Текст книги "Симилэх. Девочки в тайге"

18

Мичие было страшно, но идти против собственной судьбы – еще страшнее. Поэтому когда родители расположились у телевизора с чаем и вареньем из жимолости, она пожелала всем спокойной ночи, а сама накинула куртку, взяла припрятанный фонарь и выскользнула на улицу. На всякий случай спустилась к реке и пошла вдоль нее, чтобы не попасться кому-нибудь на глаза.

Путь был недолог: вскоре она снова выбралась на дорогу и под покровом тьмы побежала к тайге. Сердце билось гулко и часто – не то от быстрого бега, не то из-за сказанного камнями. Пройдя немного по с детства знакомой тропе, Мичие включила фонарь, предусмотрительно прикрыв его рукавом – чтобы его было не слишком заметно – и направилась дальше. Далеко не уходила – прошла небольшой полукруг, тихонько напевая песню.

Наконец, уже на обратном пути, совсем недалеко от деревни, она увидела шар желтоватого света. Спустя минуту из-за деревьев ей навстречу вышла невысокая, худенькая девочка лет пятнадцати. На ее плечах лежал старый вышитый платок. Мичие как-то предлагала принести ей куртку, но она признавала только платки.

В руке девочка держала старую лампу. Ее желтый свет был похож на кусочек луны, свалившийся с неба.

– Здравствуй, Сандара, – тихо сказала Мичие по-якутски.

– Здравствуй, – она приподняла лампу и внимательно вгляделась в ее лицо. – Ты что тут делаешь на ночь глядя?

Мичие могла бы задать тот же вопрос, но не стала: камни уже все прояснили.

– Хочу спросить… Неужели все повторится.

– Откуда мне знать? Не от меня зависит.

– Но ты наверняка знаешь побольше меня.

Сандара помолчала и недружелюбно бросила:

– Плохи дела. И если ничего не сделать, будут еще хуже.

– К нам люди новые приехали. Не хочу, чтобы случилась беда.

– Никто не хочет. Но такое уж это место, что ни год – то беда.

От глаз Сандары веяло холодом. Мичие мороз продрал по коже, и она мысленно приготовилась к худшему.

Но Сандара просто качнула головой, поудобнее перехватила ручку лампы и сказала:

– Пойду к своим. Уже поздно. Ты тоже лучше иди домой. Зверь просыпается. Сама знаешь, как бывает – сегодня на том берегу, завтра – на этом…

Словно подтверждая ее слова, с другого берега реки раздался рев. Сандара кивнула Мичие на прощание, повернулась и быстро затерялась среди деревьев.

19

Около полудня Катя и Сергей Васильевич, следуя указаниям Елены, подошли к покосившемуся дому – последнему на улице, что шла вдоль реки. Входная дверь была распахнута, проход закрывал только пожелтевший от времени обрывок тюли – чтобы не летели комары и мошки.

– Здравствуйте? – Сергей Васильевич постучал по косяку.

– Входите, – послышался надтреснутый голос.

Внутри оказалось всего одно помещение, выражаясь современным языком – студия. Слева – вполне обустроенная кухня с раковиной, шкафчиками, электрическим чайником и даже микроволновкой, справа – потрепанный жизнью диван, телевизор на тумбочке, в углу – железная кровать, какие обычно бывают в больницах. На ней сидел помятого вида пожилой мужчина в спортивных штанах и серой клетчатой рубашке. Он сонно потирал глаза.

– Федор Степанович? Я Сергей Васильевич, учитель английского, это моя дочь Катя… Извините, мы вас разбудили, должно быть. Перепутали время?

– Да, да… – мужчина широко зевнул. – То есть нет. Просто кто следит за временем, в деревне-то. Идет себе и идет.

– Может, нам попозже прийти? – предложил Сергей Васильевич.

– Да нет, зачем. Чаю хотите?

– Мы к оленям планировали, – подала голос Катя.

– Лодка нужна, – объяснил Федор Степанович. – Вчера Юрка ее у меня взял… Обещался привезти… Подождать надо. Давайте чаю пока.

Он отказался от помощи, встал с кровати, поставил чайник, бросил в три кружки по заварочному пакетику. Стола в доме не было, поэтому Катя и Сергей Васильевич, взяв свой чай, уселись на диван, Федор Степанович – обратно на кровать. Повисла несколько тягостная пауза.

– А зачем лодка? – спросила Катя. – По тайге нельзя пройти?

– Не-ет. Оно ж у меня на другом берегу. Стадо.

