Текст книги "Люди Волка"

– Никого больше нет.

– Может, и есть…

– А кто?

– Не знаю! Если тот Другой из сна – мой отец, может, видеть Сны – это у нас в крови!

– Что ты хочешь…

– Может, настоящая Сила – у Вороньего Ловчего. Обрубленная Ветвь при этих словах застыла и погрузилась в глубокое раздумье.

18

Пришли карибу – черной полосой на сером снегу. Бегущий-в-Свете, заняв свое место в цепочке, благоговейно смотрел на них. Они двигались как в старых сказках – в точности между двух линий, по которым выстроили облаву.

Справа в укрытии из веток сидела Цапля. Она пела священную охотничью песню. Рядом, чуть левее, Поющий Волк с тревогой глядел на карибу, неторопливо приближающихся к охотникам. Он перевел глаза на укрытие, где скрывалась старая колдунья, – во взгляде его смешались восхищение и страх.

В груди Бегущего-в-Свете вдруг потеплело: он почувствовал подлинность и правоту Силы. Вдоль линий облавы, скорчившись, сидели женщины, натянув свои заряженные дротиками атлатлы. Вокруг царила тишина, которую нарушало только пение Цапли.

Бегущий-в-Свете с замершим сердцем следил за спускающимися в долину животными. Дыхание паром поднималось над их черными носами, белые бородки вились на ветру, их бока серели на фоне белого снега. Сколько же их?

– Убивать не больше тридцати зараз, – предупредила Цапля. В глазах у нее стоял Сон. – Столько я вам обещала. Только тридцать. И быстрее, чтобы они не мучились. А то напугаете их, и больше они не придут.

– Только тридцать, – чуть слышно прошептал он. Самка, шедшая впереди стада, уже почти вплотную приблизилась к нему. Она потянулась, закинув голову, две струи пара вырвались из ее ноздрей – и вот она легким движением шагнула вперед, прямо на него.

Бегущий-в-Свете подхватил священную песню. Ему хотелось выразить свое восхищение красотой этого гордого животного, отпеть его душу, чтобы достигла она Блаженного Звездного Народа.

– Ты будешь жить во мне, – пообещал он. – Твоя жизнь – это наша жизнь. Пребудьте с нами, звездные братья и сестры. – У него полегчало на душе. Олениха подошла к нему и застыла, приподняв одно копыто, – словно ожидая чего-то.

В это мгновение глаза их встретились, и он ощутил приступ счастья и нежности, словно их души, души охотника и жертвы, соприкоснулись и слились воедино. Ничего не бывает радостнее этого чувства – единения со всем миром, со всякой живущей тварью, с вечно движущейся, все танцующей свой таинственный танец.

С любовью и почтением объяснил он оленихе, что вынуждает его убить ее.

– Пожалуйста, Мать! Ты нужна нашему Народу. Слышишь, как мы плачем? Прости, что приходится просить тебя.

Она вновь шагнула вперед – Сила Сна достигла ее души. Он слышал, как скрипит снег под ее ногами, как ломается лед, на который ступают ее тяжелые копыта. Он вдыхал ее тревожное дыхание, заражался ее беспокойством. Они наконец достигли места, где должно было совершиться священное жертвоприношение, – и тут олениха повернулась и подставила ему бок.

Чувствуя, как играет Сила в его жилах, Бегущий-в-Свете метнул копье. Каменный наконечник глубоко вошел в тело оленихи. Он физически ощутил, как рвутся ее жилы. Она все еще стояла на ногах, когда он метнул копье второй раз – в молодого бычка. Белоснежный кусок кости, отскочивший от его огромного рога, промелькнул в воздухе, сверкнув на фоне черной оленьей шерсти.

Олениха стала опускаться на колени. Бегущий-в-Свете продолжал петь. Боль животного ранила его душу. Слезы стекали у него по щекам. Краем глаза он видел, как вскочил на ноги и метнул копье Поющий Волк. Справа и слева бежали женщины, посылая свои дротики в мечущееся стадо. Вот взмахнула рукой Зеленая Вода – ее дротик вошел в плечо бычка. Вот метнула свое оружие в молодую олениху Смеющаяся Заря. Олени все падали и падали.

– Довольно! – воскликнула Цапля, взмахнув рукой. Охота закончилась. Чары исчезли. Карибу повернулись и ускакали сквозь ряды женщин, поднимая копытами столбы снега.

