Текст книги "Похождения Тома Сойера"

Глава XIII

Юные пираты. – Плавание. – Беседа у костра.

Теперь Том принял решение. Он был в унынии и отчаянии. Он говорил себе, что он отвергнутый, всеми оставленный мальчик; никто не любит его; когда они узнают, до чего довели его, то может быть пожалеют; он пытался исправиться и вступить на верный путь, но они его не пустили, значит, им нужно только отделаться от него, – пусть же так и будет. И пусть они его же винят за последствия – да и почему бы им не винить? Разве отверженец может жаловаться? Да, они-таки довели его до крайности: он будет жить преступлением. Выбора нет. В это время он был уже далеко в лугах, и до его слуха долетел слабый звук школьного колокольчика, звонившего к занятиям. Он всхлипнул, подумав, что никогда больше не услышит этого знакомого родного звука – это было очень грустно, но он вынужден так поступить. Его изгоняют в суровый мир – приходится подчиниться, но он прощает им. Всхлипывания усилились.

В эту самую минуту он увидел своего любезного закадычного друга Джо Гарпера – мрачного и очевидно таившего в душе какой-то великий и отчаянный план. Ясно было, что тут встретились «две души, проникнутые одной мыслью». Том, утирая глаза рукавом, начал хныкать что-то о своем намерении уйти от жестокого обращения и недостатка сочувствия, скитаться по широкому миру, чтобы уже не возвращаться домой, и в заключение высказал надежду, что Джо не забудет его.

Но оказалось, что Джо хотел обратиться к Тому именно с таким же предложением и отправился искать его с этой целью. Мать выпорола его за то, что он будто бы выпил какие-то сливки, которых он вовсе не трогал и даже в глаза не видал. Ясное дело, он надоел ей и она хотела от него отделаться. Коли уж такое у нее желание, то ему остается только подчиниться, пусть же она будет счастлива и никогда не пожалеет о том, что выгнала своего бедного мальчика в бесчувственный мир на муки и смерть.

Поделившись своими печалями, мальчики заключили новый договор стоять друг за друга, быть братьями и никогда не разлучаться, пока смерть не избавит их от мук. Затем стали излагать друг другу свои планы. Джо предлагал сделаться отшельниками и жить в пещере, питаясь корками и изнемогая, по временам, от холода, нужды и горя. Но, выслушав Тома, согласился, что преступная жизнь представляет значительные преимущества, и выразил готовность сделаться пиратом.

В трех милях ниже С.-Питерсбурга, там, где ширина Миссисипи немногим более мили, находился длинный, узкий, лесистый островок, с песчаной отмелью у верхнего конца, который мог служить отличным убежищем. Он был еще необитаем, расположен поблизости от противоположного берега, рядом с дремучим, почти девственным лесом. Итак, выбор их остановился на острове Джэксона. Кто будет жертвой их пиратских подвигов, – этим вопросом они не задавались. Но они разыскали Гекльберри Финна, и тот немедленно присоединился к ним, так как для него все карьеры были безразличны, ему все было трын-трава. Затем они разошлись, условившись сойтись в пустынном месте на берегу реки в двух милях выше деревни, в страшный час полуночи. Там стоял маленький плот, которым они рассчитывали завладеть. Каждый должен был принести удочку, крючков и запас провианта, какой только сумеет добыть воровским и таинственным способом, – как подобало разбойникам. И, еще прежде чем кончился день, они все насладились удовольствием похвастаться кое-кому, что деревня скоро «что-то услышит». Причем всем, выслушавшим эти смутные намеки, рекомендовалось «держать язык за зубами и ждать».

Около полуночи Том явился с вареным окороком и кое-какими мелочами и остановился в густом кустарнике на небольшом холме, над местом встречи. Звезды сияли, было очень тихо. Громадная река расстилалась, как уснувший океан. Том прислушался, но тишина не нарушалась никакими звуками. Тогда он тихо свистнул. Снизу ответили тем же. Том свистнул еще раза два, на этот сигнал последовал тот же ответ. Затем чей-то голос осторожно окликнул:

– Кто идет?

