстит за меня. Всё, всё откроется, вся подноготная грязной дряни. Я бы давил таких. В старые времена казнили, на кол сажали, а теперь равноправие, черт его дери.

На губах Олега выступила пена. Дженни испугалась. Брат посмотрел на неё и усмехнулся:

– Что-то раздухарился! Не бойся. Выпьем?

– Не хочу.

– Слишком добр. Весь в папашу. А тебя в обиду не дам. Забудь детские ссоры. Когда мать с отцом покинули этот мир, вдруг понял, что ближе сестры никого не будет. Я люблю тебя, сестренка, что бы ни случилось, всегда буду любить.

Телефон звонил, надрывался, но прерывать задушевную беседу с Олегом не хотела. Наконец брат откровенен, зачем разрушать хрупкую нить, связавшую их.

– Ответь, – брат кивнул на аппарат, – если это хозяин, должна ответить.

Брат, как в воду смотрел. Герхард официальным тоном справился о состоянии дома, выполняются ли его с хозяйкой поручения. Евгения холодно отвечала. Под конец Герхард не выдержал:

– И это всё, что можешь сказать?

– Пожалуй.

– Сильно злишься?

– Поздно об этом спрашивать. Почти два года мучений. Другая давно нашла бы замену.

– И нашла бы. Евгения, специально изводишь упреками? Я с любовью, а ты? Нравится страдать, страдай молча.

– Вот как? Почему не рассчитаешь?

– Потому, что не могу без тебя, твоей колкости, жестокости и невообразимой преданности. Где я еще найду такую милашку?

– Вот, вот. Только ничто не ценится мужчиной вроде тебя. Глянуть: в глазах купюры пляшут. Счётчики.

– А я думал обрадовать: планирую вернуться ровно через два месяца.

– Один?

– Конечно. День в день подам на развод. А этот день будет ровно через один месяц двадцать один день. Рада?

– Зачем напрасно обещать? Вернешься – увидим! – Дженни повесила трубку.

Душа ликовала, девушка боялась показать, насколько счастлива. Теперь Евгения училась осторожности в проявлениях чувств. Уверенность Герхарда в её незыблемой преданности дало любимому возможность крутить чувствами по своему усмотрению. Держать ухо востро – вот что необходимо в любви! Судьба карает доверчивых.

– Всё хорошо? – Спросил Олег, – ишь, засияла!

Кивнула.

– Язык проглотила от радости? Едет?

– Скоро обещал.

– И ещё что обещал?

– Можно, не выдам заветной мечты?

– Никак разводится?

– Почти.

– Почти?

– Скоро. Давай лучше выпьем! Шампанского!

– О! Моя сестрёнка перешла на слабые напитки, а это что-то значит!

– Отныне буду воздерживаться от пьяных загулов. Всё! Только шампанское.

– И шампанским можно нализаться при желании. Впрочем, рад.

Олег стал одеваться.

– Я на работу. Сегодня не жди. Буду у Наташи.

Диалог

Брат ушёл. Евгения долго сидела с бокалом шампанского в руке. Радость постепенно уходила, сменяясь недоверием. Повинуясь неясному влечению, сомнамбулой прошла в спальню и распахнула штору. Дэмиан спокойно глядел пустым, невыразительным взглядом.

– Герхард скоро приедет ко мне. Один. Разведётся.

Идол, казалось, усмехнулся. Презрение мелькнуло на губах.

– Думаешь, слишком ведусь на обещания? … Пожалуй, ты прав! Но что поделать с собой? Герхард лжет – а я верю, изменяет – прощаю, издевается – терплю!

Дэмиан покачал головой (конечно в воображении Евгении).

– Чаша терпения переполнится, и тогда…

Дэмиан пожал плечами.

– Герхард пожалеет. Жаль, ты кукла и не ответишь.

– Жаль, и ты кукла, – прошептал-прошелестел идол.

– И я кукла, – тихо повторила Дженни, – всего лишь кукла Дженни-хохотушка. Игрушка-хохотушка.

– Пусть Герхард станет игрушкой, – черные глаза идола засветились изнутри, – игрушкой-хохотушкой. Ты знаешь, что надо сделать.

– Знаю, – эхом ответила Дженни, – убить.

Дэмиан захохотал. Мороз пробежал по спине девушки. Перестав смеяться, истукан сказал:

– Никто не должен знать обо мне. Только ты слышишь и говоришь со мной. Для остальных я нем. Деревянная поделка. Таковы правила игры. Проговоришься – штраф!