Раненая молодая олениха, припадая на одну ногу, подошла к Цапле и смиренно стала пред ней. Старуха подняла копье и прицелилась. Олениха повернулась, подставляя плечо для милосердного удара.

В тишине слышно было сбивчивое дыхание умирающего животного.

Бегущий-в-Свете глубоко вздохнул, сам не понимая, как это он так запыхался. Цапля, встретившись с ним глазами, с удивлением и интересом глядела на юношу.

– Ты сам-то понимаешь, что ты сделал? – спросила она. Вопрос этот гулким эхом отозвался в его душе.

Он покачал головой:

– Что?

– Ты спел им окончание песни. Ты сам! Бегущий-в-Свете поглядел на серые камни, все так же равнодушно нависающие над обагренным кровью снегом. Боль оленихи все еще стояла в его груди.

– Прости, Мать, – сдавленным голосом произнес он, глядя на мертвое животное.

19

Долгая Тьма шла на убыль. Духи, что живут в клубящемся дыхании Ветряной Женщины, уходили на север, а с юго-запада приходили другие ветры, потеплее. Снег стал сырым и вязким. Горы на западе белоснежно сверкали – в те редкие дни, когда солнце выходило из облаков. С остроконечных горных пиков стекали водные потоки. К северу бежала огромная бурная река. Волны с шумом перекатывались с камня на камень.

Время от времени Народ охотился на карибу и – что было особенно славно! – на небольшие стада мускусных быков, обитавших в предгорьях. Мясо этих животных всегда было жирным и приятным на вкус, даже в этот ужасный год.

– Мамонта не трогайте, – предупредила Цапля, видя как старый могучий зверь спускается к заводи. – У него, конечно же, есть и самочки, и мамонтята – только я их приманивать не буду. Я их всех знаю.

Так или иначе, люди собирались с силами. Они вываривали каждого убитого зверя до костей, собирая каждую каплю жира – скудного после таких долгих и суровых холодов. Постепенно лица их округлились, тела стали упитанней и здоровее.

Издающий Клич радостно смеялся и напевал: он нашел здесь вкрапления крупнозернистого кварца, из которого можно было высекать длинные наконечники для копий. Лучший во всем Народе каменотес, он опытным взглядом изучал остроконечные камни, прежде чем отколоть толстый кусок кварца, – потом он ловко обтачивал эти грубые заготовки своим каменным молотком.

– Хороший материал! – заметил он Поющему Волку. – Смотри, какой славный камень – широкий, удобный для работы.

– Немного же тебе надо для счастья, – покачал годовой Поющий Волк.

– Ага. – Издающий Клич и не думал спорить с этим. Он достал из сумки олений рог. Он использовал его как инструмент для обточки каменных заготовок. Несколько ловких движений придавали грубому куску камня нужные очертания, превращая его в тонкий, удлиненный, двояковыпуклый предмет. Прежде чем начать работу, он спел священную песнь. Одна за другой заготовки приобретали правильную форму. Большую их часть он клал в мешок – на будущее. Все они выглядели на первый взгляд похожими друг на друга, но одни предназначались для ножей, другие – для скребков или резцов, из третьих он собирался смастерить наконечники для копий.

– Приятно видеть, как ты опять работаешь! – произнес Поющий Волк, присаживаясь рядом.

Издающий Клич присвистнул. Он и впрямь приободрился, принявшись за любимое дело.

– Знаешь, ведь в камень переселяется человеческая душа… Это так удивительно! Когда работаешь с подходящим камнем – как вот этот кварц, к примеру, или хороший известняк, – на душе веселее!

Подготовив основу, Издающий Клич стал затачивать наконечник кусочком рога и лоскутком кожи. Он загрунтовал острые края заготовки песчаником, приготовив точку опоры для рогового резца. Это позволяло ему точнее отмерять длинные полосы, которые он срезал с камня. В конце концов получилась плоская пластина в ладонь шириной, с одним острым концом. Он еще раз покрыл края наконечника грунтом, чтобы не порезаться когда будет надевать его на рукоятку.

– А сейчас, – восхищенно прошептал он, – это и впрямь красиво!

– А вот и рукоять для него, – отозвался Поющий Волк, указав на беспорядочно разрезающие небо березовые ветви. Собрав три дюжины, он разложил их на земле и стал готовить свои инструменты. Он собрал несколько тонких и острых осколков из кучки, лежащей у ног Издающего Клич. Этими острыми костяными осколками он резал дерево, подгоняя его к краям наконечника. Потом он счистил кору с дерева, срезал сучки и закалил прутья на маленьком огне. Отобрав лучшую из деревянных заготовок, он протянул ее Издающему Клич – вот рукоять для его великолепного наконечника!

