Текст книги "Первая семья. Джузеппе Морелло и зарождение американской мафии. Предисловие Дмитрий Goblin Пучков"

4. «Самая тайная и ужасная организация в мире»

Когда Морелло прибыл в Соединенные Штаты, Мафии там не было. Не было ни сети семей, как на Сицилии, ни американского «босса боссов» – возможно, не было и cosche, действовавших за океаном. Но были иммигранты-мафиози, проживавшие в нескольких штатах, и эти люди поддерживали связь с семьями, которые они оставили в Италии, – как родственными, так и преступными.

Люди чести пересекали океан с 1870-х годов, когда иммигранты с Сицилии только начали прибывать в Америку. Некоторые покидали остров из-за бедности и устремлялись в Соединенные Штаты, так как подъем цитрусового бизнеса означал, что между Палермо и некоторыми портами в Штатах были налажены торговые пути; другие выезжали из страны, чтобы присоединиться к своим семьям. Америка явилась также убежищем для мафиози, спасавшихся от неприятностей на родине. Одним из них стал Морелло, но были и другие, кто, подобно ему, имел проблемы с законом или бежал от кровопролитных междоусобиц. Тунис, который долгое время представлял собой излюбленное пристанище для мафиози в изгнании, находился ближе к Сицилии, в каких-то нескольких часах по морю от Палермо. Однако Соединенные Штаты предлагали куда больше, чем побывка в Тунисе: перспективы работы, быстро растущее итальянское сообщество и, самое главное, больше возможностей для заработка.

Тем не менее новопосвященные члены Мафии, пересекавшие океан в девятнадцатом веке, были мелкими сошками. Главы богатейших семей пользовались гораздо бо́льшим влиянием дома, и у них не было нужды уезжать с острова. Если даже складывалась ситуация, когда их непосредственные подчиненные считали целесообразным на время покинуть Сицилию, они с большей вероятностью направлялись на материк, под крыло влиятельных друзей, как это сделал в 1877 году Джузеппе Валенца, суровый землевладелец из Прицци. Те же боссы настолько преуспели в своих мошеннических деяниях на Сицилии, что у них не было особого стимула осваивать новые рынки на других континентах. О первых мафиози, прибывших в Соединенные Штаты, – включая Морелло и его семью – определенно можно сказать одно: они не были посланы туда вышестоящими руководителями в рамках проработанного плана по расширению влияния братства. Они приезжали как частные лица и если продолжали идти по пути преступности, то только потому, что mala vita предлагала лучшие перспективы хорошей жизни.

Лишь немногочисленные, весьма скудные следы деятельности Мафии датируются годами, которые предшествовали приезду Морелло в Соединенные Штаты. Большинство этих следов ведут в порты, и все они тянутся к городам, где проживали большие итальянские общины. В этих местах, возможно, происходило больше, чем мы можем представить. Cosche не вели списки участников – и, скорее всего, мы никогда не узнаем, сколько из сотен сицилийских преступников, прибывших в Соединенные Штаты, были новопосвященными членами Мафии или сколько из тех десятков человек, которых пресса называла мафиози, действительно являлись людьми чести. Освещение событий газетами может вводить в заблуждение; время от времени, особенно в середине 1870-х, в начале 1890-х и после бочкового убийства в 1903 году, словом «Мафия» обозначали любые виды итальянской преступности. Сохранилась лишь горстка личных свидетельств. Нередко на то, что некий человек действительно являлся мафиозо, указывали только события его последующей жизни – аресты, приговоры и связи с подельниками, которых он обретал в ходе своей преступной карьеры.

Несмотря на все это, даже самые осторожные оценки предполагают, что на рубеже веков люди, связанные с Мафией, обретались в Бостоне, Сан-Франциско, Питтсбурге, Сент-Луисе и Чикаго, а также в неспокойных шахтерских городах в штате Пенсильвания. За пределами Филадельфии, например, члены нескольких семей сицилийской Мафии ближе к концу девятнадцатого века стали селиться в Скрэнтоне, Питтстоне и в Уилкс-Барре. Первыми появились шаккатанцы – люди из Шакки[49]49
  Шакка (ит. Sciacca) – город на Сицилии. Русская орфография не позволяет в полной мере передать оттенки итальянского произношения. Мало того, что «sc» перед «i» читается в итальянском как «ш», так еще и «i» после «sc» и перед «а», наоборот, не читается, но делает «ш» мягким. Поэтому наиболее точно название города можно было бы изобразить как «Шякка» или «Щакка». – Примеч. пер.


