Текст книги "Длань Покровителей. Земля избранных. Забудь все правила. Здесь – другая логика…"

2

Утро заглянуло в окно жёсткой солнечной вспышкой. Она птицей влетела в кухонную секцию, и, отразившись от полированной поверхности стола, разбилась золотистым фейерверком о зеркало. Нери зажмурился: глазные яблоки пронзила молния боли, отрикошетив в затылок. Последствия хмельных возлияний в звёздной компании Лихача были несладки.

Чёрт с ней, с головой… Главное, что его не тошнит. Уже не тошнит.

Или пока не тошнит?

Нери тщетно пытался стянуть чистые волосы в хвост, стоя перед зеркалом. Таким угрюмым, слабым и бледным он видел себя впервые. Да и ощущал, впрочем, тоже: тело будто прессовали бетонными плитами всю ночь напролёт.

Из глубины зеркального омута на юношу глядел совершенно незнакомый человек. Бледный, помятый, грустный и немощный. Нери критически осмотрел чужака и невесело ухмыльнулся. Отражение синхронно повторило движения его губ, подтверждая, что ошибки в восприятии быть не может. Что ж, придётся смириться с горестным фактом: это он, Нери 42.

Хорошо, что у него хватило сил доползти до душа после эпичной ночи. По крайней мере, цвет лица уже не отдавал зеленью. Головокружение то набирало силу, то сходило на нет, как кратковременный дождь в середине весны. Царящий в кухне запах кофе и ванили казался омерзительным.

Кожаный ремешок в который раз обхватил копну волос у корней. Оставалось лишь затянуть его покрепче. Ну, давай же!

Нери напряг мускулы, пытаясь превозмочь дикую слабость. Правая рука в который раз нещадно заныла по ходу нерва, но дело на этом не закончилось. Пальцы внезапно ослабли, отпустив кончик ремешка. Кисть руки непроизвольно сжалась в кулак, а затем распрямила фаланги, вновь позволив мозгу установить контроль над мускулами.

Волосы дождём рассыпались по плечам. Очередная попытка привести себя в порядок обернулась крахом. Страх подкатил к горлу приступом удушья. От плексопатии юноша мог ожидать чего угодно, но она ещё ни разу не выделывала такие фокусы с его рабочей рукой. Беспомощный стон сорвался с губ Нери.

– Жжжжесть! – выкрикнул парень, проклиная сам себя.

Незнакомец в зеркале скривил мину в бессильной ярости. Мышцы на его шее напряглись, проступив плотными тяжами сквозь бледную кожу.

– Жесть… – повторил Нери уже тише.

Шаркающий звук почти невесомых шагов стал ему ответом. За зеркальной гладью проступило ещё одно отражение. Мать приблизилась со спины: её силуэт в солнечных лучах казался тёмным пятном. Женщина осторожно приподнялась на цыпочках: Нери заметил блестящий предмет в её руке. Зубья густого гребня острыми иглами вонзились в кожу головы. Парень вяло повёл шеей. На большее не хватило сил.

– Не дёргайся, – прошептала мать.

Неслыханное добросердечие! Первая реплика в его адрес за пять дней.

Пальцы матери, сухие и холодные, стремительно перебирали его тяжёлые волосы. Как же ему не хватало этих рук в моменты, когда душа хотела выплакаться! Для Нери эта запоздалая забота была сродни подачке, но он стойко принимал её. И даже ощущал, как за грудиной, где-то в районе сердца, разливается парным молоком нежность.

Ремешок перехватил волосы: крепко и надёжно. Мать оценивающе посмотрела на результаты своего труда: её губы напряглись, выдавив натянутую улыбку.

– Иногда я жалею, что ты уже не ребёнок, – хрипло проговорила она.

Нери недобро фыркнул. Когда ошибок уже не исправить, наступает время сожалений и покаяний. «А не жалеешь ли ты, что я вообще появился на свет», – хотел было сказать он, но сдержался. Лишние скандалы ни к чему. Периоды перемирий становились всё более короткими и зыбкими, важно было поймать момент и удержать его.

Обжигающее пламя снова вспыхнуло под рёбрами. Воздух внезапно стал терпким и вязким. Бордовый рельеф кухонных шкафчиков вздрогнул перед глазами: головокружение возвращалось вместе с тошнотой. Нери провёл сухой ладонью по лбу.

