Текст книги "Восьмирье. Дно мира. Книга 4"

Глава 7

Укрыться от строгого взгляда кухмайстерши было решительно невозможно: у этой невысокой худенькой женщины, казалось, были глаза на затылке, и до ужина Вика получила ещё с десяток больнючих ударов деревянной ложкой по голове: за нерасторопность, неловкость, недогадливость и за то, что оказалась не в том месте не в то время.

Просто удивительно, что при такой поразительной внимательности кухмайстер Финли так и не поняла, что вообще-то Вика вовсе не новенькая работница на кухне. Впрочем, Вике это только на руку. Ей нужно протянуть до ужина, чтобы вызваться разносить еду заключённым. Второй уровень, пятый коридор – и у неё будет ещё одна возможность поговорить с тётей Генриеттой.

Если план на вечер более или менее определился, с планом побега оказалось куда сложнее. Пока Вика даже не представляла, с какой стороны взяться за дело. Охрана повсюду круглые сутки. И если сама она, в этом своём синем балахоне, ещё может пройти мимо констеблей, не вызвав подозрений, то незаметно провести мимо них тётю Генриетту не получится.

Впрочем, теоретически эту проблему можно решить. Вика уже обратила внимание, что все взрослые работники тюрьмы носили коричневые балахоны. Если раздобыть такой на складе в пещере и одеть в него тётю Генриетту, тогда есть шанс. Но как открыть замок на двери камеры?

В голову ничего не приходило, хотя Вика только и делала, что думала над этим. Ей совсем не хотелось задерживаться в тюрьме дольше необходимого!

И всё же время, проведённое на кухне до ужина, прошло не совсем впустую; Вика услышала множество разговоров об охранниках, заключённых и о последних событиях в тюрьме, и кое-что оказалось полезным.

– До сих пор ищут какую-то девчонку, – громким заговорщическим шёпотом сказал помощник кухмайстерши, дородный мужчина, который, будь он в белой куртке и высоком колпаке, стал бы очень похож на того самого повара из книжек. Он недавно вернулся из города с продуктами и охотно делился свежими сплетнями. – Говорят, сегодня утром она прошла через мост над Тумарьем – и сбежала! Представляете? Прямо перед носом у констеблей! Как такое возможно? Чудеса!

– Эти лентяи только и делают, что дрыхнут от скуки на посту! Наверняка сами всё прозевали, а теперь пытаются оправдаться, сваливая на чудеса, – безапелляционно отчеканила кухмайстер Финли; она была явно нетерпима к человеческим слабостям. – И потом, чего все так переполошились? Просто какая-то девчонка…

– А вот и не «какая-то»! – торжественно заявил помощник. – Говорят, её уже несколько недель разыскивают по всему Восьмирью! Потому что у неё – один из осколков Сердца мира, вот так-то вот!

Вика, которая в этот момент несла гору пустых кастрюль, споткнулась и едва не уронила всё на пол. К счастью, рядом оказался Юрг и вовремя её подхватил.

Не прошло и секунды, как по голове больно стукнула вездесущая длинная ложка кухмайстерши.

– Растяпа! Смотри под ноги! – выговорила кухмайстер Финли и как ни в чём не бывало вернулась к разговору с помощником: – Если это правда и у девочки действительно осколок, она должна быть полной дурой, чтобы добровольно явиться в Куузу.

Помощник развёл руками.

– Я только рассказываю, что слышал. Там, – кивнул он в сторону, имея в виду мир за пределами тюремных стен, – по-прежнему суета, констебли прочёсывают весь город и окрестности. Сначала Двадцать третий сбежал, а теперь вот эта девчонка…

– Да, с Двадцать третьим – это, конечно, интересно, – протянула кухмайстерша, и Вика навострила уши. – Сколько он тут сидел, а? Лет двенадцать, не меньше! Чуть не с самого Раскола! Кто бы мог подумать, что у него ещё осталась воля и силы на то, чтобы хотеть сбежать! Причём не только хотеть, но ещё и провернуть это дело! Видимо, мало мы ему в еду специй добавляли. Да… Ну что ж, это всё, конечно, интересно, но – не наше дело. Наше дело – ужин; похлёбка сама себя не сварит, – закрыла тему кухмайстер Финли и шлёпнула ложкой по висящей на крючке над столом кастрюле. – За работу!

