Текст книги "Перекресток трех дорог"

Глава 16. Рог Эталла

Хижина Вальги стояла на самой границе Коддага и леса. Обыкновенно учитель, как подобает советнику и хранителю истории Ирда, проводил дни в общинном доме подле старосты, там же проживали его супруга и дети. Но временами жрец любил уйти прочь от суеты, посидеть в тишине, послушать лес да игру Ёрку. Потому он облюбовал себе отдельный уголок, а в поселении знали: когда их советник там, лучше не отвлекать пустыми беседами да приходить по важному делу.

Ферр здесь бывал редко. Небольшой, ладный домик на две комнаты, не считая общего очага, часто служил приютом для странствующих жрецов, которые желали посетить пещеру и записать свои истории. Изредка Вальги гонял кого из мальчишек к ним с поручениями, но чаще всего ученики обходили хижину стороной, чтобы не мешать и не тревожить гостей.

Пробраться туда незаметно, минуя шумный Коддаг и любопытные взгляды, труда не составило. Коль шествуют с тобой двое сэйдов да жрец, умелый в мороках, опасаться чужих глаз становится лишним трудом. Ферру подумалось, что напрасно он в детстве обучался у наставника лишь целительству, вспомнилось вдруг, что Ярг-то всегда интересовался чарами верхнего мира не только в работе с ранами да болезнями. Донимал Вальги и Ёрку просьбами объяснить, а те и не спорили, ведь кто мог знать, как всё случится…

Они скользнули в промёрзшую темноту хижины, поспешили растопить очаг. Расселись вокруг на ладных скамьях, укутались в принесённые хозяином шкуры, ожидая, когда дом вдоволь прогреется. Эйдре пристроилась под рукой своего жреца, растирала озябшие пальцы, а при дыхании изо рта вырывались облачка пара. Только Игви будто не приметил холода: улёгся между Ульдом и огнём, ворочался временами, подставляя теплу то один бок, то другой.

– Теперь меня тревожит легенда о защитниках, – хмуро признал Ферр спустя время. – С Тагни жрецы ошиблись: не было там знаков рождения, а Юдаря и вовсе не существовало. Надо было вызнать у Балларга, что он предрёк в точности. Вдруг и с Безымянным всё не так ладно, а мы уже решили, что он попросту выдумка да забыли думать?

– Можем и теперь расспросить дядю, – напомнил Ульд, а после с короткой улыбкой добавил: – Коль он сочтёт то делом важным.

– Обещался не бросаться, – хитро мурлыкнула Эйдре.

– Вреда он нам не причинит, – рассмеялся колдун, – но всё, что думает о таких героях, высказать поторопится точно.

И всё же, несмотря на опаску о гневе Балларга, мысли Ферра чудились верными. Ульд уселся поудобнее, прикрыл глаза, представил бога битвы вышагивающим по чертогам, пропел заклинание да позвал:

– Дядя?

«Говори», – в тот же миг отозвался он, а на фоне почудился слабым отголоском шум битвы и охотничий рог.

Колдун как сумел быстро объяснил, что их встревожило, принялся ждать отповеди, но Балларг не пожелал ругаться. Напротив, мергу почудилось, что дядя посчитал вопрос и впрямь серьёзным, а потому поспешил развеять сомнения:

«На Меже я встретил всех, кто был предсказан, не переживайте об этом. Нынче должно свершиться пророчество о Тагни, первая битва с Мергом: его в Ирде рассказывают в важном верно, а мелочи, добавленные людьми, не сумеют повлиять на исход. Вы решили, что делать дальше?»

– Мы спешим в Сэйд за рогом Эталла, – откликнулся Ульд.

«Дворец ветров в сердце наваждения, о том известно Эйдре, возможно, она укажет и дорогу. Но есть путь иной – от дома её семьи. Отыщите хранителя, что служит Эталлу, он проведёт вас. Что из того окажется быстрее да удобнее – решайте сами». – Балларг на мгновение замолк, а после с нежданной теплотой добавил: – «Удачи, Йорги. В верхнем мире без неё не обойтись».

– Будто с отцом побеседовал, а не с дядей, – с удивлением обронил Ульд, когда пересказал разговор друзьям. – Вот уж верное имя – Двуликий. Подходящее.

