Текст книги "Первая семья. Джузеппе Морелло и зарождение американской мафии. Предисловие Дмитрий Goblin Пучков"

Сицилийские «братства» и «секты» обычно организовывались вокруг «капо», или капитана, который часто являлся gabelloto. Нередко они заимствовали идеи и символику масонов, тайного братства, имевшего многовековую историю, чья мрачноватая слава и любовь к ритуалам послужили источником вдохновения для множества подобных обществ. Были и другие, которые вдохновлялись иным: они хранили преданность радикальному деревенскому священнику или вступали в ряды вооруженных формирований, принимавших участие в мятежах против ненавистных Бурбонов в 1820, 1848 и 1860 годах, и снова поднялись, чтобы поддержать восстание сицилийских националистов в 1866-м. У каждой из этих групп имелись оружие и люди; каждая ненавидела правительство и полицию.

«Секты», подобно преступникам и политикам, занимались обретением контроля над людьми, и для них казалось естественным предлагать своим согражданам защиту: вначале от Бурбонов, затем от их личных врагов – и ожидать платы за свои услуги. Через год или два, как и следовало ожидать, защита превратилась в рэкет[26]26
  Рэкет (англ. racket от ит. ricatto «шантаж») – вымогательство, обычно принимающее формы организованной преступности с применением угроз, жестокого насилия, взятия заложников. В английском языке слово racket означает любую организованную преступную деятельность, в частности protection racket («крышевание») или numbers racket (незаконную лотерею). – Примеч. ред.


[Закрыть]. Землевладельцы, фермеры и обычные жители деревень обнаружили, что они больше не платят за защиту от Бурбонов. Защита, за которую они теперь платили, была защитой от самих «сект».

Существовало ли в братствах, потихоньку формировавшихся на Сицилии между 1800 и 1860 годами, централизованное руководство в каком-либо виде, до сих пор точно не известно. Немногие сохранившиеся свидетельства утверждают, что одни из первых мафиози, по всей видимости, присоединились к восстанию 1866 года с конкретной целью: обшарить полицейские участки и сжечь хранившиеся там секретные доклады. Имеются предположения, что первые криминальные «семьи» появились в Палермо и его окрестностях и распространились во внешний мир оттуда, но в то же время есть множество свидетельств, что слово «Мафия» обретало для разных людей разный смысл. В некоторых изложениях присутствует, с одной стороны, «верхняя Мафия» – состоящая из баронов, gabelloti, священников и адвокатов, а с другой – «нижняя Мафия», в которую входили преступники из крестьян, совершавшие преступления по указанию своих руководителей и пользовавшиеся взамен их защитой. В такой интерпретации событий Мафия применяла насилие, чтобы стать единым целым с правительством Сицилии, что объясняет, почему ее так трудно было сдерживать. Другие писатели, включая нескольких полицейских, задачей которых было поддержание порядка на острове, считают, что «Мафия» – не что иное, как образ мышления. С точки зрения этих авторов, слово представляет собой образец сленга, обозначающий дерзкую самоуверенность и гордость, присущую всем сицилийцам; никакого тайного общества не было и в помине, а были просто группы людей, не терпевших угнетения. Потребовались десятилетия и свидетельства многочисленных информаторов, чтобы ко всеобщему удовлетворению доказать, что Мафия представляла собой организованную и очень реальную силу.

Самые ранние письменные упоминания о существовании общества датируются лишь 1865 годом, когда префект Палермо уведомил свое начальство о том, что «так называемая Маффия» создает проблемы в его районе. Префект почти ничего не знал об этой группировке, хотя считал, что она существовала уже некоторое время, а недавно стала более наглой во многом благодаря тому, что попытка правительства утвердить свою власть на Сицилии провалилась. На протяжении следующих сорока лет несколько префектов, сменявших друг друга, и их начальники полиции пытались разобраться в этой ситуации, хотя и не слишком энергично. «Маффия» из их расследований предстает не единым тайным обществом, со штаб-квартирой и централизованным руководством, – а всего лишь скоплением банд, почти не связанных между собой и называемых cosche[27]27
  Cosche – множественное число (читается «коске», с ударением на первый слог). В единственном числе это слово выглядит как cosca. – Примеч. пер.


