Текст книги "Обратный счет"

Точно, Макс Бэтээр. Правда, видел издалека, но хоть они давно не встречались,

Феликс его все-таки узнал.

При упоминании имени давнего знакомого Игорь радости не проявил,

хотя в его положении мало что может обрадовать.

Потом Игорь тихо спросил, где похоронили Дашу. На Феликса его

больной, умученный голос подействовал так, что он не выдержал и сорвался.

Конечно, не надо было так эмоционально говорить, и, может, не надо было об

этом вообще говорить, по крайней мере до тех пор, пока Игорь в больнице, но

Феликс не утерпел. Он кричал, задыхаясь от гнева, какие менты сволочи, козлы

и уроды. Что, неужели, прежде чем звонить родственникам и призывать их на

опознание трупа близкого человека, нельзя было как-то поточнее выяснить, чей

на самом деле этот труп?

Игорь ничего не понял сразу, он почему-то решил, что Дашка жива и

никаких похорон поэтому не было, что вышла такая идиотская ошибка, но

теперь все будет в порядке. И он скоро поправится.

Но тут Феликс взял себя в руки и спокойно закончил свою речь. Он

обстоятельно рассказал, что похоронили ее на Даниловском кладбище,

заплатив администрации неплохой куш за место, и похоронили позавчера.

Он не видел, как снова побледнели щеки друга, он не смотрел на него.

Лучше бы смотрел, и тогда, может быть, сообразил, что не следует продолжать

вываливать информацию.

Он рассказал брату, как умерла его сестра. Он рассказал про записку,

отправленную всем знакомым на мобильники. И про Игорев пистолет, когда-то

рассверленный им из обычного газового и превращенный в огнестрельный, из

которого она и пустила себе пулю в висок. И во всем этом виноваты безголовые

тупые дебилы, которым было в лом лишний раз перепроверить и убедиться, что

на столе патологоанатома лежит раскромсанное тело именно Дарьи

Врублевской, а не какой-нибудь Маши Ивановой.

Он не мог остановить поток гневных слов и умолк только тогда, когда

зуммер на пульте какого-то сложного медицинского прибора, размещенного

рядом с высокой койкой, пронзительно заверещал. Глаза Игоря закатились,

лицо исказила мучительная судорога, и он захрипел.

Кстати, а что это за дела с Дашкиными цацками? Бабенка какая-то

нарисовалась, встречайся теперь с ней… Непонятно, почему она не захотела

оставить бирюльки себе. Болезненная честность? Вряд ли. Скорее суеверия.

С утра никто не работал, все жаждали застолья. Не Новый год, конечно,

но все-таки праздник, который позволит размочить скучные рабочие будни

алкоголем, легким флиртом и сплетнями.

Именно за сплетни, которые на следующий день расцветали гроздьями,

Надежда не любила все эти коллективные посиделки. Хотя к ней прилипало

мало. Во-первых, она всегда была начеку, а во-вторых, ей было плевать.

Плевать, но не настолько, чтобы вовсе не чувствовать гадливость, смешанную с

раздражением, когда какая-нибудь Шура с откачки или Валя из архива с

ухмылкой пересказывала виденное или слышанное, добавляя грязный

комментарий в любую цитату. Но от корпоратива не отвертишься. Это

обязательная повинность. Хотя, может, кому-то и в кайф.

С утра Катя Демидова, как обычно, была занята под завязку в своей

серверной, а Алину от запаха столовки теперь тошнит, поэтому Надя взяла в

компанию Валерию и с ней вдвоем спустилась на первый этаж, чтобы в буфете

прицепить по марципанчику и выпить по чашечке кофе.

Их впустили буквально на минутку, так как зал столовой для своего

корпоративного чаепития арендовала риэлтерская фирма с третьего этажа, и

там уже собирались выстраивать столы двумя длинными рядами. Надежда

заверила, что они успеют.

Их собственный праздничный банкет будет греметь в стенах цеха у

Толика Шведова. Это была устоявшаяся традиция, и он терпел, потому что,

кроме его площадей, разместиться всем вместе можно было разве что в

длинном и узком коридоре бизнес-центра, а это унизительно. Тем не менее

перед каждым подобным мероприятием Шведов не забывал недовольно

побухтеть, поскольку он руководил цехом точной электронной сборки и доводки,

где нужна медицинская стерильность, где даже химсостав воздуха должен

соответствовать технологическим требованиям, а после всех этих сборищ вечно

приходится выгребать отовсюду мятые пластиковые стаканы, апельсиновую

кожуру и грязные салфетки вагонетками.

