Текст книги "Хост пожарче"

Полина Волкова

Пряный душистый вечер. Распахнутый оконный проем веет свежим дуновением легкого апрельского ветерка. Воздушной музыкой греют уши теплые песни птиц и радостные крики соседских детей, играюче перебрасывающих мяч друг другу в какой-то непонятной, пожалуй, даже им самим траектории. И кажется, нет ничего на свете прекраснее, чем окружающий мир со всем его многообразием красок, запахов и вечеров, так безмятежно паривших легких облачком гармонии. И думается, будто жизнь в своем рисунке воплощает все оттенки, которыми только может отливать счастье… Если бы не одно НО… Пластиковая форточка была наглухо заперта, и вместо приветливого ветерка в нее нагло ломился суровый сибирский апрельский ветер, по своей силе ничуть не уступающий февральской буре, поэтому мечты о нежном дуновении счастья оставались лишь заоблачными фантазиями. И даже во время проветривания минуты душевной феерии никак не могли дать себе волю зацвести звонкоголосыми детьми, ибо мой оконный проем если и доносил до меня детские разговоры, то никакой эстетики я от них не испытывала. Окна мои выходили на задний двор какого-то смутного учебного заведения и единственные диалоги, которые мне «ласкали» слух по вечерам, были губительные маты и разъяренные перепалки то ли учеников этого самого забытого Богом заведения, то ли местных бомжей, то ли вовсе первых со вторыми. Да и сама я особой эстетики от происходящего испытывала мало, так как являюсь подростком, то есть натурой очень ранимой и еще и раздавленной мнением «всезнающих» взрослых…

Сглотнув очередной, подкативший к горлу комок слез, я потеребила мохнатую спинку своего той-терьерчика и наглухо закрыла уши руками, дабы оградить себя от очередных маминых нотаций на тему «ты уже взрослая, а ведешь себя, как дитя неразумное». Кстати, основной темой сегодняшнего конфликта с мамой были непротертые от пыли полки… (ну, забыла я, ну, с кем не бывает…) Хотя полки в маминой тираде закончились часа, эдак, два назад, уступив место всем другим смертных грехам, в которых были виноваты политики, музыканты, тетя Тома из соседнего подъезда, ее глухой вислоухий пес, сама мама, в конце концов – в общем, все, кроме меня. Но под разгоряченную руку попала не тетя Тома с господином Путиным, поэтому их вина каким-то образом перелегла на мои плечи… Отношения с мамой у меня были очень теплые, и попроси меня составить рейтинг самых близких сердцу людей, я бы, не раздумывая, вписала ее в первую строчку. Вот только у мамы, как собственно и у всех взрослых, есть одна очень плохая привычка – увлекаться воспитанием своих детей, не давая не только просвета для личной жизни, но и вовсе щелочки, чтобы хоть одной ноздрей нюхнуть эту самую личную жизнь. На что я вовсе не злюсь, хотя обидно немножечко…

В соседнем доме живет моя бабушка, женщина в крайне преклонном возрасте, за которой мама ежедневно ухаживает. Кстати, делает это одна лишь мама. Все остальные дети уже готовящейся помирать старухи лишь ищут повод, как бы побольше отхапать наследство старой женщины. Именно эти люди и стали причиной маминого вспыльчивого настроения. На правах младшей дочери мама особых льгот не имела, и даже более того, не могла добиться элементарной, пусть даже паручасовой помощи в уходе за старушкой от своих «любезных» братьев и еще более «любезных» сестер. Мама, будучи в первую очередь Человеком, держать в себе эмоции не могла, вот и приходилось их на ком-то вымещать. Собственно, этим кем-то на протяжении уже нескольких месяцев являлась я с моим четвероногим Тошиком.

