Текст книги "Десять заповедей мертвеца"

Глава 3

В конце знаменитой пьесы Гоголя «Ревизор» есть немая сцена. Это когда неожиданный поворот сюжета ввел всех персонажей в такой ступор, что им, бедолагам, остается только замереть неподвижно и подождать, пока несчастные мозги справятся с шокирующей информацией. Кстати, это защитный механизм, придуманный самой природой, – в момент стресса животным свойственно замирать, видимо, в надежде, что опасность пройдет стороной. Ну, или бедные зверюшки копят силы для спасительного рывка. А ведь человек – тоже в своем роде животное.

Немая сцена – вот что последовало за словами Светланы. Я понятия не имела, кто этот таинственный Валентин и почему его приезд повергает присутствующих в такой шок. Судя по всему, проблема вырисовывалась нешуточная. Галина Георгиевна остекленела на диване с приоткрытым ртом и поднятой рукой, а сама Светлана в сердцах стукнула кулаком по столику, отчего кофейная чашка со следами гадания разбилась. Даже домработница Людочка, которая осмелилась показаться на пороге с подносом для посуды, ахнула и прислонилась к стенке, прижав поднос к груди, как будто он мог ее защитить от неведомой опасности. Да что у них тут такое? Я почувствовала раздражение. Не люблю ощущать себя болваном. А сейчас в этой комнате болван только один, и это именно я.

Светлана первая справилась со своими эмоциями. Она устало потерла лоб и негромко сказала:

– Людмила, не маячь на пороге. Все равно ты слушаешь, я же знаю. Убери-ка тут, а то у нас не дом, а настоящий свинарник…

На мой взгляд, единственная разбитая чашка в вылизанной до блеска двухуровневой квартире площадью триста квадратных метров – это явное преувеличение. Но хозяйке виднее.

Людмила принялась собирать со стола. Светлана терпеливо ждала, пока та не скроется в кухне, и только потом бросила на меня тоскливый взгляд и пояснила:

– Валентин – это мой сын.

Вот так так! А я и не подозревала, что у Кричевской есть дети. Глядя на бизнесвумен, трудно предположить, что когда-то она была юной матерью и, теоретически, чьей-то женой.

– Он приедет завтра утром, – продолжала Светлана, – а это значит, что наша жизнь, и без того непростая, усложнится до предела.

– Сколько лет вашему сыну? – поинтересовалась я.

– Валечке семнадцать! – наконец-то Галина Георгиевна смогла хоть что-то выговорить.

– И он самый упрямый и своевольный гаденыш на свете! – сказала Светлана. Я удивилась – никогда не слышала, чтобы кто-то отзывался о собственных детях подобным образом. Но в голосе Светланы звучала нежность, а лицо осветилось искренней улыбкой.

– Ва-а-алечка приедет, – с мечтательной интонацией произнесла Галина Георгиевна. Кажется, мальчик – настоящий кумир обеих дам, свет в окошке. Но вдруг лицо старухи исказилось, и она воскликнула: – Но ведь мальчику ни в коем случае нельзя приезжать сюда! В Тарасове опасно! Если ты говоришь, что Аркадий представляет для нас угрозу… а Момзер прекрасно знает, насколько дорог тебе твой сын… и если он решит причинить вред Валечке… Светлана!

Старуха стукнула палкой об пол так, что ее дочь вздрогнула.

– Светлана! Ты должна его остановить!

– Интересно, как вы себе это представляете, мама? – иронически усмехнулась Светлана. – Мальчишка и в детстве-то никого не слушал, всегда поступал как ему самому захочется. А теперь, когда он почти совершеннолетний, да вдобавок почти год прожил в Москве самостоятельно…

Светлана достала из кармана жакета навороченный телефон и кончиками пальцев подтолкнула его к старухе. Телефон проехался по полированной поверхности стола и замер на краю, угрожающе покачиваясь.

– Если хотите, мама, можете попробовать сами. Вот телефон, звоните.

Галина Георгиевна опасливо посмотрела на дорогую модель, как будто это был не телефон, а взрывное устройство, и покачала головой.