Торопливо выпив свой кофе, Надежда с Лерой прошлись по первому

этажу и сунули нос в дверь цеха, чтобы убедиться, что подготовка к корпоративу

началась.

Подготовка, действительно, шла полным ходом. Никто почти не работал,

и Шведов поэтому ходил злой, как собака. Надежда ему улыбнулась мягкой

улыбкой и поздравила с праздником. Шведову пришлось улыбнуться в ответ.

Он знал совершенно точно, что Киреева кобра, но и кобры бывают

разные. Эту кобру он уважал, что было неудивительно. Если бы не ее

изобретательный ум, ничто не спасло бы Анатолия от крупных неприятностей,

которые могли для него закончиться сроком на нарах. Больше года назад у них

в цехе произошла попытка кражи уникального прибора, назревал не просто

скандал, а целая катастрофа. Именно Надежда Михайловна предложила

остроумный ход для поимки вора, увенчавшийся успехом. Толик Шведов не

привык быстро менять свое мнение о людях, поэтому в данном случае он его

просто дополнил и подкорректировал. Чувство благодарности подсказало ему,

что негоже быть столь категоричным, из всей палитры различая только два

цвета. Да и симпатичная она тетка, что и говорить.

Пройдя вглубь цеха, Надежда с Валерией свернули в стеклянные двери

сборочного участка. Им было любопытно, как выглядят подарки.

Собранные на банкет деньги, которые остались невостребованными,

женская часть коллектива решила потратить на подарки для мужской его части.

Но с этим тоже было не все так просто, вышли дебаты.

Ирина Груздева из отдела комплектации, спонтанно

председательствующая на сходке, предложила подарить по пузырю одеколона,

но идея встретила дружный отпор.

– Ни в коем случае, – категорично заявила технолог Сидякина Наталья,

чем выразила мнение абсолютного большинства, – вы представляете, девочки,

что со всеми нами будет, если они дружно примутся обливаться халявным

одеколоном?

Тогда Ирина сказала, что можно купить крем для бритья и лосьон после.

Тут же встрепенулась Танюша Петрова из конструкторского бюро и сказала, что

не все тут бреются, вот, к примеру, их Слава Тимофеев носит бороду и усы, ему

этот ваш лосьон совершенно ни к чему. Женское собрание отнеслось с

пониманием к ее мнению, тем более было хорошо известно, что Слава и

Танюша ходят вместе в курилку.

Груздева выдала следующую сентенцию, добавив при этом с

раздражением: «Но душ-то они, я надеюсь, все принимают?», однако

предложение купить всем мужчинам гель для душа и кондиционер для волос

задело тонкую натуру системного администратора. Демидова Катя высказала

опасение, что многие могут расценить это как намек. Обижать Кате никого не

хотелось.

– Так, – проговорила Груздева с растущим раздражением, – значит,

дезодорант, по твоей логике, тоже не подойдет.

Катя пожала плечами.

– А что подойдет? – рявкнула на нее, потеряв терпение, Ирина.

– Давайте мы купим им по мультитулу, – тихо проговорила Катя.

Некоторые девки заржали, а старуха Орлова-Березкина проскрипела:

– Ты думай, что говоришь. Стыд потеряла.

– Катюш, – весело спросила Киреева Надежда, – а что же это за хрень

такая, побоюсь повторить?

Красная, как рак, Катерина, пояснила, что это такой карманный набор

инструментов, наподобие складного перочинного ножичка, но кроме него там

еще имеются пассатижи, отвертка, шильце, ножовочка и открывалка для

бутылок.

Собрание одобрительно загомонило, и Ирина барственно произнесла:

– Открывалка для бутылок точно подойдет. Вот ты это и закупишь. А к

этому твоему гм, мультихрену мы добавим еще по складной сумке-авоське,

чтобы не забывали домой картошку покупать.