– Том Сойер, Черный Мститель Испанских Морей. Назовите ваши имена.

– Гек Финн Кровавая Рука и Джо Гарпер Ужас Морей. (Эти имена были заимствованы из любимой литературы Тома.)

– Хорошо. Скажите пароль.

Два голоса разом произнесли хриплым шепотом зловещее слово: «КРОВЬ»!

Том швырнул с пригорка окорок и сам скатился за ним не без ущерба для своей кожи и платья. Был очень удобный и спокойный спуск к берегу по тропинке, но он не обладал преимуществами затруднительности и опасности, столь ценными в глазах пирата.

Ужас Морей принес целую четверть свиной туши и едва дотащил ее до места. Финн Кровавая Рука стянул котелок и пачку полувысушенных табачных листьев. Он принес также несколько маисовых шишек для трубок, но кроме него никто из пиратов не курил и не «жевал жвачки». Черный Мститель заявил, что им необходимо запастись огнем. Это была резонная мысль, спички в то время еще не были в ходу. Они заметили тлевший костер на большом плоту в ста ярдах выше, прокрались туда и добыли головешку.

К этому предприятию они отнеслись в высшей степени серьезно, произнося время от времени «тсс!» и внезапно останавливаясь, приложив палец к губам, хватаясь за воображаемые кинжалы и мрачным шепотом отдавая приказания «вонзать по самую рукоятку», если враг шелохнется, так как «мертвые не станут болтать». Им было хорошо известно, что все плотовщики находятся в деревне, где они складывали лес или устраивали попойки, но это обстоятельство не могло бы служить извинением непиратского образа действий.

Наконец они отплыли. Том за командира, Гек и Джо гребцами, первый на корме, второй на носу. Том стоял посреди корабля, нахмурив брови и скрестив руки на груди, и отдавал приказания низким, суровым шепотом:

– Круче, идти к ветру!

– Есть, сэр!

– Круто, сэр!

– Отпусти немного!

– Сделано, сэр!

Так как мальчики упорно и непрерывно гребли на середину реки, то без сомнения им было понятно, что эта команда отдается лишь для эффекта и не имеет никакого действительного значения.

– Какие паруса подняты?

– Нижние, марсель и бом-кливер, сэр!

– Поднять трюмсели! Шестеро молодцов на фокстеньги-стаксель! Живо!

– Есть, сэр!

– Убрать грот-брам-стаксель! Натянуть шкоты и брасы! Ну, ребята!

– Придерживаться к ветру – лево на борт! Навались! Лево, лево! Ну, молодцы! Разом! Кру-у-то!

– Круто, сэр, есть!

Плот достиг середины реки. Мальчики направили его прямо по течению и положили весла. Вода была не высока, и скорость течения не превышала двух-трех миль в час. В продолжение следующих трех четвертей часа не было произнесено ни слова. Плот проплывал мимо отдаленной деревни. Два-три мерцавших огонька указывали, где она лежит, в мирном сне, за широкой полосой воды, отражавшей бесчисленные звезды, не подозревая о роковом событии.

Черный Мститель по-прежнему стоял, скрестив руки на груди, «бросая последний взгляд» на арену своих прежних игр и недавних страданий и желая, чтобы «она» могла видеть его теперь, плывущим по бурному морю, готовым бестрепетно встретить опасности и смерть, идущим навстречу гибели с суровой улыбкой на устах. Воображению его ничего не стоило отодвинуть остров Джексона на недоступное взору расстояние от деревни, так что он действительно «бросал последний взгляд», с разбитым и довольным сердцем. Другие пираты тоже смотрели в последний раз, и так долго, что плот чуть было не пронесло мимо острова. Однако они вовремя заметили опасность и успели предотвратить ее. Около двух часов ночи плот сел на мель в двухстах ярдах от острова, и они вброд перетаскали свой груз. В числе принадлежностей плота оказался старый парус, который они натянули между кустами для защиты своих припасов, сами же решили спать в хорошую погоду на вольном воздухе, как подобает разбойникам.