Вике ужасно хотелось узнать подробности о загадочном узнике, которого называли «Двадцать третий», и не из праздного любопытства. Как именно ему удалось бежать? Если бы она знала, то могла бы попробовать повторить это с тётей Генриеттой.

* * *

Юрг, кажется, удивился, когда Вика сама вызвалась развезти ужин по камерам в пятом коридоре второго уровня.

– Тебе что, совсем не страшно? – спросил он, не глядя на Вику.

– А чего там страшного? Они же заперты!

– Да, но они же особо опасные! Враги государства! Им и выходить не надо, они могут, лёжа на кровати, два слова тебе сказать – и всё!

– Что «всё»? – не поняла Вика.

– Ну, всё, заморочат тебе голову, и ты станешь думать как они.

Вика внимательно посмотрела на Юрга. Плечи поникшие, спина ссутулена, руки словно сами собой вытирают гору перемытой посуды несвежим полотенцем, а смотрит он куда-то в сторону, мимо лица собеседника. Интересно, а он вообще хоть с кем-то встречается взглядом? Почему он так боится смотреть на других?

– Это кто тебе такое сказал? – спросила Вика, беря другое полотенце и вставая рядом, чтобы помочь с посудой.

– Ну, как же… – Юрг даже растерялся. – Это все знают.

– Ясно, – сказала Вика. «Все знают», ага. Этим «все знают» часто аргументируют те, кто заучил фразы, которые им постоянно повторяют, и даже не попытался вдуматься, что именно слышит. А «враг государства» – вообще удобное выражение: при желании под него кого угодно подвести можно, даже тётю Генриетту. Если все «враги государства», которые сидят в тюрьме Куузы, такие же, как она, то, по справедливости, их всех давно надо отпустить!

Но, конечно, ничего этого Юргу Вика говорить не стала.

– Нет, мне не страшно, – только и сказала она. – Я уши затыкаю.

– О! – воскликнул Юрг, явно поражённый таким оригинальным решением. – И как это я сам не додумался?

– А сколько тебе лет? – внезапно спросила Вика. Она не собиралась заводить тут друзей, но и не могла совсем не интересоваться людьми, с которыми её свела судьба.

– Двенадцать.

Вика быстро прикинула. Год в Восьмирье – длиннее года в её мире, ведь тут в каждой неделе восемь дней, и за год, выходит, набегает пятьдесят два «лишних» дня. То есть в её родном мире Юргу было бы почти четырнадцать. Получается, не настолько уж он старше её.

– И ты целыми днями работаешь?

Юрг хмыкнул и быстро покосился на Вику.

– А что тебя удивляет? Ты ведь тоже работаешь.

– Э-э… ну да… Но у меня просто так получилось, – пробормотала она и спохватилась, что зря она так много болтает с Юргом. Вот подумает он немного – и сообразит, что никогда прежде её в Куузе не видел. И начнутся вопросы: «А ты откуда?» и «Почему я раньше тебя не встречал?».

– Значит, тебе крупно повезло, что так получилось, – сказал Юрг. – С тех пор как шахты закрыли, работу, сама знаешь, особо не найти.

– А ты что, в шахтах работал? – спросила Вика, чувствуя себя несколько неловко оттого, что разговаривает с человеком, который на неё вообще не смотрит. Это было примерно так же, как беседовать с тем, кто не отрывается от телефона.

– Ты что? Их же лет десять как закрыли, если не больше! По-твоему, я там в два года, что ли, негрустины с киркой добывал?

