Текст книги "2030. Как современные тренды влияют друг на друга и на наше будущее"

Седовласый рынок труда

В фильме «Стажер» 2015 г. 70-летний вдовец Бен Уиттакер (в исполнении Роберта де Ниро) из Нью-Йорка задается вопросом: «Чем я заполняю остаток своих дней? Да чем угодно. Гольф. Книги. Фильмы. Игра в карты. Я попробовал себя в йоге, кулинарии, купил несколько растений, [переходит на китайский] позанимался китайским языком. [Возвращается на родной язык] Поверьте мне, я перепробовал все». Герой устраивается на работу по программе привлечения пожилых кадров, инициированной Джулс Остин (Энн Хэтэуэй), основателем и генеральным директором модного онлайн-стартапа в Бруклине. Все кончается тем, что Бен становится ближайшим советником и доверенным лицом Джулс.

Просто удивительно, как часто знания и опыт множества талантливых людей из растущего седеющего поколения остаются неиспользованными. Только представьте себе мир, где наши дедушки и бабушки входят в число самых активных и продуктивных членов общества.

Когда прусский государственный деятель Отто фон Бисмарк внедрил первый национальный план социального обеспечения пожилых людей, он хотел «приручить» рабочий класс, предложив ему нечто, к чему можно стремиться. Бисмарк ввел одно из величайших новшеств конца XIX в., которое наряду с телефоном, двигателем внутреннего сгорания и искусственным волокном кардинально изменило современность. Пенсионные программы наряду с системой всеобщего образования – еще одним нововведением XIX в. – привели к разделению жизни человека на три четких периода: учеба, работа и заслуженный отдых. В этой парадигме не оставалось места для личного выбора: правительство указывало, чем человек должен заниматься в зависимости от возраста, а социальные нормы закрепляли строгий распорядок жизни.

Поразительно, как долго государство, закон и даже господствующая культура убеждали нас в том, что после перехода через определенную возрастную черту человек уже не может внести реальный вклад в общество и экономику. Люди старше 65 лет (или какого-то другого возраста) стали считаться частью «пассивного» населения, которые ничего не приносят обществу.

Однако к 2030 г. среднестатистический 60-летний человек с учетом роста долголетия может рассчитывать еще как минимум на 22 года жизни (в развитых странах этот показатель составляет 25 лет). Пришло время пересмотреть сложившиеся представления. «Желание работать связано частично с финансовыми соображениями, – замечает генеральный директор Трансамериканского центра исследований проблем пенсионного возраста Кэтрин Коллинсон. – В то же время это нечто гораздо большее – желание оставаться причастным к происходящему в мире». Компании все яснее понимают: они теряют с уходом на пенсию опытного работника. «Уходя на пенсию, беби-бумеры уносят с собой институциональные знания, – говорит вице-президент AARP Сюзан Вайншток. – Сотрудники старшего возраста представляют большую ценность для работодателей». Boeing, Michelin и UPS привлекали к работе своих недавно вышедших на пенсию сотрудников в периоды пикового спроса на их товары и услуги.

Есть и другие потенциальные выгоды. Исследования указывают, что гендерное, этническое и любое другое разнообразие снижает сплоченность и результативность групп, однако повышает креативность и возможности нестандартного решения задач. Хотя значение возраста обычно размывается из-за его связи с трудовым стажем, есть свидетельства того, что группы, объединяющие людей различных возрастов, демонстрируют более высокую креативность. Так, немецкий автоконцерн BMW отметил, что межпоколенческие рабочие группы лучше справляются с генерированием идей и решением проблем. «Многопоколенческая команда обеспечивает дифференцированный подход к проекту или проблеме, – отмечает специалист по этому вопросу Хелен Деннис. – Чем больше мыслей у вас рождается, тем больше возможностей достичь поставленной цели». В «Стажере» блестяще показано, как взаимодействие представителей разных поколений на рабочем месте приводит к взаимовыигрышным результатам, к тому же это весело. Но не приведет ли это к непредвиденным последствиям?

