Текст книги "Навозный жук летает в сумерках"

Лицо в окне

Если бы кто-то в те дни проходил мимо Селандерского поместья, он бы увидел тихий, пустой, слегка обветшалый дом, погруженный в сон в старом заросшем саду. Нигде ни малейшего признака жизни, кроме жужжания шмелей в живой изгороди из роз и пчелиного звона в кронах лип.

Днем светило солнце, ночью луна, рингарюдское небо всегда было безоблачно, в траве сверкала роса. Все дышало безмятежностью и покоем.

Но в этой тишине в стенах белого дома кипела бурная деятельность. А все благодаря Юнасу Берглунду. Наконец-то ему удалось хоть немного расшевелить этих копуш!

К примеру, он заставил Аннику позвонить в Стокгольм, в египетский отдел Музея Средиземноморья, и разузнать, известно ли им что-нибудь о деревянной древнеегипетской надгробной статуе, которую в восемнадцатом веке привез в смоландскую деревню Рингарюд один из учеников Линнея, Андреас Виик. Чтобы не искать зря, Юнас хотел сперва выяснить, знают ли об этой статуе в музее, может, она где-то зарегистрирована, а может, даже хранится у них.

Но о статуе в музее слышали впервые. Это известие вполне удовлетворило Юнаса. На самом деле он ничуть не удивился, но он должен был знать наверняка, чтобы отражать все недовольные нападки и детские отговорки, в особенности со стороны Анники. Как это ни печально, статуя ее совершенно не интересовала. Анника и думать о ней не желала, ее затянула эта занудная история любви Эмилии и Андреаса. Теперь она, по крайней мере, перестанет твердить, что статуя давно уже стоит в каком-нибудь музее.

Давид, к сожалению, тоже не очень интересовался статуей. Но от него, по крайней мере, был толк. Например, он раскопал удивительные сведения о чувствах растений. Оказывается, цветы, точно так же как все живое, беспокоятся и страдают, если какому-то существу рядом с ними наносят вред. Возможно, они даже реагируют на мысли людей. Еще у цветов, вероятно, есть память. И это все не голословные утверждения: узнать, что чувствует цветок, можно, измерив мельчайшие электрические колебания, которые происходят в клеточной ткани растений под воздействием внешних раздражителей.

Короче говоря, Давид раскопал потрясающие факты, но вместо того, чтобы сделать какие-то выводы, удовольствовался простой констатацией. Он неплохо соображал, но был совершенно не практичен и не знал, как применить свои идеи в жизни.

Зато Юнас знал. Он сразу же отправил Давида в магазин радиотехники – взять напрокат гальванометр, прибор для измерения электрического тока. Они подключили датчик с электродами к Селандриану, и результат не заставил себя ждать. Стрелка сразу же задрожала, и теперь можно было наблюдать, как цветок себя чувствует и на что реагирует. Они уже провели несколько успешных экспериментов, и теперь Юнас втайне подумывал о том, как бы использовать цветок, чтобы найти статую. В том, что между статуей и цветком есть скрытая связь, он не сомневался, но планов своих не раскрывал, чтобы никого понапрасну не беспокоить. Давид и Анника вечно все понимали превратно, а объяснять Юнасу было некогда. Есть дела и поважнее!

Чтобы следить за незваными гостями, которые иногда шастали по Селандерскому поместью, Юнас по всему саду натянул проволоку. Проволока пряталась в траве и подключалась к хлопушке, и если кто-то задевал ее, хлопушка выстреливала. Хлопушка имела двойное назначение: во-первых, это был сигнал Юнасу, что кто-то ходит по саду, во-вторых, выстрел должен был напугать гостя.

Это было гениальное и очень эффективное изобретение. Юнас испробовал его на Аннике. Он протянул одну проволоку прямо у калитки, и когда калитка открылась, раздался выстрел. Анника страшно испугалась. Жаль только, что потом она разозлилась и устроила Юнасу скучный допрос, где он раздобыл это устройство.

