Текст книги "Комплекс Росомахи"

– Влюбилась? Алинка?! Не может быть.

– Точно вам говорю, влюбилась. Интересно, в кого… Вам она ничего такого

не рассказывала? Имен не называла? Жаль… Так вот, она с мобильником вообще

не расстается. И постоянно проверяет пропущенные звонки. И это все длится уже

недели две! А сегодня она опять в шарфике!

Про шарфик Катя не поняла и в недоумении приподняла брови.

– Чего тут непонятного, – начала сердиться Киреева. – Вы помните хоть

один раз, чтобы Трофимова приходила в одном и том же два дня подряд?

– Не помню, – призналась Катерина. – И о чем это говорит? То, что она

вчера насосалась пива, спала в одежде, а утром проснулась и сразу кинулась на

работу?

– Вот вы все иронизируете, Катя, все острите, а я вам точно говорю. Она

опять в шарфике, потому что не ночевала дома! – победительно произнесла

Киреева. – Ей просто не во что было переодеться.

– А бежевую юбочку вместо вчерашней темно-серой ей выдал утром

заботливый бой-френд.

– Юбка другая? Странно… Я не заметила. Значит, шарфиком она маскирует

следы страстных поцелуев.

– Или фурункул, – добавила вредная Катерина.

– Вот вы, Катя, с недоверием, а я вам точно говорю. И если что-то узнаю,

вам рассказывать об этом не буду, обиделась.

В этот момент дверь серверной распахнулась настежь, и в проеме

показалась героиня обсуждения.

– Долго жить будете, – стесненно хихикнула Киреева и быстренько

нацелилась на выход. Но Алина стремительно переместилась внутрь и сильно

схватила ее за запястье. Даже мельком не кивнув Катерине, даже не посмотрев в

ее сторону, она зашипела Киреевой в ухо:

– Вы того мужика знаете?

Киреева, обмерев, тоже шепотом спросила:

– Какого? Какого именно мужика вы в виду имеете, Алина Леонидовна?

И в панике взглянула на Катерину.

Но Трофимова не дала им опомниться и, рванув Надежду Михайловну за

руку, вытянула ее в коридор.

– Вон того, который в холле у лестницы.

– Нет! – честно отрапортовала Киреева. – А должна?

– Узнайте! – приказала Трофимова.

– Ну, знаете… – обиделась Киреева, но ей стало любопытно, и она

уточнила:

– Плотного брюнета или высокого блондина?

– Блондина, – процедила, раздражаясь все больше, Трофимова.

– Который рядом с Исаевым стоит?

– Можете? – нервно спросила Алина.

Киреева самодовольно хмыкнула, сунула ей свою любимую чашку, которую

ходила споласкивать в туалет, и, блеснув глазами, белозубо улыбнувшись и

выпрямив спину еще прямее, направилась в сторону беседующих в курилке

мужчин и одной девушки.

Там был Исаев, гений финансовых операций, там был начальник

конструкторского бюро Котов, там вертелась Ириночка Зверева, референт самого

Лапина. С видом заморских послов там стояли два незнакомца, один из которых

своим появлением вывел из равновесия юрисконсульта Трофимову. Ириночку

Киреева люто не любила. Но ради хороших отношений с Алиной, а также будучи

той же Алиной заинтригована, Надежда Михайловна, вооружившись всем своим

природным куражом, смело подошла к группе ВИПов. Сияя улыбкой и обаянием,

она оттеснила плечом ненавистную Ириночку, заняв ее место. Извлекла из

нагрудного кармашка пачку «Вирджинии» и элегантно достала из пачки сигаретку.

Снова улыбнулась.

Алина не могла наблюдать всю сцену до конца, так как укрылась в

серверной у Катерины. Кате она все же кивнула нервно и растерянно, но так и

осталась стоять у дверей, поджидая Надежду Михайловну. Киреева вошла и

произнесла с лицемерной сдержанностью:

– Узнала. Это наши смежники. Они что-то для нас изготавливают по

договору о сотрудничестве. Производство у них где-то в Андреевке, это под

Зеленоградом. Высокого блондина зовут Егор Константинович, плотного брюнета…

Она не договорила, посмотрела на Алину и испугалась. Щеки горят, в глазах

такое смятение и горе, что Киреевой стало не до смеха и не до вопросов.

