Текст книги "Перекресток трех дорог"

Глава 23. Навстречу легенде

Стуку копыт да фырканью лошадей вторил ровный шаг воинов Олкуда. В туманах наваждения защитники Ирда мерещились простому люду злым мороком, духами древних былин, которые вовсе не могут повториться. Деревни встречали их опаской, недоверчивыми взглядами да плотно закрытыми дверьми, словно не народ срединного мира они отправлялись уберегать, а самолично явились по души бедолаг-сельчан. Стоило мелькнуть поблизости от домов, как женщины утаскивали за стены детей, а мужчины мрачно шептались, будто углядели проклятых, за коими в любой миг выскочит из-под самой земли Мерг, да завяжется битва, где не станут разбирать, землепашец ты или воин, стар или млад, свой или чужой. Песни Тагни, хоть и пришлись по душе слушателям, но пугали неизбежностью слома ладного быта да спокойного времени, а людей Харада посчитали дурным предзнаменованием, ведь коль идут – точно быть беде.

Впрочем, отказывать в гостеприимстве народ тоже не собирался. Делились водой и даже припасами, пусть с неохотой, а всё же осторожно расспрашивали, чем могут подсобить. Помощи их никому не требовалось – лишь бы не мешали, а они и не пытались, рассудив, что с людьми при оружии дружба окажется вернее ссор. Мудрые старики недовольно бормотали, что не на грабёж отправились воины, а молодёжь совсем позабыла легенды да мнит, будто понимает чего в планах самих богов, чем непременно тех прогневит да навлечёт на родной дом наказание пострашнее самых уродливых порождений тьмы. Мир не с тварями Мерга, а с народами, кои стремились уберечь, мнился в эти дни хрупким да зыбким, полным опаски, а за всяким недоверчивым взором Ферру то и дело мерещились происки Мёрб, ведь что стоило искусительнице соблазнить да велеть ударить в спину под покровом ночи?

– Не станет она тратить сил на простой люд, – уверял Ульд без шибкой уверенности. – Одно дело – герои пророчества, а другое обычные сельчане. Мелковата для неё такая рыбка, побрезгует.

Но всё же Тагни было неспокойно. Ведь однажды дева Лаиши уже обратила взор на обыкновенного ученика жреца, хотя мало ли было вокруг душ, которые соблазнить – невелика задача? Отчего бы Мёрб не подыскать себе на службу кого помогущественнее, посущественнее мальчишки? Хоть наставника, хоть отца, у коих в достатке влияния да власти, хоть самого князя Билнуда – кто бы в Коддаге посмел отказать своему владыке в желании узреть пещеру Ллива? Но она избрала Ярга. Лишь оттого, что тот оказался неприметен всему свету, – только Ферр о нём переживал, когда и Ёрку уже счёл погибшим. И всякий чужой шаг подле войска чудился нынче Тагни поступью предательства да коварства, а люди, прежде вызывавшие любопытство и желание слагать баллады, теперь не сумели бы приметить к себе былых светлых чувств. Да и своих той порой, мерещилось, будто не осталось вовсе. Раз испытав искушение Мёрб, всякую усталость от дороги да суровость пред большой битвой легче лёгкого принять за игру дочери двора Лаиши. Ферр не желал оставлять караулы без присмотра, был мрачен да собран, внимательно слушал, глядел хмуро, а так как нынче шествовал подле Харада единственным жрецом, на чей совет тан полагался, то и владыка Олкуда весельем в пути не отличался.

Эйдре не могла помочь любимому побороть сомнений, ибо и сама тревожилась да переживала. Наваждения в срединном мире теперь было изрядно, дева уже и припомнить не могла земли без сизых обрывков тумана, в коих терялись звуки, а страхи обретали форму да силу. Ветра говорили о кошмарах и мороках, шептались о тёмных жутких тенях ночной порой. Природа боялась, молила о помощи своих защитников, а те… Убедить идти с войском или хоть нанять иных сэйдов не вышло. Слишком далеки были от привыкших к пляске да веселью чародеев верхнего мира беды мира срединного, в коем они лишь недавно обрели свободу от троп. Древних легенд народ Эйдре не ведал, как когда-то не ведала их она сама, а сказки о Великом Разделе да пророчествах не растопили ветреных сердец, ведь то казалось войной иных домов, а им, мнилось, ничего не грозило, и опасности не находилось вовсе, покуда можно за шаг очутиться в ином месте да ином мире.