– Если и проговорюсь, не поверят. Такого не бывает!

– Не бывает.

– Бред сумасшедшей – вот что скажут! И я знаю, что бред. Кто-то говорит сам с собой, а я говорю с идолом. Ну вот, шампанское расплескала!

– Выпей бренди! И не морочь голову. Ты ведь нарочно пролила шампанское!

– От тебя не скроешься, мой ангел!

– Не зови ангелом.

– Хорошо, мой демон. Голова идет кругом. Как думаешь, Олег причастен к исчезновению жены?

– Убил в гараже, как отца. Труп в цементном полу.

– Я подозревала, дело нечисто.

Женя налила бренди, сходив за бутылкой и чипсами вниз. Дэмиан видел глубину вещей. Да и разве можно скрыться от темной сути? Кто говорил голосом истукана? Сама Дженни или вторая сущность, злой гений-двойник? Вкрадчивый шепот, черные глазницы пугали, казалось, Дженни заглядывала в потусторонний мир, загадочный, влекущий.

– Проверь, езжай в свой дом, – продолжал идол.

– Но как проникнуть под цемент. Разломать пол? Надо звать рабочих.

– Не обязательно. Ты и так поймешь.

– А что потом?

– Ничего. Ты ведь не выдашь брата!

– Нет, не выдам. Но придется жить с этим.

– Не ты одна. Трупом больше, трупом меньше.

– Хочешь сказать, у каждого свой скелет в шкафу?

– Зачем так банально, грубо? Но в гараже под полом ответ на вопрос. Хочешь знать, кто брат на самом деле, делай, что сказал.

– Боюсь правды. И, знаешь, любой правды. Одному тебе могу признаться: если брат невиновен…

– Разочарование?

– Думаешь, буду разочарована? Брат-убийца легче?

– Да. Ты давно свыклась с мыслью, что окружают маньяки. Дженни это нравится.

– Дэмиан, ты совсем меня не знаешь. Я сама себя не знаю. Но брат-маньяк… не может нравиться.

– Поспорим? Едешь в свой дом, убеждаешься в одном из двух вариантов, а там увидим, что почувствуешь.

– Ладно, завтра соберусь, а сейчас выпью, – девушка налила виски, и задумчиво вертела стопку в руке, – с каждой рюмкой становлюсь трезвее. Не твои ли проделки, Дэмиан?

– Покончи с братом, убей Герхарда, – ответил истукан, сверкнув глазами.

Она выпила. Дэмиан оскалился:

– Весь день посвятишь выпивке?

– Выпей со мной.

– Пью коньяк.

Достала коньячную рюмку, и, наполнив, поставила возле деревянного друга:

– За маньяков! – торжественно провозгласил Дэмиан.

Евгения кивнула.

– Знаешь Дэмиан, еду прямо сейчас!

– Отлично, дорогая!

Родительский дом

Многие, вспоминая дом, где прошло детство, ностальгически вздыхают, иные помнят не стены, в которых прожили годы, а любящих мать с отцом, товарищей по играм и беззаботное ребячество. Лишь малая часть, вспомнив, стараются скорее вычеркнуть из памяти, как ужасный сон. И Дженни относила себя к последней категории, к категории людей переживших детство.

Неудивительно поэтому, что чем ближе героиня подъезжала к дому, тем больше хотелось «плюнуть» на внезапное решение и повернуть назад. Но Дженни знала: важно для дальнейшей её с братом судьбы. Нащупала ключ, теплый и добрый, будто папа дал его в школу. Узнала издалека крылечко, с покосившейся нижней ступенькой (у папы так и не дошли руки), кухонное окошко, которое дочка с мамой расписали масляной краской. Беззаботное раннее детство той поры, когда Олег только входил в подростковый период. Дверь теперь металлическая, верно работа брата. Женя легко открыла запасным ключом, что когда-то вручил Олег, на всякий случай. Укор совести шевельнул душу: так-то сестра пользуется доверием брата, но голос Дэмиана подсказал: это и твой дом.

