Текст книги "Беспощадная истина"

Следующим пунктом женского плана был уложить меня на обследование в психиатрическую клинику, чтобы они могли взять в свои руки управление моими финансами. Рут Безжалостная пыталась заставить меня пойти на прием к ее знакомому психотерапевту, доктору Генри МакКуртису. Я отказался. Тогда они переговорили с ним по телефону и упросили его выписать для меня рецепты на соль лития[106]106
  Используется для лечения психозов.


[Закрыть] и торазин. Он сказал им, что я страдал маниакально-депрессивным психозом. Дать мне лекарство Рут Безжалостная поручила своему брату Майклу. Но он воспринял все это как полное дерьмо. Сначала он сказал: «Майк, ты, вообще, хочешь это лекарство?» А в конечном итоге он завершил свою миссию фразой: «Майк, не принимай ты это дерьмо. Я бы не стал». Затем Рут попыталась поставить моему приятелю Рори задачу следить за тем, чтобы я принимал лекарства. Безжалостная каждый день названивала, чтобы убедиться, что я их принимаю. Но Рори насрал на все это. Он сообщил Рут, что у нас закончились эти таблетки, а мне передал, что она обещала прислать еще курьером компании «Федерал-Экспресс».

Я был под воздействием алкоголя, не таблеток, когда у меня возник небольшой уличный конфликт с Митчем Грином. С тех пор как я побил его, он окончательно съехал с катушек. Его уже арестовывали за наркотики, и за отказ платить мостовой сбор, и за ограбление автозаправочной станции. Говорили, что этот ниггер совершил вооруженное ограбление станции, связал ее работника, засунул его под кассовый аппарат, а затем собирал деньги у тех, кто приезжал заправиться.

И вот как-то вечером в конце августа я тусовался по клубам и решил заглянуть в магазин «Даппер Дан’с», чтобы забрать кое-какую одежду, которую отложили для меня. Это был белый кожаный пиджак с надписью на спине: «Не верь подделке», – названием песни хип-хоп группы Public Enemy. У меня уже были короткие шорты из белой кожи в стиле Дейзи Дьюк, которые должны были подойти к нему. Тогда я был в хорошей форме и хотел продемонстрировать свои мускулистые бедра. Все поклонники хип-хоп/торговцы наркотиками приобретали тогда шмотки в магазине «Даппер», он оставался открытым допоздна. Поэтому я завернул туда около четырех часов утра. Я не поклонник хип-хоп и не наркоман, я уличный парень, и мы все тоже тусовались в «Даппер Дан».

Я всегда радовался покупкам разного дерьма, поэтому я чувствовал себя превосходно. Однако мое настроение здорово изменилось, когда этот сумасшедший ублюдок Митч Грин ворвался в магазин, голый по пояс.

– Что, б… дь, ты здесь делаешь, ты, педик? Ты со своей ублюдочной подружкой Доном Кингом нае… л меня в этом бою! Вы все – куча пидоров! – заныл он. – Глянь только, как ты говоришь! Ты настоящий педик!

В то время я уже жил в этом гребаном мире белых «Эй, ребята», пытался стать там своим, оставаясь в глубине души кровожадным убийцей. Поэтому я попытался справиться с собой и изобразил еврейского златоуста, вспомнив некоторые навыки, которые я перенял у бизнесменов, таких, как Джимми Джекобс.

– Митч, ты должен взвешивать то, что ты делаешь. Я не думаю, что избранная тобой тактика действий в долгосрочной перспективе принесет пользу твоему здоровью. Тебе следует помнить, что я уже победил тебя, когда мы встретились на ринге, – сказал я. – Поэтому тебе необходимо немедленно проследовать к ближайшему выходу.

– Ты не побил меня! – завопил он. – Я ничего не жрал! Этот ублюдок Дон Кинг не давал мне ничего пожрать!