Часы электронного экрана дисплея моего нового айфона 5S, последней на сегодняшний день модели, которую только могла выплюнуть фантазия стивджобовской команды, показывали без десяти минут десять вечера по Омску, то есть почти семь по Москве, что сигнализировало о скором начале онлайн конференции на гугле с генеральным директором лейбла Black Star, от которого я фанатела до глубины души. Мама, уже успокоившись, пила чай на кухне, смотря какой-то сопливый сериальчик по телевизору. Тоша спал за моей спиной на мохнатой подушке. А я вывожу корявое число «15 апреля», тем самым завершая запись в своем Дневнике приключенческой жизни будущего покорителя мира, ну, или просто в личном дневнике, как его приземленно прозвали все подростки мира.

«Скромным быть не в моде» доносили до меня приятные голоса Егора Крида и Ханны, сладко поливающие меня жизнеутверждающими мотивами из моих белых айр педсов. Столь приятный мотив новоиспеченного хита так ласкал мое самолюбие и поднимал самооценку, что в голову невольно закрадывались мысли: «А как бы я исполнила этот трек?!», «Каково же там в Black Star?!» и «Возможно ли вообще туда попасть обычной девчонке, ну, к примеру, мне?!» Раздумья мои были не только плодом подростковой мечтательности, а еще и некой надеждой: вчера на видеочате Пашу оставил всем подписчикам E-mail, для того чтобы талантливые новички могли присылать в лейбл свои демозаписи. Стоит ли говорить, что я воспользовалась его советом в ту же минуту. Нет, ну, а что? Пою я хорошо, запись качественная есть, ну, чем я не вторая Кристина Si?! Увлеченная размышлениями, я вовсе не заметила, что на протяжении последних пяти минут за мной по школьной лестнице гналась изрядно запыхавшаяся Юля.

– Полина! – голосом с явной укоризненной интонацией начала диалог моя лучшая подруга. – Еле догнала! Некогда объяснять, нам налево!

Я смутно оглядела Жарову. Ее растрепанные, наспех расчесанные волосы выглядели так, будто она всю ночь драила подсобные помещения лестничной клетки старого завода. Да и сам образ в целом не отличался особой аккуратностью: рваные синие джинсы – самый запрещенный предмет гардероба для нашей элитной гимназии, потрепанная голубая блузка, купленная, видимо, в последний день распродажи бутика, и без того не отличавшегося особым качеством продаваемой в нем одежды. Единственное, что спасало образ Юли от полного краха, – это идеальная фигура. Жарова была сантиметров на пятнадцать выше меня и обладала, пожалуй, самой красивой грудью в школе – полноценный третий размер, причем это без всяких пуш-апов и прочих женских хитростей. Я же имела всего первый, зато грамотно подобранное нижнее белье позволяло мне носить майки с вырезом, который не могла себя позволить даже моя грудастая подруга. Кстати, по стилю одежды я ее превосходила раз в сто. На мне были приталенное молочное платье тонкой вязки. выписанное из малоизвестного московского шоурума, потертые розовые кеды, купленные месяц назад во время шопинга в Милане, на голове же была заплетена ажурная коса – мое подаражание известной топ-модели Катерине Шаниповой. В общем, я собой гордилась на все сто и была уверена в себе на столько же. Из моих пламенных самолюбований меня вырвала беспокойная Юля, которой просто горело свернуть налево, находясь в двух шагах от кабинета русского языка, где у нас вот-вот должен был начаться урок. Хотя особой логикой Юля и не отличалась, но это наша пробежка была продумана до мелочей. В этом самом левом повороте, куда мы так рьяно торопились, изучал биологию физмат, в котором учился Юра – «предмет обожания» моей знойной подруги. В книге бурного романа отношений молодых людей не было даже элементарного диалога. Я сомневаюсь, что он даже имя-то ее знал. Однако знакомиться первой Юля наотрез отказывалась, аргументируя тем, что наши ежедневные дефиле мимо его кабинета таки заставят Юлькиного накачанного ботаника в неизменно красном мешковатом свитере обратить внимание на нее, такую обворожительную.

– Куда ты пялишься, дура! Вот он! Ммм… черт… ну, хоть бы голову повернул… – приходилось мне выслушивать завывания под правым ухом. На что я, театрально закатив глаза, ответила свое коронное:

– Ты опять? Может, все-таки на урок?