Мать встала рядом с Нери и положила руку ему на плечо. Два силуэта задрожали в зеркале под яростным обстрелом утреннего солнца. Две одинаковые пары глаз слезились.

– С чего это ты вдруг на меня внимание обратила, Лариса? – спросил Нери. Он всегда называл мать по имени, когда она приходила мириться первой.

– Я переживаю, Нери, – сдержанно выдавила мать. – Может быть, ты и не видишь, но это так. Вчера ты пришёл затемно и… Ты был пьян.

Вот это да: прямо Мёртвый континент открыла!

В животе зародилась горячая волна ярости и понеслась вверх, сметая всё на своём пути. Непереносимо-едкий запах ванили ударил в нос. Взгляд застелила трепещущая пелена. Оттепель растопила грубую корку льда, и теперь старые обиды и разочарования начали подниматься со дна на поверхность. Нери шмыгнул носом: сдерживать слёзы становилось всё сложнее.

– Хочешь об этом поговорить?! – язвительно отозвался он, сбрасывая с плеча сухую материнскую ладонь. Эмоции переполняли его, голос едва не срывался в крик. – Восемнадцать лет ты молчала, а сейчас пришло время читать нотации?! Так?!

Лариса обожгла сына умоляющим взглядом. Рыжие волосы женщины паутиной прилипли к щекам. Слеза соскользнула с её ресниц и побежала к подбородку.

– Нери, ты… – процедила она сбивчиво, – ты не знаешь, как я надеялась уберечь тебя от падения…

Досада свинцовой пулей вошла в грудь, вылетев промеж лопаток, точно в том месте, где кожу навек испачкало «клеймо грязных». Оставив мать позади, Нери широкими шагами поспешил в прихожую. Орнамент обоев проносился мимо, смазывая цветы и завитки в нечёткие линии.

– Я знаю, что восемнадцать лет был для тебя пустым местом! – взревел он. – Я был лучшим во всём, я превосходил сам себя только ради того, чтобы заслужить хоть толику твоего внимания, но в ответ всегда получал фигу! А сейчас ты внезапно решила покаяться, думая, что это залатает все чёрные дыры?! Знай: одного слова, даже самого искреннего, недостаточно, чтобы обернуть время вспять! А чтобы раны прошлого залечить – тем более!

– Нери, – мать тяжёлыми шагами поспешила следом. Ладони её мелко дрожали. – Я долгое время работала на двух работах, чтобы ты и твоя сестра ни в чём не нуждались и были сыты. Я уставала, и мне было тяжело изображать образцовую мать.

– Изображать?! – Нери уже не сдерживал слёзы: солёные потоки бежали по щекам и шее, затекая под воротник рубашки. – Любовь, доверие, сочувствие – это не подделывается! Это не требует сил! Пусть доказано, что эмоции – это только химия, но она нужна! Как железо, поступающее с пищей! Как кислород в воздухе, которым мы дышим! Как мои… таблетки…

Цвета вокруг стали яркими и насыщенными, контуры предметов смазались. Боль снова прострелила правую руку, подтверждая его слова. Нужно срочно записаться на приём к реаниматору территориальной службы и поговорить о повышении дозы высокоселективных иммуносупрессантов.

Нери поспешно утрамбовывал ноги в ботинки. Голова отозвалась приступом давящей, тошнотворной боли, когда он наклонился, чтобы зашнуровать их. Квадраты половой плитки задрожали перед глазами. Пальцы непослушно запутались в узлах шнурков.

Как часто, глядя в пустые и отрешённые глаза матери, Нери хотелось закричать: «Я здесь! Я существую! Посмотри же на меня! Посмотри!» Но однажды до его сознания дошла простая истина: он не нужен ей. Это открытие не опустошило, не ошарашило, не сбило с пути. Оно просто сплело в тугой узел несколько логических нитей, о существовании которых он знал и ранее.

Оно просто стало неотъемлемым элементом реальности, как чашка кофе поутру. Как общая с сестрой комната, разделённая ширмой пополам…

Как аутоиммунная плечевая плексопатия.

Головокружение накрыло штормовым морским приливом. Нери распрямил спину и облокотился о стену: поле зрения превратилось в калейдоскоп, играющий мозаикой цветных осколков. Только бы удержать равновесие!

