Текст книги "Пока Египет не разлучит нас. Роман"

***

Помещение, где обычно проводились службы Русской Православной церкви, встретило Дарью тишиной и гулким эхом в небольшом помещении при входе. Стены предбанника украшали стенды с жизнеописаниями известных египетских святых и историческими справками о Православии в Египте. Охранник-египтянин, сидевший на входе, объяснил – к большому удивлению Дарьи, на довольно сносном русском, – что в церкви сейчас никого нет, но она может зайти внутрь.

Внутреннее пространство церкви оказалось таким же пустынным и вдобавок ещё и очень пыльным. Вход в алтарь был отгорожен небольшой балюстрадой, на стенах висели иконы, как и в обычных храмах, но углы беспорядочно загромождали какие-то старые стулья. Никаких свечных ящиков, привычной суеты и бабушек у входа, зорко смотрящих, не посмела ли какая женщина зайти в храм с непокрытой головой… С потолка неподвижно свисали вентиляторы, а средину зала заполняли деревянные скамьи – точно такие же, какие она видела в коптском храме напротив, когда была там на экскурсии. Как пояснила тогда экскурсовод, скамьи там стояли для того, чтобы каждый мог присесть и отдохнуть, если в храме становилось слишком жарко, ведь летом температура воздуха достигает там и пятьдесят градусов, и выше, так что не каждый способен такое выдержать. Хотя вполне возможно, что это было правдой лишь отчасти, поскольку коптский храм изначально строился для католиков-иностранцев, приезжавших сюда на работу в начале 20 века на нефтепромыслы. Позже здание передали местной коптской общине, которая относит себя к православной ветви христианства, но скамьи так и остались стоять, напоминая о своём католическом прошлом.

Дарья остановилась на минутку, и прислушалась к тишине. Вся эта обстановка покинутого и опустевшего молитвенного дома, навевала какое-то гнетущее и странное чувство, и ей захотелось снова вернуться к людям. Поэтому, она поспешила в большую церковь через дорожку, где, служба ещё не начиналась, но наверняка было более людно.

Она прошла через массивные входные ворота и поднялась по высоким ступеням в главное здание. В помещении уже суетились люди – кто поспешно домывал полы, кто аккуратно расставлял книги и утварь в церковной лавке, а мальчики-подростки, сбившись в небольшую группку у входа, галдели во всю на арабском языке о чём-то своём, но вдруг притихли, увидев вошедшую в церковь иностранную леди. Дарья была готова к тому, что станет здесь объектом повышенного внимания, хотя и не любила лишней болтовни в свой адрес.

На одной из скамей Дарья заметила книжку небольшого формата и решила присесть тут же, чтобы рассмотреть её поближе. Книжка была без обложки и порядочно истрёпанная – во всей видимости, молитвослов или Библия на коптском церковном языке. Тексты в ней располагались в две колонки, а буквы, похожие на греческие, образовывали ровные строчки каких-то совершенно непонятных слов.

– Привет, как дела? – услышала она вдруг на английском привычную фразу, явно обращённую к ней. Дарья подняла глаза и увидела возле себя напротив высокого египтянина средних лет, который, улыбаясь во весь рот, разглядывал её с нескрываемым любопытством. Она ответила вежливым «Спасибо, хорошо» и стала смотреть, что же будет происходить дальше. А египтянин вдруг начал что-то рассказывать, жестикулировать, показывая то на иконостас со старинными католическими иконами, то на коптские иконы – с потешными, почти детскими лицами святых – размещённые на стенах в специальных стеклянных ящиках. Дарья поняла, что по-английски он знал всего несколько слов, но его жажда общения была так сильна, что заставляла употреблять их все до единого в своей тираде на арабском. Дарья молча смотрела на этот перформанс и только улыбалась в ответ, кивая головой. Из всей этой сумбурной речи на нескольких языках она поняла, что зовут египтянина Мина, что поёт он здесь в церковном хоре (и для пущей убедительности, он даже взял несколько нот из своих песнопений), что он страсть как хочет подружиться и настаивает на том, чтобы Дарья записала его телефон. Дарья улыбнулась и достала записную книжку, жестом показав, что ручки у неё нет. В ответ египтянин достал откуда-то из внутреннего кармана фирменную «церковную» ручку с нанесённым на неё портретом любимого коптского патриарха Шенуды и торжественно вручил её Дарье:

– Это – от Мины! Мина – твой друг! – и он попытался продиктовать свой телефон на английском, смешно загибая пальцы и отсчитывая каждую цифру от единицы. В конце концов, он сам устал от своих тщетных попыток вспомнить цифру «восемь» и, повторив раз пять на арабском слово «тамания», попросил у Дарьи взять блокнот и записать в нём телефон своей рукой. Дарья протянула ему блокнот и ручку.

«Забавно, – подумала она, пока египтянин записывал телефон, – я тоже всё время забывала цифру „восемь“, когда учила арабские цифры».

Цифры Дарья начала учить, ещё как только поняла, что её переезд в Египет неизбежен. Приезжая самостоятельно в незнакомую страну, можно не знать каких-то слов, но цифры – хотя бы от одного до десяти – надо знать обязательно. Ведь они встречаются повсюду – номера телефонов, цены в местных магазинчиках и лавках, словом, всё, что может обозначаться цифрами, лучше знать на местном наречии. Тем более что современные арабские цифры даже пишутся не так, как принято в западном мире, и местные, увидев иностранку, вполне могут воспользоваться её незнанием, назвав цену по-английски намного выше той, которая предлагается местным. Египтянин тоже записал телефон по-арабски. Впрочем, звонить ему она не собиралась: ей хватало уже Питера с его «консьерж-сервисом».

Время шло быстро, и вскоре храм стал заполняться людьми, пришедшими на службу. До Пасхи оставалось совсем немного, и в эти скорбные для христиан дни большая их часть пришла в храм в чёрных одеждах. Дарья заметила, что все они оставили свою обувь за порогом церкви и шлёпали босиком по полу, застланному в проходах ковровыми дорожками. Она знала, что мусульмане при входе в мечеть снимают обувь, но никак не могла подумать о таком же правиле в египетской христианской церкви. Многие из прихожан были знакомы между собой и, пока служба ещё не началась, они заняли места на скамьях и вполголоса о чём-то беседовали. Дарья всё ещё оставалась на своём месте, но как только зазвучали первые звуки молитвы, все присутствующие вдруг встали со своих мест и дружно обернулись в её сторону. Все они смотрели на Дарью, как будто она сделала что-то неприличное. И тут она заметила, что вокруг неё стояли одни мужчины. Ну конечно! Ведь она села на «мужскую» половину церкви. Когда-то давно на её Родине мужчины и женщины тоже стояли во время службы отдельно по разные стороны храма, но со временем эта традиция забылась. Бормоча слова извинения, Дарья пробралась на «женскую» половину и смогла, наконец-то, отдаться своим молитвам и сокровенным мыслям.

Мелодия и слова коптских песнопений были ей совсем незнакомы, и она молилась, как умела, на своём языке, а под сводами храма хлопали крыльями голуби, налетевшие откуда-то целой стаей. Дарья посмотрела туда, откуда шли эти непривычные для церкви звуки, и увидела, как прямо над её головой, устроившись на большом потолочном светильнике, целовалась пара голубей, отвлекая прихожан от скорбных молитв.

«Ну надо же, – подумалось Дарье, – а ведь целующиеся голуби предупреждают о каких-то романтических событиях. Ещё ни разу не подводила меня эта примета. Неужели снова приключения? Господи, пошли мне благоразумие, ведь я работать сюда приехала. И хватит с меня разбитых сердец. Аминь».

Глава 4. Оазис

Мадинат Макади – курортная зона, расположенная на берегу уютной бухты Макади Бэй, посреди пустыни, километрах в тридцати от Хургады по дороге в сторону Сафаги. За каменными ограждениями этого курорта находится целая сеть респектабельных отелей, и попасть туда можно, только пройдя строгий досмотр полицейскими с металлоискателями.