Урок русского языка особой яркостью не отличался, и делать пометки в личный дневник на предмете, по которому мне уже в конце года сдавать ЕГЭ, было бы жестом крайней степени идиотизма, который, к счастью, мне присущ не был. Так что, благополучно законспектировав лекции нашей классной, кстати, единственной нормальной училки в школе, мы отправились в местный театр абсурда с религиозным уклоном – на урок биологии.

Здесь меня в царственном одиночестве ждала первая парта. Весь класс, осознавая возможность втихаря позалипать в айфоны, старался уйти подальше. Однако я всегда шла к определенному месту. Оно толстым слоем обувного клея (или какой там самый прочный?) приклеилось к «сдающей ЕГЭ по биологии» мне. И хотя егэшные бланки с ужасающими вопросами по млекопитающим я видела только в кошмарных снах, а в жизни столкнуться с ними не решилась бы ни за какие богатства, всё мое окружение напрочь было уверено в обратном. Этот кошмар мерзкой жвачкой прилип ко мне еще в пятом классе, когда я во имя избежания тройки за четверть наобещала биологичке впредь отдельно учить ее предмет и даже поклялась выбрать его сдавать в формате ЕГЭ. Сейчас я с ужасом проклинаю этот день и думаю: лучше было бы походить недельку – другую к ней на пересдачу, добросовестно доучив непонятые темы, чем столько времени терпеть особое внимание к своей «крайне интересующейся предметом» персоне.

Перемена пролетела, словно ее и не было – в одно ухо меня грузила Юля рассказами о знойном теле Юры, которое каждый день манило ее сквозь его «облегающий мужественные мышцы свитер» и каждую ночь грело в сладких (сопливых!) снах, а второе звенело рассказами биологички о предстоящих уже через два месяца экзаменах. Причем обе дамы были уверены, что их рассказы непременно меня интересуют, и даже более того, являются центром моей вселенной и постоянным объектом для раздумья. Сама я, чтобы хоть как-то отвлечься от их словесной чепухи, рассматривала сетчатую юбку моей когда-то бывшей подруги, а теперь соперницы номер один – Лизы Расколовой. Как бы то ни было странно, но нашей дружбе завидовало полкласса, и мы сами дорожили ей как зеницей ока ровно до того момента, как Лизу поглотил приторный мир взрослых развлечений. В тот день я засекла ее в кабинке туалета с красавцем нашего класса Тарасом за очень и очень непристойным занятием, но дружеские чары победили мое пренебрежение и, переборов отвращение, я постаралась смириться и сделать все, чтобы мы и дальше могли оставаться подругами, не вспоминая о произошедшем казусе. Однако я и дальше ещё несколько раз продолжала оставаться случайной свидетельницей страстных свиданий в туалете Лизы не только с её любимым молодым человеком Тарасом, но и Денисом из параллельного класса, или, как мы его называем – Бочкой, и его другом, и другом его друга, и другом последнего, и приятелем третьего с конца. И я более не могла списывать легкомысленное поведение Лизы на оправдывающую вспышку любви, ибо пространство под ее юбкой подвергалось изучению до бесконечности многими. Такое поведение никак не сочеталось с моими моральными устоями, и дружба затрещала по всем швам.

Из размышлений меня вырвал спасительный звук школьного звонка. Заняв свое привилегированное место и подписав на полях «шестнадцатое апреля», я начала чертить табличку, так как эти перекрестные палочки были любимым атрибутом Софии Павловны, предпочитающей засунуть в них весь курс школьной биологии. Лихорадочно открыв пособие по преподаванию, она тут же начала надиктовыввать нам какую-то непонятную ересь, на что с задней парты послышался уже стандартный вопрос: «А почему именно так, София Павловна?». На что последовал ожидаемый ответ: «На все воля божья, Никита». И по рядам раздался лихорадочный смех, сменившийся теплой улыбкой. Все-таки какими бы странностями учителя ни обладали, мы все равно привязываемся к ним, как наивные младенцы, и любим дорогих светил знаний, как вторых родителей.

