Текст книги "Перекресток трех дорог"

Глава 10. Великий Раздел

С Мельхой и Тави Эйдре простилась с сожалением: надеялась успеть проводить новую подружку в Билнуд. Деве казалось, что времени до Сайма у них с достатком, а спешить от гостеприимного замка Олкуда нет нужды. Она помнила, что сама же просила спутников отправиться Фелб, но не видела большой беды в том, чтобы прийти в город неделей позже оговорённого.

Ферр и Ульд же засобирались стремительно. Долго беседовали о чём-то с таном за закрытыми дверьми, а после жрец заглянул в покои Огафа и Мельхи, велел сейчас же готовиться в путь. Эйдре Ферр померещился встревоженным, но на расспросы не ответил, обещал объяснить после да сразу исчез.

Несмотря на странный уход рассветом следующего дня, чародейка не шибко печалилась, а дорога вновь звала и манила. С побережья старины Олки они вскоре свернули, неспешно побрели трактом среди бескрайних верещатников в сторону далёких гор севера. Эйдре разглядывала окрестности с любопытством, подмечала местную живность да с интересом изучала, о чём здесь судачат ветра.

Когда путники отошли от Олкуда на несколько часов, заговорил Ферр. Рассказал новости о встрече в переулке города, свои мысли о слежке и попытке помешать Ульду разобраться с древней легендой.

– Почему не сказал, что уходишь? – Чародейка посмотрела с гневом, за которым старательно прятала тревогу.

Целый день отсутствия Ферра в замке она вчера и не приметила, хотя связь, коей их скрепили в Сэйде, прежде не давала потерять жреца. Эйдре всегда чувствовала, где он, сколь бы велико ни было между ними расстояние. Но признавать, что увлеклась чужой свадьбой столь сильно, что позабыла о своём любимом, она не хотела и сердилась разом на всё: себя, непонятную старуху и, особенно, Ферра.

– А я, получается, должен за тобой верным псом бегать и шагу никуда не ступать без позволения? – Жрец шёл впереди всех и даже недовольным взглядом не одарил свою сэйд.

Эйдре вздохнула. Понимала: Ферр зол за то, что дева бросила его одного, и легко представляла свою обиду, попытайся сотворить такое он. Потому быстро скользнула к нему, взяла за руку, заглянула в лицо:

– Сумел разобрать, что это за старуха?

Жрец качнул головой, задумчиво объяснил:

– Сплошь чёрные тряпки и голос змеёй шипит под капюшоном. Да чувство странное: вроде, любопытно чего выяснить, а в то же время как неведомой силой отталкивает подальше.

Чародейка нахмурилась, шла недолго молча, крутила на пальце колечко, подаренное Мельхой, а после тихо напомнила:

– Та служанка в деревне говорила похожие слова о госте из леса.

– Мы что, оставили в Олкуде грухи?! – В спокойном обычно голосе Ульда скользнули отзвуки холодной стали.

– Наверняка мы не знаем, – поспешно произнесла Эйдре. – И я много раз поминала: грухи умны да хитры, с ними можно договориться. Нападать без разбору охотник Сэйда не станет, коль не зол, а по рассказу Ферра старуха была спокойна. Если её отправили поговорить, после она скорее всего покинула город и вернулась к тому, кто посылал за нами, оставаться ей самой оказалось бы невыгодно, раз уже кому-то помогает.

– Что же ей помешает попытаться добраться до Харада, ежели и о том попросили? – прошипел мерг.

– Там есть могучая чародейка нашего народа, – заверила Эйдре, а сама большим трудом заставила себя не оглянуться назад, лишь бы не встревожить спутников ещё больше. – Вы рассказали и о грухи в деревне, и о незнакомке, так ведь? Стало быть, в замок ей не пройти, туда и прежде бродяг не пускали, а теперь подавно не позволят даже глазеть рядом. К тому же, грухи слабы будто младенцы без наваждения, а его в городе нет, как и троп с порогами, я верю словам Мельхи.

– Исчезла она быстро, – сказал Ферр. – Миг и нету никого, словно в тенях растворилась.

– Она просто отвела тебе глаза, – вздохнула дева. – Сидела на месте да ждала, когда ты уйдёшь. Чихвостила ещё, небось, последними словами за то, что трёшься там, осматриваешься, а закат уже вот-вот окончится вместе с её силами.

