Текст книги "Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991"

Глава 1. Эпопея возвращения

Уже на перронах ленинградских вокзалов демобилизованные почувствуют любовь, заботу и внимание своих земляков. Каждый прибывающий в Ленинград эшелон будут встречать многочисленные делегации трудящихся города.

Прямо с вокзала демобилизованные направятся в районные дома культуры, клубы, где оборудуются сборные пункты. На этих пунктах будут выдаваться паспорта, военные документы, продовольственные карточки. В кинозалах будут демонстрироваться лучшие фильмы и устраиваться концерты. Красочные выставки расскажут новоприбывшим о жизни различных районов и предприятий города во время Отечественной войны. Выставки помогут демобилизованным изучить особенности предприятий города и выбрать себе подходящую работу. На сборных пунктах будут с докладами выступать директора предприятий, парторги заводов и фабрик.

Большое внимание партийные, советские, хозяйственные и общественные организации города уделяют подготовке жилищ для демобилизованных. <…> Демобилизованные в первую очередь будут снабжаться топливом. Для них выделяются специальные магазины, торгующие материалами для ремонта квартир и предметами первой необходимости.

«Красная звезда», 1945 [86]86
  Ленинград готовится к встрече демобилизованных воинов // Красная звезда. 1945. 6 июля. С. 3.


[Закрыть]

Согласно газете «Красная звезда», печатному органу Народного комиссариата обороны СССР, демобилизация должна была стать праздничным и хорошо организованным ритуалом, который позволил бы не только подтвердить особый статус ветеранов, но и быстро вернуть вчерашних солдат в ряды мирных тружеников. Это, однако, оказалось благой фантазией, которая воплощалась в жизнь крайне редко. Конечно, у каждого солдата была своя история демобилизации, но большинству из них пришлось иметь дело с хаосом, беспорядком, неготовностью властей и дефицитом буквально всего, начиная с продуктов и жилья и заканчивая одеждой и транспортом – что, впрочем, характеризовало Советский Союз 1940-х годов в целом. Тем не менее фронтовики все же возвращались, и кое-кого даже встречали особым образом: именно так, как и обещалось в процитированной в эпиграфе газетной статье. Встречи большинства, однако, проходили без всякой помпы, а потом бывшим бойцам приходилось самим решать многочисленные проблемы, обрушивавшиеся на них по приезде. Но прежде, однако, им предстояло доехать до дома. Такое возвращение оказывалось гораздо более рискованным, хлопотным и сложным делом, нежели можно было ожидать в полицейском государстве, каким оставался сталинский Советский Союз[87]87
  Изображение демобилизации как эффективно контролируемого процесса см. в статье: Донченко В. Н. Демобилизация Советской Армии и решение проблемы кадров в первые послевоенные годы // История СССР. 1970. № 3. С. 96–106. О том, как демобилизуемые солдаты воспринимали контроль над ними, см.: Fitzpatrick S. Postwar Soviet Society: The «Return to Normalcy», 1945–1953 // Linz S. J. (Ed.). The Impact of World War II on the Soviet Union. Totowa, NJ: Rowman & Allanhead, 1985. P. 129–156, особенно – P. 135–136. Отчет, основанный на архивах, см.: Merridale C. Ivan’s War: Life and Death in the Red Army, 1939–1945. New York: Metropolitan Books, 2006. P. 336–371.


[Закрыть].

Эта эпопея возвращения заслуживает нашего пристального внимания. Сначала мы увидели бы, как демобилизованный едет в вагоне или на крыше вагона, плывет на речном судне или летит в самолете. Потом нам открылось бы, как он забирается в кузов случайной попутки, добивается причитающегося ему места в государственном транспорте, едет верхом на лошади или просто шагает пешком. Мы услышали бы его жалобы или ругань, а возможно, и увидели бы, как он выплескивает свою ярость, подогреваемую потребляемым в пути алкоголем, во внезапных вспышках насилия. Нам открылась бы важная проблема, которая его мучает: как умудриться доставить домой все то, что досталось ему в качестве «трофеев» – от костюма или часов до пианино, охотничьего ружья и даже (иногда) автомобиля. Наконец, нам не раз довелось бы вместе с ним воспринять информацию партийных агитаторов или партийных газет, разъясняющих освободившимся от службы бойцам их положение, а также права и обязанности в послевоенном обществе. Несмотря на повсеместность хаоса и неразберихи, сам факт демобилизации, как и сопутствовавшая ей риторика, позволял «ветеранам Великой Отечественной войны» думать, что они теперь обладают правом на новый социальный статус – причем такой, который обеспечивает привилегированное отношение на всех уровнях социальной организации: в семье, деревне или городе, региональных и местных партийно-советских учреждениях и, разумеется, глазах «народа» и «советской власти» в целом.

Таблица 1.1. Реконструкция демобилизационных волн с учетом возрастных когорт (рядовой состав, сухопутные войска)

* Также во второй волне были демобилизованы: лица с тремя (и более) ранениями; специалисты, бывшие преподаватели и студенты; женщины; прочие.