– Не создавай иллюзий, – прошептал он, подняв на мать заплаканные глаза. – Никогда, слышишь? Я давно принял то, что ты меня не любишь. Пусть будет так. Только не притворяйся больше заботливой и сопереживающей, хорошо?

Лариса виновато опустила покрасневшие глаза. Тяжёлый вздох сорвался с её губ.

– Нери, если я когда-нибудь причинила тебе боль, прости меня…

– Мне не больно, – сдавленно произнёс Нери, опустив развёрнутую ладонь себе на грудь. – Мне холодно. Вот здесь.

Тошнота снова подкатила к горлу натужным спазмом. Кисловатый привкус во рту воскресил в памяти вчерашний вечер, добродушное, широкое лицо Лихача… Да где это видано, чтобы отчим пёкся о пасынке пуще родной матери?

Нери сглотнул, подавляя рвотные позывы. Набросив на плечи ветровку, юноша поспешил к выходу. Каждый шаг порождал всплеск ноющей боли в затылке.

Дверь громко хлопнула за его спиной. Звук пролетел по лестничной клетке метеором, ударяясь о монолитные стены безлюдного коридора. Нери был рад этой пустоте: слёзы навек останутся их с матерью маленькой тайной. Наконец-то можно мысленно обозвать себя тряпкой! Парень промокнул щёки салфеткой. Теперь лишь влажные пятна на воротнике рубашки напоминали о его маленькой слабости.

Совесть перетянула сердце колючей проволокой. Как бы он ни презирал мать, какую бы обиду ни хранил в душе, он должен был остаться с ней сейчас, а не убегать в никуда, хлопнув дверью.

Стоило постучаться в родную дверь. Стоило вернуться обратно. Стоило обнять мать, извинившись за очередной скандал. Но он не мог переступить через себя…

Потому что от её слёз многолетний лёд превращался в воду.

3

Коридор пятого этажа факультета встретил Нери химическим запахом краски, прохладой кондиционеров, белой пустотой стен и пугающим предчувствием неизбежного… Не успел он покинуть кабину лифта, как возбуждённый гомон голосов окутал его плотным коконом. Девичий смех истерическими нотками прорывался сквозь гул, и юноша прикрыл уши ладонями, чтобы хотя бы на мгновение почувствовать себя в безопасности.

А безопасность сейчас была превыше всего. Потому что смеялись сегодня в его честь. От осознания этого факта Нери хотелось бесследно раствориться в воздухе, рассосаться, обрести невидимость.

Вчерашний вечер, определённо, привёл его на Доску нарушителей. Не стоит даже сомневаться – он накуролесил на прямое попадание в топ. Второй раз за три года обучения. Только на этот раз повод был куда более серьёзным, вызывающим общественное порицание.

Как в подтверждение своей догадки, Нери заметил оживлённую толпу студентов, сгрудившуюся в холле у Доски нарушителей. Юноши, едко злорадствуя, толкали друг друга; девушки кокетливо прикрывали рты. Озеро звонкого смеха растекалось вокруг, искрясь нотками высоких переливов.

Одинокая красная строчка зловеще мерцала на самом верху большого экрана, приковывая взгляды. Ниже тянулся добрый десяток жёлтых. Нери точно знал, чьё имя выведено сегодня красными буквами. Это он, Нери 42, станет сегодня добычей юных безжалостных стервятников; и они, наверняка, уже готовы кинуться на запах кровоточащей плоти. Он кожей чувствовал их голод.

Рациональнее было бы сейчас укрыться от любопытных взглядов где-нибудь в подсобке. Чужие клевки равносильны медленной гибели под пытками.

Нери поймал взглядом собственное отражение на зеркальной поверхности стены: ужасающий незнакомец всё ещё шагал рядом, и внушал отвращение своим присутствием. Как же хотелось прогнать его прочь: бледного, мятого и дрожащего! Но истина была обезоруживающей и горькой: убежать от себя невозможно. Парень обречённо пожал плечами. Сегодня этот сутулый тип – его верный спутник.

Ноги упрямо несли Нери в толпу, прямо в гнездо голодных, озверевших стервятников. Какая-то бессознательная его часть хотела убедиться в том, что роль всеобщего факультетского посмешища сегодня отведена действительно ему. Да и интересно будет посмотреть, сколько стипендиальных баллов сняли за нарушение.