Нынче, впервые за двадцать одну весну, наваждение пугало Эйдре, заставляло наспех шептать защитные чары без устали, только и без надежды на то, что сумеет уберечь всякого в войске. Она оказалась одна пред само́й древней магией Сэйда, друзей среди собственного народа сыскать не удалось, а врагов в густой пелене таилось вдоволь. Ладно, мороки, с ними управишься и человечьим оружием, коль знать толк в чародействе, здесь она была уверена в силах. Но где-то там ступал во мгле к Великому Разделу Коби, чародей стократ могущественнее, названый сын бога ветров. И ничего ему не будет стоить парой движений уничтожить разом и деву, и воинов, отомстить за сестрицу, за то, что посмели мешаться под ногами. Всякие отголоски силы родного мира этой порой тревожили Эйдре, заставляли напряжённо вглядываться во тьму, а кошмары звучали воспоминаниями о безумном хохоте Клив и не давали отдыха ночной порой.

Не легче шагалось под знамёнами Харада и Ульду. Казалось, всё давненько знакомое и привычное – люди, караулы, даже дороги Фелбера: ступай себе да по обычаю смейся у огня на привалах с соратниками. Только нынче шёл он не их колдуном-мергом, по дружбе да ради забавы когда-то прозванным Йорги по второму имени, а самим героем легенды, за коим воины устремились на смертный бой. Они видели пред собой сына бога, сурового да могучего, только Ульду от того ни могущества, ни божественных сил не прибавилось. Ребята Харада – народ бывалый, на удачу да милость великих властителей полагаться непривыкший, но в этой битве, при исполнении древнего пророчества о конце миров, и они невольно искали веры, а одарить ей отчего-то порешили того, чья власть выходила всяко не более человечьей. Йорги то радости не доставляло, как не прельщала и честь вести к верной гибели многих из своих старых приятелей.

Туманы наваждения беспокоили его, как и Эйдре. Их казалось слишком много, вполне довольно, чтобы в любой миг занести кинжал да ударить в стену. Дядя с отцом поминали, что важен праздник, когда границы зыбки и ненадёжны, дабы вывести воинство в обход Межи, но за каким гвархом им войско да битва, когда один проскочит незаметно в мороке, а охранителей Мёрб сумела бы искусить с усилием не большим, чем потребовал бы выбор наряда к пиру? Балларг сказал лишь, что ей нужна кровь, а Йорги не стал расспрашивать. Сам вдруг уразумел, что требуется, дабы напоить прочих тварей нижнего мира перед выходом в Ирд. Да и простой люд господство дворов скорее признает после разгрома своих защитников в великой напророченной сече, чем от вести о поцарапанных костяным кинжалом камнях. Радга сухо согласился с догадками сына, а Ульда нежданное понимание измышлений родной тётки обрадовало не больше собственной роли в грядущем. Хотя от первого, как молвил, выслушав, Ферр, и был какой-то прок.

Они ступали сквозь наваждение к Великому Разделу нежеланными гостями и для своих, и для врагов. Чем ближе оказывалась стена, тем крепче становились опаска и тяжесть любой встречи. Люди по глупости желали своим защитникам неудачи попросту оттого, что не хотели верить в окончание мирных времён, в сам бой за Ирд да истину зыбкого пророчества. Их владыка хранил немое молчание после переданной Харадом ко двору вести, но всякий разъезд стражи Фелба чудились нынче друзьями не большими, чем войско драугров или мороки наваждения. Ведь вроде и запретить пройти по своим землям не запретил, да только помощи послать тоже важным не посчитал, а заместо предсказанных героев видел лишь троих преступников, чьё место на плахе.