Юнас сказал, что взял в долг, но Анника не отставала. У кого? Спросил ли он разрешения? Юнас считал, что в подробности вдаваться не стоит, но Анника уже начала догадываться и задавала наводящие вопросы:

– Ты что, опять рылся в папиных сигнализационных приборах? А папа знает? Ты спросил разрешения?

На первый вопрос Юнас ответил: «Да». На второй – «Нет». Анника, конечно, возмутилась и начала его отчитывать самым что ни на есть занудным образом, но у Юнаса не было ни малейшего желания с ней спорить.

Анника никак не могла понять, что иногда надо самому принимать решения, не дожидаясь разрешения. Иначе в этой жизни ничего не добьешься. Нельзя ставить под угрозу успех всего дела, слушаясь пустячных запретов людей, которые даже не понимают, о чем идет речь. И не хотят выслушивать объяснений. И лишены дальновидности.

Поэтому следовало осторожнее обсуждать с Анникой более смелые методы. Юнас первый готов был признать ее способности. Анника большая умница, но ей не хватает дальновидности, широты взглядов!

Давид, когда хотел, мог мыслить широко. Да, он немного непрактичный, заторможенный и мечтательный. Витает в облаках. Недостаточно предприимчив. И с заключениями, в отличие от Юнаса, у него туговато. Не может сделать выводов, ясных как день.

Но в остальном они отличные ребята – и Давид, и Анника. Юнас ни на кого на свете их бы не променял.

Анника расшифровала все письма, и теперь Юнас направлялся в Селандерское поместье, чтобы послушать ее отчет. Про статую там вроде бы было негусто, но кто знает, Анника легко могла что-то пропустить. Зато Юнас часто замечал то, чего не видели другие…

Анника стояла в ванной Селандерского дома и мыла цветы. Дверь в ванную комнату, которая находилась в прихожей, была открыта, и Анника могла одновременно говорить с Давидом, расположившимся в гостиной.

Анника начинала привыкать к Селандерскому поместью, ей нравилось здесь. Поливая душем цветы, она разговаривала с ними. Это хорошо, говорил Давид, так и надо. Цветы любят, когда с ними разговаривают.

У бабушки Анники всегда были очень красивые цветы, а все потому, объясняла бабушка, что она с ними разговаривает. Раньше Анника смеялась, думая, что это лишь старое суеверие, но Давид объяснил, что такое вполне возможно. Это даже доказали некоторые современные исследования. То же самое имел в виду Андреас Виик, когда писал о вселенской душе, позволявшей всем живым существам понимать друг друга.

И вот, стоя в ванной, Анника мурлыкала:

– Вот так, дорогой… Давай-ка помоем еще под листиками.

– Что ты сказала? – крикнул Давид из гостиной.

– Ничего особенного. Я просто болтала с цветком.

Анника подставила под душ следующий горшок. Это был бальзамин, весь усыпанный цветами. Он вырос и разветвился так, что еле держался в горшке. Анника задумалась, что с ним делать. Вдруг Давид закричал:

– Анника, что ты делаешь? Что там происходит?

Голос у него был встревоженный. Анника оставила цветок и вышла из ванной с ножницами в руках. Давид показал на датчик Селандриана.

– Посмотри, что с ним творится! Наверное, его что-то напугало! Ты что, сломала какое-нибудь растение?

Да нет, Анника ничего такого не делала, но она и сама видела, как испуганно дрожит стрелка на гальванометре.

– А зачем тебе ножницы? – спросил Давид.

Анника объяснила, что бальзамин слишком разросся и она собиралась его обрезать. Давид сказал, что этого делать не следует, цветы нельзя обрезать во время цветения. Лучше воткнуть в землю палочки и подпереть стебли. Анника отложила ножницы.

Давид взглянул на гальванометр. Иголка больше не дрожала, Селандриан успокоился. Выходит, Анника растревожила его одной только мыслью о том, что бальзамин надо подрезать.