Прочь сомнения: вот и первый звоночек! Три смеющиеся девушки прижали Нери к стенке около кабинета молекулярной биологии. Нудные и фальшивые члены студенческого актива. Сейчас начнутся нотации…

– А вот и Нери 42, один из лучших студентов третьего курса, – заискивающе пропела одна их девушек: крупная брюнетка с физиономией, как по циркулю. – Но так ли он хорош на самом деле?

Началось! Весь словарный запас моментально утонул в вязкой жиже похмелья. Головокружение в очередной раз смазало поле зрения, превратив его в трепещущий рой ярких пятен.

– Да уж, получше тебя, – процедил Нери растерянно, – по крайней мере, к людям не пристаю.

– Сейчас проверим, – продолжила толстушка. – Сейчас узнаем, способно ли твоё сердце к сочувствию, Нери.

– Тридцать собак и сорок четыре кошки в приюте для бездомных животных нуждаются в срочном дорогостоящем обследовании и лечении, – продолжила девушка с едкими розовыми волосами и уродливой родинкой над верхней губой. – Хозяева предали их, люди причиняли им боль. Видел бы ты, в каком состоянии они находятся! Мы с девочками курируем их, покупаем пищу, оплачиваем пребывание и ночлежки. Но средств на всё катастрофически не хватает. И мы проводим акцию. Перечисли половину стипендиальных баллов в фонд помощи бездомным животным, сделай мир добрее! Уже четыреста пятнадцать студентов факультета участвуют в ней. Присоединяйся, не стыдись, Нери 42!

– К тому же, ты получаешь вдвое больше баллов, чем остальные, – хихикнула за широкой спиной брюнетки сухенькая коротышка. – Тебе не жаль тратить стипендиальные баллы на алкоголь, но жаль отдать их тому, кто нуждается в них больше? Тебе не стыдно пройти мимо голодного котёнка, но стыдно поучаствовать в нашей акции?

Если это шутка или насмешка, то, по крайней мере, не так уж она и жестока. Нери гордо распрямил спину в готовности достойно ответить на атаку. Молчаливый помятый спутник, чёрной тенью плетущийся следом, повторил степенное движение.

– Стыдно? – он приподнял бровь. – Я с удовольствием помог бы особям с поломками и повреждениями, или больным детям. А вот прерывать цепь естественного отбора… Да, пожалуй, мне стыдно идти против самой природы! Вот вам дельный совет: направьте свой энтузиазм в более полезное русло.

Лица девушек выглядели обескуражено: ломка отточенного шаблона стала для них неожиданностью. Они сконфуженно переглянулись, будто бы обдумывая коварный план. Нери окутал тонкий цветочный аромат духов, смешанный с диким душком чужого пота. От жутковатого амбре под рёбрами снова заплясали чёртики с факелами.

– Бессердечный! – возмутилась брюнетка. Круглое лицо её запылало искренней яростью. – Человек в состоянии помочь себе сам! Он злоупотребляет своим положением в иерархии живых существ, истребляя своих меньших братьев! Животные, в отличие от него, не способны на предательство и жестокость! Кто им поможет, если не мы?!

Нери прыснул: вот она, псевдомораль! Здравствуйте, двойные стандарты. Нет, он не видел ничего дурного в благотворительности, но искренне презирал фанатизм и позерство.

Впрочем, почему бы не проверить, насколько эти женские особи искренны в намерениях?

– Кошки дерут мебель, собаки пахнут псиной, – кивнул Нери, изо всех сил стараясь не рассмеяться. – Грызуны мне больше по душе. Вот что я вам скажу: в подвале студенческого общежития погибает несколько замечательных крысиных семей. У двухста крысят увеличена печень от постоянного контакта с ядом и химикатами, им срочно нужна субклеточная томография. Жестокий человек убил их мать, запустив в неё допереломным резиновым сапогом. Они потеряли доверие к людям, но в глубине души всё ещё верят в добро. Сырость подвала – верная смерть для них. Возьмёте их хотя бы на передержку, добросердечные вы мои, тогда, так и быть, помогу.

Он грубовато протолкнулся вперёд, разорвав полукольцо оцепления, и ринулся к Доске нарушителей.

