Текст книги "Восьмирье. Дно мира. Книга 4"

Глава 13

Вика не знала, сколько прошло времени. Не знала она и сколько гнидуз собрала – девочка не вела им счёт. Она давно перестала думать о том, как ей отсюда выбраться, и на время позабыла о Ванильке и майстере Куртисе, о тёте Генриетте, маме с папой, Лукасе, майстере Нилсе и вообще о Восьмирье. Весь мир сейчас сузился для неё до одной-единственной задачи – достать из болота ещё одну гнидузу. И ещё одну. И ещё.

В какой-то момент Вика поняла, что словно потеряла чувствительность и перестала вздрагивать от липких прикосновений болота и от отвратительных запахов из лопающихся пузырей. Подумаешь, ещё одна боль предательства, ещё одно разочарование и ещё одна обида. Какая разница? В неё и так уже столько всего попало, пока она барахталась в этом страшном болоте!

Где-то на самом краю сознания мелькнула тревожная мысль: наверное, такая бесчувственность – это симптом очень сильного отравления Тумарьем, но сейчас Вика была этому только рада. Если бы она не потеряла чувствительность, то вряд ли смогла бы снова и снова возвращаться в болото за новой гнидузой.

Вечность спустя Вика поняла, что у неё не осталось сил. Ноги не слушались, руки дрожали, а ходить по грудь в болотной жиже стало просто невозможно. Вырвавшись в очередной раз из трясины, липкая и грязная, Вика осторожно положила в кучу очередную гнидузу и со стоном растянулась на кочке.

В бескрайнем болоте Дна мира продолжали перемигиваться и мерцать ещё десятки и сотни гнидуз, но это не имело никакого значения, всё равно Вика больше не могла выловить ни одной, у неё не осталось сил даже на то, чтобы сидеть.

«Вот, значит, что такое – упасть на самое дно, – отстранённо думала Вика, глядя на густую каплю тёмного тумана, которая собиралась на потолке прямо у неё над головой. – Ты погружаешься в болото худших из худших переживаний – сначала по пояс, потом по грудь, затем по самую шею, – снова и снова извлекаешь на свет самое неприятное, что только есть, держишь в руках, рассматриваешь, а оно отравляет тебя всё больше. И в конце концов или тебя засосёт в болото с головой, или ты просто рухнешь без сил…»

От этих мыслей Вика как-то незаметно соскользнула в состояние, похожее то ли на полусон, то ли на забытьё. Она будто выключилась, и, хотя по-прежнему осознавала, где находится, её мысли, ощущения, волнения, переживания словно перестали существовать. В голове осталась только пустота.

Сколько длилось это состояние, Вика не знала. В себя её привёл свет. Он лился откуда-то сбоку и становился всё ярче. С трудом, будто разучившись управлять собственным телом, Вика повернула голову – и непонимающе уставилась на сияющее, переливающееся разными цветами облачко, которое, казалось, состояло из бесчисленных трепещущих лепестков света.

Что это такое? И откуда оно здесь?

Вика заставила себя сесть и нерешительно протянула ладонь к облачку. И ахнула от удивления, когда от пульсирующей стены отделилось прозрачное маленькое существо, похожее на оживший цветок, и уселось ей на палец, часто взмахивая светящимися разноцветными лепестками.

– Ты кто такой? – шёпотом спросила Вика.

Разумеется, «цветок» не ответил.

И тут одурманенная забытьём голова окончательно включилась в реальность, и Вика торопливо огляделась. Гнидузы, которых она выудила… Они пропали! О нет! Неужели, пока она тут валялась, их затянуло обратно в болото? Неужели придётся начинать всё сначала?

«Цветок» на пальце замер, и Вика увидела в его глубине знакомый взрагивающий язычок света. И тут она поняла! Гнидузы! Вот во что они превратились!