– Да, я что-то не подумала, – пробормотала Вика, делая мысленную заметку: значит, когда-то в Куузе добывали полезные ископаемые, которые называются «негрустины». Неужели это драгоценные камни, которые отгоняют от людей грусть? А что, вполне возможно! Вика пробыла в Восьмирье уже достаточно времени, чтобы не отметать такую вероятность. А может, это те самые фиолетовые кристаллы, которые она видела в пещере? Да, наверное, так и есть, это были самые настоящие негрустины; недаром же в тот момент, когда Вика к ним прикоснулась, ей вдруг начало казаться, что всё непременно будет хорошо.

– Так до сих пор и не понимаю, почему шахты решили закрыть, – протянула Вика с таким видом, будто и не спрашивала вовсе, а просто рассуждала вслух. – Там же вроде бы ещё немало камней оставалось… – импровизировала она.

– Оставалось, – подтвердил Юрг. – Ну а смысл их добывать? После Раскола всё равно сбывать их некуда, а значит – никакой выручки. И потом, негрустины же запретили. Хочешь сказать, к вам домой не приходили и не изымали те, что у вас есть?

– Нет. Но у нас их и не было.

– Странно. Я думал, в Куузе они у всех были… Ну да ладно, главное, что их в любом случае запретили как вредные и опасные для людей.

Вика непроизвольно фыркнула. Для людей вредно не грустить? Что за бред!

– Ты что, не согласна? – удивился Юрг.

– Ну… Я всегда считала, что хорошее настроение помогает и придаёт сил, – осторожно ответила Вика и подумала, что не отказалась бы сейчас от самого мелкого и невзрачного негрустина.

– Нет, – убеждённо помотал головой Юрг. – От хорошего настроения в голову лезут всякие глупости, люди перестают работать и думать о важном и хотят только развлекаться.

Вика промолчала. Отчасти Юрг прав: когда у тебя хорошее настроение, действительно хочется веселиться и радоваться жизни. Но с хорошим настроением и работа получается лучше, чем с плохим, и обыденные дела становятся в радость. Да и сама жизнь кажется куда ярче и красивее.

– Вот сама и посуди: зачем открывать шахты и добывать камни, которые теперь вне закона? – закончил свою мысль Юрг.

– Ну да, ну да, – рассеянно отозвалась Вика. – А где работают твои родители?

– Отец на каменоломне. Мама дома. Ну а я вот тут. И мне, конечно, крупно повезло; помогать на кухне, подметать полы и выливать помои намного лучше, чем горбатиться в каменоломне.

Вика молча кивнула. Она не видела сам город, но со слов Юрга у неё сложилось о нём не самое лучшее представление. Кажется, дела в Куузе обстоят далеко не так благополучно, как в тех же Ово, Куидаме и даже Фортуге. Во всяком случае, там Вика не видела подростков, которым приходилось зарабатывать на жизнь тяжёлым трудом.

Некоторое время оба молча вытирали мокрые ложки, чашки и тарелки.

– Это что? – спросила Вика, увидев на одной миске синеватую слизь, которая никак не стиралась, несмотря на все её усилия.

Юрг мельком глянул на миску и равнодушно пожал плечами:

– А… Это уныние.

– Уныние, – повторила Вика. – Ясно. И что с ним делать? Как стереть?

– Да оставь так!

– Как «оставь»? Её же помыть надо! Из неё ведь потом есть будут!

– И что?

Вика даже растерялась, не зная, что на такое ответить.

– Ну, если так хочешь, попробуй соскрести в колодец, – предложил Юрг.

– Что за колодец?

– Пойдём покажу, – сказал Юрг и отвёл Вику в закуток в дальнем углу кухни. Там и впрямь обнаружилось что-то вроде колодца, закрытого тяжёлой деревянной крышкой. Юрг крякнул от усилия, сдвигая её, и кивнул в открывшийся проход: – Скидывай туда. Только потом не забудь закрыть, а то провоняет вся кухня.