[Закрыть] – итальянским словом для обозначения листьев артишока, плотно собранных природой в одной прикорневой розетке. Такие группы, которым более поздние авторы дали название «семья»[28]28
  На протяжении данной книги понятие «семья» выступает в двух значениях, порой перетекающих одно в другое: 1) круг лиц, связанных узами родства; 2) круг лиц, связанных совместными преступными деяниями и соответствующими обязательствами. В каждом случае нужное значение определяется контекстом. Самый яркий и часто употребимый здесь пример – семья Морелло. – Примеч. пер.


[Закрыть], насчитывали где-то от пятнадцати до нескольких сотен человек. В большинстве городов имелась только одна cosca[29]29
  Cosca – а вот и то самое единственное число (читается «коска»). – Примеч. пер.


[Закрыть] (хотя в крупнейшем из них, Палермо, их было несколько), но было бы опасной ошибкой предполагать, что они мирно сосуществовали. Сицилийскую Мафию проще представить как сельское, а не городское явление, при котором ее семьи идентифицировали себя с территорией, находившейся под их контролем и обычно включавшей в себя большие сельскохозяйственные угодья за стенами их города. Таким образом, границы сферы влияния почти каждой cosca соприкасались с границами влияния других банд, что означало постоянное пребывание в напряженном состоянии взаимных подозрений и периодических яростных конфликтов. Возникавший в результате мутный вихрь постоянно меняющихся взаимных симпатий затруднял даже для самих членов семей понимание того, какие отношения связывали их с Мафиями других городов.

В те смутные времена для каждого капо было жизненно важно полагаться на верность своих людей. Корни многих семей Мафии уходили в кровные отношения: отцы, сыновья, дядья и кузены могли доверять друг другу в большей степени, чем незнакомцам. Новобранцам предстояло пройти устрашающий ритуал инициации. Эта практика, как показывают разрозненные свидетельства, проводилась почти одинаково во всех семьях, а основная ее форма была заимствована из масонских обрядов. Посвящаемого вызывали, как правило не давая времени на подготовку, часто на рассвете, в какое-нибудь отдаленное место, где его уже ожидали будущий капо и несколько сопровождающих. Там, согласно полицейскому отчету 1880 года,

Клятва приносилась в присутствии троих членов, один из которых обвязывал палец [кандидата] нитью, прокалывал его и выдавливал несколько капель крови на святое изображение [обычно Богородицы]. Затем оно сжигалось, и пепел развеивался по ветру. Нить символизировала нерушимую связь каждого члена с другими; пепел означал, что как нельзя вернуть бумаге первоначальную форму, так и для члена общества невозможно покинуть его или нарушить свои обязательства.

Другие элементы ритуальной атрибутики служили для того, чтобы напомнить новобранцу, что отныне он является членом тайного общества. Поскольку Мафия располагала множеством членов в различных городах, для идентификации людей, принадлежавших к разным cosche, использовались пароли и зашифрованные фразы. Разговоры, в которых обменивались такими фразами, могли показаться постороннему чем-то вроде богословской беседы или нагромождением сицилийского сленга. Одним из примеров подобной беседы, приведенным в полицейском отчете 1875 года, является диалог, который начинается с жалобы на зубную боль.

Вопрос: Будь я проклят! У меня болят зубы! [указывает на один из верхних клыков]

Ответ: У меня тоже.

Вопрос: У тебя когда заболели?

Ответ: В день Пресвятой Девы Марии.

Вопрос: Где ты был?

Ответ: Пассо ди Ригано.

Вопрос: Кто там был?

Ответ: Хорошие люди.

Вопрос: Кто они?

Ответ: Антонио Джаммона, номер 1. Альфонсо Спатола, номер 2. [И т. д.]

Вопрос: Как они совершали плохое дело?

Ответ: Они бросили жребий, и Альфонсо Спатола выиграл. Он взял святого, раскрасил моей кровью, вложил в мою ладонь и сжег. А пепел развеял по ветру.

Вопрос: Кому тебе велено поклоняться?

Ответ: Солнцу и Луне.

Вопрос: Кто твой бог?

Ответ: «Воздух».

Вопрос: К какому королевству ты принадлежишь?

Ответ: Указательный палец.