– Фу, – закричала ему вслед сухенькая, – тварь безжалостная! Подумать только: крыс на курацию взять предложил! Этих мерзейших паразитов!

Но Нери уже не слышал гневную тираду. Интерес к девушкам, прикрывающим голую гордыню благой целью, был потерян окончательно и бесповоротно. Внимание приковала гудящая толпа студентов впереди.

Осиное гнездо… Сейчас придётся его разворошить! Он приближался на опасное расстояние, и сегодня он был обмазан сладким джемом.

Нери остановился, глубоко вдыхая едкий запах свежей краски и мела. Ноги предательски задрожали, напоминая о том, что ещё есть время развернуться и дать дёру. Парень затравленно огляделся, ожидая нападок, но, к его удивлению, никто и глазом не повёл.

Стоп! Вот, кажется, и первая оса. Из толпы навстречу Нери, по-спортивному пригибаясь к полу, выбежал ухоженный парень в цветастой рубашке. Известная на факультете личность: несравненный третьекурсник Шале 487 по прозвищу Золотой Дракон. Заносчивый и легкомысленный, привыкший держаться горделиво и высокомерно.

Но сейчас Шале не был похож ни на пафосного альфа-самца, ни на золотого дракона. Он выглядел обескураженным и растрёпанным. Щёки юноши отчаянно полыхали. Во взгляде круглых карих глаз сквозило возмущение.

И – да – Шале непробиваемым танком шёл точно на него.

Дыхание остановилось на вдохе, закравшись под диафрагму. Нери со страхом ждал неизбежного укуса ядовитого жала.

Шале приблизился почти вплотную: карикатурно-крупный, мускулистый, подтянутый. С размаху опустил тяжёлые ладони на плечи Нери. Юношу покоробило от напыщенного кареглазого взгляда, он почти ощутил огненное дыхание на коже. «Драться, никак, собрался, – мелькнуло в голове у Нери, – Но я не смогу ему ответить сейчас… Что же делать?»

Отчаяние нарастало, заставляя колени исходить мелкой дрожью. Нери презирал сам себя: трусливого, слабого и беспомощного. Глаза спешно бегали по холлу, ища пути для отступления.

– Шале, может… – попытался он решить несуществующее противоречие словами.

Но прежде, чем он успел закончить фразу, с губ Шале сорвался отчаянный визгливый вопль:

– Нери 42, ну хоть ты меня спаси от них!

Нери непонимающе взглянул в испуганные глаза Шале.

– От кого? – пробормотал он. – Как бы тебе меня спасать не пришлось…

– Глупые шутки, Нери 42!!! Харе прибедняться!

Крепкие пальцы обхватили плечи Нери, впиваясь в кожу. Шале при всём своём высокомерии никогда ещё не вёл себя столь странно и вызывающе. По крайней мере, не на памяти Нери.

Нери непонимающе вздёрнул подбородок, уставившись на Доску нарушителей. Сердце ушло в пятки, выдав сто двадцать ударов. «Шале 487» – дерзко выкрикивали позорные красные буквы. «Внебрачное совокупление» – насмешливо гласило пояснение во втором столбце. Вздох облегчения вырвался из груди: сегодня Шале принял на себя роль жертвы и стал его невольным спасителем.

Имя Нери, к удивлению, было лишь четвёртым в списке. Сто пятьдесят баллов санкций и месячный мораторий на десерты – не так уж и страшно.

– Низменные первичные инстинкты, значит, побороть не смог? – усмехнулся Нери. Страх отступил в мгновение ока. – Как же так, Дракон?

– И ты туда же?! – Шале резким движением хлопнул парня по спине, раздражение сквозило в его голосе. – Нери, прошу тебя, не рассуждай о том, о чём понятия не имеешь. С этим невозможно бороться!

– Возможно, если голова правильно работает, – подмигнул Нери. Он, испытывая презрение сам к себе, ощущал, как кровь закипает жаждой наживы истинного стервятника. – Подумать только! Горделивый Золотой Дракон оказался податливой жертвой первичного!

Шале эти слова привели в бешенство. Смуглое лицо, обрамлённое фигурными бакенбардами, исказила гримаса крайнего недовольства; глаза засверкали, испуская ядовитые вспышки молний. Густые чёрные брови соприкоснулись над переносицей, перекосив лоб сеточкой мимических морщинок.

