Текст книги "Forest. Книга о медленной жизни и поиске себя"

В положенный срок у них родилась дочь Марианна. Стефан был рад, дедушки и бабушки счастливы. Когда Марианна немного подросла, он стал возить ее на выходные в Грюнберг. Девочка самозабвенно носилась по лужам, не боясь запачкать модную городскую одежду, кормила свиней и куриц, собирала ягоды с кустов. Стефан стал замечать, что отдыхает на ферме, словно вырывается на свободу: убегает от банка, где ему постоянно нужно что-то кому-то доказывать, убегает от Лоры, которая душит его своим вниманием. Чем больше она стремилась к близости с мужем, тем больше он от нее отдалялся. Напряжение между супругами росло. Стефан любил жену, хотя она в этом сомневалась, но не желал быть поглощенным ею, не мог потерять себя, раствориться в ней. Лора бесилась, потому что Стефан оказался единственным, кого она не могла получить, фактически имея. Назревала буря. И она разразилась. Только это было не выяснение отношений. Просто у Стефана умер отец.

Впервые за многие годы мужчина взял отпуск, приехал в Грюнберг помочь матери ликвидировать ферму, собрать урожай. И проводя дни на природе, копая землю, ухаживая за растениями и животными, понял, что не хочет больше возвращаться в банк. Он доказал себе, что может стать финансистом с картинки, больше он этого не хотел. Понял, что не намерен возвращаться и к Лоре.

О своем уходе из банка и от жены Стефан сообщил, когда вернулся в город завершить дела. Отец Лоры не понимал, как по своей воле можно отказаться от такой должности и от такой женщины. Лора была в ярости, грозила мужу всякими неприятностями. Стефан только пожимал плечами. Ему было все равно. Когда он уходил, забрал только некоторые свои личные вещи и потрепанный деловой журнал, как напоминание о том, что любая, самая смелая, мечта может стать реальностью, если приложить к этому усилия. Только принесет ли она счастье, вот в чем вопрос.

Что было потом? Стефан обосновался на ферме, переоборудовал постройки под теплицы, выращивал и продавал овощи. Скромный, но стабильный доход дело приносило. После смерти матери Стефан жил один. Раз в год к нему приезжала дочь – красивая, самоуверенная, очень похожая на мать. Относилась к Стефану снисходительно, видимо, считала чудаком. Да кто бы считал иначе, узнав в пожилом мужчине в широких штанах и потрепанном кепи бывшего банкира. Он же продолжал выращивать овощи, любил это дело больше жизни, не жалел о городе, банке и богатстве ни дня. Лора тоже жила одна, в своей любви или ненависти, упорно не давая Стефану развод. Он не настаивал. Такой же ускользающий и недоступный для нее, как в первый день их знакомства.

7

Весна была в разгаре. Землю укрывал ковер из одуванчиков, розовыми и белыми воздушными шарами казались цветущие деревья, повсюду гудели шмели и пахло так сладко, что кружилась голова. С раннего утра Эльза была на ногах, и сейчас шла к Стефану, чтобы своими глазами увидеть ради чего он оставил жену и престижную работу в банке.

Мужчина встречал Эльзу у калитки. Сегодня на нем был не привычный свитер, а рубашка с закатанными рукавами и джинсы, что очень его молодило. Правда поношенное кепи осталось на месте, но общего вида не портило.

После приветствий приступили к осмотру хозяйства. Мартин должен был подойти позже, чтобы сделать снимки.

– Вон там раньше находились загоны для животных, – объяснял Стефан, указывая на аккуратные теплицы и ряды открытых грядок с ярко-зеленой ботвой. – Я их снес и построил теплицы, в которых могу выращивать овощи круглый год.

Стефан гостеприимно распахнул дверь одной из теплиц, и Эльза шагнула в ее теплое, влажное нутро.

– Посмотри, какая редиска, – умилялся мужчина, поглаживая сочные листья. – А какие стрелки выпустил лук! Там кресс-салат, дальше – молодые огурчики, кабачки. Вон в тех горшках помидоры черри, а в тех – кудрявая капуста. На открытом воздухе я посадил картофель, фасоль, тыкву. Идем, покажу.