(Пассо ди Ригано, заметим, это небольшой город близ Палермо, а Антонио Джаммона – имя одного из первых выдающихся мафиози. Характерные отсылки к Солнцу, Луне, «Воздуху» и указательному пальцу, вероятнее всего, обозначают семью, к которой принадлежит новопосвященный.)

Нет никаких сомнений в том, что эти церемонии позволяли новообращенным мафиози почувствовать себя избранными, особенными. Очевидно также, что их лидеры предпринимали сознательные усилия для того, чтобы изобразить себя достойными людьми и, более того, защитниками установленного порядка. «Истинный, подлинный мафиозо почти неизменно поступает благопристойно, – отметил один писатель в девятнадцатом веке. – Говорит сдержанно, сдержанно же слушает и выказывает великое смирение. Если кто-либо посягает на него в присутствии других людей, он не отвечает сразу, но убивает после». По той же причине посвященные называли себя не мафиози – этот ярлык на них навесили извне, – а «уважаемые люди» или «люди чести» и упоминали о принадлежности к Onorata Societa, или «Обществу чести»[30]30
  От ит. «общество, исполненное чести, почетное». Термин был введен во второй половине девятнадцатого века неаполитанской Каморрой, которая таким образом определила свою преступную организацию, ссылаясь на защиту своей «чести», заключавшейся в молчании, то есть в обязательстве не обсуждать с полицией внутренние дела организации. Каморра (от неап. morra «глава игры Морра»; в свою очередь, Морра, от лат. micatio, от micare digitis букв. «мелькать пальцами», – азартная игра, известная еще со времен Античности и вошедшая в поговорку для обозначения честного человека) – неаполитанская преступная структура, аналогичная Мафии. Возникла в XVIII веке в тюрьмах для защиты интересов заключенных в их взаимоотношениях с тюремной администрацией. В период реставрации Бурбонов (1814–1830) каморристы пользовались покровительством монархистов: их организация поставляла властям шпионов и палачей. В конце XIX века действовала в США, но позже влилась в общее русло итало-американской мафии. С конца XIX века термин Onorata Societa часто использовался также для определения сицилийской и калабрийской мафии (Коза Ностра и Ндра́нгета) из-за сходства с «кодексом чести» Каморры. Ндрангета (ит. Ndrangheta, от греч. «доблесть») – крупная итальянская организованная преступная группировка, происходящая из Калабрии – беднейшей провинции Италии. Далеко не так известна, как сицилийская Коза Ностра и неаполитанская Каморра, однако является одной из наиболее могущественных преступных организаций в мире. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Эта забота о соблюдении закона и порядка (по крайней мере, в искаженной интерпретации «косок») проявлялась в основном в союзах с землевладельцами и церковью против растущей угрозы со стороны революционно настроенного крестьянства – со всеми вытекающими отсюда нарушениями установленного порядка. Мафиози никогда не были простыми преступниками и врагами общества; они также были судьями, землевладельцами и аристократами, и это придавало им значительную силу. Имея друзей повсюду, где было необходимо, cosche девятнадцатого века не испытывали трудностей с тем, чтобы где-то проигнорировали жалобу, где-то потеряли досье или письменные показания, а кому-то пустили пулю в голову.

Вне всякого сомнения, новоиспеченные уважаемые люди вскоре узнавали, что Мафия достаточно велика, чтобы иметь установленную иерархию. Капо передавал поручения нижестоящему подчиненному, второму лицу в группе, а тот – одному или нескольким помощникам («лейтенантам»[31]31
  В большинстве современных армий, в том числе российской, лейтенант – это младший офицер. Однако изначально это понятие имело другой смысл. Термин происходит от французского lieu tenant (от лат. lосum tenens – «тот, кто держит место») и первоначально обозначал заместителя командира, исполнявшего обязанности того во время его отсутствия. Постепенно смысл слегка изменился, и слово стало обозначать наместника – того, кто облечен правами и полномочиями вышестоящего начальства. В некоторых славянских языках подобный смысл иногда выражается словом «товарищ» (пол. towarzysz). Например, товарищ министра иностранных дел – это не его закадычный друг, а заместитель, должностное лицо. – Примеч. ред.