Алине тоже было не до смеха, поскольку на нее обрушилось одно скверное

открытие. Наисквернейшее и очевиднейшее. Правильно она сделала, что не

растеклась сладкой лужицей и не помчалась вприпрыжку к нему на новое

свидание. Вот оно что. Не нужно будет полиции ломать голову над тем, кто был

заказчиком в деле о похищении инновации. То бишь прибора ЛБВ, разработанного

корпорацией «Микротрон НИИРТ». Правильно, что она, Алина, так насторожилась,

когда изучала дотошно тот злополучный договор с партнерами из Зеленограда.

Алина медленно вышла из серверной, а потом все быстрее и увереннее

направилась к важно-вальяжной группке. Росомахин вполне натурально изобразил

удивление и даже радость. Она не отреагировала. Попросила отойти в сторонку.

Тихим и ровным голосом, не поднимая глаз, сказала:

– Вы низкий и подлый человек. Вы мне никогда не были симпатичны, но

теперь я вас презираю. И поскольку из-за вас погиб человек, я очень надеюсь, что,

когда вы окажетесь на скамье подсудимых, судить вас будут не только за попытку

кражи интеллектуальной собственности, но и за предумышленное убийство.

Егор с каменным лицом слушал ее, не прерывая. Алина, так же глядя в пол,

развернулась и чеканя шаг, направилась в сторону своего кабинета. За ней в узких

лодочках на шпильках засеменила Надежда Михайловна.

– Вы с ним знакомы, Алиночка? – торопилась она побольше выведать. – Он

вас обидел? Надо же какой!.. А с виду благородный…

Алина резко развернулась к Киреевой и проскрипела:

– Именно этот зеленоградский «благородный» решил прибрать к рукам нашу

новую ЛБВ. Из-за него убили Лушина. У него не получилось протащить договор с

«сюрпризом», у него не получилось выкрасть техническую документацию и сам

прибор, но попытки он не оставил, нет!.. Он очень упорный, он привык добиваться

своего. И почему бы тогда не познакомиться с закомплексованной дурой и не

охмурить ее? Она сама принесет все на блюдечке. Или что-то в этом роде, понятно

вам? Да, да, закомплексованная дура – это я! Идеалистка хренова!

Сначала Надежда Михайловна стояла, наморщив нос, и сосредоточенно

слушала. А потом открыла рот и принялась самым скандальным образом

высказывать свое мнение, все больше и больше набирая обороты:

– Насчет дуры – это вы в точку. А кто вам сказал, дорогуша, что это те самые

партнеры, с которыми вы бодались по договору? Я вам так сказала? Я вам такого

не говорила! Эти приличные люди здесь для того, чтобы обсудить поставку

оборудования для нашего цеха. Их компания – следите за мыслью! –

изготавливает измерительную аппаратуру. Классом не ниже евростандарта. И

Зеленоград – не Андреевка!

Все это она произносила, специально накручивая себя и маскируя

праведным негодованием легкое чувство вины, которое у нее как-то

непроизвольно сформировалось. Но нельзя же быть такой дурой, елки-палки! Не

разобравшись, не взвесив хорошенько, сразу так в лобешник мужику врезать.

Однако по всей видимости, с этим блондином у Алинки что-то серьезное. Вон как

истерит, прямо-таки сейчас разрыдается.

Алина рывком открыла дверь своего кабинета и захлопнула ее перед носом

Киреевой. И разрыдалась. Сердитая Надежда Михайловна направилась снимать

стресс сигаретой.

Небо серое, дождик серый, лужи мелкие, но повсюду. Конец сентября,

ничего удивительного. В доме студено. Алине было лень топить печь, она

включила масляный обогреватель и сидела, согнувшись, возле него, кутаясь в

огромный бабушкин платок.

Этот дом в деревне Еремино достался ей от папиной мамы, Елены

Семеновны. Бабушка была строга и временами строга неадекватно, но Алину

любила. Самой Алине ее любить было трудно. Маленькая Алина боялась вспышек

бабкиного гнева, а взрослая Алина просто перестала приезжать к ней в гости, вот и

вся любовь.

После смерти Елены Семеновны мама спросила: «Продадим? Снесем?»