На земле под облаком лежал ещё один склизкий комочек. Вика осторожно подняла его и заворожённо наблюдала, как сначала погасло мертвенно-бледное свечение, а потом внутри вспыхнула искорка – яркая, солнечная – и стала стремительно разгораться. Потом она превратилась в маленький сияющий шарик, ровный свет которого вскоре разбился на множество разноцветных лучей, а те буквально взорвались снопом ярких вспышек. Вика непроизвольно зажмурилась, а когда снова открыла глаза, увидела, что у неё на ладони сидит «цветок» и его разноцветные лепестки легко подрагивают.

Ошеломлённая произошедшим на её глазах чудом, Вика не сводила глаз с волшебного создания. Просто поразительно, что из уродливых гнидуз может появиться что-то настолько сказочно прекрасное!

«Цветок» продолжал сидеть на Викиной ладони и, похоже, не торопился улетать, а Вика не собиралась его стряхивать. Она смотрела на переливы света, позабыв об усталости и о множестве других гнидуз, которые так и остались в болоте, – и просто любовалась.

От облака отделилось ещё несколько «цветков», и они тоже уселись Вике на руку. Она тихо хихикнула, ощутив лёгкую приятную щекотку.

Смешок неожиданно сильным эхом разнёсся под каменным сводом, и с потолка в болото сорвался небольшой дождь чёрных капель. А «цветки» взмыли в воздух и окружили Вику со всех сторон. Вскоре она уже ничего не видела, кроме трепещущих лепестков света. Разноцветные вспышки от десятков «цветков» сложились в причудливую мозаику, и Вике показалось, будто она попала внутрь огромного калейдоскопа. Красочные картинки, полные сочных цветов и яркого настроения, сменяли одна другую, и Вика вдруг рассмеялась от внезапного ощущения счастья. А потом ей показалось, что она стала невесомой, взлетела и её куда-то понесло…

Калейдоскоп красок и света замедлял вращение, и вдруг среди меняющихся картинок Вика увидела величественного дракона, золотистая чешуя которого переливалась при малейшем движении, а раскинутые в стороны огромные крылья время от времени поднимались и опускались, удерживая своего владельца на весу. Во лбу у дракона был рог, который сиял разноцветными огоньками – так же, как «цветки», в которые превратились гнидузы. И глаза… Знакомые немигающие глаза древней рептилии – один красный, а другой голубой.

«Какой красивый!» – почти с благоговением подумала Вика, глядя на Гвилиура. На Дне мира монстр походил на гигантского тритона, в подземном озере Куузы – на морского змея, а здесь, где бы это «здесь» ни было, – на прекрасного сказочного дракона. Куда бы Вику ни занесло, кажется, ей нравится это место, если судить по трансформации Гвилиура.

Чудовище неожиданно подмигнуло ей ярко-голубым глазом.

«Я же говорил, ты поймёшь, сколько нужно собрать», – услышала Вика у себя в голове голос – и улыбнулась. Да, она действительно поняла.

– А можно вопрос? – Вика подняла ладонь, на которой по-прежнему сидели «цветки». – Кто это такие?

«Надежды», – прозвучал у неё в голове ответ.

– На… надежды? Из вот таких вот противных… – Вика замолчала, не договорив.

«А ты думаешь, все надежды рождаются исключительно прекрасными? – ответил Гвилиур. – Надежды бывают разные. Одни и впрямь изначально красивы. А другие появляются из обречённости и отчаяния. Именно они помогают выбраться со Дна мира. Но чтобы подняться со Дна… чтобы из чего-то уродливого родилось что-то прекрасное, нужно очень, очень сильно постараться! Ты молодец, ты смогла. Может… может, ты и права насчёт людей. Может, вы и правда небезнадёжны».

С этими словами Гвилиур взмахнул крыльями, поднялся ввысь и рассыпался на мириады сверкающих частиц, которые смешались с яркими осколками света, кружащими в воздухе. Вика тихонько вздохнула. Ей столько всего ещё хотелось спросить! И всё же она не чувствовала разочарования; после чуда, которое произошло у неё на глазах, на душе царил покой, и откуда-то пришла уверенность, что всё будет хорошо. Наверное, это всё надежды, которые облепили её с головы до ног.