– К сердцу наваждения путь неблизкий, – молвил Гратту с затаённой тревогой. – К тому же опасаться там стоит и своей тени. Чем ближе туманы ко дворцу Эталла, тем охотнее они порождают любой страх или сомнение, воплощают немедля: так бог ветров стережёт свои владения от незваных гостей. Но что за хранитель – ума не приложу, а потому не подскажу и где его достать.

– Давненько мне не приходилось бывать в Сэйде, – произнёс Ёрку, бросил беспокойный взгляд на сына, – но соглашусь с Гратту: в сердце наваждения лучше не ступать и по великой нужде. Самые могучие колдуны нашего народа терялись там, не сумев отыскать пути. А про хранителей не слыхивал никогда прежде, да и чего они должны оберегать по воле владыки верхнего мира, представить не могу.

Ферр крепко задумался, припомнил своё единственное путешествие в Сэйд, а после, прищурившись, сказал:

– Коль вы не знаете, что стережёт хранитель, может ли он быть поставлен Эталлом охранять дитя пророчества? Да не лишь её, а всю семью, ежели назван дом, в котором ей предречено появиться на свет? Одному из тех, кто сотворил три мира, должно быть известно верное предсказание, так ведь? Почему бы тогда не приставить помощника не к чаду, коему суждено стать героем, а к роду, где оно должно родиться?

– О хранителях нашей семьи мне неизвестно, – пожал плечами Гратту. – Бед у дома случалось вдоволь, а на помощь никто не спешил, сколько себя помню.

– Потому что ничего из тех бед не угрожало твоей дочери. – Ферр хитро усмехнулся. – Сколько, говоришь, живёт у рощи олень, которого ты наказал мне достать?

Сэйд хмыкнул, посмотрел с интересом, ответил:

– Никто уже и не скажет точно. Его видал ещё отец моего отца. Но что бы помешало нам охотиться на него и убить?

– Ничего. – Жрец кивнул, довольно продолжил: – Но коль он дух-хранитель, как коппа, что бы помешало ему вернуться на место сразу же в ином обличие? Или даже в том же самом? Какое дело бесплотному мороку до личины? Случись у вас тяжкий голод, он бы уберёг дитя пророчества и пищей, раз сам не прикован к единому телу. Отец, жил ли у вас перед домом проклятый, привязанный к одному месту?

Ёрку покачал головой:

– Не было такого. Во владениях нашей семьи водопады у реки, сбредались туда разные создания, но чтобы многие поколения видели кого-то долгие годы да запомнили, не случалось. Мороки ходят свободно, пока есть наваждение, а земли свои бережёт лишь коппа, но тот церемониться с незваными гостями или терпеть соседства не станет, а уж добыть себя не позволит в жизни.

– Значит, – с затаённым весельем мурлыкнула Эйдре, – вновь идём за оленем?

– Проверить стоит, – согласился Ульд. – Ежели то ошибка, всегда сумеем пойти в сердце наваждения.

Лица Ёрку и Гратту без сомнений выдавали, что последний исход не лучше самой смерти, а её они детям не желали. Вечер под крышей дома Вальги завершился тревогой, после ужина все улеглись спать, а выходить порешили с рассветом. Учитель проводил Ферра без радости, но перед порогом заверил:

– Что бы ни стряслось, я буду рядом и помогу всем, чем удастся.

Ёрку дошёл с сыном до самого холма, простился, крепко обнял да обещал:

– Мы с Вальги вернёмся на дороги. Когда зазвучат песни вестника, знай, что их подхватят и в Коддаге.

– Коль случится беда, приходите в Олкуд, – попросил Ульд прежде, чем их закружили ветра верхнего мира. – Харад уже знает, а Мельха всегда обрадуется брату.

Тропа унесла друзей прежде, чем они сумели разобрать ответ сэйда, но Ферр успел разглядеть короткую улыбку отца, и она согрела душу перед дальним странствием.

