Текст книги "Обратный счет"

остались стоять в тесной прихожей

– Что все это значит, Иван? – придушенным голосом нервно спросила

Надя, задрав голову, чтобы смотреть ему в лицо.

– Ты же хотела получить от сына благословение? Вот ты его и получила,

– ответил Лапин, нашел ее ладонь и легонько сжал.

– Как ты все это провернул? Ты что, аферист по натуре? – спросила она,

не отнимая ладони.

– А что тут такого? Ты мне ставишь задачу, я ее выполняю. Теперь дело

за тобой, красавица.

– То есть?

– Я не буду встречаться с замужней. Разводись. Пожалуйста. Почему ты

до сих пор не развелась? Ты специально тянешь? Он тебе все еще дорог? Если

я прав, то ты мне так и скажи, а не морочь голову. А то довела мужика, что он

лекции подвязался читать по досуговым центрам.

Конечно, Иван шел в клуб «Ратибор» не наобум. Конечно, он имел

начальное представление о том, что за человек Надин сын. Но он удивился,

увидев перед собой не мускулистого атлета, а подвижного и смешливого

студента, хоть тот уже таковым не являлся.

Наверно, Иван мог найти другую возможность, чтобы поговорить с ее

сыном. Заехать к нему на работу, перехватить по дороге домой, в конце концов.

Но ему захотелось сначала произвести на него впечатление и втереться в

доверие. Нет, не втереться в доверие, а завоевать симпатию, Лапин не хотел

держать его за дурачка.

Однако не банковским же счетом завоевывать? А чем? Лапин так

рассудил: раз пацан любит военные игры, то можно попробовать вызвать его

уважение чем-то подобным. Иван ничего не понимал в баталиях древности,

зато кое-что знал о современной войне. Ему пришла мысль предстать перед

Надиным сыном опытным солдатом, знающим толк в огнестрельном оружии,

инструктором и спецом. Мысль Иван оценил как вполне жизнеспособную и

принялся ее реализовывать.

Клуб «Ратибор», конечно, исторический, но ведь и военный тоже. Лапин

навязал свои услуги их главному, и тот, когда понял, что это халява, согласился

предоставить ему аудиторию слушателей якобы для шлифовки Лапиным

лекторского мастерства.

Лапин в который раз мысленно поблагодарил Надежду за свой

обновленный вид. С коротким ежиком волос на голове, в свитере и джинсах, он

на этих занятиях смотрелся не просто уместно, но и органично. Поскольку он

знал, о чем говорил, а также потому что не пожалел денег на наглядные

пособия, то на фоне автоматических и снайперских винтовок, боевых

пистолетов и россыпи патронов и обойм к ним, а также гранат нескольких

систем, вид его был не только органичен, но по-военному серьезен и крут.

А после лекции он попросил у тренера поприсутствовать на тренировке в

спортзале и, получив согласие, издали наблюдал за тем, как парни двигаются.

Были там не только парни, несколько девчонок тоже, но для бывшего сержанта-

срочника все они были парни.

Рубились пластиковыми мечами и кинжалами. Рубились всерьез и с

азартом. Некоторые даже забывались в пылу схватки, и переставали ощущать

реальность, явно зверея. Таким Лапин не доверил бы никакого оружия, кроме

картонного. Лапин не любил берсеркеров.

Киреев Андрей был ловок и увертлив, при этом он хорошо чувствовал

дистанцию и имел сильный удар мечом – и прямой, и круговой. Нагрудный

доспех его противника не раз глухо лязгал, принимая на себя разящую силу

клинка, а вот Андрея тот достать так и не смог. Неизвестно почему, но Лапину

стало приятно.

Теперь познакомиться с Надиным сыном проблемы не составляло.

Явившись через день на второе занятие и успешно проведя его, Иван

остановил парня прямо в коридоре, когда тот направлялся переодеваться для

тренировки в спортзале. Но как вести себя с ним дальше, вот в чем вопрос?

Иван узнал об Андрее нечто, что кроме него и самого Андрея знали еще только

два человека, но те будут молчать. Можно ли для достижения цели

воспользоваться этой информацией? Или наоборот, лучше свою

осведомленность оставить при себе? Лучше бы, конечно, оставить.