Одним из неожиданных последствий работы людей и после достижения пенсионного возраста стало растущее нежелание правительств европейских стран и США брать на себя полную ответственность за благосостояние людей, перешедших определенный возрастной рубеж. Разговоры о дискреционных расходах и слоган «седина – хит сезона» приводят политиков к выводу, что пожилые люди могут обойтись без государственного обеспечения. Например, финансовые трудности правительств, идеология самообеспечения и дискреционная покупательная способность большой части пожилого населения укрепляет уверенность некоторых кругов в том, что государственные пенсии не могут и не должны быть единственным источником поддержания человека. Многие политики теперь полагают, что нынешние пожилые люди должны в гораздо большей мере отвечать за свою судьбу, чем в прошлые десятилетия, например получать дополнительные доходы от сдачи в аренду своих домов или работы с Uber (о последней перспективе мы поговорим в главе 7). По мере роста в мире группы людей старше 60 можно ожидать ожесточенных дебатов по указанным проблемам, особенно в свете того, что младшее поколение налогоплательщиков – миллениалы и поколение Z – начинают набирать политический вес.

Миллениалы тоже когда-нибудь состарятся

К 2040 г. начнется выход на пенсию сегодняшних миллениалов, которых изначально окрестили поколением Y. Часто их определяют как группу людей, родившихся в период между 1980 и 2000 гг. (некоторые источники указывают более короткий интервал: начало 1980-х – конец 1990-х гг.). Это не просто возрастная группа, ведь входящие в нее люди родились в период, когда информационные и коммуникационные технологии переживали качественный скачок, который изменил весь мир. Впрочем, далеко не всех миллениалов можно назвать «коренными жителями цифрового мира»: только вторая половина этого поколения родилась в эпоху сетевых и цифровых технологий в привычном для нас понимании. Можно даже сказать, что миллениалы не появились на свет, а были воспитаны в цифровую эпоху.

Не многим миллениалам довелось приобретать CD, а тем более кассеты, проявлять фотопленку, исправлять опечатки корректирующей лентой, спрашивать дорогу, смотреть аналоговое телевидение, отправлять факсы или звонить по дисковым телефонам. Они с трудом могут представить себе жизнь до 4G, не говоря уже об 1G. Друзья детства у них появлялись без привязки к географическим границам, а близкие отношения завязывались через социальные сети и приложения для знакомств. Мир 2030 г. и после будет частично определяться настроениями и поведением миллениалов, поэтому нам важно понимать это ключевое поколение, чтобы представить, как все будет выглядеть через 10 лет.

Некоторые из первых исследований, посвященных миллениалам, были провокационными и наделали много шума. Так, книга Джин Твендж 2006 г. «Поколение селфи: Кто такие миллениалы и как найти с ними общий язык»[2]2
  Твендж Д. Поколение селфи: Кто такие миллениалы и как найти с ними общий язык. – М.: Эксмо, 2018.


[Закрыть] характеризовала миллениалов как самое эгоцентричное поколение и обвиняла в этом родителей. «Мы подкладываем нашим детям свинью, когда заставляем их думать, что поскольку они для нас (их родителей) особенные, то и весь мир крутится вокруг них, – пишет Твендж. – Лучшее, что мы можем предложить им, – не нарциссизм и даже не чувство собственного достоинства, а нашу любовь и поддержку в совокупности с идеей, что для достижения успеха важнее усердная работа, а не только вера в себя». Другие критики выделяли различные черты миллениалов, в том числе их желание быть полезными обществу, страсть к новым впечатлениям и выбору работы, которая соответствует их увлечениям, а не просто обеспечивает финансовую стабильность. Хотя исследование 2016 г. показало, что миллениалы набирают больше баллов в анкете для оценки степени нарциссизма, чем их родители, такое сравнение не особенно справедливо, особенно в свете того, что представления каждого человека о жизни меняются с возрастом.

