Текст книги "Воры. История организованной преступности в России"
Автор книги: Марк Галеотти
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
Рыба, которая гнила с головы
В 1970-е годы обычных советских людей подкупали плодами раннего консьюмеризма: холодильником, телевизором, а то и автомобилем. Однако представители власти уже задолго до этого предпочитали «украшать свои гнездышки» куда круче: они строили себе роскошные дачи, одевались в «фирму» и в целом жили несравненно более богатой и беспроблемной жизнью. Согласно русской поговорке, рыба гниет с головы, а системная коррупция советской элиты не только сделала государство менее функциональным и неуправляемым (и, как позднее понял Горбачев, нереформируемым), но и внесла серьезный вклад в коррумпированность общества в целом.
Старые большевики считали коррупцию не только морально недопустимым делом, но и симптомом до– и антиреволюционных настроений и вполне реальной угрозой. Однако они мало что могли с этим сделать, впрочем, как и Сталин. В годы его правления ужасающая концентрация голода и отчаяния на одном полюсе и безнаказанности и официального всемогущества властей на другом превратила коррупцию в составную часть системы. Джеймс Хайнзен считает, что Вторая мировая война оказалась «значительно недооцененным поворотным моментом для расцвета коррупции, ставшей отличительной чертой позднейшего периода советской истории»[285]285
Там же, стр. 37.
[Закрыть]. Из-за того, что карьеры и премии руководителей зависели от часто нереалистичных требований пятилетнего плана, директоры и чиновники использовали незаконные методы для его выполнения. Большинство предприятий имело своих «толкачей», задача которых состояла в том, чтобы налаживать и использовать связи, необходимые для получения трудовых ресурсов, сырья, запчастей, транспорта и всего остального, нужного для достижения целей[286]286
Роль «толкача» отлично описана в книге Joseph Berliner, Factory and Manager in the USSR (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1957), а также в статье ‘The informal organization of the Soviet firm’, Quarterly Journal of Economics 66, 3 (1952).
[Закрыть].
Разумеется, и на рабочих местах – от лагерей ГУЛАГа до министерств – власть имущие требовали от подчиненных компенсации за продвижение, блага или просто спокойную жизнь. А обычные советские граждане платили взятки за вещи и услуги, которые находились в дефиците и на которые у них официально не было права. Сэмюэл Хантингтон как-то отметил, что «с точки зрения экономического роста, единственное, что может быть хуже общества с жесткой, сверхцентрализованной и бесчестной бюрократией, – это общество с жесткой, сверхцентрализованной и честной бюрократией»[287]287
Сэмюэл Хантингтон, Политический порядок в меняющихся обществах (М.: Прогресс-Традиция, 2004.), стр. 85
[Закрыть]. Думается, что граждане согласились бы с этой мыслью. С помощью взяточничества, связей и «блата» граждане могли обретать некую видимость контроля над своим бытом, однако слишком многое определялось планом, командной экономикой и дефицитом. Но если на микроуровне все это приводило к частичному улучшению жизни отдельного человека, то в целом шел процесс перераспределения богатств вверх, к «привратникам», которые могли контролировать доступ к дефицитным товарам, хорошей работе, продвижению по службе или качественному медицинскому обслуживанию. Так называемая социалистическая система фактически превратилась в некое подобие хищнической пирамиды, в которой люди, находящиеся на более низком уровне, платили вышестоящим за то, что не принадлежало им по праву.