Источники: Указанные правовые акты публиковались (среди прочих изданий) в «Ведомостях Верховного Совета СССР» (30 июня и 3 октября 1945, 28 марта и 31 октября 1946, 12 февраля 1947). Указ от 12 февраля 1948 года, насколько мне известно, не был опубликован; краткое уведомление об этом правовом акте появилось в «Ведомостях Верховного Совета СССР» 21 марта 1948. Сам акт можно найти в Государственном архиве Российской Федерации (далее – ГАРФ): Ф. р-7523. Оп. 40. Д. 45. Л. 1–2. Правовые акты скрывают фактические когорты по рождению: их пришлось реконструировать с использованием опубликованных и архивных источников. Эту реконструкцию см. в моей работе: Edele M. A. «A Generation of Victors?». Р. 62–68.

Фронтовики-инвалиды были в первом ряду ветеранов, вернувшихся к гражданской жизни. За годы войны 3,8 миллиона солдат покинули армейские ряды по болезни или ранению, причем 2,6 миллиона из них стали инвалидами[88]88
  Кривошеев Г. Ф., Филимошин М. Ф. Потери вооруженных сил СССР в Великой Отечественной войне // Население России в XX веке. Исторические очерки. Т. II: 1940–1959 / Под ред. В. Б. Жиромской. М.: РОССПЭН, 2001. С. 26; Krivosheev G. F. Soviet Casualties and Combat Losses in the Twentieth Century. London: Greenhill Books, 1997. P. 92.


[Закрыть]. Кроме того, более 200 000 военнослужащих были уволены «по разным причинам», еще столько же дезертировали или пропали без вести, а 3,6 миллиона были командированы на промышленные предприятия, в местные подразделения противовоздушной обороны или на тыловую охранную службу[89]89
  Krivosheev G. F. Soviet Casualties. Р. 91.


[Закрыть]. Среди тех, кто прибывал с фронта еще до завершения боев, преобладали представители самых старших возрастных групп, то есть граждане 1890–1892 годов рождения, которых спешно призвали в чрезвычайной ситуации 1941 года[90]90
  Edele M. A. «A Generation of Victors?»: Soviet Second World War Veterans from Demobilization to Organization 1941–1956. Ph.D. diss., University of Chicago, 2004. Р. 69–71.


[Закрыть]. После окончания войны к уволенным ранее присоединились по меньшей мере еще 8,5 миллиона солдат разных возрастных групп, которых демобилизовали несколькими волнами в течение 1945–1948 годов (см. таблицу 1.1). Около 1,8 миллиона бывших военнопленных были репатриированы в качестве отдельной группы[91]91
  Подробнее см. главу 5.


[Закрыть].

В военном и послевоенном хаосе сложно было организовать демобилизацию большого количества фронтовиков. В 1943 году возмущенный депутат Верховного Совета СССР написал секретарю ЦК ВКП(б) Георгию Маленкову о сценах, свидетелем которых он стал во время поездки по железной дороге и которые, по словам проводников, были вполне типичными. Около трехсот инвалидов, выписанных из тыловых военных госпиталей и направлявшихся домой, ждали отправления скорого поезда № 73 Ташкент – Москва, но, как только была объявлена посадка, их растолкали и оттеснили здоровые пассажиры, которые заняли все местах в двух вагонах, специально предназначенных для ветеранов. В страшной сутолоке ослабевшие от ран бойцы падали, наложенный на переломы гипс разбивался, а швы опять начинали кровоточить. Многие инвалиды-фронтовики так и не смогли занять отведенные для них полки.

Оставшимся на перроне пришлось потом с трудом искать места в других битком набитых вагонах. Но этим ветеранские злоключения не ограничились: во время остановки на одной из промежуточных станций вагон, полный инвалидов, отцепили от поезда, поскольку продолжение рейса на него не распространялось. И снова раненым и увечным пришлось штурмовать и без того переполненные вагоны, но уже других составов. Пайков, которые они должны были получать в распределительных пунктах для военнослужащих по пути следования, на многих вокзалах и станциях просто не оказалось в наличии. В Оренбурге, Куйбышеве и Рязани пункты питания располагались на станционных задворках, причем никаких специальных мер, облегчавших инвалидам доступ к пище, железнодорожное начальство не предпринимало. В результате многие целыми днями сидели «даже без куска хлеба». Неудивительно, что инвалиды были возмущены таким отношением. «В газетах пишут о чутком и внимательном отношении к раненым бойцам, а потом нашего брата набивают в вагон как дрова, – говорил один из них. – Вот, когда были здоровыми, воевали, тогда нужны были, а теперь искалечили, и никто не позаботится, чтобы по-человечески отправить домой»[92]92
  Ф. Быков – Г. Маленкову // Российский государственный архив социально-политической истории (далее – РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 122. Д. 44. Л. 4–5.


[Закрыть].