– Ты никогда не умела влиять на своего сына, Светлана! – осуждающе произнесла старуха, тяжело поднялась с кресла и вышла.

Светлана некоторое время пустым взглядом смотрела в спину матери, потом тяжело вздохнула и крикнула:

– Люда! Там вода наверняка уже остыла. Сделай мне ванну по-новому, будь добренькая. Устала, как собака…

Валентин Кричевский приехал на следующее утро. Светлана отправила Влада в аэропорт встречать сына, а сама отменила все встречи и дела, намеченные на день, уселась в кабинете и принялась решать проблемы по телефону.

В половине одиннадцатого раздался звонок в дверь, и все, кто находился в квартире, переполошились, как куры. Светлана оборвала разговор на полуслове и бросила телефон, Людочка уронила очередной поднос, Галина Георгиевна появилась из своих покоев. В общем, все построились, как новобранцы на плацу.

Дверь распахнулась, и вошел… Юный принц – вот слова, которые первыми приходили в голову при виде Валентина Кричевского. Мальчик был удивительно красив. Я подумала, что Валентин удался явно не в мать. Интересно, кто был отцом юноши?

За спиной наследника маячил Влад.

– Рейс задержали на полчаса, – пояснил он, глядя в пол. Видимо, еще не забыл вчерашнюю сцену.

– Спасибо, Влад! – на мгновение Светлана повернулась к телохранителю и подарила ему благодарную улыбку. Но ее внимание тут же переключилось на сына.

– Валечка! – совершенно по-старушечьи ахнула Галина Георгиевна, и слеза побежала по ее напудренной щеке.

– Всем доброе утро! – улыбнулся принц. Валентин окинул внимательным взглядом дом и родных – и немедленно начал действовать. Он обнял мать и заверил, что долетел отлично, и вообще все у него в полном порядке. Потом расцеловал бабушку и в два счета осушил ее слезы, заявив, что она стала еще красивее, чем была. Галина Георгиевна расхохоталась и поцеловала внука в лоб.

– Юный льстец! – проговорила она довольным басом.

Валентин не выказал ни малейшего удивления при виде меня, и я сообразила, что мальчик хорошо воспитан. Светлана нас познакомила.

– Как ты похудел! – всплеснула руками Кричевская. – Просто скелетик!

На мой взгляд, Валентин ничуть не напоминал скелет, юноша был стройным и невысоким, астенического телосложения. Он едва заметно усмехнулся и заявил, что весь полет смотрел на облака и мечтал о плюшках. Немедленно закипела суета – мальчика надо было накормить, а плюшки пеклись к его приезду с самого утра.

В общем, на мой взгляд, Валентин был кумиром обеих дам, и весь домашний космос вращался вокруг него. По крайней мере, все в этом доме слушались движения мизинца юного принца, а он умел быть и почтительным сыном, и любящим внуком, и добрым господином слугам – и все это совершенно искренне и без малейшей фальши. Мысленно я поаплодировала мальчику.

Во время семейного чаепития, на котором мне пришлось присутствовать, Валентин вел себя безукоризненно. Он развлекал мать и бабку рассказами о своей жизни в столице. Он похвалил плюшки и несравненный кофе, и Людмила, похожая на сушеную сельдь, зарделась, как девушка. Даже Влада, который тоже присутствовал за столом, мальчишка ухитрился развеселить, и на непроницаемой физиономии телохранителя появилась кривоватая улыбка.

Иногда я ловила на себе внимательные быстрые взгляды мальчика. Во время чаепития я тоже беззастенчиво разглядывала наследника семьи Кричевских. Безупречная осанка, изящные маленькие руки, белозубая улыбка и прядь светлых волос, то и дело падающая на чистый лоб… Более всего господин Кричевский напоминал юного офицера белой армии.

Я внимательно слушала семейный разговор, выхватывая факты из потока эмоций, и наконец смогла сложить цельную картину.