Ещё тогда, впервые приехав в Макади на собеседование, Дарья удивилась, какие меры предосторожности предпринимали египтяне, оберегая покой приезжих отдыхающих. Казалось бы, времена революционных волнений уже давно остались позади, но в курортный комплекс не позволялось пройти пешком, а каждый, кто въезжал туда на автомобиле, сдавал свои документы смотрителю в караульной будке и неизменно подвергался допросу о том, кто он и зачем едет.

– Видишь, что там написано, – указал тогда Питер Дарье на название, начертанное латинскими буквами над каменным въездом в виде арки, пока они ожидали своей очереди на прохождение этих формальностей, – «Мадинат» – это город, а «Макади» – это курорт по-арабски. Получается «город-курорт»!

И вот в таком городе-курорте Дарье предстояло жить и работать. В отеле ей предложили поработать первый месяц на испытательном сроке, чтобы понять, насколько её устраивает такая жизнь, и вписывается ли она сама в роль гест-релейшнз. При этом контракт и рабочую визу ей пообещали сделать уже после этого испытательного срока, а пока ещё действовала её туристическая виза, пожить при отеле просто так, без документов. Строго говоря, это было не совсем законно, ведь туристическая виза не даёт права на работу, но сейчас Дарью это обстоятельство волновало меньше всего.

«Лишь бы деньги платили, – говорила она себе. – И вообще, люди столько платят, чтобы раз в год пожить в такой красоте хоть недельку, – а я смогу жить здесь постоянно, да ещё и получать за это зарплату! Всё-таки как же повезло мне в этой жизни. Просто необыкновенно повезло!».

На собеседовании генеральный менеджер, мистер Карстен – коренастый, полноватый немец с большой рыжей шевелюрой – всё время улыбался и шутил, расспрашивая Дарью о её предыдущем опыте и о причинах переезда в Египет. И было это так необычно после напыщенных и серьёзных лиц киевских менеджеров, что Дарья ждала начала своей новой жизни в отеле, как некоего продолжения отпуска, совмещённого с работой. В чём будет состоять эта работа, она понимала весьма смутно, но в том, что ей будет не сложнее, чем исполняя все привычные обязанности на Родине, Дарья практически не сомневалась. Кроме того, две её новые сотрудницы – супервайзер Надя и гест-релейшнз Вера – тоже были родом из Украины, и Дарью согревала мысль о том, что уж соотечественницы-то ей точно не дадут пропасть на чужбине.

– Правда, я уже лет пятнадцать не была на Украине, – рассказала ей Вера при первом знакомстве на собеседовании. – Я в Германии училась, потом вышла замуж за русского, восемь лет прожила в Москве. А два года назад переехала с семьёй в Египет. У мужа больное сердце, и ему врачи посоветовали сменить климат.

«Ага, значит, Вера примерного такого же возраста, как и я, просто жизненные пути у нас разные, и на вид не скажешь, что мы одного поколения, – отметила про себя Дарья, глядя на худое лицо своей новой знакомой, уже всё испещрённое мелкими морщинками.

– Ну а Надя – из Харькова, она здесь уже четыре года работает, – добавила Вера.

Надя оказалась круглолицей и розовощёкой девушкой с голубыми глазами и коротко стрижеными тёмными волосами, но её полнота мешала понять, сколько же Наде было лет на самом деле – может, двадцать пять, а может, и все тридцать, с хвостиком.

– Ну и как, нравится вам здесь работать? – наивно спросила их тогда Дарья в конце собеседования.

– Да, нравится. – Закивали головами в ответ обе женщины. Как будто они могли ответить что-то другое.

***

Территория отельного комплекса утопала в цветах и зелени. Аккуратно заасфальтированные дорожки были чисто убраны, а газоны – подстрижены. Всё здесь дышало искусственно созданной красотой, далёкой от первозданных красот настоящего Египта. Дарью встретила супервайзер Надя. Она проводила её до корпуса, везде и на всех языках называемом «стафф-хаусом» – там жили все сотрудники отеля, которые по какой-то причине не могли позволить себе жильё в Хургаде. Идти было недолго, и вскоре они оказались около двери её комнаты. В коридорах гулял ветер, тусклые лампочки – забраны решётками.

