Текст книги "Сын лекаря. Переселение народов"

– Мертвыми пахнет, – тихо прошептала гоблинша, с которой мы в этот момент как раз ползли, укрываясь в густой траве. – Может, обойдем? Не люблю, когда много мертвых.

Я и сам не стремился идти на запах, но оставить без внимания такую странность было бы глупо, так что я только отрицательно покачал головой.

– Надо посмотреть, что там. Может, хоть что-то поймем. Мы осторожненько, только одним глазком.

И мы повернули к той роще, откуда так сильно тянуло душком. Зря мы это сделали. Никогда бы не подумал, что такая фраза может в самом деле отражать действительность, но то, что мы увидели, еще долго потом преследовало меня в кошмарах.

В роще были трупы. Много трупов. Казалось бы, ничего необычного. Приходилось мне видеть мертвые тела, и неоднократно. Да и сам я не раз способствовал превращению живого в покойника. Пугал масштаб. Мужчины, женщины, дети были сложены в кучи, просто навалены друг на друга, так, что тела образовывали горки. Не слишком большие горки, но частые. С того места, где мы вошли, я насчитал как минимум восемь таких куч, в каждой из которых было сложено несколько десятков тел, избавленных от одежды.

– Да они что, совсем рехнулись?! – я говорил, только чтобы звуками голоса заглушить ужас, который меня охватил. – Эти хреновы моральные калеки что, окончательно берега потеряли?! Зачем они это делают?!

– Эрик, давай отсюда уйдем, а? – жалобно попросила Говорна. Она судорожно держалась за свою духовую трубку, которой пользовалась виртуозно. В этой жизни мне еще не встречалось такого оружия, но гоблины, как выяснилось, пользовались им достаточно умело. – Мы уже все увидели, ведь так? Зачем так делают, мы не знаем, и спросить тут некого. Давай правда уйдем! Здесь страшно и плохо пахнет. Знаешь, я очень не люблю, когда много мертвых. Мало ли, вдруг встанут! Вряд ли, конечно, это сказки все, но вдруг?

– Хорошо, хорошо. Пойдем, – поспешно согласился я. Мне и самому не хотелось оставаться здесь ни на одну лишнюю минуту, а уж то, что я заставил смотреть на этот ужас девчонку, было и вовсе неправильно.

Мы еще не один раз по запаху узнавали такие же места, и каждый раз старательно обходили их стороной, даже если проще было пройти напрямик. Эльфам миазмы, сохраняющие места этих странных захоронений, тоже радости не добавляли, и первородные старались держаться от них подальше. А мне стоило большого труда не начать делать глупости. Безумно хотелось резать этих тварей, и желательно так, чтобы они помучиться успевали перед смертью. Не знаю, что за цели они преследовали, но никакие высшие идеалы не оправдают того, что я увидел. За такое надо наказывать, люто, чтобы выжившим никогда больше и в голову не пришло повторить подобное. Меня останавливало только осознание: если я сейчас начну их убивать, то убью двоих, троих, а если повезет – десяток. И все, потом убьют уже меня. Умирать мне пока не хотелось, это во-первых, а во-вторых, десяток эльфов за такое – это слишком мало. А самое главное, у меня есть те, кто мне доверился, и те, за кого я отвечаю. Даже, например, Говорна, которая ужасно потрясена и на себя не похожа после увиденного. Бросить их всех я не могу. К тому же меня дома жена ждет. Поэтому мы продолжали двигаться вперед, в поисках оставшихся людей.

Насколько я знал географию королевства, лесостепная зона вскоре должна была смениться полями. Самая густонаселенная и самая плодородная часть королевства. Сердце и мягкое подбрюшье. Мы избегали дорог, и определиться точно не могли, тем более что я здесь никогда не бывал, но все же промахнуться было нельзя. Если королевство живо, вскоре после того, как выберемся на просторы, мы обязательно наткнемся на какую-нибудь деревню и даже город. Их тут много должно быть разбросано.