Опасаясь рассердить князя, не явились с войском и иные таны. Труды Тагни, долгие дни пения легенд, длинные пути от поселения до другого, дали плоды скупые да скромные: только жрецы подхватили песни вестника и понесли по свету. Тиль, Вальги, Огаф, оставшийся теперь в замке да с тревогой ожидавший вестей, усердно трудились, читая баллады о тёмных временах, но всех стараний вместе взятых оказалось мало, и нынче в первую битву с Мергом вступал не гордый Фелбер, надел самого Ллива, а единственный Олкуд, и то мерещилось недобрым знаком, ведь пророчество было туманно, а победы Ирду никто не обещал. Наваждение будто чуяло людскую тревогу пред грядущим да издевалось, рождая в густом сизом нутре мороки давно погасших сигнальных огней на Великом Разделе, накрепко вселявшие в сердца воинов думы, что нынче они остались одни против всех трёх миров и подмоги ждать более неоткуда. Лишь парящие высоко над головами неясные тени двух алых соколов напоминали, что Дикая Охота на их стороне.

Войско Харада пришло загодя да широко раскинуло шатры у перекрёстка трёх дорог. Небольшой, но крепкий, будто недавно отстроенный участок стены светлее иных её частей, с зубастой кромкой камней, тянущихся лестницей по левому боку, высился перед лагерем. За ним расчерчивали горизонт северные горы, вгрызались, будто клыками, заснеженными пиками в неспокойное летнее небо. Сердце Ферра той порой окончательно объял лёд, а взгляд стал колким, будто суровая стужа. Он уже едва сдерживался, дабы от души не приложить древком очередного дурня, шепчущего о паршивых знаках на всякую мелочь, и лишь уважение к Хараду пока служило добрую службу терпению жреца. Ульду приходилось не проще, а недоверие тех, кого привык оберегать, изрядно злило. Потому Эйдре принялась утаскивать друзей на вершину Великого Раздела, играла им мелодии ветров да заодно убедилась, что голоса тех разносятся на многие сотни яр без труда, а стало быть, и в битве станут защитникам подспорьем.

Когда за день до Бъёла показался с запада отряд всадников, радости в сердцах то не прибавило. Хороших вестей давно не ждали, а гостеприимству князя опасались верить. Коль потребует убираться со своих земель, останется или подчиниться, отдать мир на растерзание Мергу, или воспротивиться и выступить разом против нижнего мира да собственного владыки. С мрачным лицом и тревогой на душе Харад отослал к воинам Фелба гонца, выслушал донесение в гордом одиночестве, даже Йорги и Ферру не позволил подойти, а после нашёл встревоженных друзей и молвил:

– Занятные дела сегодня творятся. Ведёт отряд сам Съёнголь да уверяет, будто князь решился поглядеть и подсобить в сражении, коль случится.

– Съён? – Ульд обменялся с Эйдре и Ферром взглядами, в коих смешались радость да удивление. – Стражник Фелба? Ты его знаешь?

– Как не знать, – хмыкнул Харад. – Кому и стражник, да кровей княжьих, только, к его беде, незаконный. Отец в нём души не чает, а при дворе, ясное дело, шибкой любви не сыскать, особенно от княгини. Вот и остаётся подальше оттуда, но при службе и полезным городу.

Как только выдалась возможность, Съён с довольным лицом поспешил в сторону предсказанных защитников Ирда. Игви подлетел к нему, без усилий вскинул передние лапы на плечи, и мужчина чуть не свалился, со смехом потрепал пса за шею, а после обернулся к остальным, приветствовал и сказал:

– Фелб всё же примет участие в битве. Убедить отправить хоть немного воинов вышло проще, чем умудриться суметь повести их, но в столице решили, что не желают выглядеть полными дурнями, коль песни вестника правда, а потому мы нынче здесь.

– Да ты хитрец не меньше Ферра, – мурлыкнула Эйдре, когда Съён с бережной аккуратностью поцеловал ей руку.

– При дворе князя научишься изворачиваться, – отозвался стражник весело. – Рад вас видеть.

– А прошлый раз в темницу грозился запрятать. – Жрец глянул с доброй насмешкой.

– Поговорим о том после битвы, Тагни, – с задором бросил Съён через плечо, уже возвращаясь к своим людям.