Помимо коррупции на индивидуальном уровне, возникали незаконные схемы на уровне целых отраслей, вызванные недостатками и сутью структуры постсталинского государства. Зависимость от кумовства, отсутствие системы сдерживания и противовесов и повсеместная культура незаконных деловых отношений позволяли чиновникам, особенно в регионах, организовывать схемы, позволявшие опустошать огромную копилку: само государство. Возможно, самой знаменитой из этих схем стала та, что вызвала «хлопковый скандал» в Узбекистане. Республиканский партийный руководитель Шараф Рашидов и целая группа партийных и правительственных чиновников Узбекистана, включая сотрудников местного КГБ, были вовлечены в мошенническую схему, позволившую за десять лет украсть из бюджета около трех миллиардов рублей за хлопок, не выращенный на полях и фермах, никогда не существовавших в реальности. С нетипичной для советской экономики четкостью в Москву летели отчеты о строительстве новых ирригационных систем, освоении новых полей и рекордных урожаях. Неудивительно, что хлопок называли «белым золотом». Благодаря попустительству московских участников схемы – включая зятя Брежнева, заместителя министра внутренних дел СССР Юрия Чурбанова (чьи способности совершенно не соответствовали высокой должности) – мошенники сумели ловко скрывать такую «малозначительную» деталь, что урожая хлопка не существовало в действительности. Узы взаимных обязательств и эгоистичных интересов были настолько тесными, что, когда аскетичный генсек Юрий Андропов, в прошлом руководитель КГБ, попытался в 1982 году распутать этот заговор, ему пришлось прибегнуть к крайним мерам. Советские спутники-шпионы были перенаправлены для фотографирования хлопковых полей, и вскоре выяснилось, что вместо них были лишь голые степи. И это стало началом конца. Рашидов был найден мертвым в своем кабинете в 1983 году (поговаривали о самоубийстве), а в отношении сотен других чиновников было начато расследование, за которым последовали увольнения, тюремные сроки и еще несколько самоубийств.
И хотя «хлопковый скандал» был вопиющим примером, он наглядно отражал общую патологию конца советской эры. Рашидов был в фаворе (помимо прочего, имел ни много ни мало 10 орденов Ленина!), поскольку ему удалось успешно контролировать жизнь в Узбекистане при трех генеральных секретарях ЦК КПСС, а также добиваться реальных успехов во множестве областей. Стоит ли говорить, что он пользовался этим контролем в своих интересах, а успехи часто были связаны с приписками, а не с реальными фактами. Как справедливо отмечал один из обвиняемых по хлопковому делу, «такие преступления, как взяточничество, приписки и воровство, стали нормой. Никто не предпринимал никаких серьезных попыток этому противостоять… И поэтому ни один вопрос не решался без взятки»[288]288
Цит. по William Clark, Crime and Punishment in Soviet Officialdom: Combating Corruption in the Political Elite, 1965–1990 (Armonk, NY: M. E. Sharp, 1993), стр. 190.
[Закрыть].
В эпоху, когда в коррупцию и сохранение привилегий всеми способами были вовлечены самые серьезные и уважаемые люди внутри системы, не приходится удивляться, почему к незаконным действиям обращались и обычные граждане, столкнувшиеся с постепенным снижением стандартов своей жизни. В определенной степени это означало коррупцию, но, что важнее, и возникновение неразрывных отношений с подпольной экономикой.
Теневики…
Никто не живет на зарплату. Помню, в молодости мы подрабатывали разгрузкой вагонов. И как делали? А три мешка или ящика туда – один себе. Так все и живут в стране.
Значительная доля подпольной экономики находилась в руках мелких «фарцовщиков», деятелей черного рынка. Этот бизнес имел значительные обороты и не смог бы достигнуть таких масштабов, не имей он тесных связей с коррумпированными партийными чиновниками. Эти связи были нужны влиятельным и честолюбивым «цеховикам» (или «теневикам») не только для выживания, но и для получения доступа к сырью, производственным мощностям и трудовым ресурсам. Многие «фарцовщики» имели дело с незаконно ввезенными в страну импортными дефицитными товарами, от одежды до «декадентской, упадочнической» западной музыки. Кто-то занимался незаконными сделками с иностранной валютой. Легендарный Ян Рокотов по кличке Косой, который, по слухам, сколотил себе состояние в 20 миллионов рублей ко времени своего ареста в конце 1960 года, начал зарабатывать серьезные деньги, обменивая водку на западную одежду с плеча финских туристов. Затем он занялся более сложными схемами с иностранной валютой (параллельно с откровенным мошенничеством)[290]290
Отличное описание карьеры Рокотова приведено в книге Brokhin, Hustling on Gorky Street.
[Закрыть]. Однако еще большая часть подпольной экономики была связана с товарами, произведенными в самом СССР – либо на подпольных фабриках, либо на официальных производствах в нерабочее время.