Мальчик учился в выпускном классе гимназии. Это была элитная столичная школа. Валентин собирался в МГУ на философский факультет. И это несмотря на непрерывные атаки матери, которая всеми силами пыталась направить единственное чадо в Лондон, в школу экономики. Или хотя бы уговорить выбрать что-нибудь более практичное, приближенное к реальности. А человек, который способен противостоять напору Светланы Кричевской и даже сказать ей «нет», достоин всяческого уважения.

Но юный принц совершенно не собирался за границу. Он хладнокровно заявил, что ему нравится жить в России, и мало того – он патриот своей страны. Тут Светлана поперхнулась кофе, и Владу пришлось похлопать ее по спине. Телохранитель бросил на мальчика долгий взгляд, который я истолковала так: «Хорошо тебе быть патриотом, парень! Твоя мамаша заработала для тебя такую фигову тучу денег, что ты можешь себе позволить подобную роскошь. С такими деньгами отлично живется в любой стране…»

Единственное, чего я не могла понять, – зачем Валентин Кричевский приехал в Тарасов. Юноша сообщил, что у него осенние каникулы – в его гимназии они проходили позже, чем в обычных школах. Соскучился по дому и родным? Маловероятно. Молодые люди в таком возрасте не склонны к сентиментальности, а столица предлагает юноше с деньгами куда больше развлечений, чем наш провинциальный город.

Может быть, у Валентина в Тарасове осталась девушка? А что, мальчик уехал учиться в столичной гимназии всего год назад. Какая-нибудь подружка у такого красивого парня есть наверняка? Тогда все просто.

День прошел спокойно. Галина Георгиевна даже заявила, что отменяет на сегодня поход в бассейн и прочие важные дела и намерена все свое время посвятить любимому внуку. Так что я получила выходной до завтрашнего утра. Какая бы опасность ни угрожала семье Кричевских, в своем доме они в безопасности. Одного Влада достаточно для того, чтобы защитить женщин и юношу – это при условии, что какой-нибудь злоумышленник осмелился бы напасть на Кричевских в их собственной квартире.

Так что я со спокойной совестью отправилась домой. Мила встретила меня горячими оладушками и потоком новостей, касающихся общих знакомых. Завернувшись в любимый махровый халат, прислонясь к теплой батарее, я пила чай с мятой и слушала голос Милы.

– И ты представляешь, Женя, он приезжает прямо к нам, в Тарасов! После гастролей в Люцерне и Вене он едет сюда!

Глаза тетушки увлажнились. Я встрепенулась и переспросила:

– Прости, Мила, о ком это ты?

– Ну как же! – всплеснула руками тетя. – Евгений Больц! Мировая знаменитость! Скрипач-виртуоз!

– А-а! – успокоенно протянула я, вновь погружаясь в приятное забытье.

Наслаждаясь уютом дома, заменившего мне родной, я чувствовала, как расслабляются мышцы шеи и плеч, и только теперь поняла, в каком напряжении находилась все это время.

Это было очень странно. Работа у Кричевских была настоящим курортом по сравнению с теми условиями, в каких я работаю обычно. Угроза со стороны Аркадия Момзера казалась мне преувеличенной – особенно после того, как я увидела этого человека вблизи. Момзер показался мне сломленным, раздавленным и совершенно не способным на эффективное насилие. В нем не горело то пламя ненависти, которое совершенно необходимо для качественной мести. А то, как Аркадий относился к Галине Георгиевне, вообще исключало возможность покушения на старуху Кричевскую. Мне показалось, что Момзер ее боялся.

Так для чего же наняла меня Светлана? Ради чего оплачивает мои дорогостоящие услуги?

– Женечка, ты совершенно меня не слушаешь! – с некоторой обидой проговорила наконец Мила. Действительно, я так увлеклась своими мыслями, что давно уже не слушала тетушку.

– Извини, Мила, я задумалась, – повинилась я и подлила тете еще чаю с травами.

– А между тем я рассказываю очень интересные вещи! – не отставала тетушка. – Ты представляешь, я даже где-то слышала… по-моему, мне рассказала об этом Элиза Францевна… нет, все-таки Валентина Фердинандовна! Так вот, Евгений Больц родом из нашего города и даже когда-то ходил с маленькой скрипочкой в ту самую музыкальную школу, где учится внук Валентины Фердинандовны! Представляешь?! Поразительно!