Я не собирался с ним пререкаться, потому что я, действительно, не хотел убивать этого болвана. Поэтому я взял свою одежду и вышел. Я уже был на тротуаре, но этот рехнувшийся ниггер последовал за мной, продолжая разоряться. И тут мне явилось озарение. Я – Майк Тайсон, абсолютный чемпион мира в тяжелом весе. Мне не следует терпеть оскорбления.

Он ударил меня по лицу и вцепился в меня. Я опустил взгляд и увидел, что он разорвал мне карман рубашки. Это было уже слишком. И я ударил его прямо в глаз. Я был пьян и не понимал, что он находился под кайфом от «ангельской пыли» и не мог ответить мне. Это было похоже на поединок десятилетней давности. Я утюжил его по всей улице, а он вопил. На ринге он дрался со мной лучше, чем в эту ночь.

Я выбрасывал удары и молотил этого парня, и он шатался из стороны в сторону, словно был готов упасть, но никак не падал. И тогда я изобразил Брюса Ли в фильме «Выход Дракона», ударив эту задницу с разворота, и он, наконец, свалился. Мой приятель Том, который часто возил меня, когда я выпивал, попытался увести меня.

– Эй, Майк, я думаю, ты убил этот ниггера, – сказал он.

– Очевидно, ему не следовало дое… ться до меня, – ответил я. Но как только мы повернулись, чтобы пойти к машине, оборотень из триллера «Ночь живых мертвецов» вновь набросился, как Джейсон из фильма «Чертовая пятница тринадцатого», и пнул меня по яйцам с криком:

– Ах ты, мать твою, пидор!

Это было уже совсем не здорово. Поэтому я схватил его за шею и начал колотить о землю. Я бил его головой о тротуар, пока он не отрубился. Я устал и вернулся к своей машине. У меня был канареечно-желтый «Роллс-Ройс Корниш» 1988 года за 350 000 долларов. Я дождался Тома, чтобы тот сел за руль. Когда Том устроился, я сказал ему:

– Поехали, убираемся отсюда.

– Ни в коем случае. Тот сумасшедший ниггер прямо под колесами, – ответил Том.

Я посмотрел наружу – и увидел, что Митч вновь вскочил. Он орал, вопил и колотил в окно. А затем оторвал мое боковое зеркало. Одним движением – пятьдесят штук. Я стал зол, как черт.

Я распахнул дверь, схватил его за голову и нанес удар, которым я завершаю свои бои, – апперкот правой. Бум! Митч взлетел в воздух и, как тряпичная кукла, брякнулся прямо на голову. Тот, кто разбирается в уличных боях, знает, что если ты дважды ударился головой о землю, то первый удар вырубает тебя, а второй приводит в чувство. Митч ударился только один раз, а затем у него изо рта начало сочиться какое-то отвратительное белое дерьмо. Там была большая толпа сутенеров, шлюх и наркоманов, и у всех у них вырвалось: «О-о-о!»

Мне было страшно. Я подумал, что он, действительно, был мертв. Я разбил ему глазницы, сломал нос и несколько ребер, один глаз у него заплыл на пару месяцев. Я, однако, еще не остыл. Слава богу, там было много народа, иначе я бы свернул ему шею и убил бы этого ублюдка. Когда я выпиваю, я не отвечаю за себя.

«Больше мне уже не придется беспокоиться о Митче», – подумал я.

Но я ошибался. Спустя несколько дней у меня было свидание с одной экзотической горячей цыпочкой – последовательницей афроцентризма по имени Египет, или Сомали, или как-то так. Из тех, что носят тюрбан и струящиеся платья. Мы завтракали на веранде кафе, обстановка напоминала обложку альбома «Черный Париж 86». Я выглянул на улицу и увидел здоровенного чувака на десятискоростном велосипеде.

«Это не мог быть Митч Грин, потому что, – подумал про себя, – этот ублюдок – оборотень, и он не может появляться днем». Он уже совсем собирался повернуть за угол, когда оглянулся и поймал мой взгляд. Вот дерьмо! Он развернул этот гребаный велосипед, подъехал и подошел к хозяйке, которая выглядела как Куин Латифа в фильме «Тропическая лихорадка».