Анника посмотрела на Селандриан. Этот цветок внушал ей уважение. Он жил на одном и том же месте с восемнадцатого века. Он вырос из семечка, которое посадила Эмилия Селандер, посадила с большой любовью. Наверное, его не раз пересаживали, но все равно это был потомок того самого цветка. Он прожил долгую цветочную жизнь, многое видел, многое помнил и выражал это на свой загадочный лад. У него, точно так же как у людей, был свой язык жестов. Что, если растения понимают язык и мысли людей, а люди не способны понять мысли цветов? Потому что люди уважают только разум себе подобных. И не видят мудрости цветов.

Зазвонил телефон. Анника была так погружена в свои размышления, что вздрогнула от неожиданности. Она пошла обратно в ванную, а Давид побежал к телефону.

– Добрый вечер, Давид. Это Юлия Анделиус.

– Да, я вас узнал. Как у вас дела?

В трубке послышался смешок, короткий веселый смешок:

– Да, задал ты мне задачку. Сначала я хотела пойти слоном на еЗ, но поскольку ты так хитро занял е5 своей пешкой, то я решила, что лучше все же…

Юлия замолчала и спросила, не случилось ли чего: Давид так громко вздохнул, как будто его что-то напугало.

– Вокруг дома кто-то ходит. Я видел в окне лицо.

– Это был кто-то знакомый?

– Не уверен… мне показалось, что да, но… Если вы оставите свой номер, я мог бы перезвонить вам чуть позже.

– Нет, я позвоню сама. До свидания, Давид.

Юлия повесила трубку, и Давид пошел к Аннике.

– Только что кто-то заглянул в окно, – прошептал он. – Мне показалось, что это Натте.

Анника уже закончила возиться с цветами. Она сказала, что если это Натте, то волноваться нечего, наверняка он опять навеселе.

– Что ж, может, и не зря Юнас натягивает эти свои проволоки, – сказал Давид.

Тут раздались быстрые шаги, и в комнату вбежал Юнас – пора было приступать к письмам.

Эмилия и Андреас

Они сидели, скрестив ноги, на полу в летней комнате. Был вечер. Липа за окном молчала. Давид зажег свечку и поставил на пол. Юнас включил магнитофон и, как всегда, рассказал, что здесь будет происходить:

– Добрый вечер! Юнас Берглунд из Селандерского поместья! Мы с коллегами собрались в летней комнате, чтобы, наконец, разобраться, что же содержится в этом уникальном собрании писем. Как вы понимаете, мы будем говорить об истории, произошедшей в стенах этого дома в восемнадцатом веке. Для начала послушаем Аннику Берглунд и Давида Стенфельдта. Они тщательно изучили письма и готовы поделиться с нами полученной информацией. Кто хочет начать? Может быть, Давид? Пожалуйста! Запись пошла.

Давид уставился на микрофон и прочистил горло.

– Ну, вряд ли это будет исчерпывающим отчетом – до сих пор остается много вопросов, которые мы, однако, надеемся со временем разрешить.

Давид замолчал, и Анника добавила, что просто прочесть письма мало, они должны полностью погрузиться в жизнь этих двух людей, живших в восемнадцатом столетии, – Эмилии и Андреаса. Тут без воображения не обойтись, надо попытаться понять, что они думали и чувствовали, почему поступали так, а не иначе. Нельзя забывать, что в то время по-иному смотрели на многие вещи, но главное – с этими людьми нужно подружиться, думать о них так, как о своих современниках.

– Вот что удалось узнать моим коллегам, – заключил Юнас. – А теперь, дорогие слушатели, давайте вместе вернемся в прошлое, посмотрим, что происходило в нашей деревне Рингарюд в восемнадцатом веке! Начнем сначала! Два ребенка, Эмилия и Андреас, бегают по саду Селандерского поместья…