Я фыркнула:

– Ну конечно, тетя! Все откуда-то родом. Не вижу ничего поразительного в том, что этот Больц родился в Тарасове. Надо же ему было где-нибудь родиться? А Тарасов годится для этого ничем не хуже Люцерна или Вены…

Мила расхохоталась и махнула рукой:

– Ладно уж! Тебе нужно отдохнуть. Тебя совершенно уморили на этой твоей работе…

На следующее утро я простилась с Милой и отправилась продолжать службу. Войдя в уютную гостиную Кричевских, я оказалась в эпицентре семейного скандала.

Судя по всему, скандал полыхал уже давно, потому что обе стороны находились на высоком градусе. Одна сторона была представлена Светланой и Галиной Георгиевной, в кои-то веки выступавшими единым фронтом. Другую представлял Валентин – юноша лишился своего обычного ровного расположении духа и попросту кричал на бабку и мать. Лицо Валентина раскраснелось, светлые волосы прилипли ко лбу, рукава белой рубашки были закатаны, как будто мальчик собирался драться или был готов немедленно пуститься в кругосветное плавание. Из кухни высовывался край фартука Людочки. При семейной сцене присутствовал также и Влад. Телохранитель развалился на диване и делал вид, что происходящее его совершенно не касается.

– Вы никогда меня не понимали! – орал Валентин. – Я для вас игрушка, вроде ручного кролика. Главное, чтобы был хорошим и пушистым. А я уже взрослый, между прочим, – это если вы не заметили! И сам решаю, как мне поступать!

– Валечка! – простонала Галина Георгиевна, прижимая дрожащую руку к груди. Поскольку все присутствующие знали, что сердце у нее абсолютно здоровое, Валентин никак не отреагировал на это.

Светлана пригладила ладонями волосы и попыталась взять себя в руки.

– Валентин, успокойся! – примиряющим тоном произнесла Кричевская. – Не нужно так с нами. Как ты вообще можешь такое говорить! Это мы-то тебя никогда не понимали? Да мы делали все возможное, чтобы ты был счастлив!

Мальчик открыл было рот, намереваясь возразить. Но внезапно сообразил, что в гостиной что-то многовато лишних ушей. Валентин мгновенно взял себя я руки. Он пригладил волосы точно таким же жестом, как и его мать, застегнул верхнюю пуговицу на рубашке и уже спокойно заявил:

– В общем, так. Я никуда не уеду. А если вы собираетесь выгнать меня из родного дома, просто сниму номер в гостинице.

– Валечка! – взвыла старуха Кричевская. – Никто не собирается тебя выгонять! Светлана! Как у тебя язык повернулся такое сказать мальчику?!

Светлана вздохнула. В любом разговоре с матерью она каким-то мистическим образом оказывалась виноватой, но, видимо, за все свои сорок с лишним лет так и не смогла привыкнуть к этому.

– Валентин, никто тебя не гонит. Мы всего лишь просим тебя уехать на время. У меня неприятности, понимаешь? Все мои друзья – и враги, кстати, тоже – прекрасно знают, как ты мне дорог. И я не хочу ставить тебя под удар.

Светлана опустилась в кресло и потерла виски. Сейчас бизнес-леди казалась очень ранимой и хрупкой.

– Если с тобой что-нибудь случится, я не смогу больше жить, – просто, без всякого пафоса закончила Светлана.

Валентин смотрел на мать со странным выражением.

– Ну хоть ты ему скажи! – внезапно выкрикнула Кричевская, обращаясь к Владу.

Валентин вздрогнул, как от пощечины, и быстро взбежал по лестнице. Мы услышали, как на втором этаже с грохотом захлопнулась дверь его комнаты.

– Ну вот, ты снова все испортила, Светлана! – с мрачным торжеством заявила старуха Кричевская, поднялась и, тяжело ступая, прошествовала в свои покои. Я последовала за ней. Ненавижу быть свидетелем семейных разборок!