– Это Майк Тайсон вон там? – спросил он.

– Да, это Майк Тайсон, – ответила она Митчу.

Затем она крикнула мне: «Эй, чемпион!» – и указала на Митча. Она смотрела на меня, как бы говоря: «Ты справишься с этим».

Зачем она так поступила? Зачем?

Митч бросился к моему столу с криком:

– Ты, сука, пидор! Не думай, что ты надрал мне задницу! Ты исподтишка нанес подлый удар!

– Ну да, я ударил тебя только один раз, при этом я вздрючил тебя как следует, разбил тебе морду, выбил зубы, сломал ребра – и все это, блин, с одного удара?

Мы были готовы продолжить выяснять свои отношения, когда моя подружка, милосердная сестра Египет/Сомали, положила свою руку на мою. На ту, в которой я держал нож для стейка. В то время я не был вегетарианцем.

– Успокойся. Не изображай самого себя, брат. Ты слишком дорог нам. Это все ловушка белого человека. Ты же не хочешь оказаться в клетке белого человека!

Если бы я уже переспал с ней, я бы вскочил и искромсал этого ниггера своим ножом. Но пока еще этого не произошло, поэтому я решил не обострять ситуацию и отвернулся от Митча. Он вернулся к велосипеду и укатил, но об этом случае пошли слухи, и некоторые из моих друзей в районе выследили его задницу и пульнули в нее, чтобы отпугнуть. А у меня больше никогда не было никого из Египта/Сомали.

Наша драка, конечно, получила широкую огласку. На следующий день меня вызвали в суд для рассмотрения дела о «нападении без отягчающих обстоятельств». Кроме того, в результате сильного апперкота я получил трещину в кисти, поэтому мой следующий бой с Бруно пришлось отложить. Пресса тут же набросилась на меня. Сначала они создают тебе рекламу, а затем разносят тебя в пух и прах. Таковы правила игры. Неважно, что это на меня напали и что это мне угрожал чувак, потерявший над собой контроль после «ангельской пыли». Теперь все хотели знать, почему я оказался в Гарлеме в четыре утра. Ковырялись в моем прошлом, пытались накопать дерьмо за те годы, что я жил в Катскилле, сочиняли дикие истории о том, как раньше утаивались эпизоды с проявлением моей жестокости. Даже мой человек в «Ньюсдей», Уолли Мэттью, напечатал все, что он обо мне думает:

– Как абсолютному чемпиону мира в тяжелом весе, миллионеру, выдающемуся спортсмену, который стремится быть образцом для подражания молодежи, особенно неблагополучной чернокожей молодежи, Тайсону следовало бы быть благоразумнее. Это еще одно пятно на его репутации, которое не идет на пользу его и без того не безупречному имиджу.

Жестокий. Чудовищный. Асоциальный. Что далее? Психически больной? Именно это как раз и было нужно Безжалостной-дубль-два. 4 сентября я гостил в Катскилле у Камиллы. Я уже не так часто встречался с Робин и Безжалостной, но время от времени принимал эти чертовы таблетки, которые прописал мне МакКуртис. Камилла была против этого: она считала, что от них я становлюсь вялым и замкнутым. Мне отчасти даже нравилось ощущение вялости, однако она уговаривала меня проконсультироваться у другого, незаинтересованного специалиста. Пока я был там, постоянно названивала Робин: «А почему ты там? Почему ты не с нами?» Ну, и все такое же дерьмо.

– Отъе… сь, я больше не желаю говорить с тобой! Я хочу развестись с тобой. А еще я хотел бы убить себя, – ответил я в конце концов и повесил трубку.

Я был действительно в бешенстве. Я сел в машину, чтобы поехать в город – мне надо было там кое-что забрать. Шел дождь, дорога была вся в грязи. Чтобы добраться до главной дороги, надо было проехать по подъездной около пятидесяти футов[107]107
  Чуть больше 15 метров.