Эта кошмарная история возвращения была типичной для тех, кто добирался домой самостоятельно: не только для инвалидов и раненых, которых выписывали из госпиталей, но и для увольняемых из армии офицеров, а также для демобилизуемых по особому поручению (например, специалистов, официально переводимых из вооруженных сил на промышленные предприятия)[93]93
  Подобная демобилизация проводилась по заявкам от предприятий; нормативную базу для нее обеспечивало Постановление Совета народных комиссаров (далее – СНК) от 13 сентября 1945 года № 2346–605с. См.: ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 47а. Д. 3705. Л. 83–81. О возвращении специалистов см., например: Н. Шверник – Н. Вознесенскому, 12 декабря 1945 // ГАРФ. Ф. р-9517. Оп. 1. Д. 52. Л. 38. См. также отдельные примеры: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 397.


[Закрыть] – в общем, для всех, кому не довелось вернуться на родину в специальных эшелонах, выделенных для массовой демобилизации. Один ветеран, уволенный из армии по медицинским показаниям в конце 1945 года, рассказывал, как он застрял на пограничной румынской станции вместе с тысячами других демобилизованных, надеявшихся на поезд. Они дождались прибытия товарного состава с демонтированным промышленным оборудованием, направлявшегося на восток. Пространство, свободное от станков и агрегатов, уже было забито стоящими солдатами, спешившими пересечь границу родины. К счастью, ему удалось присоединиться к ним[94]94
  Чухрай Г. Н. Моя война. М.: Алгоритм, 2001. С. 296–297.


[Закрыть].

«У нашего поезда вид был странный и довольно страшный», – писал политработник, переживший аналогичный опыт в начале сентября 1945 года. Вагоны поезда, следовавшего от Станислава [ныне Ивано-Франковск] до Львова и далее до Брянска, были переполнены. Солдаты стояли на подножках, толпились в тамбурах, и даже крыши вагонов были усеяны людьми, причем с багажом. «На остановках торговки бросают на крыши всякую снедь, а оттуда вниз летят деньги». Кондукторы, не стесняясь, распределяли свободные места за взятки. В Киеве и на некоторых других остановках местные комендатуры подолгу снимали пассажиров с крыш вагонов, но это лишь на короткое время что-то меняло: вскоре наверху оказывались новые путешественники. Из-за всей этой суматохи поезд выбился из расписания на пять часов. Во время остановки во Львове политработник также видел, как возвращающиеся солдаты празднуют победу: «Меня поразило большое количество сильно пьяных офицеров и солдат на улицах. … Вид их разнузданный. До глубокой ночи – шум, пьяные песни, выстрелы». Подобная картина ждала его и в оперном театре, который он посетил, чтобы послушать «Травиату» на украинском языке. «Два сержанта, совершенно пьяных, куражились, распевали песни во время антракта на виду у всех. Двое полковников стояли безучастно тут же»[95]95
  Б. Волин – Г. Маленкову, 11 сентября 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 310. Л. 36–39.


[Закрыть].

В Ростове 205 демобилизованных солдат простояли в очереди несколько часов, потому что им сказали (как потом оказалось, ошибочно), что перед посадкой нужно проштамповать посадочные талоны. За это время гражданским удалось выкупить все места в вагонах, забронированных для возвращающихся фронтовиков. В результате, сообщал очевидец, «демобилизованные размещаются в общих вагонах, в тамбурах и на крышах»[96]96
  И. Кузьмин – Г. Маленкову, о приеме демобилизованных солдат и помощи им на селе, 22 августа 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 102. Л. 138–142. Цитата – С. 140.


[Закрыть]. Вот, например, описание сцены, вполне обычной для 1946 года: «Крыши уже были завалены мешками и человеческими телами, которые поезд, то и дело дергаясь, стряхивал на платформу, как спелые яблоки. Мужчины вскакивали на ноги, чтобы еще раз сразиться за свои с таким трудом завоеванные места. Я видел много мундиров и фуражек, но без звезд. Это были только что демобилизованные. Как только поезд трогался с места, крыши, подножки, буфера снова заполнялись неплатежеспособными пассажирами. И так они ехали от станции к станции»[97]97
  Pirogov P. Why I Escaped: The Story of Peter Pirogov. New York: Duell, Sloan & Pearce, 1950. P. 235.


[Закрыть].

Поезда были не единственным средством передвижения. Один ветеран, в 1945 году добиравшийся из Берлина до дома на попутных машинах, оставил следующее описание: «Днем и ночью движутся по необъятной нашей стране в разных направлениях людские потоки. Возвращаются с фронта солдаты, едут домой эвакуированные. У всех одна мысль: только бы попасть на поезд или попутную машину, а там, в дороге, как-нибудь все устроится. <…> Шумное оживление не только в городах, на узловых железнодорожных станциях, но даже на проселочных дорогах: пылит полуторка, а в кузове нетерпеливо ждет своего перекрестка солдат. И, не дождавшись, пока затормозит машина, спрыгнет на обочину, помашет на прощание шоферу, озорно, по-мальчишески оглянется по сторонам – видят ли люди, как блестят начищенные ордена и медали»[98]98
  Кованов В. В. Призвание. М.: Политическая литература, 1970. С. 245–246. Спасибо Крису Бертону за то, что он привлек мое внимание к этим мемуарам.


[Закрыть].