Мы уже третий день пробирались по территории, занятой первородными, и становилось их все больше. Оставаться незамеченными было все труднее – мы уже не могли себе позволить, как в начале пути, просто идти, пусть и соблюдая осторожность. В основном приходилось двигаться перебежками, иногда подолгу лежать, укрывшись в траве или спрятавшись под кучами валежника. Эльфов было слишком много, хотя они по-прежнему были очень беспечны. Такое впечатление, что они чувствовали себя в безопасности, и совсем не ждали нападений. Что же случилось с моими парнями?

Нормальные наблюдательные посты мы впервые встретили уже у самого края леса. Я уже видел впереди широкое, свободное от деревьев пространство, но, как и всегда, последние несколько десятков метров пути пройти было труднее, чем все остальные. Даже здесь эльфы не выглядели слишком настороженно, но тем не менее просто выбраться за пределы территории, которую они считали своей, было невозможно. Нужно было снять часовых – по крайней мере, одного из них, иначе нас обязательно заметили бы. Над землей уже сгустилась темнота, но благодаря корешкам, которые я пережевывал, я мог отчетливо видеть, что широкая полоса травы на примыкающей к лесу территории, была скошена. Все же эльфы придумали неплохой способ обезопасить себя. Даже самому лучшему пластуну никак не остаться незамеченным, если ему придется ползти по выбритому почти до самой земли газону, и никакой маскировкой этого не изменишь. Радовало только то, что соседние часовые находились довольно далеко друг от друга. Я почти не сомневался, что если тихо убить часового, его соседи не смогут помешать нам выбраться из леса. Самое смешное, что прикончить часового было бы не так уж сложно – у меня при себе имелся отличный арбалет, сильный, дальнобойный и бесшумный, а у Говорны за поясом торчала полуметровая дыхательная трубка и запас дротиков, смазанных сильным и быстродействующим ядом. С трубкой юная гоблинша обращалась мастерски, могла за двадцать шагов сбить на лету птицу. Вот только убивать часового мне категорически не хотелось. Судя по всему, первородные здесь чувствуют себя в полной безопасности и не ждут нападения. Не хотелось нарушать их покой раньше времени. Тем более нам еще предстояло возвращаться. Если они хотя бы в полтора раза увеличат количество часовых и пустят патрули по лесу, на обратной дороге нам придется намного тяжелее.

– Чего мы ждем? – едва слышно поинтересовалась девчонка. У Говорны, кажется, подошло к концу терпение. – Эрик, давай я вон того сниму, который на дереве сидит, видишь?

– Вижу. Нельзя. Найдут труп – погонятся. А нам возвращаться потом. Надо как-то по-другому.

Я еще немного подумал, пытаясь найти выход. Ну не хотелось мне сейчас прорываться, даже если бы и удалось. Как будто предчувствие какое-то! И тут я вспомнил, как мы недавно обходили большую эльфийскую стоянку. Настоящий лагерь с большими плотными палатками, кострами и даже загоном для свиней. Именно воспоминание о последнем и пробудило у меня в голове одну смутную идею.

– Возвращаемся, – велел я гоблинше. – Поползли к лагерю. Будем устраивать переполох.

И мы поползли обратно.

Свинарник по понятным причинам находился на некотором отдалении от основного лагеря и был обнесен довольно хлипким забором, собранным из каких-то кривоватых палок. Свиньи – агрессивные животные и очень сильные. Пожелай они сбежать, и такой ненадежной оградкой их не удержишь. А еще свиньи ленивые, если у них достаточно пропитания. Этих, похоже, неплохо кормили, поэтому тяги к перемене мест здешние хрюшки не испытывали. Моя идея в том, чтобы вызвать в животных это желание.

– Говорна, у тебя ведь есть дротики, которые не смазаны ядом? – поинтересовался я, когда мы остановились неподалеку от свинарника.

– Есть с сонным зельем, – предложила гоблинша.

– Да зачем нам сейчас такое? – я даже удивился недогадливости обычно более сообразительной ученицы шамана. – Нам их не усыпить надо, а наоборот, взбодрить?

– Есть и без яда. А зачем нам их бодрить?