[Закрыть], преодолев подъем под углом в 10 градусов. Я сел в свой большой «БМВ» и дал газ, но колеса прокручивались в грязи. Я прибавил газа, рванулся с места и направил машину к большому дереву. Я специально хотел въехать в него, чтобы привлечь к себе внимание, но я не был намерен покончить с собой. Я знал, что автомобиль защитит меня. Я ударился головой о руль и, придя в себя, увидел, что Камилла стояла надо мной, хлопая меня по лицу и пытаясь привести меня в чувство искусственным дыханием «рот в рот».

Однако мой спектакль под названием «попытка самоубийства» обернулся против самого меня. Я не хотел ни умирать, ни даже калечить себя. Я хотел только внимания. Я по-прежнему любил Робин и желал, чтобы она почувствовала себя виноватой за ту боль, которую она причинила мне. У меня было мировосприятие очумевшего. Я принял яд и ждал смерти своего врага.

Поскольку на некоторое время я потерял сознание, Камилла вызвала «Скорую» и меня доставили в местную больницу Катскилла. Очевидно, кто-то позвонил Робин, потому что, когда я в своей палате поглощал блюда китайской кухни на вынос, которые мне принесли, появилась она и бросилась ко мне в сопровождении съемочных групп и еще одной «Скорой помощи». Она собиралась решить проблему – для пятичасовой программы новостей.

– Видишь, б… дь, до чего ты меня довела? – зарычал я на нее.

По словам врачей, у меня был ушиб грудной клетки и тупая травма головы, поэтому я согласился, чтобы меня перевели в Нью-Йоркскую пресвитерианскую больницу. Робин, конечно же, была рядом с моей каталкой, театрально пытаясь прогнать фотографов, но оставаясь при этом в центре их видоискателей. Когда мы добрались до города, Робин со своей матерью вручили персоналу больнице утвержденный ими список посетителей. В списке были Дональд и Ивана Трамп[108]108
  Дональд Джон Трамп (род. в 1946 г.) – американский магнат и писатель, Ивана Трамп (Зельничкова, род. в 1949 г.) – его супруга (развелись в 1992 г.), американская бизнесвумен, писательница, светская львица, бывшая чехословацкая спортсменка, актриса и фотомодель.


[Закрыть], Говард Рубинштейн[109]109
  Говард Рубинштейн – американский юрист, признанный специалист в области связей с общественностью.


[Закрыть], знаток общественных отношений, и их адвокаты. Они не были моими друзьями, но мои друзья в любом случае не крутились вокруг, когда я был с Ужасной-дубль-два.

Но у меня был и незваный посетитель. Мое окно было открыто, и я услышал какое-то движение внизу, на тротуаре. Я выглянул – и не поверил, блин, своим глазам. Это был Митч Грин в окружении прессы. Митч снял рубашку и вел бой с тенью, выкрикивая: «Сисели Тайсон – педик! Я надеру ему его гребаную задницу!» Я никак не мог избавиться от этого дурака. Если когда-нибудь где-нибудь и существовал черный парень, похожий на Франкенштейна, чудовище в облике человека, то это должен был быть Митч Грин.

Когда на следующее утро я открыл газету «Дейли ньюз», я понял, почему знаток общественных отношений был включен в утвержденный список посетителей. Там была большая статья некоего автора по имени МакАлари, которого я не знал, он не был из мира бокса. Он писал, что мой случай является серьезной попыткой самоубийства.

«Я собираюсь пойти и убить себя. Я собираюсь пойти и разбить свою машину», – по его утверждению, именно это я сказал Робин. Как явствовало из статьи, неделей ранее я угрожал убить Робин. Приводились цитаты моих безымянных «друзей» о том, что я купил в Катскилле два ружья, чтобы застрелиться. Описывалась опечаленная Гивенс, которая страшно переживала, сидя у моей постели, когда я говорил: «Я ведь предупреждал тебя, что я сделаю это. И как только я выберусь отсюда, я сделаю это снова». МакАлари писал, что женщины умоляли меня пойти к доктору МакКуртису и что «по утверждению источников, МакКуртис хотел положить Тайсона на психиатрическое обследование».