Алина ответила: «Оставим». Зачем? Приезжала в этот дом она так редко, что

трудно было объяснить даже себе, зачем.

Оказывается, чтобы грустить. Грустить в их квартире, где много света и

тепла, где неслышным басом шелестит громадный холодильник, где уют удобных

кресел и выход в Интернет, получалось не упоительно и почти понарошку. Комфорт

такому делу не должен мешать. Да и предаваться грусти в умеренной роскоши

московских апартаментов казалось Алине пошлым и безвкусным. Сериал

«Богатые тоже плачут», новорусская версия.

А погрустить ей было о чем и пожалеть себя тоже очень хотелось. Егор ей

больше не позвонит. Он же не безвольная тряпка. Это, кстати, Алине в нем

нравилось. И не доискивающийся богатеньких дочек альфонсик. Прошло уже

почти две недели, это много. Он ей не позвонил. Значит, и не позвонит. Это все.

Потому что Алина звонить ему тоже не будет. Что она скажет? Извините, я

ошиблась, потому что… Объяснять, что до судорог боится предательства и

поэтому везде и во всем его видит? Как объяснить в двух словах то, к чему

возвращаться не хочется даже мысленно?

Алина имела тяжкий опыт, который стал хорошей прививкой от любовных

глупостей и надежной защитой от нахальных поползновений мальчиков, живущих с

дальним прицелом. Несколько лет назад на жизненном пути ей повстречался

некий брутально-самодовольный мачо, плотно украшенный татуировками на

накачанных плечах. Сейчас она даже и не вспомнит, была ли влюблена в него, но

крышу ей тогда снесло конкретно. Она млела от налитой мускулатуры смуглых рук,

плеч, спины, груди, живота, от его небрежно-снисходительной манеры произносить

самые незамысловатые фразы, от того, как он улыбается холодно и немного

хищно.

Захмелевшая Алина решилась съехать от родителей и свила гнездышко в

съемной однушке, на которую уходило прилично из ее зарплаты, но ведь надо же

где-то было проводить тихие семейные вечера со своим почти женихом. Или надо

говорить, почти мужем?

А потом Алина узнала, что у него куча баб, что работает он на папкином

автосервисе жестянщиком, что ради смеха и небольшой корысти поспорил с

друганами, что сможет в два счета уложить строптивую дочку босса в постель.

Конечно, ей позвонили. Позвонила одна из его баб. Он был настолько

слабоумен, что не подстраховался на такой случай. Или был уверен в своей

абсолютной власти над папиной дочкой. Ну и настучат, ну и что. Она не поверит, он

держит все под контролем. Алина почему-то сразу поверила и провела краткое

расследование. И велела ему выметаться не только из ее квартиры, но и с

папкиного сервиса тоже. «Это мы с виду только благородные, – с яростью

произнесла она, – на самом деле папка мой просто зверь, ты понял?»

Не влюбляться. Если влюбилась, делать вид, что холодна и равнодушна. И

никогда, ни при каких условиях не открывать душу. Хорошие правила. Только вот

сейчас-то что ей делать? Лукавая мысль вкрадчиво шелестит: «Но ты же обидела

человека? Да. Это плохо. Ты должна извиниться. Позвони, это твой долг».

Ага. Она позвонит, произнесет слова извинения, он, как воспитанный

человек, их примет и повесит трубку. И подумает, что, какая же психованная и

истеричная особа эта Алина Трофимова. И хорошо, что он так быстро разглядел в

ней эту особенность и, если угодно, инвалидность. Или неполноценность? Все

подходит, и инвалидность, и неполноценность.

Марьяна на днях звонила. Новости выгрузила. Можно было бы ими с Егором

поделиться. Хоть голос его услышать.

Алина тяжело вздохнула. До чего же она дошла… Голос услышать… Сопли

какие. Напрасно она не разожгла печь. Сейчас бы смотрела на пламя и душу

успокаивала.

Как все нелепо вышло. Почему она так быстро, по-глупому быстро поверила

дурацкой идее, будто Егор Росомахин подстроил с ней знакомство, вынашивая

коварный замысел сделать ее орудием своих преступных планов? Моральную

сторону вопроса – способен или не способен, можно даже не рассматривать, это

вопрос второй. Хотя Алине хотелось думать, что на это он не способен. Но ведь

еще и по фактам, по хронологии событий, ее скоропалительное обвинение не

поддается ни логике, ни здравому смыслу!..