Надежда с Валерией появились в тот момент, когда это богатство

покомплектно сортировалось и упаковывалось в яркую оберточную бумагу. Что

ж, вид у подарков получался праздничный и вполне уважительный. Мужчины

должны быть довольны.

Девчонки-сборщицы сидели вокруг стола и споро орудовали ножницами и

степлерами, а Любка Филина их развлекала, возмущенно и страстно

высказываясь в адрес отсутствующей здесь и теперь Орловой-Березкиной

Нинели Тимофеевны.

Нинель Березкина была ветераном профессии и «старым кадром». В

этих стенах она начала работать еще в те времена, когда никакого бизнес-

центра не было и в помине, а был какой-то НИИ – то ли твердых сплавов, то ли

точных приборов, и дослужилась она там до должности старшего лаборанта.

Когда капиталист Лапин по-хозяйски вломился в здание, взяв в аренду сразу

три этажа, ей хватило смекалки задать тогдашнему его кадровику вопрос, не

найдется ли и для нее какой-нибудь работы. Работа нашлась. Обладая

завидным здоровьем, несмотря на почтенный возраст, она ловко управлялась

сразу с двумя камерами вакуумной откачки.

Претензий к ней была масса, но не у начальника цеха Анатолия Шведова,

а у рядовых сотрудников, вернее, сотрудниц. Березкина была параноидально

обидчива, скандальна до истерики, подозрительна и злопамятна. Ей постоянно

казалось, что ее чем-то обделяют, затевают козни у нее за спиной, а еще она

требовала к себе Отношения. Но главное, она любила говорить правду и

постоянно искала для этого возможности.

И тогда в глубине ее глазок, поблескивающих над складчатыми щечками,

загорались веселые фонарики, голос делался звонким, и она принималась

мучить. Могла, например, загнать в угол недавно разведенную Зину Шурыгину,

которая развод переносила тяжело и болезненно, и сказать, что коли ее бросил

муж, то значит, сама, шалава, и виновата. Могла прицепиться к

сорокадвухлетней Алене Пономаревой и громко провозгласить, что та

одевается, как старая шлюха, поскольку носит коротенькие, выше пупа, маечки

и надевает стринги под светлую, тонкого трикотажа, юбку. Могла загородить

дорогу беременной Машке Усовой, матери двойняшек, и спросить, как к ее

новой беременности относится муж и не пойдет ли он теперь шляться по

бабам.

Непонятно, почему завелась именно Любка Филина. К Любке у Нинели

претензий отродясь не было, как, впрочем, и к Надежде Михайловне. Возможно,

взыграло в Любке ее чувство стихийной справедливости, а может, просто

вдохновение нашло, но ораторствовала она с жаром. Девчонки вставляли

реплики, соглашаясь, поддакивали, пока сидящая тут же Сидякина Наташка, их

технолог, не произнесла с примирительным смешком:

– Ой, да не обращайте вы на Нинель внимания, девочки. К старости все

меняются. Сами такими станем. Еще неизвестно, может, мы с вами еще и

похуже Березкиной будем.

– А вот не надо! – взорвалась Любка. – Не надо вот гонива этого! Сами

такими станем!.. – передразнила она Наташку. – Может, ты и станешь, по себе

не суди. Вон, Алевтина наша, уборщица, нормальная же старуха. Или Елена

Трофимовна. Та вообще бухгалтер, однако никаких гадостей никому не делает.

Со мной по соседству две бабки древние живут, сестры родные. Разница два

года. Так вот, младшая всех своих изводит истериками, все ей не то, и все ее не

уважают, и все ей смерти желают. А старшая с пенсионерских копеек внуку

ежемесячно по три тысячи денег откладывает, чтобы он кредит за машину

выплатил скорее, и никогда не упрекнет, что он давно ей не звонил. Они, кстати,

не очень ладят между собой, бабки эти. А старшая как-то мамке моей

пожаловалась, что ее сестрица с малых лет отвратительный характер имела,

понятно? Короче, старая сволочь из ниоткуда не берется, она сначала бывает

сволочью молодой.

– Люб, не пузырись, – осадила ее Груздева Ирина, – с возрастом

женщины действительно меняются, это факт. Естественно, когда здоровья до

фига и морда гладкая, ты всем улыбаешься, а как начнет припекать климакс,

так и света белого не взвидишь. Тогда все наглыми тебе покажутся. Так что,

подруга, тебя это тоже впереди ждет, не сомневайся. Тогда и посмотрим,

человеком ты останешься или тоже в сволочь обернешься.