Многие из деятелей черного рынка через какое-то время ушли из бизнеса или были арестованы: их деятельность характеризовалась как «спекуляция», то есть скупка и перепродажа товаров с целью наживы. Согласно статье 154 Уголовного кодекса РСФСР 1960 года, за крупные спекуляции можно было получить до семи лет лишения свободы. Сходные статьи имелись и в уголовных кодексах, действовавших в других республиках СССР. В 1961 году Рокотов был расстрелян – тогда, уже после вынесения приговора, статья УК о валютных спекуляциях по решению Хрущева была срочно изменена и стала предусматривать смертную казнь.
Многие из тех, кто выстраивал в то время свои бизнес-империи, достигавшие немалого процветания, работали внутри государственных структур и фактически компенсировали недостатки плановой экономики. В 1981 году разразился большой скандал, связанный с подпольными производствами в Чечено-Ингушской республике. Талантливый предприниматель по имени Венико Шенгелая, понявший, насколько велик спрос на простые потребительские товары и насколько мала производительность местной экономики, обратил внимание на одно умиравшее предприятие. На нем производился холст для промышленных рукавов, и, соответственно, предприятие имело официальное право заказывать сырье. Шенгелая и группа других деятелей черного рынка вовлекли в схему руководителя завода и организовали отдельные линии по производству хозяйственных сумок. Материалы поступали из государственного сектора, сотрудники работали дополнительные смены и получали за это дополнительную оплату, а сшитые ими сумки вполне соответствовали требованиям рынка. За первые два года работы (и во многом благодаря значительным взяткам цепочке чиновников, вплоть до руководителей Министерства легкой промышленности) этот бизнес принес почти полмиллиона рублей. После этого, как любой хороший предприниматель-стартапер, Шенгелая продал бизнес за немалую сумму. Тот продолжал расти и процветать. Цеховики занялись трикотажем и искусственной кожей. Целых пять лет эта деятельность не привлекала внимания властей, а заметили ее только потому, что один из участников планировал уехать к своему брату, жившему в Италии, и переводил ему деньги[291]291
Социалистическая индустрия, 9 и 10 апреля 1981 года; Труд, 9 апреля 1981 года.
[Закрыть].
В итоге участники нелегального предприятия получили тюремные сроки до 15 лет, однако самое поразительное в данной истории – это простота идеи и ее здоровый, по сути, характер. Этот бизнес не только следовал традиционной траектории любого капиталистического предприятия, но и существовал полностью внутри системы и не соревновался с официальной экономикой, а скорее дополнял ее. Работники получали достойную зарплату, а покупатели – высококачественные товары, которые они не могли найти в магазинах. Что же было не так? Во-первых, подобные производства не платили налоги. Они могли выживать только за счет того, что покупали сырье по дешевке через государственную систему снабжения и проникали внутрь государственных предприятий. Однако самым опасным для режима было то, что такие бизнесы демонстрировали недостатки плановой экономики в сравнении с динамизмом рыночной системы и стимулировали рост и расширение коррупционных сетей. Как показал узбекский «хлопковый скандал», такие сети могли дотягиваться до самых верхов системы.
Королем «цеховиков» был одиозный грузинский деятель Отари Лазишвили. Успех его предприятия в значительной степени зависел от его близких, почти симбиотических отношений с Василием Мжаванадзе, первым секретарем ЦК компартии Грузии с 1953 по 1972 год. С конца 1960-х годов Лазишвили выстраивал бизнес-империю на основе ресурсов, взятых из официальной экономики. Он создал сеть фабрик и мастерских. Многие из них, как и бизнес Шенгелаи, располагались на территории официальных заводов. Они производили множество товаров – от хозяйственных сумок до плащей – из сырья, которое руководители предприятий сначала заказывали в завышенных объемах, а потом списывали как брак или потери. Затем эти товары расходились по всей стране. И хотя Лазишвили раздавал взятки направо и налево, его настоящей «крышей» был Мжаванадзе, который получал взамен стабильный поток подарков и всего необходимого для роскошной жизни, к которой он сам и его жена Виктория довольно быстро привыкли. Высшие партийные чиновники жили как принцы, но мечтали жить как короли.