Встреча с друзьями да нежданная поддержка Фелба согрела сердца, пусть даже не утихомирила тревоги. Всё ближе подступала пора самого долгого дня в году, а солнце медленно ползло по горизонту, проглядывало жарким светом среди густых низких облаков. К вечеру Эйдре приметила, как алый сокол гоняет над Великим Разделом ворона, не даёт приблизиться к лагерю, да заволновалась. Не станет посланник Балларга развлекаться охотой попусту, коль его отправили надзирать за перекрёстком. Дева показала чудно́е зрелище друзьям, и они вчетвером отправились в обход шатров, прежде всего с вниманием оглядев саму стену да убедившись, что чужаков или колдовства любого из миров там не объявилось.

У южных границ лагеря Эйдре почувствовала силу Сэйда, остановилась, вскинула руки, готовая в любой миг атаковать непрошеных гостей. Взялись за оружие и Тагни с Йорги, тревожно завертел головой Игви. Углядели то воины Олкуда, поспешили на подмогу, крепко сжимая клинки да недоверчиво осматривая залитое янтарём заката наваждение пред собой.

Из густой пелены приближалась к ним могучая фигура. Лучи уходящего солнца красили златом высокий шлем, играли бликами на богато украшенном широком топоре да доброй кольчуге. Словно дух прежних сражений, явившийся благословить потомков, он ступал гордо, неспешно. Развевался за спиной плащ зелёного сукна, подколотый бирюзовой брошью, лицо скрывала маска, увитая причудливыми защитными узорами, что переливались лунным серебром всякий миг.

– Разве так встречают близких после долгой разлуки, дочка? – молвил гость знакомым густым басом да ловким движением открыл свой лик их взорам.

Эйдре вскрикнула, кинулась на шею отцу, наплевав на нужду видеться среди людей гордым героем пророчества. Князь, ничуть не обиженный прежней холодной встречей, крепко обнял дочь, Ферра, а после и Ульда, прогудел с насмешливым укором:

– Неужто думали, что я оставлю людей из своего дома в бою?

А после махнул рукой, и за его спиной выскользнула из морока сотня княжеских сэйд. Чародеи посмеивались, довольные изумлёнными лицами зрителей, короткими поклонами приветствовали свою княжну, Ферра, Ульда, подоспевшего Харада, да и всех, с кем им грядущим праздником предстояло сразиться вместе. Среди статных фигур друзья неожиданно приметили Хегги. Ведьма ковыляла, опираясь разом на дубовый посох да локоть молодого воина Гратту, углядела удивление, проскрежетала:

– Я весточку передать пыталась. Но эта дурная птица, даром, что вестник богов, только и может перья щипать, а не слушать, чего говорят.

Сокол, усевшись на плечо Ульду, коротко, недовольно крикнул.

– Чего теперь беленишься? – Хегги пригрозила ему крючковатым пальцем, ничуть не смущаясь того, с кем беседует. – Меня добрым мёдом на вечном пиру не напужать – пожила вдоволь. А покуда топтала земли Ирда, служила ещё твоему отцу, мёртвый он там или какой. И тебе послужу, хочешь ты того аль нет.

– Мы тропой-то пришли, откуда я от неё по зиме уходил, – вздохнул Гратту ответом на встревоженные взоры друзей. – Объяснили, куда доброй сотней путь держим, а она упёрлась – тоже иду да всё на том. Ругались, ругались, а ей вон и боги не указ, куда там мне. Пришлось с собой брать, чтоб одна не шаталась. Хоть дорогой приглядели.

– Хегги… – хмуро начал было Йорги.

– Ты мне тут не умничай, – перебила ведьма сурово, словно отчитывала нерадивого ученика, напутавшего с травами. – Я тебе что, железками махать притопала? У вас целителей, в чарах сведущих, на войско сколько? Раны кто заговаривать будет? Жрец самолично, покуда от копья отдыхает? Вот и не бормочи, Ульдар Йорги. Твоя забота – с тварями Мерга сражаться, моя – людей выхаживать. Припоминаешь?

Колдун с усталой усмешкой качнул головой. Алый сокол снялся с его плеча, улетел к Великому Разделу, тоже, видно, не пожелав препираться со старухой, а может, и отыскав в её словах истину. Хегги тем временем обернулась к молодому сэйду, сопровождавшему её, да наказала:

– Меня разместить ближе к стене. И дров поболе, чтоб наверняка. Ну, чего встал как вкопанный? Времени с избытком? Ещё подготовиться нужно. Пошли-пошли.