«Общага. Самая настоящая общага», – подумала Дарья.

– Я сейчас покажу тебе, как мы с Луизой живём у себя в комнате, а потом пойдёшь к себе, – сказала ей Надя.

Дарья оставила вещи возле своей комнаты на первом этаже и побежала за Надей на третий.

Надя жила с Луизой, молодой хорошенькой немкой с сияющими голубыми глазами и целой копной длинных пшенично-русых волос. Когда Дарья и Надя вошли в комнату, она спала, но, как по команде, вскочила, засверкала белозубой улыбкой и протянула Дарье руку для знакомства:

– Привет. Я – Луиза, рада познакомиться.

Дарья осмотрелась вокруг и увидела в этой довольно чистой и светлой комнате две кровати, застеленные разноцветными полосатыми простынями и наволочками; на полу лежали маленькие коврики, в углу рычал холодильник.

– А к вам уборщики приходят убираться? – спросила Дарья.

– Иногда приходят. Но лучше самой. И постель мы тоже покупали сами. – Отрезала Надя. – Ну, вот тебе ключ, иди в свою комнату. Когда мы найдём вторую немецкую гест– релейшнз, она подселится к тебе, а пока что обустраивайся сама как хочешь. Вечером приходи в ресторан на ужин. Ладно, пошли, мне в отель пора.

Они вышли из комнаты и снова побежали вниз.

– Надя! – Крикнула Дарья ей вслед. – Мне надо сообщить родным, что у меня всё в порядке. Здесь интернет есть?

– Нет. – Бросила она коротко и оставила Дарью одну, посреди пустого и пыльного коридора.

Дарья открыла свою дверь и увидела довольно просторную комнату, даже больше напоминающую стандартную квартиру-студию: прихожая, пространство для маленькой гостиной, два спальных места, спрятанных в небольшой нише за стенкой и потому не заметных с порога. В комнате даже имелся довольно широкий балкон с видом на сад. Но мебели было совсем немного, а все поверхности, в том числе и окна, покрывал толстый слой пыли и строительной грязи, отчего комната казалась пустоватой и совсем необжитой.

«Да-а-а, – сказала она сама себе, – ремонтик-то они сделали, а помыть после ремонта забыли. И чем я, по-вашему, должна всё это убирать».

В углу стояла щётка с длинной ручкой и мусорное ведро с остатками чужого мусора. По левую сторону от входа она заметила ванную комнату – довольно просторную, отделанную рыжевато-коричневым кафелем. Душевая кабинка отделялась занавеской, в углу стоял унитаз, рядом – раковина, над ней – маленькое зеркало без рамы. Никаких полочек.

«И где же я буду держать все свои гели и шампуни?» – спросила она себя.

На раковине Дарья нашла только маленькую губку. Она посмотрела на свой свеженький маникюр, вздохнула и принялась протирать зеркало. Тут она заметила в полу сливное отверстие.

«Ага! – сказала она снова себе. – Раз здесь есть слив, значит, вся вода будет уходить туда. Лей, сколько хочешь, Робинзон!»

Она взяла гибкий душ, включила его на всю мощь и направила на стены, раковину, унитаз – вся ванная сразу заблестела и стала намного свежее.

«Теперь сюда хоть зайти можно. Жаль, что этим душем нельзя помыть всю комнату. Ладно, посмотрим, что ещё можно сделать на этом необитаемом острове».

А ещё она могла переставить мебель. Её было немного, вся тяжёлая, на металлической кованой основе – небольшой прямоугольный столик со столешницей из цельного куска мрамора, столик побольше, из такого же мрамора, только круглого, видавший виды диван с синей узорчатой обшивкой, и такое же кресло с подлокотниками из витого кованого железа. В углу на тумбочке стоял старый пузатый телевизор. Мраморные столешницы ничем не крепились к основанию и держались на нём за счёт своего веса. Поднапрягшись, Дарья сняла столешницы, положила их на диван и таким образом, смогла переставить маленький столик в ванную, чтобы устроить там все свои баночки и тюбики.