В доме стоял сырой нежилой запах. Распахнула настежь окна: осенняя прохлада наполнила дом ароматом преющих листьев. Затопила камин, и присела на низенькую скамеечку, глядя на пляшущие огоньки. Усадьба Герхарда казалась дворцом, царской резиденцией по сравнению с очень (по сегодняшним понятиям) скромным деревенским жилищем. Открыла дверцу буфета: полбутылки не самой дорогой водки, пачка крекеров, банка растворимого кофе. Типичная холостяцкая берлога. Сколько времени Олег жил в доме один? В принципе неважно. Если то, что он говорил о жене правда, то Дина и не пыталась хоть как-то остепениться. В течение какого времени брат слепо верил жене? А сама Дженни как долго терпит предательство Герхарда? Между ними тонкая нить родства, и не только – общность судьбы подтолкнула друг к другу сестру и брата. Поэтому они опять объединились, как тогда, после его заточения в клинике, а Евгении – в приюте.

Она прозрела. Увидела повторение друг друга. Неужели когда-нибудь полиция станет искать Герхарда, как теперь ищет Дину? В доме витали призраки, и они знали много больше, чем живые.

На столе граненый стакан. Память давних лет. Евгения перевернула его: к самому дну прилипла муха. Поднесла к носу: чем пахнет застарелый немытый стакан? Бомжем, скажете вы, и будете правы. Лучше всего выкинуть, но девушка упрямо поставила сосуд на клеенчатый стол, и, порывшись в нижнем ящике буфета, неожиданно обнаружила упаковку одноразовой посуды.

Вы знаете семьи, где супруги едят из копеечных пластмассовых тарелок? Это семья брата Евгении. Словно ножом полоснули по сердцу: открылась та сторона судьбы, о которой Женя не имела понятия. Слезы хлынули из глаз: Олег так одинок! Как жалко брата!

Налила в одноразовый стакан водки и выпила залпом. Стены дома не держали тепла, потому, что он пропах сиротством. Не везло с любовью: никто никогда не любил сестру и брата по-настоящему: ни родители, ни супруги. Наверное, некое родовое проклятие довлело над ней и братом, а до того – над отцом и матерью.

То ли дом был заколдован, то ли Дженни расчувствовалась, попав сюда, но стены держали в плену дурных воспоминаний. Впрочем, было и хорошее в прошлой жизни. Она вспомнила нежность отца, отстраненность матери: что крылось за этим? Олег сочувствовал папе, и презирал маму, а Женя считала брата маменькиным сынком. Брат перевернул всё вверх тормашками, и Евгения не могла обнаружить истины. Есть ли она? Или бывают лишь версии, которыми можно вертеть так и эдак, и никогда не докопаться до единственной правильной сути. Мучительно пересохло в горле, и она снова налила водки. Обшарпанный холодильник задребезжал в углу.

– Привет, старый друг! – Девушка погладила порыжевший бок, и немного помедлив, распахнула дверцу.

Консервы на верхней полке, и полбуханки хлеба в полиэтиленовом пакете. В морозилке «словно Мамай прошел». Еще две банки пива в дверце.

– Не густо!

Достала банку пива и с наслаждением выпила полностью. Рука потянулась за хлебом. Открыла шпроты, не вдаваясь в сроки реализации. Не пахнет, значит, есть можно! Сначала была идея заказать горячую пиццу на дом. Но это означало рассекретить пребывание в доме. К тому же общение с кем бы то ни было, не входило в сегодняшний план. Проще сказать, Дженни никого не хотела видеть. Все, что беспокоило на сей момент – трезвый ум.

Выпив ещё немного водки, приступила к осмотру комнат. Спальни отдавали плесенью: постельное белье отсырело, но аккуратно сложено на полках в шкафу, вверх нашивками из прачечной. Прошла в свою бывшую детскую: комната стала пристанищем для эха.

– Ну и ну, – сказала, прислушиваясь и не узнавая звуков голоса.

– Ну и ну, – отозвалось эхо.

Было тихо, как на заброшенном кладбище. Только в углу валялся тряпичный заяц без ноги. Игрушка Верного, собаки. Женя так и не нашла его. Да что собака, та маленькая девочка и сама затерялась в огромном пустом мире. Выглянула в сад. Если бы много лет назад того же не сделала девчушка, то не увидела бы брата, мучающего котёнка, и возможно, всё было бы иначе. Дурная кровь отца толкала маму на глупости.

– Полно, – голос отскакивал от обшарпанной стенки, и снова возвращался, – сомневаюсь, что дурная кровь была у папы, а не у мамы.

Разжав пальцы, уронила зайца на пол. Вышла, плотно прикрыв дверь. Если бы подобным образом можно было оставить за дверью ад! Или, на худой конец, память.