Вика прикрыла глаза и полностью отдалась охватившему её покою и счастью. Надежды легко щекотали кожу крылышками, перед глазами мелькали тёплые разноцветные пятна, и неведомая сила куда-то несла девочку, качая её, словно на ласковых волнах. Реальность становилась всё более зыбкой, и Вика окончательно перестала различать грань между сном и явью. Она просто парила в невесомости, в уютном коконе спокойствия и умиротворения, и ничто на свете её больше не беспокоило.

А потом неведомая сила осторожно опустила Вику на землю и медленно отступила. Снова появились ощущения верха и низа, тяжести, пространства и времени. Разноцветные вспышки бледнели, а крылышки облепивших её «цветков» становились всё прозрачнее, пока и вовсе не растворились.

На миг Вика почувствовала, будто потеряла что-то очень важное. Однако она понимала, что цветки-надежды не могли оставаться с ней всегда, ведь её надежда на то, чтобы выбраться со Дна мира, только что стала реальностью.

Над головой, как и положено, синело небо, тут и там подёрнутое лёгкой дымкой облаков. Сама Вика лежала на чём-то мягком, а в воздухе пахло нагретой травой и жёлтыми листьями.

Что ж, хорошая новость: она точно не в подземных лабиринтах Куузы; дорога, которую открыл Гвилиур, вывела её на поверхность. Хотелось бы верить, что это была поверхность другого Осколка. В идеале – Варекая.

Вика села и огляделась. Она очутилась на уютной лесной поляне, которую окружал лес, горящий всеми красками осени. Ветер шевелил ветви деревьев, и в воздухе кружились жёлтые листья, которые казались золотыми в солнечном свете. Один такой лист приземлился прямо Вике на коленку. Девочка взяла его – и с удивлением увидела, что её джинсы абсолютно чистые! Никаких следов болотной грязи! Футболка тоже чистая! И кроссовки! А рядом, на толстом ковре желтеющей травы, лежал пустой рюкзак!

От неожиданности Вика рассмеялась. Смех разнёсся по поляне, и всё тело наполнилось удивительной лёгкостью, словно она и не провела долгие часы на Дне мира, выуживая из противного болота гнидуз. Вместе с лёгкостью появилось желание сделать что-то глупое и приятное, и Вика, недолго думая, упала на спину, на мягкую траву, широко раскинула руки в стороны и снова рассмеялась.

Что-то нежно коснулось ладони. Вика повернула голову – и увидела Ванильку! Мечта обнюхала кончики пальцев, потёрлась головкой и чирлыкнула.

От счастья перехватило дыхание, а на глаза навернулись слёзы.

– Иди ко мне, – позвала Вика мечту, а когда та послушно запрыгнула хозяйке на колени, обняла её и прижала к себе. – Как я по тебе соскучилась!

– Кхе-кхе, – раздалось осторожное покашливание.

Вика обернулась и увидела майстера Куртиса.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Сейчас – да! – ответила Вика. – Долго меня не было? – поинтересовалась девочка, приготовившись услышать худшее.

– Что значит «не было»? – удивился картограф. – А! Или ты имеешь в виду, долго ли я тебя искал? Не очень. Я, признаться, надеялся, что нас не разбросает и мы все окажемся в одном месте. Но когда меня выкинуло сюда, а тебя нет, я забеспокоился. Гвилиур ведь предупреждал, что дороги повреждены; мало ли что могло случиться? Но твоя мечта, похоже, точно знала, где тебя искать, потому что очень уверенно побежала через лес, а я – за ней. Сколько мы шли? Ну, минут пятнадцать…

– Пятнадцать минут? – перебила Вика. – Всего пятнадцать?

От облегчения снова захотелось рассмеяться. Прошло всего четверть часа, а вовсе не вечность, как ей это казалось на Дне мира!

– Ну, может, двадцать, – пожал плечами майстер Куртис. – А это важно?

– Нет, – ответила Вика, смахивая слёзы счастья, и поднялась на ноги. – Нет, это совершенно не важно. Вы уже знаете, где мы? В Варекае или… Кстати, а почему именно Варекай?