Они развели костер возле огромного свалившегося дерева в дремучей чаще леса, шагах в двадцати или тридцати от опушки, и поджарили на сковородке часть свинины на ужин, за которым съели также половину захваченных с собой хлебцев. Великолепно было пировать на воле в девственном лесу неисследованного и необитаемого острова, вдали от людских поселений, и они говорили, что никогда не вернутся к цивилизации. Костер озарял их лица, бросая красноватый отблеск на высокие стволы – колонны их лесного храма – на блестящую зелень и вьющиеся лозы дикого винограда. Когда последний ломтик свинины был съеден и последняя порция хлеба исчезла, мальчики растянулись на траве в полном удовольствии. Они могли бы выбрать местечко более прохладное, но не хотели лишить себя такого романтического удовольствия, как пылающий походный костер.

– А ведь важное житье? – сказал Джо.

– Малина! – ответил Том.

– Что бы сказали мальчики, если бы могли видеть нас?

– Что бы сказали? Да им бы до смерти захотелось быть здесь, правда, Гек?

– Я думаю, – сказал Гекльберри, – мне-то, по крайней мере, оно по вкусу. Ничего лучше я не желаю. Дома мне никогда не приходится есть досыта. К тому же сюда никто не придет колотить и допекать меня.

– Такая жизнь как раз по мне, – сказал Том. – Не нужно рано вставать по утрам, ходить в школу, умываться и проделывать всякие глупости. Видишь ли, Джо, пирату не нужно ничего делать, когда он на суше, а отшельник обязан молиться, и у него нет никаких развлечений, он всегда один.

– О да, это верно, – отвечал Джо, – но я, знаешь, не подумал об этом как следует. Теперь, когда я испытал жизнь пирата, она мне куда больше нравится.

– К тому же, – продолжал Том, – отшельников теперь уже не так почитают, как в старые времена, пират же всегда пользуется уважением. А ведь отшельнику приходится выбирать для сна самое жесткое место, какое только он может найти, носить власяницу и посыпать голову пеплом, становиться под дождь и…

– Зачем ему носить власяницу и посыпать голову пеплом? – осведомился Гек.

– Не знаю. Но они делают это. Отшельники всегда так делают. Ты сам бы делал это, если бы был отшельником.

– Ну, это дудки! – сказал Гек.

– Ну так что ж бы ты делал?

– Не знаю. Но этого бы я не стал делать.

– Ну конечно стал бы, Гек. Как же бы ты без этого обошелся?

– И очень просто бы обошелся. Я бы убежал.

– Убежал! Вот так отшельник! Да ведь это срам.

Кровавая Рука не отвечал, занявшись более важным делом. Он выдолбил чашечку и приспособил к ней камышинку, затем набил эту трубку табаком, раскурил при помощи уголька и выпустил клуб ароматного дыма, затягиваясь с наслаждением. Остальные пираты завидовали этому величественному пороку и про себя решили усвоить его в самом непродолжительном времени.

Затем Гек спросил:

– Чем занимаются пираты?

– О, у них дел по горло! – сказал Том. – Брать корабли, и жечь их, и забирать деньги, а потом зарывать их в потаенных местах, на островах, где водятся привидения и всякая такая нечисть, чтобы охранять клады. И они убивают всех людей на кораблях – заставляют их прыгать за борт.

– А женщин они тоже увозят на острова, – заметил Джо, – их они не убивают?

– Нет, – согласился Том, – женщин они не убивают, – они слишком благородны для этого. А женшины эти всегда красавицы.

– А как они одеваются! Ого-го! В золоте, в серебре, в алмазах! – сказал Джо с восторгом.

– Кто? – спросил Гек.

– Да пираты.

Гек не без смущения окинул взглядом свою одежду.

– Ну, я, сдается мне, одет вовсе не по-пиратски, – сказал он с грустью в голосе. – Но у меня ничего другого нет.

Товарищи утешили его, сказав, что нарядные платья не замедлят явиться, как только они начнут свои похождения. Они объяснили ему, что для начала годятся и его лохмотья, хотя богатые пираты приступают к делу в приличных костюмах.