Красивого синего цвета, блестящий темно-фиолетовой магнитной полосой царственно красовался на моей полке билет на «Суперфинал Кубка «Газпромнефти» по хоккею», главным приглашенным гостем которого являлась покорившая сердца миллионов подростков своей лиричной песней про вечер пятницы группа «Пицца». Кстати, посещение матча было обязательно не только для Сергея Приказчикова, но и для всех учеников нашей гимназии. Эдакий массовый культурный поход. А что? Я только за! Лет пять назад культурными вылазками для школьников были лишь скучные, нуждающиеся в капитальном ремонте и не особо блистающие высокой культурой экспонатов музеи или того хуже подвальные театры с крайне порочащей литературу игрой актеров. Сейчас же модернизация шагает широкими шагами, причем даже не удивлюсь, если эти самые шаги она совершает в новомодных конверсах! Ведь за концерт этой приглашенной группы любой школьник готов отдать душу. Хотя нет, пожалуй, я не совсем уместно использовала этот фразеологизм, ибо жизнь, смерть и душа – это уделы взрослых, а у нас, подростков, все сложнее – нам не придется идти на сделки с дьяволом или торговать сущностью бытия с иными высшими силами. Наше личное пространство оккупировано другими преградами. И если ты тинейджер, то, дабы получить своё, будь готов вытерпеть собственновольный недельный отказ от молодежных дружеских снеков в KFC и накопить на заветный билет или вытерпеть трехдневное нравоучение родителей с их любимым протяжным завыванием: «К экзаменам готовиться надо, а не попу на концертах морозить!». А тут, пожалуйста, все затраты берут на себя спонсоры, а упреки аннулирует официальность мероприятия. В итоге: одни взрослые платят, другие не имеют права на возражение, а мы, дети-гимназисты – в шоколаде!

Открою секрет: для меня этот концерт имеет особую важность, потому что уже целый год ярким светом пятикрылой звезды мне освещает дорогу мечта – спеть когда-нибудь дуэтом с Сережей на большой сцене. И я, будучи ребенком, имею полное право мечтать, иначе когда нам еще быть наивными, как не в детские годы?! И этот подаренный билет, и счастливая пятничная дата – 25.04 – лишь приближают мои фантазии, рисующие мне выход на большую сцену.

И несмотря на то, что сегодня мое место ограничивается лишь трибуной большого ледового дворца, я всегда верю в чудо и уверена, что это самое чудо тоже верит в меня и мы когда-нибудь обязательно встретимся и зажжем этот мир головокружительными огнями перемен!

В силу своей мечтательности я могла еще долго парить в теплом свете фантазий, однако была вырвана из них вибрацией айфона, нервно высвечивающего на экране звонок от Жаровой.

– АААААААААА! – раздался в трубке голос, явно обескураженной, пока неизвестно чем Юли.

– Пожар? Землетрясение? Наводнение? – с сарказмом поинтересовалась я.

– Лучше! Лучше! Прикинь, что! Я сейчас в маршрутке! И знаешь, кто сидит напротив меня? – голос подруги перешел на шепот. – Он!!!

– Кто? – заведомо зная ответ, зачем-то спросила я.

– Конь в пальто! – пыталась отшутиться Юля.

– Ну, тогда быстрей загугли лошадиный словарь и спроси его о чем-нибудь! Это же твой шанс! – попыталась спасти ситуацию я.

– С кем? С Юрой? Ты что, вообще, что ли! А если от волнения я выпалю несусветную глупость, и он подумает, что я какая-нибудь двоечница на грани отчисления! Или, наоборот, так заверчу вопрос, что тот заинтересуется и пожелает развить тему дальше, спросит что-нибудь в ответ, а я, не понимая, как с ним общаться, сяду в лужу.

– Чего тогда звонила? – уже мечтая оказаться рядом с подругой и толкнуть ее прямо на руки возлюбленного, замечаю я.

– Как чего? Радостью поделиться! И это, Поль, у меня к тебе просьба. Я тут в наш любимый бутик забегала, и в него такую сумочку завезли! В общем, займи две штуки баксов? Только это… ну, в общем, я не знаю, когда верну, просто, ты же понимаешь, мои родители в месяц даже на молнию этот чуда не зарабатывают, а сама устроиться никуда не могу. Ну, выпускной класс и все такое… Ты же понимаешь?