Они снова вышли на свежий воздух.

– За теплицами у меня плодовые деревья. Смородина – красная и черная, я завариваю из молодых листьев чай, вишни, яблоня, груша и желтая слива. Синюю прошлым летом поломал ветер.

– А Марианна, ваша дочь, как ко всему этому относится? – спросила Эльза, обводя рукой грядки и теплицы.

– Считает чокнутым. Но любит. Большего мне и не нужно. В этом году она выходит замуж. Мне придется поехать в город, на торжество.

Стефан тяжело вздохнул, будто ему предстояло серьезное испытание.

– Скажите…, – проговорила Эльза, опустив взгляд на грядку с укропом. – Скажите, вам нравится моя мать?

Мрачное выражение сошло с лица мужчины, он широко улыбнулся.

– Очень нравится. Скажу больше, если бы повернуть время и снова оказаться перед выбором спутницы жизни, я бы женился на Хелене.

– Почему? – удивилась Эльза. Брак ее родителей не был счастливым. С чего Стефан решил, что у него все сложилось бы иначе.

– Потому что она не посягает на свободу других, даже близких. С ней можно оставаться собой.

В этом ключе Эльза о матери не думала. Действительно, Хелена никогда не стремилась изменить ни мужа, ни дочь. Давала полную свободу действий. Не всегда, правда, это было хорошо. Иногда Эльзе, наоборот, хотелось, чтобы мать обращалась с ней строже, выстраивала рамки, за которые нельзя заходить, так бы она чувствовала большую защищенность и… любовь. Возможно, отец Эльзы тоже ощущал подобное.

Скрипнула калитка. Эльза решила, что пришел Мартин, но ошиблась. На тропинке среди грядок показалась женщина. Маленькая, в широкой рубахе и штанах, будто снятых с кого-то другого – больше похожая на мальчишку-подростка, а не владелицу собственного бизнеса. Увидев Эльзу, Эмма остановилась. Мгновение она колебалась, но, в конце концов, справилась с собой и, выдавив улыбку, подошла к ним.

Лицо Стефана озарилось радостью, когда он тряс худенькую ручку Эммы в своей мозолистой руке. Эльзу же задело явное нежелание Эммы вступать с ней в контакт.

– Я все приготовил, – сказал мужчина и скрылся в теплице.

Через несколько секунд он появился с корзиной, наполненной не овощами, как ожидала Эльза, а ботвой. Женщина взяла корзину и, поблагодарив, быстро ушла.

Стефан заметил удивленный взгляд своей гостьи.

– Эмма использует растения в своей гончарной работе, – пояснил он. – Делает отпечатки на глине. Овощи я ей тоже даю, не подумай. Но ботве она радуется больше.

Снова скрипнула калитка. На этот раз на дорожке появился Мартин с фотокамерой. Эльза оставила мужчин одних, сама же вернулась домой.

Хелена занималась пледом. Она поинтересовалась, какое впечатление на Эльзу произвела теплица Стефана.

– Теплица роскошная, – ответила она, заметив, что матери приятно это слышать. – А Стефан в самом деле не так прост, как кажется. То, как он отверг свою жену и продолжает это делать – жестоко.

Хелена пожала плечами.

– Значит, у его жены есть мотивы не менять своего положения, мириться с ним. Люди – не примитивные, как утверждают некоторые, а очень даже сложные создания, у каждого нашего поступка есть множество причин, порой, неосознанных.

– Я встретила у Стефана Эмму, – переменила разговор Эльза. – Странная женщина. Держится особняком, смущается или пугается, не понятно. Удивительно, как ты с ней подружилась.

– Я и не подружилась. Просто у нас нашлось нечто общее.

– Что же это?

– Смерть мужей.

Слова упали, словно камни. В комнате воцарилась тишина. Эльза ничего больше не спрашивала, а мать, не отрываясь от работы, начала рассказ.