Постепенно разговоры стали стихать, и веки маленьких беглецов начали тяжелеть. Трубка выскользнула из пальцев Кровавой Руки, и он заснул беззаботным сном. Не так легко было уснуть Ужасу Морей и Черному Мстителю. Они прочли молитвы про себя и лежа, так как не было власти, которая могла бы заставить их встать на колени и прочесть вслух; по правде сказать, они хотели было обойтись совсем без молитвы, но не решились сразу зайти так далеко, опасаясь, как бы не поразил их за это гром небесный. Затем они уже совсем было стали засыпать, но что-то новое зашевелилось в душе и не давало покоя. Это была совесть. У них возникло смутное опасение, что они поступили не совсем хорошо, убежав из дому; затем вспомнился украденный провиант, и на душе стало совсем скверно. Они старались успокоить совесть, говоря себе, что и раньше не раз воровали сласти и яблоки, но совесть не поддавалась на эти увертки. В конце концов они должны были признать, что таскать сласти это и значит только таскать, а унести тайком окорок или свинину и тому подобные ценные предметы – это уж простое и прямое воровство, а его и Библия запрещает. Поэтому они решили про себя, что пока будут заняты пиратством, не осквернять его грехом воровства. Это немного успокоило их совесть, и непоследовательные пираты заснули мирным сном.

Глава XIV

Жизнь на воле. – Ощущения. – Том наведывается домой.

Проснувшись под утро, Том не сразу понял, где он находится. Он сел, протер глаза, осмотрелся и сообразил, в чем дело. Был прохладный серенький рассвет, и глубокое безмолвие леса навевало отрадное чувство мира и тишины. Ни единый листок не шевелился, ни единый звук не нарушил величавого раздумья природы. Трава и зелень были унизаны каплями росы. Белый слой золы прикрывал костер, и только голубоватая струйка дыма курилась в воздухе. Джо и Гек еще спали. Но вот где-то далеко в лесу защебетала птица, другая ответила ей; дятел забарабанил в чаще. Мало-помалу холодная серая предрассветная мгла побелела; постепенно звуки умножились, пробуждалась жизнь. Чудное зрелище природы, стряхивающей с себя сон и принимающейся за дело, развертывалось перед мальчиком. Маленькая зеленая гусеница поползла по росистому листу, время от времени поднимая в воздух две трети своего тела, «обнюхивая» и продолжая «мерять» дальше, как выражался Том; и когда она поползла к нему по собственному побуждению, он сидел, не шелохнувшись, как вкопанный, то предаваясь надежде, то утрачивая ее, смотря по тому, продолжало ли это крошечное создание двигаться к нему или обнаруживало намерение свернуть в сторону. Когда же, наконец, после минутного мучительного колебания, оно решительно всползло на ногу Тома и продолжало путешествовать через нее, он возрадовался всем сердцем, так как это означало, что у него будет новая пара платья, – без всякого сомнения, пышный пиратский костюм. Затем появилась, бог весть откуда, вереница муравьев и принялась за работу. Один из них мужественно вцепился в дохлого паука, впятеро больше его самого, и поволок его вверх на пень. Бурая пятнистая божья коровка взобралась на головокружительную высоту былинки, а Том наклонился под ней и сказал:

Божья коровка, божья коровка, лети-ка домой,

В твоем доме пожар, твои детки одни, —

и она тотчас расправила крылышки и полетела посмотреть, что нисколько не удивило мальчика: он давно знал, что это насекомое удивительно доверчиво к вестям о пожаре, и не раз уже дурачил его, пользуясь его простотой. Затем явился навозный жук, энергично ворочая свой ком, и мальчик дотронулся до него, чтобы посмотреть, как он подожмет лапки и притворится мертвым. Птицы тем временем совсем расходились. Дрозд-пересмешник уселся над головой Тома и с восторгом принялся передразнивать голоса соседей; потом крикливая сойка, точно голубой огонек, скользнула вниз, уселась на ветке подле самого мальчика, нагнула голову набок и принялась с жадным любопытством рассматривать пришельцев; серая белка и какой-то более крупный зверек мышиной породы пробежали мимо, присаживаясь по временам и ворча на мальчиков, так как дикие животные здесь, вероятно, еще не видали человека и вряд ли знали, нужно ли его бояться или нет. Вся природа проснулась и зашевелилась, длинные стрелы солнечных лучей пронизали там и сям густую листву, кругом порхали мотыльки.