В наваждении не бывало лёгких путей и прямых дорог. Гратту отправился домой, а путники поспешили к роще, в которой когда-то молодой жрец охотился на дивного оленя. Эйдре вела да крепко держала за руку Йорги, Ферр не отпускал ладони с густой шерсти Игви. Туман казался плотнее прежнего, обступал со всех сторон, пугал неясными звуками, странными силуэтами в сизом нутре, а воспоминания о путешествии к вершине Духов, встрече с коппой, преследовании питсами не добавляли покоя. Временами колдунья бормотала под нос непонятные слова, и от того становилось ещё больше не по себе, словно кошмары вот-вот выплывут из наваждения, утащат в разные стороны, откуда не сыскать троп ни друг к другу, ни к срединному миру.

Олень будто ожидал их у озера, смотрел тёмными глазами, слегка наклонил голову, выставил вперёд могучие рога. Ферр принялся напевать заклинание, хотя не брался предположить, должно ли оно работать на духах, не был ли прошлой раз лишь случайностью просто потому, что хранитель не признал деву в образе птицы да заслушался приятным напевом. Эйдре же померещилось, что он не отводит от неё взгляда да словно спрашивает, кого привела колдунья, не исходит ли от них опасности.

– Коль оберегаешь меня, то знай, – с осторожностью произнесла она, неспешно ступая ближе к зверю, – это друзья, в них нет угрозы.

– Помнишь меня, приятель? – Ферр медленно протянул оленю ладонь, позволил шумно втянуть прохладный воздух, почувствовать знакомый запах человека, который вёл его когда-то к угощению во дворе дома Эйдре. – Нам нужно попасть в чертоги Эталла, ежели знаешь путь, сможешь провести короткой дорогой?

Зверь откинул голову вверх, прянул ушами, чуть повернулся, подставляя белый бок. Колдунья первой положила руку на мягкую шерсть, почувствовала, как обступает её ласковое тепло посреди промозглого наваждения. Жрец и мерг доверились деве, повторили её жест, а Ферр крепче ухватился за загривок Игви, шепнул псу быть рядом.

– Мы готовы идти, – решительно произнесла Эйдре, оглядев каждого.

Олень ударил копытом, и перед ним раскинулась тропа, мерцающая всеми цветами радуги. Путники шагнули на неё, почувствовали на лице нежную ласку добрых весенних ветров. Туманы отступили, друзья словно плыли разом над ними и в них, слушали звон капелей, первые птичьи трели, а вместе с тем – шелест летних трав, переливы осенних дождей, свежесть скрипа первого снега под ногами. Верхний мир сиял красками, коих не видывали сэйд никогда прежде, смешались воедино времена года, вторили друг другу, сменялись в короткий миг закатами и рассветами, долгими днями, ночами, полными лунного света и блеска звёздного неба.

– Это песни ветров, – Эйдре с жадным восторгом ловила каждый вид, открывшийся ей на пути. – Всех, которые летали некогда в мирах, уже ушедших и, может, даже ещё нерождённых.

– Не только, – тихо произнёс Ульд, заворожённый игрой мелодий не меньше девы. – Здесь поют и те, кого они коснулись. Любое существо, ходившее по земле или парившее некогда в воздухе. И…

– Ллив? – сразу понял по голосу друга Ферр.

Мерг кивнул, а после чуть опустил голову, прикрыл глаза, слушал с мягкой улыбкой.

– Я не разбираю слов, – сказал колдун спустя время. – Но он кажется… счастливым. Спокойным, уверенным, гордым. Заслышь я похожее от духов, сказал бы, что это добрый знак. Но, может, он всегда был таким?

– Тогда вспоминай его песню в миг сомнений, – посоветовала Эйдре ласково. – Жаль, мне не расслышать, любопытно было бы узнать голос Охотника.

– Лес, – подобрав верные слова, объяснил Ульд. – Древний, словно сам Ирд, таинственный, полный теней от летнего солнца, шорохов, загадок. Мягкая поступь дикого зверя по густому мху. Стрёкот насекомых, свист птичьих крыльев. Он был старше самой Ириты, старше любого человека в мире. Ллив родился тогда, когда первые существа на земле принялись искать себе пищу.

Дальше они шли молча, а дорога оказалась настолько чудесной, что её конца не хотелось узреть никогда. Но в то мгновение, когда появился перед ними дворец ветров, каждый вспомнил, к чему стремился.