Марьяна звонила, чтобы похвастаться. Все контакты криминального

диспетчера Дины Мон установлены и отработаны. Дина хоть и гарантировала

заказчикам, что все их заявки уничтожает и информацию хранит исключительно в

уме, но, как и многомудрый Додик, на самом деле хранила ее в отдельном файле в

компьютере, хоть и запароленном. Но что такое пароль для асов с Петровки?

Выяснился, кстати, и заказчик на микротроновский прибор. Изготовители

спортинвентаря для дайвинга и морских путешествий пожелали иметь в перечне

своей продукции компактный глубоководный локатор, чтобы деткам богатых

папенек, или даже самим папенькам, ловчее было на глубине обнаружить крабика

или красивую ракушку океанического моллюска.

Ни при чем Егор, ни при чем. Да это она и раньше знала.

А еще Путято в пылу разговора поведала об одном занятном «специалисте»

из числа «персонала» Дины Олеговны. Может, если бы этот «специалист» не имел

отношения к микротроновским делам, то и не поведала бы, а так – рассказала.

– Ты не представляешь, Трофимова, какие персонажи мне по ходу дел

попадаются. Вот, оцени. Помнишь, наезд хакерский был на вашу сеть? Когда

Позднякова Катька отбилась. Ну. Так вот, сей загадочный хакер есть дедок лет под

семьдесят, прикинь? Я с ним общалась немножко, на допросе. Язвительная

сволочь. Но сценический образ у него отточен ювелирно. Беспомощный, но

добрейший интеллигент, отягощенный старческой немощью. Он до катаклизма в

институте космоса работал, когда еще не компьютеры были, а вычислительные

машины, монстры размером в зал. Он и ЭВМ разрабатывал, и программы для них

писал. А потом появились первые ПК, но он за специальность держался зубами.

Как я поняла, люто не хотел уходить в тираж, за это его можно было бы уважать.

Если бы не его невиданная злоба. Всех, кто моложе хотя бы лет на десять,

ненавидит до белых глаз. Даже меня пробрало, прикинь? Вот такая старческая

патология. Когда его из НИИ окончательно поперли, прибился к Дине. Они друг

друга нашли на одном из форумов в Интернете. Мозги у него, конечно, не такие,

как у молодого волка, но он берет, не поверишь, интуицией. Вот этот «Акела» и

атаковал Катерину. Когда я проговорилась, кому же он в той схватке проиграл, его

такое бешенство охватило, что я даже струхнула малость. Но это еще не все, я

тебя сейчас удивлять буду. Он, оказывается, антиквариат коллекционирует, наш

дедушка. Чуешь параллель? Так это не параллель, подруга, а самое что ни на есть

пересечение. Дед взломал компьютер своей работодательницы и, покопавшись в

ее базах, нашел себе человечка для выполнения одного дела. Оказывается, его

давно снедала жажда заполучить одну хреньку, нам не понять, а именно чугунную

чернильницу начала прошлого века. Вот он и нанял Додика, так сказать, без

посредников. Сговорились быстро, а потом у того дело что-то забуксовало.

Пришлось вмешаться и помочь. В Динином компьютере были не только номера

телефонов, но и фотографии, так скажем, ее служащих, и всякие другие полезные

о них сведения. Все, как в хорошем бюро по найму. Поэтому коллекционер, он же

хакер, вооружившись добытой информацией, подстроил встречу с Додоновым

возле одного из пунктов по приему утиля и разговорился, не раскрывая своего

истинного лица. И дал наводку на квартиру своих давних друзей.

– Шармант? – ахнула Алина. – Василь Василич?

– Он, – довольная эффектом, подтвердила Марьяна.

– Теперь понятно, почему тех портретов получилось два. Второй персонаж

был чистой воды вымысел, – задумчиво произнесла Алина. – Шифровался,

сволочь старая. Со следа сбивал, от себя подозрения отводил.

– Точно, – согласилась Марьяна.

– А учительница эта, Дорошина, она уже в курсе, что Шармант отнюдь не

случайно про чернильницу ее покойного мужа выболтал?