На фоне всеобщей сумятицы существовал и более организованный способ возвращения домой. Тех, кто массово освобождался в рамках демобилизации старших возрастных групп, начиная с лета 1945 года отправляли обратно в специальных эшелонах. Первый такой поезд с красноармейцами, участвовавшими в штурме Берлина, отправился в СССР в начале июля[99]99
  Всенародная забота о демобилизованных воинах // Красная звезда. 1945. 10 июля. С. 1.


[Закрыть]. Газеты широко освещали их прибытие, красочно описывая радостные сцены на вокзальных перронах, переполненных женщинами, которые ожидали братьев, мужей и отцов, а также официальные встречи, которые организовывались местными чиновниками и руководителями предприятий[100]100
  См. публикации в газете «Красная звезда», появившиеся в 1945 году: 18 июля. С. 3; 6 июля. С. 3; 20 июля. С. 1; 8 июля. С. 1; 20 июля. С. 2; 22 июля. С. 3; 27 июля. С. 1. См. также «Блокнот агитатора Красной Армии»: № 21 (июнь 1945). С. 27–30.


[Закрыть]. Разумеется, гораздо реже сообщалось о трудностях и огорчениях, преследовавших солдат по пути домой. Так, 10 августа 1945 года специальный поезд № 45117, следовавший в Ташкент, был переформирован на железнодорожной станции Арысь. В результате десять вагонов с демобилизованными солдатами просто были забыты на путях. Они простояли двенадцать часов, пока не был найден новый локомотив. Другие поезда простаивали из-за поломок, отсутствия запчастей или, если таковые удавалось найти, нехватки масел для их смазки. 15 августа 1945 года специальный поезд № 45702-А без всякой видимой причины простоял шесть часов на станции; когда после томительного ожидания состав продолжил путь, он, наверстывая время, без остановки миновал несколько следующих станций, где должны были сходить некоторые демобилизованные. По этой причине фронтовики оказались в Ташкенте. Потребовались еще девять часов, чтобы отыскать поезд, который мог бы доставить их обратно. «Естественно, – отмечал узбекский партийный функционер в своем отчете, – это привело к выражению обоснованного недовольства со стороны демобилизованных и их семей». И это был далеко не единичный случай. Ветераны, лишенные возможности сойти на своей остановке, нередко провожали удаляющиеся родные места с печалью в глазах[101]101
  Уполномоченный Комиссии партийного контроля (далее – КПК) по Узбекистану – Г. Маленкову, отчет об исполнении закона о демобилизации, 24 августа 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 102. Л. 96–104. Цитата – Л. 96–97.


[Закрыть].

Хорошо, если вагон попадался пассажирский[102]102
  См., например, фото в «Красной звезде»: 1945. 25 июля. С. 1; см. также: Merridale K. Ivan’s War. Р. 356.


[Закрыть]; по большей части людей перевозили в теплушках – переоборудованных вагонах, которые в мирной жизни служили для перевозки скота: «А внутри теплушки – нары, сплошь устланные немецкими коврами, иногда размером через весь вагон, синий дым от гаванских сигар, откуда-то их было в Германии много. И звучат, фальшивя, немецкие аккордеоны „Хонер“ и даже дорогие итальянские. Какой проворный народ – через два-три дня (дорога была долгая) эти люди, никогда ранее не державшие в руках никаких музыкальных игрушек, руками, казалось бы, навек приржавевшими к пулеметам, довольно сносно выводили свое любимое „Над озером чаечка вьется“ и вовсе уж модное „На позиции девушка провожала бойца“. <…> А эшелон-призрак мчался с войны по никому еще не принадлежавшей и не определившейся с границами Европе, пугая своим видом и сумасшедшей музыкой немецкие и польские деревушки по обе стороны своего исторического марша – война, обратная дорога»[103]103
  Танич М. И. Играла музыка в саду… М.: Вагриус, 2000. С. 267.


[Закрыть].

По всей видимости, местных жителей пугала не только странная музыка, доносившаяся из этих «поездов-призраков». Подобные поездки зачастую сопровождались эксцессами насилия, подогреваемыми скукой долгого странствия и усиливаемыми доступностью оружия и алкоголя. 21 октября 1945 года на станции одного из городов Куйбышевского района Запорожской области Украины остановился спецпоезд № 45481. Пока состав дожидался нового локомотива, на перрон сошла группа пьяных офицеров и солдат, которые, угрожая начальнику станции оружием, потребовали незамедлительного отправления в дальнейший путь. Когда им сказали, что без паровоза ехать невозможно, они начали оскорблять станционных служащих и жестоко избили одного из них. Для наведения порядка на станцию был направлен наряд Народного комиссариата внутренних дел (далее – НКВД), который арестовал начальника воинского эшелона. Но это лишь подлило масла в огонь: узнав об аресте, демобилизованные отправились «разбираться» – в результате прикладами были избиты начальник местного гарнизона и начальник городского НКВД. После этого бунтовщики проследовали в городскую комендатуру и силой освободили своего задержанного командира. Возвращаясь на станцию, они вступили в перестрелку с частями НКВД, в результате которой четверо военнослужащих были убиты и еще четверо ранены[104]104
  Л. Берия – В. Молотову, Г. Маленкову, Н. Булганину, А. Антонову, 27 октября 1945 // ГАРФ. Ф. р-9401. Оп. 2. Д. 104. Л. 283–284.