Светлана вскоре уехала в сопровождении верного телохранителя. Старуха стояла у окна, наблюдая, как ее дочь садится в машину. С некоторым удивлением я заметила на лице старшей Кричевской умиленное выражение. Значит, Галина Георгиевна в глубине души все-таки любит дочь… Но уж очень тщательно это скрывает!

Влад и Светлана стояли у машины и о чем-то беседовали. Через стекло мы не могли слышать, о чем говорят женщина и ее телохранитель. Я увидела, как бизнес-леди положила руку на плечо светловолосого мужчины, потом интимным жестом погладила его по щеке. Я поспешно отвернулась от окна. А вот Галина Георгиевна продолжала как ни в чем не бывало наблюдать за этой сценой. Наконец автомобиль деловой дамы выехал со двора.

Стоило Светлане покинуть дом, как Галина Георгиевна поспешила к внуку. Старуха с трудом поднялась на второй этаж – раньше при мне она никогда этого не делала – и робко постучала в дверь комнаты юноши.

– Валечка? Валя, ты там?

– Нет, бабуля, я уехал покорять Арктику! – послышался насмешливый голос Валентина.

Я услышала, как за старухой захлопнулась дверь. Часа два я провела в одиночестве – пока Галина Георгиевна общалась с внуком, я путешествовала по просторам Интернета. В перечне новостей сегодняшнего дня под номером первым значилась встреча лидеров России и Китая, а номером вторым шла информация о турне по стране лауреата международных конкурсов Евгения Больца. Скрипач был на редкость фотогеничным. Но это еще не все. Эти правильные черты лица, спадающая на лоб прядь, маленькие изящные руки… Ну и ну! А я даже не подозревала, насколько интересной может быть для меня информация о визите в Тарасов мировой знаменитости!

Когда Галина Георгиевна спустилась в гостиную, она выглядела умиротворенной. Старуха уселась в кресло и осуждающе покачала головой:

– Светлана совершенно не умеет наладить контакт с ребенком! Мальчик такой ранимый, у него тонкая душевная организация… А моя дочь такая резкая! Иногда она ведет себя совершенно как мужчина!

– Ну, мой папа тоже хотел мальчика, – ответила я, думая совершенно о другом. – Вот поэтому я и выросла такой – до двенадцати лет лазала по заборам, а потом пристрастилась к экстремальным видам спорта.

Реакция Кричевской меня поразила. Галина Георгиевна сначала побледнела, потом покраснела, а затем вообще замерла, хватая ртом воздух. Интересно, что я такого сказала? Совершенно невинное замечание…

Наконец к старой даме вернулся дар речи.

– Сергей Сергеевич никогда не хотел мальчика! – значительно произнесла старуха. – Он всегда мечтал именно о дочери. Он очень любил Светлану и совершенно ее избаловал. Да, он закалил девочке характер… Думаю, именно это позволило ей преуспеть в жизни… Но иногда я просто боюсь свою дочь.

– А Валентин? – вполне невинно, но с дальним прицелом поинтересовалась я. – Он похож на Светлану?

Галина Георгиевна проглотила наживку. Она всплеснула руками и горячо заговорила:

– Ну что вы, Евгения! Валечка напоминает мать разве только своим упрямством. Тут они два сапога пара. Когда они начинают спорить, просто искры летят! А в остальном Валентин человек совершенно другого склада. Тонкий, ранимый, чувствительный мальчик. Кстати, весьма одаренный музыкально… А Светлане медведь на ухо наступил. Я сама педагог, так страшно вспомнить, сколько часов я провела, пытаясь научить эту девочку различать ноты!

Галина Георгиевна учащенно задышала. Видимо, невозможность обучить Светлану музыке до сих пор была незаживающей раной в ее душе.

– Очевидно, Валентин унаследовал свои способности от отца, – негромко проговорила я.

Старуха схватила меня за руку, за запястье, и я поразилась тому, какие сильные у нее пальцы. Ах, да, она же пианистка, пусть и детсадовская…

– Кто? – выдохнула Кричевская свистящим шепотом. – Кто вам рассказал? Это Людмила, да? Эта женщина сует свой длинный нос куда не следует… Но раньше она никогда не позволяла себе распускать язык… Я немедленно велю Светлане ее уволить!