– Конечно, – расстегивая кошелек, кивнула я.

Меня бренды интересовали так же, как моего пса строение солнечной системы, зато достаток моих родителей позволял мне ежедневно скупать весь месячный завоз всех этих бутиков. А Юля, будучи дочкой детского педиатра в государственной больнице, была большой охотницей до блеска излучаемого всеми этими бирками и логотипами, по мне так, бесцельно и безвкусно поналяпанными на самые обычные вещи. Поэтому каждый месяц я, не жалея, расставалась с несколькими пачками зеленой американской валюты, отдавая их прямиком улыбчивому кассиру «нашего любимого бутика», покупки в котором совершенно не украшали, но зато безумно радовали мою подругу. Свой гардероб за все время нашего совместного шопинга в Юлином раю, то есть за последние пять лет, я украсила лишь одним кашемировым свитером и гофрированными оранжевыми легинсами, которые, кстати, стали причиной покупки кед той же марки во время недавней поездки в Милан, так как несмотря на бросающуюся в глаза ультрамодность, сочетать эти промыслы дизайнерского искусства с чем-либо, кроме вещей из их же бутика, было очень сложно, потому что фантазия дизайнера этой марки была слишком «оригинальна и неподражаема».

Стадион. «Пицца». Дом. Вечер. Спать. Если честно, подробнее расписывать даже нет сил, но, как говорится, «за А всегда должна следовать Б», так что наслаждайся, искренний слушатель моей жизни, историей о неоправданных детских ожиданиях.

– Полин, я подошла, – улыбчивым Настиным голосом заметила трубка айфона.

Настя – это моя детская подруга. Обозначить точно место нашего знакомства попросту невозможно. Мы познакомились ещё в два года в детском кружке игры на ложках, однако общались там очень скомканно, зато через три года, в которые мы, кстати, не поддерживали абсолютно никакой связи, меня с ней вновь познакомила общая подруга, но и тут общение длилось всего пару месяцев и особой теплотой не отличалось. И дружба оборвалась, так и не начавшись. Потом Настя объявилась только через год, царственно войдя в зал легкой атлетики, в который решила заглянуть и я. Наше общение, безусловно, играло приятными сердцу нотками, но перешагнуть грань «просто знакомых» так и не смогло: то ли мелодия дружбы играла слишком тихо, то ли ноты искренности часто фальшивили. Но судьба-хозяйка не отступала и позднее поселила в Настю росток желания попробоваться в модельной сфере, из-за чего она и решила обратиться к девочке с самой красивой аватаркой в списке ее электронных друзей, которой, собственно, оказалась я. Правда, моделинг не смог затянуть ни Нас-тю, ни меня, но зато сблизил нас до неузнаваемости. Дружба двух подруг длилась неразрывным тандемом почти полгода, пока не потерпела нападения злостной армии, флот которой возглавляли три капитана – мальчики, килограммы, финансы. Стоит ли говорить, что наша дружба – девушка неопытная – потерпела поражение. И хотя мы с Настей и видимся до сих пор, но подругами назвать друг друга уже не можем.

– Выхожу, – слегка уставшим тоном выдавил мой голос. Прямо у дверей подъезда меня ждала девчонка в синих кроссах и шипованной кожанке – Настя, и очаровательная двухдверная машинка, идеально сочетающаяся с цветом обуви моей подруги, хотя и выигрывающая по яркости раз так в десять. Двери машины уже были растворены и готовы нас приютить, а заботливая мама, возглавлявшая водительское кресло уже давила на газ, чтобы домчать нас на всех парах до назначенного места. Всю дорогу мы ехали молча, причем молчали не потому, что были утомлены за день бесхребетным потоком слов и желали насладиться тишиной, а потому, что просто не имели тем для обсуждения.

– Не задерживайтесь, – сквозь закрытое стекло произнес голос знойной блондинки, высадившей нас у ледового дворца – моей мамы.