[Закрыть]), каждый из которых командовал небольшой группой новопосвященных и большим формированием сотоварищей, известных как cagnolazzi – каньолацци, дикие собаки, – и не являвшихся полноправными членами Общества. Эта иерархия доказала свою эффективность и жизнеспособность. Она защищала капитана, чья личность была заведомо известна местной полиции. Поскольку он лично никогда не совершал преступлений, было практически невозможно добыть свидетельства для того, чтобы арестовать его. Иерархия также давала стимул каньолацци, чьи перспективы войти в Общество напрямую зависели от той верности и той беспощадности, которую они демонстрировали.

В данных обстоятельствах вряд ли можно назвать удивительным тот факт, что в западной Сицилии Мафия процветала. Согласно сводному отчету, представленному в 1900 году начальником полиции Палермо Антонио Санджорджи, – отчету столь обстоятельному, что он занимал 485 рукописных страниц, – восемь cosche, между которыми был поделен северный Палермо, насчитывали 670 новопосвященных и «диких собак». Семьи обосновались в более чем тридцати городах, от Кастелламмаре-дель-Гольфо на северном побережье до Агридженто на юге, и в то время как Палермо оставался центром всей криминальной деятельности, домом для самых богатых, обладавших лучшими связями и наиболее влиятельных мафиози, cosche расцвели пышным цветом в суровых горных поселениях засушливых отдаленных районов.

Между Мафией северной Сицилии и Мафией на внутренних территориях острова наблюдались существенные различия. Семьи на севере обрастали жиром на доходах, полученных от вымогательств, связанных в основном с плантациями цитрусовых: богатые районы, которые экспортировали несколько миллионов ящиков фруктов в год, были крайне уязвимы, поскольку апельсиновые и лимонные деревья требовали бережного ухода и постоянного орошения. К 1890-м годам убийства и акты устрашения способствовали передаче массы этих плантаций в руки Мафии, и Общество почувствовало достаточную силу для того, чтобы предпринять непосредственные действия против самых могущественных врагов. Жестокое убийство маркиза Эмануэле Нотарбартоло[32]32
  Эмануэле Нотарбартоло, маркиз Сан-Джованни (1834–1893 гг.) – итальянский банкир и политик, представитель одной из самых известных семей сицилийской знати. Считается первой выдающейся жертвой сицилийской Мафии. 1 февраля 1893 года в поезде получил 27 ножевых ранений от Маттео Филипелло и Джузеппе Фонтаны. – Примеч. ред.


[Закрыть] – бывшего председателя Банка Сицилии, чьи расследования грозили разоблачить финансовые операции Общества чести, – вызвало такой гнев властей, что стало предметом двух длительных судебных процессов. Заседания проводились на материке, чтобы уменьшить риск давления на присяжных, – но, несмотря на эти меры, убийцы остались на свободе. Их предводителю, Джузеппе Фонтане из cosca Мафии в Виллабате, предоставил убежище князь и член итальянского парламента, поместье которого он защищал; когда переговоры о его выдаче были завершены, Фонтана был отправлен вовсе не в тюрьму, а в частную резиденцию Санджорджи, куда его доставили в лучшей карете князя.

Семьи в глубинке жили по-другому. Во-первых, у них было меньше связей; во-вторых, у них сложились еще более противоречивые отношения с сицилийской полицией. В городе под названием Монреале, к югу от Палермо, одном из первых центров Мафии, существовали две конкурировавшие организации, каждая из которых пыталась обрести контроль над рэкетом на нескольких больших сельскохозяйственных угодьях. Старшую из групп, Джардинери, соперники насмешливо называли scurmi fituzzi, или «тухлой скумбрией». В нее входили бывшие сотрудники вооруженных формирований Монреале, которые принимали участие в мятеже 1866 года, в то время как их конкуренты, Стоппальери (это название можно примерно перевести как «заткнутые рты», что отчасти говорит об их легендарной скрытности), были новой группой, основанной в начале 1870-х членом подразделения карабинеров Монреале. Считалось, что миссия Стоппальери состояла в том, чтобы действовать в качестве агентов-провокаторов и помогать полиции ликвидировать Мафию; в действительности же они взяли под свой контроль рэкет Джардинери и утвердились как семья, которой все боялись. Подобных примеров было немало; в Фавере, в районе серодобывающих шахт на юге, местная cosca потратила много усилий, чтобы взять в свои руки управление союзом шахтеров. Правда, были и семьи, которые действовали более традиционно для сельской местности, – например, держали в своих руках водоснабжение или занимались угоном крупного рогатого скота. Одной из таких была Мафия, в члены которой был посвящен Джузеппе Морелло, – семья, чей доход проистекал из похищения скота. Это была cosca в небольшом поселении в горах центральной Сицилии: название этого местечка тогда никому ничего не говорило, но со временем стало обозначать один из самых одиозных великих бастионов Общества. Это была Мафия Корлеоне.