– А ведь совсем недавно я уж и не думал, что мне еще доведется хоть разок заняться этим! – задумчиво произнес Издающий Клич, прилаживая наконечник к углублению в рукояти.

– Волчий Сон, значит? Издающий Клич усмехнулся:

– Мы ведь еще не померли, родич. Мало ли что еще с нами приключится.

Зеленая Вода, Смеющаяся Заря и другие женщины проводили дни (становившиеся все длиннее) кроя из шкур одежду и примеряя ее на своих соплеменников, сшивая вместе лоскуты кожи и подгоняя их под нужные размеры. Швы накладывали короткими стежками; одежду кроили шерстью внутрь, чтобы тепло не уходило, а пот без помех испарялся.

– Ну вот, сейчас ты все делаешь правильно, – объясняла Зеленая Вода Багряной Звезде.

– Это что же – наружная парка? – широко раскрыв глаза, спрашивала девочка.

– Так и есть. Нижний плащ, который носят прямо на теле, шьют позже, когда у карибу начнется гон. Но эта одежда – толстая, для холодов, и на нее нужны зимние шкуры. Видишь? Вот такие, с густой шерстью. Потом, ближе к /весне, если мы и убьем еще оленей, шерсть будет уже похуже – шкуры начнут линять.

– Значит, у нас две парки, – рассудительно заявила Багряная Звезда. – Наружная парка с волосами наружу… а нижняя, из линялых шкур, с волосами внутрь!

Зеленая Вода потрепала ее по волосам:

– Ты будешь самой лучшей мастерицей, да?

– Да! – гордо сказала девочка. – Парка – это все равно что чум для одного человека. Чум, который носишь на себе. Поэтому они такие длинные, почти до колен, а снизу, до самого бедра, ноги защищают сапоги.

– Ну, ты не замерзнешь! – произнесла Смеющаяся Заря, осматривая только что законченную работу. Полный костюм человека весил килограмма четыре. Зато он спасал даже в самые холодные дни Долгой Тьмы, когда человеческий плевок замерзает на лету.

– Я буду лучше всех! – пообещала Багряная Звезда. – Вот увидишь.

Зеленая Вода улыбнулась и закрыла глаза. Она почувствовала, как солнечный луч коснулся ее щеки.

– Да, мы все еще увидим, – ответила она. – Спасибо Волчьему Сновидцу.

А Обрубленная Ветвь расхаживала себе, прихрамывая, туда-сюда, радуясь счастливым часам, когда выпадал случай искупаться в горячей заводи или посидеть наедине с собой на причудливом каменном выступе, намытом речной водой.

На камнях, день за днем все обильнее выступавших из-под тающих сугробов, показывались мхи, лишайники и прошлогодние листья. Их собирали и варили из них крепкий черный настой. В проталинах в изобилии появлялись черника, брусника и клюква. Ягоды, пережившие под снегом зиму, были особенно сочны и сладки на вкус – просто таяли во рту.

Дети смеялись, играли, плескались в горячих водах. Глаза их сверкали от радости.

Почти в сотне метров от входа в пещеру Цапли стояли Издающий Клич, Поющий Волк и Прыгающий Заяц. Они глядели, как вода вытекает, петляя, из горячей заводи, и время от времени бросали взгляды туда, где беседовали старая Сновидица и Бегущий-в-Свете. Резкий голос Цапли рассекал воздух, как нож.

Издающий Клич следил глазами за полетом возвращающихся с юга воронов, чувствуя, как наполняет его легкие живительный весенний воздух. На запад летела стая чаек-трупоедов.

– Карибу… – прошептал он. – Должно появиться целое стадо.

– Скоро сюда налетят эти проклятые мошки. – Прыгающий Заяц поглядел на запад, сжав свои тонкие губы, будто ему самому не хотелось вспоминать о том, что помимо воли вертелось на языке. – Еще один поворот луны или около того – и все племена будут собираться вместе.

– Ты имеешь в виду Обновление?

– Да.

– Ну и что, ты тоже туда собираешься? Прыгающий Заяц опустил глаза, смущенно елозя носком сапога по камню.