Вика с опаской глянула вниз. Там, в глубине, клубился хорошо знакомый ей чёрный туман, от которого разило обидами, горечью, расстройством, завистью и неудачей.

– А оттуда кто всё это убирает? – спросила она и невольно поёжилась.

– Колодец глубоко прорыт, и всё, что мы выкидываем, падает в один из старых тоннелей, которые остались от прежней добычи камней. А тоннель уходит за край Осколка, так что всё сливается вниз.

«Это тот самый „ручей“, который я видела на самом краю Куузы!» – сообразила Вика и – делать нечего – принялась послушно отскребать синюю плёнку. Но несмотря на то, что слой был тонкий, счищать его оказалось очень непросто, он приставал к деревянному скребку, размазывался по миске и, казалось, въедался в покрытие. Вика старалась, пробовала и так и этак, но полностью счистить слой уныния не получалось.

Чпок!

– Ай! – воскликнула Вика, хватаясь рукой за темечко, по которому пришёлся удар вездесущей длинной ложки.

– Хватит копаться! – сердито выговорила кухмайстерша.

– Но оно никак не отчищается, – попыталась оправдаться Вика. – Я очень стараюсь, честно! Но не получается!

Кухмайстер Финли приподнялась на цыпочки, бросила быстрый взгляд на миску и небрежно махнула рукой.

– И так сойдёт.

– Но… как же… если оно останется на тарелке, то попадёт в еду кому-то другому…

– И? – Непроницаемый холодный взгляд кухмайстерши никак не сочетался с её маленьким ростом. – Это заключённые. Преступники. Предлагаешь кормить их из тонкого фарфора серебряными ложечками?

– Нет, но… – начала было Вика и замялась. Но ведь тётя Генриетта – никакая не преступница. За что с ней так?

– Им и так сойдёт! – продолжала кухмайстерша. – К тому же у каждого из них полно и своего собственного уныния, эти крохи на тарелках никакой роли не сыграют.

Вика молча закрыла колодец и поплелась обратно к Юргу. Она, как могла, вытерла миску полотенцем, поставила её в стопку чистых, с трудом подавила в себе желание хорошенько помыть руки – вдруг уныние впитывается в кожу? – и с тяжёлым сердцем принялась за следующую, то и дело поглядывая на ту, с остатками уныния.

– А давно ты тут работаешь? – продолжила расспросы Вика, надеясь разузнать побольше о таинственном беглеце.

– Два года.

– Да ты уже старожил! Наверное, всё про всех знаешь?

– Ну-у… Не прямо уж всё… И не про всех. Но много, – ответил Юрг, польщённый тем, что его записали в старожилы.

– А про этого, который сбежал? – перешла на шёпот Вика. – Двадцать третьего? Кстати, а почему «Двадцать третий»? Как его на самом деле звали?

– Двадцать третий, потому что он сидел в камере номер двадцать три. А настоящее имя никто не знает.

– А что он такого натворил, что его столько лет держали?

– Он особо опасный враг государства.

– Ясно, – вздохнула Вика. Юрг явно считал слова «враг государства» исчерпывающим объяснением, и ничего больше она от него не добьётся. Только вот понятнее ей ничуть не стало. – А ты его сам видел?

– А то! Много раз! Когда оставлял у камеры еду и тарелки забирал.

– И какой он?

Юрг поднял голову и на этот раз впервые почти встретился с Викой взглядом – посмотрел куда-то в район её левого уха. Глаза у него оказались разноцветными: один зелёный, а другой карий, и карий немного косил.

– А тебе-то что?

– Ну просто любопытно. Не каждый же день из тюрьмы сбегают. Да я вообще не помню, чтобы кто-то сбегал, – наугад добавила она. – Вот и стало интересно, что это за человек такой был, которому удалось сделать невозможное.