– Так просила твоя тётя. А в Варекае мы или нет – это нам ещё предстоит выяснить.

При упоминании тёти Генриетты лёгкость, которая овладела Викой с тех пор, как она вернулась со Дна мира, улетучилась. Бедная тётя, она по-прежнему в тюрьме…

Коварная грусть уже была готова запустить Вике в душу свои когти, но следующие слова майстера Куртиса заставили девочку на время забыть о мрачных мыслях.

– Генриетта сказала, что в Варекае собрались все, кто сохранил осколки Сердца мира и готов попробовать их соединить. И нам обязательно нужно их найти.

Глава 14

С вершины холма Варекай напоминал подкову: он стоял на изгибе реки, и выстроенные вдоль берега дома – почти все белые, с синими крышами – полностью повторяли эту линию. А ещё казалось, что город стоит посреди огромного сада: каждую крышу обнимали густые кроны деревьев, и Варекай буквально утопал в осенней палитре красок – от золотисто-жёлтых до багряно-красных. От реки доносилось мягкое журчание воды; радуясь тёплому солнцу, весело, словно летом, чирикали птицы, а листва тихо шелестела под прикосновениями ветра.

– Как красиво! – восторженно выдохнула Вика. – Вы тут раньше бывали? – спросила она картографа.

– Доводилось, – ответил он.

Вика не стала расспрашивать о подробностях и продолжила разглядывать чудесный городок. Неужели тут наконец-то закончится её путешествие?

Хотя нет, путешествие закончится, когда она окажется дома, в Кристаллинске. С мамой. Но возможно, в Варекае закончатся её приключения. Она отдаст свой осколок тем, кому можно доверять, за ней перестанут гоняться констебли, и она займётся главной проблемой – возвращением домой. Хотя нет, не сразу. Прежде нужно обязательно найти отца. И убедиться, что Лукас вернулся в Ово, а Никс – в Куидам. И раз уж она оказалась в Варекае, надо найти ту самую фрею Анжи и своими глазами посмотреть на её волшебные чудесказки. И конечно, нужно выяснить наверняка, где мама – в Восьмирье или всё-таки дома, в Кристаллинске. Причём последним можно заняться прямо сейчас.

– Майстер Куртис, если я подумала о каком-то человеке и ваша карта показала один из Осколков Восьмирья, это означает, что этот человек там? – спросила Вика.

– Да, – согласился картограф. – Именно так.

Вика думала, что будет шокирована, услышав подтверждение тому, что её мама действительно в Восьмирье, но ничего подобного не случилось. В глубине души Вика уже давно не сомневалась, что никакой ошибки не было, ведь когда она думала о тёте Генриетте, карта показывала Куузу, и, как выяснилось, тётя действительно находилась там. Значит, когда Вика подумала о маме и карта показала Делирис, искать следовало именно в столице Восьмирья.

Что ж, это хорошая новость. Теперь не придётся ломать голову, как вернуться домой: мама наверняка знает. Дело за малым – попасть в Делирис и найти её. Но как это сделать? Маркус остался в Фортуге, а без темнохода одной в Тумарье дорогу не найти…

«Стоп!» – сказала себе Вика, почувствовав знакомые признаки нарастающей тревоги. Один шаг за раз! Сейчас надо спуститься в Варекай, найти хранителей, о которых говорила тётя Генриетта, и отдать им осколок. И только потом решать, как добраться до столицы Восьмирья. Наверняка хранители ей что-то подскажут или помогут найти темнохода. Или же она расспросит картографа о загадочных рыцарях Восьмирья…

– А откуда ты знаешь, как работает моя карта? – прервал Викины размышления майстер Куртис. – Кто тебе рассказал?

– Я сама узнала. Случайно, – рассеянно ответила Вика. – Точнее, мне мечта помогла её включить.

И тут она вспомнила, что случилось с картой, – и разом помрачнела. Придётся сообщить майстеру Куртису очень плохую новость.

– Вашу карту украли, – виновато вздохнула Вика.

– Как? – удивился картограф. – Они же не смогли её найти!

– Кто?