[Закрыть], что находилась на южном побережье острова и являлась известным опорным пунктом братства: они прибыли в округ Люцерн в 1880-х и устроились на работу на местных шахтах. За ними последовали семьи из Монтедоро, которые построили дома в районе Брэнди-Пэтч в Питтстоне; их банда, известная в округе как «Люди Монтедоро», вымогала деньги на условиях предоставления защиты у местных шахтеров. Так же поступала Мафия Хиллсвилла, близ Нью-Касла, под предводительством Рокко Ракко, который в 1906 году неосмотрительно привлек к себе внимание тем, что убил местного егеря во время спора из-за собаки. Более чем за десять лет до того как Ракко был арестован, предан суду и повешен, в округ Монтгомери прибыли первые члены семьи ди Джованни из Палермо. Секретная служба начала получать свидетельства о подделке денежных средств в этом районе в 1896 году и связала с этим занятием шаккатанцев. Преступное сообщество вводило в оборот фальшивые деньги в нескольких шахтерских городах Пенсильвании, доходя даже до Балтимора.

Ни один из этих маленьких очагов преступности Мафии не привлек внимания прессы; даже о процессе над Ракко, этом девятидневном чуде своего времени, сообщили лишь местные издания. Но одно убийство с участием сицилийцев, случившееся до приезда Морелло, вызвало сенсацию в Соединенных Штатах. Оно произошло в Новом Орлеане, на американском конце торгового пути из Палермо. Началось все со спора между двумя вооруженными бандами сицилийцев, который повлек за собой убийство своенравного начальника полиции, а закончилось одним из самых нашумевших массовых линчеваний, когда-либо происходивших в Соединенных Штатах. Эти события также убедили несколько миллионов американцев в существовании Мафии.

Дэвид Хеннесси проглотил последнюю устрицу, запил ужин стаканом молока и бросил взгляд на Рэмпарт-стрит. Было 15 октября 1890 года. Время приближалось к полуночи, и на улицы Нового Орлеана выпало уже с дюйм осадков, превратив сдобренные навозом грунтовые дороги города в грязную жижу и вынудив немногочисленных пешеходов, не побоявшихся вступить в схватку с погодой, снять ботинки и носки и закатать брюки до колен, чтобы добраться от одного набухшего влагой тротуара до другого. Поэтому он рад был увидеть, что гроза унялась, оставив после себя небольшой, но густой туман, круживший по улицам Французского квартала и спускавшийся к Миссисипи.

В свои тридцать два года Хеннесси был самым молодым начальником полиции в Соединенных Штатах и одним из самых известных. Он хорошо выглядел – газеты Нового Орлеана окрестили его «милашка Дэйв» – и был храбр настолько же, насколько практичен. Он был трезвенником в городе пьяниц и человеком, избежавшим трясины коррупции во властных структурах Нового Орлеана, сохранив цельность своей личности. Однако и у Хеннесси была своя темная сторона. Он производил аресты, нимало не беспокоясь о том, чтобы соблюсти процедуру. Он сыграл главную роль в создании атмосферы нездоровой разобщенности, компрометировавшей полицейское отделение города. Он был окружен фаворитами – друзьями, родственниками, союзниками, с которыми встречался в частном клубе, известном как «Красный свет», – и не испытывал недостатка во врагах. Несколько лет назад он, в то время начальник детективного отдела, вогнал одному из них пулю в лоб и получил спорный оправдательный приговор на процессе по делу об убийстве, утверждая, что это была самозащита.

Незадолго до того, в конце 1890 года, Хеннесси оказался втянутым в очередной опасный конфликт – ожесточенную стычку между двумя группировками сицилийцев в городских доках. В те дни водная граница Нового Орлеана почти полностью контролировалась бандами чернокожих и ирландских портовых грузчиков, которые боролись за самые выгодные контракты и оставляли себе лучшие рабочие места. Кучке итальянских подрядчиков оставалось препираться из-за мелочей, таких как разгрузка судов с фруктами, принадлежавших итальянцам и следовавших из Центральной Америки. Бо́льшая часть бизнеса находилась в руках судоходной компании «Макека[50]50
  Это в итальянской транскрипции. В английской – Мэчика. – Примеч. пер.