Чертоги Эталла выплыли из ниоткуда дивным мороком, встретили путников фонтанами воды из серебряных чаш, мерцающим белым дымом у земли. Радужная тропа окончилась камнями, сквозь которые пробивалась травы и цветы, что в срединном мире не росли вместе. Дух-проводник остался у начала пути, но словно не собирался уходить и решил дожидаться их возвращения. Друзья же поспешили вперёд, туда, где среди густых зарослей высился дворец, который, казалось, сооружён из самоцветов. Стены отливали янтарём, а в нём вихрились и извивались бирюзовые линии, сменялись изумрудными лентами, вспыхивали на свету ультрамарином. Он будто и сам состоял из ветров, менял узоры каждый миг, закручивал в замысловатые спирали да тотчас рассыпал их сотнями крохотных искр.

За распахнутыми воротами с башнями под островерхими шпилями начинался дом владыки Сэйда, величественный и прекрасный. Раскинулся подле дворца дивный сад, в котором застыла длинными косами листва гибких ив у прудов, замысловатых фонтанов, ажурных мостов, беседок с витыми колонами. Обрамляла первый этаж дивная арочная галерея, повсюду на порталах, у балконов, по ветвям висели колокольчики серебряные или стеклянные самых удивительных форм и размеров. Стоило ступить внутрь парка, и каждому захотелось, чтобы подул ветер, пролетел, играл кронами деревьев, брызгами воды, метался в арках, отскакивал от стен и высоких шпилей, с шорохом скользил по спиралям колонн ввысь, скатывался с мягких узоров резьбы на камнях, раззвенелся с задором трелями колокольчиков. Чудилось, что тогда дворец бы подхватило воздушными потоками, унесло в высокое небо, словно богатый кружевной платок, случайно оброненный рассеянной красавицей на землю.

Но во внутреннем дворе было спокойно и пусто. Никто не вышел навстречу, не попытался остановить или выведать у путников, с чем они пожаловали. По открытым павильонам стелился белый дым, молчали многочисленные колокольчики у дверей и окон. Тишину нарушал лишь шелест воды в фонтанах да мерещившаяся вдали убаюкивающая мелодия клёрса.

– Разве у Эталла не должно быть при дворце слуг? – с удивлением спросил Ульд. – Тут словно никто и не живёт.

– Может, его помощники – сами ветра? – с сомнением предположил Ферр да сразу же отбросил столь странную мысль. – Эйдре?

Колдунья не обратила внимания на зов. Ступала вперёд зачарованной, а шаги сбивались так, будто она была готова вот-вот пуститься в пляс. Жрец попытался взять деву за руку, но та ловко извернулась, рассмеялась, бросилась внутрь дворца, за миг пропала из виду.

– Музыка! – с досадой догадался Ферр. – В мелодиях сэйд теряют себя. Пошли, отыщем её там, где играет клёрс.

Тишина и пустота дворца смущали друзей. Ещё и Игви ко всем странностям принялся ворчать да раздражённо дёргать ушами. В просторных залах и комнатах с богатым убранством не было ни души, а выведать, откуда звучит арфа, не удавалось – чудилось, что нежную песню издавали сами стены.

– Прежде она всегда тебя слышала, даже когда играла сама, – с тревогой напомнил мерг, оглядывая залитые светом коридоры без капли жизни. – Не желала отвлекаться – да, но не так.

Ферр кивнул, напряжённый не меньше друга. Вспоминал ласковую улыбку своей девы в пещере, когда они шли к Модру в деревню и он пел об их пути, понимал, что тогда колдунья хоть и утонула в музыке, но осознавала происходящее. А теперь, во дворе чертогов, даже глянула так, словно вовсе не поняла, кто перед ней и чего хочет. Застывший мёртвым янтарём взгляд знакомых медовых глаз, в котором сменялись раньше за миг веселье, насмешка, нежность, сейчас напугал и заставил беспокоиться. Что бы ни творилось нынче во дворце Эталла, к тому мигу, когда друзья обошли весь его первый этаж и ступили на изящную лестницу, Ферр оказался уже уверен, что ничего подобного застать здесь было бы невозможно, коль всё шло бы верно.