– Галина Георгиевна, успокойтесь! – Я попыталась сгладить кризисную ситуацию. – Людмила ни в чем не виновата. Просто мне на глаза попалась фотография Евгения Больца. Сходство так велико, что заметно даже постороннему человеку.

Кричевская подозрительно смотрела на меня. Наконец она выпустила мою руку и тяжело вздохнула:

– Да, теперь, когда Валя вырос, это превратилось в проблему.

Я удивилась. Неужели Валентин – «дитя любви», или, как раньше выражались, бастард? Но кого этим сейчас можно шокировать? И кому какое дело?

– Простите, а в чем проблема? – поинтересовалась я.

Старуха стиснула руки на набалдашнике трости.

– Проблема в том, что Светлана не может видеть своего бывшего мужа, отца Валечки. Они нехорошо расстались… Собственно говоря, ей надо было подумать об этом, когда она выходила замуж за талантливого музыканта. Евгений Больц уже тогда был восходящей звездой и любимцем женщин. Светлана должна была догадаться, что такой мужчина не станет сидеть возле ее юбки и помогать ей нянчить младенца!

Я подумала, что любая женщина, выходя замуж и заводя ребенка, рассчитывает именно на это.

– Я говорила Светлане, что она ведет себя неправильно! – горячилась Галина Георгиевна. – Приходя домой, муж должен видеть ухоженную жену и умытого, причесанного, благонравного младенца. Женщина должна быть послушной и забавной. Светлана же постоянно устраивала Евгению сцены. А ведь он артист!

Я прикинула Светлану Кричевскую в роли «послушной и забавной»… Как-то не складывалось.

– У него гастроли. Сначала по стране, потом поездки за границу… Когда их отношения обострились до предела, с одних гастролей Больц попросту не вернулся. Теперь он гражданин США. Валечку он не видел пятнадцать лет.

– Скажите, а Валентин знает, кто его отец?

Галина Георгиевна покачала головой:

– Разумеется, знает. Когда он получал паспорт, пришлось показать ему свидетельство о рождении. Там черным по белому написано, что его отец Евгений Михайлович Больц.

– А до тех пор? – изумилась я.

Галина Георгиевна поморщилась:

– Светлана сменила мальчику фамилию, как только развелась с Больцем. И всю жизнь на вопросы Валечки отвечала, что его отец умер.

Да уж… Довольно жестоко по отношению к ребенку. Какие бы разногласия ни возникали между супругами, ребенок не виноват, за что же его так наказывать, заставляя оплакивать потерю, которой на самом деле не было?!

Видимо, по моему лицу Кричевская догадалась, о чем я думаю.

– Да, я тоже считаю, что это чересчур… Но разве Светлана станет меня слушать?!

– Она так сильно ненавидела бывшего мужа? – спросила я.

– Иногда меня даже удивляло, насколько сильно, – задумчиво произнесла Кричевская. – Если бы Евгений в ту пору был в пределах досягаемости, я бы не удивилась, если бы Светлана плеснула в него кислотой.

На мой потрясенный взгляд Кричевская как ни в чем не бывало пояснила:

– Ну, не сама, конечно. Наняла бы кого-нибудь. Это ведь была середина девяностых… и они с Аркашей делали много такого, о чем Светлана предпочитала мне не рассказывать. Кстати, именно в этот период она и сошлась с Аркадием.

– Простите? – Я не поверила своим ушам.

– Ну, одно время они жили вместе как муж и жена, – безмятежно сообщила Кричевская. – Аркадий замечательно умел ладить с детьми и очень хорошо занимался с Валечкой. Длилось это недолго – примерно с год, а потом Аркадий много лет оставался для Светланы деловым партнером. Сейчас-то у него молодая жена и маленькая дочка.

Интересно… Значит, Светлана боится насилия со стороны человека, который когда-то был ее любовником и играл с ее маленьким сыном?!

– Когда Евгений бросил Светлану, ее как будто подменили, – задумчиво проговорила старуха. – Она всегда была волевая и жесткая. Но тут… иногда я ее боялась. Многих вещей я предпочитала просто не знать. Я воспитывала Валечку, в детстве он очень много болел.