Гратту жестом отпустил своего воина, а когда ведьма с юношей убрели к лагерю, лишь бессильно развёл руками, оборотившись к друзьям. Остальные его люди разошлись по округе, шептали в густых сумерках защитные чары, а несколько вовсе ушли к перекрёстку с дозором. Впервые за долгие дни на сердце Эйдре стало легко да спокойно, а усталость накатила тяжёлой волной. Дева отправилась в шатёр, устроилась поудобнее и уснула, а заклинания родного мира нынче звучали дивной колыбельной, желаннее коей не сыскать вовек.

Для остальных ночь не оказалась столь приятна. Когда нижний мир соберётся ударить, не ведал никто, и хоть лагерь утих быстро, его отдых был чутким, полным опаски, а воины, казалось, готовы вскочить да броситься в бой от каждого шороха. Ферру спалось дурно, задолго до рассвета он поднялся, сел у шатра, в печальной задумчивости вглядывался в блёклое мерцание звёзд среди разрывов низких туч над Великим Разделом. У его ног пристроился Игви, сопел, не тревожась ничем, а жрец медленно трепал косматую шерсть, вспоминал прошлый их путь, все испытания да не мог откинуть мысли о том, что прошлый день подарил множество желанных встреч, а теперь и ему предстоит свидеться с братом. Выбрался наружу Ульд, окинул взглядом лагерь да небо, грозящее дурной погодой. Расположился рядом с другом, но не сказал ни слова, и они долго слушали раскаты бури, метавшиеся вдали, пока на грани сознания не произнёс Радга:

«Мерг вышел в Ирд у северных гор. К полудню будут рядом с перекрёстком. Мы с Балларгом ждём зов рога и тотчас идём к вам».

– И встреча их в той битве не принесёт покоя ни одному, но иной не свершится более никогда. – Последние слова пророчества глухо упали из уст Ферра вместе с первыми каплями дождя, утонули в гуще наваждения и чудившемся с севера громе стихии.

Жрец стиснул зубы, отогнал не вовремя нахлынувшие воспоминания о брате: те немногие тёплые, что сохранились в череде ссор и издёвок. Гнева и ярости в решающий час отчего-то не находилось, но и тоску в сердце усилием воли удалось смирить.

Мужчины поднялись, обменялись быстрыми взглядами. Теперь они сделали всё, что оказалось в их власти, и оставалось последнее: ступить из реальности туда, откуда не было выхода, – в легенду о конце миров, исход коей нынче зависел лишь от них.

Глава 24. Шаг без возврата: пророчество о Тагни

Полдень встретил воинов готовыми к сражению. Умолкла суета сборов, не гремела более, раскатами бури отражаясь в сердцах тех, кто ныне ждал за стеной, вглядываясь в горизонт. Друзья смотрели на них с высоты Великого Раздела, не выпускали из рук дары богов, а вдалеке среди туманов уже показался враг, за которым, чудилось, дымится и тлеет земля. Ровные ряды защитников Ирда выстроились перед стеной, ложилась промозглая морось на кольчуги, шлемы, копья. Фыркали, пряли ушами лошади, а многие сотни суровых взоров устремились к северу: воины ждали сигнала к атаке.

Эйдре поцеловала Ферра, крепко обняла Ульда, и они отправились вниз. Жрец подозвал Игви, встал к остальным.

– Дивные времена нынче настали, – наклонившись к нему, заметил Съён негромко. – Прежде стены берегли людей, а теперь людям выпало беречь стену.

Ферр усмехнулся да крепче перехватил копье.

Йорги запрыгнул на коня, выехал вперёд да забрал правее, не отпускал ладони с рукояти меча Ириты, готовился обнажить его и тем начать бой. Чародейка глубоко вздохнула, оглядела всех с тревогой, нашла отца, Харада, Съёна, друзей, поднесла рог к губам. Зов прогремел над Великим Разделом, отразился от гор, холмов, носился долгими отзвуками всюду, и ответом ему стал голос Дикой Охоты. Появилось, словно из неоткуда, подле людей множество ловчих, рычал у ног богов лёхб, горело багряным пламя под тонкой шкурой и в глазах. Балларг и Радга замерли рядом с Йорги, глядя, как стремительно приближается враг.