Эйдре отыскалась в просторном зале самого центра чертогов. Танцевала у фонтана вместе с диковинными созданиями верхнего мира. Здесь, постукивая копытами, плясали олени с человечьими головами, странные люди с лицами вепрей, переминались с лапы на лапу да кружились в парах мужчины и девы, видом напомнившие двуногих кошек. Вокруг них с заливистым хохотом носились хороводом крошечные человечки в тяжёлых башмаках размером с половину владельца. Как они все умещались в зале и до сих пор не оттоптали друг другу ног или хвостов, оставалось загадкой, ведь в комнате, казалось, собралось всё население огромного дворца, слилось в едином танце, позабыв остальное напрочь.

Но хуже всего, что попали они к самому Эталлу. На широком троне, высящемся на постаменте, восседал бог ветров. Вернее, он мог бы там восседать, гордым и могучим, коль не раскинулся бы, будто на неудобном ложе, и не спал столь крепко, что его не будили ни пляска, ни смех, ни грохот башмаков да копыт. Серебряные кудри разметались по светлой коже, сильные руки безвольно повисли с подлокотников, голова склонилась на грудь, примяв аккуратную прежде бороду. Ни оружия, ни рога не виднелось ни при нём, ни подле него, а приди в зал убийца, ему бы не составило труда уничтожить Эталла в тот же миг, как узрел.

– Так быть не должно, – хмуро сказал Ульд, и его слова почти утонули в шуме окружающего безумного веселья.

– Уверен, что не должно, – согласился Ферр мрачно. – Надо отыскать этот гвархов клёрс, срочно.

Друзья выскочили в коридор, мерг наклонился к Игви и велел найти, откуда играет музыка. Пёс дёрнул ушами, прислушался, рысью помчался вниз, и они со всех ног ринулись следом.

Приближаясь к подземелью, спутники всё отчётливей слышали арфу да утробный рык Игви. В центре, прямиком под залом Эталла, стоял самый огромный из виданных когда-то друзьями фонтанов. Широкое основание напоминало котёл, на котором среди рисунков застыли, глядя в разные стороны, восемь голов. Обликом были различны: одни чудились смурными, круглили щёки, словно дули со злобой и старались смести дыханием прочь, другие казались ласковыми да добрыми. В сердце фонтана зависла над водой хрустальная арфа, а серебряные струны играли сами собой дивную мелодию, которая здесь начинала уже усыплять и друзей.

Ферр упрямо тряхнул головой, обошёл чашу, обернулся к Ульду, изучавшему одну из голов, произнёс с опаской:

– Что будем делать? Я хоть сейчас могу выпустить стрелу, но опасаюсь. Вдруг всему виной не инструмент, а песня, в которую вплели заклятие? Мне не понять сразу надписей на фонтане, а времени разбирать их нет вовсе.

– Нужна Эйдре, – решил Ульд. – Надо придумать способ привести её в чувства.

– Я вижу лишь одну возможность, – хмыкнул жрец. – Сделать так, чтобы она не ощущала чар музыки. Когда мы были в Сэйде прошлый раз, она становилась змеёй и слышала мои слова, но, может, мелодия в ином облике переменится для неё достаточно, дабы больше не терзать разум?

Мысль показалась верной, чтобы хоть попытаться, ведь иных путей всё равно выдумать не удалось. Они поспешно вернулись в зал наверху, остановились на пороге, выискивая колдунью взглядами среди толпы. Наконец, заметили рыжие локоны девы уже совсем подле фонтана, ругнулись от того, как далеко умудрилась забраться Эйдре в беспамятстве, велели Игви ждать да медленно потащились к ней, то и дело уворачиваясь от танцоров.

Ульд получил крепкого тычка оленьим боком, отлетел в лапы деве-кошке, а та с безумным смехом вцепилась, закружила по комнате, расталкивая всех вокруг, и кончики коготков больно царапали кожу. Через миг Ферр потерял друга в толпе, а когда обернулся, не обнаружил и Эйдре. Крепкое словцо уже просилось сорваться с губ, когда к нему, сверкая пустыми глазами, подплыл в дурмане танца мужчина с головой вепря, протягивая могучие руки.

– Я тебе не девица! – прорычал жрец, увернулся, и вепрь, минуя его, закружил в пляске пожилую даму с телом оленя.

В этот момент протолкался к другу Ульд, злой и помятый, с изорванными рукавами рубахи и тонкими царапинами на плечах.

– Где же твоя красавица? – оглядев мерга, поинтересовался Ферр.