Тем временем Лазишвили наслаждался своим богатством и безнаказанностью. Рассказывали, что краны у него в ванной были из золота в те времена, когда обычные советские граждане годами ждали новых резиновых прокладок. Говорили также, что он мог прилететь в Москву на матч футбольной команды «Динамо» (Тбилиси) и поставить на кон несколько тысяч рублей, в то время как обычная медсестра зарабатывала лишь одну тысячу в год[292]292
CIA, Military Compensation in the Soviet Union (1980), стр. 11.
[Закрыть]. Но со временем и эта схема рухнула в результате широкомасштабной антикоррупционной кампании, которую начал Андропов в годы руководства КГБ. По легенде, честолюбивый министр внутренних дел Грузии Эдуард Шеварднадзе заметил, что Виктория Мжаванадзе носит узнаваемое кольцо с огромным бриллиантом, которое подарил ей Лазишвили – и о краже которого ранее заявлял Интерпол. Возможно, впрочем, что это всего лишь слухи, хотя взаимовыгодные отношения между Лазишвили и семьей Мжаванадзе вряд ли были большим секретом. В любом случае, получив полную поддержку со стороны Андропова, Шеварднадзе запустил кампанию против бизнес-империи Лазишвили и ее покровителей. В конце концов в 1972 году Мжаванадзе был с позором лишен своих постов, а вскоре был арестован и Лазишвили[293]293
William Clark, Crime and Punishment in Soviet Officialdom, стр. 153–157; Федор Раззаков, Бандиты времен социализма, стр. 49–50.
[Закрыть].
Очевидно, этот союз потерпел крах еще и потому, что его участники вели себя слишком нагло. Вторая же причина состояла в том, что политические амбиции были и у Андропова (антикоррупционная кампания которого оказалась полезным оружием против его врагов внутри элиты, поскольку свои скелеты в шкафу были у каждого), и у Шеварднадзе (сменившего Мжаванадзе). Начиная с 1960-х годов подпольная экономика уже стала непризнанным, но важным элементом советской жизни, однако, чтобы добиться этого, «цеховикам» было нужно договориться не только с чиновниками, но и с организованной преступностью.
…и их дружки-бандиты
Бандиты оставили баронов черного рынка в покое и порой даже их защищали. Разумеется, за свою цену – никто ничего не делает бесплатно. И со временем они поняли, как работают тайные капиталисты, как они живут. А еще они поняли, что, когда им представится шанс, они и сами смогут делать то же самое.
Мало кто из «цеховиков» обладал богатством и мощью Лазишвили, точно так же, как не многие партийные начальники были настолько наглыми и «непотопляемыми», как Мжаванадзе. Последний мог казнить и миловать. Партийные боссы обладали практически абсолютной властью в своих вотчинах. С другой стороны, им часто недоставало возможностей превратить власть в деньги и нужные им товары. Заручившись их поддержкой, магнаты подпольной экономики могли тайком ввозить из-за границы предметы роскоши, торговать дефицитными товарами или организовывать мастерские и фабрики, производящие все, от джинсов до сигарет. В ходе этого процесса они разбогатели – однако не могли вести явно роскошную жизнь, если у них не сохранялось поддержки и защиты «наверху». Кроме того, в большинстве случаев участники сговора не имели возможности легко и безопасно общаться друг с другом.
Бандиты же, поначалу последовавшие примеру Монгола и охотившиеся на «цеховиков», постепенно превращались в посредников. В течение 1960-х и 1970-х годов они были самым незащищенным звеном незаконных отношений: им были нужны и деньги воротил черного рынка, и поддержка партийных боссов. Однако они стали по-своему незаменимы, поскольку были намного свободнее в своих действиях и не боялись этой свободы. К концу 1970-х годов «цеховики» решили, что сделка с бандитами будет полностью соответствовать их интересам. Представители обоих миров встретились в 1979 году в Пятигорске. Власти, вне всякого сомнения, знали об этой встрече и, возможно, даже как-то ей способствовали. Хотя я пока не нашел подтверждения этого факта в сторонних источниках, один отставной офицер, служивший в Пятом управлении КГБ (занимавшемся политическими делами), рассказывал, что глава его подразделения присутствовал на этом так называемом съезде в качестве наблюдателя (!). В итоге стороны договорились о том, что «цеховики» могут жить спокойно, отдавая одну десятую часть своих доходов[295]295
Литературная газета, 20 июля 1988 года; Раззаков, Бандиты семидесятых.