– Нет-нет, – перебила его Анника. – Все было не так. Вернее, не совсем так. Конечно, Эмилия и Андреас знали друг друга с детства и часто играли вместе, это нам известно из писем. Андреас иногда вспоминает о том, что они делали, когда были маленькими. Но играли они не в Селандерском поместье, а на Пономарском дворе, где жил Андреас. Его отца звали Петрус Виик, он был пономарем, следил за церковью, играл на органе и звонил в колокола. Это был добрый, хороший человек. И Андреас, и Магдалена, его сестра, часто с любовью вспоминают об отце в своих письмах. Еще они пишут, как он был привязан к Эмилии. Петрус Виик сыграл важную роль в их жизни. Оказывается, и Эмилия, и Андреас рано потеряли своих матерей и, возможно, именно поэтому с самого детства так хорошо понимали друг друга. После смерти жены отец Андреаса так и остался один. А отец Эмилии женился во второй раз. Отца звали Якоб Селандер, он был зажиточным крестьянином – очень богатым, судя по всему. Мать Эмилии умерла, когда девочке было всего три года. У Эмилии не было ни братьев, ни сестер. Через несколько месяцев после смерти жены отец женился на одной богатой родственнице, Эббе, и у Эмилии появилась мачеха. Как она относилась к девочке, из писем не ясно, о ней говорится крайне редко. Но, похоже, особой близости между мачехой и падчерицей не было. Эбба упоминается только в связи с Андреасом. Ей не нравилось, что Эмилия проводит с ним так много времени. Да и отец этого не одобрял. Чем старше становилась Эмилия, тем сильнее Якоб и Эбба возражали против их дружбы. Они не хотели, чтобы Эмилия и Андреас поженились. Эмилия должна выйти за человека богатого и знатного, считали они. В то время девушка не сама выбирала себе жениха, а ее выдавали замуж, ее собственное желание ничего не значило – все решали родители. Отец и мачеха всеми силами старались помешать Эмилии встречаться с Андреасом.

Тут Давид перебил Аннику. Он сказал, что помешать им встречаться было не так-то просто, ведь Эмилии предстояло пойти в школу, а школа находилась на Пономарском дворе, и учителем был не кто иной, как отец Андреаса, пономарь Петрус Виик. Пока Эмилия училась в школе, никто не мог запретить ей бывать на Пономарском дворе. Отцу было ни к чему портить отношения с пономарем и ссориться с пробстом. Андреас был очень одаренным и способным учеником, сам пробст взялся за его образование, обучил латыни и, наконец, устроил так, что Андреас смог продолжить обучение в Вэкшё.

В Вэкшё Андреас приехал в 1752 году. Тогда ему было четырнадцать, Эмилии двенадцать, а Магдалене, сестре Андреаса, семнадцать. Эмилия и Магдалена подружились. В дальнейшем они никогда не расставались и всегда помогали друг другу.

– Можно кое-что добавить? – нетерпеливо спросила Анника. – Дело в том, что почти все это мы знаем из писем Магдалены, особенно продолжение истории Эмилии. Эмилия ничего не скрывала от подруги, а та всегда ей отвечала и помогала советом. Иногда нам приходилось что-то додумывать, но самое важное мы знаем наверняка, так как Магдалена записывала все очень старательно и подробно. Она часто цитирует письма Эмилии и всегда говорит, на какой вопрос будет отвечать. Любопытно, что Магдалена почти никогда не пишет о себе и своих делах – только об Эмилии, Андреасе и их трудностях. Так что о ней мы знаем не так много – кроме того, что она была чрезвычайно самоотверженна. Все, можешь продолжать, Давид!

– Так вот, Андреас два года учился в Вэкшё, и они постоянно переписывались. Вначале письма совсем детские, но к концу его пребывания в Вэкшё их отношения стали более зрелыми, а чувства – глубокими и серьезными. Андреас и Эмилия решили тайно пожениться. Летом 1754 года Андреас приезжает в Рингарюд и устраивается гувернером в одно поместье недалеко от дома, чтобы видеться с Эмилией. Они продолжают встречаться, хотя понятно, что родители Эмилии делают все возможное, чтобы им помешать.

Осенью 1754 года Андреас отправляется в Упсалу учиться в университете и слушать лекции Линнея. В письмах упсальского периода еще отчетливее видно, что Эмилия и Андреас считают себя помолвленными, женихом и невестой. Но родители Эмилии чинят им всяческие препоны, и переписка ведется втайне, через Магдалену. Когда под Рождество Андреас ненадолго приезжает домой, они встречаются всего несколько раз, потому что Эмилию никогда не оставляют одну да еще по случаю праздника постоянно увозят в гости к родственникам.