Город Корлеоне – «Сердце льва» – съежился, забытый богом, унылый, посреди зазубренных холмов западной Сицилии. Основанный сарацинами в десятом веке, он словно вцепился в стратегически важное место на выбеленных каменных откосах выше главной дороги на Палермо. Корлеоне был городом-крепостью с узкими улочками и крошечными площадями, построенным для того, чтобы охранять путь к побережью. Ко второй половине девятнадцатого века он потерял смысл существования. Основным видом промышленности в городе было производство продуктов питания для столицы Сицилии. За его разрушавшимися крепостными стенами, насколько хватало взгляда, простиралось лоскутное одеяло пересохших пыльных полей, там и тут прочеркнутых пунктиром темных пятен оливковых рощ. Поля были разделены на несколько обширных земельных владений, принадлежавших старинным семьям баронов и отданных в пользование gabelloti.

Местность вокруг Корлеоне менее всего походила на волнистые аккуратные фермерские земли в Соединенных Штатах или в Северной Европе. Она была выжжена солнцем и покрыта пылью, и готовность землевладельцев сдавать свои имения в пользование алчным арендаторам означала, что в долгосрочные улучшения – например, ирригацию – было вложено очень мало. Сама земля походила на пустыню. Возможно, самой яркой особенностью сицилийской глубинки было отсутствие деревень и фермерских домов. Столетия войн, а после них десятилетия разгула бандитизма заставляли крестьян искать убежища в городах; из-за этого земля вокруг Корлеоне была практически безжизненной твердыней из известняка, тайные тропы которой были известны лишь немногим местным жителям. Можно было часами идти в любом направлении от города и не увидеть никого, кроме разве что пастуха на далекой горе. Все это предопределило превращение внутренних районов Сицилии в идеальное место укрытия для преступников, особенно в случае Корлеоне, из-за леса Фикуцца, который простирался почти до границ города и был самым большим и наиболее диким во всей Сицилии.

Условия существования большей части двадцатитысячного населения Корлеоне были до безобразия примитивными. Только самые богатые из его обитателей могли насладиться застекленными окнами, частным колодцем и туалетом с выгребной ямой. Люди с достатком поменьше проживали в небольших домах на несколько квартир, в большинстве из которых отсутствовали основные удобства, включая водопровод. Для самых бедных домом неизменно оставались низенькие одно– или двухкомнатные строения с земляным полом и без окон. Такие хибары обычно имели площадь не более десяти квадратных футов, которые жильцы делили со своими животными.

В Корлеоне работали как ремесленники, так и чиновники, но большинство жителей города трудилось в больших поместьях за его стенами. До места работы нужно было идти десять миль в любую погоду, сама же работа была изнурительной и плохо оплачивалась. Не легче приходилось и женщинам Корлеоне. Пока мужчины гнули спину на полях, их матери, жены и дочери хлопотали по дому, готовили, прибирались, пряли, шили и носили воду из колодца неподалеку или из фонтана общественного пользования. Еда состояла в основном из яиц, хлеба, похлебки и овощей; некоторые пожилые крестьяне в городе никогда не пробовали мяса. Один британец, проезжавший через город в 1890-х годах, писал о нем как о доведенном до крайней нищеты, населенном «бледными, анемичными женщинами, мужчинами с пустыми глазами, оборванными чудны́ми детьми, выпрашивавшими кусок хлеба, сипло каркающими на странном наречии, как изможденные старички, уставшие от этого мира».

При таких обстоятельствах неудивительно, что у Мафии имелись глубокие корни в городе. Mala vita была особенно привлекательной для тех, чьей единственной альтернативой оставалась работа на полях, а мелкое воровство и насилие в Корлеоне стали столь обыденным явлением, что один служитель церкви написал своему архиепископу жалобу, указав на то, что даже священники там носили при себе пистолеты «днем и ночью». Убийства тоже случались часто: этому способствовали узкие извилистые улочки, высокие окна, служившие точками обзора для стрелка, и лабиринт пыльных переулков, делавших побег более легким, а преследование – невозможным.