– Увидишь. Полезли на тот дуб, – я указал на дерево, очень удобно расположившееся неподалеку.

Устроившись на соседней с девчонкой ветке, я еще раз оглядел лагерь и велел:

– Давай, заплевывай их. Нужно зацепить как можно больше свинок. Начинай.

Первая стрелка попала удачно, сладко сопевший на вытоптанной земле поросенок неожиданно взвизгнул – больше от испуга, чем от боли, и подскочил на ноги. Его соседи не обратили на это внимания, лениво поводя ушами. Но вот завизжала еще одна свинка, а следом за ней соседка, они заметались по загону, не понимая, что за злобные насекомые их жалят. Паника начала распространяться. Все население свинарника уже металось по загону с истошными визгами, свиньи натыкались друг на друга, кое-кому досталось копытом по голове – настоящий хаос. Шум стоял такой, что мне захотелось заткнуть чем-нибудь уши. Конечно, эльфам в лагере было еще неприятнее, чем мне, ведь у них слух более чуткий, чем у людей. Стены загона пали как раз в тот момент, когда к нему подбежали трое первородных. Я почувствовал истинное наслаждение, глядя, как целое стадо свиней, увидев дорогу к свободе, протопталось по подоспевшим эльфам. Их снесло мгновенно, ничего не понимающие лучники были растоптаны за несколько секунд. Жаль, полюбоваться представлением подольше мы не могли – нужно было поскорее вернуться к границе леса, чтобы выбираться тогда, когда переполох достигнет максимума. Жители лесного лагеря уже бежали в сторону свинарника. Не дождавшись возвращения тех троих, кто должен был разобраться с проблемой, сюда направлялись все остальные. Нужно было убраться подальше, пока здесь не стало слишком людно. Свиней в загоне было около пятидесяти – внушительное такое стадо, и все они теперь с воплями носились по лесу, не разбирая ни дорог, ни направлений.

Часовым у границы было не до нас. К тому времени, как мы подобрались к опушке, они и без того уже во все глаза пялились в темноту, гадая, что за переполох возник в лагере, а уж когда по кустам зашуршали первые, самые шустрые хрюшки, о своих обязанностях первородные забыли напрочь. Включился охотничий инстинкт. Попрыгав с деревьев, дозорные с азартными криками принялись ловить разбежавшуюся живность. Уйти в такой обстановке не составило труда, нам даже скрываться особенно не пришлось. Мы с Говорной просто проскочили выкошенную полосу у опушки и скрылись в высокой траве.

– Здорово! – тихо восторгалась девчонка, когда мы отошли подальше. – Так весело получилось! А видел, как они этих эльфов потоптали? Вот умора! Полезные животные, да?

– Угу, – кивнул я. – А еще вкусные очень. – Питаться мелкими грызунами и всякой прочей живностью надоело донельзя. Хотелось чего-то более существенного, так что при мысли о свиньях воображение волей-неволей нарисовало большой скворчащий стейк, посыпанный крупной солью и настоящим перцем. Сглотнув слюну, я тряхнул головой, отгоняя соблазнительную картинку, и задумался над следующим вопросом Говорны:

– А куда мы теперь пойдем? Эльфы кончились, дальше, наверное, люди будут. К вождю, да?

К вождю идти не хотелось. Несмотря на отвратительное знание географии Артании, я примерно представлял себе, где находится столица. Тащиться до нее было далековато, да и кто меня примет у короля? Все, что я мог сделать, это попытаться вернуться в расположение своей тысячи и действовать уже через свое начальство. А для этого нужно было сначала найти, где сейчас квартируют мои товарищи, и сделать это было проще всего, добравшись хоть до какого-нибудь не покинутого города. Узнать, где сейчас моя тысяча, можно в магистрате – такие сведения, пускай даже слегка устаревшие, у них обычно есть. А вот села и деревни в этом плане мне не подходят, сельским старостам о перемещении войск никто, конечно, не докладывает.