Эврика! Не надо быть воспитанником Гарвардской медицинской школе, чтобы понять: эти две женщины подбирали документально зафиксированные доказательства того, что я неконтролируемый псих. В этом случае мое личное состояние оказалось бы под их контролем.

МакАлари продолжал: все эти годы я был болен и принимал лекарства, но Кас отменил их прием, потому что заботился лишь о результатах моих боев. Это был полная чушь. Согласно МакАлари, только Трамп, Рубинштейн и Парчер, их адвокат, понимали, что мне действительно нужно, и были больше заинтересованы в моем благополучии, чем в результате моего следующего боя. Вся эта дрянь была «слита» в прессу окружением Робин. А эту старую фигню о том, что я знаю, как колотить Робин, не оставляя следов, на свет божий вновь вытащила, судя по всему, Беспощадная. Ну да, я – изощренный черный подонок Фу Манчу[110]110
  Доктор Фу Манчу – литературный персонаж, созданный английским писателем Саксом Ромером; является воплощением зла, криминальным гением, вроде профессора Мориарти или Фантомаса; его образ широко используется в США в кино, телевидении, радио, комиксах.


[Закрыть]. Поэтому предполагается, что я, Железный Майк Тайсон, должен знать, как бить людей, не оставляя следов. При этом вся моя карьера была построена на том, чтобы быть костоломом. По мере прочтения статьи становилось понятно, что на всем этом оставлены отпечатки пальчиков Безжалостной-дубль-два. Подозреваю, это была попытка получить документы о психической жестокости как основании для расторжения брака прежде, чем я подготовлю свои.

МакКуртис продолжал звонить Камилле, призывая ее следить за тем, чтобы я принимал свои лекарства. Спустя несколько дней я вылетел в Москву вместе с Робин, ее матерью и ее пресс-атташе, поскольку там снимались эпизоды ее комедийного шоу. Меня всегда приводила в восхищение история России, поэтому я решил побывать там. Я часто слышал, как Кас и Норман Мейлер говорили о Толстом, так что я стал большим поклонником русской культуры и их профессиональных боксеров.

До своего отъезда мы ответили на вопросы журналистов. Я высмеял историю о попытке самоубийства и сказал:

– Я люблю свою жену, я не подвергаю ее побоям. Я не собираюсь бросать свою жену, и моя жена не собирается бросать меня.

Я был в своем стиле чмошника.

– Никто, абсолютно никто не сможет разрушить наш брак, – сказала Робин. – Я продолжаю состоять в нем. Я люблю Майкла и забочусь о нем. Майкл также слишком любит меня, чтобы убить себя и оставить меня одну.

Да, она продолжала состоять в нем до тех пор, пока получала деньги.

Когда мы вернулись из Москвы, в прессу просочились слухи о том, что я выходил из-под контроля. Мол, я с криками бегал вокруг гостиницы, свисал из окна, угрожая убить себя. Думаю, что все забыли, что мы были в России и что российские менты живо надрали бы мне задницу, если бы я вздумал устроить что-то подобное. Женщины даже попытались было организовать мой арест в России, но это не сработало. Мы находились в холле нашей гостиницы, когда Робин с матерью принялись кричать и просить охранника, чтобы меня арестовали. Он подошел ко мне и сказал:

– Поди сюда. Все это хрень собачья. А эти бабы – просто сучки.

Затем он достал бутылку водки, и мы вместе выпили.

Когда американские журналисты решили проверить факты, изложенные в нелепых историях Робин, они взяли интервью у одного из продюсеров ее шоу, и тот сказал: «Майк в России был безупречен».

Одна из гримерш на шоу сообщила своему приятелю, что рассказы об избиениях Робин были хорошей шуткой:

– Я читаю все газеты, где цитируют слова Робин о том, как сильно он ее бьет и истязает. Я делаю ей макияж, я вижу ее. На этой девушке не было никаких синяков. Я просто не могу понять, как у нее получается выходить сухой из воды.