– А ты-то откуда про все знаешь? Климакс приспел? – ядовито

поинтересовалась уязвленная Любка.

– Причем тут это? Я сейчас за своей мамой наблюдать могу, трудно ей

девочки, ох как ей трудно на нас не срываться. Нам тоже, кстати, нелегко с ней

стало, но мы терпим.

– Да чего ты Березкину эту защищаешь?! – искренне возмутилась

Филина. – Нашла кого защищать! Она сначала гадость сделает, а потом

несчастную морду строит, пенсионерка хренова. Раз пришла работать в

коллектив, то веди себя прилично! На работе все равны. Какая мне, фиг,

разница, что там у тебя за проблемы?..

Надежда Михайловна в течение всего этого разговора ощущала себя

весьма некомфортно. Ее климакс тоже пока не приспел, но ведь на подходе.

Противные девчонки. Неделикатные и бессердечные. Но тут же решила, что

оттого они не деликатничают, что к Надежде их треп не имеет никакого

отношения, поскольку они считают ее почти сверстницей, а значит, пусть себе

болтают, что хотят.

Но тут внимание аудитории неожиданно переметнулось в ее сторону. Она

даже вздрогнула от вопроса, который игривым тоном задала ей неугомонная

Любка, которой, видимо, надоело бодаться с Груздевой:

– А что это у вас, Надежда Михайловна, цвет волос поменялся?

Экспериментируете? Или влюбились в кого?

«Видела бы ты цвет моих волос в субботу, девочка», – ядовито подумала

Надежда, а сама рассмеялась:

– Влюбилась?! Нет, конечно! Не влюбляюсь никогда, и тебе не советую.

Пусть лучше нас любят. А то влюбишься, и начнет он тобой крутить и вертеть,

как захочет.

Тут очень кстати позвонили с проходной и сказали, что прибыли закуски.

Все забегали, разыскивая Шведова, чтобы тот подписал для экспедитора

пропуск или снарядил кого-нибудь из наладчиков тащить снедь. Надежда

перевела дух. И что пристали?

Ну, а потом было застолье, мало чем отличавшееся от прочих. По

крайней мере поначалу.

Президент Лапин произнес какой-то тост. Поскольку бывших или будущих

военнослужащих в числе его подчиненных не водилось, кроме Петраса Берзина

и, как Надя теперь знала, его самого, тост вышел несколько невнятный. Но он

все равно выкрутился, оформив мысль таким образом, что каждый мужчина

генетически и по призванию является защитником своей семьи, и своей

женщины, и своих детей и так далее, и так далее, поэтому он благодарит

присутствующих здесь дам за атмосферу праздника.

Выпили за защитников, выпили за дам, потом прошла церемония

вручения подарков, к коим, кстати, мужчины отнеслись благосклонно.

Опять расселись за столы догоняться, кто коньячком, кто шампанским.

Надя толкнула Бурову в бок, чтобы та подтянула поближе нарзанчику для

непьющей Алины. Катерина сказала, что ей сегодня еще работать, и тоже

присосалась к минералке. С другого конца стола слышался сиплый бас

повеселевшего главного сисадмина, Катькиного начальника. Валера опять

травил байки, которые выдавал за быль.