История Эммы

Эмма родилась в семье художников. Родители ее часто переезжали, можно сказать, кочевали, но девочка этого не замечала, потому что условия везде были похожие – крохотные квартирки с минимумом удобств или вообще без них. Родителям Эммы приходилось нелегко, но это она поняла только, став взрослой. Это сейчас она отчетливо видела, что одевались они как нищие, ели плохо, жили убого, никаких родственников, бабушек и дедушек не было, наверное, они либо умерли, либо не одобрили жизненные пути своих детей и прервали с ними всяческое общение. Но тогда, в детстве, жизнь представлялась Эмме прекрасной. Мама и папа почти всегда находились рядом, вокруг царил творческий хаос, все было в краске, так что маленькой Эмме разрешалось пачкаться в ней без ограничений. Они могли в любой момент сорваться и поехать куда-нибудь на старенькой машине, которая обычно ломалась в дороге. Но это не служило поводом для расстройств, наоборот, вызывало радость приключения. Могли заночевать под звездным небом на берегу озера или в лесу. Купить или, чаще, выпросить несколько картофелин и запечь их в костре. Вот и весь ужин, но этого было достаточно. Им не нужны были шикарные апартаменты, изысканные блюда, дизайнерские наряды. Они были свободными и счастливыми. Отец играл на гитаре, мать пела, потом они спали, обнявшись, втроем и чувствовали себя одними во вселенной.

Мама умерла, когда Эмме было восемь. От передозировки – услышала девочка, как шушукались немногочисленные люди на похоронах. Через год не стало отца – он бросился под поезд. Детство Эммы резко закончилось вместе с осознанием, какой иллюзорный мир создали ее родители. Они сами бежали от реальности и спрятали от нее Эмму. Тем тяжелее было столкновение с миром настоящим. После смерти отца объявилась родственница – какая-то двоюродная тетка, она и взяла на себя опеку над девочкой. Строгая тетка Берта, вылизанная квартира, четкий распорядок дня, железные правила: как же все отличалось от привычного Эмме уклада. Сначала девочка пребывала в депрессии и просто отключилась от происходящего, потом устроила бунт против тетки и ее правил, потом покорилась. Есть в одно и то же время, аккуратно одеваться, не грубить, ходить в школу, не пропускать занятий, делать уроки, прибираться в комнате… Тетка Берта казалась Эмме чудовищем, а ее дом – тюрьмой. Про отца и мать Эммы она сначала ничего не говорила, потом высказывала неодобрение. Сейчас-то Эмма понимала, что тетка для нее сделала. Из дикого волчонка вырастила нормальную девушку – образованную, воспитанную, целеустремленную, чего родители Эммы не делали и делать не собирались, уйдя в сладкий мир наркотиков и творческих грез. Но тогда… Стыдно вспоминать, как она изводила бедную родственницу. К счастью, терпение тетки Берты не имело границ, и в конечном итоге она смогла переубедить строптивого подростка: чтобы окончить свою жизнь иначе, чем мать и отец, нужно жить иначе: брать на себя обязательства, делать не только то, что нравится, но и то, что требует от тебя общество, не противопоставлять себя ему, а играть по правилам.

Взрослея, Эмма перестала обожествлять родителей, пошла учиться на юриста, максимально отдалилась от всего, что связано с творчеством. Даже никогда не посещала галереи и музеи с картинами, полностью обратившись к земному. Потом нашла себе мужа, тоже юриста. Оба успешно работали, неплохо зарабатывали, хоть и были молодыми специалистами. Купили квартиру. Тетка Берта, с которой у повзрослевшей Эммы наладились отношения, умерла, завещав ей свой домик в деревне, куда они ездили пару раз в школьные годы Эммы.

Когда они с мужем приехали смотреть наследство, то ужаснулись разрушениям, которое сотворило время и отсутствие крепкой хозяйской руки. Домик обветшал и перекосился, двор зарос травой. Ганс предложил снести развалюху и построить новый коттедж. Весь ненужный хлам выбросить. «Если захочешь что-то оставить в память о тетке, – сказал Ганс, – отложи, отведем под эти вещи кладовую». Вот тогда-то, разбирая накопившийся за годы скарб, Эмма наткнулась на него – непонятный круг. Как он здесь оказался?

– Да это же гончарный круг! – удивился муж. – Твоя тетка мастерила посуду?

Нет, Эмма не могла предположить ничего подобного. Она даже рассмеялась, представив, как подслеповатая и тучная тетка Берта сидит за гончарным кругом и лепит кувшин.