Спустя несколько дней после того, как мы вернулись из России, Рут и Робин, наконец, затащили меня к доктору МакКуртису. Наслушавшись в течение часа его рассказов о том, насколько я болен, я начал ему верить. По стенам у него были развешаны дипломы об образовании. Если бы я сказал ему, что он дерьмовый боксер, начал бы он со мной спорить? Вот и меня заставили поверить, что я был маниакально-депрессивной личностью. Он вдалбливал это в меня, не останавливаясь. Я ведь знал, что мне всегда было свойственно состояние подавленности, и что иногда у меня появляется перевозбужденность, и что я могу бодрствовать несколько дней подряд. Всю жизнь со мной такое случалось. И меня убедили в необходимости принимать лекарства, а затем выставили меня перед камерами.

– Я родился с этой болезнью, и я ничего не могу с этим поделать. Возможно, именно по этой причине мне хорошо удается то, что я делаю. Это похоже на переход от крайне депрессивного состояния к крайне возбужденному, и по времени период крайне возбужденного состояния существенно преобладает. Признаюсь, я был против приема необходимых лекарств, но без них я чувствую себя словно обкуренный, не могу уснуть в течение трех или четырех дней, постоянно мечусь. Я превращаюсь в какого-то параноика, это просто ненормально, – высказался я.

Тут вмешалась Робин:

– Он находился в таком состоянии в течение многих лет, и все это игнорировали. Требуется много сил, чтобы спасти Майкла. Эту проблему нельзя решить, просто наложив бактерицидный пластырь. Надо прежде всего позаботиться о том, чтобы этот парень нормально прожил остаток своей жизни, а не о том, чтобы он вновь дрался. Мы будем проводить курс лечения вместе.

Теперь, когда я, принимая эти таблетки, вновь стал зомби, Беспощадная-дубль-два решила, что Камилла должна сойти со сцены. Я как раз начал оплачивать расходы Камиллы, накопившиеся после смерти Джимми. Руфь и Робин сказали Камилле, что если я собираюсь оплачивать все расходы по дому, то дом должен быть переписан на мое имя. Когда они сообщили мне об этом, я вышел из себя. «Ты что, мать твою, совсем с ума съехала, сука?» – сказал я Робин. На следующий день Робин вновь позвонила Камилле и велела ей убираться из моей жизни. В то время я ничего не знал об этом.

Меня все спрашивают о той злополучной передаче телепрограммы вечерних новостей «20/20». Ее ведущая Барбара Уолтерс совсем недавно переживала, что разрушила наш брак. Если бы это было правдой, я был бы не против того, чтобы она взяла у нас интервью гораздо раньше. Самое забавное в связи с этой передачей заключается в том, что, как я недавно узнал, Робин даже не должна была в ней участвовать. Там был эпизод с Кейтоном в его офисе. Затем съемочная группа пришла в наш дом, чтобы снять отдельно меня и Безжалостную. Как только она собралась закругляться, Робин отвела Барбару в сторону и сообщила ей, что та до сих пор не знает всей правды.

Полагаю, Робин прекрасно понимала, что Барбара проглотит наживку.

Я понятия не имел, что Робин собиралась сказать, когда они ставили меня за ней, сидевшей на диване. Они вновь включили камеры. Началось все достаточно безобидно.

– Вы окончили колледж, имеете образование, являетесь актрисой. А за вами – человек без полного среднего образования, который побывал в исправительном заведении. Вы очень разные, по крайней мере, на первый взгляд. Почему вы его любите? – задала Барбара вопрос Робин.

– Потому что он умен и находчив, а еще потому что он добрый, он просто удивительно добр. Майкл любит меня больше всех в мире. Я чувствую, что он нуждается во мне, и это мне очень нравится, – принялась она изливать свои чувства.

– Вот поэтому-то я и люблю ее. Она, действительно, чувствует, что может защитить меня, – добавил я. В этот момент я словно услышал крик Каса: «Лицемерная сволочь!»

– У вас не было брачного договора? – спросила Барбара.