[Закрыть] Бразерс», и около десяти лет Джозеф Макека заключал контракты с компанией, которой управляли четверо братьев Провенцано: Питер, Винсент, Джордж и Джо. В 1886 году, однако, на горизонте появилась конкурирующая фирма «Матранга энд Локашо». Тони и Чарльз Матранга выиграли несколько контрактов, предложив на торгах низкие цены, а двумя годами позже получили монополию на весь итальянский фруктовый бизнес.

Хеннесси был хорошо знаком с Джо Провенцано, который руководил собственной компанией: оба являлись членами клуба «Красный свет». Братьев же Матранга, приехавших в Новый Орлеан из западной Сицилии на несколько лет раньше, он почти не знал. Как начальник полиции он, конечно, был в курсе, что в прибрежной части города братьев Матранга ненавидели все, так как они мало платили – вполовину меньше того, что платили Провенцано, – и что отношения между конкурировавшими фирмами резко ухудшились. Он знал, что Чарльз Матранга обвинил Провенцано в трех недавних убийствах в итальянском квартале (в их число входило и нераскрытое дело об убийстве человека по имени Джузеппе Маттьяни); ему также было известно, что туловище Маттьяни было найдено в комнате на мансардном этаже на углу Бьянвилль-стрит, вымазанное «угольной» нефтью[51]51
  Синтетическое жидкое топливо, получаемое в результате переработки угля. – Примеч. ред.


[Закрыть] и запихнутое в засаленный мешок. Ноги были удалены, голова отрезана и обожжена до неузнаваемости. До Хеннесси дошли слухи о том, что Джо Провенцано поклялся «пропитать дамбу кровью», если он не получит назад свои контракты. Но Хеннесси больше беспокоили Матранга. В последние несколько месяцев начальник обнаружил буквально лежавшие на поверхности доказательства того, что братья были членами Мафии – общества, слухи о существовании которого ходили в Новом Орлеане почти десять лет. Он также мог знать, что семья поддерживала связь с cosca в их родном Монреале[52]52
  Имеется в виду не канадский Монреаль (фр. Montreal), а итальянский Монреале (ит. Monreale) – южный пригород Палермо в северо-западной части Сицилии. – Примеч. ред.


[Закрыть].

Как ни странно, первые реальные свидетельства о Мафии в Новом Орлеане собрали именно итальянские власти. Больше чем за десять лет до описываемых событий, в конце 1870-х, полиция Монреале охотилась за человеком по имени Сальваторе Марино, одним из главных членов Стоппальери – «Заткнутых ртов», или «новой Мафии» в этом городе. Марино был арестован за убийство в 1875 году и содержался в тюрьме в ожидании суда, но был освобожден благодаря влиятельным друзьям в Мафии, после того как судебный чиновник выкрал и сжег досье обвинения. Те же загадочные союзники сделали Марино паспорт и организовали его бегство в Новый Орлеан, где он сменил имя и, по его собственному признанию, основал в городе ветвь Стоппальери. Эту задачу значительно облегчало присутствие в городе большого сообщества иммигрантов из Монреале, расселившихся вдоль Миссисипи. В порыве откровенности Марино был склонен хвастаться перед друзьями огромным влиянием, сосредоточенным в его руках. Он сообщил одному человеку, который работал в его бакалейном бизнесе, что является капо группировки, насчитывавшей сорок пять тысяч человек.

Хвастливая болтовня Марино в конце концов достигла ушей сицилийской полиции, и в Соединенные Штаты на его поиски был направлен шпион по имени Розарио ля Манция. Последний преуспел в выполнении этой миссии, но Марино вскоре умер от желтой лихорадки. Агенту оставалось лишь вернуться в Италию в конце 1878 года с несколькими компрометирующими письмами, которые он обнаружил в доме умершего. Одним из этих документов была записка от члена Мафии Монреале, адресованная Тони Матранге в Новом Орлеане. Позже государственный обвинитель в Палермо назвал братьев Матранга и Марино «членами группировки Стоппальери».