Ответ ошарашил. Даже Сергей Васильевич немного занервничал.

– На другом берегу? – переспросил он.

– Откуда раздаются эти жуткие вопли?

– Ну да, – Федор Степанович шумно отхлебнул из кружки и пожал плечами. – Место для стада неплохое. А вопли – ну что вопли. Лес же, не город. Медведи и волки забредают. Когда сами рычат-воют, когда олени от страха орут.

– Это не опасно? – забеспокоился Сергей Васильевич.

– Не-ет. Да я постоянно туда наведываюсь. Ружье беру на всякий случай, но ни разу не приходилось использовать. Днем звери таятся. Да и вообще к людям предпочитают не подходить. Не бойтесь, в общем. Доставлю в целости и сохранности. Елена наша и не разрешила бы, будь какая опасность. Носится с приезжими, как с писаной торбой… Не в обиду вам будет сказано.

Федор Степанович замолчал и одним глотком допил чай, после чего достал из кармана штанов засаленный платок и шумно высморкался.

– А кто к вам до нас приезжал? – спросила Катя.

– Да тоже учителя всякие. И ученые. Только без детей обычно. Поди затащи сюда молодежь… – посетовал он. – Ты вот молодец, что приехала. Понимаешь, значит, чувствуешь деревню.

Катя смущенно промолчала. Не говорить же, что, будь ее воля, она бы отправилась во Францию.

Наконец с улицы раздались шум мотора и плеск воды.

– Вот, Юрка приехал… Пойдемте, что ли.

Федор Степанович вытащил из-под кровати охотничье ружье и, кряхтя, поднялся на ноги. Катя покосилась на него с некоторой опаской – она никогда не видела огнестрельного оружия так близко.

Они спустились к берегу, на который уже выбрался знакомый Сергею Васильевичу и Кате Юрий – это он привез их в Симилэх.

– Как съездил? – спросил Федор Степанович.

– Да так… Ну, потом.

Юрий тяжело вздохнул, выволок из лодки небольшой мешок и понуро побрел вдоль берега. Катя заметила, что сбоку мешок испачкан чем-то багровым – было похоже на кровь.

– Куда он ездил?

– На рыбалку, – не сразу ответил Федор Степанович.

Сергей Васильевич по его указанию первым забрался в лодку и помог Кате. Хозяин оттолкнул лодку от берега и с неожиданной для его возраста прытью запрыгнул на борт.

Сев на узкую деревянную скамейку, Катя огляделась. В старой и покореженной лодке не было ни удочки, ни сети. Да и вряд ли кому пришло бы в голову ходить на рыбалку с мешком.

Катя недоумевала. Зачем врать, причем так нелепо? Вполне могли не отвечать или отделаться чем-нибудь вроде «по делам». «И мне было бы спокойнее, – подумала она. – Ломай теперь голову, куда тут люди на лодках ездят».

Мотор не взревел, а скорее застонал, как человек, который отработал целую смену, едва-едва уснул и был вынужден снова встать на работу. Но потом пересилил себя, разогнался и заработал ровно. Лодка помчала прочь от деревни.

Пейзаж по обе стороны немного отличался от того, что они видели на пути в Симилэх. Никаких холмов и скал, только мрачная, неприступная тайга. Хотя мотор рычал так громко, что заглушал любые попытки заговорить, земли все равно казались безмолвными, тишина вокруг ощущалась физически. Окажись Катя здесь случайно, и скажи ей кто-то, что неподалеку деревня – она бы ни за что не поверила.

Ехали совсем недолго, минут десять. Вскоре лодка причалила к берегу, заросшему осокой.

– Так, сидите пока…

Федор Степанович забрался на нос лодки, поискал что-то в траве и вытянул пропитанный влагой канат, привязанный к ближайшему дереву. С его помощью он притянул лодку поближе.

– Вот теперь выбирайтесь. Там справа настил.

Настил оказался несколькими старыми досками, брошенными на прибрежные камни. Этот ненадежный мост угрожающе шатался под ногами, но в результате Сергей Васильевич и Катя благополучно добрались до твердой земли.

Федор Степанович замешкался в лодке. На какой-то миг сердце Кати испуганно дрогнуло. Она подумала – что, если он уедет, бросит их здесь? Тогда добираться до деревни придется разве что вплавь, причем против течения. Либо пробираться через тайгу, полную диких зверей и холодящих кровь звуков, и уже там переплывать реку. Как ни крути, надежды на благополучный исход немного.