– Да, грустно, – добавила Анника. – Эмилия покорно ездит на все эти торжества. Она почти не сопротивляется, тайком плачет из-за того, что не может видеться с Андреасом, но ничего не предпринимает. Похоже, в те времена это было невозможно. Эмилия никогда не перечит отцу и мачехе, беспрекословно слушается, а тайком все плачет. Иногда, убедившись, что ее не поймают, она все-таки сбегает, чтобы повидаться с Андреасом. Магдалена всегда помогает влюбленным, их письма пестрят планами свиданий, которые иногда все-таки срывались, и тогда на помощь снова призывали Магдалену. Андреас и его сестра понимали, что, если Андреас хочет добиться расположения Якоба Селандера и когда-нибудь в будущем стать достойным его дочери, он должен чего-то добиться в жизни. Это безумие…

Тут Юнас перебил ее, рассмеявшись своим дежурным «репортерским» смехом:

– Как вы слышите, наш исследователь очень глубоко проникся переживаниями героев. Это, безусловно, интересно, но, возможно, еще интереснее было бы хоть немного узнать о загадочной… как бы так выразиться, чтобы не слишком опережать события? Ну, скажем, о загадочной находке, которую Андреас привез из чужой страны! Давид, не мог бы ты немного рассказать об этом?

– Да, конечно, скоро мы доберемся и до этого, но лучше все же идти по порядку. Итак, вернемся к тому, на чем остановились: Андреас учится теперь в Упсале у Линнея, вернее, Линнеуса – так его звали до получения дворянского титула. Андреас восхищается своим учителем, все письма полны рассказов о нем, то, что он пишет, напоминает дневник. Андреас ловит каждое слово учителя и впитывает его идеи о природе и обо всем живом. Но Линней вдохновляет Андреаса и на собственные мысли. Андреас развивает некоторые идеи учителя, но идет дальше и создает собственную философию, основанную на учении Линнея. К концу упсальского периода Андреас в своих письмах все больше говорит о природе, жизни и душе – «вселенской душе», как он пишет, и все меньше о Линнее. Эмилия получает от него потрясающие письма, и неудивительно, что она так бережет их и так за них переживает, ведь за перепиской следят. Эмилия считала своим долгом сохранить письма для потомков – как своего рода завещание Андреаса. Эти письма – его единственное наследие, ведь он не оставил никаких трудов, ничего… Эмилия чувствовала огромную ответственность, тем более что современники не понимали идей Андреаса, и она это знала. В своих письмах Андреас часто пишет о непонимании, он воспринимает это очень болезненно, так что Эмилии, конечно же, приходится постоянно его утешать и подбадривать…

Тут снова вмешалась Анника.

– Типичная история, – возмущенно сказала она. – Разумеется, меня тоже очень тронули излияния Андреаса, мне было его жаль, и я надеялась, что Эмилии удастся его поддержать. Но потом я как-то задумалась… И даже немного разозлилась. Все было не так романтично, как кажется. В письмах постоянно говорится об Андреасе, о его благе, его учебе, его мыслях, его благополучии. Он просит Эмилию ухаживать за семенами, которые присылает, сажать их. Вот почему в этом доме столько растений – надо понимать, это цветы Андреаса, которые Эмилия вырастила для него. Но это еще не все. Андреас вечно дает ей какие-то мелкие поручения и просит поскорее ответить – желательно со следующей почтой. Он никогда не спрашивает, как ей живется, – одной, без собственного дела, под надзором отца и мачехи. Единственный личный вопрос – о здоровье Эмилии и ее близких, да и об этом он всегда справляется примерно в одинаковых выражениях. Ну и, конечно же, заверения в вечной любви, преданности и тому подобное. Сначала веришь им, они кажутся прекрасными и трогательными, но потом замечаешь, что выражения почти не меняются и постепенно начинают напоминать дежурные фразы. Письма, которые он писал из Вэкшё, были совсем другие – Эмилия тогда была ему небезразлична, он спрашивал, чем она занимается и о чем думает, но здесь этого уже нет. Они дали друг другу слово, все отлично, теперь можно предъявлять требования. Не хотела бы я получать такие письма. Но Эмилия как будто ничего не замечает или же воспринимает свое вечное служение как долг – точно так же, как в отношениях с отцом…

Анника замолчала и опустила глаза, от волнения она расковыряла заусенец и откусила его. Теперь заговорил Юнас:

– Итак, это был еще один комментарий нашей увлеченной коллеги. Что ж, продолжим! Давид!