Правда, мы и не встретили населенных сел до того момента, как нашли город. Крохотный и совсем малолюдный Роверн тем не менее был окружен вполне крепкой и ухоженной крепостной стеной, из-за которой виднелись красные черепичные крыши домов и даже шпили замка градоправителя. Мы вышли к нему утром, и я чуть не прослезился от радости, глядя, как в ворота неспешно заезжает крестьянская телега, заваленная какими-то сельскохозяйственными продуктами. Картинка выглядела донельзя мирно, даже не верилось, что всего в одном переходе на север территория захвачена первородными, которые складывают кучами сотни человеческих трупов. Пожалуй, я мог бы еще тогда заподозрить неладное, но то ли от усталости, то ли от нетерпения ничего странного я не заметил и, махнув рукой плетущейся за мной Говорне, поспешил к воротам. Слава богам, у меня хватило соображения выдать ей инструкции:

– Говорна, старайся пока не показывать, что ты не человек. Если не присматриваться, тебя легко перепутать с маленькой человеческой девочкой, так что пусть так все и думают. На случай, если меня надолго задержат в магистрате, найди ближайший трактир и там остановись, деньги у тебя есть. Хотя я не думаю, что нам придется разделяться.

Мы действительно позаботились о том, чтобы не оказаться без средств к существованию среди людей. Человеческие деньги эльфов мало интересовали, но вот золото и серебро они забирали с удовольствием. А медь их не привлекала вовсе, так что кошельки наши были полны мелкими монетами. Мне было немного неприятно мародерствовать в родном городе, но противиться, когда вездесущие гоблины притащили собранную по пустым домам приличную сумму мелочью, я не стал. Понимал, что мертвым они уже не нужны, а вот нам могут сослужить хорошую службу.

– Не переживай, я на глаза никому не полезу, – отмахнулась девчонка. – Лучше сама посмотрю. Я ведь людей, кроме тебя, еще не видела! Знаешь, как интересно!

Я в общем-то и не переживал. Уже успел убедиться, что гоблина, если он не хочет привлечь внимание, крайне трудно заметить. Дело даже не в маскировке, скорее просто умение не лезть на глаза, когда это не нужно.

В город мы заходили с южной стороны. Во-первых, северные ворота были заперты, во-вторых, я не хотел зря нервировать стражников и сразу показывать, откуда иду. Если бы со стен увидели, что мы идем с эльфийской территории, можно было нарваться на неприятности в виде стрелы в шею. Все-таки война, люди нервничают, могут засадить не разбираясь. Город пришлось даже обойти по широкой дуге, выйти на дорогу и только тогда уже идти к воротам. Впрочем, судя по расслабленной и спокойной позе стражников, проверяющих подводу, нападения здесь не особенно опасаются. Я даже пожалел, что потерял столько времени на бессмысленную осторожность.

Крестьянина, наконец, отпустили, и когда мы подошли, оба стражника уже скучающе рассматривали нас с Говорной и лениво перебрасывались какими-то замечаниями. Пожалуй, на нас и вовсе не обратили бы внимания. Ну, идут в город какой-то мужик с девчонкой. Одеты более-менее прилично, не оборванцы. С другой стороны, по одежде видно, что не благородные. Товара с собой нет. То есть ни кланяться, ни пошлину взимать не нужно. Ну и зачем тогда тратить силы на разговор с путниками? Однако я сам хотел узнать новости как можно раньше, и потому совершил феерическую глупость – сам начал задавать стражникам вопросы. Без всякой подготовки, не узнав обстановки, а ведь я отсутствовал несколько месяцев! Даже то, что меня банально могли посчитать дезертиром, мне тогда в голову не пришло. Я кашлянул и спросил:

– Прошу прощения, десятник. Не подскажешь, где сейчас стоит Охотничий легион? – и почувствовал, как сердце в груди замерло в ожидании ответа. Очень боялся услышать «А нет больше никакого Охотничьего легиона…»

А десятник отвечать не спешил. Нахмурился, взглянул на меня остро, подозрительно, переспросил:

– Охотничий легион? А кто спрашивает?

Мне такое внимание к себе показалось странным, но молчать или выдумывать псевдоним я не стал.