[Закрыть].

27 октября 1945 года спецпоезд № 445803с с почти тысячей демобилизованных прибыл на станцию Медведево Калининской области. Его сопровождали по-прежнему остававшиеся на службе бойцы 67-й гвардейской стрелковой дивизии. Напившись допьяна, трое солдат этой части, вооруженные автоматами, подошли к трем фронтовикам, мирно стоявшим на платформе; представившись военным патрулем, они приказали демобилизованным следовать за ними на вокзал, в военную комендатуру. Фронтовики отказались, после чего одного из них, ефрейтора Гусева, ударили прикладом. На прогремевшие в ходе потасовки выстрелы прибыл настоящий патруль, который попытался навести порядок на платформе. Патрульные, однако, подверглись атаке со стороны пьяных «двойников» и были вынуждены вызвать подкрепление. С помощью прибывшей подмоги удалось разоружить и арестовать «пьяного сержанта Воропаева». Когда патрульные разоружали дебошира, «группа пьяных демобилизованных красноармейцев» предприняла неудачную попытку отобрать у них конфискованный автомат. Одновременно двое других военнослужащих той же гвардейской дивизии ворвались в кабинет военного коменданта, располагавшийся в вокзальном помещении. Один из охранявших его патрульных был зарезан финкой, а трое других получили огнестрельные ранения. Чтобы предотвратить подобные инциденты в будущем, местный отдел НКВД решил усилить охрану на тех железнодорожных станциях, где проходили эшелоны с демобилизованными. Руководство управления НКВД по Калининской области доложило об этой проблеме министру Лаврентию Берии, предложив распространить жесткие меры по наведению порядка на транспорте и на остальные регионы страны[105]105
  Начальник НКВД Калининской области В. Павлов – Л. Берии, 10 ноября 1945 [передано Молотову] // ГАРФ. Ф. р-9401. Оп. 2. Д. 105. Л. 3–4.


[Закрыть].

Органам безопасности было рекомендовано со всей серьезностью относиться к буйству возвращающихся на родину фронтовиков. Иногда виновниками беспорядков оказывались даже ветераны-инвалиды. 6 декабря 1945 года санитарный поезд с ранеными и больными солдатами, следовавший из Германии в Новосибирск, остановился на станции Кропачево на Южном Урале. Во время стоянки инвалиды покинули поезд, вломились в близлежащий магазин, вышвырнули продавцов на улицу и забрали двадцать литров водки и 7000 рублей, после чего беспрепятственно вернулись в свои вагоны и уехали. Стремясь арестовать налетчиков, транспортная милиция совместно с сотрудниками Народного комиссариата государственной безопасности (далее – НКГБ) и войсками НКВД устроили засаду на следующей станции; 22 злоумышленника были арестованы. В ходе дальнейшего разбирательства они признались в том, что перед возвращением в Советский Союз ими был избит начальник польской приграничной станции, а также изнасилованы его жена и дочь. Подразделение польской армии тогда попыталось арестовать бандитов, но они, оказав сопротивление, скрылись. Оказавшись на территории СССР, эти люди продолжили вести себя так же, как на чужбине: они сознались в тридцати ограблениях и изнасиловании одной из медсестер, сопровождавших поезд[106]106
  Начальник главного управления милиции при НКВД А. Галкин – Л. Берии, 12 декабря 1945 // ГАРФ. Ф. р-9401. Оп. 2. Д. 105. Л. 367–368.


[Закрыть].

Для большинства бывших бойцов прибытие эшелонов в конечные точки назначения вовсе не означало завершения путешествия, поскольку мало кто из них жил рядом с железной дорогой. Транспортное сообщение со многими населенными пунктами было лишь спорадическим[107]107
  И. Кузьмин – Г. Маленкову, о приеме демобилизованных солдат и помощи им на селе, 22 августа 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 102. Л. 138–142. Цитата – С. 140.


[Закрыть]. Показательна история старшины Гапона, который прибыл на железнодорожную станцию Лубны в Полтавской области 23 июня 1945 года. Вместе с пятью другими демобилизованными солдатами он раздумывал над тем, как преодолеть последние сорок километров до родной деревни. Они обращались в военкоматы, а также местные партийные и государственные учреждения с просьбой содействовать им в этом деле. Тем не менее «все отказались от оказания помощи и посоветовали организовать, как сможет демобилизованный и как позволят его ресурсы. Пришлось ждать продолжительное время, чтобы найти транспорт, уплатить по 100 рублей каждому и добираться домой»[108]108
  Отчет о письмах, полученных «Красной звездой» в июле 1946 года // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 429. Л. 138–162. Цитата – Л. 157.