– Что ж, пройду в ванную! – попыталась оттянуть момент визита в гараж, где бывшую девочку Женьку могли ожидать духи прошлого.

В ванной комнате не осталось и намека на присутствие женщины. Даже аромата духов. Следы, запахи – всё словно нарочно изъято. Ни волосинки на расчёске! Брат заметал следы преступления? Или стирал из памяти неудачный брак?

Интуиция молчала. Имеет ли она право подозревать Олега? Покачала головой, удивляясь нелепице своих предположений. Что она ищет? Труп Дины? Или зацепку, которая поможет обвинить брата?

Наконец, решилась, и нетвердо ступая дрожащими от волнения ногами, спустилась в подвал.

Видавший виды старенький Форд Олега, стоял на кирпичах, вместо колес. На полу в углах валялось масляное тряпье, гаечные ключи, разнообразные детали и инструмент. Возле дальней стены бросилось в глаза черное пятно мазута.

– А что, собственно, надеялась увидеть в гараже? если бы Олег убил жену, то нашел бы место надежнее.

– Глупо, – прошелестел голос Дэмиана, – труп здесь, под пятном. Сломай цементный пол и убедишься.

Евгения огляделась, и, заметив трехногую табуретку, придвинула к подозрительному месту и уселась, не сводя глаз с пола.

– Пригласить экстрасенса? Почему бы нет? У Натали наверняка есть пара-тройка классных ясновидящих.

– Подумай, а у тебя разве нет? Вспомни Гришаню, как его ласково называют товарищи, Полину, которая завоевала титул лучшей ясновидящей Европы. Не она ли удостоилась королевской награды в Лондоне? Набери номер.

– Нет, нет. Боюсь. И вообще, от всего голова кругом, нехорошо. Дрожь во всем теле.

– Для чего затеяла поездку? – шёпот Дэймона стал жестким, безжалостным. – Малодушная девчонка!

– Поговорю с братом. Хочу ещё кое-что выяснить. Куда девалась моя собака? Я ведь не вспоминала о Верном.

– Понимаю. Но знай, время работает на смелых!

– Я не готова обвинять брата. Более того, сама бы прикончила изменницу.

– Убей Герхарда!

– Нет! Никогда!

Качаясь, Женя вышла из дому, и накрепко закрыв дверь, побрела в сторону дороги. Странно: прекрасно осознавая, что диалоги с Дэмианом плод фантазии, она будто бы находилась под всевидящим оком демона или Ангела, и он руководил поступками. Стараясь разложить по полочкам жизнь брата, Евгения, не давая себе отчета, пыталась упорядочить свою, далеко не ясную, позицию в судьбе Герхарда. Возлюбленный играл с ней как кошка с мышонком, а она думала нерешительный Герхард мечется, желая сорвать банк и сберечь самоотверженную любовь наивной дурочки. Горячая кровь заставляла вскипать мозги; казалось, Дженни вот-вот сойдет с ума.

Машина резко тормознула. Отшатнувшисъ, сообразила, что стоит на дороге с поднятой рукой.

– Куда едем? – Водитель обернулся и подмигнул.

Назвала адрес. Он снова посмотрел долгим внимательным взглядом.

– Что он пялится? – Секунду поколебавшись, села в машину

Таксист посматривал в зеркало заднего вида, улыбаясь, словно чеширский кот.

– Дэмиан?

Мужчина недоумённо пожал плечами:

– Меня зовут Демид. Впрочем, на торпеде визитка.

– От меня не спрячешься, – злорадно думала Дженни, – Вижу насквозь. Демид, ха!

Таксист усмехнулся.

Автомобиль мчался, словно на гонках преследования. Оглянулась: вдалеке два призрачных мотоциклиста, словно выходцы из преисподней, тихо плыли над остывшей за день дорогой.

– Мотоциклисты?

– Где?

– За нами.

– Там никого!

Дженни снова посмотрела назад: пусто. Фантазии? Выдохнула, и потерла переносицу, как это делал брат.

Чёрт издевается! Дженни глянула в боковое окно: идол появился в тонированном стекле, скаля редкие коричневые зубы и исчез.

Машина остановилась возле усадьбы Герхарда. Рассчиталась с водителем, оставив щедрый чай.

Темнело, когда переступила порог дома. Предстоял один из многих вечеров в компании с бутылкой и Дэмианом-хранителем. Что-то надломилось в душе, она переступила порог разбитой, старой и никому в этом мире не нужной куклой.