– Лан Эрик Варден, – я хотел было добавить «тысячник Охотничьего легиона», но что-то меня от этого удержало. – Так сложилось, что я долго отсутствовал в Артании и не знаю последних новостей, а в Охотничьем легионе у меня много друзей, которых я хотел бы повидать.

Десятник посмотрел на меня очень странным взглядом, в котором в равной степени было и удивление, и настороженность, и даже почему-то радость… Он ответил не сразу, долго соображая, что сказать, но я тогда на это внимания не обратил:

– Не могу рассказать, лан Варден, – наконец развел руками стражник. – У нас тут все перемешалось с последними событиями, не успеваем запоминать, кого куда перевели. Но узнать не сложно, если вам так важно. Вы ведь не местный, правильно? Остановитесь в таверне?

– Да, если подскажешь, какая поприличнее.

– Это не сложно, пойдете от ворот прямо и через квартал налево свернете – там и таверна. А я через два часа сменюсь, да все равно туда пойду. Как раз у начальства поинтересуюсь.

Я поблагодарил десятника и отправился в таверну. Говорна, которая во время разговора с десятником молчала, задумчиво протянула:

– Странный какой-то дядька. Ты ему веришь?

– Не знаю, – у меня и самого от разговора с десятником остались странные впечатления. – Надо будет с ним поосторожнее, когда встретимся.

– Не нравится он мне, – покачала головой девочка. – Может, не будешь с ним встречаться?

– А что тогда делать? Не идти же сразу в магистрат! Но знаешь, давай мы где-нибудь в другом месте остановимся. На всякий случай. А там я просто с этим десятником встречусь.

Найти место, где можно остановиться, труда не составило – слава богам, таверна в городе была не в единственном экземпляре. Сняв комнату, мы с Говорной отправились на встречу с десятником. Мне хватило ума не спорить с гоблиншей – девчонка сопровождала меня на почтительном расстоянии, мотивируя это тем, что так ей будет удобнее за мной следить. Да и помочь мне, если что, ей будет проще с расстояния.

До таверны я не дошел. У самого входа меня окружили несколько непонятных личностей в гражданской одежде, и один из них, не представившись, поинтересовался:

– Лан Эрик Варден?

Я мгновенно сообразил, что напрасно так разоткровенничался со стражником. Но что-то делать было уже поздно. Все еще надеясь на благополучный исход, я ответил:

– Да.

– Вы арестованы. Сдайте оружие и следуйте за нами.

Глава 4
В гостях у тайной стражи

Камера, в которой меня закрыли, выглядела банально. До сих пор мне не доводилось бывать постояльцем в таких местах, но описания из книг были, как выясняется, вполне правдивы. Сырое полуподвальное помещение с решеткой под самым потолком, влажные каменные стены и полное отсутствие мебели – даже соломы не было. Зато наличествовало отверстие в полу – в самом углу камеры, и диаметром меньше кулака. Несмотря на отвратительное настроение, меня сразу же заинтересовал вопрос, как же им в случае нужды воспользоваться? Чтобы попасть туда, особенно если не видишь отверстия, нужна долгая тренировка… Как выяснилось впоследствии, эту проблему за меня благополучно решили тюремщики. Рацион узников был столь скудным, что несколько дней вполне можно было и потерпеть.

Впрочем, в тот момент о питании заключенных я не думал. Мне так и не объяснили, за что заперли, да и вообще ничего не объяснили. Если в первый день я думал, что меня арестовали по подозрению в дезертирстве, то в последующие дни эту версию пришлось отбросить. Поскольку я не сопротивлялся при аресте, меня вели «со всем уважением» – не заламывали рук, не толкали в спину, так что прочитать табличку при входе в здание не составило труда – тюрьма принадлежала гражданским властям, дезертиры же относились к юрисдикции военного ведомства. Выспросить у тюремщиков тоже ничего не удавалось. Нет, общаться со мной не отказывались – раз в день окошко в двери открывалась, и толстый бородатый стражник просовывал внутрь поднос с «обедом» – деревянная кружка с водой и деревянная миска тоже с водой, в которой плавали какие-то не поддающиеся определению ошметки. Стражник был большой любитель поболтать, но на вопросы отвечать отказывался.