– Ушла танцевать с другим, – колдун без стеснения отпихнул очередную пару лап, устремившуюся к ним обоим разом. – И могла бы оказаться в тот миг чуть нежнее, я и так не посмел бы спорить с желанием дамы. А твоя красавица где, не подскажешь, шутник? – Самому интересно, – вздохнул жрец и лишь чудом умудрился не наступить на маленького человечка, который незаметно подлетел и принялся кружить на месте, раскинув руки, прямиком под занесённым для шага сапогом.

Вдруг рыжие косы Эйдре полыхнули пожаром совсем недалеко от них. Ферр и Ульд, решительно распихивая танцоров, устремились к ней. С трудом миновали сразу пару сошедшихся в диком плясе людей-оленей, сшибающих на пути всех бедолаг подле себя, подскочили к колдунье. Мерг крепко схватил её, потянул в коридор, свободной рукой продолжая отталкивать лапы на пути, а Ферр тем временем отбивался от танцоров сбоку да прикрывал рот своей деве, чтобы в забытье она не прокляла их, посчитав, будто на неё напали. Там Ульд, стойко снося пинки и попытки кусаться, умудрился надёжно закрыть Эйдре уши, и в тот же миг застывшие глаза оттаяли, а в них вспыхнул испуг.

– Обернись змеёй, – поспешно показал жестами Ферр. – Живо!

Колдунья не стала спорить, перекинулась белым полозом, а жрец бережно поднял её, уложил себе на шею. По дороге вниз друзья объяснили то, что сумели понять. Чудилось, будто песня клёрса всё ещё терзает деву, но меньше, убаюкивает, как и мужчин, но уже не сводит с ума, заставляя плясать без оглядки и понимания. В подвале при взгляде на фонтан жрец точно заметил во взоре колдуньи мелькнувший страх. Он указал на арфу, затем на свой лук, чётко произнёс:

– Разбить?

Полоз качнул треугольной мордой чуть живее, чем сумела бы обыкновенная змея. Казалось, будь Эйдре в своём настоящем обличие, она бы замотала головой со всей силы, а то и вовсе кинулась бы оберегать инструмент от уничтожения. Ферр и Ульд переглянулись с радостью от того, что не стали торопиться да хвататься за оружие прежде всего.

– Остановить струны? – предложил жрец, вглядываясь в медовые очи девы.

Она замешкалась на миг, в глубине глаз отразилось тревожное сомнение, но сменилось решимостью, и полоз кивнул. Ферр передал змею Ульду, а сам вошёл в фонтан, добрался до клёрса, бережно коснулся ладонью, заставил замолкнуть. Всё это время Эйдре напряжённо наблюдала за ним, вытягивалась вперёд, словно стремилась отправиться следом за жрецом. Стоило мелодии прекратиться, как сверху раздался гулкий грохот, а желание немедля упасть на месте да заснуть оставило каждого. Колдунья обернулась человеком, тяжело выдохнула, объяснила:

– Это Сьюгорь, здесь рождаются ветра миров. Клёрс должен играть песни, от которых они появляются на свет разными. Но кто-то зачаровал его, и мелодия посводила с ума всех во дворце.

– Пока он не поёт, не будет и ветров? – нахмурился Ульд.

– Они не появлялись и прежде, – печально откликнулась дева. – Вы бы увидели: они серебром вырываются из голов на котле, а после улетают прочь. Те, что носятся нынче по мирам, – старые, уже рождённые однажды. Но новых не окажется, пока Эталл не вернёт нужные песни.

– Надеюсь, он очнулся. – Ферр попытался хоть немного отжать вымокшие по пояс брюки, но быстро махнул на то рукой да первым отправился наверх. – Вот отчего молчали колокольчики во дворе. Видно, они должны звенеть под играми молодых ветров, давать им набраться сил.

С опаской заглянувших в зал друзей встретил источник недавнего грохота. Всякий, плясавший у фонтана, лежал нынче на полу в крепком сне. Эталл так и не пришёл в себя, даже положения на троне не сменил. Жрец направился к нему, с бережной аккуратностью стараясь не наступить на кого-то из несчастных танцоров, вздохнул на ходу:

– Видно, слишком давно у них наступило это веселье, силы иссякли напрочь.

Ульд и Эйдре брели за ним. Игви в комнату даже соваться не пожелал, уселся на пороге, посматривал на спящих настороженно да принюхивался к воздуху.