– Стоило подольше постоять, значит, – процедил Ферр сквозь зубы. – Ещё один грухи, обученный мороку, Эйдре?

– Не я его учила! – возмутилась чародейка и ради примирения тихонько добавила, крепче сжимая напряжённую ладонь жреца: – Точно мы сказать не сумеем. Мог ведь и человек там сидеть, ты наверняка не видел.

Жрец глубоко вдохнул, постарался успокоиться, только мрачные мысли не оставляли. Рассказывать о своих сомнениях ему не хотелось, но Эйдре словно сорвала с языка слова, сказала их сама, отчего сердце кольнуло болезненной горечью.

– Она говорила: беспокоится о тебе некто близкий, – осторожно произнесла чародейка, с опаской глянула на лицо любимого, заставила себя закончить: – А грухи в деревне выкрикнул имя твоего брата. Когда отец предположил, что Ярг мог быть проклят оттого, что попытался увести сэйда силой, ты не возмутился и посчитал это возможным.

– По весне он снился мне, просил помочь, – бесцветным голосом уронил Ферр. – К чему это было, коль он замешан в попытках помешать нам?

– Отвлечь. Не дать завершить испытание. Увести на поиски. Сам говорил, за дружелюбием может скрываться злой умысел, так отчего его не спрятать за мольбой о помощи?

Он не ответил, лишь дёрнул плечом да крепче схватился за посох.

– Ферр, – негромко окликнул Ульд, – тебя не смущают такие слова о брате?

– Что в них должно смутить? Ярг пропал, что с ним – неизвестно. Ежели жив, может делать, чего вздумается. Всё, что мы знаем – он не вернулся с сэйд. Невозможно даже сказать наверняка, точно ли он не связал себя с кем-то и попросту не сбежал прочь, Йорги.

– Когда ты вчера говорил со мной о старухе, был зол. Я подумал было, что ты поверил и рассердился на меня…

Жрец обернулся, взглянул на друга с возмущением и гневом, хотел заговорить, но Ульд поднял руку, продолжил:

– Но твоя ярость оказалась о её словах обо мне. А теперь Эйдре говорит, что Ярг может следить за нами, мешать, а ты словно готов всерьёз думать так о нём.

Ферр печально усмехнулся, провёл рукой по изрядно отросшим волосам, после признал:

– И правда готов. Ярг самоуверенный, временами бывал жесток и груб. Добрыми друзьями нам жить не случилось. Честно сказать, не знаю сам, чего больше боюсь услышать на вершине Духов в Сайм, Йорги: что брат мёртв или что его на вечном пиру никогда не было. Потому что, если Ярг ходит по срединному миру, а грухи выкрикивал его имя, я не удивлюсь и тому, что за попытками нас остановить может стоять он.

Ульд крепко сжал плечо жреца, тихо сказал:

– Узнаем после. Сейчас такие мысли не принесут ничего, кроме дурных сомнений. Даже ежели твой брат жив, он ещё может бродить по свету да трудиться честно.

– Но просил о помощи. – Изумрудные глаза блеснули льдом. – Именно меня. Именно во время испытания. Не будь у меня повода думать дурно об этом человеке, я бы не позволил и произнести о нём дурных слов.

Они пошли дальше молча, тишину нарушал лишь шорох шагов, гулкий стук посохов да весёлый лай Игви в отдалении.

Дорога до Фелба заняла четыре дня. Бескрайние поля верещатников манили Эйдре, ей хотелось обернуться ястребом, лететь над камнями, смотреть на мир с высоты и слушать свист ветра под крыльями. Но мысль о том, что она бросила Ферра в замке, совсем позабыла хоть изредка оставаться с ним, а после ещё и не приметила долгого отсутствия, терзала совесть. Чародейка старалась теперь идти рядом со своим жрецом, не отпускать руки в дороге, говорить да отвлекать. Со временем мрачные думы оставили каждого, сменились нетерпением и азартом странствия. В деревнях их встречали радостью, Игви веселил в пути, мир начинал казаться добрым, а прошлые заботы далёкими. Лишь бесконечные разговоры о древней легенде напоминали, что Ирду грозит беда, а им – некто, стремящийся помешать выведать правду и остановить предсказанную столетия назад войну. Эйдре слушала рассказы Ферра и его споры с Ульдом, размышляла с ними, только всё больше чудилось, что толку в том нет никакого. Они будто бродили вокруг неясных слов, пытались выведать в них средство для борьбы, но чародейку всё больше смущало обсуждение, походящее на затаённую ссору, где к тому же уже несколько дней кряду не рождалось ни одной новой мысли.