– А в нем есть необходимость? – ответила Робин. – Мы поженились, чтобы навсегда быть вместе. И не собирались разводиться.

Затем Барбара спросила, что я думаю по этому поводу.

– Если вы собираетесь вступать с кем-то в брак, значит, вы доверяете ему, в этом-то как раз и заключается брак – быть вместе всю оставшуюся жизнь. У меня миллионы долларов, и моей жене достаточно о чем-то попросить, чтобы получить все, что у меня есть. Если она захочет это прямо сейчас – пожалуйста, она может брать. Она может уйти прямо сейчас, взять все, что у меня есть, и просто уйти. У нее есть право на это, у нее есть власть, чтобы так поступить. Сейчас она еще со мной, она терпит мои выходки, и я люблю свою жену.

Затем обстановка стала накаляться.

– Робин, мы читали, что он бил вас, что в России он преследовал вас и вашу мать. Мы читали, что у Майка очень неуравновешенный характер. Это так? – спросила Барбара.

– Да, характер у него чрезвычайно неуравновешенный. У него есть черта, которая пугает. Майклу нравится угрожать, если не сказать больше. Бывают моменты, когда он не может контролировать себя, и это пугает меня, и мою мать, и окружающих. Это весьма тревожит.

В тот момент я не был под наркотиками, но почувствовал себя именно так. Я не мог поверить, что она говорила все это дерьмо.

– И что же происходит? – подстрекала ее Барбара.

– Он теряет над собой контроль, бросается на всех, кричит…

– Он бьет вас?

– Он встряхивает, толкает, поднимает в воздух. Иногда я думаю, что он пытается запугать меня. Когда это бывало прежде, я полагала, что смогу справиться с этим, но в последнее время я стала бояться. Я начала очень сильно бояться. Майкл страдает маниакально-депрессивным психозом, это факт.

Я слышал все это дерьмо от собственной жены, зная, что оно транслируется для многомиллионной аудитории. Она утверждала, что наш брак был пыткой, сущим адом, что ничего хуже она не могла себе и вообразить. Я кипел от злости, но старался сохранять хладнокровие. Это было неслыханное, подлое предательство.

– Я не знаю, что Майк Тайсон вообще будет делать без моей матери. Она скрепляла нашу семью, – продолжала Робин. – Если мы оставим Майкла и я вернусь к своей маме и сестре, то он, несомненно, останется совершенно один, а я бы не хотела, чтобы это случилось. Ему бы стало так плохо, что, боюсь, в один прекрасный день он, все обдумав и поняв, может покончить с собой или причинить кому-нибудь вред. Без всякого сомнения, такое вполне может случиться.

Я не знал, что и сказать. Я никогда ранее не имел дела с чем-либо подобным. Когда я сейчас мысленно возвращаюсь к этой сцене, я не могу поверить, что я просто сидел и ничего не произносил. Но, опять-таки, ведь они как раз и добивались того, чтобы я перед камерами врезал ей по ее гребаному лицу и принялся сходить с ума. Поэтому я оставался совершенно спокойным. Знаю, от меня ожидали, что я озверею в прямом эфире, начну рвать и метать. Полагаю, что именно в этом и заключалась вся задумка. Но это обернулось против них самих.

Мои друзья были возмущены поступком Робин. Я получил сотни разгневанных звонков. Несколько дней спустя я все еще был зол. Мы все – Робин, Рут и я – были дома в Нью-Джерси, когда я вышел из себя и принялся бить стаканы, тарелки и пустые бутылки из-под шампанского. Там была Ольга, и она позвонила в полицию. Приехали копы, я встретил их у входной двери и вежливо заверил, что все было в порядке, что я просто хотел, чтобы меня оставили в покое. Один полицейский остался со мной, а другой пошел с Робин – она показала ему разгром на кухне. Полицейский, остававшийся со мною, сказал мне, что Робин была обеспокоена в связи с тем, что я учинил на кухне.

– Мне принадлежит весь этот дом и все в нем! – стал я кричать. – И я могу поступать со своим имуществом так, как захочу! И если я захочу что-то разбить или сломать, то никто не может помешать мне!