– Он жив, но отчего-то не просыпается, – оглядев бога ветров, сказал Ферр.

– Нужен рог, – печально молвила колдунья. – Его голос пробудит и от самого крепкого из снов.

– Коль в зале его нет, то и во дворце уже не сыскать, – обронил Ульд хмуро. – Всё это наверняка устроили, чтобы выкрасть рог да не дать позвать ловчих к стене.

– Отчего же не убили тогда самого Эталла? – поинтересовался жрец. – Должны были бы обрадоваться такой возможности, он теперь беззащитен.

– Без него сгинет и наваждение. – Колдунья огляделась, потёрла пальцами виски с усталостью. – А туманы важны им, чтобы выползти в Ирд, минуя Межу. Балларг упоминал об этом. Потому Эталла усыпили, а не уничтожили вовсе. Противником он им опасен, но и мёртвым не нужен. Стало быть, нам тем более важно вернуть сюда рог, дабы его пробудить. Бог ветров не останется в стороне от битвы с Мергом, коль однажды уже решился сражаться против порождений тьмы.

– Проверим всё же остальной дворец, – предложил Ферр. – Вдруг рог запрятан надёжно где-то в сокровищнице, и до него не сумели добраться?

Эйдре вздохнула, посмотрела на спящего Эталла, твёрдо пообещала:

– Я вернусь сюда с рогом, как только получу его в руки.

В остальных комнатах не нашлось пропажи, да и надежды на то было у друзей не слишком много. Они тщательно обыскали каждый уголок, Игви всеми силами обнюхивал пол и стены, но не оказалось в чертогах ни артефакта, ни даже слабого следа, чтобы отправиться по нему. Тогда друзья вышли во двор, размышляя, что делать дальше.

– Я поговорю с отцом, – решил Ульд. – О том, что тут произошло, им знать нужно. Дядю снова отвлекать не хочется, прошлый раз почудилось, что он беседовал со мной, не прерывая боя. А Радга сможет посоветовать, откуда начать поиски.

Брат Балларга ответил на зов сына так же скоро, как и сам бог битвы. Выслушал новости, задумался ненадолго, после сказал:

«Уничтожить рог невозможно ни оружием, ни чарами. Утащить во дворы Мерга тоже не выйдет: там его сила опасна для них самих. Стало быть, его запрятали надёжно в Ирде или Сэйде. Ступайте к Ирите, коль рог где-то в срединном мире, она отыщет его тотчас хоть под землёй, хоть на морском дне. И будьте осторожны: ежели добрались до Эталла, её дворец тоже нынче небезопасен».

– Как бы не случилось беды и там, – мрачно обронила Эйдре, пока они шли прочь от чертогов, в застывшем без движения дворе которых так не хватало звона пляски молодых ветров.

– Ириту не убить оружием, пока существует в Ирде хоть одна живая травинка, – вздохнул Ферр. – Но ты права: полагаться на удачу не стоит, за сотни лет можно отыскать средство против любого. И лучше бы нам поспешить.

Они вернулись к оленю, который бродил у фонтанов, но заметил их и пошёл навстречу. Эйдре положила ладошку на белый лоб, попросила:

– Нам нужно попасть во дворец Ириты в Ирде. Сумеешь открыть туда тропу?

Зверь потоптался на месте, после обернулся в сторону юга, фыркнул, тряхнул головой. Колдунье почудилось, что он согласился, и она решила положиться на своё чутьё. Но прежде, чем уйти, обратилась к хранителю вновь:

– Эталлу нужна помощь, а мне стоит вернуться сюда как можно скорее. Сможешь ли ты проложить мне дорогу, если я позову?

Олень дёрнул ушами, потянулся, бережно ткнул мордой в ремень клёрса.

– Я сыграю мелодию Аньё, юго-восточного ветра, хорошо? – улыбнулась дева.

Он ответил коротким поклоном, после стукнул копытом. Эйдре почувствовала рядом провал, поблагодарила духа, крепко обняла Игви за шею, а друзья взяли её за плечи. Ветра подхватили, закружили в знакомом танце, и уже через миг друзья оказались между ласковыми волнами Олки да густым диким лесом острова, где затерялись в зарослях чертоги Ириты.