– Те приспешники констеблей, которые похитили меня с Фортуги. Они перерыли весь дом – и всё без толку!

– Нет, я не про них! Понимаете, я хотела попасть в Фортугу, чтобы ваша карта показала мне, где тётя Генриетта, но, когда я туда пришла, вы уже пропали. Мы были у вас в доме и тоже искали карту, и… в общем, я случайно её нашла.

– Но как ты догадалась, что это карта? – удивился майстер Куртис.

– Я и не догадалась. Её нашла мечта. А я решила, что это просто красивый шарик, который ей понравился, и сделала из него украшение. А потом он случайно оказался рядом с моим кулоном, и карта заработала.

– Надо же! Значит, осколок Сердца Восьмирья активировал мою карту? – изумился картограф, а затем покачал головой. – Хотя… на то оно и Сердце мира. Думаю, оно ещё и не на такое способно. Так что случилось с картой? Кто её украл?

– Я жила в «Норе в Тумарье» у темноходов, и один из них её забрал. – Вика помолчала, а потом расстроенно шмыгнула носом. – Простите меня, пожалуйста. Это я виновата. Не стоило забирать карту. Или надо было лучше её прятать. И уж тем более – ни за что её не отдавать!

– Во-первых, когда ты забирала красивый шарик, ты же не знала, что это карта, – ответил майстер Куртис со спокойствием, удивительным для человека, который только что узнал, что лишился одной из своих самых ценных вещей. – А во-вторых, как ты могла её не отдать? Готов поспорить, тот темноход был гораздо сильнее тебя!

– Ну да, – неуверенно произнесла Вика. Умом она соглашалась с доводами картографа, но на сердце всё равно оставалось чувство вины. – И что теперь будет с картой?

– Скорее всего, ничего, – ответил картограф. – Я сильно сомневаюсь, что кто-то сможет заставить карту заработать. Разве только у них тоже есть осколок Сердца…

– Интересно, для чего она им нужна?

Майстер Куртис задумчиво потеребил серьгу в ухе.

– Вероятно, для того же, для чего была нужна констеблям, которые наняли бандитов для моего похищения: они знают, что есть люди, хранящие другие осколки Сердца, и хотят с помощью карты их найти.

– Ох! – испугалась Вика. – Тогда нам надо скорее встретиться с хранителями других осколков Сердца и предупредить их об опасности!

С этими словами Вика большими скачками понеслась вниз с холма. Ванилька летела рядом, часто взмахивая крыльями. Майстер Куртис не отставал.

Тропинка петляла по склону холма, а потом углубилась в чудесный осенний лес. Вика перешла с бега на шаг: она поняла, что не выдержит такой темп всю дорогу до города.

Впереди уже слышался шум реки, когда лесная тропинка вывела путников на поле, и Вика вскрикнула, увидев открывшуюся ей картину.

На дальнем краю, полускрытые в густых зарослях деревьев, виднелись обгорелые остатки крошечной, на дюжину домов, деревеньки. Похоже, пожар случился несколько дней назад: почерневшие стены и крыши уже не дымились, а в воздухе почти не чувствовалось запаха гари.

Вид пожарища на фоне чудесного осеннего леса, синей реки и бело-синего, утопавшего в золотых садах города на другом берегу казался чем-то чужеродным и вопиюще неуместным. Было сложно поверить, что в таком красивом месте могло случиться такое страшное несчастье.

– Что тут произошло? – невольно понизив голос, спросила Вика.

Майстер Куртис не ответил. Вика оглянулась и увидела, что картограф очень сильно побледнел, почему-то схватился рукой за серьгу и у него задрожали губы.

– Что такое? – не на шутку испугалась Вика. – Вы знали это место? Или людей, которые там жили?

– Именно тут мы должны были встретиться с хранителями других осколков Сердца, – ответил майстер Куртис.

У Вики похолодело внутри. Вот тебе и Варекай! Вот и решение всех проблем!

Майстер Куртис резко сорвался с места и припустил через поле. Вика понеслась за ним, а Ванилька летела позади. Сердце часто билось в груди, но на этот раз не от бега, а от волнения.