– Мне пора жениться. А где и когда мне найти себе жену, как не во время Обновления, когда все племена встречаются?

– И то правда.

– Мы совершали ошибки, но жить-то дальше надо… Издающий Клич потрепал его по щеке и глубоко вздохнул:

– Ошибки? Мы выжили – это главное! Пропустив его замечание мимо ушей, Прыгающий Заяц добавил:

– И еще я хотел бы знать, жива ли моя мать.

– Она женщина сильная.

– Вы знаете, что Бегущий-в-Свете останется здесь, – сказал Поющий Волк, взглянув на юношу, негромко беседующего с Цаплей. – И старуха не пойдет отсюда обратно. И сам я не пойду… Положим, Бегущий-в-Свете и сам еще не знает, что он останется здесь. Но он останется.

Издающий Клич закинул голову и удивленно посмотрел на своего родича:

– Ты так хорошо знаешь Бегущего-в-Свете? Думаю, ты его просто недолюбливаешь.

Поющий Волк в ответ бровью не повел.

– Помнишь, как там, в холмах, Обрубленная Ветвь чуть живьем меня не съела? Так вот это яйца выеденного не стоит в сравнении с тем, что сказала Цапля через пару дней после того, как мы пришли сюда.

– И что же она сказала?

– Она… у нее есть голова на плечах. Знает кое-что о людях и о жизни. Она сказала мне, что я… мог бы быть великим вождем… если бы задумался как следует о том, что движет миром. Она сказала, что я стану одним из лучших вождей, какие только были у Народа, если

Только научусь держать язык за зубами и размышлять о вещах, которые приключились задолго до моего рождения.

– Думаю, она права. Ты всегда был парнем с головой – только горяч не в меру. Поющий Волк сжал губы.

– Мы толковали об этом со Смеющейся Зарей… Она говорит: может, придет время и я научусь сперва думать, а уж потом давать волю языку.

Издающий Клич усмехнулся:

– Тогда ты станешь настоящим вождем, друг мой. И если нам еще раз придется голодать, у меня больше не возникнет желания проткнуть тебя копьем.

– А что, хотелось?

– Ох, еще как. Особенно в день, когда мы нашли мускусного быка.

Поющий Волк опустил голову и с грустью посмотрел на пробивающуюся весеннюю траву.

– Понимаю… Я был плохим товарищем. Вечно ныл…

– Жаль, что нельзя сделать основание наконечника еще тоньше, – заметил Прыгающий Заяц, порезавший Руку об острие копья, которое протянул ему Издающий Клич. Вдруг он нахмурился:

– Я вот о чем думаю… Волчий Сон. Как ты думаешь…

– Я ничего не знаю о Духах, – ответил Издающий Клич, почесав свой толстый нос. – Но одно я знаю: Бегущий-в-Свете нашел по пути мускусного быка и спас Нас от голодной смерти. Он привел к нам Цаплю, когда мы уже совсем доходили. Помните, что она сказала?

Сны легко не приходят. – Покосившись на восток, он добавил:

– Туда почему-то никто не летит…

– Цапля говорит, что Великий Ледник отсюда в пяти днях пути.

– А про пролом она ничего знать не знает, – отозвался Издающий Клич, встретившись глазами со своим родичем.

– Вещий Дух лишает людей рассудка, – сказал Прыгающий Заяц. – Я… Мне кажется, что все это только померещилось Бегущему-в-Свете. Я думаю, он…

– Нет, Бегущий-в-Свете не обманщик, – возразил Издающий Клич.

– Я этого не говорил! – Прыгающий Заяц бросил на Бегущего-в-Свете раздраженный взгляд. – Он сам во все это верит. Но если Волчий Сон и был на самом деде, сейчас от этого ничего не осталось.

– И именно потому, что он сам этого Сна до конца не понимает, никто и не сомневается, что Сон был настоящий, – ответил Издающий Клич, хотя в глубине души он бы сильно удивился, если бы оказалось, что юноша и впрямь видел Волка.

Прыгающий Заяц пожал плечами:

– Так как насчет встречи с другими племенами? Как насчет моей матери? И зачем идти дальше к югу, когда пищи и здесь вдоволь? Там, во льдах, мне не найти себе жены, чтобы согрела мое ложе.

Сердце Издающего Клич сжалось. Он почувствовал что-то вроде вины.

– Если мы пойдем назад, Бегущий-в-Свете не переживет этого. Народ никогда не простит себе, если с ним что-то случится.