«А полотенца-то у меня совсем нет! – вдруг поняла она, вспомнив, как приятельница Ленка мучилась сомнениями, брать ли с собой этот „лишний вес“. – Да-а-а, права была Ленка, полотенце взять с собой стоило».

Она прошлась по комнате, глянула на две кровати и обшарпанную тумбочку между ними. Кровати покрывали застиранные простыни желтоватого оттенка, сверху на них лежали свёрнутые стандартные отельные одеяла, а на подушках даже не было наволочек. Рядом с одной из кроватей, за выцветшей шторкой, Дарья обнаружила нишу с несколькими полками и перекладиной. Очевидно, перекладина предназначалась для того, чтобы вешать на неё одежду, но на ней не было ни одной вешалки…

В полной растерянности, Дарья схватилась за телефон и набрала номер Питера:

– Питер, я поселилась в стафф-хаус, и здесь в комнате совсем ничего нет!

– Не может быть! Как это, совсем ничего нет?

– Ну, ни наволочек, ни вешалок, ни полотенца, ни туалетной бумаги…

– А ты знаешь, ведь мы в Египте не пользуемся туалетной бумагой. Поищи рядом с унитазом отдельный шланг с клапаном. Нашла? Нажми на него.

Дарья нажала, и на неё брызнула сильная струя холодной воды.

– Вот, – продолжал Питер, когда Дарья перестала кричать и фыркать в трубку, – это тебе вместо туалетной бумаги.

– Ну ладно, а постель, а полотенце?

– Наверное, они просто забыли положить. Ты поспрашивай в хозяйственной части, скажи, что ты новенькая и что тебе нужно полотенце и постель. Давай, действуй, я тебе потом позвоню.

И тут Дарью начали душить слёзы. Она столько лет мечтала об уютном доме, коллекционировала картинки с красивыми интерьерами, представляя, как она обустроит по своему вкусу собственное жильё… И вот теперь она сидит здесь, в этой пустой комнате, покрытой пылью и грязью, и чувствует себя абсолютно беспомощной и всеми покинутой. И ведь это даже не Хургада, где можно выйти в супермаркет и купить всё необходимое! В этом отельном комплексе посреди пустыни не было ни одного магазина, кроме гламурных сувенирных лавок для туристов, а такие простые и некогда доступные мелочи, вдруг превратились в настоящую проблему…

Но назад пути уже не было, и Дарье ничего не оставалось, кроме как приспосабливаться к сложившимся обстоятельствам.

«Ладно, поплакала и хватит. – Сказала она себе, когда, на минарете местной мечети уже прокричали „Аллаху акбар!“, а за окном уже совсем стемнело. – Хватит себя жалеть. Пора действовать. В отеле уже наверняка начался ужин, надо пойти поесть. Благо, хоть о еде здесь не надо беспокоиться».

…В тот вечер она заснула, не раздеваясь, под колючим одеялом, лежавшем на её кровати. И засыпая, она впервые спросила себя о том, не сделала ли она ошибку, бросив всё на Родине и приехав насовсем в Египет.

***

Утро снова принесло Дарье неведомую ранее бодрость и спокойствие. Через грязное окно пробивались солнечные лучики, по-прежнему освещая всю неприглядность её нового жилища, но вчерашнее отчаяние теперь сменилось удивлением.

«И чего это ты вчера так раскисла? – спрашивала она сама себя, доставая из чемодана свои вещи. – Ну, забыли они положить постель с полотенцем… сказал же Питер, надо в хозяйственной службе поспрашивать. Привыкла всё решать без посторонней помощи… Расслабься, Дарья, теперь отель – твой дом, и всё здесь должно быть для нормальной жизни, надо только знать, где попросить!»

– Надо Хамаду попросить, – сказала ей Надя, когда Дарья пришла в отель и поделилась своей проблемой с сотрудницами. – Он у нас заведует хозчастью, пусть выдаст тебе всё, что нужно.

– Если хочешь, я могу дать тебе свои чистящие средства, – предложила Луиза. – Они же мне не нужны каждый день. А потом мы с тобой можем съездить в «Сензо» и купишь там себе всё необходимое. Знаешь этот большой торговый центр по дороге из Макади в Хургаду? Наш служебный автобус, который возит сотрудников из Хургады и обратно, как раз проезжает мимо него, и мы можем туда подъехать.