– Поверить не могу, что меня ведёт в бой племянник, – с весельем шепнул владыка битвы, глянул на Ульда дюже довольно.

– Ты смотри, он в своё же предсказание не верит, – не сдержавшись, бросил мерг отцу.

– Сам-то определил, чего собираешь, мальчик мой? – усмехнулся Радга в ответ.

– Прирезанных самолично порождений тьмы, – тут же отозвался Йорги с задором, чем вызвал радостные улыбки обоих.

Армия нижнего мира двигалась быстро, шагали среди них полчища слуа, драугров, духов. Ползли, извиваясь, трое варлу, тащились невиданные прежде создания: мерзкие, бесформенные туши с шипами едва удерживались на коротких когтистых лапах. Оставались за их спинами следы выжженной земли, а вид вселял в сердца ужас. Над рядами врагов парила Мёрб, оглядывала воинов у стены со скукой и издёвкой на прекрасном лице. Эйдре стянула со спины клёрс, полились над Великим Разделом мелодии ветров, утешали, разгоняли сизый мрак не в природе, так хоть в душах, давали силы защитникам. Ярко блеснул внизу золотой меч в серой пелене дождя и тумана, Ульд пришпорил коня, а за ним ринулась на тварей Дикая Охота, и загремело в Ирде сражение, коего не видели эти земли многие столетия.

Йорги влетел в слуа, сорвались с уст слова древнего заклинания, вторили ему те же напевы от Балларга и Радга, вспыхивали руны на копьях да мече. Прах рассечённых тварей оседал на землю чёрным снегом, устилал всё кругом, и вторил лязгу да грохоту копыт хохот Мёрб. Она кружила над сечей, будто в сумасшедшей пляске, широко раскинув руки, и её волей пепел чудищ вскидывался, восставали слуа, бешеными псами вновь кидались в атаку. Ловчие Дикой Охотой схлестнулись с воинством Мерга, и не виделось той битве конца, ибо всякий в ней был бессмертен да тотчас поднимался с камней навстречу новой погибели. Сплетались в жуткой песне звон стали, устрашающий смех, колдовство богов и леденящий кровь вой лёхб, ведь в бою были люди, а тех клинки разили навеки.

Чёрным покрывалом над полем легли буря да наваждение, клубился осыпающийся и вскидывающийся всякий миг прах. А во тьме яркими вспышками метались духи, морочили, отвлекали от неясных силуэтов да смертельных ударов врага.

Молодой сэйд не приметил за белёсыми всполохами подле себя кошмарное, бесформенное чудище Мерга. Блеснул в мутной пелене острый коготь, и голова юного воина повалилась наземь, а тело отнесло прочь. Второй с воплем боли да ужаса упал, сражённый пламенем из жуткой пасти. Гратту что есть сил всадил широкий топор в бок твари, но тот лишь крепко увяз в плоти, а из раны вместо крови хлынула ядовитая, смердящая жижа. Сэйды навалились на противника, искромсали тушу, обжигаясь да оступаясь на отравленной земле, но только почудилось, будто победа за ними, а чудище рухнуло без движения, как минул лишь миг, и враг вновь восстал невредимым.

Гратту сплюнул, бросил попытки убить да, уворачиваясь от когтей, огня и яда, принялся наспех петь заклинание. Воины признали, подхватили, и вскоре тварь сгинула вовсе, отправленная чарами прямиком в сердце наваждения. Но ликование длилось недолго, ведь обернувшись, сэйды обнаружили себя отрезанными от соратников, и со всех сторон на них наступали иные порождения тьмы.

Не углядеть оказалось во мгле стремительных бросков варлу. Они рвали всякого, попавшегося на пути, хрустели доспехи и кости под могучими ударами. Лишь хищный блеск глаз выдавал тварей, и Харад лихо понёсся в сторону одного из них, срубил на ходу плавник, а верный конь чудом перескочил метнувшийся в тана хвост. Воины Олкуда, хорошо запомнившие легенды вестника, налетели на дракона, без надежды укрылись щитами от яда, дружным усилием одолели. Последним ударом рухнувшее тело гиганта подмяло всякого, не сумевшего отскочить, чтобы вскоре вскинуться и с шипением броситься на уцелевших.