[Закрыть]. Строго говоря, расстояние, которое должен был преодолеть Гапон, было в пределах пешей доступности, но в других ситуациях речь шла о гораздо более протяженных дистанциях. Например, в Ивановской области доставка демобилизованных в места, расположенные в полусотне или сотне километров от магистрали, осуществлялась от случая к случаю[109]109
  Там же.


[Закрыть]. В Республике Коми, где населенные пункты в основном находились в 150–500 километрах от ближайшей железнодорожной ветки, единственными средствами передвижения оставались лошади и автомобили, которых не хватало – равно как и бензина. Во многих случаях людям приходилось идти пешком, в то время как лошади тащили их багаж[110]110
  Секретарь Коми обкома С. Игнатов об исполнении постановления ЦК от 25 августа 1945 года о помощи демобилизованным воинам, 30 октября 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 102. Л. 193–200. Цитата – Л. 197.


[Закрыть].

Возвращавшиеся в Якутию пользовались речными судами, ходившими по Лене – по крайней мере, до тех пор, пока не наступали морозы, и навигация не прекращалась. К началу октября единственным путем, позволявшим добраться со станции Большой Невер в Амурской области до Якутии, оставались 1200 километров «зимника» Амур – Якутск. Служба, которая отвечала за перевозку демобилизованных по этой трассе, располагала всего 25 грузовиками, которые были заняты приоритетным государственным делом: доставкой грузов для золотодобывающей промышленности. В результате конечная железнодорожная станция оказалась переполненной бывшими фронтовиками, причем каждый день их число увеличивалось еще на сотню человек. Организация питания для них не предусматривалась, и демобилизованным приходилось довольствоваться полученными ранее трехдневными пайками. Приготовленные для солдат запасы теплой одежды были слишком скудными[111]111
  Телеграмма секретаря Якутского обкома Г. Масленникова Г. Маленкову, 11 октября 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 102. Л. 126–127. Цитата – Л. 126.


[Закрыть]. К концу ноября ситуация улучшилась лишь самым минимальным образом. Теперь перевозку прибывающих ветеранов с последней станции до Якутии взял на себя областной военкомат; хотя точнее будет сказать – «почти до Якутии», поскольку военные машины не ходили дальше города Алдан, от которого до якутской столицы оставалось еще пятьсот километров. Военная администрация просто отказалась выходить за пределы своей юрисдикции, а значит, и обеспечивать транспортировку ветеранов в соседний военный округ[112]112
  Телеграмма секретаря Якутского обкома Г. Масленникова Г. Маленкову, 20 ноября 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 102. Л. 245.


[Закрыть]. К январю 1946 года проблема все еще не нашла решения. Несмотря на четкое указание народного комиссара обороны доставлять демобилизованных до самого Якутска, местные военные власти продолжали перевозить их лишь до Алдана. К их немалой досаде, множество демобилизованных застряло в этом городке в самый разгар зимы[113]113
  Отчет секретаря Якутского обкома Г. Масленникова Г. Маленкову об исполнении постановления ЦК от 25 августа 1945 года о помощи демобилизованным воинам, 31 января 1946 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 145. Л. 132–135.


[Закрыть].

Аналогичные проблемы возникли и в Сибири. Когда в конце 1945 года в Тюмень прибыла вторая очередь демобилизованных, судоходство по замерзшим водным путям уже прекратилось. Местные власти столкнулись с «огромными трудностями», пытаясь организовать доставку людей в Тобольск и в районы Крайнего Севера. Секретарь обкома направил телеграмму в Москву с просьбой обеспечить перевозки по воздуху[114]114
  Телеграмма секретаря Тюменского обкома Ф. Чубарова Г. Маленкову, 13 ноября 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 102. Л. 216.


[Закрыть]. После вмешательства Георгия Маленкова авиасообщение было открыто, но местным самолетам мешала плохая погода и неразвитость тобольского аэропорта, который не мог принимать крупные воздушные суда. Тем не менее к 15 ноября – через два дня после телеграммы в Москву – восемьдесят демобилизованных уже были переброшены в Тобольск. Из Алма-Аты в Тюмень прибыли дополнительные самолеты (два немецких «Юнкерса» Ю-52), чтобы помочь с транспортировкой в места с небольшими посадочными полосами. Одновременно два советских «Дугласа» С-47 ожидали, пока замерзнет Обь: русло реки планировали использовать для взлетов и посадок[115]115
  Ф. Астахов – Г. Маленкову, 16 ноября 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 102. Л. 217.


[Закрыть]. Но дурная погода еще долго не позволяла самолетам покидать аэродромы. К 4 декабря шестьсот фронтовиков по-прежнему оставались в Тюмени[116]116
  Заведующий Организационно-инструкторским отделом ЦК М. Шамберг – Г. Маленкову, 4 декабря 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 102. Л. 218.


[Закрыть].

Транспортные проблемы не ограничивались так называемой «провинцией». Заключительный отрезок пути от московских вокзалов до подмосковных деревень также представлял проблему, хотя в данном случае в авиаперевозках нужды не было: «Ну, демобилизовали меня, приехала я в Москву. А от Москвы к нам еще ехать и несколько километров идти пешком. Это сейчас там метро, а тогда были старые вишневые сады, глубокие овраги. Один овраг очень большой, мне через него надо перейти. А уже стемнело, пока я приехала, добралась. Конечно, я через этот овраг боялась идти… На мое счастье, показалась грузовая машина. Я думаю: проголосую. Машина остановилась.