– И что, Евгений Больц совсем не помогал сыну?

– О чем вы говорите?! – возмутилась старуха. – Он уехал за океан. Прошло лет пять, прежде чем он хорошо устроился за границей. А первое время ему тоже приходилось несладко.

– Тоже? – переспросила я.

– Вы не представляете, милочка, как мы жили тогда, – поджала губы старуха. – Как раз в это время умер мой муж. У него была военная пенсия, а тут мы лишились всех источников дохода. Моя дочь по образованию историк – сами понимаете, в каком положении мы оказались…

Да. Теперь я понимаю, почему Светлана с такой маниакальной страстью отговаривает своего сына от поступления на философский факультет и лоббирует Лондонскую школу экономики…

– Несколько лет мы жили очень трудно, – царственно кивнула Кричевская. – Потом дела у Светланы и Аркадия пошли на лад. Но все равно было непросто. Однажды нам в окно бросили бомбу.

– Что, простите? – мне показалось, что я ослышалась.

– В комнату, где на полу играл Валечка, через открытое окно бросили бомбу, – безмятежно пояснила старуха. – Она взорвалась, и Валю оглушило взрывом. Он уцелел только потому, что был очень мал – осколки прошли над его головой. С тех пор он очень нервный мальчик.

Ничего себе… Теперь понятно, почему обе женщины так трясутся над Валентином – ведь они едва его не потеряли.

– С тех пор в нашем доме всегда живут телохранители, – продолжала Кричевская.

– Влад производит впечатление очень компетентного специалиста, – сказала я.

Старуха кивнула:

– Да, он просто золото. Только иногда слишком много на себя берет. Ну, Светлана сама виновата – я столько раз говорила ей, что надо соблюдать дистанцию… К тому же такие отношения очень нервируют Валечку.

Я вспомнила, как юноша выбежал из гостиной, когда заметил недвусмысленный намек на близкие отношения между матерью и ее охранником.

Кричевская горестно вздохнула:

– Мальчик уехал в Москву именно потому, что не мог видеть этого безобразия. А Светлана совершенно не желала это прекратить. Она предпочла расстаться с единственным сыном, лишь бы сохранить при себе любовника! Удивительно эгоистичная позиция!

Я почувствовала, что наш разговор, и без того давно уже перешедший границы допустимого, становится попросту неприличным. Я как-то не привыкла обсуждать постельные дела моих работодателей… а вот Галина Георгиевна, кажется, не видела в этом ничего плохого и говорила о дочери так, как сплетничают о совершенно постороннем человеке.

Я перевела разговор на другую тему, и мы больше не затрагивали Светлану и ее мужчин.

К ужину из своей комнаты спустился Валентин.

Светлана вернулась поздно. Кричевская приехала с какого-то благотворительного мероприятия. Я, конечно, не ждала, что бизнесвумен наденет платье в пол с открытой спиной, но и брючный костюм на таком мероприятии не вполне уместен. Единственными приметами праздника во внешности Светланы было то, что костюм не черный, а светлый – цвета слоновой кости.

Мне показалось, что я вижу алое пятнышко на отвороте брюк Кричевской, когда она положила ногу на ногу, располагаясь в кресле. Но это могло быть что угодно – красное вино, к примеру. Светлана выглядела непривычно оживленной и взвинченной. Она весело поинтересовалась у матери и сына, как они провели день, но ответы почти не слушала, думая о чем-то своем. Сообщила, что эти благотворительные балы – жуткая скука, но ездить туда совершенно необходимо, если хочешь держать уровень. Понятия не имею, что бы это значило. Очевидно, на подобные мероприятия приглашали далеко не всех, и попасть туда значило продемонстрировать, что ты в ладу с местной властью и бизнес-сообществом города.

Вся семья мило беседовала, сидя в уютной гостиной. От утреннего противостояния не осталось и следа. Даже когда Влад поздно вечером вошел в спальню Светланы, Валентин сделал вид, что не заметил. В семье Кричевских воцарились мир и гармония.