Ферр бил любую тварь, попавшую под руку, не разбирая, слуа то, драугр или ещё какая пакость. Носился рядом Игви, уворачивался от когтей, хватал за лапы или ноги, валил на землю, рвал горло, тут же напрыгивал на следующего. Многие из тех, с кем они начинали атаку, пали позади в лавине вновь поднявшихся умертвий, другие во главе со Съёном умудрились прорубиться вперёд, тщетно пытаясь добраться до тех, кого чудища отрезали от своих. Но не виделось среди врагов ни человека, ни сэйда, а потому жрец опасался уходить далеко от перекрёстка, ибо единственный удар по стене мог уничтожить их всех тотчас.

Вдруг слева на миг появились двое: Коби стремительно шёл к Великому Разделу, не обращая внимания на битву вокруг, Ярг же на мгновение встретился взглядом с братом, приготовил костяной кинжал, будто специально показал его Ферру. Они исчезли сразу, словно кто-то просто не удержал заклятие морока, но заметил да отвёл глаза вновь. Жрец ринулся туда, где разглядел предателей, но увидеть их больше не удавалось, а до стены оставалось совсем чуть-чуть. На него бросались восставшие умертвия, и Ферр отмахивался, не глядя, надеялся на ловкость Игви, лишь бы успеть остановить Ярга и Коби.

Эйдре тоже чудом удалось приметить врагов. Она решительно оборвала голоса ветров, заиграла иную мелодию, мысленно моля, чтобы то не причинило вреда отцу и остальным сэйдам. Музыка била резкими порывами, терзала струны клёрса, срывалась тяжёлыми ударами, врезалась в камни, землю, само небо. Песня Юттина, северного ветра, разрушила все чары верхнего мира, оборвала мороки, уничтожила любую защиту.

Коби и Ярг вновь показались на глаза – уже почти у Великого Раздела, – и Ферр летел к ним со всех ног, приготовил копьё к броску, но мешкал, выцеливал тщательно: опасался, что переусердствуй он с силой, оружие пройдёт насквозь да разрушит перекрёсток само. Его брат остановился, быстрым взглядом отыскал жреца, ухмыльнулся, а после вдруг полоснул кинжалом себе по ладони, приложил её к стене, оставил кровавый след на древних камнях. Те на мгновение вспыхнули алым, но дурного не свершилось. Коби дёрнулся к нему, и Ярг с размаху да от души впечатал чародею кулак в лицо, откинул прочь, обернулся к Ферру с шальной улыбкой, швырнул ему легендарный клинок под ноги, крикнул, насколько хватило голоса:

– Мелкий, уничтожь!

Коби в тот же миг пронзил Ярга мечом и сразу бросился к жрецу. Оборвалась мелодия Юттина, белым беркутом упала на сэйда с Великого Раздела Эйдре, мощным ударом впечатала когтями в затылок, повалила, а после обернулась человеком, выхвалила кинжал отца, с коротким заклинанием ударила предателя в спину. Дева тотчас птицей взмыла ввысь, и вскоре вновь зазвучала над битвой песня ветров.

Ферр, недолго думая, обрушил на клинок брата лезвие, но не разбил: кость лишь покрылась глубокими трещинами и, отскочив от камня, полетела куда-то в толпу. Но тут резким рывком метнулся за ней Игви, уронил в прыжке восставшего драугра, словно не приметив. Могучие клыки сомкнулись на клинке, и тот развалился на осколки. Пёс недовольно фыркнул, встряхнулся, резво развернулся, бросился на мертвяка, влетел ему в ноги с размаху, рванул за горло, тут же кинулся дальше.

Ярг сидел у стены, тяжело дышал, зажимал рукой рану, а за ним по камням расползся густой кровавый след. Ферр подбежал, наклонился, хотел помочь, но брат остановил, выдохнул:

– Мёрб, сзади! Не отдавай копьё!

Жрец распрямился, окинул холодным взглядом фигуру искусительницы, что летела к нему над полем, а в синих очах горели ярость и алчность. Поднял сулицу, размахнулся со старанием, швырнул, но Мёрб умудрилась уклониться, ловко перехватить оружие, да тут же замахнулась для удара по стене. Ферр, не мешкая, вернул древко в ладонь, и дева взвизгнула с гневом, набросилась, словно дикий коршун, полоснула острыми когтями по груди, схватилась за копьё, попыталась выдернуть. Ферр крутанул его в руках, резко вывернул нежданно сильные ладони, крепко приложил Мёрб ногой в живот, и её отбросило, повалило. Наконечник пронзил плечо, оставил глубокую рану, но дева тотчас вскочила, пошатнулась, хотела атаковать вновь.