Том растолкал других пиратов. Они помчались с криком и спустя минуту или две, сбросив с себя все, гонялись друг за другом и барахтались в мелкой прозрачной воде белой песчаной отмели. Они ничуть не стремились в деревню, дремавшую вдали за величественной ширью вод. Течение или прибывшая вода унесла их плот, но они даже обрадовались, что благодаря этому обстоятельству некоторым образом сожжены мосты между ними и цивилизацией.

Они вернулись на стоянку удивительно освеженные, веселые и голодные как волки. И вскоре костер снова пылал. Гек нашел неподалеку родник, они свернули себе стаканы из широких листьев орешника и нашли, что ключевая вода, подслащенная прелестью дикой лесной жизни, может с успехом заменить кофе. Когда Джо принялся резать ветчину для завтрака, Том и Гек попросили его подождать минутку. Они отправились к одному много обещавшему местечку у берега, закинули удочки, и почти немедленно были вознаграждены. Джо не успел еще потерять терпение, когда они вернулись, таща несколько окуней, пару язей и соменка – запас, которого хватило бы для целой семьи. Они зажарили рыбу вместе с ветчиной и были изумлены: никогда еще рыба не казалась им такой вкусной. Они еще не знали, что чем скорее речная рыба попадет на огонь после поимки, тем вкуснее выходит, и не размышляли о том, какую чудесную приправу составляют сон на воздухе, движение на воздухе, купание и сильный аппетит.

После завтрака они лежали в тени, пока Гек курил свою трубку, а затем отправились в лес на разведку. Они весело перелезали через поваленные стволы, пробирались сквозь густые кустарники, мимо величественных царей леса, окутанных от вершины до земли мантией из вьющихся виноградных лоз. Местами им попадались уютные прогалины, одетые травой и усеянные цветами.

Они нашли бездну занимательного, хотя ничего поразительного. Убедились, что остров имеет в длину около трех миль, а в ширину около четверти мили, и отделен от ближайшего к нему берега только узким проливом, ярдов в двести шириной. Они купались каждый час, так что вернулись на стоянку уже под вечер. Слишком голодные, чтобы приниматься за уженье рыбы, они роскошно пообедали ветчиной и, растянувшись в тени, стали разговаривать. Но разговор не клеился и вскоре совсем прекратился. Торжественная тишина леса и чувство одиночества действовали на души мальчиков. Они задумались. Какая-то смутная грусть закралась в их сердца. Мало-помалу она приняла более определенную форму – зарождающейся тоски по дому. Даже Финн Кровавая Рука с грустью вспоминал о крылечках и пустых бочках. Но они устыдились своей слабости, и ни у кого не хватало духа высказывать свои мысли вслух.

Некоторое время мальчики смутно слышали какой-то особенный звук вдали, как будто тиканье часов, но очень неясное. Вскоре загадочный звук стал слышнее; требовалось выяснить, что это такое. Мальчики насторожились, переглянулись и стали прислушиваться. Последовало продолжительное, глубокое, ничем не нарушаемое молчание; затем глухой, зловещий грохот прокатился вдали.

– Что это такое? – воскликнул Джо вполголоса.

– Не понимаю, – шепнул Том.

– Это не гром, – сказал Гекльберри испуганным тоном, – потому что гром…

– Молчи! – сказал Том, – слушай, не разговаривай.

Они прождали несколько минут, показавшихся им веком, и снова тот же глухой гул возмутил торжественную тишину.

– Пойдемте посмотрим.

Они вскочили и поспешили к берегу, обращенному к деревне. Раздвинув прибрежные кусты, они выглянули на реку. Маленький паровой паром на милю вниз от деревни двигался по течению. На палубе толпился народ. Кругом парома сновали ялики, но что делали сидевшие в них люди, мальчики не могли разобрать. Вдруг большой клуб белого дыма вылетел с парома, превратился в облако и медленно развеялся, и снова глухой грохот донесся до слуха мальчиков.