Эмма выбросила круг. Но потом, неожиданно для себя, достала его из кучи рухляди и спрятала в коробку с другими вещами. Она сама не могла объяснить, зачем сделала это и почему не сказала мужу. Сделала и забыла.

Старый дом снесли. Эмма не испытала по этому поводу никаких эмоций, ведь он не был ее родным местом. Она только ценила удачное расположение участка и красивую природу вокруг. Представляла, что когда-нибудь у них с Гансом родятся дети, и они вмести будут приезжать сюда на каникулы или на выходные. «Я не такая, как мои родители, – думала Эмма. – У меня есть собственный дом, и не один. Я смогу дать своим детям самое лучшее».

Новый дом построили без всяких изысков, как и у остальных в поселке. Ни Эмма, ни Ганс не собирались выделяться. Предстояли приятные хлопоты по внутреннему убранству, но до них не дошло. Словно злой рок висел над Эммой, заставляя ее жизнь рушиться снова и снова, отнимая близких. И не просто отнимая, но вынуждая посмотреть на них другими глазами. В одно мгновение Ганса не стало. Он выбросился из окна. Любимый, надежный и такой прагматичный муж оказался жутким игроком. Проиграв все их имущество и наделав кучу долгов, он покончил с собой. Эмма не могла прийти в себя. В этот раз рядом не оказалось строгой, но заботливой тетки Берты. Никого не оказалось. Эмма лишилась не только мужа, лишилась всего, что они нажили и накопили, мечтая о светлом будущем. У Эммы осталось одно – завещанный теткой участок и недоделанный дом. Там она и скрылась, спасаясь от невыносимой сердечной боли. Но вскоре Эмме все-таки пришлось выйти к людям, потому что дом ее был хоть и новый, но совсем пустой. Негде спать, не на что присесть, нечего есть, да и готовить тоже не на чем. Пару суток Эмма спала, расстелив на полу пальто. Ничего не пила и не ела. Потом решила, что так дальше нельзя, нужно собраться с силами и поехать в город на воскресный базар, где подешевке можно купить всякие подержанные вещи и фермерские продукты. И вот там, бродя среди старых стульев и продавленных кушеток, увидела она потрепанную книжку – самоучитель по гончарному ремеслу. Эмму словно кто-то тряхнул за плечо. Она вмиг вспомнила и гончарный круг, и то, как втихую от Ганца спрятала его в коробку, которая теперь стоит в кладовой. Эмма купила самоучитель, и последующие за этим месяцы стали для нее временем открытий. Эмма открывала для себя радость творчества, муки неудач, поиск вдохновения. Она поняла своих родителей, поняла, как многое в ней было от них. Молодая женщина погребла под приличиями и правилами свой творческий дух и сейчас, освобожденный, он заиграл разными гранями таланта.

Сначала у Эммы ничего не получалось. Она швыряла во все стороны куски глины, пинала круг, даже плакала от бессилия. Потом начали получаться кривые, уродливые вазы. Эмма сердилась. Потом вазы стали получаться как-надо. Радости Эммы не было предела. Почти ни разу за это время она не вспомнила о Ганце, хотя сначала думала, что умрет без него. Все мысли ее были заняты глиной и кругом. Что было потом? Несколько лет прошло прежде, чем Эмма решилась продавать свою посуду и разные керамические изделия. Сначала предложила на пробу в один сувенирный магазин в соседнем городе. Посуду Эммы быстро раскупили. Следующие заказы тоже. Набравшись храбрости и увидев, что потенциал у ее изделий есть, Эмма открыла собственный магазинчик в Грюнберге, затем второй – в Бергштадте. Тем и жила. С местными общалась, но ни с кем не сближалась, словно боялась, что они окажутся не теми, за кого она их принимает. Единственной, с кем Эмма более-менее сблизилась, была Хелена. У нее тоже умер муж, и после этого она тоже обрела новую жизнь в Грюнберге.

Выслушав историю Эммы, Эльза поняла, что должна написать про ее талант и сувенирный магазин, даже если на коленях придется умолять женщину принять участие в этой затее.