Как жили в 1880-х годах Тони и Чарльз Матранга, а также новоорлеанские Стоппальери, неизвестно, но после смерти Марино банда, очевидно, набрала силу. Джо Провенцано, которого никак не назовешь объективным источником, заявил, что наслышан о братстве (он называл его «Стопильери»). «Это люди, которые работают на Матранга», – сообщил он нескольким репортерам.

Их около двадцати предводителей. Они руководят, а новички должны делать все, что они говорят… Они платят им 10, 20 или 100 долларов за то, чтобы убрать кого-то с дороги, и если человек, которому приказано кого-то убить, не сделает этого, то они убьют его, чтобы он ничего не сказал полиции.

У них мафиозное общество повсюду… в Сан-Франциско, Сент-Луисе, Чикаго, Нью-Йорке и здесь.

Матранга решительно отрицали эту информацию, рассказав новоорлеанской газете Daily Picayune, что Провенцано говорил подобные вещи, чтобы скрыть тот факт, что он сам являлся боссом Мафии. Но у братьев не было доказательств, и тем, кто предоставил самые захватывающие подробности влияния и методов Стоппальери, оказался их противник. По словам Провенцано – объяснившего, что информация поступила от бывшего союзника Матранги, который стал работать на него, – за быстрорастущим бизнесом братьев в портовых районах стояла власть Мафии. Провенцано так описал посвящение этого человека в тайное общество: «Они привели его в комнату, и он увидел [Чарльза] Матрангу, одетого в черное домино [свободный плащ, скрывающий лицо под капюшоном]. Другие тоже были одеты в домино, и они заставили его поклясться на черепе с торчащим в нем дирком[53]53
  Дирк – шотландский кинжал. – Примеч. пер.


[Закрыть] [ножом]. Он сказал, что он хочет грабить людей, но не хочет никого убивать. Поэтому он ушел».

Поначалу никто в Новом Орлеане не придавал значения подобным россказням, и только в мае 1890 года Дэвид Хеннесси оказался лично вовлечен в противостояние группировок портовых грузчиков. В том месяце ожесточенные конфликты между ними наконец вышли за пределы итальянского квартала, когда группа рабочих Матранги глубокой ночью попала в засаду на улице в районе доков. Три человека получили в перестрелке тяжелые ранения, а Тони Матранга, раненный в колено, лишился большей части правой ноги. Хеннесси начал расследование, и когда его люди обнаружили доказательство причастности Провенцано, он отправил Джо и троих его братьев за решетку и объявил, что вышлет обе семьи скопом обратно в Италию. Также начальник полиции разослал письма с запросом информации о Джозефе Макеке, судоходном магнате, который подписал контракты с братьями Матранга. Макека в детстве был сиротой, и его приняла мальтийская семья, но происходил он из семьи сицилийской.

То было летом. Теперь же, в октябре 1890 года, расследование Хеннесси было окончено, и ожидалось, что он даст показания на судебном процессе над Провенцано по делу о нападении. По словам двух мужчин, хорошо знавших начальника полиции, он собрал свежую информацию против братьев Матранга в виде пачки изобличающих стенограмм из Италии и «большое количество свидетельств против Джо Макеки, которого он считал нарушителем порядка». Джордж Вандервоорт, секретарь Хеннесси, слышал, что начальник выступил против Макеки с частью этой информации и угрожал ему тюрьмой штата. По словам Вандервоорта, Макека и Матранга были напуганы расследованием Хеннесси и готовы к жестким ответным действиям. «Он копнул их дела глубже, чем когда-либо осмеливался кто-либо посторонний, – говорил секретарь, – и придя ко мне, он сказал, что имеет такие свидетельства, которые позволят искоренить Мафию в этой стране. У него были неопровержимые факты, которые позволили бы разоблачить банду убийц и отправить в тюрьму целую толпу за лжесвидетельство». Опасения за безопасность начальника полиции послужили основанием для найма частного детективного агентства, чтобы следить за его домом.

Сам Хеннесси казался невозмутимым, как всегда. До суда над Провенцано оставалось каких-то два дня. Он, как обычно, посетил полицейское управление Нового Орлеана, затем сидел у себя в кабинете, разговаривая с другом, полицейским по имени Билли О’Коннор. В одиннадцать часов двое мужчин отправились ужинать и съели тарелку устриц.