Давид, похоже, погрузился в свои мысли, потому что, когда Юнас к нему обратился, он вздрогнул.

– Ну… Ну, я не знаю, возможно, Анника права, но я искал в этих письмах другое. Меня больше всего интересовали рассуждения Андреаса. Я старался внимательно их изучить и с удовольствием расскажу, что я узнал… конечно, если я все правильно понял. Как и Линней, Андреас во всем видит смысл и взаимосвязь – даже в том, что кажется совершенно случайным. Но Линней видит в природе божественный замысел и верит в божественный порядок. Андреас, похоже, не так уверен в причастности Бога к сотворению мира – вместо этого он говорит о «вселенской душе». Правда, несколько раз он все же цитирует Линнея, который в каком-то из своих сочинений сказал примерно следующее: «Стоит ли удивляться, что я не вижу Бога, раз я не могу разглядеть даже то существо, которое живет во мне». Андреас постоянно повторяет это в своих письмах… Кстати, именно эти слова Эмилия так красиво переписала и повесила в рамке на стене у себя в комнате. Очевидно, что Андреас много об этом думал. Он еще не до конца разобрался в своем отношении к Богу.

– Да, – снова перебила его Анника. Щеки ее горели. – Ведь он еще не разобрался «с тем существом, которое живет в нем». А разобраться не мешало бы. И еще хоть немного подумать о том существе, которое живет внутри Эмилии! Но Андреасу, очевидно, было не до того…

Юнас нервно заерзал и перебил ее:

– Полагаю, нам лучше прервать эту дискуссию, безусловно, интересную, но сильно тормозящую дело. Давайте на время оставим нравственный аспект в отношениях Эмилии и Андреаса, а также идеи Андреаса. Посмотрим лучше, как развивались события. Итак, мы были в Упсале вместе с Андреасом. Что произошло дальше? Давид, пожалуйста!

– Дело в том, что Линней, судя по всему, был не особенно легок на подъем, да и годы брали свое. Вместо того чтобы самому ездить по свету, он посылал учеников в разные страны за семенами, растениями и другими необходимыми материалами для своих исследований. После нескольких лет обучения в Упсале настала очередь и Андреаса. В начале 1757 года его послали в Египет, где он пробыл два года. Незадолго до отъезда, перед Рождеством, он приехал домой. Нежно простившись с Эмилией, он покидает Швецию. Из своего путешествия по Египту он шлет ей редкие, зато крайне содержательные письма. И в одном письме…

Юнас не удержался и загадочным, торжественным голосом произнес:

– Итак, дорогие слушатели, мы подошли, так сказать, к квинтэссенции этой истории, и я призываю вас к вниманию. Сосредоточьтесь! Продолжай, Давид!

– Ну вот, и в одном письме Андреас рассказывает, что вместе с коллегой из Англии нашел две удивительные древнеегипетские статуи. Это искусно расписанные женские фигуры из дерева, длиной почти в человеческий рост. На статуях этих, пишет Андреас, лежит магическое заклятие. Тон письма шутливый, но чувствуется, что в глубине души Андреас обеспокоен. Интересно, что скажут дома, когда он привезет это языческое божество? Как отнесется к этому его отец, Петрус Виик? Не выгонит ли он его из дому, шутя добавляет Андреас. Сам в заклятие не верит. Но ему известно, как суеверны жители Рингарюда… Позже мы узнаем, что Андреас беспокоился не напрасно. Такого переполоха в Рингарюде еще никогда не творилось. Египетский идол из языческой гробницы! Какой скандал! Перепугались все. Это возмутительно! Как можно разорять гробницы?!