– Алин, ну что ты, как неграмотная. Я ее потерпевшей в общечеловеческом

смысле называю, понимаешь? Не в служебном. Зачем мне с ней встречаться, если

по моим делам она не проходит? Мои дела какие? Убийство Поляничева, а

благодаря тебе, еще и убийство Лушина с попыткой присвоения чужой

интеллектуальной собственности. И никакой Дорошиной с ее украденной

чернильницей. Фирштейн?

– Фирштейн, – согласилась Алина.

Теперь, сидя в выстуженной бабушкиной зале, она размышляла, грея руки о

радиатор, обязана ли сообщить незнакомой Нине Михайловне про коварство ее

старинного приятеля или так сойдет? Кажется, не обязана. Узнает ведь рано или

поздно все равно. Да и чем ее порадовать? Если только предупредить, да и

предупреждать, вроде, не о чем. Засядет теперь завистливый и злобный дедуля

на нары, а там как Бог даст.

Алина, повздыхав, как старушка, встала и направилась в переднюю, за

телогрейкой. Она никуда не спешит. Натопит печку, согреет чайку. Мусор заметет. А

когда огонь в печи погаснет, поедет потихонечку домой.

Когда она в ватнике и бесформенной бабкиной юбке, надетой для тепла

поверх джинсов, прижав к животу охапку деревянных чушек, взошла на низенькое

крылечко, сзади нее, со стороны раскисшей деревенской улицы, послышался шум

подъезжающей машины, скрип тормозов, резкий звук захлопнувшейся дверцы.

«Он все-таки приехал», – с растерянной радостью подумала Алина и

почему-то испугалась, с сухим стуком рассыпав полешки из задрожавших рук в

жухлую траву возле ступенек.

Длинными журавлиными шагами Егор преодолел путь от заляпанного

«форда» до скрипучей калиточки палисада и, справившись с деревянной

щеколдой, стремительно прошагал по посыпанной пестрым гравием дорожке к

крыльцу, на котором замерла сусликом Алина. Возле нижней ступеньки

остановился, сунув руки в карманы. Проговорил:

– Ты извини, что так долго не приезжал. У меня было одно важное дело, и я

хотел его поскорее закончить. Вот, закончил. Могу показать результат. Поехали?

Одним махом он оказался рядом с Алиной и, ухватив ее за ватные плечи,

повлек с крыльца к машине прямо в бабушкиной телогрейке и юбке. Алина

очнулась, заверещала что-то типа «Погоди, Егор, мне же переодеться надо». А тот

сказал весело: «Может, ну его, так сойдет?». Алина стала возражать и

возмущаться и, не заходя в дом, сняла с себя экипировку прямо в сенях, сбегала и

проверила, выключен ли обогреватель, а потом, торопясь и путаясь в рукавах,

влезла в новенькую беннетоновскую курточку и, бестолково тыкая ключом в

замочную скважину, заперла, наконец, дверь.

– Как ты меня здесь нашел, Егор? – запыхавшись, спросила она. Он

невозмутимо ответил:

– Я решил познакомиться с твоим отцом. Мне пришлось немножко

помотаться по Москве, пока я его настиг в одном дилерском центре по продаже

запчастей.

– Познакомиться с папой? Зачем? – по-настоящему удивилась Алина.

– Ну как зачем? Решил его подкупить умом, образованностью и деловыми

качествами, чтобы впоследствии принять участие в кастинге.

– Э… в каком кастинге, Егор? – все еще не понимала Алина.

– Что значит, в каком? Ты же мне сама поведала, что спутника жизни тебе

будет выбирать твой батюшка, правильно? Кого он выберет, за того и замуж

выйдешь. Но ты особенно не рассчитывай, у меня это был так, порыв. Хотя,

знаешь… Запас, он карман не тянет, согласна?

– И что он тебе ответил? – пропустив мимо ушей хамство про «не

рассчитывай», напряженно спросила Алина.

– Он ответил, что ты большая шутница, но чувство юмора у тебя хромает. В

принципе, я с ним согласен. Твоя последняя шутка была не очень. Не слишком

смешная, я хочу сказать. Однако ездил я за ним не напрасно, поскольку он мне

подсказал, где тебя можно найти, и вот я здесь. Отличное местечко для

созерцания. Клевое. Приедем как-нибудь вместе.