Он не планировал искать на пацана компромат. Он просто хотел иметь

более полное представление о том, что за человек Надин муж и прочен ли их

союз. И понять, почему временами ему казалось, нет, не казалось, он

чувствовал, он видел, что эта удивительная, прекрасная женщина заразительно

и весело смеется, превозмогая ноющую боль.

Иван нанял человека, и тот в довольно короткий срок дал ему полный

отчет. Отчет касался настоящего времени, но Лапин мог предположить, что

изменяет жене господин Киреев не впервые.

Сыщик выяснил координаты его действующей любовницы, для

профессионала это не сложно, и пообщался с нимфой за чашечкой кофе в

«Шоколаднице», приложив в качестве десерта несколько фотоснимков,

добытых им по своим каналам с уличных видеокамер, чтобы развязать ее

язычок. Реакция мадемуазель была настолько неожиданной и бурной, что

лапинский профи с трудом смог унять ее истерику и кое-как успокоить. Тогда,

шмыгая носом, барышня призналась, что сильно напугана и чувствует себя

виноватой в происшедшем с ее «любимым человеком». И пояснила, почему.

Лапина полученный отчет озадачил, поскольку он не мог дать

однозначную оценку узнанному. Поразмышляв, решил не судить парня строго,

не зная в подробностях его обстоятельств. Ты сам никогда не можешь быть

уверен, что вел бы себя иначе, окажись в таких же условиях жизни. И он решил,

что просто будет держать в голове этот факт, как пометку на полях, до поры до

времени не составляя на этот счет никакого определенного мнения.

Однако Лапин отмел глупое благородство сразу же, как только сообразил,

что со строптивым мечником без шантажа не договориться. Что ж, значит, будем

шантажировать.

Лапин отвел парня в сторону и прямо задал вопрос, ради ответа на

который он и затеял всю эту клоунаду. Он решил не юлить, поскольку счел, что

приложил уже достаточно усилий, чтобы завоевать симпатию Надиного сына,

больше или дольше – смысла нет. И спросил, не будет ли уважаемый Андрей

против, если он и его мама… Надеждин сын ему ответил:

– Пошел ты.

И отвернулся. И собрался уходить.

«Н-да… Все не так просто, – нахмурился Лапин. – Ну что ж, мальчишка

сам напросился. Я по-хорошему хотел».

И Лапин сказал ему в спину: «Ты погоди», а затем изложил Андрею,

повернувшему к нему скучающее лицо, одну историю. Историю о том, как некий

молодой человек нанял нескольких отморозков, чтобы те отдубасили его

папеньку. И они отдубасили его настолько качественно, что тот лишь недавно

вышел из больницы.

Лапин спросил у помрачневшего Андрея, а как отнесется ко всему этому

его мама? Конечно, если Андрей уверен, что мама будет в восторге, то вопрос

Лапин снимает. Но все-таки?

Андрей спросил его: «Зачем вам моя мама? Прикольно вам, что ли?»

Лапин молчал. Лапин думал: «А действительно, зачем?» Он ответил

шутливо: «Ну, может, я жениться на ней хочу».

– Что ты гонишь, – почему-то презрительно произнес Андрей, – Ты

владелец заводов, газет и еще чего-то там, а, пароходов, решил жениться на

моей маме? Думаешь, я не знаю, кто ты на самом деле? Не знаю, что ты

единственный владелец всех акций «Микротрона»? И заодно уж – тамошний

президент?

Вот это Лапина потрясло. Потрясло непритворно.

Андрей не стал дожидаться его вопросов. Он сказал:

– Я знаю как зовут вашего главного бухгалтера, вернее – вашу. И

директора по науке, и по финансам. И как они все выглядят. И как выглядит сам

президент. У вас приличный сайт. Наверно, тетя Катя обновляет. А мне не в лом

поинтересоваться какая обстановка у мамы на работе.

Лапину хотелось спросить, кто такая тетя Катя, но вовремя прикусил

язык. Владелец газет, пароходов будет спрашивать у постороннего пацана, кто в

его холдинге «тетя Катя», обновляющая сайт?

Однако, надо заметить, переговоры зашли в тупик. Этот упрямый

переросток скорее сам себя заложит, чем позволит кому-либо обидеть мамашу.