Высокие стены прекрасного Фелба показались на горизонте ещё до полудня, становились всё ближе, окружённые, будто лабиринтом, росчерками каменных ограждений на полях близ города. Длинный мост вёл через широкую реку к массивным воротам, реяли на башнях флаги княжества. Эйдре подумалось, что весь Олкуд вместе с его величественным замком мог бы расположиться в Фелбе трижды, да ещё осталось бы вдоволь места под новые постройки. Но сколь бы чудесным ни был открывавшийся всё полнее вид на древнюю столицу Фелбера, она уделила ему немного времени, а после внимание оказалось безраздельно занято иным чудом.

Перед далёкими, укутанными облаками и сизой дымкой горами тянулась, насколько хватало взора, огромная стена. Тёмная рукотворная линия, искусанная временем, неровной высоты, местами щербатая или зияющая обширными провалами, она мерещилась бесконечной лестницей, стремящийся сразу во все стороны: вперёд, вверх, до самого моря с востока да вглубь Ирда на запад. Некоторые части чудились невредимыми, но были другие, словно искрошенные неловкой рукой какого древнего гиганта. Эйдре замерла, всматривалась, любовалась и пыталась отгадать назначение такой громады.

– Великий Раздел, – пояснил Ульд, проследив направление взгляда девы. – За ним начинаются земли народа Мерг.

– Мы можем сходить прежде туда? – чародейка обернулась на одной ноге, сжала ладошки перед грудью, посмотрела с надеждой и показалась спутникам любопытной девчушкой, а не гордой княжной, с полчаса назад гневно спорившей с ними о туманных легендах. – Пожалуйста!

Ферр и Ульд переглянулись.

– Пути неспешно часа два в одну сторону, – ответил мерг на невысказанный вопрос друга. – Успеем дойти, оглядеться да передохнуть, а после вернуться ещё до заката.

– Тогда идём, – улыбнулся жрец. – В Фелбе нас не ждут, стало быть, и торопиться незачем.

Эйдре вместе с Игви поспешила вперёд по одной из многочисленных тропок среди лилового ковра цветущего вереска. Ферр и Ульд шли следом, о чём-то негромко переговаривались, но их беседа сейчас не занимала мысли чародейки, – она жаждала поскорее добраться и внимательно осмотреть удивительную стену.

Чем ближе они подходили, тем чаще на глаза попадались непонятные нагромождения, похожие на основания укреплений или давно сметённые временем руины неясного назначения. Эйдре не сдержалась, перекинулась ястребом, облетела округу, а после посидела немного на самой вершине стены. Спустилась к спутникам, которые уже расположились у поросших мхом камней, обернулась человеком, устроилась рядом.

– С высоты видно столько разрушенных крепостей по обе стороны, – осторожно сказала она. – Поэтому тут стена? Люди Мерга и Ирда враждовали прежде?

– Люди Мерга? – переспросил Ульд недовольно.

– Эйдре, – тихо произнёс Ферр, – ты говоришь так, будто не знаешь о Разделе.

– Откуда мне знать историю ваших народов? – Чародейка посмотрела удивлённо. – Ты о ней не пел, а в Сэйде до того дела никому нет, своих забот хватает.

Ульд хотел что-то сказать, но осёкся, устремил взгляд на древние камни, откуда взирал на них алый сокол.

– Смотри-ка, снова. – Он легонько ткнул Ферра локтем в бок, кивнул на птицу. – Хоть здесь и не удивительно, но с чего столько внимания?

– Она не из этого мира? – Эйдре тоже глянула на сокола. – Но и не из Сэйда, наши всегда белые.

– Из Мерга, – кивнул Ульд. – Посланник Двуликого.

– Кого? – Чародейка нахмурилась, попыталась припомнить, о ком они говорят, но не сумела.

– Ты не слыхала прежде ни имени Ириты, ни о Двуликом? – Ферр недоверчиво улыбнулся. – Хоть об Эталле народ верхнего мира не позабыл?