Когда именно Мафия появилась в городе, остается невыясненным, но доподлинно известно, что она прочно закрепилась в нем в 1880-х. Джузеппе Валенца, овеянный дурной славой суровый землевладелец из селения Прицци, расположенного неподалеку, в 1866 году был заключен в тюрьму за участие в набегах на владения его соседей, но освобожден тремя годами позже «посредством интриг Мафии». На протяжении следующих десяти лет он оставался доминирующей фигурой в округе, занимаясь убийством соперников и предоставляя защиту бандитам, которые прятались на его землях, обеспечивая его огневой поддержкой и находя удобных козлов отпущения. Вынужденный бежать из Сицилии в 1877 году после того, как ему поставили в вину участие в нескольких нашумевших похищениях, Валенца отправился в Рим, где некоторое время жил, как описывала итальянская полиция, «под защитой высокопоставленного и весьма уважаемого лица». Еще через три года он вернулся в окрестности Корлеоне, где его подозревали в организации по меньшей мере двух убийств – равно как в пальбе в вора, который, не подумав, украл восемь голов его скота, в покушении на убийство двух местных юристов и ранении соперника из мафиози, которого подловили в тот момент, когда он занимался любовью со своей пассией в амбаре.

Деятельность Валенцы продолжалась до 1880-х. К 1884 году другой рвавшийся к власти преступник по имени Люка Патти сформировал банду в самом Корлеоне. У неоперившейся Мафии еще не было централизованного руководства и той иерархии, которая могла бы основать новую ветвь Общества в городе или назначить ее лидера. Патти, чья юность прошла в этих местах, организовал собственную преступную деятельность, привлекая на свою сторону последователей, пока не сложилась основа того, что впоследствии назовут «семьей»: предводитель, советники, лейтенанты и большая группа честолюбивых головорезов помельче, выполнявших его приказы. Он и его люди называли себя Fratuzzi, что означает «братство», и постепенно устанавливали деловые отношения с подобными группами в соседних городах, так что примерно к 1890 году на большей части западной Сицилии существовала сеть семей Мафии, не слишком тесно связанных друг с другом.

Люка Патти имел много общего с другими предводителями зарождавшейся Мафии. Он был сыном смотрителя, которому платили за то, что он (смотритель) охранял поля, и главенствующим лицом в обширной сети угонщиков скота, включавшей в себя, согласно полицейскому отчету 1884 года, мафиози из близлежащего Меццуюзо и порта Термини. Однако, несмотря на очевидное первенство Патти, у него были соперники. В течение следующих пяти лет, по мере того как Fratuzzi в Корлеоне выросло до сорока человек, несколько корлеонцев оспорили его право возглавлять молодую семью. Результатом явился период внутренних раздоров, принесший одним из тех, кто намеревался стать главой, возвышение, а другим – падение. Именно в те смутные годы Джузеппе Морелло, которому тогда было чуть больше двадцати, впервые дал знать о себе как о некоей силе в Мафии.

В Корлеоне жили многие поколения Морелло. И дед Джузеппе, в честь которого он был назван, и его отец Калоджеро родились в этом городе и прожили там всю жизнь. Мать Морелло Анджела Пьяцца происходила из семьи со столь же глубокими корнями в сообществе. Поэтому, каким бы бедным ни был Морелло и какой бы несчастливой ни была жизнь в Корлеоне, он всегда чувствовал сильную привязанность к своему дому. Он вырос в Корлеоне – и, уехав оттуда в возрасте двадцати пяти лет, продолжал искать общество земляков-корлеонцев. Они-то и станут его ближайшими и самыми надежными союзниками в Нью-Йорке.