[Закрыть].
Это сотрудничество приобрело формализованные черты: деятели черного рынка платили бандитам «налог», а те, возможно, сознательно издеваясь над КПСС, а возможно, просто переняв ее язык и методы, начали проводить подобные съезды по множеству вопросов – например, по проблеме наркоторговли или реагирования на политические изменения. На встрече в Тбилиси в 1982 году они даже обсуждали, стоит ли им самим заняться политикой[296]296
Vadim Volkov, Violent Entrepreneurs: The Use of Force in the Making of Russian Capitalism (Ithaca, NY: Cornell University Press, 2002), стр. 62.
[Закрыть] (результат встречи был неоднозначным: грузинские «воры» хотели стать ближе к коррумпированным чиновникам, а русские традиционалисты под руководством Васи Бриллианта были против, так что встреча завершилась без однозначного решения). Чем больше бандиты общались с предпринимателями, тем лучше понимали суть рынка и реагировали на новые возможности; чем больше они общались с государством, тем лучше понимали суть политики и учились разрешать споры, а также вести себя более дисциплинированно. Кроме того, еще до начала процесса, набравшего обороты в 1990-е годы, отношения, которые начались с уплаты «налога» за спокойную жизнь, во многих случаях приводили к более тесному и продуктивному сотрудничеству между деятелями черного рынка и бандитами. «Воры» перестали быть изгоями ГУЛАГа и переместились ближе к самой сердцевине советской системы. А Горбачев, к большому сожалению, невольно этому поспособствовал.
Глава 7
Горбачевские бандиты
Бедность плачет, богатство скачет.
Русская пословица
В 1990 году, во время работы над докторской диссертацией в Москве, мне довелось своими глазами видеть, как вокруг постепенно, словно в замедленной съемке, разрушается советская система. Как-то раз мне удалось встретиться с заместителем главы дипломатической миссии одного из крупных государств Варшавского договора. Сидя в его квартире, я с почтением слушал истории о встречах в Кремле и о закрытых совещаниях. Однако через некоторое время мой собеседник извинился и, взяв полиэтиленовый пакет с привезенным с его родины спиртным, виновато произнес: «Прошу меня простить, но мне нужно встретиться с человеком, который продаст мне туалетную бумагу». Он сделал паузу, а затем благоговейно добавил: «Мягкую туалетную бумагу». Для меня, как человека, не имевшего никаких проблем с доступностью мягкой туалетной бумаги на Западе, это было шоком: выходит, одному из высокопоставленных дипломатов в Москве нужно было пойти «налево» и обратиться к представителям подпольной экономики, чтобы иметь возможность вытереть свою задницу с должным комфортом!
Бедный Михаил Горбачев! Когда после восхождения на пост генерального секретаря КПСС в 1985 году он предложил свою бесплодную идею о реформировании Советского Союза и создании версии «социализма с человеческим лицом», он – как и все остальные – даже представить не мог, что в ходе этого процесса поспособствует внезапному и неожиданному обогащению преступников. Его реформы, получившие название «перестройка» и ускорившие развал СССР, позволили бандитам извлечь немалую пользу. Поначалу Горбачев обрушился на коррумпированных чиновников, и это направление казалось многообещающим (или разрушительным, в зависимости от того, на какой стороне находились участники процесса). К примеру, Владимир Кантор, директор универмага «Сокольники», феерический спекулянт, считал, что находится в безопасности, так как пользуется покровительством московского партийного босса Виктора Гришина. Однако он был арестован 1 апреля 1985 года, когда Гришин находился в официальной поездке в Венгрии. За бронированной дверью его дома нашли целый клад: слитки драгметаллов, ювелирные украшения, предметы антиквариата и роскоши[297]297
Федор Раззаков, Бандиты времен социализма (М.: Эксмо, 1996), стр. 64–65.
[Закрыть]. В итоге у него было конфисковано свыше 600 000 рублей и его приговорили к восьми годам тюрьмы.