У порога Хеннесси пожелал О’Коннору спокойной ночи, повернул вверх по склону и устало поплелся сквозь туман на Жиро[54]54
  Girod Street во французской транскрипции «Жиро́», в английской – «Джирод». – Примеч. пер.


[Закрыть]-стрит по направлению к небольшому деревянному дому, где он жил с матерью. Было около полуночи 15 октября. Съежившись за открытым зонтом, начальник полиции не видел группы из пяти мужчин в простой одежде, скрывавшихся под навесом сапожной лавки на другой стороне улицы. Они наблюдали, как Хеннесси приближался к ним, и все глубже вжимались в тень, пока он шагал мимо. Когда же он оставил их позади, они ступили на тротуар, прицелились и открыли огонь.

Грохот двух заряженных дробовиков и резкий треск нескольких пистолетов прогремели в тумане. Начальник полиции был известен своей быстрой реакцией, но шансов избежать попадания у него не было. Пуля из крупнокалиберного револьвера ударила ему в грудь, прошла через легкое и застряла в наружной оболочке сердца. Второй выстрел раздробил локоть; третий сломал кость в правой ноге. Вся правая половина его тела была в буквальном смысле нафарширована дробью.

Отброшенный силой удара, Хеннесси рухнул на тротуар, задыхаясь от шока и боли. Затем, словно в подтверждение своей легендарной стойкости, он поднялся на ноги, вытащил из-под жилета свой пистолет и с трудом пошел за своими убегающими противниками. Несмотря на то что ранения его были ужасны, он сделал два безуспешных выстрела в сторону еще не рассеявшегося порохового дыма, прежде чем споткнуться о порог и упасть во второй раз.

Билли О’Коннор успел пройти не более нескольких сотен ярдов[55]55
  Ярд – 0,91 метра. – Примеч. пер.


[Закрыть] по направлению к своему дому, когда по улице разнеслись звуки выстрелов. Он развернулся и побежал по грязи, пока не наткнулся на раненого друга, опиравшегося на ступеньку. Даже в полутьме О’Коннор разглядел рваные дыры, пробитые зарядами дроби, и почувствовал липкую теплоту крови на одежде товарища. Губы Хеннесси шевелились почти беззвучно. О’Коннор, стоя на коленях в кроваво-грязной луже, прижал ухо к его лицу.

– Задали они мне, – прошипел умирающий. – И я им задал, как только мог.

– Кто задал, Дэйв? – спросил О’Коннор. Ответ прозвучал так тихо, что он еле уловил его сквозь хрипы затрудненного дыхания.

– Даго[56]56
  Даго – презрительное прозвище итальянцев в США. – Примеч. пер.


[Закрыть], – пробормотал Хеннесси. – Это сделали даго.

Когда слова начальника достигли ушей полиции и прессы Нового Орлеана, они произвели фурор.

Люди Хеннесси провели паршивую ночь, просеивая содержимое грязных канав вдоль Жиро-стрит в поисках орудий убийства. К рассвету они были однозначно настроены сначала хватать подозреваемых, а уж потом выслушивать их. Их взгляды разделял Джозеф Шекспир, мэр Нового Орлеана. Шекспир, как и большинство представителей правящего класса, не испытывал любви к «даго» с их иными обычаями, странной едой, религией и непостижимым языком. Он был привержен бытовому расизму, распространенному в Соединенных Штатах в Позолоченном веке[57]57
  Позолоченный век – последняя четверть XIX века в США, эпоха быстрого роста экономики и населения страны после Гражданской войны и реконструкции Юга. Название происходит из сатирического романа Марка Твена и Чарльза Уорнера «Позолоченный век» (The Gilded Age: A Tale of Today), обыгрывая на современном авторам материале термин «золотой век». Конец «позолоченного века» совпадает с экономическим кризисом 1893 года. – Примеч. ред.


[Закрыть]. «Мы находим их, – заметил он однажды, когда нужно было высказать мнение об итальянцах, – самыми праздными, порочными и никчемными людьми среди нас… Они грязны душами и домами, и эпидемии почти всегда вырываются в мир именно из их квартала. Они лишены мужества, чести, правды, гордости, набожности и всех качеств, которые присущи сознательному гражданину». Шекспир определенно не видел причин защищать таких людей просто потому, что не было свидетелей того, как стреляли в Хеннесси, и никого, кто мог бы опознать убийц. Когда последовали приказы мэра, они были однозначны: «Прочесать весь район! Арестовать каждого встречного итальянца, если будет нужно, и снова прочесать завтра утром».