– Кстати, про подарки. Случай такой со мной был, не поверите. Когда я

еще работал в «Юрисконсульте плюс». Женщины не слышат? Отлично, тогда

расскажу. Так вот. Отмечали дни рождения у нас там скромно, без этих

разносолов, – и он махнул рукой в сторону разномастных бутылок и мисок с

салатами, – торт «Птичье молоко», кока-кола и все дела. А подарки делали в

основном прикольные, чтобы поржать. И вот приношу я это самое «Птичье

молоко», день рождения у меня был, но не успеваю нож вонзить, как наш

разводящий Серега Полищук вваливается в комнату и говорит: «Срочная

заявка, Валера, выручай. Нужно до одиннадцати успеть, а не то трындец, эти

гоблины расторгнут с нами договор». Мы программку юридическую ставили, а

среди клиентов попадались абсолютные придурки. Ну какая тебе разница,

скажи, в десять тридцать я тебе ее залью или в тринадцать ноль ноль? Или

вообще к вечеру? Короче, сорвали меня с мероприятия, но одно хорошо, по

поводу днюхи с концами уезжал, в офис разрешили не возвращаться. Пацаны

мне подарок сунули, по плечам настучали и все, отбыл я. А они остались мой

торт жрать. Подарок они упаковали в «Юрисконсультовскую» фирменную

коробку и заклеили стикерами, тоже фирменными, видимо из экономии. И на

коробке, и на стикерах белочка рыженькая была изображена как графический

символ компании. Типа, все ваши проблемы разгрызем, как эта белочка орешки.

И символ этот «Юрисконсульт» активно продвигал. Знаете, что есть такое

материализация идеи? Объясню. Этой самой белки в виде мягкой игрушки

отдел маркетинга заказал охрененное количество. И раздаривали мы их

пользователям массово, чтобы главбух, к примеру, или юрист, или кто там у них

на нашей проге работает, вешал ее за петельку себе на монитор или куда-

нибудь около. С одной стороны, теткам приятно подарок получить, халява все

же, а с другой стороны – хитрый психологический прием наших маркитантов.

Нехай пользователи смотрят и привыкают, условный рефлекс по Фрейду. Или

это по Павлову? Ну, неважно. Материализация эта, скажу я вам, прямо до

абсурда доходила. Как-то к Новому году нас как придурков заставили развозить

белок размером в полменя. Представили монстра? И его так нужно умудриться

запихнуть в рабочую сумку, чтобы эта тварь там внутри не измялась и ничего

себе не оторвала. Матерились мы тогда, помню!.. А в тот раз ничего объемного

у меня с собой не было, кроме коробок с дистрибутивами и бухгалтерского

журнала, который тоже на халяву. Ну вот. Приезжаю, еле успел до назначенного

упырями срока. Вваливаюсь к ихнему директору. Прогу на директорский комп

нужно было заливать. В кабинете два стола буквой Т составлены, за

«перекладиной» восседает рыжий хомяк в галстуке. Морда насупленная.