– Идём к Хамаде, сказала Надя. – Всё равно тебе надо униформу взять, пусть поищут на тебя такую маленькую.

Хозяйственная часть оказалась совсем рядом с административным помещением. В тесной, но чистой комнатушке, одновременно служившей прачечной, складом и швейной мастерской, пахло свежевыглаженным бельём и какой-то бытовой химией. В уголке при входе сидел за электрической швейной машинкой маленький пожилой человечек с усиками, и всё-время что-то строчил. Это был отельный портной. А мистер Хамада, услышав, что в его владения зашли гости, появился откуда-то из-за стеллажей и поприветствовал девушек по-русски:

– Привет! Что у вас новенького? Чем могу помочь?

– Да вот, девочка у нас новенькая, – отвечала Надя. – Надо ей униформу выдать. Да, и в стафф-хаусе у неё нет ни постели, ни полотенца. Поищи ей, пожалуйста, это всё, Хамада. А я пойду, у меня дел много.

Хамада подмигнул Дарье и задал ей вопрос, на который она, находясь здесь, в Египте, будет отвечать ещё несчётное количество раз:

– Как зовут тебя? Откуда приехала?

– Дарья. Из Украины. – Ответила она.

– Киев? – продолжил Хамада. Дарья кивнула. – Прекрасный город! Ты думаешь, где я научился так говорить по-русски? Я жил в Киеве целых восемь месяцев. Там и научился – и говорить по-вашему, и борщи варить. – Засмеялся он собственной шутке.

Дарье захотелось спросить, что же он там делал целых восемь месяцев, но она всё сомневалась, можно ли к начальнику, пусть и небольшому, обратиться на «ты». Ведь они вели разговор на русском, и к ней он уже обращался на «ты», а по возрасту он, похоже, был не намного старше неё…

– Я там поваром работал в ресторане, – пояснил Хамада, пока в голове Дарьи ворочались все эти сомнения на тему вежливого обращения, а он ходил куда-то вглубь комнатушки и выбирал ей униформу. – Вот, возьми юбку и две рубашки, в комнате у себя примеришь, потом скажешь, подошли они тебе или нет.

Он достал со стеллажей чистую постель и полотенце и аккуратно сложил всё большой целлофановый пакет.

– А ещё я массажистом работал, умею делать хороший массаж. – Продолжил он свою краткую биографию. – Теперь, как видишь, работаю здесь, до менеджера дорос. Так что ты обращайся, если что нужно, сразу говори!

– Мне бы тряпочек, – выпалила Дарья, – та комната в стафф-хаусе такая грязная, просто ужас!

– Пожалуйста! Сейчас выдам тебе тряпок, а завтра ещё дам тебе химии. Всё будет хорошо, не переживай! – Подмигнул он снова Дарье. – И запиши мой телефон. Как только что нужно будет, сразу звони.

***

– Значит так, – начала свой инструктаж Надя, – Здесь есть утренняя работа, которую обязательно нужно всю делать до нашего завтрака, и есть работа вечерняя. Но это я тебе потом покажу, а сейчас нужно заламинировать вот эти инструкции. У нас ребрендинг, и мы везде меняем логотипы отеля. Потом повесим их на всех информационных стендах для туристов.

Она повела Дарью в соседний кабинет и оставила её возле ламинатора с кипой бумаг, отпечатанных на цветном принтере.

«Доктор. Часы приёма: с 9.00 до 10.00 и с 18.00 до 19.00 каждый день» – наблюдала Дарья, как из ламинатора выползали информационные листы, напечатанные на трёх языках – английском, немецком и русском.