Огонь в деревне, видимо, бушевал очень долго, потому что всё, что могло гореть, обгорело до черноты, не осталось ни единого уцелевшего кусочка, а всё, что не сгорело, почернело и закоптилось. От взгляда на обугленные остовы некогда крепких бревенчатых домов по спине бежали противные холодные мурашки, а сердце сжималось от сочувствия тем, с кем случилось это несчастье.

Вблизи обгорелые дома производили ещё более гнетущее впечатление, чем издалека, и запах пожарища стал ощутимее. Кроме того, пахло опалённой травой, смолой, криками, паникой и ещё немного – пригоревшим мясом. К горлу подкатила тошнота, и Вика прижала ладонь ко рту. Думать о том, что могло так пахнуть, было жутко.

А ещё здесь почему-то не было слышно умиротворяющего журчания речки, ветер не шелестел листвой, а птицы испуганно притихли.

Добежав до деревушки, майстер Куртис словно сошёл с ума. Он носился от одного дома к другому, забегал внутрь, вылетал обратно, рылся в остывших, пачкающих руки чёрным обломках и кружил по дворам, словно собака, пытающаяся что-то унюхать. А потом замер около колодца, сполз на землю, прижавшись спиной к каменной кладке, закрыл лицо руками, и его плечи затряслись. И Вика испугалась: кого из близких людей потерял здесь картограф?

Девочка молча опустилась на землю рядом с майстером Куртисом, она не знала, что сказать. А через какое-то время поняла, что сдавленные всхлипы, которые издавал картограф, – это не плач, а смех. Нервный, сухой, жутковатый смех, в котором не было никакой радости. И Вика снова испугалась: неужели картограф сошёл с ума от горя?

Не зная, что делать и как ему помочь, Вика ещё посидела немного рядом, даже неловко погладила по плечу, а потом поднялась и стала бесцельно бродить вокруг.

Осеннее солнце светило всё ярче, и от этого запах гари становился более ощутимым, и в нём появлялись тревожные, неприятные нотки, которые по непонятной причине будоражили Вику. Нет, это не было похоже на те необычные запахи, которые она чувствовала в Восьмирье: радость, предательство, беспокойство. Это было что-то другое, скорее не ароматы, а звуки, которые она почему-то ощущала… носом! Несколько минут Вика интенсивно принюхивалась и прислушивалась – а потом поняла: да это же эхо! Эхо того, что случилось тут несколько дней назад!

Вот гротохом упавшего жестяного ведра и запахом ржавчины пронеслись отзвуки чьего-то страха, вот плесенью и скрежетом старых качелей пахну́ла паника, а скрипом тормозов поезда запахла чья-то жестокость…

Отголоски испуганных криков и всплески чужих эмоций обступили Вику со всех сторон. Она не видела того, что творилось в этой деревеньке, когда её подожгли, но ей казалось, что она словно перенеслась туда – так реально ощущался страх местных жителей и жар огня, так отчётливо чувствовалась зловещая радость тех, кто подпалил сухую солому, и так громко звучали в ушах крики боли и отчаяния…

Встревоженная Ванилька приземлилась на плечо хозяйке и ткнулась клювом в щёку. Вика вздрогнула, сбрасывая оцепепение, и невольно поёжилась, всё ещё ощущая на коже прилипшую плёнку чужих эмоций.

Что-то хрустнуло под ногой. Вика наклонилась и подняла из-под обломков куклу с испачканными пеплом волосами, перемазанным сажей лицом, обгоревшей рукой и обугленными лохмотьями некогда нарядного, красного в белый горошек, платья. Перед глазами возник пугающе реальный образ девочки лет четырёх, которая стояла, прижимая эту куклу к себе и громко плача, а вокруг носились ополоумевшие от страха люди, и никто не обращал на неё никакого внимания. Вика не знала, что это – явь или игра воображения, – и, пожалуй, не хотела знать.

Неподалёку раздалось четыре негромких хлопка. Вика с радостью вернулась в реальность: она была готова на что угодно, лишь бы убежать от окруживших её образов и видений!