Подстегиваемая мэром и прессой, которая сообщала о замеченных подозрительных сицилийцах в самых провокационных выражениях, полиция обрушилась на итальянский квартал. К ней присоединился «Комитет пятидесяти», группа народных мстителей под предводительством адвоката по имени Уильям Паркерсон. В отсутствие убедительных свидетельств против кого-либо из подозреваемых власти последовали букве распоряжения мэра, устраивая облавы по малейшей прихоти. Почти 250 итальянцев были взяты под стражу.

Ничтожного подозрения было достаточно, чтобы обвинить любого. Лоточника, не явившегося к своему обычному месту торговли, привлекли к уголовной ответственности. Двенадцатилетний мальчик, который предположительно стоял «на шухере» у банды, устроившей засаду, предстал перед судом. Однако та же участь постигла и пятерых членов семьи Матранга, а также человека, известного широкой публике как самый влиятельный итальянец в городе, – Макеку.

Впрочем, дело против всех заключенных оказалось несостоятельным. Власти умудрились поместить в тюрьмы, где содержались подозреваемые, двух говоривших по-итальянски детективов под прикрытием. Один из них, блестящий молодой оперативник по имени Фрэнк Димео, провел три месяца в зловонной камере, зарабатывая дизентерию или что похуже в попытках построить дело против обвиняемых. Однако никаких признаний получено не было, и когда в конце февраля 1891 года начался процесс по делу об убийстве Хеннесси, почти все арестованные, за исключением девятнадцати, были освобождены, и среди них – Тони Матранга. Дело против оставшихся заключенных было далеко от закрытия и базировалось в основном на сомнительных опознаниях. Главные подсудимые, Макека и Чарльз Матранга, были достаточно богаты, чтобы щедро оплачивать услуги высококлассных адвокатов, и ни один из них не собирался полагаться на удачу в суде. В прибрежной части города поговаривали, что они планируют подкупить присяжных.

Чтобы предельно упростить судебное разбирательство, обвиняемые должны были предстать перед судом двумя группами, начиная с Макеки, Матранги и еще семерых. Суд над ними оказался сенсационным – не в последнюю очередь потому, что один из обвиняемых, неуравновешенный рабочий по имени Эмануэле Полицци, «сломался» на скамье подсудимых и открыто обвинил Макеку и Матрангу в том, что они вдвоем являются руководителями Мафии Нового Орлеана. К счастью для этих двух подсудимых, ценность данного свидетельства принижалась тем, что Полицци со всей очевидностью был сумасшедшим. Выступив с показаниями, заключенный провел остаток судебного заседания, безвольно обвиснув на стуле, время от времени вскакивая, чтобы попытаться укусить проходивших мимо него судебных работников. Тем временем Макека и Матранга представили с десяток свидетелей, которые заявили, что во время стрельбы видели их в опере: алиби, по утверждению обвинения, настолько удобное, что, вероятно, было тщательно подготовлено.

Большинство жителей Нового Орлеана, без сомнения, считали подсудимых виновными, и вынесенные приговоры ошеломили весь город. Присяжные заявили, что их мнения разделились относительно виновности или невиновности трех сицилийцев, на каждого из которых нашелся как минимум один свидетель с улицы, где стреляли в Хеннесси. Председательствующий судья распорядился провести повторное разбирательство по делу этой троицы. Остальные обвиняемые, в том числе Матранга и Макека, были признаны невиновными на основании недостаточности улик. Но что важно, никто из мужчин не был отпущен сразу же. Дополнительные обвинения в «подстерегании с намерением совершить убийство» ждали своего часа.

Можно с уверенностью утверждать, что если бы обвиняемые по делу Хеннесси были признаны виновными, то дело не приобрело бы такой огласки. Оправдательные же приговоры привели прямиком к вспышке насилия, такой дикой и неконтролируемой, что о ней помнили спустя годы, и не только в Новом Орлеане. Весь город содрогался от гнева при мысли о том, что группа сицилийцев-убийц ускользает от правосудия, и на следующее утро, 14 марта 1891 года, местная газета Times-Herald напечатала объявление, настолько угрожающее, что оно перепугало всю итальянскую общину.