Изменения статуса организованной преступности были вызваны тремя ключевыми аспектами эпохи Горбачева. Во-первых, антиалкогольная кампания, вызванная благими целями, но плохо организованная, сыграла на руку бандитам в СССР точно так же, как в свое время «сухой закон» – их американским коллегам. Во-вторых, ограниченная либерализация экономики и создание новой формы частного бизнеса (так называемых кооперативов) породили новых жертв для вымогательства, а также возможности для отмывания денег, которые преступники зарабатывали на продаже алкоголя. И, наконец, крушение государства означало, что в тот период, когда преступники захватывали беспрецедентные финансовые и силовые ресурсы, над ними не было почти никакого контроля. Им были больше не нужны деньги хозяев черного рынка, поскольку у них появились собственные источники дохода. Ситуация изменилась в корне – теперь коррумпированным партийцам нужна была защита с их стороны. Короче говоря, пирамида перевернулась, на некоторое время вознеся бандитов на самую вершину.
Революция бутлегеров
Антиалкогольная кампания была наивной и неудачной попыткой решить серьезную проблему: уровень алкоголизма в стране значительно снижал производительность труда и отягощал работу системы здравоохранения. Советские граждане пили сравнительно много: в среднем они потребляли около 11,2 литра чистого алкоголя в год на человека, а к 1980 году обычная семья тратила на покупку алкоголя до половины своего бюджета[299]299
Sandra Anderson and Valerie Hibbs, ‘Alcoholism in the Soviet Union’, International Social Work 35, 4 (1992), стр. 441.
[Закрыть]. В результате этого в 1985 году Горбачев – сам почти трезвенник, в отличие от крепко пивших предшественников типа Брежнева – вынудил Центральный комитет КПСС издать постановление о мерах по преодолению пьянства и алкоголизма. Планировалось ввести комплекс принудительных мер, таких как повышение цен на алкоголь, ограничение сбыта и ужесточение штрафа за появление в пьяном виде в общественных местах, с более творческой информационной кампанией и предоставлением народу альтернатив, таких как безалкогольные напитки и молочные бары. Впрочем, авторитарная система вновь доказала свою тяжеловесность и неповоротливость: власти вырубили множество виноградников, а в ресторанах перестали подавать алкоголь до двух часов дня; интересных альтернативных способов досуга так и не появилось, а на скучную пропаганду, как и прежде, никто не обращал внимания. Горбачев, генеральный секретарь ЦК КПСС, получил в народе прозвище Минеральный секретарь.
Впрочем, некоторого успеха все же удалось достичь. Продолжительность отсутствия на работе, связанного с последствиями употребления алкоголя, снизилась между 1984 и 1987 годами на 30 процентов, а количество погибших пьяных водителей – на 20 процентов[300]300
N. N. Ivanets and M. I. Lukomskaya, ‘The USSR’s new alcohol policy’, World Health Forum 11 (1990), стр. 250–251.
[Закрыть]. Однако для многих граждан СССР алкоголь уже стал важнейшим, хотя и разрушительным способом спасения от серости и безнадежности повседневной жизни. Уже привыкнув к тому, что черный рынок компенсирует все недостатки легальной экономики, люди обратились к нему и в поисках алкоголя. Возникший в результате спрос намного превосходил производственные возможности «цеховиков», в частности, потому что они не пытались конкурировать с государством по количеству, а лишь по качеству. Сети организованной преступности, которые уже многие годы были связаны с неформальной экономикой, использовали возникший дефицит, с радостью поставляя на рынок импортное, ворованное или самопальное спиртное. Самогоноварение, как и прежде, оставалось популярным, и люди варили всевозможные виды хмельного зелья в сараях, на дачах и даже в ванных своих городских квартир. Бандиты помогали с распространением тем, кто производил больше, чем требовалось их ближайшему окружению. Рост нелегального производства алкоголя был настолько велик, что привел к тотальному дефициту сахара, необходимого для самогона. По воспоминаниям Аркадия Ваксберга, в 1986 году в одной только Украине спрос на сахар подскочил на 24 процента[301]301
Arkady Vaksberg, The Soviet Mafia (London: Weidenfeld & Nicolson, 1991), стр. 234.