Надя в своих опасениях была права. Только Лапин не собирается ее обижать.

Как ему это объяснить-то, елы-палы?

Он потер лоб и поводил ладонью по колючему темени, а потом сказал:

– Давай порассуждаем вместе. Можно я с тобой на «ты»?

Андрей неприязненно хмыкнул.

– Вот смотри, что получается. Я владелец, как ты говоришь, того, сего,

пятого и десятого, а если точнее, то крупной корпорации, той самой, в которой

работает твоя мама. Я приехал к тебе, я – к тебе, поговорить. И о чем? Чтобы

попросить твоего согласия на то, чтобы с твоей мамой видеться. Я, ее

работодатель, который может у себя на предприятии делать все, что только ему

пожелается, приезжаю к тебе за разрешением. Скажи, ты веришь, что я могу

устроить так, что у твоей мамы будет дополнительный выходной, в который мы

беспрепятственно будем встречаться? И что я могу возить ее с собой по

командировкам, ближним и дальним? Что даже без всяких этих выкрутасов мы

можем, наплевав на приличия, проводить часы в моем кабинете? Я тебя

уверяю, у меня хороший кабинет.

Андрей молчал, но как-то подавленно. Ему не понравилось упоминание о

кабинете, но ведь Лапин был прав, он был тысячу раз прав!

Лапин тем временем полез в задний карман штанов и вытащил портмоне.

Достал оттуда паспорт, открыл на нужной странице. Ткнул Андрею:

– На, читай.

– Чего читать-то? – тот, кажется, оробел.

– Видишь? Был женат, теперь разведен. Штамп о разводе видишь?

Молодец. Переверни страницу. Чистая? Теперь понятно?

Андрей повел упрямо плечами.

– Послушай, пацан, не зли меня, – не вытерпел Лапин, – ты, конечно,

крутой, но меня все равно злить не надо. Я тебе ясно все объяснил – мне

нравится твоя мама. Я не женат, а это тоже большое значение имеет, не так ли?

А как там дальше у нас с ней получится, я не знаю, и никто не знает. Итак, что

скажешь?

И Андрей с показным равнодушием произнес:

– Что ж, встречайтесь, если она согласна. Только запомните. За нее есть

кому заступиться. Кстати, сведения у вас левые. Мне не нужно было нанимать

никаких отморозков. И если уж я с отцом так разобрался, то можете себе

представить…

Лапин с сомнением смотрел на его субтильную фигуру, но, наткнувшись

на твердый взгляд, произнес без улыбки:

– Выходит, заступников теперь у нее будет двое.

И протянул Надеждиному сыну руку.

Андрей тоже смотрел на Лапина, стараясь заглянуть в его глаза, как

будто глаза никогда не лгут. И откуда этот бритоголовый верзила все пронюхал?

Хотя, у него ж деньги. На деньги можно многое купить, информацию в том

числе.

Андрей отца очень любил. Он его любил долго, лет до четырнадцати,

наверно. Он до сих пор вспоминает, и сердце щемит, как от утраты, как они с

папкой вместе гоняли мяч во дворе и ходили на рыбалку на речку Лихоборку.

Это, когда они еще жили на старой квартире. Андрею не было обидно, когда

папа сердился на него и отвешивал подзатыльники, если у Андрея не

получалось попасть по воротам или правильно подсечь рыбеху на крючок, или

что-то другое, что папа считал обязательным для любого мужика. Зато папа

покупал ему сухарики и картофельные чипсы, чего никогда не позволяла мама,

и иногда рассказывал ему всякие интересные случаи про свою службу в армии.

Но и маму Андрей тоже очень любил.

Когда Андрей подрос, то стал замечать, что не все у них в семье

благополучно. Папа слишком часто задерживался допоздна на работе, и в те

вечера, когда его долго не было, мама плакала. Сначала Андрейка думал, что

маме просто страшно оставаться ночью в квартире без папы, и тогда Андрей ее

успокаивал, он ей говорил, что никаким разбойникам не даст ее в обиду, пусть

только сунутся, а она обнимала его и плакала снова.