А утром все это разлетелось вдребезги. В половине девятого утра зазвонил телефон, и казенный голос осведомился, кем Светлане Сергеевне приходится Аркадий Момзер.

Оказалось, тело бывшего партнера Светланы было найдено ранним утром в лесополосе.

Бледная, с синяками под глазами после бурной ночи, с закушенной губой Светлана наскоро собралась и в сопровождении верного телохранителя отправилась в полицию.

Вернулась она часа через два. Рухнула на диван и заявила, что в жизни не видала таких болванов, как наши провинциальные полицейские.

Галина Георгиевна и Валентин, сгорая от любопытства, принялись наперебой расспрашивать ее о том, что случилось. Посмотрев на их встревоженные лица, Кричевская махнула рукой:

– Не хотела говорить, ну да ладно. Вы ведь все равно не отстанете…

И Светлана рассказала удивительную историю. Труп Аркадия был обнаружен сегодня рано утром в лесочке на окраине Тарасова. Какие-то ранние лыжники наткнулись на него и вызвали полицию. Момзер был убит выстрелом в голову.

– Ну, поскольку в этом городе все знают, что мы с Аркадием были партнерами по бизнесу, первым делом эти болваны подумали на меня. Дескать, это я устранила своего бывшего партнера и друга, когда он стал мне не нужен…

Светлана криво усмехнулась и добавила:

– Стала бы я заниматься такими делами… Тем более что с Аркашкой мы давно уже расстались. Я даже выплатила ему его долю. А если он считал, что вправе рассчитывать на большее, что ж, это не мои проблемы.

Тут взгляд Светланы упал на сына. Валентин опустился на колени около матери и как маленький держал ее за руку.

– Ты что?! – тихо спросила Кричевская, глядя в лицо юноше. Валентин погладил мать по руке, поднял на нее умоляющие глаза и шепотом спросил:

– Мама, скажи мне… Это и правда не ты?

– Что… не я? – не поняла Светлана. И тут до нее дошел смысл вопроса. Кричевская побагровела и выкрикнула: – Валька! Ты спятил, мой мальчик? Что это за идиотские вопросы?! Так вот как ты обо мне думаешь, да? По-твоему, я кто?!

– По-моему, мама, ты очень успешная женщина, – все так же тихо ответил Валентин.

Светлана немного успокоилась. Она поцеловала сына в лоб и сказала:

– Это не значит, что я к своему успеху шла по трупам. Меньше смотри телевизор, малыш. Не знаю, кто внушил тебе такие мысли…

Светлана бросила быстрый взгляд на мать и закончила:

– … но этот человек совершенно меня не знает. Я непричастна к смерти Аркадия. Мы уже полгода как расстались. Зачем мне было его убивать? Достаточно было просто подождать, пока это сделает кто-нибудь другой. В последнее время Момзер общался с такими подонками… Ты мне веришь?

Валентин послушно кивнул и поднялся. Лицо юноши оставалось непроницаемым, поэтому то, что он думал на самом деле, так и осталось загадкой. Мне показалось, что мальчик остался при своих подозрениях.

– И еще, – вскинула подбородок Светлана. – Если бы у этих уродов оставалось хоть малейшее сомнение в моей виновности, я бы так легко не отделалась. Меня, кстати, два часа допрашивали. И это несмотря на то, что я с первой минуты заявила, что у меня железное алиби.

– Железное? – приподняла брови Галина Георгиевна.

– Железобетонное! – усмехнулась Светлана. – Аркаша был убит вчера около девяти вечера. В семь он ужинал в «Русалке» с одним типом, его там видели. Так что время смерти установлено точно. А я с семи до одиннадцати находилась на благотворительном балу в «Гранаде», на другом конце города, между прочим. И меня там видело человек пятьдесят, не меньше. Хоть теперь ты мне веришь?

Валентин кивнул, поцеловал мать в щеку и устроился рядом с ней на диване. Светлана взяла пульт и включила телевизор.

– … с благотворительного бала, на котором присутствовали благотворители и меценаты, самые влиятельные люди нашего города, – ворвался в гостиную восторженный голос корреспондента.