– Мне до Дьяковского, – кричу.

– И мне до Дьяковского, – открывает дверцу молодой парень.

Я – в кабину, он – мой чемодан в кузов, и поехали. Видит, что на мне форма, награды. Спрашивает:

– Сколько немцев убила?

Я ему отвечаю:

– Семьдесят пять»[117]117
  Alexiyevich S. War’s Unwomanly Face. Moscow: Progress Publishers, 1988. P. 19 [Алексиевич С. А. У войны не женское лицо. Последние свидетели. М.: Советский писатель, 1989. Здесь и далее все цитаты из этого произведения приводятся по электронной версии этой книги. – Примеч. перев.]


[Закрыть].

Багаж главной героини повести Светланы Алексиевич состоял из единственного чемодана и фронтовых историй, но некоторые ветераны везли с войны гораздо больше. Это сильно усложняло транспортировку. Нагруженным трофеями бойцам, особенно возвращавшимся из Германии или Австрии, одного чемодана было мало. Официально подобное стяжательство не поощрялось: первоначально демобилизованные военнослужащие и репатриированные граждане при въезде в СССР даже подвергались таможенному досмотру. В результате они стали продавать свои трофеи перед пересечением границы, на польской территории. В докладе, направленном Сталину 10 июля 1945 года, подчеркивалось, что такое положение дел на руку только «спекулянтам польских приграничных городов»[118]118
  Доклад И. Сталину, В. Молотову, А. Микояну о возвращающихся солдатах и репатриантах, продающих вещи в польских приграничных городах, 10 июля 1945 // ГАРФ. Ф. р-9401. Оп. 2. Д. 97. Л. 323.


[Закрыть]. Но к тому моменту, когда вождь получил эту информацию, порядок уже изменили. Решением, принятым 14 июня 1945 года, демобилизованных солдат освободили от таможенного контроля, и это правило действовало до 1949 года[119]119
  См. проект Постановления Совета министров СССР от июня 1949 года // ГАРФ. Ф. р-9401. Оп. 2. Д. 235. Л. 245–246.


[Закрыть], открыв Советский Союз для широкого притока «трофейных товаров». Местные партийные органы фиксировали массовую доставку в страну часов, мотоциклов, пианино, радиоприемников, мебели, картин, тканей, золота и «другого имущества»[120]120
  Уполномоченный КПК по Узбекистану В. Татаринцев – Г. Маленкову, 21 октября 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Л. 143–144.


[Закрыть].

16 сентября 1945 года демобилизационный эшелон № 45780, отправленный из Вены, прибыл в Узбекистан. У пассажиров было настолько много вещей, что в кузов пятитонного грузовика со своим багажом помещались не более восьми-десяти человек. Так, багаж одного из ветеранов весил «больше шестидесяти пудов» (а именно 983 килограмма). В тот же день в Ташкент прибыл еще один спецпоезд. Среди прибывших на нем демобилизованных был боец, все руки которого были увешаны золотыми часами – и это вдобавок к «большому количеству чемоданов и сумок». Когда его спросили, зачем он надел все эти часы разом, ветеран ответил, что носить их на руках надежнее, поскольку чемоданы могут украсть[121]121
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Л. 143.


[Закрыть].

Кстати, кража была не единственным способом утраты трофеев в ходе долгого путешествия домой. Кто-нибудь мог запросто вышвырнуть чужие чемоданы из переполненного вагона, чтобы освободить место для товарища[122]122
  Чухрай Г. Н. Моя война. С. 297.


[Закрыть]. Кроме того, трофейным имуществом можно было оплачивать нехитрые дорожные потребности возвращавшихся фронтовиков. Будущий песенник Михаил Танич вспоминал: «У меня, не знаю откуда, тоже оказался небольшой аккордеончик, который мне только мешал, и я не проявил ярких музыкальных способностей, как ни старался. Ну никак еще долго не проклевывалась моя будущая профессия. Поэтому в Варшаве аккордеончик был продан за пару бутылок польского самогона бимбера и несколько упаковок – по 100 – сигарет „Пани“. Так сгорела и ушла дымом единственная моя возможность приобщиться к миру музыки»[123]123
  Танич М. И. Играла музыка в саду… С. 253–254.


[Закрыть]. В 1945 году западный журналист сообщал об обыкновении красноармейцев, служивших на Западе, обменивать трофеи на алкоголь: «Один русский майор предлагал нам мотоцикл в обмен на два литра коньяка»[124]124
  Цит. по: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 316. Л. 96.


[Закрыть]. Оставшиеся после возвращения трофеи можно было обменять на одежду и другие товары первой необходимости. В 1945 году рынки Ташкента, как и рынки Москвы, были переполнены «заграничными вещами»[125]125
  Уполномоченный КПК по Узбекистану В. Татаринцев – Г. Маленкову, 21 октября 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Л. 143–144; Hessler J. A Social History of Soviet Trade: Trade Policy, Retail Practices, and Consumption, 1917–1953. Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2004. P. 249.