Еще он думал, что она так сильно волнуется за папу. В то время Кирилл

Николаевич служил инспектором ГАИ, но для Андрея это было все равно, что

милиция, которая ловит воров и убийц, сидя в засаде и устраивая погони по

ночным улицам. Если он выполняет какое-то опасное задание, то мама,

конечно, боится, что его могут ранить или даже убить, и Андрей опять ее

успокаивал, говорил, что все будет хорошо, и папа обязательно вернется целым

и невредимым, и что его, наверно, задержало начальство.

Но годам к четырнадцати вся мура насчет опасных заданий улетучилась.

Не сама по себе, просто он кое-что подслушал.

Сидя на унитазе с компьютерным журналом на коленях, он услышал

через решетчатое оконце под потолком, как отец, закрыв за собой дверь

ванной, разговаривает по телефону с какой-то «киской», договариваясь о

встрече. То, что встречаться он собрался не с мамой, было понятно, мама в это

время готовила на кухне для всей семьи завтрак. В тот вечер отец опять

пришел домой поздно.

В другой раз Андрей слышал, как родители поругались. Они были в своей

спальне и сначала переговаривались обычными голосами, а потом мама

спросила отца, откуда у него эта рубашка, а он на нее разорался и обозвал

неряхой, которая не помнит, какие у мужа есть рубашки, и еще назвал дурой и

выскочил в коридор прямо на Андрея. Сына он, кажется, даже не заметил.

Андрей все понял и решил обязательно с отцом поговорить. Тому была

единственная, но весомая причина. Она именно в том и состояла, что Андрей

все понял, а поняв, не захотел делать вид, что ничего плохого в их семье не

происходит. Как же не происходит, если маме плохо?

Он долго не мог подгадать удачный момент. Но как-то по весне они с

отцом поехали на дачу вешать полки, а мама осталась дома делать уборку и

что-то еще. Андрей все не решался начать, да и дрель постоянно визжала, но,

когда шурупы были вкручены и шкаф водружен на стену, он выпалил:

– Па, ну зачем тебе все эти телки? И мама, кажется, догадывается.

Кирилл поначалу не въехал, о чем его сын говорит. Потом все-таки

сообразил, растянул губы в деревянной улыбке, положил руку ему на плечо и

сказал проникновенно:

– Понимаешь, Андрюх… Раз ты об этом заговорил, то, значит, уже

взрослый мужик. А нормальный мужик, если он не импотент и не евнух, всегда

и постоянно хочет новых баб. Неужели ты считаешь, что когда женишься,

больше никогда не посмотришь ни на одну задницу? Еще как посмотришь,

сынок, еще как. А теперь ответь мне на вопрос: почему ты обязан хоронить себя

заживо рядом с одной и той же, пускай даже красивой, бабой, в то время как

жизнь проходит мимо, а? Ты представь, жизнь проходит мимо, она совсем

рядом, за дверью твоей камеры, но ты с тех пор, как женился, приговорен

отказывать себе в ее радостях и, более того, должен про них забыть. Все эти

брюнетки, блондинки, рыженькие, толстушки и худышки – уже не для меня? Ни

с одной из них и никогда? Ну, с какого перепугу, сынок? Кто такое право имеет,

чтобы меня на это подписывать? Запомни, Андрюх, требовать от мужика такого

воздержания – верх эгоизма. А маму я люблю, она у нас хорошая. И понимает

она все правильно, я тебя уверяю. И потом, откуда тебе известно, что она сама,

не того?..

Конечно, откуда это могло быть известно сыну? В отличие от Кирилла,

который достоверно знал, что она не «того». Необязательно устраивать слежку

и сажать «жучок» на телефон, чтобы увериться, что тебе наставляют рога,

отнюдь. Слежка нужна, чтобы знать точно, кому ты обязан этим атрибутом, а

сам факт их наличия скрыть трудно, атмосфера в спальне делается другой. Это

только дебил не заметит. Кирилл дебилом не был, и если бы что-нибудь

унюхал, то не потерпел бы этого самого «того». Он не позволил бы, чтобы жена

его позорила и над ним глумилась. Да и обидно. Ты для нее вкалываешь на

работе день и ночь, себя не жалеешь, а она, тварь, над тобой глумится.