8

Героями журнала Эльзы были не только люди, но и то, что укрепляло их дух, врачевало душевные раны, давало силы и энергию, вдохновляло – природа. Как-то на рассвете Мартин зашел за Эльзой, и они отправились в лес.

Тропа утопала в жемчужно-сером тумане, и не было видно ничего, кроме темных силуэтов деревьев, но молодая женщина не беспокоилась. Мартин знал в этом лесу каждый куст, каждый поворот и изгиб дороги. К тому же, впереди, скрытый пеленой тумана, бежал пес и овцы брели на пастбище. Эльза слышала, как стучат их копытца. Когда лесные заросли остались позади и показались заливные луга, вышло солнце и заполнявший долину туман начал таять. Мартин фотографировал эти первые робкие, но такие горячие лучи, лавой растекавшиеся по траве. Луг заискрился росой, раздались птичьи трели, запахло влажной землей. Мир проснулся, заполнился звуками, заиграл красками. И мужчина старался поймать это начало. Снимал, как лениво разбрелись овцы, щипля сладкую, молодую траву. Как носился пес, вывалив язык и радостно размахивая хвостом. Снимал, как утренний ветерок ерошит волосы Эльзы. Как бабочка садится на раскрывшийся цветок. Потом, оставив овец и собаку, они петляли по лабиринту лесных троп, и Мартин показывал Эльзе птичьи гнезда, норы животных, серебристую паутину на деревьях, причудливо изогнутые ветви и переплетения корней. Когда они через час присели на поваленное дерево, чтобы передохнуть, Эльза чувствовала себя уставшей, но необыкновенно умиротворенной. Звуки и ароматы весеннего леса, вся обстановка вокруг вливала в ее тело новую живительную силу, успокаивая тревоги и волнения.

– Мартин, – произнесла Эльза нерешительно, – как ты оказался в Грюнберге?

Мужчина перевел взгляд на собеседницу. Он не спешил отвечать, но Эльза уже привыкла к его неторопливой манере.

– Хочешь и меня поместить в свой журнал? – спросил он.

– Если против, не буду. У каждого, с кем я общалась, находилась своя причина приехать сюда. Интересно, какая у тебя.

– А какая у других?

– Каждый нашел здесь тихую гавань, куда его прибило житейское море.

– Получается, в Грюнберге люди прячутся от проблем?

– Не прячутся, просто живут здесь, но другой жизнью – не такой, как раньше. Находят новые цели и ценности, открывают в себе новых я.

Мартин хмыкнул и стал смотреть вдаль. Эльза терпеливо ждала. Не испытывала раздражения, неудобства, обиды или чего-то еще. Она заметила, что перестала спешить, что пауза не заставляет ее паниковать, беспокоиться о потерянном времени. И вот Мартин заговорил.

История Мартина

Глядя на меня, трудно поверить, что я родился и часть своей жизни провел в городе. Мои родители – обычные служащие, мама работает в школе, папа – водителем скорой помощи. По совету мамы я окончил педагогический колледж и начал преподавать географию. Предмет выбрал не потому что меня манили дальние страны, просто выбрал и все. Преподавать мне в общем нравилось. Ученики меня слушались, коллеги уважали. Жизнь моя текла спокойно. Никаких масштабных целей перед собой я не ставил, не ждал перемен. Но они произошли, когда в нашей школе появилась практикантка – молоденькая, симпатичная, жизнерадостная. Она была как луч солнца, сгусток энергии, ворвавшийся в наше сонное царство. Улыбка никогда не сходила с ее усыпанного веснушками лица, а к рыжеватым волосам хотелось прикоснуться, такими они казались мягкими и блестящими. Девушку звали Хельга, и она сразу завладела вниманием всего коллектива и, конечно, учеников. Все полюбили ее за легкий нрав, даже ее непоседливость и непостоянство воспринимались как милые особенности. Хельга мне нравилась. Нравился ли ей я – не знаю, но поскольку я был единственным молодым учителем в школе, девушка стала уделять мне внимание. Пару раз мы встретились после уроков в кафе, пару раз сходили в кино, покатались на велосипедах в парке. Потом я пригласил ее домой. Родители, конечно, удивись, что я, такой замкнутый и молчаливый, выбрал егозу и хохотушку, но, как известно, противоположности притягиваются. Через некоторое время Хельга и меня позвала познакомиться с родителями. Вернее, с отцом. Мать умерла, когда Хельга была ребенком, отец жил в деревне. Я волновался, но Хельга заверила, что все пройдет хорошо. Помню этот день, как вчера. Ранний подъем, поезд, и вот он – другой мир. Старенький домик на окраине Грюнберга, смущение Хельги и ее отца. Они, видимо, стеснялись своей… скромности, граничащей с бедностью, аскетичного быта, запущенности жилища. Но я ничего этого не замечал. Словно околдованный бродил по лесу, спускался к реке, наблюдал за овцами, которых пас отец Хельги. Мне кажется, в ту поездку я заново влюбился. Влюбился в это место и решил, что, если Хельга выросла здесь, впитала в себя эту благодать, она особенная. С ней я буду счастлив.