Но Федор Степанович наконец вылез из лодки и присоединился к ним. Сразу стало спокойнее, хотя густая тайга оглушала все органы чувств. Ничего не разглядеть в двух шагах – сумрачно, несмотря на солнечную погоду, в какую сторону ни посмотри, обзор заслоняют либо стволы деревьев, либо спутанные ветви; ничего не слышно – не поют птицы, ничего не шуршит и не шелестит, все звуки затухают, подобно спичке; тяжелый запах хвои и перезревших ягод начисто лишает обоняния и остается на языке; заросли колючих кустов делают каждый шаг испытанием.

Сергей Васильевич предупреждал Катю, что в тайге куча мошки – она и сама помнила это по прогулке с Саиной и остальными. Они воспользовались специальными средствами, но здесь, на этом берегу, не было видно ни одного насекомого, не раздавалось никакого жужжания.

Федор Степанович протиснулся между ними и повел их по одному ему известному пути. Здесь не было дороги в привычном смысле, но он уверенно пробирался вперед. Иногда попадались болотистые места, на них лежали доски, и это был единственный след присутствия человека в этой чащобе.

Однако потом они наткнулись на ветки, крепко сплетенные проволокой. Катя не сразу догадалась, что это дверь.

– Ах, черт тебя побери… – проворчал Федор Степанович.

Он поднял дверь и бросил ее, как показалось, в чащу. Приглядевшись, Катя увидела в плотных зарослях самый настоящий дом, тоже сделанный из веток – совсем крохотный и без окон.

– Это мое охотничье пристанище, – объяснил Федор Степанович.

– Неужели вы тут ночуете? – вырвалось у Сергея Васильевича.

– Ну иногда, если припрет…

– А дверь? – спросила Катя.

– Да медведь сломал. Видишь следы?

Катя и Сергей Васильевич прилежно поглядели себе под ноги, но ни одного следа не заметили – они почти все время шли по траве.

– Ох, городские, – удрученно вздохнул Федор Степанович. – Чего в землю уставились? Вон, видите, ветки обломаны? И там. И вон, ягод на кустах нет. Ясное дело, медведь.

Они пошли дальше. Катя говорила себе, что это уникальная возможность, надо радоваться и рассматривать все вокруг, спрашивать и запоминать, что и как здесь растет, но просто не получалось. Хотя тайга была безусловно красивой, она таила в себе угрозу. Много угроз. И дело было даже не в том, что где-то здесь бродил медведь. Нечто невыразимое, потустороннее и пугающее обитало вокруг. Оно было везде – под ногами, в жесткой траве, в густых кустарниках, смотрело сверху с деревьев и даже заволакивало собой небо.

– Ну вот и прибыли.

Бодрый голос Федора Степановича вывел Катю из омута мрачных мыслей. Они резко взяли право, прошли немного наискось и выбрались на небольшой участок, покрытый травой. Там не росло ни кустов, ни деревьев, вокруг – ветхая ограда и небольшой навес из веток и досок.

За оградой мирно паслись два оленя, еще несколько лежали под навесом. Их большие морды, тела, покрытые жесткой серой шерстью и, особенно, рога, как будто покрытые мхом и оттого похожие на игрушечные, привели Катю в восторг. Она никогда не видела оленей так близко – разве что в зоопарке, но там был вольер, а здесь – протяни руку, и вот они. Между ними была только ненадежная ограда из веток.

– Можно сфотографировать? – спросила Катя, напрочь забыв, что находится в глухой тайге, а не в питомнике.

– Да ради бога. Подойдите поближе-то.

Федор Степанович преспокойно распахнул калитку – она держалась на одной проволоке.

– А они это… Не боднут? – на всякий случай уточнил Сергей Васильевич.

– Не-ет, куда там.

Катя первой шагнула на пастбище. Один олень тут же торопливо пошел под навес, другой замер и настороженно посмотрел на нее огромным влажным глазом.

– Повернись, Катя, я тебя на свой щелкну… Вот так, красота!

Попозировав отцу, Катя снова развернулась, навела на оленя свой смартфон, увеличила изображение так, что морда с ветвистыми рогами заняла весь экран. Приготовилась щелкнуть, но палец завис в воздухе.

Олень как раз медленно повернул голову, и Катя воочию увидела сцену из своего сна.

Точно такая же морда. Такие же рога, покрытые серым мхом. Глаза, вращающиеся от страха.

Страшный стон. Такой же, как тот, с этого берега? Другой? Точно не вспомнить.

– Катя, ты чего?