[Закрыть]. И «воры» играли в этом процессе ключевую роль, используя свои контакты для кражи алкоголя с немногих оставшихся производств и его перепродажи по завышенным ценам на черном рынке. Иногда они даже организовывали продажу алкоголя, предназначенного для уничтожения. Иногда алкоголь крали сами бандиты; намного чаще его списывали в утиль коррумпированные чиновники, но и им приходилось обращаться к «ворам» для переправки продукта на черный рынок.
Эта незаконная деятельность обеспечила преступникам не только рынок, но и клиентуру. В прежние времена их приниженное положение в советском государстве означало, что они редко вступали во взаимодействие с широким обществом; дни, когда обычные люди могли столкнуться с профессиональными преступниками лишь в ГУЛАГе, ушли, а дни ничем не ограниченного уличного бандитизма еще не начались. Для большинства людей первый осознанный контакт с «ворами» состоялся не как с бандитами, а как… с поставщиками. И те начали зарабатывать неслыханные деньги на непривычной для себя роли друга и союзника. Один человек, бывший в те времена «шестеркой», описывал свои сюрреалистические впечатления от поездки со старым уголовником по району Чертаново на юге Москвы: «Людям было приятно нас видеть. Они улыбались и шутили. Нам постоянно предлагали угоститься сигаретами и спрашивали, что у нас есть интересного сегодня, как будто мы были лавочниками»[302]302
Из разговора в Москве, 1990 год.
[Закрыть].
И по сути так оно и было! Преступники, начавшие с продажи людям алкоголя, были связаны с более масштабными сетями черного рынка, позволявшими находить и другой «дефицит» во времена повсеместного нормирования – от одежды и сигарет до предметов домашней утвари и лекарств[303]303
Это отлично проиллюстрировано в статье Caroline Humphrey, ‘“Icebergs”, barter, and the mafia in provincial Russia’, Anthropology Today 7, 2 (1991).
[Закрыть]. Кроме того, их связи с коррумпированными чиновниками означали, что они могут легко выступать посредниками. Дело было не в том, что обычные советские граждане ранее не имели связей с деятелями черного рынка или не использовали коррупцию для улучшения своей жизни. Скорее вопрос заключался в доступе и доверии к «поставщикам». Мог ли простой человек знать, кому дать взятку за определенную услугу, мог ли попасть к нужному человеку, доверял ли ему и знал ли «тариф»?
Бандиты начали выступать ловкими посредниками, способными как установить нужные связи, так и негласно, а то и явно гарантировать успех сделки. Они были заинтересованы в том, чтобы все прошло гладко, поскольку от этого зависел и их будущий бизнес. Вопрос репутации! Федерико Варезе много писал о «мафии» как источнике защиты личности и деловых контактов в постсоветской России. С его точки зрения, основы таких отношений зарождались в убогих подъездах микрорайонов горбачевской эпохи[304]304
Federico Varese, The Russian Mafia: Private Protection in a New Market Economy (Oxford: Oxford University Press, 2001).
[Закрыть]. К примеру, тот же «шестерка» из депрессивного Чертанова вспоминал, как люди сами побуждали бандитов к диверсификации: «Ребятки, спасибо за бухло, а можете в следующий раз сигарет притаранить?» «А у вас нет своих людей в поликлинике? Нужно показать дочку». Для начинающего преступника было настоящим шоком вдруг предстать в роли всемогущего оптовика. А его паханам, помимо обогащения, это принесло неожиданную легализацию. Они в полной мере оценили новые возможности, которые, сам того не желая, открыл перед ними Горбачев.
Бандиты-предприниматели
Понял, что на милицию надежды мало… Поэтому я вышел на уголовные авторитеты, познакомился даже с двумя «ворами в законе»… Договорились, что мы будем их признавать, а они не станут нам мешать работать.
Программа реформ Горбачева со временем становилась все более смелой (и отчаянной). Он начал понимать как сложность задачи, так и степень сопротивления со стороны коррумпированной элиты. Планы улучшения экономики под контролем партии потерпели неудачу, поэтому он, фигурально выражаясь, стырил одну из идей Ленина и запустил собственную версию либерализации а-ля НЭП. В попытках оседлать энергию рынка Горбачев предоставил экономику кооперативам – небольшим частным предприятиям, поначалу оказывавшим услуги в области бытового обслуживания и общественного питания. Начало развиваться новое поколение «кооператоров» – законных наследников «цеховиков».