– Это его Сон. Не наш, – ответил Прыгающий Заяц, ударив краем ладони по камню. – Народ не может отвечать за чужой Сон. Это его забота. Пусть сам и расхлебывает.

– Он проклянет себя, если мы после пробуждения Отца Солнца не доберемся до Великого Ледника, – пробормотал Издающий Клич. – Я не хочу его расстраивать.

– Хорошо, – ответил Прыгающий Заяц, хлопнув себя по бедру. – Ты не хочешь его расстраивать. Я тоже. Но я хочу плясать на празднике Обновления, поглядеть на девушек, повидаться с матерью, если она жива.

А в сравнении с этим все остальное – ерунда. Хватит с нас этих волшебных путей на юг, хватит этих нескончаемых игр! Это всё просто конец света какой-то. Надо возвращаться назад, всем Народом. Там – Благодарственный Танец, там – праздник Обновления…

– Откуда ты знаешь, что нет волшебного пути? Мы же никогда не искали того хода, что привиделся Бегущему-в-Свете. Следует идти вдоль реки – Сон указал такую дорогу… – вмешался Поющий Волк, переводя взгляд с одного из своих родичей на другого.

– Ищите. А я не пропущу Благодарственного Танца, – ответил Прыгающий Заяц. – Тут и спорить не о чем.

– Значит, не о чем, – вздохнув, согласился Издающий Клич.

– Помнишь прошлый год? – заговорил Прыгающий Заяц. – Мы пропустили Обновление, и что было потом, когда кончился Долгий Свет? Может, за этот грех на нас все и свалилось?

– Ну уж если мы решим пойти назад, – добавил Поющий Волк, – тогда надо собираться побыстрее. Не то нам придется пересекать болото. А уж что там будет, когда вскроется лед, объяснять не надо: трясины, осока по колено и кочки такие, что все ноги пообломаешь. Надо идти, пока не кончились морозы, пока земля твердая.

– А Бегущий-в-Свете? Прыгающий Заяц пожал плечами:

– Это уж его дело. Мы всегда можем вернуться сюда и поглядеть, как он…

– Цапле это не понравится, – ответил Издающий Клич. – Представь, как она разгневается, коли мы сначала уйдем назад, а после вернемся?

Поющий Волк при этих словах испуганно поежился. Не сказав ни слова, он уселся на камень и стал вырезать Узор на наконечнике копья.

– Нет, – произнес Прыгающий Заяц, – я бы не хотел, чтобы она со своей Силой на нас разгневалась.

Поющий Волк вдруг задрожал, у него застучали зубы. Издающий Клич нагнулся и внимательно поглядел на него. Краем глаза он заметил, что облака стало относить ветром к югу.

– Что-то случилось. Неужели вы не чувствуете? – прошептал Поющий Волк, глядя на своих нахмурившихся друзей.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать… Будто что-то проломилось в Великом Леднике. Будто там теперь и впрямь есть проход. Я чувствую…

– Ты чувствуешь?

Лицо Поющего Волка перекосилось. Он слабо кивнул.

Прыгающий Заяц закусил губу. Все молчали. Наконец он произнес:

– Идемте на Обновление. Мы вернемся сюда и станем лагерем, прежде чем Ветряная Женщина принесет снега. Мы же знаем – здесь зимой есть дичь. А там посмотрим.

– А Другие?

– Они сюда не придут! – упрямо закричал Прыгающий Заяц. – Зачем им? Они…

– Пойдут следом за дичью, так же как и мы, – ответил Издающий Клич. – Если не этой Долгой Тьмой, так следующей.

Троих друзей охватили тревожные предчувствия. Прыгающий Заяц зарделся:

– Я не верю!

– Уж поверь. Издающий Клич дело говорит. Если мы нашли это место, то и Другие найдут. Прыгающий Заяц беспомощно поднял руку:

– Мы должны пойти на Обновление! Это путь Народа. Так было всегда. В этом вся наша жизнь…

– Да, путь… – печально отозвался Издающий Клич. Остальные молчали.

20

Покрытые травой холмы зелеными волнами лежали вокруг Пляшущей Лисы; между ними поблескивали разбросанные там и сям болотца. Зеленые листья пробивались на кустах вдоль бурлящих ручьев; ветер разносил острый запах полыни и ивовых веток.

Лиса забралась в нору, которую она вырыла на склоне холма. Восторг охватил ее. Жажда движения томила ее, ей не терпелось размять затекшие ноги…

Движение.