– О владыке ветров, собственном боге? – рассмеялась Эйдре. – Вряд ли бы нам удалось. Но вы не ответили, кто такой Двуликий. И говорите так, словно уже видали эту птицу прежде.

– В Олкуде, да. – Ульд отвлёкся от сокола, погладил пристроившегося подремать у ног Игви. – Вечером, перед тем как уйти. Совсем из головы вылетело рассказать. А Двуликий – бог войны и охоты, из нижнего мира.

– И он следит за нами? – Эйдре вновь глянула на птицу, но уже с опаской. – Дурной знак.

Мужчины посмотрели на неё со странным изумлением, переглянулись. Эйдре вздохнула, пояснила с терпением:

– Если слуа у того дома поставил он, смерть слуг разъярила его. Что же хорошего сулит то, что он нашёл виновников их гибели?

– Двуликий враждует с воинством Мерга долгие века, – тихо поправил Ульд и говорил отрывисто, сердито. – В тот день погибли не его слуги, а твари, которых он сам уничтожает без устали. Как народ Сэйд умудрился позабыть, кому обязан спокойной жизнью? Не знать о Разделе, Дикой Охоте, а из творцов трёх миров помнить лишь Эталла? Разве такой должна быть благодарность?

– Хватит, – спокойно велел Ферр. – Йорги, Эйдре не понимает ни твоих слов, ни твоего гнева. И не той ты задаёшь вопросы. Не знает – так стоит рассказать, а не попрекать в том, что никто не говорил прежде.

В давние времена, коих не вспомнят уже и на вечном пиру, Ирд, Сэйд и Мерг были едины. По изумрудным холмам земель прекрасной Ириты стелились туманы, а в них бродили диковинные создания. Девы с козлиными ногами пасли скот, в дремучих чащобах жили олени с человечьими головами; мир бурлил чарами, колдовством, жил в грёзах и полнился страхами, что рождали ночные кошмары. Но не нашлось бы от края до края суши или в самом сердце моря проклятья страшнее порождений Мерга. Дикие твари, не знавшие ни пощады, ни гибели, появлялись из-за высоких гор на севере, терзали землю, обливали её кровью, яда в которой хватило бы разом на десяток миров. Там, где проходили они, реки вскипали зловонной жижей, умирали деревья и травы, а всякая жизнь исчезала под их копытами или стопами. Мудрейшие не сумели бы сосчитать их числа, сильнейшие не ведали, как одолеть нечисть с севера.

В мире жило множество богов, но не нашлось бы среди них равных доблестью владыке ветров Эталлу, стойкостью – деве плодородия Ирите, храбростью – Охотнику Лливу. Собрались они втроём перед горами севера, и плакала Ирита над мёртвыми землями и телами своих созданий. Тогда призвали боги верных им со всех уголков света и решили выступать против орд тварей Мерга. Бились они с мужеством, коего не видел мир прежде да не узрит вовеки, три страшных столетия, и не было в те годы ни солнца, ни луны, ни звёзд. Однажды смогли боги и их войско отбросить врага прочь, но победить не сумели, – спустя время Мерг вернулся с новыми силами, а герои не успели тогда восстановить своих с достатком.

Великая скорбь наступила среди богов и их созданий: не ведали они страха, но не находили и возможности спастись. Последняя битва предрекала им гибель, а могилой должны были стать отравленные Мергом земли. Но они оставались стойкими, готовыми к сражению, и каждый поклялся, что не прорваться врагу за стену на границе, покуда жив хоть один её защитник. В ночь, за коей должна была свершиться битва, разверзлись пред ними северные горы, встал перед Иритой, Эталлом и Лливом незнакомец…

– Серебром сиял лик под светом лунным и застыли звёзды в прозрачном взоре. Молвил, что спешил он к отцу в час тёмный, указал на Ллива копьём чудесным, – нараспев проговорил Ульд строки древней легенды, подмигнул удивлённому Ферру, а после жестом просил продолжать.

Сын, рождённый в кошмарах Мерга от связи порождения тьмы с богом-охотником, пришёл с подмогой для уставших воинов. За его спиной стояли чудовищные твари: всадники без ног, вросшие в спины своих лошадей, и каждый сжимал в длинных руках копьё, исчерченное неведомыми рунами. Копьё же их вожака сияло солнцем, а охранные знаки на нём переливались пламенем, и чёрное древко невозможно было переломить даже колдовством. Он назвался богом войны и предрёк добрый исход битвы, но также предсказал гибель Ллива и желал её предотвратить.