– Ты не знаешь, о чём говоришь, Нери 42! – прокричал он, с силой толкнув Нери. – Такие как ты, рассуждают о Мёртвом континенте, не отрывая задницы от лежака! Да тебе просто завидно: ты же не узнаешь никогда, что это такое! С тобой даже последняя дурнушка не свяжется, потому что ты – грязный! Грязный!

Глаза Нери расширились, брови поползли вверх. За восемнадцать лет своей грязной жизни он ни разу не получал такого поразительно искреннего и откровенного оскорбления в лицо. Что ж, всё когда-нибудь происходит впервые.

Времена дискриминации по признаку генетической неполноценности минули лет пятьдесят назад, и теперь любая попытка вербального унижения этой категории граждан жестоко каралась. Грязные уже давно могли жить полноценно, ни в чём себя не ограничивая: проходить все ступени образования, занимать высокие посты, заводить семьи и воспроизводить потомство. В литературе и текстах песен категорически запрещалось использование слова «грязный» применительно к человеческим особям; в каждом кинофильме хотя бы один положительный герой обязан был как бы непреднамеренно продемонстрировать зловещую татуировку меж лопаток…

Однако при этом ни для кого не являлось секретом то, что многие грязных по-прежнему сторонились и не воспринимали всерьёз. Слишком уж длителен был предшествующий период дискриминации. Презрение к генетически неполноценным намертво закрепилось в коллективном сознании, как запах сырости и крысиного помёта в старом подвале.

– Не боишься, Шале?! – неожиданно резво рявкнул Нери. Раздражение и злоба пошли горлом. – При свидетелях, всё-таки!

Но Шале, казалось, не слышал его. Вероятно, события сегодняшнего дня окончательно выбили его из колеи:

– Грязнуля будет указывать мне, как я должен жить и с кем я должен совокупляться?! – взвопил он, с девичьей истерикой заломив руки. – Твоё дело, Нери 42, менять подгузники сестрице и не лезть в ту жизнь, которой ты никогда не сможешь вкусить!

Впрочем, Шале не желал продолжать спор. Показав Нери мускулистый зад, обтянутый модными лосинами, он поспешил прочь. Возмущённые вопли ещё долго доносились до ушей Нери, но и они в конце концов затихли.

Нери надеялся, что конфликт исчерпан. Обида кипятком плескалась где-то внизу живота, но он старался держаться. Эмоции можно подавить, но нельзя позволять им подавлять тебя. Ничего ведь не изменилось от слов этой крупногабаритной истерички мужского пола, всё осталось как прежде. Как прежде…

– Нери, ты правда грязный? – юноша ощутил, как чьи-то руки заискивающе играются прядью его волос. – Грязные меня возбуждают…

Нери выстрелил косым взглядом из-за плеча: осторожно, чтобы не выдать нарастающее раздражение. За его спиной накручивала его же волосы на палец высокая блондинка. Две пуговицы на её белоснежной блузке были вызывающе расстёгнуты, расширившийся вырез подчёркивал очертания крупной груди.

– А ты меня – нет, – ответил он, освобождая из чужой цепкой хватки многострадальные локоны.

Блондинка демонстративно наморщила нос, будто бы спасаясь от неприятного запаха.

– Ты что, поверил? – хохотнула она, нахально подбоченившись. – Да чтоб я с грязным связалась?!

– Руки помыть не забудь, – фыркнул Нери в ответ.

Подавляя кипящий внутри водоворот эмоций, Нери двинулся к лифтам. По пути он прикидывал, что хуже: оказаться на Доске нарушителей в топе или прослыть грязным на весь факультет. Он с удовольствием забрал бы слова, сказанные в укор Шале, назад, если бы это повернуло вспять его судьбу и сохранило конфиденциальную информацию об особенностях его генотипа под замком… Но, к сожалению, слово – не воробей. Ни он, ни Шале не смогли бы изменить то, что уже свершилось.

Самое мудрое, что Нери мог сейчас сделать – просто принять ситуацию такой, какая она есть. Нужно вести себя непринуждённо и спокойно, тогда никто не примет возмущённые слова Шале всерьёз.

Непринуждённо и спокойно.