Об истории семьи Морелло почти ничего не известно, кроме дат рождения, женитьбы и смерти. Но даже эти сухие формальные подробности по-своему красноречивы. Например, отец Морелло родился в 1839 году и двадцать шесть лет спустя женился на девушке, которой было всего шестнадцать. Свадебные церемонии между женихами за двадцать и невестами, только вышедшими из детского возраста, были распространенным явлением в Корлеоне. Этот союз, как и многие другие, скорее всего, был заключен между мужчиной, который много работал и откладывал деньги, чтобы содержать жену, и девушкой, чьи перспективы и ожидания целиком были связаны с замужеством. Джузеппе, старший ребенок, родился пятнадцатью месяцами позже, 2 мая 1867 года. За ним в 1872 году последовала сестра Мариетта. Больше детей у пары не будет: ранняя смерть Калоджеро в возрасте тридцати двух лет многое говорит о суровости жизни в сицилийской глубинке.

Лишившись отца, когда ему еще не было и пяти лет, Морелло обрел отчима, когда ему еще не исполнилось шесть. Вдовство в Корлеоне было сопряжено с крайней нуждой, и Анджела Пьяцца не могла позволить себе такую роскошь, как скорбь. С двумя детьми на руках, Анджела соблюла минимально допустимый траур и в 1873 году вышла замуж повторно. Спустя всего четырнадцать месяцев после кончины Калоджеро Морелло его вдова сочеталась браком с Бернардо Террановой – другим уроженцем Корлеоне, гораздо ближе ей по возрасту. Союз с Террановой существенно улучшил перспективы Анджелы. Годы спустя, в документах, подготовленных для получения разрешения на въезд в Америку, отчим Морелло описывает себя как «разнорабочего», что на Сицилии означало, что он обрабатывал землю. Другие документы, однако, говорят о том, что Терранова не был обычным сельскохозяйственным работником. На самом деле он являлся одним из первых членов Fratuzzi. Его имя упоминается в документах в архиве Палермо, собранном бывшим мэром Корлеоне. Автор этих документов, Бернардино Верро, был социалистом и активистом, который, к своему позору, позволил себе быть соблазненным Мафией и вступил в ее ряды в 1893 году, в то время, когда он отчаянно нуждался в защите от местных землевладельцев. Согласно подробному отчету Верро, написанному им в целях своей реабилитации и обнаруженному среди его бумаг двадцатью двумя годами позже, Терранова был одним из примерно десятка мафиози, которые курировали его инициацию в начале 1893 года.

Неизвестно, когда сам Терранова присоединился к Fratuzzi, но вероятно, это случилось в 1880-х годах, когда он еще был молод, полон сил и имел прирастающую семью, которую нужно было кормить. Союз Бернардо с местной Мафией, безусловно, помогает объяснить принятие его пасынка в ту же группу, которое совершилось в том же десятилетии. К 1889 году, когда человек по имени Сальваторе Кутрера совершил быстрое восхождение до уровня главы Корлеоне, двадцатидвухлетний Морелло поднялся до должности лейтенанта одного из главных подчиненных Кутреры. Он стал ключевым cподвижником Паолино Стревы – а Стрева был племянником одного из богатейших людей города.

Причины стремительного взлета Морелло в рядах Fratuzzi остаются неизвестными, хотя некоторые предположения относительно них можно сделать. Учил его отчим. Клешня проявил себя прекрасным организатором, хитрым и беспощадным, что Мафия всегда ценила, – как покажут годы, проведенные им в Соединенных Штатах. Кроме того, он был обучен грамоте (явление, необычное для сицилийской глубинки) и поразительно умен. Все эти качества определенно высоко оценил Стрева, когда при поддержке дядиных денежек мафиозо был вовлечен в операции по угону скота, самому прибыльному виду рэкета[33]33
  См. подробную сноску 68 о видах рэкета в Америке. – Примеч. ред.


[Закрыть] в сельской местности. Они также сослужили Морелло добрую службу, когда он столкнулся с самым редким препятствием на Сицилии – неподкупным полицейским.

В Корлеоне было два полицейских подразделения. Одно из них возглавлял Джованни Велла, ответственный за поимку Стревы. Велла был капитаном местной Guardie Campestri, Полевой гвардии, группы примерно из десятка человек, которые патрулировали земельные владения за пределами города, по преимуществу пешком. В задачи Полевой гвардии входило защищать крестьян от бандитов, а коров – от угонщиков, в то время как карабинеры – государственная полиция – охраняли порядок в самом Корлеоне.