– Нечего мне тут свои вопросы задавать, сиделец! Велено тебе ничего не отвечать, чтобы, значит, ты помариновался хорошенько от неизвестности, – откровенно делился тюремщик. – Вот и маринуйся, а уж когда на допросы тебя поведут, тогда и спрашивай. Оно, может, господин следователь тебе что и расскажет, если ты с ним, как его, сотрудничать будешь. А если нет, то отведут тебя в пыточную, и там уже ты все равно будешь сотрудничать, никуда не денешься. У нас там такой мастер работает! Со всем уважением. И платят ему тоже со всем уважением! Так иногда завидно, спасу нет, хоть в ученики иди. Да только больно уж у него работа грязная, не по мне это, людей мучить. Оно бы и ладно, если б в самом деле душегубы какие, убивцы, а у нас тут все больше такие, как ты, сидят, государственные… Тьфу, только я тебе об этом не говорил! Нечего из меня тут сведения вытягивать секретные!

Кто такие «государственные», я не знал. Были так называемые «коронные» – те, кто совершил преступление против короны, и по аналогии получалось, что меня обвиняют в преступлении против государства, но я что-то ничего подобного за собой не замечал.

На третий день я уже чувствовал себя в достаточной степени «промаринованным» и ждал, что вот-вот меня должны начать допрашивать, но все оставалось по-прежнему. Единственным моим собеседником оставался говорливый тюремщик, приносивший обед. От одежды уже ощутимо пованивало, я был голоден, да и кружки воды на весь день хватало только впритык. До того, чтобы слизывать влагу со стен не доходило, но я был к этому близок, тем более в отсутствие хоть каких-то занятий все неприятные ощущения обострялись многократно. Я изучил камеру вдоль и поперек, разве что количество камней в кладке не пересчитал. Несколько раз я допрыгивал до оконной решетки и, подтянувшись на ней, пытался что-нибудь рассмотреть. Ничего, кроме куска мостовой и кирпичного забора, ограждающего территорию тюрьмы, так и не увидел. Даже патрульные здесь не ходили, так что я быстро бросил это занятие. С тем же тщанием я исследовал дверь. Отличную, крепкую деревянную дверь, укрепленную стальными полосами и без всякого намека на замочную скважину. Похоже, ее удерживал только засов. Правда, даже будь у меня доступ к замку, что я мог сделать? Перед тем как привести в камеру, меня тщательно обыскали и заботливо избавили от всех металлических предметов. Прежде всего, конечно, от денег, но и всем остальным тюремщики не пренебрегли.

На четвертые сутки я поймал себя на том, что начинаю говорить сам с собой. Я сам понимал, что срок моего заключения слишком мал, чтобы сходить с ума, однако страх и незнание, чего ожидать, делали свое дело, медленно, но верно лишая душевного равновесия. Да и не привык я к отсутствию хоть какого-то занятия – последние несколько месяцев выдались очень насыщенными. Думаю, мне удалось бы, в конце концов, взять себя в руки. Хорошо, что этого не понадобилось. На пятый день я уже не пугался, что говорю сам с собой. Глядя на маленький кусочек темного неба в зарешеченном окошке, я уже собирался заснуть, бормоча что-то бессмысленное себе под нос, однако услышать ответ было крайне неожиданно и страшно.

– Эрик! – донесся откуда-то сверху шепот. – Ты сам с собой, что ли, разговариваешь?!

Я вздрогнул и уставился на решетку. Между прутьями появилась физиономия Говорны. Увидев ее, я не знал, радоваться мне или тревожиться. За время заключения я часто думал, как дела у гоблинши. Боялся, что она попалась каким-нибудь бандитам или, что еще хуже, в руки стражи. И теперь, видя, что она на свободе, почувствовал огромное облегчение. С другой стороны, то, что девчонка находилась на территории тюрьмы, было довольно скверно. Простым прохожим здесь места нет, и если ее заметят, то, вполне вероятно, она окажется в одной из соседних камер, а то и где-нибудь похуже.