Юрг снова опустил глаза.

– Да обычный он был. Как все. Сидел в камере. Молчал. Не буянил. Разговаривать не пытался. Разве только рисунки на стенах выцарапывал. Ни за что бы не подумал, что он планировал побег!

– Рисунки? – заинтересовалась Вика.

– М-м, – промычал Юрг в ответ.

– А где двадцать третья камера?

– Нижний уровень, третий коридор. А что?

– Да так, – пожала плечами Вика, а про себя уже обдумывала, удастся ли ей хоть одним глазком глянуть на камеру номер двадцать три.

Глава 8

Вика надеялась поговорить с тётей ещё раз во время ужина, когда отправится развозить еду по камерам, но кухмайстер Финли послала её отскребать котлы, и отвертеться от этого задания никак не вышло. Вика вооружилась щёткой, едким мылом, с тоской проводила взглядом тележку с тарелками, которую повёз кто-то другой, и принялась за дело.

Конечно, очень хотелось устроить побег как можно скорее, но Вика понимала: не стоит всерьёз рассчитывать на то, чтобы провернуть такое опасное мероприятие в первый же день. Значит, нужно набраться терпения и хорошенько всё продумать и спланировать.

Смирившись с тем, что побег пока откладывается, Вика перемыла гору посуды, отскоблила котлы, отдраила пол – а потом спряталась от вездесущей кухмайстерши Финли, чтобы остаться тайком в тюрьме на ночь. Дождавшись, когда все работники кухни разойдутся по домам, она устроила себе ночлег на том самом складе, в который выводил подземный тоннель. Вика набила рюкзак полотенцами, чтобы получилось что-то вроде подушки, накрылась ветошью, попахивавшей плесенью, и попыталась заснуть.

Спала она тревожно, то и дело подскакивая от малейшего звука – настоящего или мнимого. Зато утром снискала едва заметный кивок одобрения от кухмайстерши, когда явилась на кухню раньше всех.

Вике не удалось вызваться развозить еду или собирать пустые тарелки во время завтрака, а в обед её отправили в совсем другой коридор, первый на третьем уровне, и увидеться с тётей Генриеттой снова не получилось. Вика уже начала всерьёз волноваться, сможет ли она ещё раз попасть в пятый коридор второго уровня, и если да, то когда, но, к счастью, на ужин ей повезло и её послали именно туда.

Зная, что задержаться надолго у камеры тёти Генриетты не получится, Вика заранее составила список вопросов, которые собиралась по возможности быстро с ней обговорить.

На этот раз тётя Генриетта не лежала на койке, отвернувшись к стене, а сидела и ждала. Увидев Вику и убедившись, что рядом с ней никого нет, она сразу же подошла к двери.

– Я всё рассчитала, – быстро заговорила Вика и торопливо пожала ладонь тёти Генриетты сквозь решётку. – Самое сложное будет раздобыть ключ от камеры. Но я что-нибудь придумаю. А потом я принесу вам одежду, в которой ходят на кухне, вы переоденетесь, и мы просто как ни в чём не бывало пройдём мимо охраны. Они на нас и внимания не обратят. Дойдём до кухни, а там дальше склад, и в нём – выход в подземный тоннель.

– Какая же ты упрямая, – покачала головой тётя Генриетта. – Прямо как мать. Ну предположим, всё это безу-мие удастся – а дальше что? Как уйти с Куузы? Через Тумарье? Во-первых, без темнохода сквозь него не пройти. Во-вторых, ты же видела, что выход к Тумарью отсюда только один, и на том мосту нас сто раз перехватят. Нет, Вика, не надо подвергать себя опасности. Уходи! Уходи так же, как пришла в Куузу, – и не рискуй собой! Ты должна во что бы то ни стало спасти осколок! Я расскажу, куда тебе нужно попасть и кому отдать кулон, только уходи! А потом дожидайся «лишних» дней и возвращайся домой, к маме!