«Вот до чего я докатилась, – рассуждала про себя Дарья. – Шесть лет изучала, как работают нефтяные и газовые скважины, учила всю терминологию на украинском, русском и английском языках, и моих знаний точно хватило бы на диплом выпускницы нефтяного техникума, а теперь я стою здесь, в этом тёмном кабинете, и смотрю, как ламинируются бумажки с отпечатанными на них простейшими предложениями». – Дарья любила иногда взглянуть на себя со стороны и оценить свою ситуацию глазами постороннего наблюдателя. – «Ну, а что же ты хочешь, – отвечал ей внутренний голос, – здесь курорт, охранная зона, и производства здесь нет и быть не может. Переехала сюда по собственному желанию, так что теперь наслаждайся тем, что у тебя есть, и не жалуйся».

Кабинет, где стояла Дарья, и в самом деле был тёмный, как и весь офис, поделённый на множество комнат, предназначенных для персонала разных отделов – бухгалтерии, финансового контроля, и менеджеров разных рангов. Офис гест-релейшнз одновременно служил приёмной, ведущей прямо в кабинет генерального менеджера. Вся бумажная работа, о которой упоминала супервайзер Надя, выполнялась на двух стареньких компьютерах, но в чём она состоит, Дарья не имела ни малейшего понятия, как и о самой работе гест-релейшнз. Фактически, ей предстояло освоить новую профессию, со всей новой для неё терминологией, сленгом и незнакомой должностной иерархией. Всё для неё здесь было внове, и в голове у неё теснилась тысяча вопросов, на которые она не знала ответов. Вот, например, кто такой F&B менеджер, в кабинете которого она сейчас стоит? А фронт-офис менеджер? И кто из них «главнее»? Дарьина новая жизнь кружилась, как в калейдоскопе, Ахмеды-Мухаммеды-Абдаллы один за другим протягивали ей руку для знакомства, но как же можно запомнить, кто из них кто? Да и где взять время на обдумывание? Вместе с решением бытовых проблем, на неё отовсюду непрерывным потоком обрушивалась новая информация, которая просто не умещалась вся в её сознании.

«325 роскошных номеров в восточном стиле, 2 главных ресторана, 5 ресторанов а-ля карт, лобби-бар, диско-бар, шиша-бар, 3 бассейна, услуги прачечной и оздоровительного клуба. Часы работы…»

– Информацию об отеле ты должна знать наизусть, чтоб отскакивала от зубов даже в три часа ночи, – продолжала учить её Надя. – Но в комнаты заходить к гостям можно только в двух случаях: при инспекции комнат, и то, в присутствии уборщика и, желательно, менеджера по уборке (помнишь Хамаду?), и если случилось что-то из ряда вон выходящее – тогда уже зовёшь меня и секьюрити. Обо всём, что бы ни случилось в отеле, всегда обязательно сообщаешь мне. Я – твой супервайзер, и я должна знать в первую очередь, что тебе рассказывают гости. А рассказывать они могут что угодно – от впечатлений о поездке на сафари до жалоб на плохо убранный номер. Особенно обращай внимание, если гость чем-то недоволен. Ты, главное, улыбайся и обещай всё исправить, а я уже решу потом, что с этим делать.

– И часто они приходят со своими рассказами? – поинтересовалась Дарья.

– Ты что! – Удивлённо вскинула глаза Надя. – Не они к нам приходят, а мы к ним! Вечером пойдём в рестораны, посмотришь, как мы с гостями общаемся. Потом сама будешь ходить и мне всё докладывать.

На рабочем столе зазвонил телефон.

– Не бери трубку! – схватила она Дарью за руку. – Тебя здесь нет, поняла?

– И, кстати, – добавила она, ответив на звонок с ресепшена, – в стафф-хаусе девочкам можно заходить в комнаты только к девочкам, а мальчикам – только к мальчикам. Личные отношения запрещены. Нельзя заводить романы ни с сотрудниками, ни тем более с гостями – ни выезжать с ними никуда, ни здесь встречаться. Секьюрити за этим следит, так что смотри, будь внимательна.

«Похороню я себя здесь», – промелькнула в голове у Дарьи мрачная мысль.

«Ты же работать сюда приехала, зачем тебе личные отношения, а?», – ехидно поинтересовался у неё тот самый внутренний голос, который сегодня утром уже советовал ей радоваться тому, что есть, и не жаловаться. Быть может, этот ехидный голос сказал бы что-нибудь ещё, если бы в этот момент в комнату не вошёл генеральный менеджер.