Это он не спросил. Это он так вслух планировал. Алине стало весело, хотя

она нервничала ужасно. Ну куда они сейчас поедут? И зачем? Лучше бы

поговорить, отношения выяснить.

– Мне сейчас главное тебе одну вещь показать, – прочитал ее мысли Егор. –

Наговоримся еще.

И они отправились караваном в две машины, и ехали довольно долго, но все

же успели до наступления сумерек. Московская промзона, граничащая с зоной

отдыха. Бывает. Егор оставил машину на въезде, Алина пристроила свою

рядышком, и они заспешили по разбитой асфальтовой дорожке вглубь городского

лесопарка. Вскоре они оказались на берегу прудика, обычного, заброшенного,

поросшего камышом и сине-зелеными водорослями.

А в середине этого вполне обычного московского прудика утвердился на

прочных металлических сваях широченный бревенчатый помост. И на помосте

этом был сооружен терем с резными кокошниками крыш, балкончиками,

огороженными витыми балясинами, и фигурными арочками вместо дверей. Только

терем был совсем невысокий, метр в высоту, не больше. Зато он простирался по

помосту вширь и вглубь наподобие крепостной стены. Или это не терем был, а

именно что крепостная стена? Из одной арочки, деловито покрякивая,

выкарабкивалось утиное семейство в составе строгой рябенькой мамаши и

четырех подросших утят, а непосредственно под крепостными стенами

расхаживали, шлепая по струганному деревянному настилу смешными красными

лапами, два селезня и несколько утиных матрон. Остальные члены сообщества

нарезали прогулочные круги, ладными корабликами рассекая серую рябь

прибрежных вод. Приостровных вод, если точнее.

Алина стояла, замерев, как завороженная, не в силах оторвать взгляд от

этой красоты, и вдруг возмущенно ахнула, стремительно развернувшись к Егору:

– Ты украл у меня мечту! Как ты мог! Если бы я знала, что ты так

воспользуешься моей откровенностью!..

– Да ладно тебе, – устало усмехнулся Егор. – Ничего я не крал. На вот,

держи.

Он полез во внутренний карман пиджака, вытянул оттуда сложенный вдвое

какой-то документ с голограммой герба Москвы в верхней части и солидной

фиолетовой печатью снизу и протянул его Алине.

Алина, взяв из его рук сей державный документ, отчего-то сразу не смогла

вникнуть в его содержание и все перечитывала и перечитывала сухой

юридический текст.

Тогда Егор подхватил ее под локоток и подвел к высокой, выше его роста, и

узкой сварной металлической конструкции типа «ферма», зацементированной в

берег пруда, по всей видимости, совсем недавно. К фронтальной части этой

конструкции была намертво приварена толстенькая зеркально сияющая табличка

размером в журнальный разворот, а на табличке было выгравировано

каллиграфически и очень крупно: «Остров «Серая Шейка», частное владение».

– Какое название оригинальное, – сказала Алина.

– Колька Ревякин придумал. Я не мог отказать.

– И что? – спросила Алина безучастно.

– Ничего. Это твое. Это мой подарок. То, что ты держишь в руках, – это

свидетельство на акваторию и на постройку. Все зарегистрировано и оформлено

самым тщательным образом. Видишь ли, Алина, я просто очень захотел тебе

сделать подарок.

А поскольку она никак на эту новость не отреагировала, то есть, вообще

никак, лишь смотрела в сторону пруда на чудо-островок и на уток, которые, ей

казалось, счастливо улыбаются, то со вздохом продолжил:

– Я еще раз хочу извиниться за тот неприятный случай. Который с Лори.

Понимаешь, мне трудно тебе в этом признаться… Я ведь старше тебя. Я этого

стеснялся. Стесняюсь.

Алина презрительно фыркнула.

– Лариса это сразу почувствовала. Она вообще спец по болевым точкам.

Отыщет, уколет и кайфует. Вампир, видимо. Ей ни в коем случае нельзя

показывать, что она достигла цели, иначе присосется насмерть. Вот я и не

показывал. Кретин. Прости меня, Алина, я смалодушничал. Мне было стыдно

перед тобой за наши десять лет разницы. Но самое скверное, что мне было

стыдно перед этой… Ларисой.