– Вот приедет Герхард и выкинет безногого зайца на помойку.

Идол качал головой, глядя на Дженни в упор.

Откровение

Брат вернулся ближе к полудню. После бессонной пьяной ночи запах свежемолотого кофе привел в девушку чувство. Олег вполголоса напевал «Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный…», и Женя пыталась вспомнить, откуда задорная ария. Потягиваясь, зевая до хруста в челюстях, спустилась на кухню.

– Хочешь кофе?

Кивнула.

Брат поставил перед ней чашку:

– Ещё сварю. Пей.

– Вкусно!

– Ещё бы! Мелю вручную: чувствуешь разницу? Букет!

Подняла вверх большой палец.

– То-то! А хочешь, капну коньячку для пущей радости?

Замахала рукой.

– Ну да, никакого алкоголя до обеда. Так?

– Олег, вчера была в отчем доме.

– И что? Надеюсь, не сильно захламил избушку? – Брат засмеялся, обнажив крепкие, чуть желтоватые зубы с едва заметной кривизной, придающей ему вид небольшой ущербности. Олег не комплексовал, считая, что главная работа зубов пережёвывание пищи, а с этим они справлялись на пять с плюсом.

– Нет. Обычное холостяцкое жилье. Не пахнет женщиной. А одноразовая посуда вообще меня добила. И ты терпел? Бедный братишка!

– Если честно, не вижу ничего такого. Не любила баба посуду мыть. И я ненавижу. Мы вместе придумали свести к минимуму дрязганье в воде. Тем более, моющие средства портят руки. Появись у Дуньки цыпки на руках, я бы враз нашел другую!

Он расхохотался. Засмеялась и Женя.

– Ты думала о продаже дома?

– Не знаю, похоже, мне он не нравится. Что-то темное в углах. Призраки и дурные воспоминания. Ты уверен, что за него можно выручить приличную сумму?

– Риэлтор сказал.

– Квартира в городе? Но я не намерена покидать дом Герхарда. Ни в коем случае! Когда-нибудь Герхард со всем, что прилагается к нему, женится снова. И новой женой стану я.

– Не стоит сильно обольщаться. Твой парень не прост. Снова обманет, подвернись выгодный вариант.

– Не все миллионерши хороши собой, как Елена, а Герхард любит красивые вещи.

– Теперь он вращается в кругах богатых мира сего. Неужели у нуворишей не найдется пара-тройка хорошеньких дочурок?

– Дочурки найдутся, да отдадут ли их разведённому мужчине?

– А любовь? Не скидывай любовь со счетов. К тому же при разводе получит кругленькую сумму. Если разведётся.

– Обещал.

Брат покачал головой, и полез в холодильник за пивом.

– И мне бутылочку захвати.

Брат посмотрел на часы:

– Пора обедать? Или ты отступила от принципов?

– Скорее второе, чем первое. Начнем с пива.

Олег протянул банку:

– Хольстен?

– Какая разница? Я не часто пивом балуюсь, но Хольстен из тех марок, что пью с удовольствием.

Сидели, потягивали из банок пиво, подобно добропорядочной семейной паре.

– О чем задумалась, сестрёнка?

– Последнее время мы очень сблизились, не находишь?

– Пожалуй. Взрослеем.

– Я часто ухожу мыслями в прошлое, вспоминаю детство, родителей, котенка Мишку, собаку Верного.

– Помню такого зверя. Пес невзлюбил меня, и неудивительно, папаша науськивал. С мамкиной подачи отец вовсе сбрендил. Вздумал, что дурная кровь близнеца-маньяка передалась мне. Скажи, я похож на убийцу? Ну, было, не отрицаю, связался с чокнутым Венькой. Венька теперь по тюрьмам больше, но я то здесь.

– Вспомни, куда девалась собака? Меня из лагеря привезла мать. Тебя не было, а отца похоронили. Верного тоже не застала. Зато мама нализалась в первый же день. Все пошло кувырком.

– Когда умер отец, мама увезла собаку в приют. Хочется думать, пёс попал в хорошие руки.

– И я попала в приют. Приют. Словно пара щенков. А тётя Мара взяла в хорошие руки. Не будь тёти, что стало бы?

– Ничего хорошего. Во всяком случае, для тебя.

Холодок пробежал по спине Жени. Фраза означала череду неприятностей, ведущую к потерям. Сжала виски:

– Налей бренди!

– Что с тобой?