Катя вздрогнула. Олень нагнулся, словно ожидал удара, и быстро присоединился к остальным, не переставая вращать глазами.

– Что это с ним? – Сергей Васильевич проводил его озадаченным взглядом.

– Да пугливые они просто, тени своей боятся. Вы подойдите.

Катя медленно приблизилась к навесу и остановилась рядом. Олени жались подальше. Когда Сергей Васильевич сделал шаг к ближайшему, он сразу встал и перебежал на другую сторону. Подошел ко второму – тот тоже встал. У него к шее был привязан колокольчик, и когда олень побежал, послышался неровный перезвон. Темные зрачки животных постоянно метались то туда, то сюда, обнажая белки с красноватым отливом.

Катю снова пробрал страх. Не перед оленями, но перед тем, чего боялись олени. Хотя они убегали от них, чувствовалось: животные встревожены чем-то иным.

Сергей Васильевич тоже ощутил это. Решив не нервировать зря животных, они с Катей сделали еще несколько снимков с расстояния и вернулись за ограду.

– Почему они так напуганы? – спросил Сергей Васильевич.

– Да из-за того же медведя, наверное, – бросил Федор Степанович. – Ну, посмотрели? Пойдем?

В этот момент Кате, несмотря на его равнодушный тон, показалось, что он и сам не хотел здесь задерживаться.

20

Саллаат нервничал. Он знал, где находится стадо Федора Степановича, и считал, что отправлять туда Катю и ее отца – чистое безумие. Правда, поскольку все это организовала Елена, поводов для волнения вроде бы не было. В Симилэхе существовала странная закономерность: планы Елены никогда не срывались и не давали сбоев. Если она рекомендовала идти на охоту в определенный день, охота была удачной. Если организовывала экскурсию по тайге, то не случалось никаких неприятных сюрпризов. Если отправляла приезжих на другой берег, то именно в этот день обходилось без жуткого рева. В деревне шептались: Елена знает, как усмирить Зверя.

Нечто подозрительное виделось Саллаату в том, что в этот раз Елена отправила гостей именно туда, а не просто прогуляться по окрестностям. Не иначе как на нее повлиял прошлогодний случай, когда приезжий учитель решил походить по округе и наткнулся на то, что не понравилось никому, включая его самого.

Сосредоточиться на учебе никак не удавалось. В конце концов Саллаат вышел из дома, и на него налетела Мичие – девушка несла ведро с какой-то травой, ее большие черные глаза смотрели вперед, но, судя по всему, она в упор ничего перед собой не видела.

– Привет, ты чего это? – Саллаат придержал ее, не давая упасть.

– Привет. Извини, – Мичие потерла ушибленный лоб. – Задумалась.

Повисла неловкая пауза. Мичие, словно только что осознав, с кем столкнулась, уставилась на Саллаата горящим взглядом.

Он уже приготовился к гневной отповеди – девушка имела все основания его ненавидеть, – но вместо этого Мичие тихо сказала:

– Я ходила в тайгу. Говорила с Сандарой.

– Ты… Что?

– Скажи Кате, чтобы держалась подальше. А еще лучше, пусть уедет. Мы-то все знаем. А она нет.

Мичие хотела пойти своей дорогой, однако Саллаат остановил ее.

– Подожди. Кто такая Сандара?

– Ты должен ее знать.

– И что она сказала? – спросил Саллаат после короткой паузы.

– Что случится беда. Что еще она могла сказать?

Она высвободила руку и быстро пошла прочь. На улицу вышла соседка, и Саллаат не рискнул остановить Мичие еще раз – сразу бы пошли разговоры.

«Может, и так пойдут», – подумал он, перехватив заинтересованный взгляд соседки, и направился к школе.

В принципе, Саллаат был согласен с Мичие – Кате не следовало сюда приезжать, и на то было несколько причин. Но легко сказать – пусть уедет. Из того, что Саллаат услышал от Кати, можно было с уверенностью сказать: отец не отпустит ее одну, даже если она очень захочет, а сам не уедет, пока не выполнит свои обязательства. Кроме того, выбраться из Симилэха было совсем не просто – нужна лодка, санкция от Елены и автомобиль, который подъедет к берегу. И, наконец, в глубине души Саллаат сознавал: ему совсем не хочется, чтобы Катя уезжала.

Следовало разговорить Мичие и разобраться, зачем она пошла в тайгу и что там увидела и услышала. Но сначала – убедиться, что на другом берегу ничего не произошло. Местные боялись тех мест немногим менее, чем проклятых скал.