– Любимая, лови! – хрипло окликнул Ярг за спиной.

Мёрб, видно, не узрела в пылу битвы, что свершилось прежде у Великого Раздела, а потому живо обернулась, протянула руку, ожидая получить клинок, но встретила лицом лишь метко запущенную добрую горсть влажной земли вперемешку с мелкими камнями, травой, песком, кровью. Взвесь попала в глаза, и дева с рёвом рванула ввысь, а Ферр от души метнул вслед сулицу.

Копьё пронзило Мёрб в спину насквозь, и она рассыпалась прахом в воздухе, а многие из восставших её трудом чудищ повалились обратно замертво. Древко тут же вернулось в ладонь, затрубили поодаль рога Дикой Охоты, вторила им бравая мелодия клёрса. Ярг поморщился, когда на него попали останки искусительницы, раздражённо сплюнул, прошипел:

– Туда и дорога, тварь.

Ферр присел рядом, попытался исцелить, но видел уже, что любые старания бесполезны: Ярга теперь не спасла бы и чудесная вода Ириты, ему просто не дотянуть до чертогов живым.

– Оставь, – попросил он тихо, повернул голову, глянул: изумруды глаз уже затуманились скорой смертью, но короткая улыбка на миг озарила бледное лицо. – А ты стал хорош, мелочь. Кто бы прежде сказал, что мне понравится сражаться вместе с тобой.

Жрец выдохнул сквозь зубы, с трудом усмехнулся, не удержавшись, спросил негромко в шуме битвы:

– Отпечаток в Фелбе – твоих рук дело?

– Мальца мороком заставил, – с едва заметным весельем отозвался Ярг. – Болван Коби тогда носился как одуревший со своей дохлой крысой. Всем подряд ей в морды тыкал. Отвлёкся от меня наконец, и я сумел… незаметно поколдовать сам.

Спешно приковыляла к ним Хегги, у коей даже на чёрном платье без труда углядывались следы крови. Ведьма осмотрела братьев, остановила долгий, тяжёлый взор на старшем, медленно качнула головой да побрела к иным раненым, лишь на миг задержавшись, дабы мягко коснуться плеча жреца.

Затухало за спиной сражение – без Мёрб порождения тьмы не устояли под клинками оставшихся защитников Ирда. Звучали издали напевы чар, звоном завершились мелодии ветров. Навечно опустилась на землю тёмная взвесь праха слуа, осталась на поле только сизая пелена непогоды да наваждения. Простучали рядом копыта, Радга быстрым шагом подскочил к стене, Балларг и изрядно поцарапанный Йорги остановились рядом, спустилась с Великого Раздела Эйдре. Жрец заслышал кого-то ещё, но не оглянулся, неотрывно смотрел на брата.

– Я не понимал, что творю… – Ярг тоже не обратил внимания на остальных, не сводил взора с Ферра, а слова давались ему теперь с куда большим трудом, словно раньше силы теплились лишь милостью песни ветров. – А потом они решили, что ты можешь быть Тагни… Или Тиль… Я узнал о старшем брате лишь когда его вознамерились убить… Моими стараниями… На всякий случай…

Горькая ухмылка коснулась побелевших губ, сорвался с них короткий стон, но он собрался и продолжил, а рубленные фразы звучали сквозь сбивчивое дыхание изрядно натужно:

– Тогда как чары схлынули. Я хотел вас уберечь. Заманил Тиля в Сэйд… чтобы до него не добрались. А ты… был на испытании. Один. В лесу. И куда тебя уводить, я не представлял… Скажи убираться оттуда, ты б назло остался. Как в детстве. Попытался заморочить, чтобы бежал меня искать… лишь бы они не сумели пришибить… А ты решился за мной двинуть аж на вершину Духов. Ещё и Йорги умудрился отыскать да с собой потащить. Баран упёртый и всегда им был.