Она замерла и тяжело вздохнула. Склон холма, сколько она видела, порос густой осокой, но она различила среди травы какое-то серовато-бурое пятно. Сердце ее сжалось от ужаса. Только бы не Дедушка Бурый Медведь! Утро выдалось на редкость теплое, и он наверняка выбрался из берлоги, изголодавшийся после зимней спячки, и высматривает добычу.

Хорошо еще, что ветер дул ей в лицо, скрывая ее запах от хищников.

Сердце ее бешено колотилось. Она ждала, вглядываясь в бурое пятнышко. Зверь качнул головой; ветер донес до нее легкое фырканье. Лось! Когда же она в последний раз видела живого лося? Пять лет назад? Или больше? И было это далеко на западе, в местах, давным-давно отвоеванных у них Другими.

Страх сковал ее тело. Он был сильнее голода и усталости. Пальцы ее судорожно сжимали деревянную рукоятку копья. Она на ощупь чувствовала, что тетива атлатла все еще держится в пазу. Может, сегодня выстрел будет удачным… Может быть.

Пляшущая Лиса припомнила, как на прошлой неделе она поторопилась и метнула копье слитком быстро. Оно отскочило от рога карибу и не попало в цель, только спугнуло животное. Лишь бы это не повторилось сегодня!

Она ждала, припоминая все, что ей доводилось слышать о повадках лосей. Не больно много… Редко заходили они в их северные плоскогорья. По большей части лоси водились по ту сторону горного хребта, дальше к югу, где трава погуще, близ покрытых лесом равнин, о которых она знала лишь понаслышке. Сколько земель отняли у Народа Другие!

Лось подошел поближе, и ей удалось кое-что разглядеть сквозь заросли осоки. Может, это погода загнала их так далеко к востоку? Животное опустило голову и пошевелило длинным ухом.

Шаг за шагом лось приближался. Она ждала; мышцы ее напряглись; немоты в ступнях как не бывало.

«Сейчас? Нет, подожду-ка еще немного».

Лось поднял голову и поглядел на север, к чему-то принюхиваясь, раздувая широкие ноздри, вслушиваясь в отдаленный шорох. В траве появилось второе животное – теленок. Он шел по пятам за взрослой лосихой.

У Пляшущей Лисы пересохло в горле, сердце ее бешено колотилось. Столько мяса! Столько сразу!

Лосиха прошла еще несколько шагов, задрав голову. Она принюхивалась к ветерку: видела она скверно, и только нюх мог ее выручить. Теленок шел вдоль русла ручейка, хорошо заметного из убежища Лисы, шел осторожно, опасаясь засады.

Она выбрала лучшее место из всех, какие только были. В это время года, ранней весной, вода обычно бывает только талая, и потому к этому ручью сбегалась дичь со всей округи, прямо как мухи на открытую рану.

Подожди, сказала она себе. Звери, как попьют, всегда размякают. Потерпи. Лосиха наклонила голову, чтобы попить вслед за своим детенышем, и пошла назад, погружаясь мордой в траву. Она подошла еще ближе к Лисе.

У лосей хороший нюх и хороший слух, но дыхание у них слабое. Хороший удар по ребрам – и с них довольно. Она стала припоминать все, что слышала об этих животных. Такая огромная тварь – и только одно слабое место. Да и кожа у них толстая – не такая, чтобы строить чумы или шить одежду, но все-таки…

Вдруг лосиха, шагах в десяти от нее, повернулась и стала щипать траву. Из своего укрытия Лиса могла различить даже белые волосы у нее на ноге.

Сейчас!

Пляшущая Лиса, не торопясь, гибко выпрямилась и, изо всех своих сил разогнув рукоятку атлатла, послала копье в цель. Копье вошло точь-в-точь между движущихся ребер, протолкнувшись чуть вперед.

Огромная лосиха с криком отпрянула, вытянула задние ноги, дважды фыркнула и пустилась наутек. Лосенок пискливо взвизгнул и бросился вслед за ней.

Пляшущая Лиса прицелилась и метнула второе копье вслед убегающей лосихе и ни на шаг не отстающему от нее испуганному лосенку. В лосенка копье не попало.

– Все в порядке! Ты убила мать! – закричала откуда-то сверху Кого-ток. – Хороший выстрел! Копье вошло глубоко. Ты убила ее, Лиса.