– Двенадцать с половиной, – глядя на рябь пруда обронила Алина.

– Извини. У меня была тройка по арифметике.

– В прошлый раз ты мне все объяснял иначе.

– Я помню. Ты мне не поверила.

– Не поверила.

– Я бы не хотел, чтобы ты не поверила мне и на этот раз. Вот и

подстраховался, приготовил подарок. Чтобы задобрить. Я как рассуждал: вот

подарю тебе что-нибудь этакое, сногсшибательное, ты обрадуешься и бросишь на

меня сердиться. А со временем и поверишь. Я правильно рассуждал?

И замер, ожидая ее ответа. Оказывается, он волновался, очень сильно

волновался. Хорошо, что этот кретинский текст был заготовлен и выучен заранее.

Однако, чего так нервничать-то? Подумаешь, ну пошлет она его куда

подальше вместе с его сумасшедшим подарком, ну порвет гербовую бумажку на

мелкие кусочки. Ну и дурой будет. Тебе-то, парень, что до этого?..

Чего так нервничать, говоришь? Это как сказать. Если ты возненавидел свои

привычные маленькие радости, и работа тебе не в кайф, если тяготишься

обществом приятелей и с кислой миной отвечаешь на звонки недавних пассий,

если образовавшееся свободное время с упоением воешь попеременно то на

Луну, то на стены и при этом тебя все, абсолютно все, устраивает, то нервничать,

конечно, ни к чему. И продолжай в том же духе.

Смешно, но ему теперь безразлично, пахнет от нее французскими «Клима»

или советским «Тройным» одеколоном, как она одета и что у нее на голове на этот

раз.

Когда он увидел ее на обочине дороги, растерзанную и грязную, со

страшным кровоподтеком на шее от удавки-ремня, мокрую от слез и минералки,

которой ее обильно поливали верные братья Коробковы, пытаясь вытащить из

обморока, то жалость к ней намного превысила злость на того мерзавца, который

сначала мучил и пугал ее в каком-то вонючем подвале, а потом увечил и чуть не

задушил здесь.

Мало было Егору, что с первой встречи его необъяснимо и сильно влекло к

этой непростой и колючей девочке, которая, как могла, защищалась от хищного

мира, сама и только сама. Так теперь еще и треклятая жалость подлезла. Ему

захотелось стать для нее броней. Это вообще-то для мужчины нормально. Но еще

ему захотелось стать для нее нянькой, а такой симптом его озадачил. Теперь он

частенько, как заполошная мамашка, предавался бессмысленным терзаниям на

тему, что там девочка сейчас поделывает и не попала ли опять в беду.

Он искоса посмотрел на нее и отвернулся. Что-либо добавлять к сказанному

ему не хотелось. Он все сказал. Пусть думает и решает. И гори оно…

Алина, пряча в пушистом капюшоне куртки горящее лицо и сосредоточенно-

напряженный взгляд, думала и решала, и старалась поймать в суматохе мыслей

главную, самую важную, и кажется, поймала. И с этой мыслью она согласилась.

И она подумала, что ни за что ему не скажет: «Уважаемый, как вы смеете

мне это предлагать, я вам не продажная девка!» Или: «Что вы хотите этим

сказать!?» Или жеманно и лицемерно: «Я не могу принять настолько ценный

подарок, поскольку не имею возможности отплатить вам тем же».

Даже ограниченной дуре должно быть понятно, что деньги в данном случае

не только деньги. С такой суммой очень нелегко расстаться, сколько бы у него на

счетах ни было. А он расстался. Корректно ли тогда предположить, что таковая

денежная трата есть показатель того… Показатель чего? Да, например, того,

насколько ты, Алина Трофимова, дорога Росомахину Егору? Что ж, предположение

вполне корректно. «Но разве мне нужны доказательства?» – спросила сама себя

счастливая Алина. И тут же Алина рациональная сама себе ответила: «Не нужны.

Но с ними как-то спокойнее. Особенно с такими».

И тогда она, неловко улыбнувшись, произнесла:

– Выходит, я вам тоже должна подарок. Из-за той моей выходки в курилке.