Приступаю к работе. Нервы он мне тогда измотал от души. Не уходит никуда,

жаба, и зырит, что я у него в компе вышариваю. И вопросы подозрительные

задает. Ну, вымучил, наконец, я свою работу, от его стола откатился и

направился к своей сумке, документы доставать. Упырю на подпись. Акт о

выполненной работе, акт поставки, договор, то, се. И оно все это у меня почему-

то на самом дне оказалось. А сумку, для справки, на стул поставить он мне не

разрешил, подонок. Побоялся, что я ему чистые поверхности дорожной грязью

изляпаю. Сумка у меня была обычная, спортивная, но объемная, чтобы, в

случае чего, белок-мутантов перевозить. И вот полез я в нее, присев на

корточки возле торца. Выложил на край журнал, подумал, что хорошо ведь, что

не забыл, а то этот крендель и накляузничать может. А ему не передаю, рано

еще. Потому что он еще подписи свои нигде не поставил. Поверх журнала

выкладываю коробку, которую мне пацаны вручили. Снова ныряю. А когда я

голову задрал с актами в руках, то увидел, что этот гоблин так неспеша

пододвигает мой подарочек к себе и начинает его рассматривать. И тут как раз

его главная бухгалтерисса входит, какой-то свой вопрос решить. Директор берет

в руки нож для бумаги и вскрывает не принадлежащую ему коробку. Я конечно

офигел, а потом понял, в чем дело: она упакована как была? Вся в логотипах,

поэтому клиента понять можно. Вот наш клиент открывает коробку, и я, и он, и

все мы трое видим, что в коробке размещен непонятный глянцевый сверток, а

рядом втиснут пластмассовый брусок с полкирпича с двумя кнопочками. Как

нормальный мужик, директор на сверток внимания не обратил, а сразу взял в

руки брусок и стал жать на кнопки, после чего послышался щелчок и глухой

размеренный звук, наподобие шипения. Тут я заметил, что от него тянется

тонкий шланг к тому самому глянцевому свертку, и шланг этот начинает

ритмично подрагивать. Брусок пыхтит. До меня доходит, что это есть не что

иное, как насос со встроенным аккумулятором. Это все я как бы автоматически

про себя отмечаю, однако с места не двигаюсь и звуков никаких не издаю. Мы

замерли, как суслики, ждем чего-то. Не прошло и трех минут, как вместо свертка

на столе у начальника образовалась голая негритянка с белыми волосами. В

натуральную, практически, величину. «Падлы! – подумал я про пацанов. А сам

сползаю ближе к сумке, чтобы ползком достичь двери и рвать когти как можно

скорее. Посмотрел снизу на главбухгалтериссу, и меня чистый ужас охватил.

Лицо у нее такое сделалось, что вам, коллеги, такого лучше не видеть никогда.

Сейчас, думаю, заорет, люди сбегутся, прибежит охрана. Кранты, вот ведь

вляпался, теперь точно уволят. Но сначала упекут за хулиганство. А «хомяк»

взял безобразие за подмышки, покрутил туда-сюда и говорит довольно: «Ну, что

ж, молодцы, юрисконсультовцы. Наконец что-то нормальное презентовали. От

белок этих выворачивает уже. Одену ее посмешнее и поставлю у входа визитки

на поднос собирать».

Застолье грохнуло хохотом. А Надежда подумала: «Хороший у Катюхи

начальник, повезло ей».

Потом молодежь налаживала музыкальный центр, который притащил из

своей серверной тот же Валера. А пока подсоединяли шнуры и спорили, где

лучше разместить колонки, бригадир наладчиков Леня Кучеренко достал гитару

и начал перебирать струны, склонив голову к деке и слушая звучание ладов.

Вокруг него сразу же собралось несколько человек, кто-то сказал: «Спой, Лень»,

но он отложил инструмент на соседний стул, потянулся с ленцой и проговорил:

«Может, попозже и спою».

Все снова разбрелись, а гитару взяла Надя. Она спросила Леню:

«Можно?» Он пожал плечами, но не ушел, остался бдительно сидеть рядом.

Надя погладила лаковый корпус кончиками пальцев, которые вспоминали

радость владения инструментом, перехватила гриф и легко коснулась струн.

Из-за общего гама Лапин сначала подумал, что радио включили, бардов

передают, а потом увидел, что это за бард. Его недавняя «невеста» играла на

гитаре, и играла, кстати, весьма прилично для женщины. И пела. Ивану стало

любопытно, и он подошел ближе. А почему нет? С самого старта мероприятия

он делает вид, что они не знакомы, а это ненормально. Со всеми он знаком, а с

начальником патентного отдела почему-то нет.

На окруживший ее люд она не смотрела, а смотрела только на свои

пальцы, перебегающие по грифу. Песня грустная и не современная. Он

прислушался.

В пустынных аллеях парка,

По улицам мокрым и зябким,

По гулким лесным палатам,

Окрашенным в цвет заката,

Тревожа речную просинь,

Гуляет старушка-осень.

Хозяйкой гуляет осень.

Устав от жары и света

Неугомонного лета,

Земля о прохладе просит

Эту добрячку осень

И молит дождю пролиться

На утомленные руки.

О новой долгой разлуке

Кричат, печалятся птицы.

– Красивая песня, – произнес уважительно Лапин, когда Надежда

закончила петь.

Он знал, что женщин надо хвалить. Тогда они делаются добрее и мягче.

– А как она называется? – выдал он еще одну порцию лести, придав ей

вид заинтересованности. К ним следует проявлять интерес, это он тоже знал.

Только почему он сейчас этим озаботился?

Надежда пожала плечами и легкомысленно произнесла:

– Не знаю. Просто песня. Слышала когда-то где-то, а как называется, не

знаю. Она заунывная, я ее для разогрева спела. Сейчас мы…

Она подкрутила колки и ударила по струнам. Толпа после первых

задорных аккордов вокруг нее загустела, и Надя выкрикнула, кинув

насмешливый взгляд на Лапина:

– Хау ду ю ду, май Мурка!

Народ развеселился, и к ее голосу присоединились другие голоса,

задорно выкрикивая слова англоязычной «Мурки»:

– Хау ду ю ду, май дарлинг!

Хау ду ю ду, май дарлинг энд гудбай!