Стрева и Морелло были убеждены в том, что Велла окажется не более чем мелкой помехой. Полевая гвардия имела на Сицилии двоякую репутацию. В отличие от карабинеров, набираемых на материке и не знавших ничего или почти ничего об острове, куда отправлялись служить, люди из Guardie Campestri выросли в тех общинах, которые защищали. Это делало их – по крайней мере потенциально – отличными детективами (ведь они безусловно обладали подробнейшими знаниями о местных преступниках), но также означало, что они подвержены коррупции. В Полевой гвардии только капитаны получали регулярную плату; их люди существовали на вознаграждение, которое выплачивали землевладельцы или их gabelloti. Поскольку некоторые из этих аристократов и бо́льшая часть их надзирателей являлись активными членами Мафии, гвардейцы неохотно вмешивались в их дела. («Campestri, – сокрушался мэр городка Борджетто еще в 1884 году, – вместо того, чтобы подчиняться своим командирам, получают указания от любого, кто в данный момент приходится им покровителем».) Многие и сами были мафиози. Антонио Кутрера, тогдашний полицейский из Палермо, цинично заметил: «Полевой гвардеец часто имеет репутацию человека, совершившего одно-два убийства. Как только его окружает такая аура, его карьера считается состоявшейся, и он становится тем, кто требует повиновения, – необходимым и, следовательно, более высокооплачиваемым человеком».

Джованни Велла, однако, не был похож на других лидеров Полевой гвардии. Как заявлял один корлеонец, он был «храбрым, бесстрашным человеком» и «большим врагом Мафии, отправившим многих ее членов за решетку». Когда сеть угонщиков скота, организованная Стревой, стала давать о себе знать, похищая десятки ценных животных и поставляя их на рынки на побережье, Велла предпринял решительное расследование. Угон скота представлял собой внушительное преступление, невозможное без хорошей организации и значительных ресурсов. Учитывая, какими связями капитан обладал в городе, ему потребовалось немного времени, чтобы узнать, кто стоял за внезапно всколыхнувшейся волной краж. «[Он] приближался к раскрытию некоторых преступлений, – сообщал тот же летописец Корлеоне, – и уже готов был произвести несколько важных арестов».

Проблема Веллы заключалась в том, что в таком маленьком местечке, как Корлеоне, Fratuzzi были настолько же хорошо осведомлены о его деятельности, насколько он – об их. Стрева вскоре проведал о планах Полевой гвардии. Зная репутацию Веллы, мафиозо понимал, что пытаться запугать или подкупить его нет смысла. Решение этой проблемы должно было стать более необратимым.

Есть только два пути справиться с Веллой, полагал Стрева. Первый – убить его, но это привлечет нежелательное внимание карабинеров. Другой заключался в том, чтобы лишить его работы. Пост капитана Полевой гвардии был выборным, и Велле предстояло переизбираться осенью 1889 года, через несколько недель. С помощью нужного человека Стрева мог бы сделать нечто большее, чем просто удалить эту занозу. Он мог бы заменить Веллу кем-то, значительно легче поддающимся манипулированию.

В поисках подходящего кандидата – достойного избрания, кристально честного человека, но при этом наивного и гораздо менее искушенного, чем нынешний капитан Полевой гвардии, – выбор Стревы пал на Франческо Ортолеву. Ортолева, которому на тот момент исполнился сорок один год, был сыном бывшего мэра Корлеоне и племянником одного из самых известных священников в западной Сицилии. У него не было связей с Мафией, и он понятия не имел о том, что знакомые, пришедшие уговорить его выступить против Веллы, на самом деле были агентами Fratuzzi. Для целей Стревы он подходил идеально.

Польщенный вниманием посетителей, Ортолева вскоре выдвинул свою кандидатуру на пост капитана Полевой гвардии Корлеоне. Стрева ликовал, но недолго. До Веллы эти новости дошли практически сразу, и он, порядком раздосадованный, направился прямо в бар, где напился до чертиков. Позже тем же вечером, все еще находясь в алкогольном тумане, он, шатаясь, добрался до жилища своего соперника, располагавшегося на четвертом этаже доходного дома, и постучал в дверь. Когда Ортолева открыл, Велла разразился пьяной тирадой. Сынок мэра, невнятно бормотал он, хотел лишить его честной жизни. Он-де был орудием в руках Паолино Стревы и, вероятно, сам состоял в Мафии.