Более того, демографы и историки Уильям Штраус и Нил Хоу, которые успешно работали в качестве консультантов с компаниями, правительственными структурами и университетами после опубликования первого аналитического труда о миллениалах, отмечают, что это поколение демонстрирует не меньшую эмпатию, чем молчаливое поколение. Штраус и Хоу описывают американских миллениалов как самодостаточных, основательных, командно-ориентированных, консервативных, стрессоустойчивых и целеустремленных людей. Другие исследователи, в том числе Дэвид Бурштейн, полагают, что миллениалами движет своеобразный «прагматический идеализм» – желание использовать практические средства для усовершенствования окружающего мира без перекоса в сторону радикальных или революционных подходов к социальным преобразованиям. Это, возможно, дает нам понимание, почему движение «Захвати Уолл-стрит» было сравнительно немасштабным и быстротечным.

Проблема таких описаний миллениалов – как лестных, так и негативных – заключается, по словам журналиста Эрика Гувера, в том, что они, по всей видимости, в первую очередь применимы к «обеспеченным подросткам [и молодым совершеннолетним людям] европеоидной расы, выросшим в фешенебельных пригородах, которые добиваются отличных результатов». Эта молодежь «очень стремится попасть в суперэлитные вузы и умеет с легкостью заниматься несколькими делами одновременно под ободряющим взглядом своих чрезмерно опекающих родителей». Миллениалы с менее привилегированным социально-экономическим происхождением придерживаются принципиально других взглядов и моделей поведения. В целом американские «миллениалы – первое поколение, у которого шансы быть более финансово успешными по сравнению со своими родителями, составляют лишь 50 % на 50 %», по словам Джиа Толентино из The New Yorker. Их будущее благосостояние не гарантировано в условиях все более конкурентной глобальной экономики. Попытка потешить их эго, которую предпринимают многие маркетологи, может лишь усугубить и без того сложные экономические перспективы этих людей.

По данным Экономического совета при президенте США во время правления Барака Обамы, американские миллениалы в целом менее заинтересованы во владении домами или автомобилями, живут вместе с родителями в 20-летнем, а иногда и в 30-летнем возрасте и откладывают вступление в брак или вовсе отказываются от него. Каждый четвертый миллениал даже не задумывается о том, чтобы получить водительское удостоверение. Мы подробнее остановимся на этих поразительных моделях поведения в главе 7.

Один из в корне неверных стереотипов в отношении американских миллениалов – убеждение, что они «летуны», которые постоянно меняют место работы. В действительности миллениалы задерживаются дольше на каждом из своих рабочих мест, чем представители поколения X, хотя и предпочитают стремиться не к карьерному росту, а к выполнению работы, которая представляется им осмысленной. Некоторые исследования говорят о том, что их предпочтение командной работы связано с активным использованием социальных сетей, которое также объясняет их стремление к более широкому взаимодействию с руководством и здоровому балансу между работой и отдыхом.

На предпочтения миллениалов в работе значительно влияет и то, что начало их карьеры было омрачено финансовым кризисом 2008 г. с последующей рецессией (впрочем, эти обстоятельства по-разному повлияли на разные регионы мира; для большинства развивающихся рынков это был как раз период устойчивого экономического роста). Таким образом, в глобальном сообществе миллениалов существует две реальности: реальность миллениалов, выросших в богатых странах, где доходы среднего класса не менялись на протяжении двух-трех десятилетий, и реальность миллениалов, выросших в развивающихся странах, где они имеют более благоприятные экономические возможности, по сравнению с родителями и бабушками/дедушками. К тому же среди миллениалов Европы и США стоит выделить подгруппу выросших в обеспеченных семьях и подгруппу тех, чьи родители не имели больших доходов или потеряли хорошую работу вследствие глобализации и технологических изменений. Соответственно, компаниям и предпринимателям стоит относиться со скепсисом к попыткам огульного обобщения потребительского поведения миллениалов, а равно и к потенциальным последствиям их поведения для будущего.

Не менее сомнительны и выводы на основе опросов для выявления психологических установок. Лучший источник по вопросам международных культурных ценностей – World Values Survey – свидетельствует, что миллениалы больше ценят самовыражение, чем любые иные поколения как в мире в целом, так и в разных регионах. Это связано с тем, что миллениалы имеют больше материальных возможностей, более высокие интеллектуальные способности и более обширные социальные связи, чем их предшественники. В свою очередь, все это становится основанием для более независимого поведения, более широких возможностей выбора и больших перспектив для реализации собственного внутреннего потенциала (как и в других опросах, на которые я ссылаюсь в настоящем издании, за усредненными показателями неизбежно скрываются значительные различия, в данном случае – между миллениалами из обеспеченных семей и миллениалами более скромного происхождения).