Может быть, и не стоило ему мазать сейчас жену грязью, тем более, что и

без того он был абсолютно и полностью уверен в своей самцовой правоте. Но

ему отчего-то вдруг захотелось поуменьшить в глазах сына степень

собственного цинизма, отчего-то вдруг его обеспокоило, что Андрюха сочтет

отца мерзавцем и подлецом.

– Только не смей про маму плохо думать! – строго приказал он сыну,

подводя итог, – Ты еще мало в жизни разбираешься, поэтому и маму судить не

берись.

Андрей слушал все это оторопело и растерянно. Он не был ребенком,

который провел всю жизнь в голубой лагуне, он на самом деле знал о жизни

все. Теперь все о жизни узнают гораздо раньше, чем в четырнадцать с

половиной. Но откровения отца его потрясли, потому что это были откровения

отца.

Андрей ведь просто хотел его попросить, чтобы он не мучил изменами

маму. Ну, надоела тебе жена, ну, разведись, а уж с тобой мы как-нибудь найдем

возможность встречаться. Пусть не в футбол играть, но так, поговорить, может

быть, о чем-нибудь.

И когда отец сказал такое о маме, Андрей не выдержал и прокричал

отцу в лицо отчаянным петушиным криком:

– Не смей так о ней говорить! Ты же подлец, ты сам подлец! Ты самый

настоящий подлец!

Будь он постарше, будь ему хотя бы лет двадцать, наверно, он

воздержался бы, струсил, не решился. Или подобрал другие слова. Или

проговорил бы все это, но несколько иронично и как бы не всерьез. Но Андрею

было только четырнадцать, и его подростковый честный максимализм все

перекрыл, и он заступился за маму.

Кирилл тогда здорово его отделал. Он всегда был крепким мужиком. А

здесь еще и рассвирепел вдобавок. Потом, немного успокоившись и глядя с

какой-то чужой злобой на взрослого ребенка, он проговорил:

– Матери скажешь, что подрался со шпаной.

И все.

Мама так ничего и не узнала. Ахала, плакала от жалости, все спрашивала

мужа, как же так, он не уследил, а Кирилл огрызался в ответ и говорил, что

Андрей размазня. Андрей после того случая размазней себя считать не начал.

Тем более что со временем, к удивлению, заметил, что отлучки отца по вечерам

почти прекратились, и по выходным он скучал в кресле у телевизора.

Отец никогда не вспоминал тот инцидент, в присутствии гостей хлопал

сына по плечу и ерошил волосы на макушке, но временами Андрей ловил на

себе его странные взгляды. Он не мог понять, что эти взгляды означают – то ли

приценивается, то ли прицеливается.

Но и это прошло и улеглось. Андрей закончил школу и поступил в

институт, и институт закончил. У него появилось много новых друзей, а

свободного времени стало совсем мало. Взрослая жизнь закрутила, и он лишь

изредка общался с родителями и совсем редко проводил с ними время. Почти и

не проводил. Еда на кухне не считается.

Однако жизнь не хотела давать ему больших передышек, и из-за картонки

семейного благополучия внезапно показалась скверная физиономия

реальности. Андрей понял, что они оба его водили за нос, каждый на свой

манер, каждый со своей целью.

Это открытие Андрей сделал недавно, примерно месяц назад, когда

зашел в отдел рекламы, чтобы показать их начальнице, Вике Коваленко, в

какой папке на сервере лежит новый рекламный модуль. Пока он, нависнув над

Викиным плечом, шарил мышкой по директориям, показывая путь к папке,

девчонки-рекламщицы развлекали его болтовней. Непонятно, почему

отложилась у него в голове информация об Ольке Турусовой. Видно, судьба.

Двадцатисемилетняя Олька тоже работала менеджером по продаже

рекламных площадей, но занималась не обзвоном клиентской базы, а

посещала всевозможные тематические выставки и тому подобные тусовки.

Сегодня ее тоже не было в редакции, и в ее отсутствие девчонки с упоением

предавались зависти, поскольку недавно Олька пришла на работу в новой

шубе, а какова цена той шубы, Олька сказать отказалась и лишь загадочно

щурила накрашенные глаза. Потом все-таки раскололась, поддавшись на

приватные расспросы одной из них, но это все равно, что выступить публично.