– Не уйду, – твёрдо ответила Вика. – Во-первых, ваш способ перехода не сработал, я же вам говорила! Я пробовала вернуться в родной мир, и у меня не получилось. Во-вторых, я не уйду, пока не помогу вам соединить Восьмирье.

Тётя Генриетта при этих словах только покачала головой, но Вика не дала ей возможности возразить.

– В-третьих, – продолжила она, – я не уйду из Восьмирья, пока не найду своего отца.

– Отца? – Глаза тёти Генриетты расширились от удивления. – А при чём тут твой отец?

– Те, кто меня сюда привели, сказали, что в Куузе я смогу узнать кое-что про своего отца.

– А кто, кстати, тебя сюда привёл?

– Раскольники.

– А! – Тётя Генриетта презрительно фыркнула. – Этим соврать – как воду пролить!

«Какое интересное выражение!» – машинально подумала Вика, а вслух продолжила:

– И наконец, в-четвёртых, и это – самое главное: я никуда не уйду, потому что мама, кажется, сама сейчас в Восьмирье.

– Марго здесь? – нахмурилась тётя Генриетта. – С чего ты взяла?

– Я видела карту картографа, и она показала мне Делирис, когда я подумала о маме. Всё, мне пора, а то сейчас охранники нас заподозрят. Я ещё приду забирать посуду, а вы пока подумайте, может, подскажете что-то насчёт ключей от камер.

С этими словами Вика покатила тележку дальше, разнося оставшиеся миски с неаппетитной похлёбкой, приправленной равнодушием, и засохшие куски хлеба.

Через час Вика снова вернулась в пятый коридор на втором уровне. Кроме пустой тележки, на которую она будет составлять грязную посуду, Вика прихватила с собой кулёк со свежим печеньем; кухмайстер Финли испекла целую гору, но совершенно точно не для заключённых. Она оставила немного для поваров, а остальное сложила и собралась унести домой. Вика улучила момент и стащила несколько штук. Эти печенья, по её замыслу, должны помочь открыть камеру тёти Генриетты.

Дойдя до входа в коридор, Вика остановила пустую тележку рядом с постом охраны и громко сказала, протягивая кулёк с печеньем:

– Вот… Это вам. Угощайтесь.

– Неужто железная Финли расщедрилась? – удивился один из констеблей. – Глазам своим не верю!

– Ну, она как бы не совсем расщедрилась, – пробормотала Вика. – Но она их испекла, а я подумала: вы тут сидите целый день, охраняете опасных преступников… Вам, наверное, хочется чего-то вкусненького.

– Ну спасибо, – поблагодарили констебли и быстро разобрали печенье.

– Какая милая девочка, – пробормотал один из них, жуя угощение и роняя крошки. – Но я тебя, кажется, тут раньше не видел.

Сердце Вики ушло в пятки. Но тут на выручку пришёл другой охранник.

– А много ты смотришь на них? Эти мелкие тут целыми днями снуют туда-сюда, но готов поспорить, ты в лицо ни одного не знаешь!

– Ну да, – согласился первый и потянулся за добавкой.

Вика облегчённо выдохнула и пошла собирать пустую посуду в коридоре.

Тётя Генриетта снова поджидала её у двери.

– Безумная затея, – сразу сказала она. – Даже если ты вызволишь меня из камеры, мы не сможем убраться с Осколка. А если и пройдём по мосту, то не выживем в Тумарье без темнохода.

– Надеюсь, нам и не придётся идти через Тумарье, – ответила Вика. – Я всё продумала. Во-первых, в тюрьме есть аппарат, с помощью которого констебли вмиг перемещаются в любую часть Восьмирья.

– Ты как себе это представляешь? – перебила тётя Генриетта. – Думаешь, он стоит в комнате, которую никто не охраняет? И мы просто придём к нему и сразу поймём, как им пользоваться?