Андреас пробыл дома недолго – ему надо было ехать в Упсалу, чтобы рассказать о находках Линнею. Но он давно не виделся с Эмилией, а они любили друг друга. Вскоре после отъезда Андреаса Эмилия поняла, что ждет ребенка.

Здесь Юнас вынужден был прервать Давида, он хотел задать несколько важных вопросов:

– Расскажите поподробнее о статуе. Полагаю, многим слушателям интересно, куда она попала, в чьи руки. Известно ли это? И если да, то откуда?

– Да, конечно, – ответил Давид. – Отправляясь в Упсалу, Андреас оставил статую в Рингарюде, на Пономарском дворе. Они с Магдаленой спрятали ее, однако о статуе знала вся деревня, народ постоянно околачивался возле дома, стараясь что-то разнюхать. Магдалена пишет Эмилии, что для семьи это было тяжелое время. Петрус Виик злился на статую: с тех пор как идол появился в доме, отец помрачнел, и Магдалену это очень печалило. Этому посвящено много писем – Магдалена рассказывает Эмилии, что они с отцом без конца писали Андреасу о том, что хотят избавиться от идола. В конце концов Эмилия предложила, что заберет статую себе. Кстати, попросил ее об этом Андреас. Эмилия перенесла статую к себе наверх, в летнюю комнату, и положила в сундук. Ей пришлось действовать тайком, за спиной у отца и Эббы. Никто из них об этом так никогда и не узнал. Эмилия не боялась проклятия и радовалась, что может быть хоть чем-то полезной своему любимому Андреасу.

– Как всегда! – едко заметила Анника.

– Да, как всегда, – повторил Давид. – Но не успел Андреас вернуться в Упсалу, как Линней, очень довольный египетскими находками, решил отправить его в новое путешествие. На этот раз в Южную Америку. На три года. Для Андреаса это важная поездка: вернувшись, он сможет стать профессором, а это бы многое изменило в их жизни. Отец Эмилии и Эбба, возможно, согласятся на их брак. Только вот Эмилия беременна. Но об этом никто не знает. Никто, кроме Магдалены. Андреасу Эмилия говорить не хотела. Ведь тогда он может отказаться от поездки, которая так много значит для их будущего. Эмилия думала поехать с ним в Южную Америку, но Магдалена ее разубедила. Это чересчур тяжело в ее положении. Эмилия и сама это понимала – из писем Магдалены видно, что Эмилия не хочет быть обузой Андреасу…

Анника выхватила у Юнаса микрофон и возмущенно воскликнула:

– Подумайте, как благородно! Магдалена восхищена заботливостью Эмилии. И хотя Эмилия беременна, они говорят только об Андреасе, о его поездке, его диссертации и профессуре… А ребенок – это просто досадная неприятность, о которой следует помалкивать. И самое главное – ни в коем случае не огорчать Андреаса! Как хорошо, что мы живем в другое время!

– Все понятно! Это был еще один эмоциональный комментарий нашей увлеченной коллеги. Однако продолжим… Давид, пожалуйста!

– Ближе к осени Андреас должен был уехать, поэтому почти все лето перед отъездом он провел дома. Разумеется, он проводит много времени с Эмилией, но о ребенке она по-прежнему молчит. Вскоре они сталкиваются с новыми неприятностями. Узнав о возвращении Андреаса и догадавшись, что Эмилия с ним встречается, отец ее, Якоб Селандер, приходит в ярость. Он давно уже подумывал выдать Эмилию за одного богатого приятеля, Малькольма Браксе. Браксе намного старше Эмилии, он, как пишет Магдалена, всегда любил ее, любил на расстоянии. Но Эмилии, конечно же, нет до него никакого дела. У Эмилии с Эббой происходит какой-то разговор, Эбба пытается ее образумить. Эмилия должна понять, что она не может выйти замуж за бедного студента. Отец и мачеха недовольны, что Андреас засоряет голову Эмилии какими-то странными мыслями. Эмилия в отчаянии пишет Магдалене, та пытается ее утешить.