Однако особого выбора не было. Раньше в Симилэхе оленей держал каждый второй житель, и все стада паслись здесь, на этом берегу. Но потом на животных начали нападать – их находили в загонах, растерзанными и полусъеденными. Кто-то поговаривал, что и обескровленными, но в эти рассказы никто особо не верил: по мнению большинства, подозреваемых, кроме волков, не было. Вскоре даже потомственные оленеводы отчаялись и перешли на охоту и рыбную ловлю.

Но потом явилась Елена и выступила с неожиданным предложением – устроить пастбище на другом берегу. На это после долгих колебаний решился только Федор Степанович. Его рассказы слушали с открытым ртом: как они с Еленой и Юрием причалили к берегу, как Елена привела их на поляну и мирно сидела там, попивая чай из термоса, пока мужчины рубили деревья и строили навес. Они приезжали несколько раз, и Елена всегда выглядела такой спокойной и умиротворенной, что Федора Степановича отпустил многолетний ужас. Как-то раз он решил отправиться к пастбищу один, что-то проверить… И едва унес ноги. После этого бедолагу откачивали всей деревней. Саллаат помнил – он был бледный как смерть, лежал без движения, с трудом мог говорить.

Позже Елена сделала ему выговор за самовольную вылазку и снова повезла его на берег. Там она, если верить Федору Степановичу, взяла в руки две ветки, выпачканные на концах чем-то белым, и прочертила ими путь до пастбища, а потом обогнула и само пастбище. «Теперь можешь и один ходить», – сказала она. Федор Степанович рискнул – и с тех пор отправлялся на пастбище в одиночестве. Иногда и ночевал рядом, в сделанной из веток сторожке. По его собственным уверениям, ночами он там такого наслушался, что даже рассказать не мог – смелости не хватало, да и слов тоже. Кто-то ему верил, кто-то нет, но от берега все равно предпочитали держаться подальше.

Елена же на все вопросы отвечала просто – да, места на другом берегу нехорошие, но ее прабабушка жила в Томторе, близ того самого чертового озера Лабынкыра, и научила ее справляться с нечистыми силами. «Избавиться от Зверя нельзя, но отогнать можно», – говорила она.

Разумеется, все это было организовано не за просто так: от Федора Степановича Елена получала изрядную долю оленины, поговаривали, ее холодильник забит снизу доверху. Еще говорили, что она регулярно переправляет ее на продажу в ближайший город и имеет с этого немалые средства.

Саллаат вгляделся в темные окна школы, на всякий случай постучал, но ему никто не ответил.

– Привет, заниматься пришел? – раздался у него за спиной знакомый жизнерадостный голос.

Саллаат круто развернулся и оказался нос к носу с Еленой.

– Ты забыл, что они сегодня с Федором Степановичем?

– Нет, не забыл. Думал, может, вернулись уже.

– Да они только недавно уехали. Приходи попозже. А лучше – завтра. У них ведь сегодня культурная программа, так сказать, – Елена неестественно улыбнулась. – Кстати, вы с Мичие наконец помирились?

Саллаат с трудом удержал при себе вздох. Видимо, Елена столкнулась с соседкой и пошла прямо за ним.

– Мы и не ссорились.

На лице Елены появилось недоверчиво-жалостливое выражение. Саллаат понял, что нужно было ответить иначе.

– Ты уж, пожалуйста, не травмируй ее еще больше. Она много чего может наговорить, но это так… Лучше не обращать внимания. Все переживает, бедняжка.

– Ладно, – Саллаат пожал плечами с видимым равнодушием, попрощался и пошел обратно.

По пути он гадал, к чему были эти слова. Может, соседка слышала, что сказала Мичие? Но если и так, какое до этого дело Елене? Она могла опасаться, что до приезжих дойдут какие-нибудь жуткие слухи, однако едва ли ее беспокоили его мысли и чувства.

Уже пройдя порядочное расстояние, он оглянулся через плечо и успел увидеть в школьном окне темный силуэт, который быстро двинулся по коридору и через секунду исчез за закрытыми жалюзи.

21

По дороге обратно к лодке Катю преследовало пренеприятное ощущение, что кто-то смотрит ей в спину. Она пыталась отделаться от него, но тщетно: невидимая тень ползла за ней, нависала, затрудняла дыхание. Отец и Федор Степанович напряженно молчали – если они испытывали не то же самое, то нечто очень похожее.