Тут я схватил большое медное декоративное украшение для камина и вышвырнул его через окно рядом с входной дверью. Именно в этот момент позвонил их кореш МакКуртис.

– Вы не хотите поговорить с доктором? – поинтересовался у меня коп.

Я не обратил на него внимания и прошел в соседнюю комнату. Добрый доктор сказал копу, что Робин и ее команда должны покинуть дом, а мне надлежит пройти психиатрическое исследование. Полицейские собрали всех женщин, и они двинулись к подъездной дороге к своей машине, чтобы Робин могла добраться до полицейского участка и подать заявление. Я выскочил на подъездную дорогу и закричал:

– Да пошли вы все, мать вашу! Все вы просто мразь! Убирайтесь из моей собственности и отъе… тесь от меня!

Затем я прыгнул в свой «Роллс-Ройс» и поехал сквозь лесную глушь своей собственности. Я даже не выбирался на дорогу. Мне просто хотелось сбежать от всех них.

На следующий день Робин с матерью улетели в Лос-Анджелес.

Мой приятель Марк Бреленд, боксер, хотел помирить меня с Биллом Кейтоном. Шелли Финкель[111]111
  Шелли Финкель – авторитетный менеджер в профессиональном боксе, спортивный советник братьев Кличко.


[Закрыть] и Кейтон привлекли его на свою сторону. Они рассказали ему, что я наделал ошибок, и уговорили его переговорить со мной. Когда мы пришли туда, Кейтон заявил о своей обеспокоенности тем, что на меня навесили маниакально-депрессивный ярлык, поэтому он организовал мне прием у доктора Авраама Халперна, начальника отделения психиатрии медицинского центра Нью-Йоркской объединенной больницы в Порт-Честере, одного из ведущих психиатров мира.

Халперн осматривал меня в течение часа. Затем он позвонил Камилле, Стиву Лотту и Биллу Кейтону и переговорил с ними. Он был уверен, что я не страдаю от маниакальной депрессии. Он пытался позвонить Безжалостной-дубль-два, но у нее был отключен телефон. Когда Халперн позвонил МакКуртису, чтобы понять, почему тот поставил мне такой диагноз, МакКуртис дал задний ход. Он заявил, что я был не совсем маниакально-депрессивной личностью в полном смысле этого слова, а просто личностью с расстройством настроения, что он назвал «боксерским синдромом». Это было новое понятие для Фрейда.

Я почувствовал облегчение в связи с тем, что видный психотерапевт избавил меня от подозрений в маниакальной депрессии. Наряду с этим я задал себе вопрос: почему Билл обставил перед Марком встречу со мной как дело особой важности? На самом ему было нечего сказать мне. Я пришел к нему, под предлогом того, что произойдет что-то значительное, а когда я оказался у него, то он говорил какие-то сомнительные и противоречивые вещи. Мои отношения с Биллом исчерпали себя.

Поэтому, когда пыль улеглась, выяснилось, что остался Дон. У меня не было иллюзий в отношении его. Когда Робин спрашивала меня о Доне, я отвечал ей: «Послушай, я знаю, как обращаться со змеями. Этот парень – настоящий змей, но я знаю, как обращаться со змеями». Но у Дона были и положительные качества. Через два дня после того, как женщины, расставшись со мной, убыли на побережье, Дон показал мне каждый из моих банковских и брокерских счетов. Он вычеркнул имя Робин из графы получателя каждого счета и вписал туда мое имя. Всего там было пятнадцать миллионов. Мы очень вовремя сделали это, остановив оплату чека на 581 812,60 доллара, который только что был выписан Робин на компанию «Робин Гивенс Продакшнз».

Люди в банке настолько люто ненавидели этих двух женщин, что были безумно рады помочь нам. Мы устроили вечеринку с президентом банка и всеми банковскими служащими – с шампанским и пиццей.

– Да пошли они, суки такие, мать их! – воскликнули мы хором и немедленно выпили за это.