Выслушавшие короткое наставление и готовые принять на себя порцию позитивных эмоций от концерта любимой музыкальной группы, мы направились прямиком к входу и, преодолев его довольно быстро, заняли свои места. Сережа оглушал позитивом и поливал сладкой глазурью хорошего настроения. Уж не знаю, как я выглядела со стороны, но я воображала себя теплой мороженкой, ибо растекалась по креслу так же, как подогретая любимая сладость. «И все-таки он красавчик», – тихо шепнула мне на ухо Настя, вымещая концертные фотки в инстаграм со своего нового подаренного заботливыми родителями гаджета. До техники Настя была тем еще едоком, но, меняя планшеты каждый месяц, все равно не могла угомониться. Вот и сейчас ее тонкие пальчики, нервно скользившие по экрану, так и нарывались на комплимент, что я не в силах удержаться и, не дай Бог, чтобы не обидеть подругу, заметила: «Новый гаджет? Очень интересный». «Правда?» – переспросила меня Настя и залилась пятнадцатиминутной тирадой о достоинствах ее электронного приобретения. И пока я искренне пыталась вникнуть в трепетно выученные Настей характеристики устройства, Сережа уже допевал последнюю песню. После чего последовал хоккейный матч, в котором вроде как выиграла Московская команда, хотя я могу ошибиться, потому что за игрой не следила вообще. Я пришла сюда ради Приказчикова, поэтому всю игру провела, тыча в экран ленты твиттера, и не будь я под прицелом снайперского взгляда следившей за нами завуча, ушла бы сразу после концерта. В общем, банальный поход на небанальное мероприятие.

Встречи лицом к лицу с Сережей не последовало, хотя, по сути, следовать и не должно было, к чему я была абсолютно готова. Правда, нервная фантазия изнутри крыла меня гневными фразочками и попрекала разбитыми иллюзиями о том, что солист вдруг случайным образом захочет исполнить одну из песен с фанатами из зала… Но это ее проблемы: сама влезла в мою голову, сама навыдумывала тут историй и меня виноватой выставляет?! Хотя я сказки люблю, и даже в них верю. Но мне всего семнадцать, поэтому единственным успокоением для меня является воодушевляющее: «То ли еще будет!», сказанное как-то мне Мотом, случайно встреченным в аэропорту в нашем трехфразовом диалоге.

Придя домой, я настроила колонки на максимальную громкость, и из них тут же сладким киселем полилась река мелодичных звуков минуса к Нюшиному «Чуду». Будучи крайне влюбленной в эту музыкальную историю, я с первых нот подхватила любимый мотив и устроила свой персональный песенный вечер для себя и своей бушующей фантазии.

Утро было ленивым, даже как-то слишком ленивым. Разбуженная оптимистическим настроем Димы Билана, вещавшим, что «Все невозможное возможно» и утверждавшим хитовым треком, лившимся через динамики, что он «это знает точно», я нехотя сползла с кровати. Тоша лежал рядом и, несмотря на резавшее в окно ослепляющими утренними лучами солнце, даже и не думал вставать. Я подползла к зеркалу и улыбнулась увиденному в нем отражению. Сквозь стекло из мира Зазеркалья на меня смотрела заспанная девочка-подросток с шелковистыми темно-каштановыми волосами, добрыми карими глазами, пухлыми от природы губками. «Привет!» – я помахала ей ладошкой, а потом скромно добавила: «Сегодня будем покорять этот заждавшийся нашего царствования мир! Только сначала позавтракаем». С этими словами я отправилась в кухню, где меня уже ждал шведский стол. Положив на большую тарелку зажаристую сосиску и два шоколадных пончика, я принялась укреплять свой запас утренней энергии. За завтраком я зевнула раз пять, мысленно проклиная унылую традицию ходить в школу по субботам. Часы показывали «7.05» и, рассудив, что до начала уроков у меня оставалось еще добрых полтора часа, я завалилась на диван, погрузившись в чтение «Любимых блондинок» Малахова, повествующего в своей картинке идеального мира об эфире, чуть было не похороненном Ларисой из-за капризов зазнавшейся топ-модели, не пускавшей свою бабушку на «Большую стирку».