Это было глупо и грубо. И если я вам начну объяснять причины, вы тоже мне не

поверите.

Егор быстро ответил:

– Я все знаю, и я поверил. Мне про вас все объяснили после того, как вы

гордо отбыли, доведя меня до предынфаркта. Шучу.

– Кто и о чем? – разволновалась Алина.

– Ну как о чем… – растерялся вдруг Егор. – О том, что вас, то есть с вами не

очень правильно поступил один… я хочу сказать, человек, которого вы…

– Киреева? – грозно спросила его Алина.

– Ну я не знаю… Она такая, как вам сказать… Яркая. Бюст у нее еще

весьма… Извините, я хотел сказать, очень энергичная женщина.

– Киреева, – в полголоса подтвердила Алина. – Откуда только информацию

берет. Не иначе, из космоса.

Потом посмотрела на Егора в упор и смело произнесла:

– Но я, наверно, должна быть ей благодарна. Я думаю, если бы не она, мы

бы сейчас с вами не разговаривали. После той моей истерики вы навряд ли бы

стали искать со мной встречи.

– А куда бы я с этой подлодки делся?.. – вздохнул притворно Егор, но Алине

показалось, что не совсем притворно, и ей стало легко и весело. Она повернулась

в сторону водной глади и спросила, хотя голос ей слегка изменил, немножко

сорвался, даже пришлось покашлять, скрывая волнение:

– Этот остров действительно мой?

– Да. Он твой. Если ты его примешь в подарок.

Она повернула к нему счастливое лицо и, прижав ладошки к груди,

прошептала: «Спасибо», а потом, вновь оглянувшись на остров, воскликнула

радостно: «Спасибо! Спасибо!» и кинулась ему на шею. Он не успел обхватить и

удержать ее плечи, а она уже бежала к самой кромке воды и принялась

рассматривать свой собственный утиный остров и дергать подоспевшего Егора за

рукав, побуждая его тоже оценить великолепие утиного дворца. Как будто это не он

возился с архитектором и строительной бригадой, и не он лаялся с прорабом,

чтобы тот поторопил своих трудоголиков, и не он проверял сваи и мостки на

прочность, а лазы на собаконепроницаемость.

– А это, Алина, обратите внимание, пристань. Захотите навестить ваших

питомцев, то сможете подплыть к ним на лодке. И для обслуги хорошо – помыть,

починить. Подкормить…

И помолчав, тихим голосом спросил:

– Ты о таком острове мечтала?

И взял ее руки в свои ладони и прижал их к груди. И заглянул в глаза. И

собрался произнести что-то очень важное. Самое главное. Алина вдруг струхнула

и принялась нести какие-то глупости. Про то, что в этом тереме теперь можно

будет прятаться от непогоды. Или укрываться от врагов. Или, на худой конец,

оборудовать тайник. Замечательный тайник, в который никто и никогда из чужих

людей не догадается залезть. Что у них с Риткой Радовой, когда они еще учились в

школе, был свой тайник за одной из балок на чердаке Риткиного дома. А когда Егор

был школьником, у него тоже был тайник?

Если, следуя каким-то неподдающимся обычной человеческой логике

женским мотивам, ей и хотелось отвлечь своего героя от разговоров на серьезные

темы, то в этом она вполне преуспела.

Он застыл, как-то уж очень заинтересованно задумавшись над ее последним

вопросом, и так глубоко погрузился в свои мысли, ища правильный ответ, что сжал

ее руку слишком сильно. Пискнув, она выдернула ладошку. И тогда он сказал:

– Зяблик, а это мысль. У меня появилась одна интересная гипотеза, на

которую меня навел твой милый треп. Хочешь, мы ее прямо сейчас и проверим?

Мы ее быстренько проверим, а потом покатаемся, что ли… Хотя нет, ты тоже на

машине. Тогда посидим в кафе, чтобы не замерзнуть. На самом деле, я очень хочу

пригласить тебя к себе домой. Ни-ни-ни, никаких глупостей, только чай с

вишневым вареньем. Но должен предупредить, что тебе у меня может показаться

скучно. Кроме варенья, мне нечем будет тебя развлечь. Видишь ли, у меня нет

DVD-дисков с фильмами, ну совсем. То есть, абсолютно. Раньше у меня их было