Самое удивительное, что, несмотря на близость пастбища, до них не доносилось ни единого звука – ни шорохов травы, ни тяжелого перезвона колокольчика.

– Неужели сюда никто никогда не заходил? – наконец спросил Сергей Васильевич, и в оглушающей таежной тишине его голос прозвучал так неестественно громко, что Федор Степанович вздрогнул. – Я имею в виду, до вас.

– Ну, кто знает. Я ж не историк какой-нибудь. Может, и заходили когда-то. Только что тут делать? Ягод и дичи и у нас хватает. А здесь разве что вот оленей держать… И то сложностей сколько.

– А это не ваши олени, случаем, кричат?

– Не-ет, – протянул Федор Степанович после короткой паузы и без большой уверенности в голосе.

– Думаете, какая-то нечисть? – прямо спросила Катя.

– Не-ет, – прозвучало еще тише и неувереннее. – Хотя, кто его знает-то… Охотники говорят, медведь, может.

– Да с чего бы медведю вопить? – резонно заметил Сергей Васильевич.

– Ну, мало ли… Места-то такие тут… Нехорошие.

«И снова вернулись к нечисти», – усмехнулась Катя про себя. Разговор немного отвлек ее от тягостных впечатлений, и стало как будто легче. Но в момент, когда она расслабилась, насколько это было возможно в непроходимом лесу, сквозь деревья вдруг просочился какой-то звук.

Катя остановилась. Звук был с трудом различимым и напоминал волочение. Словно кто-то тащил по земле что-то тяжелое.

– Катя, не отставай.

– Подождите. Слышите?

– Что? – Федор Степанович резко остановился и нервно положил руку на ружье.

Они прислушались. Как назло, звуки тут же смолкли.

– Послышалось, наверное, – сказал Федор Степанович с большим облегчением. – Тишь-то такая тут… Пойдемте быстрее.

Он ускорил шаг, и вскоре они все забрались в лодку. Все это время Федор Степанович вел себя неспокойно – спотыкался, дергался, у него не получилось с первого раза отвязать канат и отчалить, хотя было понятно, что прежде он делал это сотни раз.

Лодка отошла от берега, но мотор не завелся. Федор Степанович пробовал так и этак – ничего.

– Пустяк, – заявил он нарочито бодро. – Сейчас… Просто заедает иногда.

У него на лбу выступал пот, который он то и дело отирал, и его плохо скрываемая нервозность передалась Кате и Сергею Васильевичу. В лодке была пара старых весел, однако плыть предстояло против течения, а Сергей Васильевич не мог похвастаться физической выносливостью – как и пожилой Федор Степанович.

Пока он пыхтел над мотором, их постепенно сносило вниз по реке. Катя почувствовала, как приближается паника, и попыталась абстрагироваться от происходящего. В конце концов, от нее здесь ничего не зависело.

Мимо проплывали заросшие берега. Где-то пейзаж разбавляло упавшее дерево, где-то – особенно мутная заводь, но в основном он был одинаковым – по обе стороны лишь непролазные стены густых деревьев и болотная трава. Далеко впереди – плавный изгиб реки, подернутый туманной дымкой.

Федор Степанович вдруг бросил попытки завести мотор.

– Дайте место!

Он оттеснил Сергея Васильевича и Катю на корму, плюхнулся на скамейку, просунул весла в уключины и с неожиданной сноровкой принялся разворачивать лодку.

Катя крепко вцепилась в борт и не отрывала взгляда от леса, тронутого туманом. Там в воду тянулось упавшее дерево, над ним нависли ветви кустарника, и в этих зарослях ей почудилось движение.

Лодка почти полностью развернулась, когда она увидела это. Большое, мохнатое, с вполне человеческими, но неестественно длинными и тонкими руками, оно выползло на упавший ствол. У него была вытянутая острая морда, похожая на фантасмагорическую маску, а вместо глаз – два черных круга.

Совсем как на видеозаписи. Оно было живым. Оно было здесь.

Кате не захотелось кричать. Все внутри сковало холодом – все, включая сознание. С тела существа свешивались не то клочья шерсти, не то куски плоти. Оно по-звериному застыло на стволе и неотрывно глядело на лодку.

Неожиданно взревел мотор. Лодка резко дернулась, и Катя чуть не упала – ее придержал отец. Они стали быстро двигаться вверх по реке.

– Не ушиблась?

Катя мотнула головой. Она снова посмотрела назад и успела увидеть нечто вроде крокодильего хвоста, скользнувшего по стволу и исчезнувшего в кустарнике.