Взявшись за руки, мы с Юлей стояли у школьного окна и наблюдали царственное танго снежной бури.

– 26 апреля… – неудовлетворенно пробурчала Жарова.

– Это Омск, детка, – пошло отшутилась я, ущипнув подругу за задницу, тем самым пародируя манеры Тараса.

Я ожидала услышать звонкий Юлин смех, но вместо чего получила длинным колким ногтем толчок в бок, символизирующий, по-видимому, что мне срочно нужно повернуть голову направо, потому что там разворачивается какая-нибудь достойная «Оскара» ситуация. Обычно увиденная мною картина была мало похожа на полнометражный фильм и всего лишь составляла игру одного актера, так как получала ногтем в ребро я только тогда, когда рядом оказывался слащавый Юра. Однако в этот раз картина была действительно интересная.

Буквально в пяти метрах от нас возвышался тот самый сладкоголосый парнишка, манеру разговора которого я только что пыталась спародировать. Напротив него стояла Лиза в короткой до непристойного юбке и расстегнутой почти до пупа блузке. Разговаривали они тихо, и извлечь основную мысль из диалога, не говоря уже о подробных цитатах, нам с Юлей даже при полном напряжении слуха было нереально. Зато по их активной жестикуляции мы поняли, что Тарас за что-то отчитывал Лизу. Причем ее провинность, по-видимому, очень задела молодого человека, и, если бы в этот момент из кабинета географии не вышел информатик Севолев Павел Михайлович, прославившийся по всей школе прозвищем ПМС, сложившимся из первых букв ФИО, Тарас непременно бы ударил мою бывшую подругу.

– Вот это поворот, неужто главный секс-символ класса узнал, что его птичка изменяет ему со всеми, с кем ни попадя? – нахально заявила Жарова.

– Заткнись! – единственное и самое безобидное, что могла высказать я в ответ на столь бесцеремонную реплику.

Прозвенел звонок, и мы заняли свои места в кабинете истории. В классе сидело ровно двадцать два человека, то есть не хватало только одного. Я беспокойно оглядела кабинет в поисках отсутствующего и лихорадочно поняла, что мои худшие сомнения подтверждаются – не хватало Лизы.

– Можно выйти? – истерично выкрикнула я и, не дожидаясь ответа, выскочила из класса, чуть не сбив шагающего по коридору пятиклассника, который тут же принялся краснеть и извиняться, но я даже не обратила внимания, прямиком помчавшись в туалет, надеясь там найти заплаканную жертву Тараса, но Лизы там не было. Тогда я совершила еще пару кругов по всей территории школьного здания, но ее не было нигде. Я уже даже было осмелилась заглянуть в мужской сортир, но, сочтя это лишним и понадеявшись на остатки приличия моей хорошей знакомой, пошла по направлению к кабинету истории. Войдя, я первым делом кинула взгляд на парту двухметрового блондина – Тарас сидел один. Без Лизы.

– Волкова? А куда это мы без разрешения пропадаем на пол-урока? – как укол в спину, звучал голос Элины Борисовны – преподавателя истории. – Марш к доске!

– Пожалуйста, – тихо прощебетала я.

– Ну, рассказывай, – постукивая указкой по столу, нравоучительным тоном, заикаясь, проговорила учительница.

– Что? – высказала я вслух, про себя подумав, что рассказать мне действительно есть что: Дима Билан начал снимать новый клип, пару дней назад пришедшая работница Останкино из книги Малахова спасла чудом не провалившийся эфир, я ходила на концерт Пиццы, в природе явно происходят катаклизмы, так как снег в апреле имеет место быть только лишь фразой из припева песни Матвея Мельникова, а никак не реально происходящим явлением, а Лиза вообще находится неизвестно где и неизвестно, жива ли вообще, потому что от Тараса можно ожидать чего угодно. Я сглотнула подкатившие к горлу впечатления и выпалила без единой запинки параграф.

– Ты в порядке? – спросила Юля, когдая садилась запарту. – А то вид у тебя какой-то растерянный, и вообще где ты шлялась добрых двадцать минут?