Охотник поверил сыну, но отказался не вступать в сражение и был смертельно ранен, а потому перед кончиной благословил воина Мерга, поддержавшего их, и даровал ему свою силу. В тот день тварей отбросили, но новые орды предрёк бог войны и предложил решение, которое пришлось по душе его союзникам.

– Разделить миры… – прошептала Эйдре и оглянулась на горы, словно опасалась увидеть за спиной чудищ из легенды.

Ирита, Эталл и Двуликий собрались у границы мёртвой земли, поднялись на огромную стену, прежде служившую защитой от Мерга, да нарекли её Великим Разделом. Бог ветров создал верхний мир, затрубил в рог, и все, кто был верен ему, назвались Сэйд, ушли с ним и забрали туда чары да колдовство. Дева плодородия спрятала свой золотой меч в ножны, дабы не покинул он их до скончания трёх миров, ступила назад, к зелёным холмам, и те, кто откликнулся на её зов перед битвой, отправились с ней и приняли имя Ирд. Двуликий же молвил, что уходит на Межу пред Мергом, и там его Дикая Охота станет мешать тварям нижнего мира пробираться через границу. И были люди, желавшие отправиться с ним и сражаться под его знамёнами. Воин-Охотник молвил, что самые умелые из его ловчих не смогут отыскать всех порождений тьмы, даровал тем, кто не покинул его, магию своей родины, нарёк их Мерг и наказал странствовать среди живых да защищать их до конца времён. А после ступил вперёд на мёртвые земли и исчез. Но ежели кружит над Великим Разделом алый сокол, – то Двуликий наблюдает за порядком да смотрит, чтобы его воля исполнялась в обоих мирах.

Ферр умолк, покосился на птицу, которая будто бы тоже слушала легенду с большим вниманием, а после перевёл взгляд на друзей. Эйдре сидела задумчивая и притихшая, а Ульд улыбнулся, бережно коснулся ладони девы, сказал:

– Прости за резкость. Двуликий – мой бог, и я не стерпел обвинения его в связи с нашим врагом. Алый сокол смущает и меня, но он не несёт зла, поверь. А ежели за нами и впрямь следят, я даже рад, что на нас обратил внимание и хозяин вечного пира.

– Я бы тоже не сдержалась, скажи ты грубость об Эталле, – заверила чародейка. – Странно, что у нас не знают этой легенды, таких вещей не стоит забывать. Раз мир когда-то был един, как не поверить в то, что границы могут исчезнуть вновь?

– Наверное, опасность для вас не столь явная, – предположил мерг. – Нижний мир несёт разрушение и гибель всему живому, а зачем было Эталлу создавать Сэйд, мне непонятно до сих пор.

– Из-за наваждения. – Эйдре печально улыбнулась. – Туман, рождающий грёзы да кошмары, о котором говорил Ферр в начале – причина создания верхнего мира. Он даёт нам силу, но обретает власть над любой мыслью и любым страхом, осуществляет их, и иногда это несёт не меньше бед, чем самые жуткие из мертвых тварей среди твоих врагов. Грухи – одно из них. Воплощение коварства, каким представляется оно людям. А хуже, что для многих он не только страшный противник, но и желанный союзник. Чьи-то кошмары временами становятся грёзами для другого.

– Стоит идти обратно, – поторопил Ферр. – Нужно ещё сыскать сносную таверну, а Эйдре наверняка возжелает сразу же осмотреть весь Фелб, и мы с тобой не сумеем ей помешать, Йорги.

Они рассмеялись, собрались в путь. Перед уходом мерг обернулся и, сам не понимая зачем, сказал птице:

– Мы придём на вершину Духов к Сайму. Не знаю, к чему тебе это, но мне скрывать нечего.

Сокол щёлкнул клювом, взмыл в воздух и через мгновение уже пропал из виду.

– Словно бы хотел узнать наши планы? – удивлённо предположил Ферр обратной дорогой.

Колдун дёрнул плечом и невольно оглянулся назад, на древнюю стену, но там уже никого не было.