Ю зашухерила олл ауэ малина

Энд ит из зе ризон ю шуд дай!

Лапин, поморщившись, отвернулся. Он был эстет. Она его разочаровала.

Потом музыкальный центр, наконец, наладили, и начались танцы. Надя

осталась сидеть за столом с Алиной, которая танцевать категорически не

желала, а Катюха с Леркой бросились зажигать в середину импровизированного

танц-пола, решив не отставать от юных сборщиц. Надя, спрятавшись за стакан

с апельсиновым соком, бросала взгляды по сторонам. Настроение отчего-то

упало. Ей было кисло. Грустно, кисло, хотелось поскорее домой.

Лапин достоинство не ронял и в диких танцах не участвовал, а общался с

ровней – Димкой Никиным, их директором по науке, с финансовым директором

Исаевым, с Павленко Константином, главным кадровиком. Хотя кто ему тут

ровня?..

Однако от цепкого взгляда Надежды не укрылось, с каким новым

интересом посматривали на него бабы. Это новость. Хотя, что тут странного?

Череп, покрытый короткой щетиной, здорово его преобразил. Он стал

выглядеть… «Ну, как? Как он стал выглядеть-то? – с раздражением подумала

Надежда.

А так. Он перестал выглядеть бесполым и злобным роботом-андроидом,

вот в чем дело. Он остался таким же надменным и сухим, каким был до сих пор,

но теперь его высокомерие и холодность вкупе с суровой самцовостью стали

притягивать местных барышень и дам, как миска с медом на городской кухне

притягивает тучи жужжащих дрозофил. Киреева злилась.

А потом, когда из колонок полилась томная мелодия «Отель

Калифорния», и раздухарившиеся мужики решились пригласить в медленный

танец порозовевших женщин, «пролетарская девушка» Любка Филина,

непонятно как оказавшаяся за столом напротив Лапина, противно гундося,

кокетливо произнесла:

– Иван Викторович, а вы почему не танцуете?

И он, слегка растянув губы в небрежной улыбке Бонда, повел ее на

расчищенный от столов и стульев пятачок, обхватив сильной ладонью за талию.

Надя это видела.

Потом танец закончился, а она все сидела и решала, не пригласить ли

Ивана и ей тоже, и все не могла решиться, и дождалась, что его пригласила

Ириночка-референт. А вслед за Ириночкой уже он сам пригласил на медленный

танец Наташку Сидякину. Он их обнимал за плечи и талию и что-то говорил на

ушко, а они опускали глазки долу, а потом жеманно хихикали. Причем, Надежда

была уверена, что говорил он им о прогнозе погоды или об утренних пробках на

Большом Каменном мосту. А с Ириночкой так вообще обсуждал распорядок дел

на послезавтра.

Но ей хватило. И надоело. Поэтому она не отказала Петрасу Берзину,

когда он широко прошагал через весь зал и пригласил ее на танец. Они неплохо

исполнили фигуры танго, а потом закружились в вальсе. Эти танцы вообще

редко кто сейчас мог танцевать, сальсу какую-нибудь экзотическую еще может

быть, но не вальс.

Она больше не смотрела на Ивана Лапина. Она смотрела только на

своего партнера. Иначе она непременно заметила бы, каким мрачным взглядом

сопровождал их танцевальный номер этот самый Иван, и возможно, ее

настроение бы улучшилось.

Но она ничего этого не заметила и поэтому, натанцевавшись,

отправилась к себе на пятый этаж, хотя Петрас предлагал ей выпить еще

немного шампанского и послушать увлекательную историю о том, как он ходил

в горы покорять вершины Тянь-Шаня. Надежда отказалась. Надоел шум, и

голова у нее разболелась. Хорошо, что обе Оксанки остались тусить дальше.

Надя вошла в свою комнату и села за стол. Включила компьютер. Какие там

новости на Рамблере? Или игрушку запустить, пока никого нет? У нее есть

замечательная стародавняя бродилка, выполненная еще в 2D-графике, плоская

и двухцветная, но Надю она грела.

Открылась дверь, и вошел Лапин. Надя, откинувшись на спинку стула,

выжидательно ему улыбнусь. Ну не здороваться же с ним снова.