Через год мы с Хельгой поженились. Она уже на постоянной основе работала в нашей школе. Мы сняли неподалеку от нее квартиру и зажили молодой семьей. К отцу Хельги, к сожалению, ездили редко. Жене не нравилась деревня, она считала это место скучным, хотя я был другого мнения.

Мы ждали рождение ребенка, когда случилась беда – отец Хельги внезапно умер от сердечного приступа. Пришлось отправляться в деревню на похороны, решать много хозяйственных вопросов. Дом с нашего последнего визита еще больше обветшал, овец стало еще меньше.

– Нужно все это продать. Или сдать в аренду, если найдется такой сумасшедший, —сказала Хельга, придерживая живот. Последний месяц она раздражалась по малейшему поводу, а в запущенном деревенском доме плохое настроение ее достигло предела.

– Может, нам пока самим пожить здесь, – осмелился предложить я, и Хельга посмотрела на меня так, словно не верила своим ушам.

– Подожди возражать. Скоро у нас появится ребенок, ты все равно какое-то время не сможешь работать. К тому же, малышу лучше на свежем воздухе, чем в крошечной съемной квартире в городе.

– Ты что, хочешь, чтобы я жила здесь одна?

– Почему одна, мы поселимся вместе.

– Но как же твоя работа в школе?!

– Я уйду из школы. Я уже и так об этом думал. Денег платят мало. Когда нас станет трое, совсем перестанет хватать.

– Чем же ты станешь зарабатывать на жизнь?

– Разводить овец.

Хельга рассмеялась.

– Тогда мы точно умрем с голоду, – сказала она и категорически отказалась оставаться в Грюнберге, заявив, что не для того старалась устроиться в городе, чтобы вновь оказаться в деревне.

Мы вернулись в город, но дом решили пока не продавать. Пасти овец наняли кое-кого из местных.

Родился Кристоф. Как я и предсказывал, положение наше ухудшилось. Денег не хватало. Мальчик часто болел, плохо ел и целыми днями плакал, приводя в отчаяние молодую мать. В конце концов, Хельга сказала, что нужно съездить в деревню, проверить дом.

Мы приехали в Грюнберг в начале лета, когда все цвело и зеленело. Я взял в школе отпуск, и мы решили теплые месяцы пожить в деревне. Приводили в порядок дом. Я сам пас овец, вникая в премудрости этого дела. Кристоф перестал болеть, в семье воцарился покой. Добрые соседи снабжали нас фермерскими продуктами, иногда приглядывали за малышом, так что Хельга могла заниматься садом или другими домашними делами. Мы постригли овец и продали шерсть. На вырученные деньги я купил еще пару племенных овечек. И уволился из школы. Хельга ничего на это не сказала, хотя по ее виду я понял, что действий моих она не одобрила. Я же с удвоенными силами взялся за хозяйство, старясь доказать ей, что смогу обеспечить семью.

За год дела мои продвинулись. Появились новые ягнята, снова удалось хорошо продать шерсть. Кристоф окончательно окреп, рос здоровым и любознательным мальчишкой, но с женой творилось неладное. Она то впадала в уныние и неделями ничем не интересовалась, временами плакала, то на нее нападала лихорадочная жажда деятельности. Я предложил ей иногда ездить в город, развеяться. Хельга ухватилась за эту возможность. Сначала ездила туда раз в пару недель, потом раз в неделю, потом два раза в неделю, потом начала ночевать в городе. Говорила, что остается у подруг по колледжу. А в один прекрасный день сообщила, что устроилась на работу и будет приезжать в Грюнберг только на выходные. Я протестовал.