– Как ты здесь оказалась?

– Тебя искала! Хорошо, что тут пузырей на окнах нет, и слюды, так что по запаху быстро нашла. А чего ты сам с собой разговариваешь? Я думала, ты там не один!

– От скуки!

– Странно… Ну ладно, не важно. Я спросить хотела, чего мне делать?

– Выбирайся из города и возвращайся к нашим!

– А если тебя тут за это время убьют? Я через эльфов одна быстро не пройду!

– Быстро не надо. Просто возвращайся домой. Меня, возможно, отпустят. Разберутся, что я ни в чем не виноват, и отпустят.

– Ага… И именно поэтому ты отправляешь меня одну назад через рощи тех ненормальных, которые трупы горками складывают! Да и знаю я, что ты сам не веришь, что тебя отпустят! Эрик, ну чего ты упрямишься! Я же расспрашивала людей про эту тюрьму, отсюда не выходят. С тех пор, как у вас вашего главного вождя убили, сюда много кого сажают, а отсюда всех вообще только на казнь ведут.

– Главного вождя? – от удивления я едва не заговорил в полный голос. – Короля убили? Печально… но почему меня арестовали, все равно не понимаю. Меня же не было здесь, когда его убивали!

– Потому что теперь все говорят, что главный вождь был преступник, и все, кто ему помогал, были тоже преступники. – Чуткая Говорна расслышала мое бормотание и поспешила объяснить: – Ты вот стражников про легион охотников спросил, и они сразу сейчасошним вождям сказали, что ты вождь этого легиона. А легион этот бывший главный вождь сделал. Там всех распустили, кто в нем был, кого-то хотели тоже в тюрьму посадить и убить, но они сбежали. А тут ты пришел, вот они и обрадовались.

Я опустился на пол пещеры. Часть вопросов отпала, но еще больше появилось новых.

– Как ты все это узнала?

– Так сейчас везде только про тебя и говорят! – даже удивилась девочка. – Я и в таверне слышала, и на рынке. Многие говорят, что ты один эльфов бил со своим легионом, а теперь под них прогнулись. Только это тихо говорят, потому что нельзя, а то их тоже в тюрьму посадят.

Я вздохнул и попытался собраться с мыслями. Уж больно выбивающие из колеи новости принесла гоблинша.

– Вот что, Говорна. Делать тебе здесь нечего, сама видишь, что я больше как парламентер не подхожу. Не с кем мне больше договариваться, главного вождя убили, и те, кто теперь главный, меня слушать не будут. Попробуй вернуться домой и расскажи племени о том, что случилось. Скажи, что поддержки не будет точно, и что им нужно возвращаться, а то их эльфы задавят.

– Нет, Эрик, ты сейчас плохо говоришь. Не буду я возвращаться. Наши там хорошо сейчас сидят, незаметно, эльфы про них, может, и не узнают. А я тебя здесь не брошу. Ты мой вождь, и ты для племени полезен! И вообще, все умирают и умирают. Маму убили, отец умер, если еще тебя убьют, совсем плохо будет, – последние слова Говорна проговорила тихо и очень серьезно. – Не буду я никуда убегать, вместе вернемся. Я тебя отсюда вытащу.

– Как?! Перебьешь охрану?

– Нет, это, наверное, не получится. Стрелок у меня много с ядом, но они меня заметят. Я сюда-то с трудом пробралась, они внимательно смотрят! Одного, который смотрит, ча-со-во-го, – по слогам произнесла новое слово девчонка, – я усыпила, но это чтобы забор перелезть, а чтобы к тебе в этот дом пройти, это надо совсем много убивать. Десять, или даже больше. И одновременно. Одна не справлюсь. Ты мне лучше скажи, у тебя же тут друзья есть, у которых ты вождем был. Из этого легиона. Как их зовут? Я их поищу, они мне помогут, и мы вместе тебя освободим!

– Беар и Хамелеон, – пробормотал я, задумавшись, а потом спохватился: – Говорна! Этот город – не единственный в Артании. Здесь наверняка никого из моих друзей нет! И даже если есть, ты их не найдешь! Они оба бывшие воры, и, думаю, сейчас вернулись к своему ремеслу. Они умело скрываются, так же хорошо, как ты в лесу. Их не найдешь, даже если они здесь!