Впрочем, действительность не порадовала: негромкие хлопки оказались не чем иным, как звуком открывшихся прямо в воздухе порталов, откуда появились люди в уже слишком хорошо знакомых Вике высоких шлемах тайных констеблей.

Они её выследили! Как? Впрочем, какая разница?

«Бежать!»

Это была первая мысль, но Вика тут же сникла, когда поняла, что она окружена и бежать некуда.

«Сдаваться».

Это была вторая мысль, грустная и обречённая, и она прочно обосновалась в голове. А что ещё остаётся делать, когда нет другого выхода?

Вика представила, как у неё забирают кулон и она возвращается в Куузу вместе с констеблями. Её сажают в одну из камер, может, напротив тёти Генриетты, а может, в камеру номер двадцать три, и три раза в день возле решётчатой двери останавливается дребезжащая тележка с мисками, в которых налита какая-то неаппетитная бурда, щедро приправленная сонливостью и смирением. Возможно, время от времени эту тележку будет возить Юрг, и в его взгляде, как обычно направленном мимо лица собеседника, Вика увидит опаску и насторожённость. День будет проходить за днём, и заключение вместе с приправами к пище начнёт незаметно делать своё дело: пропадёт желание как-то бороться, для чего-то стараться. Перестанут волновать мысли о маме с папой, о тёте Генритетте, о Лукасе и Никсе, майстере Нилсе и судьбе Восьмирья. Вике станет всё равно.

«Нет!»

Это была даже не мысль, а самый настоящий порыв, возникший откуда-то из глубины души; он вырвался наружу, сметая всё на своём пути.

Вика сжала кулаки и почувствовала, как пальцы что-то стиснули. Она опустила взгляд – и увидела в руке обгорелую куклу, о которой уже позабыла.

– Нет, – негромко сказала Вика, глядя в застывшие голубые глаза на перепачканном сажей фарфоровом личике.

«Я не буду бояться, как твоя хозяйка. Я не буду больше убегать. И мне не станет всё равно!»

Вика подняла голову и взглянула прямо на приближающихся констеблей. Те шли не спеша, вразвалочку, уверенные в своём превосходстве и в том, что добыче от них уже не скрыться.

– Нет! – громче повторила девочка – даже не констеблям, а самой себе – и судьбе, с которой, похоже, всерьёз собиралась сразиться.

У Вики не было никакого плана, и вряд ли она могла сказать, что собирается сделать в следующий момент. Она действовала словно по наитию. А может быть, это часть её – та, которая сроднилась с мечтой Ванилькой, та, которая уговорила Гвилиура открыть дорогу, та, которая вопреки всему выбралась со Дна мира, – взяла управление на себя, и Вика послушно ей следовала.

Осколок Сердца Восьмирья ярко сиял под футболкой, но Вика этого не замечала.

– Я не буду больше убегать! И я вас не боюсь! – выкрикнула она.

Констебли на миг замешкались в растерянности, но заветный кулон, который сверкал у Вики на груди, решил всё: переглянувшись, они кинулись на девочку, разом со всех сторон.

Осколок запульсировал невыносимо ярким светом, и этот свет заструился по Викиной руке к плечу, потом ниже, к груди, и наконец проник внутрь, в самое сердце. И тогда в него хлынула странная, непонятная сила – и наполнила до краёв. Сила состояла из страха и усталости, которые Вика пережила на Дне мира, из эха боли и паники, которое всё ещё звучало над сожжённой деревней, из обречённости и разочарований, которые пришлось испытать в тюрьме Куузы, из чужих обид и злости, которые клубились вокруг девочки в Тумарье. Да и сама эта сила немного походила на Тумарье, потому что выглядела как густой туман.

Ошеломление, смятение и даже испуг – вот что ощущала Вика, но времени разбираться в происходящем не было. Каким-то шестым чувством она знала, что эта странная сила ей послушна, – и точно знала, как она работает.