ВСЕОБЩЕЕ СОБРАНИЕ

Все сознательные граждане приглашаются посетить всеобщее собрание в 10 часов утра для принятия мер по устранению сбоя в работе правосудия по делу Хеннесси. Будьте готовы действовать.

Среди пятидесяти одной подписи, приложенной к этому обращению, были автографы Уильяма Паркерсона и нескольких местных политиков.

Призыв быстро распространился по городу, и на следующее утро в назначенное время собралась толпа численностью восемь тысяч человек. Многие вооружились пистолетами, ружьями, ножами, дубинками и палками. Предводитель поборников справедливости Паркерсон – его глаза «вспыхивали огнем» – произнес зажигательную речь, осудив оправдательные приговоры «мафиозному обществу» и закончив воодушевляющим призывом: «Следуйте за мной и узрите убийство Хеннесси отмщенным!» Толпа, как писал газетный репортер, который был свидетелем происходившего, «обезумела, скандируя “Да, да, вешай даго!”», и начала двигаться к окружной тюрьме. По прибытии на место в огонь народного возмущения была подлита порция масла: начальник тюрьмы отпустил из-под стражи всех находившихся там итальянцев (девятнадцать человек), пытаясь тем самым спасти их жизни, и наказал им найти укрытие в тюремных корпусах.

Толпа не желала сдаваться. Задние ворота были тут же снесены, и бойцы народной дружины заняли все выходы, в то время как вооруженный оперативный отряд – шестьдесят крепких мужчин, лично отобранных Паркерсоном, – целенаправленно прочесывал тюрьму в поисках кого-либо из сицилийцев. Шестерых заключенных, которых предали другие арестанты, указавшие на место их укрытия, построили в шеренгу у стены и расстреляли из дробовиков. Была сделана по меньшей мере сотня выстрелов, и тела были буквально разорваны на куски. Макека, загнанный в угол камеры и припертый спиной к решетке, схватил индийскую дубинку[58]58
  Индийская дубинка, она же индийская булава (англ. Indian clubs) – разновидность спортивного снаряда, используемая для развития координации движений и функционального тренинга. Атлетические булавы являются потомком древнего оружия – персидских булав. Indian clubs в форме, которую мы сегодня знаем, появились в XVII в. во времена Ост-Индской компании. Британские колонисты впервые встретили булавы в Индии и ошибочно назвали их «индийскими булавами», несмотря на их ближневосточное происхождение. В дальнейшем булавы использовались военными (в особенности военно-морским флотом, так как они были очень удобны в условиях ограниченного пространства корабля). В последующее время из военной среды булавы перешли в систему общефизического развития. Из Великобритании булавы распространились по всему свету. В США булавы привез в 1861 году Сим Д. Кехо, известный предприниматель в области физической культуры. Булава порой применялась в качестве оружия, за неимением обычных средств. – Примеч. ред.


[Закрыть], тщетно пытаясь защититься, но его постигла та же участь. Полицци, сумасшедший, был захвачен живым и передан многотысячной толпе снаружи. Его тут же привязали к ближайшему уличному фонарю, тем самым наполовину повесив, и выпустили в него более тридцати пуль.

Когда Паркерсон объявил об окончании бойни, его вынесли на плечах, как триумфатора. «Насилие толпы, – благочестиво заметил юрист, когда сборище стало рассеиваться, – представляет собой одну из самых ужасных вещей на земле. Вы выполнили свой долг. Теперь идите по домам. Если вы мне понадобитесь, я призову вас».

В Орлеанской окружной тюрьме в ходе этого единственного крупного акта линчевания в США были убиты одиннадцать человек, и большинство американцев полагали, что свершилось правосудие. Однако, по правде говоря, есть масса оснований сомневаться в этом. Пятеро из убитых были членами группы заключенных, ожидавших разбирательства; они даже не представали перед судом по делу об убийстве Хеннесси. Кроме того, нескольким скандально известным фигурантам дела, которым предъявили обвинение, удалось спастись. Среди восьми выживших был Чарльз Матранга, нашедший убежище под половицами кладовой в женском отделении тюрьмы. Страсти в городе после линчевания улеглись настолько быстро, что он смог вернуться к прежней работе начальника портовых рабочих без видимых затруднений – и, судя по всему, продолжать мирно работать до ухода на пенсию в 1918 году.