Лапин – руки в карманах брюк, на морде загадочная улыбка –

приблизился вплотную к ее столу, наклонился, нависнув, и вполголоса

многозначительно произнес:

– Надежда Михайловна, вчера мне звонила моя бывшая жена.

Надежда молчала.

– Она мне не звонила ни разу после развода.

Надя сделала неопределенное движение бровями и опять улыбнулась,

только на этот раз отстраненно.

– Вас критиковала очень. Настоятельно советовала не торопиться со

свадьбой. И даже намекнула, что в свое время тоже поторопилась. Теперь

иногда жалеет.

– В этом вы можете ее смело успокоить. Можете даже ей сказать, что

абсолютно и полностью согласны с ее оценкой меня, поэтому никакой свадьбы

не будет.

– Ну я бы так не сказал…

Надя метнула на него смятенный взгляд. Он, кажется, усмехнулся.

– Какого вы мнения о Наталье Сидякиной? Хорошая она женщина? Мне

ведь вас как мудрого советчика рекомендовали. Так посоветуйте. И возраст у

Натальи подходящий, не старая. Она на восемь лет меня моложе. Правда,

Аллочка была меня моложе на десять.

Надежда, застыв, смотрела в окно. Не могла вспомнить, когда в

последний раз попадала в такую мерзкую ситуацию. И что делала, когда

попадала.

– Я пошутил! – захохотал Лапин. – Я смотрю, вы так серьезно мой вопрос

восприняли, лоб наморщили. Не надо, не напрягайтесь. Разве я стал бы

присматривать себе партию здесь?

Щеки у Надежды вспыхнули пунцовым пламенем. Ей захотелось его

ударить. Схватить со стола папку с документами и как следует, от души,

шарахнуть по лысой башке. Или наотмашь по морде – сытой, наглой,

зажравшейся морде циничного негодяя.

Она сжала покрепче кулачки, заставила себя успокоиться и проговорила:

– Вам вообще не следует жениться, Иван Викторович. Вы ведь этот фарс

с подставной невестой затеяли лишь для того, чтобы раненое самолюбие

прикрыть. Странно только, что так в роль вошли. Но раз вы у меня совет

попросили, то извольте. Продолжайте жить так, как жили до сих пор. Если вам

жена столько лет не была нужна, значит не понадобится и в будущем. Но если

решитесь все же, то вот вам еще замечание, напоследок: совершенно не важно,

где вы себе присмотрите вариант – здесь или где-нибудь в более подходящих

для вас кругах. Здесь, возможно, даже предпочтительнее. И из Наташи

Сидякиной жена получится ничуть не хуже, чем из какой-нибудь топ-модели, за

большие бабки рекламирующей кружевное белье.

На скулах у Лапина заходили желваки, взгляд сделался злым и тяжелым.

Но сам напросился. Разве не так?

Он пошарил в кармане брюк и вытащил бумажник. Отсчитал несколько

купюр и стукнул ими по столу.

– Ваш гонорар. В расчете.

Надежда сидела очень прямо, зажав большим и указательным пальцами

кончик носа, чтобы не разреветься.

– Кстати, – перед тем, как покинуть место побоища задал еще один

вопрос Лапин, – а ваш муж, госпожа Киреева, как относится к тому, что вы

отплясываете краковяк с посторонними мужчинами, и те на виду у всех лапают

вас за бока?

Лапин с силой толкнул дверь и, не потрудившись ее закрыть за собой,

зашагал в сторону своего кабинета. Он слышал, как створка хрястнула о косяк и

заскрипела, медленно закрываясь. Плевать. Как он ее ненавидел! Как он

ненавидел эту псевдоневесту, полномочия которой давно истекли.

Войдя в кабинет, он яростно выплюнул ругательство и с силой врезал

кулаком по стенной панели. Бешенство не покидало.

Когда в воскресенье она забралась в его машину и как ни в чем не

бывало засияла улыбкой, он захотел схватить ее за руку и сжать. Сжать сильно,

чтобы она закричала и принялась вырываться, а он бы все сжимал и сжимал,

оставляя на белой коже страшные кровоподтеки.

Неужели эта стареющая русалка надеялась, что он не заметит, как в

ресторане она умело его обрабатывала, пустив в ход весь арсенал