Вика выбросила руку вперёд тем нарочито позёрским движением, каким метали шаровые молнии супергерои в комиксах и фильмах, – и с отстранённым любопытством наблюдала, как из ладони вылетел сгусток серого тумана и ударил бежавшего впереди всех констебля в грудь – страхом и усталостью, болью и паникой, злостью и обидой – всем, что накопилось у Вики за время её путешествия по Восьмирью.

Констебль споткнулся, упал на колени и оглушённо затряс головой. Остальные оглянулись на него, не переставая бежать, а когда снова перевели взгляд на девочку, к каждому уже летели сгустки тумана, и каждый заряд нашёл свою цель.

Ничуть не удивившись, Вика опустила руку, наблюдая, как сбитые с ног констебли с трудом пытаются встать, как их шатает и как им едва удаётся удержать равновесие. Наконец они кое-как поднялись и снова уставились на Вику. Во взгляде каждого отчётливо светился испуг: заряд страха и боли, который ударил по ним, не прошёл навылет, он остался внутри и поселился в самом сердце. Но их глаза видели перед собой кулон, который они должны были добыть любой ценой, и обычную двенадцатилетнюю девочку. Глаза внушали им, что четверо взрослых мужчин, конечно же, без труда с ней справятся!

Констебли даже сделали было пару шагов вперёд, но Вика снова подняла руку в этом немного нелепом супергеройском жесте – и они отшатнулись. Никто не хотел получить ещё один такой заряд в грудь.

Вика слегка склонила голову, словно спрашивая: «Ну и что дальше?»

Констебли переглянулись, а затем раздались тихие хлопки, и в воздухе появились порталы.

Мгновение спустя пепелище сожжённой деревни снова опустело. Кулон погас, но Вика этого не заметила; её словно только сейчас догнало осознание того, что произошло, – и оглушило, а неизвестно откуда взявшаяся сила толчками покидала её тело и растворялась в воздухе.

Через некоторое время сквозь гул в ушах начали медленно пробиваться мирные звуки: журчание реки и редкое, неуверенное птичье чириканье.

А затем позади раздался подрагивающий от волнения голос майстера Куртиса:

– Легенды не врали! Ты снова к нам вернулась!

Картограф стоял позади и смотрел на Вику с благоговением и восторгом, а руки были молитвенно сложены перед грудью. Мелькнула мысль: уж не сошёл ли он с ума от горя? А следом сразу появились вопросы: что за легенды, откуда она якобы вернулась и почему столько благоговения и восторга в голосе? Но ничего этого девочка спросить не успела, потому что издалека до неё донёсся крик:

– Вика!

Она повернулась на звук и увидела, как из-за края крутого берега реки к ней кто-то бежит – и продолжает повторять:

– Вика! Вика!

Голос был до боли знакомым, и именно поэтому Вика отказывалась верить в реальность происходящего. Он здесь? Но как он мог оказаться в Варекае?

– Лукас… – неверяще прошептала Вика, когда мальчишка подбежал ближе. – Лукас! – воскликнула она – и побежала ему навстречу, радостно смеясь и не замечая, что из глаз катятся слёзы.

В следующее мгновение друзья уже крепко обнялись и заскакали на месте от радости, а Ванилька нареза́ла в воздухе над ними широкие круги.

– Вика! Наконец-то ты здесь! – восклицал Лукас.

– Это ты! Лукас, это ты! – снова и снова повторяла Вика. А потом её словно прорвало: – Погоди, а почему «наконец-то»? Ты что, знал, что я сюда приду? Но откуда? Как ты вообще тут оказался, ты же был в Куидаме? Как прошёл через Тумарье? Почему ты здесь?

– Да, я знал, что ты здесь будешь, – торопливо, захлёбываясь словами, ответил Лукас. – Она пришла за мной в Куидам и сказала, что тебе нужна моя помощь, и спросила, хочу ли я пойти с ней. Ну конечно, я пошёл! А она привела меня сюда и сказала ждать тебя.

– Кто «она»? – не поняла Вика.

Лукас как-то удивлённо взглянул на неё, а затем ответил, и от его слов у девочки замерло сердце.

– Как кто? Твоя мама!