Принимал ли Матранга деятельное участие в преступной деятельности в портовых районах, остается невыясненным; известно, что он ни разу не был осужден за какое-либо преступление. О новоорлеанской Мафии тоже не было слышно на протяжении нескольких десятилетий, хотя в дельте Миссисипи время от времени циркулировали темные слухи: то об итальянском заговоре с целью убийства всех официальных лиц в Новом Орлеане в 1890 году, то об одиннадцати нераскрытых убийствах итальянцев пятью годами позже. Возможно, линчевание разрушило деятельность Стоппальери или, по крайней мере, сделало группировку более осторожной. Как бы то ни было, Соединенные Штаты впервые увидели «Общество чести» в действии.

Убийство Хеннесси вселило в тысячи американцев такой ужас перед Мафией, какого они не испытывали в течение целого века. Этот ужас имел далеко идущие последствия. Он укрепил веру в существование Общества и во много раз усилил страх и ненависть по отношению к сицилийцам во всех уголках страны. В наступающем десятилетии бо́льшая часть преступлений, совершенных итальянцами в Соединенных Штатах, без особых раздумий приписывалась Мафии – и, как результат, итальянцы стали сталкиваться с более частыми проявлениями насилия и дискриминации. В 1890-е годы в Луизиане подверглись линчеванию восемь сицилийцев, еще трое – в 1892-м и еще пятеро – тремя годами позже. Смятение вспыхивало в Денвере в 1892 году, в Милуоки – в 1897-м и в Сан-Франциско – в 1898-м.

В Бостоне двое итальянских полицейских получили угрозы от «Мафии», утверждавшей, что в городе насчитывается сорок пять ее членов. По словам лейтенанта Джона Уилера из полиции Чикаго, его личный опыт показал, что «ветвь общества Мафии» существовала и в его городе: мнение, эхом которого прозвучал голос прославленного Эндрю Льюиса Драммонда, бывшего главы Секретной службы. Многие полицейские, судьи и репортеры придерживались иной точки зрения, а найти свидетельства, которые доказывали бы, а не просто предполагали, существование «общества Мафии», было нелегко. В Чикаго начальник лейтенанта Уилера инспектор Майкл Льюис настаивал на том, что он «не имеет ни малейшей причины подозревать о существовании Мафии» в городе. Оскар Дуранте, редактор ежедневого издания для итальянцев, живущих в Америке, пошел еще дальше. «Это все чепуха, глупости, малоумие, – разразился он критикой. – Всякий раз, когда случается пьяная потасовка между итальянцами, публика и пресса кричат: “Мафия!” Такой организации нет и никогда не было».

Только в Нью-Йорке отыскалось убедительное доказательство существования того, что The New York Times несколькими годами позже опишет как «самую тайную и ужасную организацию в мире»; только в Нью-Йорке полиция была склонна полагать, по крайней мере временно, что в городе присутствуют мафиози. Свидетельство того, что в Нью-Йорке действовала как минимум одна семья сицилийской Мафии, относится еще к 1884 году, когда и полиция, и Секретная служба получили предупреждение о деятельности двух братьев по фамилии Фарак.

Братья Рэймонд и Кармело по фамилии Фарак прибыли в Нью-Йорк из Палермо настолько давно (летом 1853 года), что сами вряд ли являлись членами Мафии. Однако полиция Бруклина, где они проживали, была уверена, что у этой парочки имелись тайные доходы. Внешне Рэймонд Фарак производил приятное впечатление: шести футов ростом, он имел образование, прекрасно говорил по-английски и был безупречен во всем, от ухоженных бакенбард и прически до туфель – больше, чем можно было бы ожидать от человека, который владел и заведовал небольшой фотостудией. Его младший брат, Кармело, тоже неплохо устроился, несмотря на то, что зарабатывал на жизнь ремеслом парикмахера и был совладельцем разорившегося магазина сигар. Вне всякого сомнения, Рэймонд имел связи с криминальным миром, но внимание полиции первым привлек Кармело Фарак, когда его тело было обнаружено на захолустном поле на Стейтен-Айленде. Он был заколот ножом в сердце.