Ценности, разумеется, имеют значение, особенно для принятия экономических решений. Однако экономическое поведение миллениалов во многом объясняется повышением стоимости жилья и высшего образования. Между тем подавляющая часть активов и доходов, которые можно извлечь из них, находится в распоряжении их отцов, матерей, бабушек и дедушек. Социолог Кэтлин Шапутис видит в этих экономических проблемах причину склонности миллениалов откладывать такие ритуалы инициации, как вступление в брак и рождение детей. В своей книге «Синдром переполненного гнезда» (The Crowded Nest Syndrome) исследователь пишет о поколении Питеров Пэнов или «бумерангов», которые задерживаются на стадии перехода от подросткового возраста во взрослую жизнь, или, по словам Кэтлин, периода «формирующейся зрелости».

В этих условиях неудивительно, что суммарные сбережения миллениалов находятся на самом низком уровне на нашей памяти. При этом нет лучше способа для оценки будущего, чем оценка текущего уровня сбережений. Компания Moody's Analytics забила тревогу еще в 2014 г., отметив, что совершеннолетние американцы в возрасте до 35 лет имеют отрицательный коэффициент сбережений –1,8 %. Иными словами, они берут кредиты для удовлетворения своих потребностей, а не откладывают средства на будущее. Конечно же, с течением времени, по мере преодоления последствий Великой рецессии, жизнь будет налаживаться. Как свидетельствует опрос Bank of America за 2018 г., каждый шестой американец-миллениал в возрасте от 23 до 37 лет имеет сбережения свыше $100 000. Это очень впечатляющий факт. Однако другие опросы показывают, что лишь 13 % американцев в возрасте от 18 до 24 лет имеют сбережения свыше $10 000 (для 25–34-летних этот показатель несколько лучше – 20 %). Целых 75 % миллениалов полагают, что их поколение тратит слишком много по сравнению с предшественниками, 20 % представителей этой группы отмечают, что не могут позволить себе владение домом. На фоне рекордных исторических уровней задолженности по кредитным картам и студенческим кредитам не приходится удивляться, что для большинства молодых миллениалов формирование сбережений представляется тяжелой задачей. Американцы в возрасте до 35 лет в 2017 г. были обременены долгами по образовательным программам почти вдвое сильнее, чем американцы той же возрастной группы в 2001 г. За этот период медианный собственный капитал молодых американцев упал с $15 000 до $10 400.

Впрочем, к таким сводным статистическим данным стоит относиться с осторожностью. Не забывайте о неоднородности групп миллениалов в мире, а также в отдельных странах, в том числе в США. Компании, которые хотят привлечь к себе клиентов-миллениалов, должны осознавать эту очевидную истину и не считать, что все миллениалы сделаны из одного теста. Мир 2030 г. будет формироваться не одним монолитным поколением, а взаимодействием различных подгрупп миллениалов, различающихся по уровню образования, доходам и этнической принадлежности.

Кто придет на смену миллениалам?

Я хотел бы поделиться интересными статистическими данными. С течением времени число людей в возрасте от 15 до 34 лет будет постепенно сокращаться в отдельных странах, в особенности это касается Китая, Японии и стран Европы. В других регионах, например в Южной Азии, на Ближнем Востоке и в Африке, как минимум в пределах одного-двух поколений, напротив, будет идти процесс увеличения численности данной возрастной группы. Эти тренды просто объясняются количеством малышей, которые рождаются сегодня. Однако США не подпадают ни под тот, ни под другой тренд. По состоянию на 2017 г. в США проживало около 90,4 млн человек указанного возраста. Прогнозы на 2030 г. указывают, что к тому времени их численность составит 89,5 млн. На первый взгляд, разница небольшая. Но за этими цифрами стоят абсолютно разные когорты молодых людей. Давайте разберемся в причинах этого явления.