– Мне нужно работать, – убеждала Хельга. – Дохода от хозяйства мало. Чтобы привести усадьбу в порядок нужны деньги, а где мне устроиться в Грюнберге? Сам понимаешь, негде.

– А как же Кристоф? – ухватился я за последнюю соломинку.

– Кристоф останется здесь, с тобой. Ему хорошо в деревне. Боюсь, в городе он опять начнет болеть, – отмела мои возражения Хельга.

Я уступил. Сначала жена держала слово и каждые выходные возвращалась в Грюнберг. Красивая, воодушевленная, с подарками для Кристофа. Потом начала пропускать выходные, ссылаясь на занятость в офисе, куда ее взяли секретарем. А потом призналась, что встретила мужчину и хочет жить с ним.

– А как же Кристоф? – снова опросил я.

– Кристоф останется с тобой. Забирай его, и дом, и овец. Мне ничего не нужно.

И Хельга ушла. Иногда, пару раз в год, на рождество и на пасху, приезжает к сыну. В остальном, не знаю, как она живет. Вышла ли замуж? Работает? Хельга ничего не рассказывает, а я не спрашиваю. Не в моих это правилах, тем более, мы с ней уже чужие друг другу люди.

– Ты не жалел, что переехал сюда? – спросила Эльза, когда Мартин закончил. – Может, если бы остались в городе, были бы вместе.

– Ни минуты не пожалел, – ответил мужчина. – Здесь мой дом. Я почувствовал это, как только оказался на этой земле. И если Хельга этого не разделяет, значит нам с ней не по пути. Кристоф, когда подрастет, выберет свой путь. В любом случае, я и наш дом останутся местом, куда он всегда сможет вернуться.

– А когда ты начал фотографировать? – спросила Эльза, стараясь отвлечь Мартина от горьких воспоминаний.

– Еще подростком посещал фотокружок. В студенчестве окончил фотокурсы. Потом надолго оставил это дело, а после разрыва с Хельгой снова потянулся к камере. Кстати, это она мне ее подарила.

В кустах закуковала кукушка. Потом откуда-то неожиданно потянуло дымом.

– Что это? – встревожилась Эльза. – Пожар?

– Думаю, Хирши растопили свой огромный камин.

– Какие Хирши? Здесь, в лесу?

– Неужели ты никогда не слышала про Хирша? – удивился Мартин. – Мать тебе не рассказала?

Эльза покачала головой.

– Тогда я должен обязательно показать тебе его усадьбу, вернее, замок. Чудак, этот Хирш, и дом себе построил под стать.

Эльза и Мартин поднялись с дерева и зашагали в сторону гор. Молодая женщина никогда еще не заходила так далеко, удивительно, что кто-то мог там поселиться.

Лес стал реже, и в ложбине, у самого подножия каменных массивов, возник сказочный замок. Эльза даже ахнула, так неожиданно он появился из-за деревьев и так странно было видеть его здесь. Когда подошли ближе, стало заметно, что это лишь подобие замка, перестроенного из обычной усадьбы. Но впечатление не стало меньше.

– Сейчас дом выглядит неважно, – сказал Мартин, – но когда-то был словно с картинки.

Дорога к замку заросла травой и мелким кустарником. Все окна были закрыты, штукатурка со стен осыпалась, в некоторых местах они позеленели от мха и покрылись таким сложным узором трещин, что можно было разглядывать, как в музее. На земле валялись обломки черепицы и куски сгнивших оконных рам.

– В нем кто-то живет? – спросила Эльза.

– Живет. Старый Петер Хирш.

– Чудак, который построил этот дом?

– Он самый. Живет и скорее всего умрет здесь. Уж очень он плох.

– Я никогда не видела его в деревне.

– Петер Хирш так стар, что о его существовании многие давно забыли. Мне про Хирша рассказал отец Хельги. И показал замок. Сейчас я расскажу его историю тебе.