Короче, мужу своему, таксисту, она, конечно, сказала, что это кролик. И

что купила она его на распродаже. Ну, ты понимаешь… А так, сколько стоит,

сказать не могу, подарок. Да, Машуль, подарок. А что такого? Мужчина должен

на тебя тратиться, правда же?

– Умеют же некоторые устраиваться, – с досадой проговорила одна из

рекламщиц, – мало того, что муж ее башляет на своей тачке, так еще и

любовника богатого нашла.

– Да не переживай ты так, Ларис, может, гонит она про подарок, цену себе

набивает. А на норку бабла у мужа выклянчила. Ты у своего супруга попроси,

пусть тоже тебе норочку купит, – ехидно упокоила ее Карина.

А уже на следующий день Андрей убедился, что Олька не гонит. Он стал

свидетелем того, как в своей шикарной новой шубе она усаживается в

автомобиль, который поджидал ее за углом через квартал от редакции.

Он не мог с уверенность сказать, был ли это тот автомобиль, который

часто стоял под окнами его дома, но сердце неприятно похолодело. Он успел

заснять на мобильник процесс посадки, а потом и задницу машины,

отъезжающей от тротуара. Посмотрел на экран, приблизив изображение.

Рассмотрел номер. Тот самый. Папаша, значит, зажигает. «Какая же мразь», –

неизвестно про кого подумал Андрей. Может, про Ольку.

На следующий день он имел с ней беседу. Он все продумал за ночь и

успокоился. С утра Турусова была в редакции, он вызвал ее на площадку между

этажами и показал фотку из мобильника. «Ну и что? – пожала плечами Олька.

«Как хочешь, – сказал Андрей, пряча мобильник в карман. – Вот мужу твоему

покажу, пусть порадуется. Он, конечно, в мехах не шарит, зато, я слышал, с

теми, кто его обидел, обходится сурово. На такой службе, как у него, приходится

быть суровым. Да, Ольгунь?»

Она очень испугалась. Андрею даже стало неловко, как это он женщину

так напугал. Но зато выведал у нее, что хотел.

А заодно узнал, как Олька с его папашей познакомилась. Все просто. На

какой-то выставке в «Крокусе». Кирилл Николаевич там тоже был по делам,

поскольку работал на обувной фабрике то ли по снабжению директором, то ли

по развитию, вот и подыскивал сырье подешевле. Нашел он его или нет, Олька

не знала, а вот ее, Ольку, не пропустил. Или уж она его. Закрутилось у них с

осени. Олька думала, что к весне все притухнет, но нет, пока все чики-поки. Вот,

шубку ей презентовал недавно. К сожалению, они не могут видеться часто, все

из-за Олькиного мужа. Кириллу проще, его жена просто ленивая и неряшливая

корова, а вот Олькин муж совсем другое дело, с ним лучше не шутить.

Андрею жутко захотелось ее ударить, но вместо этого он спросил, кривя

рот в недоброй улыбке:

– Ну и как фамилия твоего спонсора?

Олька возмутилась:

– Ты, вообще, как это себе представляешь, Киреев? За мной начинает

ухаживать такой кадр, а я его фамилию буду спрашивать? Как будто я в чем-то

его подозреваю. Может еще, паспорт нужно было посмотреть? Ну ты дурак. Это

же неприлично, понимаешь? Неприлично. И потом. Он запросто может

обидеться и передумает развивать отношения. Догоняешь?

– Догнал, не тупень. Короче. На хату эту больше не ходи. Ни на той

неделе, ни на следующей. Делать тебе там будет нечего. А впрочем, как

хочешь. Хотя я думаю, ты сначала со своим людоедом разведись, потом лучше

продолжишь. Убьет еще.

Зачем он пошел по этому адресу? Конечно, не ради того, что произошло

там позднее, хотя руки чесались. Он просто захотел папаше посмотреть в лицо,

когда тот откроет ему входную дверь, ожидая увидеть молоденькую пассию.

Посмотреть на выражение его морды и высказать все, что о нем думает. И

потребовать от него прекратить раз и навсегда его блудливый марафон. Он бы

потребовал, чтобы тот проваливал на все четыре стороны, но вдруг маме от

этого будет хуже?