Я склоняюсь к тому, что оценки воздействия иммиграции на общество сильно напоминают попытки предсказать будущее. В 1980 г. около 78 % проживавшего в США населения в возрасте от 15 до 34 лет были белыми людьми без испанских корней. К 2030 г. этот показатель упадет ниже 50 %. Эта возрастная группа станет более разнообразной этнически и лингвистически в США и Европе. Из-за более высокой средней рождаемости в семьях иммигрантов состав американской молодежи меняется очень быстро, намного быстрее, чем состав населения в целом. Те, кого мы сегодня причисляем к «меньшинствам», через 10 лет будут большинством.

Результатом этого тренда станут серьезные сдвиги в поведении. Так получилось, что в настоящее время дети иммигрантов проявляют большее желание вступать в брак и приобретать в личную собственность дома и машины, чем местные уроженцы их возраста. Это, по существу, американская мечта. Именно в силу этих особенностей детей иммигрантов можно рассматривать как отдельную поколенческую группу. Если только дети-миллениалы иммигрантов не начнут ассимилироваться гораздо быстрее, чем предшествующие поколения иммигрантов, то молодые американцы 2030 г. будут вести себя иначе, чем нынешняя молодежь.

Представим на мгновение, что будет означать изменение этнолингвистического состава населения для экономики совместного использования – одного из самых впечатляющих общемировых явлений. Опросы указывают, что испаноязычные американцы, афроамериканцы и американцы азиатского происхождения чаще пользуются приложениями для совместных поездок и аренды жилья, чем коренные жители. Это вполне объяснимо с учетом различий в покупательной способности этих групп.

Еще один важный тренд связан с предпринимательством. Испаноязычные американцы чаще работают на себя или ведут собственный бизнес, чем представители других групп, как белых, так и небелых. Более того, по сравнению с испаноязычными американцами в целом предприниматели, вышедшие из этой группы, более склонны общаться на английском. Хотя доля испаноязычных американцев в высокотехнологичных предприятиях пока невелика, ситуация, скорее всего, изменится с увеличением численности представителей этой группы, получивших высшее образование.

Численность и разнообразие поколения Z, следующего за миллениалами, несложно рассчитать. Однако какими будут идентичность и поведение этих людей? В полномасштабном общемировом обзоре и докладе лондонского фонда Varkey Foundation отмечается, что их личность формируется в условиях неравенства по уровню образования, гендерной и расовой принадлежности и благосостоянию. Поколению Z также предстоит в наибольшей степени ощутить на себе бремя пенсионного кризиса: именно им, скорее всего, придется платить повышенные налоги, чтобы их матери, отцы, бабушки и дедушки получили обещанное обеспечение. Кошмарная перспектива!

Это будет первое поколение молодых людей, родившихся полностью в эпоху сетевых и цифровых технологий. «Поколение Z растет в условиях безграничных возможностей, обеспеченных мощными компьютерами и сетями. Они чаще ездят за рубеж, имеют друзей на другом конце мира и знакомятся с людьми других религиозных и культурных традиций, чем их мамы, папы, бабушки и дедушки, – говорится в докладе Varkey Foundation. – При их жизни воззрения и законодательные подходы к ряду социальных тем, от однополых браков до прав трансгендеров, меняются с молниеносной скоростью. При этом вопросы гендерной и расовой принадлежности все так же вызывают разногласия и споры».

Но воспринимают ли мир подобным образом все представители поколения Z? В 2016 г. Varkey Foundation опросил 20 000 человек в возрасте от 15 лет до 21 года из 20 стран (важно отметить, что все респонденты входили в международные исследовательские онлайн-группы, что приводит к перекосу выборки в пользу городской молодежи с достаточно высоким уровнем образования). Опрос показал, что респонденты придерживаются общемировых, а не местных или узкогрупповых ценностей. Участники исследования из стран с разным уровнем экономического развития демонстрируют схожие взгляды. Они относятся толерантно к таким вызывающим споры явлениям, как иммиграция и однополые браки, и отличаются прогрессивными взглядами на такие проблемы, как неравенство, изменение климата и свобода слова. Исследователи сделали вывод, что это поколение, по всей видимости, руководствуется идеей «глобального гражданства», а не национализма и шовинизма, которые распространены в сегодняшнем мире.