Казалось, что это благая идея, однако на практике у нее имелся целый ряд слабостей. Кооператоры оказались еще более уязвимыми, чем «цеховики» в 1960-е и 1970-е годы. Им недоставало ни устойчивых контактов, ни защиты. А кроме того, совсем скоро они столкнулись с враждебностью населения и властей. Кооперативы обычно предлагали более хорошее качество и гибкий подход, однако по более высокой цене. И народу, уровень жизни которого постепенно снижался, совершенно не нравились эти «рвачи». И нужно сказать, что люди не зря точили на них зуб. К примеру, руководство московской табачной фабрики «Ява» в Москве почуяло запах легких денег и благодаря подельникам в системе госснабжения организовало искусственный дефицит. Одновременно с этим руководители фабрики открыли сеть кооперативных магазинов, через которые торговали своими сигаретами по вздутым ценам[306]306
Anthony Jones and William Moskoff, Ko-ops: The Rebirth of Entrepreneurship in the Soviet Union (Bloomington: Indiana University Press, 1991), стр. 80.
[Закрыть]. В то же время это новое поколение потенциальных предпринимателей представляло угрозу и для застывшей с прежних времен системы, и для прежних договоренностей, на которые привыкла полагаться элита. Какую бы роль Кремль ни уготовил кооператорам, на практике они сталкивались с враждебностью населения, с препятствиями со стороны местных властей и с сознательным отказом милиции предоставить им защиту.
Бандиты, искавшие возможность отмыть свои капиталы, инвестировать свое внезапно возникшее богатство и без особых проблем запугать уязвимых предпринимателей, стремительно переместились в этот сектор экономики. Процветал рэкет («крышевание»), и многим бандам, отчаянно желавшим освоить эту новую для себя возможность заработка, приходилось изучать ремесло рэкетиров с нуля. Один участник банды «люберов» – о которых мы еще поговорим ниже – вспоминал, что их главными учебниками были видеофильмы о мафии Америки и Гонконга. Молодые бандиты смотрели их в видеосалонах, чтобы понять, как и что делать[307]307
Валерий Карышев, Записки бандитского адвоката (М.: Центрполиграф, 1998), стр. 31.
[Закрыть].
Многие компании попали под контроль бандитов или просто исчезли с лица земли. К концу 1989 года преступники контролировали или получали долю примерно 75 процентов кооперативов[308]308
Красная звезда, 4 октября 1989 года.
[Закрыть]. Как признавалось в одной статье в журнале «Огонек»:
«Рэкетиры за определенный процент отчислений могут обеспечить целый набор услуг, начиная от охраны кооперативной собственности, кончая организацией поставок и разорением конкурирующих фирм. В случае отказа от сотрудничества набор “услуг” столь же разнообразен: в кооперативном кафе может возникнуть пожар, а фирмой по пошиву спортивных шапочек “вдруг” заинтересуется ОБХСС»[309]309
Огонек, 19/1988, стр. 30.
[Закрыть].
Преступники, доход которых раньше в значительной степени зависел от черного рынка и его воротил, внезапно разбогатели и начали мечтать о чем-то серьезном. К примеру, в Перми бандит Владимир Плотников (Плотник) до середины 1980-х контролировал уличные азартные игры, однако затем переместился на черный рынок. Он занялся подпольной продажей по всему СССР бензопил, производившихся на местном заводе[310]310
Varese, The Russian Mafia, стр. 127–128.
[Закрыть]. В 2004 году он стал депутатом местного парламента. Другие бандиты начали оказывать еще более сложные услуги; московский вор Павел Захаров (Паша Цируль) в 1950-е был обычным карманником, однако к концу 1980-х он уже жил в трехэтажной вилле за городом и неофициально предоставлял займы «кооперативникам», у которых не было возможности получить коммерческие кредиты[311]311
Николай Модестов, Москва бандитская: документальная хроника криминального беспредела 1980–1990-х гг. (М.: Центрполиграф, 1996), стр. 103–105.
[Закрыть]. Поколение грабителей-хищников было вынуждено меняться – в противном случае ему было суждено уступить место новому поколению бандитов-бизнесменов.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