– А я все равно буду искать! Даже если они в другом городе, я их найду! – судя по возмущению в шепоте девочки, своего решения она менять не собиралась. – Я тебя освобожу! Я же ученица шамана, мне духи помогают! И тебе они помогут, потому что ты им понравился. Все! Я побежала, а то тот часовой скоро проснется! Каждый день приходить не смогу, но дня через два еще зайду.

– Будь осторожна! – только успел шепнуть я, но девчонки уже не было.

Я уставился в стену и принялся обдумывать разговор. Мне было о чем подумать, очень уж много новостей вывалила на меня пронырливая гоблинша. Мой отряд распустили. Это хорошая новость – по крайней мере, мне известно теперь, что моих ребят не вырезали первородные. На этом хорошие новости, правда, закончились. Легион расформировали после того, как произошел переворот в стране, и монарха, которому мы приносили присягу, убили. Более того, Беара и Хамелеона хотели арестовать. Интересно, за что? В чем нас, всех троих, обвиняют? Но Беар и Хамелеон им не по зубам, тут уж сомнений нет. Другое дело, что и Говорна не сможет найти моих товарищей – слишком уж хорошо они умеют прятаться. А вот меня ничего хорошего, похоже, не ждет. Даже попасть в помойные, как это произошло с Беаром когда-то, мне, видимо, не грозит. Я уже не сомневался, что боевых действий с первородными Артания больше не ведет, а значит, пополнять армию преступниками теперь нет необходимости. Мне было очень интересно, почему прекратили войну? Потеряли слишком много, и у страны больше нет ресурсов, чтобы продолжать сопротивление? Или сами эльфы временно прекратили наступление, и те, кто пришел к власти, решили не тратить силы на попытки вернуть ненужные теперь за отсутствием населения территории? Вполне вероятно. Очень логичное решение, если не видеть тех картин, которые мы с Говорной насмотрелись, пока добирались сюда. Я и раньше не склонен был прощать первородных, а уж теперь, после того, что мне довелось увидеть, у меня даже сомнений возникнуть не могло. Эльфов остановить необходимо. Потому что сами они тоже останавливаться не собираются. Больше всего меня пугала одна совершенно пакостная мысль, которая засела в голове, и мне никак не удавалось от нее отмахнуться. Дело в том, что те тела, которые мы видели в лесу, когда покинули Кеймур, были довольно свежие. Лекарь из меня, конечно, откровенно скверный, но что-что, а определить по состоянию трупа примерное время смерти я мог без труда. Те груды людей, которые мы видели, погибли не так уж давно. Пару недель, не больше. Кеймур, Элтеграб и другие селения между эльфийским лесом и лесостепью были захвачены гораздо раньше – от пары месяцев до полугода назад. А это значит, что все те люди были не оттуда. Я не видел следов лагерей, в которых могли бы содержаться пленные, значит, их взяли откуда-то еще и сразу умертвили. Совсем недавно. Откуда, если Роверн, в котором я сейчас нахожусь, нынче является самым близким к нынешним границам городом и при этом живет спокойно? Напрашивается только одно объяснение – пленников эльфам поставляют люди. Сами. Меняют спокойствие на жизни своих же граждан. Не думаю, что это афишируется – такого народ бы не потерпел. Вообще, думать, что это может оказаться правдой не хотелось – хотелось верить, что я сам где-то ошибся и просто не владею полной информацией. Но в голове невольно всплывала картинка, которую я увидел, попав в Роверн. Что-то мне показалось странным, хотя в тот момент я не обратил на это внимания. Нищие и бродяги. Беженцы. Даже если сейчас боевых действий не ведется, война закончилась совсем недавно. А еще недавно произошел переворот, и я никогда не поверю, что он прошел тихо и незаметно. Любая война, любое значительное потрясение привычного уклада всегда порождает множество обездоленных. Нищих, бродяг, калек и сирот.