– Нет. Но, во-вторых, здесь под землёй есть одно интересное существо – Гвилиур. Если я правильно поняла, до Раскола он открывал дороги в любую часть Восьмирья. Правда, сейчас он немного… не в себе. Но я думаю, его можно будет попробовать уговорить открыть нам дорогу.

– И от кого же ты про него узнала?

– От диндинов.

Тётя Генриетта озабоченно склонила голову набок и сквозь решётку пощупала Викин лоб.

– Жара вроде нет…

– Тётя! – нетерпеливо воскликнула Вика. – Мы теряем драгоценное время! Вы что-то знаете про ключи?

– Только то, что у каждого охранника висит связка на поясе. Вроде бы на каждом посту есть запасные ключи. Однажды, когда меня водили на допрос, я видела, как одну такую связку убирали куда-то в стол.

– Поняла, – сказала Вика и толкнула тележку; она и так уже тут слишком задержалась. – Будьте начеку, я приду, как только стащу ключи.

– Вика, это безумная затея! – простонала тётя Генриетта, но больше ничего не сказала, поняв, что спорить бесполезно.

На обратном пути Вика остановилась около поста охраны и, обмирая от собственного нахальства и безрассудства, спросила, кивая на пустой кулёк из-под печенья:

– Вкусные?

А сама шарила глазами по столу и под ним, пытаясь понять, где может храниться запасная связка ключей.

– Очень, – вразнобой ответили констебли. – Спасибо за угощение.

– Доброй ночи, – вежливо попрощалась Вика.

Запасных ключей на столе она не увидела. Но даже если бы они лежали прямо тут, у всех на виду, Вика уже поняла, что пост без присмотра в любом случае не оставляют; когда кто-то из констеблей уходит проверить узников, другой всегда остаётся на месте. Единственный способ обыскать стол – это отвлечь их всех сразу. Устроить что-то такое, чтобы они все сорвались с места и убежали. Или… И тут Вика улыбнулась.

Кажется, у неё есть решение! В одной тёмной кладовке она видела баночку с приправой «сонливость»!

* * *

Прошло пять дней. Пять очень долгих дней в тюрьме, точнее, и дней, и ночей, ведь просить приюта в Куузе Вике было не у кого, да и не стала бы она так рисковать и покидать здание, не зная, сможет ли туда вернуться. К тому же после разговора с Юргом ей не особенно хотелось выходить в город: похоже, это довольно мрачное и неуютное место.

Все эти пять дней Вика без отдыха работала на кухне и ни разу не поговорила с тётей Генриеттой; если её и отправляли развозить еду или забирать посуду, то всегда на другие уровни и в другие коридоры. А ещё Вика очень устала; ей никогда в жизни не приходилось так тяжело трудиться! Стоя в клубах горячего пара, поднимавшегося от лохани с водой, возле которой высились горы немытой посуды, Вика с усмешкой вспоминала, как когда-то считала, что ходить в школу – это тяжело и что она очень устаёт. А пропылесосить ковёр по просьбе мамы казалось ужасно утомительной задачей… Какая же она была наивная!

Днём было не до мрачных раздумий, работа занимала всё время и мысли, но по ночам на душе становилось так муторно! Свернувшись калачиком в холодной кладовке, Вика подолгу не могла уснуть, её одолевали мрачные мысли. Никогда ещё она не чувствовала себя в Восьмирье такой одинокой! В Ово были майстер Нилс и Лукас, в Куидаме – Лукас и тётя Генриетта, и даже в Фортуге оставались Маркус и Николас, а это хоть какая-то поддержка. Но тут, в Куузе, у Вики не было вообще никого! Не считая Ванильки, конечно, но всё-таки мечта – это одно, а человеческая поддержка – это совсем другое.