– Со мной? – Она расхохоталась. – Со мной ничего, всё отлично! Прошлое безоблачно, любимый со мной. Все отлично! Только мало бренди, полную наливай! Жизнь прекрасна! Чтоб я сдохла!

– Не психуй! – Олег налил и себе, – чокнемся, и гори оно синим пламенем! Пусть сдохнет Герхард. Изобретатель херов! И имя пидорское. Что он придумал, кроме игрушек, всяких там динозавриков? Бездарь, а дыму напустил, туману! Только и может, баб дурить! Те падки на гениальность, он ловко рассчитал! Небось, тебе мозги забил ерундой, и ты повелась на величие непризнанного ума! К тому же, верно, и в штанах не пусто. В том месте его ум! Ловко сказал! Прямо в точку!

– В твоих штанах тоже не пусто, вон как Натали увязла, после того, как первую пробу сняла. Но ты – никто! Герхард – выдающаяся личность! Он создаст нового человека, и перевернет Мир.

– Блажен, кто верует!

Чокнулись.

– За блаженных и юродивых! – Провозгласил брат.

Выпили.

– О чем я? Дом. В детской нашла зайца, игрущку Верного. Почему не выкинул?

– Этими вещими занималась Дунька. Когда поженились, велел быть хозяйкой в доме. Почему она оставила старого изуродованного зайца? – Брат пожал плечами.

– Какая была Дунька?

– Баба, как баба, только на передок слабая.

– Не верю. Комплексов, видно, было не счесть. Само утверждалась. Любви в браке не нашла.

– Распущенная бабенка! Не ищи крутых причин, всё просто. Любви захотелось в браке! Зачем выходила? Истаскалась, сука! Что, по-твоему, все крепкие пары, ой, как любят друг друга? Чушь собачья! Многие женятся потому, что приходит времечко детей родить. Какая любовь? Я тоже с ума сбрендил! А теперь, ничего, живу, радуюсь. С глаз долой, вот и вся любовь. Точно знаю, выдумки.

– Когда Герхард уезжает, я и не живу будто. Позвонит – душа поёт! Обманывает, ведусь! Это ли не любовь?

– Ха! Извращенка! Себя жалеешь – вот причина. Выжидаешь, когда разведётся. Представляешь, огромный дом в распоряжении! А помрёт благоверный, все твоё. Признайся, думала о доме?

– Каждая вещица этими руками перетёрта тысячи раз, да и хозяин обласкан и вылизан не меньше.

– Вот, вот. Только, не разведётся твой милый. Зачем брать часть, если можно хапнуть всё. Сама говорила, в каждом глазу по купюре. Налить ещё?

– Не хочу. Меня и так глюки мучают. То машина в саду стоит, то Дэмиан говорит со мной.

– А зелёных чертиков не видишь?

– Нет.

– Тогда порядок. Верно, устала изводиться мыслями о Герхарде. Скажу безжалостную вещь: знаешь в глубине души, Герхард в жены не возьмет, но отмахивашься, как от комаров от вредных мыслишек. Два чувства ножками болтают: любовь и ненависть.

– Женится. Мое слово – женится! Олег, я ведь и правду рехнулась. Сказать, почему поехала в родительский дом? Улики искала. Думаю, ты убил Дину. Потому что, я бы убила. Мы одной дурной крови!

– Милая моя, если бы ты могла убить, то сделала бы это.

– Надежда, что когда-нибудь Герхард будет моим, держит. Поверь, он любит меня. Господи, Герхард такой же осел, как я. Будем изводить друг друга, пока один не зарежет другого. Я ведь пыталась изменить. Только мужик оказался богатым, и чересчур уверенным, что за деньги любую бабу купит.

– Нашла бы бедного, который сам продастся.

– И то и другое кричит о Герхарде. Подвернулся бы человек бескорыстный, я легко раздвинула бы ножки.

– Я бескорыстный.

– Ты родной брат.

– Тебе ведь не детей от меня рожать.

Женя озадачилась такой идеей.

– Не волнуйся, не насилую. Но подумай, разве не возбуждает хотя бы мысль об инцесте? А что, это выход. Наставь любимому рожки с братом. Клянусь, полегчает! – Олег, придвинулся вплотную и обнял за плечи.

Дженни почувствовала тепло кожи брата, дыхание перехватило от нежности. Прильнув щекой к тыльной стороне его ладони, потерлась словно кошка. Почему бы нет?