– Теперь знаю! – воскликнул Том. – Кто-нибудь утонул.

– Да, – сказал Гек, – они проделывали это и прошлым летом, когда утонул Билль Тернер. Палили из пушки над головой, – от этого тело всплывает. Да, а кроме того, они берут ломоть хлеба и кладут в него ртуть и пускают на воду, он плывет к тому самому месту, где лежит утопленник, и останавливается над ним.

– Да, я слыхал об этом, – сказал Джо. – Не понимаю, почему хлеб так действует.

– О, тут дело не в хлебе, – сказал Том. – Я думаю, они наговаривают на хлеб, а потом уже пускают.

– То-то, что ничего не наговаривают, – возразил Гек. – Я сам видел, – ничего не говорят.

– Ну, это вздор, – сказал Том. – Может быть, они говорят про себя. Да и наверно так. Всякий может понять.

Остальные мальчики согласилсь, что слова Тома имеют основание, так как бессмысленный кусок хлеба, не приправленный надлежащим заклинанием, вряд ли бы мог исполнить такое важное поручение.

– Хотелось бы мне там быть, – заметил Джо.

– Мне тоже, – сказал Гек. – Я бы дорого дал, чтобы узнать, кто это.

Мальчики продолжали слушать и ждать. Вдруг Тома озарила мысль и он воскликнул:

– Ребята, я знаю, кто утонул: мы!

Они моментально почувствовали себя героями. Триумф был полный: их хватились; о них горют; о них сокрушаются, о них льют слезы; пробуждаются угрызения совести по поводу обид, нанесенных бедным пропавшим ребятишкам, и бесполезные сожаления и упреки, а главное, о беглецах толкует вся деревня и все мальчики завидуют их ослепительной славе. Это было лестно. Ради этого стоило быть пиратом.

Когда стемнело, паром вернулся к перевозу и ялики исчезли. Пираты вернулись на стоянку. Они ликовали в тщеславном сознании своего величия и знатной суматохи, которую им удалось наделать. Они наудили рыбы, приготовили ужин и съели его, а затем стали рассуждать о том, что думают и говорят о них в деревне; и картины общего сожаления об их участи, которые они рисовали себе, были очень лестны с их точки зрения. Но когда спустилась ночь, они постепенно смолкли и сидели, уставившись на огонь, блуждая мыслями где-то далеко. Возбуждение улеглось; Том и Джо не могли не сообразить, что дома у них остались родные, которым эта великолепная проказа отнюдь не доставила такой радости, как им. Обиды были забыты. Они чувствовали себя смущенными и несчастными. Невольный вздох вырвался раз или два. Наконец Джо решился осторожно проверить, что думают другие насчет возвращения к цивилизации, – не сейчас, а…

Том зажал ему рот с презрительной насмешкой. Гек, еще не скомпрометированный, присоединился к Тому, и малодушный поспешил объясниться и был рад, что отделался только насмешками по поводу цыплячьего сердца, соскучившегося по родимому курятнику. Возмущение заглохло на этот раз в самом зародыше.

Когда сгустилась тьма, Гек начал клевать носом и наконец захрапел. Джо вскоре последовал его примеру. Том лежал, опершись на локоть, и следил за товарищами, не шевелясь. Потом он осторожно встал на колени и принялся шарить в траве при трепетном свете догорающего костра. Он подобрал и осмотрел несколько полуцилиндрических кусков тонкой белой коры индейской смоковницы и наконец выбрал два, показавшиеся ему подходящими. Затем встал на колени перед огнем и кое-как нацарапал что-то «красным килем» на обоих кусках коры. Один из них он свернул и положил в карман своей куртки, другой же засунул в шляпу Джо и отодвинул ее на небольшое расстояние от владельца. В шляпу же он сложил кое-какие свои сокровища, почти несметной цены, в том числе кусок мела, мячик и настоящий хрустальный шарик. Затем он ушел, пробираясь на цыпочках между кустами, пока не убедился, что его не могут услышать, а тогда уже пустился бегом к песчаной косе.