И вот настал последний вечер перед отъездом Андреаса. Влюбленные встретились, чтобы проститься. Но неожиданно все переворачивается с ног на голову – они вдруг перестают понимать друг друга. Кстати, именно тогда Эмилия получает в подарок серебряную брошь с цветком – ту, что мы нашли в шкатулке. Эмилия в отчаянии, плачет, они расстаются… Их пути расходятся… О том, что было после, мы узнаём по крупицам из писем Магдалены. Эмилия, судя по всему, постоянно возвращалась к этим событиям, без конца проговаривала их в письмах, а мы попытались восстановить, как все было на самом деле. Вероятно, после встречи с Андреасом Эмилия заперлась у себя в летней комнате. Мы точно знаем, что она села писать Магдалене, так как на это письмо сохранился ответ. Эмилия рассказала о своем нелепом прощании с Андреасом и о том, что отец что-то проведал: в ту минуту, когда она пишет это письмо, Якоб Селандер рвется в комнату. Эмилия почти готова собрать вещи и бежать с Андреасом. Она в отчаянии, впервые в жизни ей нет никакого дела до отца, который ломится в запертую дверь. Потом ее будет мучить совесть, она решит, что одна виновата во всем, что случилось после, и что это – наказание за ее непослушание.

Так ничего и не добившись от дочери, Селандер решает серьезно поговорить с Андреасом. Он, естественно, знает, что Андреас уезжает на три года. Эмилия не может ждать его так долго. Он должен предоставить ей свободу выйти за Малькольма Браксе. Возможно, Селандер надеется уговорить Андреаса оставить Эмилию. Как бы то ни было, он идет к Андреасу, который тем летом жил один в небольшом домике в лесу. Дом стоит в глуши, на улице темно, льет дождь и дует ветер. Отец Эмилии заряжает пистолет – в те времена люди часто носили оружие, на случай, если по дороге нападут разбойники.

Итак, Селандер мчится к Андреасу. Он взволнован и разозлен. Селандер недолюбливает Андреаса и считает, что тот мешает счастью его дочери и засоряет ее голову всякой ерундой. В сильном возбуждении Селандер прибегает к дому юноши, погруженному в темноту. То, что произошло потом, страшно и непонятно, но, если верить письмам, все именно так и было. Эмилия часто возвращается к этому происшествию, Магдалена ее утешает, и случившееся той ночью становится вечной темой их разговоров. Однако именно благодаря письмам нам более или менее удалось восстановить события. Итак, Селандер колотит в дверь, никто не отзывается. В доме темно. Но дверь не заперта, и он входит. Селандер думает, что Андреас скоро вернется, и проходит в дом. Но вдруг ему навстречу в темноте грозно поднимается чья-то черная тень. Селандер пугается, теряет самообладание, взводит курок и стреляет наугад – потом он признается, что плохо видел, куда стрелял. Человек падает. И тут Селандера охватывает паника. Он впопыхах устраивает все так, чтобы было похоже на самоубийство, затем поджигает дом и исчезает. На следующее утро…

– Подожди! – прервала его Анника. Она внимательно прислушалась и попросила всех на секунду замолчать. – Мне показалось, что внизу кто-то ходит!

Этого не может быть, возражает Юнас. В дом невозможно проникнуть незаметно. В саду повсюду натянута проволока, и если бы кто-то пытался войти, они бы непременно услышали. Беспокоиться нечего. Давид может продолжать.

– Ну вот. На следующее утро Эмилия захотела еще раз повидать Андреаса и проститься как следует. Но по дороге к его дому она встретила людей, которые сказали, что Андреас мертв. Ночью дом сгорел, они нашли обуглившееся тело. Говорили, что он покончил с собой. Вот так завершилась история Эмилии и Андреаса. Несчастного похоронили на Висельной горке, в неосвященной земле. Там хоронили преступников и тех, кто, как говорили тогда, наложил на себя руки. В то время покончить жизнь самоубийством считалось преступлением. Но как накажешь самоубийцу? Единственное, что можно было сделать, это похоронить тело в неосвященной земле.