– Лиза где? – озлобленно прошипела я.

– Во-первых, не ори, а во-вторых, за все время нашей совместной учебы я разговаривала с ней лишь единожды и то, чтобы спросить домашку по алгебре.

– Ясно, – не желая продолжать беседу, уткнулась в учебник я.

И все же где Расколова? И почему на нее так озлобился ее бойфренд?

«Сейчас русский! Любимый русский! Дорогая Таисия! Вперед к любимой НТВ» – раздавались по коридору хвалебные крики возбужденных одноклассников, причем ни одни из нас не лукавил в искренности сказанного. Дело в том, что русский и литературу у нас ведет любимая Наречина Таисия Валерьевна, сокращенно просто НТВ – наш классный руководитель и, как я уже замечала, единственный нормальный педагог Гимназии. Нет, преподавателями-то были нормальными все работники учебной час-ти образовательного учреждения, а вот людьми – нет, потому что крыша у многих бежала далеко впереди паровоза, а любимая НТВ была добрым исключением из этого адского дурдома, за что являлась нашей самой обожаемой фигурой в Гимназии. К счастью, кабинеты истории и русского находились на расстоянии трех метров друга от друга. Для постижения плодов аппетитной грамматики, синтаксиса и пунктуации нам был отведен двадцать шестой, а копаться, а чаще захлебываться в атмосфере кровопролитных войн и губительных законов иностранных императоров нам приходилось в соседнем – двадцать пятом.

– Ты видела, как похудела жена Гарика Харламова? – вырвал меня из размышлений абсолютно не относящийся к филологии вопрос.

– Что? Юль, ты о чем? – переспросила я подругу.

– Да просто, когда искала ответы к тесту по истории, наткнулась в гугле на рекламу нового фильма и просто была ошарашена шикарной модернизацией ее тела! Блин, мне срочно надо на этот фильм! Ты что завтра делаешь?

– Хорошо, после школы сходим, – сразу переходя к делу, отрезала я.

– Ты зайка! – подмигнула мне счастливая завистница фигуры жены Харламова.

В это самое время мимо нас промчался взбаламошный маленький домовенок, чуть не сбивший нас с Жаровой с ног. Это был Федя – самая закадычная фигура нашего и без того сумасшедшего класса. Высокий, слегка худощавый, с длинными вечно спутанными волосами и до ряби в глазах цветными носками, в которые, к великому ужасу окружающих, были еще и заправлены брюки. Стараясь не обращать на него внимания, мы зашли в класс, а вдогонку нам тут же прозвенел звонок.

– Добрый день, мои дорогие, устали? Ну, ничего, последний урок и домой! Рада вас видеть в полном составе, значит, все живы. Главное – помните, вы выпускной класс и вследствие этого на русский можете не приходить только в случае собственной смерти, все остальные причины даже забудьте, – ласкал сердце теплый голос кудрявой шатенки в идеально скроенном, подчеркивающем шикарную фигуру костюме от «Шанель» и бежевых босоножках на пятисантиметровом каблучке, изрядно украшенном узорами из жемчуга.

– Умеете Вы подбодрить, Таисия Валерьевна, прям бальзам на душу льете! – пессимистично проговорил с последней парты наш яркий юморист Санек Шумаков.

– Умею. К доске, Александр, – строго заметила улыбчивая женщина.

Урок прошел до необычайного быстро, и, получив со звонком домашнее задание, мы начали собираться. За спиной я услышала тихий девчачий визг и наивный смешок лучшего друга Тараса – Жоры. Трезво оценив ситуацию, я совершила резкий поворот на триста шестьдесят градусов, тем самым неожиданно для юноши залепила ему огромную пощечину, от которой он очень сконфуженно сморщился. Но меня удивила больше не его гримаса, а факт того, что подобное совершила одна я. Ведь брутальное дефиле, сопровождающееся распусканием рук на округлые женские задницы для Жоры с Тарасом было обычным делом. И, услышав малейшие звуки приближающегося негодника, можно было ответить ему первой, тем самым спасая свою задницу, причем в обоих смыслах этой фразы.