Фелб встретил путников шумом да кутерьмой. Сновали повсюду люди, криком и скрежетом полнились улицы, узкие переулки, широкие площади. Однако город был красив, и Эйдре с восторгом озиралась по сторонам, с трудом проталкиваясь сквозь толпу за спутниками. Она привыкла ориентироваться на слух, но здесь он подводил, звуки сбивались в общий гул, путали, кружили, оглушали. В какой-то миг чародейка поняла, что вовсе не видит спин Ульда и Ферра, не слышит недовольного сопения Игви. Её несло в потоке людей куда-то, а друзья вот только что были здесь, но теперь пропали без следа.

Эйдре с трудом выбралась к стенам большого дома, скользнула в тёмный переулок, попыталась успокоиться. Уши прежде не подводили никогда, а связь со жрецом точно давала понять, куда ей следует направляться за ним. Но сейчас не было ничего. Только она одна, окружённая какой-то отвратительной грязью да мусором, шумом и своим страхом. Дева несколько раз глубоко вздохнула, посмотрела с затаённым отчаяньем на горностая у запястья, а после решительно отправилась вглубь переулка, понадеявшись, что отыщет спутников, не возвращаясь в толкучку.

В какой-то миг стало тише, Эйдре даже умудрилась прислушаться. И тут же обнаружила за спиной осторожные шаги, которые не признала, а потому пошла быстрее и выбралась к тупику – двум постройкам, отгороженным от улицы высокой стеной. Чародейка вынуждена была обернуться и узрела в узком проходе массивного мужчину в поношенном костюме.

– Долго я за тобой гонюсь, – улыбнулся незнакомец, сделал несколько шагов вперёд, и Эйдре отступила дальше, упёрлась спиной в стену.

– Тише, милая, – мужчина поднял руки, продолжил приближаться. – Твои друзья весь город на уши поставили, обещали щедрую награду за твоё возвращение. Идём, я отведу тебя к ним. Всем хорошо – вы воссоединитесь, а мне звонкая монетка.

– Не подходи, – прошипела Эйдре, вскинула ладони, но незнакомец коротким рывком одолел расстояние между ними, закрыл огромной лапой рот, а в правой руке блеснул занесённый для удара нож.

Чародейка попыталась вывернуться, но не успела: убийца вдруг вздрогнул, выронил оружие, осел на землю. За его спиной мелькнули изумруды глаз Ферра. Эйдре ужаснулась той дикой ярости, что сменила привычные веселье и ласку в его взоре. Жрец быстрым движением вытащил кинжал из умирающего, очистил, спрятал. Ульд и Игви тем временем обыскали переулок на случай, если разбойник был не один, но иных врагов не нашлось, и они подошли к друзьям.

– Надо спрятать тело, – предложил мерг. – Кто бы его ни обнаружил, если дойдут до нас, добра ждать не стоит.

Дева оглядела их, после перевела взор на незнакомца, доживавшего последние мгновения, и коротким заклятием обратила его в крысу. Зверёк лежал под ногами, тяжело дышал и был уже почти мёртв. С такой раной спасения он не обрёл бы и в бессмертии проклятия сэйда, но прежнего вида ему было не вернуть никогда.

Ульд без слов приблизился, носком сапога отправил крысу за полусгнившие ящики у стены. Ферр тем временем подошёл к Эйдре, осмотрел, глубоко вздохнул и процедил:

– Какого гварха ты творишь?! Почему не обернулась птицей и не отыскала нас? Зачем тебя вообще сюда понесло?

– Я… не смогла. – Чародейка судорожно выдохнула, закрыла лицо руками, глухо прошептала: – Звуки сбили с толку и не получалось слушать. А связь между нами, видно, стирается вместе с границами: я не чувствовала тебя и не сумела разыскать.

Ферр выругался, а после обнял её, крепко прижал, поцеловал волосы:

– Тише… Больше от меня никуда не денешься, плевать, есть эти чары или нет.

Она подняла глаза, встретилась с ним взглядом, в коем вновь видела тепло и нежность, благодарно улыбнулась.

– Идём, – поторопил Ульд. – Отыщем место поприятнее.

Ферр крепко сжал ладонь Эйдре и не выпускал до таверны. Дева держала его за руку, шла следом, старалась смотреть по сторонам внимательно, замечать дорогу, и вспоминала невольно, как сама тащила жреца сквозь наваждение, которое он тогда не умел слушать, грозила обернуть жабой да рассказывала, что делать, дабы не заплутать в тумане.