Ничего-то не изменилось у них в семье, просто отец стал лучше

шифроваться. Он научился неплохо скрывать свои зигзаги от сына, но мог ли он

скрыть их от жены?

Андрей подумал, что мама, наверно, все знает. Мало того, что знает, так

еще и покрывает этого борова, чтобы Андрей ничего не заподозрил.

Он вдруг припомнил ее мигрени, от которых она пряталась в спальне и

сидела там подолгу, плотно задвинув занавески и не включая свет. Вспомнил,

что курить она начала, хотя раньше не переносила дыма. Вспомнил, как

замечал иногда нервозное дрожание кисти ее руки, когда она тянулась за

солонкой или салфетницей на другой конец стола. Знает. Терпит. Молчит.

Зачем?! Почему?!

Андрей догадался, что это, видимо, оттого, что она до сих пор мужа

любит. Иначе зачем терпеть такое унижение и обиды? Если бы он, Андрей, был

еще маленький, то логику понять было бы можно, но сейчас?.. Выходит, любит.

Андрея это возмутило, но тут уж он ничего поделать не мог. Значит, нужно

воздействовать на отца.

Он решил, что ультиматум предъявить отцу все-таки надо. Пусть

выбирает одно из двух: будет ли он честно жить с мамой или уже катится к

своим блондинкам, брюнеткам. Андрей не позволит больше позорить мать и

издеваться над нею. Рассказывать ей он тоже ничего не будет, хватит с нее ее

мигреней. Он все сделает сам, избавив ее от тяжкого права делать выбор и

принимать решение.

Сказать, что Кирилл Николаевич был всего лишь удивлен, увидев вместо

красотки Турусовой в дверях притона любви прищуренную физиономию своего

взрослого сына, значит сильно разбавить краски. То был удар, но не такой,

который валит с ног или вышибает из седла, а что вызывает тестостероновый

взрыв и кидает в драку. И Кирилл Николаевич полез драться, взревев, как

рассвирепевший ишак. Он сейчас навсегда отучит подросшего щенка лезть не в

свои дела и путаться у отца под ногами.

Если бы он немножко больше знал о сыне, то непременно избрал бы путь

переговоров. Однако он теперь знал о нем удручающе мало и сразу же

потерпел неудачу. Вместо того, чтобы смачно вмазать по наглой физиономии,

он с грохотом впечатал свой кулак в деревянный косяк входной двери. Косяк

возмущенно крякнул. Ничьей физиономии в его окрестностях видно не было.

Андрей исполнил обычный уход от клинка, поднырнув под плечо

нападающего, и, обойдя справа, очутился у него за спиной. Оказанный

родителем прием был несколько жестковат, однако отказываться от своих

намерений Андрею не хотелось. Фазер скоро выпустит пар и утихомирится, и

вот тогда с ним можно будет поговорить. И Андрей безбоязненно прошел в

комнату.

Однако Кирилл Николаевич рассвирепел еще пуще. Он рванулся вслед

за сыном и, напрыгивая на него с кулаками, принялся наносить направо и

налево удары, каждый из которых вполне мог отправить Андрея в нокаут, если

бы только достиг своей цели. Кирилл Николаевич корежил и таранил мебель,

сила инерции мотала и била его о двери, шкафы и стены, с каждой очередной

неудачей он приходил все в большее неистовство, но так и не смог ни разу хотя

бы по касательной задеть нахального юнца, который просто достал его своими

назойливыми попытками разбудить обкуренную совесть. А тот, словно

голографический фантом, легко и непринужденно уворачивался от сжатых

кулаков и растопыренных в бешенстве пальцев, и, кажется, знал заранее, куда

будет направлен следующий удар, молниеносно перемещался, уклонялся,

разворачивался, приседал…

Андрей не задел отца даже пальцем, напрасно новый мамин друг так

нехорошо про него подумал. Хотя, пусть лучше так и считает, Андрею спокойнее

будет. Их идиотский поединок закончился тем, что Кирилл Николаевич зашиб

переносицей дверной косяк. Покачиваясь, он сполз на пол и ненадолго потерял

сознание. Когда пришел в себя, то увидел Андрея, сидящего на корточках

напротив. Андрей сказал:

– Зря ты так. Я вообще-то поговорить пришел. Но нет, так нет. Значит, в

другой раз, – а затем добавил: – Маме про это не рассказывай. Скажи ей

лучше, что тебя так отделала шпана.