Всё виделось Вике в таком чёрном цвете, что порой ей и вовсе начинало казаться, будто она так и останется навсегда тут, в Восьмирье, в тюрьме Куузы. А решимость устраивать побег таяла, потому что эта затея даже в глазах Вики начинала выглядеть всё более и более безумной и провальной.

«Может, в нашу еду тоже что-то добавляют? Уныние или обречённость?» – задавалась вопросом Вика, ловя себя на мрачных мыслях. Но она видела, как готовят для работников тюрьмы, и прекрасно знала, что никаких таких специальных приправ в их блюда не подсыпают. Просто было удобнее думать, что в унынии виновата не она сама, а какая-то добавка, которую ей подмешали против воли.

Изо дня в день настроение становилось всё хуже. На шестую ночь, когда Вика прокралась на кухню глубоко за полночь, потому что захотелось пить, в тусклом свете фонаря, который никогда не гасили, она вдруг увидела, что её руки в чём-то испачканы. Девочка попыталась их помыть, но вода не смыла грязь. Тогда она попробовала стереть грязь полотенцем – и снова ничего не вышло.

Подойдя поближе к фонарю, Вика поднесла руки к глазам, чтобы лучше рассмотреть, что за грязь въелась в кожу, – и увидела, что это и не грязь вовсе, а тонкий чёрный слой какой-то непонятной субстанции, немного смахивающей на туманную дымку.

Вика не сразу поняла, что это такое, но, когда наконец сообразила, ахнула. Да это же плохие эмоции! Те самые, которые жители Восьмирья регулярно выбрасывают в мусор! Вика не знала, что именно у неё на ладонях: усталость, уныние, опустошение, сомнение, страх или что-то ещё, но это было и не важно. Плохие – они и есть плохие, зачем к ним присматриваться?

Оглянувшись на колодец в углу кухни, который вёл прямо в подземную «канализацию», Вика испытала сильнейшее искушение сделать так же, как и все: просто выбросить! Всего один раз! Только разок! От одной маленькой порции сильного вреда не будет, Тумарье и так огромно! Зато насколько станет легче Вике! У неё наверняка опять появятся силы и энергия, а самое главное – решимость активно заняться побегом.

Вика подошла к колодцу и с трудом открыла тяжёлую крышку. Там, глубоко внизу, текла целая река смердящего чёрного тумана – все плохие эмоции, которые выбрасывали и жители Куузы, и заключённые тюрьмы. Бесконечный поток, который каждый день сливался в Тумарье.

Ванилька вскочила на край колодца и внимательно посмотрела на Вику.

– Осуждаешь? – спросила она мечту.

Та, конечно же, ничего не ответила, только почесала задней лапой за ухом.

Вика подняла руки над колодцем и задумалась. А как вообще выбрасывают плохие эмоции? Соскребают? Так же, как она делала это с синей слизью уныния на миске?

На пробу Вика разок встряхнула руками и увидела, как с ладоней сорвалась одна крохотная капелька и полетела вниз. Вика проследила за ней взглядом. Капля упала в поток густого тёмного тумана – и растворилась в нём. Ну вот, действительно, каплей больше, каплей меньше – никакой разницы для Тумарья не будет, оно эту каплю даже не заметит.

Вика уже собралась было хорошенько потрясти руками – но в последний миг передумала. Да, её капля на Тумарье, может, и не повлияет. Но кроме неё по всему Восьмирью люди думают точно так же – что у них мусора всего ничего и что их маленькая порция всё равно ничего не изменит! Только все они не правы! Одной каплей больше, одной меньше – разницы и впрямь немного. Но вот десятки, сотни, тысячи капель – это совсем другое дело. Это уже огромный поток! Поток, состоящий из крохотных капель, каждая из которых сама по себе не несёт такого уж большого вреда.

Вика с трудом водворила тяжёлую крышку колодца на место. Жила она себе в родном Кристаллинске, знать не зная о том, что плохие эмоции можно выбрасывать в мусор, – и ничего, как-то справлялась. И сейчас справится.