[Закрыть]. Иногда местные власти конфисковывали трофейные товары. О незаконных массовых обысках демобилизованных солдат и изъятии у них «различных вещей и предметов, принадлежащих им лично», сообщалось, например, в сентябре 1945 года из Казахстана[126]126
  Уполномоченный КПК по Казахстану В. Канарейкин – Г. Маленкову [о приеме и трудоустройстве демобилизованных военнослужащих], 21 сентября 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 102. Л. 110–111.


[Закрыть].

Однако не все возвращались домой с добычей. Большая часть армии не видела ни Германии, ни Австрии, из которых преимущественно и вывозились «трофеи». К концу войны советские вооруженные силы насчитывали 12,8 миллиона человек[127]127
  Кривошеев Г. Ф., Филимошин М. В. Потери вооруженных сил СССР в Великой Отечественной войне. С. 26.


[Закрыть]. Очевидно, что не каждый из них добрался до Запада. Но даже если представить себе, что к завершению боевых действий все без исключения военнослужащие двинулись в Германию и Австрию или что армия целиком расположилась на оккупированной Советским Союзом территории европейских стран, то это все равно составит лишь около половины общего числа участников войны. На самом же деле доля советских солдат, побывавших в Европе, должна быть значительно ниже – где-то около 10 %[128]128
  См. обсуждение имеющихся (и неполных) статистических данных: Edele М. A «Generation of Victors?». Р. 56–57.


[Закрыть]. И хотя даже Восточная Польша, один из беднейших европейских регионов того времени, в 1939 году показалась красноармейцам краем материального изобилия[129]129
  Gross J. T. Revolution from Abroad: The Soviet Conquest of Poland’s Western Ukraine and Western Belorussia. Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2002. Р. 29–50; см. также: Pirogov P. Why I Escaped. Р. 225.


[Закрыть], именно гигантская разница в материальном достатке между СССР и Германией или Австрией, сочетаясь с ненавистью к врагу и попустительством (а иногда и потворством) командования грабежам, привела к массовым «реквизициям» заграничных ценностей[130]130
  Manfred Z. Kriegsende im Osten: Die Rote Armee und die Besetzung Deutschlands östlich von Oder und Neisse, 1944–1945. Munich: R. Oldenburg Verlag, 1996. S. 135–167; Naimark N. The Russians in Germany: A History of the Soviet Zone of Occupation, 1945–1949. Harvard: Belknap Press of Harvard University Press, 1997. P. 69–140, 145; Pirogov P. Why I Escaped. P. 209–228; Шерстяной Э. Германия и немцы в письмах красноармейцев весной 1945 г. // Новая и новейшая история. 2002. № 2. С. 137–151, особенно – с. 144–145.


[Закрыть].

Таким образом, чтобы возвратиться домой с «трофеями», требовалось оказаться в нужном месте в нужное время. Вторым условием успеха был доступ к транспортировке, поскольку вещи необходимо было как-то доставить на родину. Небольшие предметы отправлялись обычной полевой почтой; раз в месяц солдатам и сержантам разрешалось бесплатно отправлять родным посылку весом до пяти килограммов, офицерам за небольшую плату – вдвое больше, а генералам – до шестнадцати килограммов[131]131
  Шерстяной Э. Германия и немцы в письмах красноармейцев весной 1945 г. С. 144.


[Закрыть]. Военные власти распределяли для этого специальные «посылочные» купоны, и в воинских частях оживленно торговали ими. В результате число посылок, получаемых некоторыми женами фронтовиков, заметно превышало установленные нормативы. Так, одна супруга за 1945 год получила 32 посылки, а другая – 43. Среди прочих вещей, отправленных с Запада мужем первой из них, были четыре радиоприемника и два аккордеона. Другая благоверная, продав содержимое полученной ею 21 посылки, заработала, как рассказывали, 250 тысяч рублей, огромную по тем временам сумму[132]132
  Уполномоченный КПК по Узбекистану В. Татаринцев – Г. Маленкову, 21 октября 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122, 102. Л. 144.


[Закрыть]. Однако этот способ доставки трофейного имущества сталкивался с трудностями двоякого рода. Во-первых, лишь относительно мелкие товары можно было доверить почтовому ведомству: отправка, скажем, велосипедов или мотоциклов из-за этого оказывалась невозможной. Во-вторых, посылки далеко не всегда приходили целыми и невредимыми: почтовым работникам тоже хотелось получать какое-то «вознаграждение» за свои труды[133]133
  Отчет заместителя республиканского прокурора Туркменистана о результатах проверки обращения с воинскими посылками, 28 августа 1945 // ГАРФ. Ф. р-8131. Оп. 22. Д. 93. Л. 62–63. [Стандартный ящик или чемодан, использовавшийся после войны для почтового отправления из-за границы в СССР, не должен был превышать 70 сантиметров по каждому из трех измерений. – Примеч. перев.]


[Закрыть].