Кирилл люто взглянул на него, но тут же застонал от боли. Андрей

подумал, что болеть теперь у фазера будет много чего и долго.

Он помог отцу одеться и запереть квартиру, но из подъезда они вышли

поврозь. Андрею не хотелось, чтобы кто-нибудь видел их вместе возле этого

дома. Потом он ждал в подворотне пока папаша бакланил с каким-то пестрым

типом. Оказалось, что этот тип и есть хозяин «любовного гнездышка на час».

Потом Андрей поймал машину и загрузил Кирилла Николаевича на заднее

сиденье.

Сначала они думали, что поедут домой, но по дороге папашу затошнило,

и Андрей велел водителю ехать в ближайший травмпункт. Из травмпункта отца

прямиком отправили в больницу, и Андрею пришлось туда специально

приезжать, чтобы передать зубную щетку и старый мобильник. Новенький

смартфон, которым Кирилл так гордился, в процессе корриды был разбит

вдребезги и восстановлению не подлежал. Андрей пожалел его выбрасывать,

он любил разбираться в кишках всяческой электроники.

А потом мама сказала, что они с отцом разводятся. «Жесть», – сказал он

в ответ. И не знал, рад он или напротив.

Отец неисправим. Чувствовал ли Андрей на него обиду? Пожалуй, да.

Что-то вроде обиды. Но больше – боль. Потому что отец не должен был с ними

так поступать. Он так и подумал – с ними. С ним и мамой.

Андрей давно сделал свой выбор. Он не захотел принять подлый

нейтралитет, ни за кого не заступаясь и никого не обвиняя. Это неправильно –

не замечать, что один блудит, а другой по ночам плачет в подушку. Это

предательство, разве не так? И он решил, что не будет предавать маму.

«Да пошел он, – подумал с горечью Андрей. – Мама хоть поживет

спокойно. Конечно, если она его все еще любит, то поначалу ей будет тяжело.

Значит, надо ей какое-нибудь хобби придумать или на соцсеть подсадить,

новые впечатления, то, се. Отвлечется и забудет».

Но мама, кажется, решила вопрос по-своему. И как должен к этому

отнестись ее взрослый сын?

Андрей размышлял, глядя пристально на Лапина. Вот этот буржуй,

например. Должен ему Андрей доверять? Однозначно, не должен. Андрей его в

первый раз в жизни видит, не считая фоток на сайте. Ну, накидал он понтов с

курсом военной подготовки, ну и что? Это говорит о чем-то? Только о том, что у

него есть бабло, и на свои прихоти он его не жалеет. Вотрется к нам в доверие,

поморочит маме голову, потом она ему надоест, и все, привет вам, новые

мигрени. Фигнево.

– Видите ли, Иван Викторович, – проговорил Андрей, несколько

поколебавшись. – Мама вам, наверно, не говорила. Но я должен вас

предупредить. Она больна.

– Я знаю, – ответил легкомысленно Лапин, – она рассказывала, что у нее

аллергия. Но оказалось, что все не так страшно.

– Я неправильно выразился, Иван Викторович. Дело в том, что у нее нет

обеих ног. По самые колени.

Лапин ошарашено смотрел на Андрея, тот не отводил правдивых глаз, в

которых уже блеснули предательские слезинки.

– Да как же так?.. – пробормотал огорошенный Лапин. – Да нет, чепуха

это, бред. Я же сам видел, как она отплясывала на нашем банкете… Что вы мне

заливаете, молодой человек?

– Протезы, – проникновенно ответил Андрей. – И сильные

обезболивающие средства. Про летчика Маресьева читали? Вот и она тоже,

даже танцует иногда. А потом придет домой, в комнате своей закроется и

плачет. После этого вашего банкета тоже плакала. Потому что обезболивающее

со спиртным было нельзя.

Лапин смотрел на Надиного сына и торопливо соображал: стебется

подросток или и вправду с Надей такая беда? И что теперь он должен делать?

Зачем мальчишка вообще ему об этом сообщил?

– И зачем вы мне об этом сообщили? – спросил Андрея Иван, забыв, что

они уже на «ты».