– Здравствуйте, леди! – бодренько поприветствовал он их и направился прямо к небольшому холодильничку возле стола с офисным ксероксом. – Надя, Вы говорили, гости из Москвы подарки привезли?

– Да, мистер Карстен, там прямо целый пакет стоит на верхней полке.

Мистер Карстен достал пакет и принялся за подарки:

– Это я возьму себе, – извлёк он из пакета одну банку с чёрной икрой, – ну, и это тоже, – достал он вторую банку, – а это что? Хм, сервелат – давно не было, – пробормотал он себе под нос, забирая также и колбасу. – Ну а это – вам будет, угощайтесь. – От московского подарка осталась только коробка шоколадных конфет. – Надя, сейчас здесь будет мистер Мохамед Гамаль, попросите, пожалуйста, убрать у меня в кабинете. Да, и проследите, чтобы поменяли пепельницы.

– Нет, ну вы видели! – воскликнула Вера, когда генеральный удалился из офиса вместе с московскими подарками. – Гости что, ему всё везли? А мы тогда что здесь делаем? Я думала, мой ребёнок хоть икры чёрной попробует, а он взял и всё себе забрал.

Пока Вера возмущалась, Надя вызвала уборщиков, и вскоре в кабинет зашёл молодой египтянин с ведром и тряпкой, а следом за ним – мистер Хамада собственной персоной с букетом каких-то цветочков, явно наскоро сорванных где-то прямо на клумбе. Он собственноручно водрузил их в вазочку, а вазочку поставил прямо на холодильник возле столика, где стоял принтер и лежала кипа только что отпечатанных информационных листов с новыми логотипами.

– Так, надо хоть глянуть на те конфеты, что нам достались, – сказала Вера, когда Хамада с уборщиком перешли со своими тряпками в кабинет генерального менеджера. – Кто будет чай?

От чая никто не отказался, и Вера потянулась к холодильнику с конфетами. Но то ли вазочку поставили так неустойчиво, то ли Вера неудачно махнула рукой, открывая холодильник – цветы полетели прямо на стол, залив водой пачку только что отпечатанных информационных листов.

– И кто эту вазу сюда поставил! Хамада, ты что ли? Какой сегодня праздник, что ты цветы притащил?

– А я причём? Как что, так сразу Хамада! Я же просто хотел, чтобы в кабинете у вас красиво было…

– Делать тебе нечего. – Проворчала Вера. – Испортил мне полдня работы. А ты что стоишь смотришь! – прикрикнула она на Дарью. – Не видишь, воду прибрать надо.

…Возвращаясь в стафф-хаус после той злополучной смены, Дарьины мысли занимали сразу два вопроса:

«Вот зачем он эти цветы принёс в кабинет? Ещё подумают, что это для меня, раз у них раньше такого не случалось, а я новенькая… И почему этот Мухаммед Гамаль курил прямо в кабинете у генерального? – В памяти у Дарьи ещё были свежи воспоминания о том, как её курящим киевским сотрудникам приходилось по нескольку раз в день спускаться с девятого этажа, где находилась их фирма, и выходить во двор, потому что в помещении детекторы мгновенно определяли любой дым и поднимали пожарную тревогу. – А здесь что, курить в помещениях не запрещается?»

И тут она заметила, что навстречу ей снова шагает Хамада. Он уже успел переодеться в футболку и джинсы, отчего стал выглядеть более подтянутым и моложавым.

– А я вот в Хургаду собрался, – объявил он. – У меня там две квартиры. И здесь за мной комната в стафф-хаусе сохраняется.

– Вот как! – Удивилась Дарья – И зачем тебе столько? – Она уже поняла, что с Хамадой здесь все на «ты», и можно не стесняться такой фамильярности.

– А как же! Иногда и в отеле заночевать нужно, работа такая. А квартиру я одну сдаю, в другой живу. Скучно мне, правда, одному жить. Что по вечерам делать? Футбол, шиша, и спать. Но я не жалуюсь. Всему своё время, – блеснул он золотой коронкой на переднем зубе.