Она кивнула, довольная собой. Старуха стала спускаться вниз по каменной террасе. Лиса слышала, как перекатываются булыжники у нее под ногами.

Лосиха тем временем ковыляла среди оставшихся еще у подножия холмов сугробов. С трудом она поднялась по склону и скрылась из виду.

Пляшущая Лиса отметила для себя место и пошла по следам животного. Там, где лосиху настигло ее копье, виднелась свежая горка навоза.

Кого-ток склонилась над зарослями осоки и усмехнулась, глядя на глубоко отпечатавшиеся в земле следы.

– Видишь, – заметила она, – я же говорила тебе, что здесь места отменные. Я их запомнила, еще когда мы стояли здесь лагерем – когда? – десять лет назад? Давно это было. Никогда раньше я не бывала так далеко на юге. Мужик мой привел меня сюда. Хотел идти дальше, да не решился: чем дальше к югу, тем короче весна, травы быстрее отцветают.

– А Бегущий-в-Свете ушел куда дальше на юг! – вздохнула Пляшущая Лиса, вглядываясь в сверкающие ледяные горы на горизонте. – Ну так что, Бабушка, можешь ты идти? Это, должно быть, не далеко: когда я ее в последний раз видела, она уже еле двигалась.

Кого-ток пошамкала губами, цепко вглядываясь в следы.

– Вот кровь… Темная. Нутряная кровь. Ты ее до печенок пробила.

– Ты, я погляжу, не растеряла своего искусства.

– Не капельки, деточка моя, – кашлянула старуха. – Только вот в теле уже нет силенки.

Они двинулись. Солнце тускло сияло на западе.

– Она пошла вот сюда, – говорила Лиса, указывая на следы. На земле запеклись густые подтеки крови. Лиса на глаз измерила высоту солнца. Три ширины ладони над горизонтом… Того и гляди, зайдет. Мысль о том, что убитая олениха останется на съедение водкам, глубоко ранила ее.

– Недалеко уже, – утешила ее старуха. – Смотри-ка – пена. Это вытекло у нее из носа. Она издохла, пока мы с тобой толковали.

– Или просто упала.

– В любом случае сейчас-то она мертвая. Когда они падают, у них внутри начинается кровотечение, и им приходит конец. Сейчас мы до нее доберемся.

Они шли дальше по следам. Кровавых пятен было все больше. Лосиха, видно, ковыляла из последних сил, пытаясь уйти от охотников, а лосенок увивался за ней.

– А тебя хватило надолго. Я и думать не могла… – удивленно заметила старуха.

– Еще не то предстоит… – отозвалась Лиса, обернувшись на закат.

– Дивные дела! Не ожидала я, что у тебя настолько хватит силы. Я думала, ты через неделю как миленькая вернешься в племя.

– Тогда почему же ты ушла вместе со мной? Старуха криво улыбнулась:

– Ох, сама не знаю. Думала, посмотрю-ка, что у тебя выйдет. Давненько уже женщины не покидали свой народ, чтобы жить в одиночку. Мужчины – да, бывали такие, хоть и немного. Но женщина? Цапля – последняя, кого я упомню, а ведь с тех пор уж раз двадцать с лишним миновал Долгий Свет.

Лиса покачала головой. Вот бы ей дар Сновидицы, как у Цапли, – тогда бы она точно знала, как поступать! Сейчас все тяжелее…

– Я не могла остаться, – просто сказала она.

– Не любишь Вороньего Ловчего, да?

Лиса качнула головой, потом вдруг задумалась.

– Я… Правду тебе сказать, я и сама не знаю. Не то чтобы я по-настоящему его ненавидела. – Она усмехнулась себе под нос. – Можешь ты поверить? Ведь он приволок меня обратно к Кричащему Петухом – на позор и поругание. Он насиловал меня каждую ночь, пока ты не стала спать со мной под одним плащом. А я… сама не знаю, как я отношусь к нему.

– Поэтому ты и ушла? Она улыбнулась:

– И в первый раз в жизни, Бабушка, я свободна!

– А дальше что?

Пляшущая Лиса пожала плечами:

– На Обновление придет Бегущий-в-Свете.

– Если он жив.

Внутри у Лисы похолодело. Она закусила губу.

– Нет, он жив…

– Ты хочешь выйти за него замуж?

– Не знаю, если он все еще хочет…

– Что ж, попробуй. Только не забывай: Вороний Ловчий тоже там будет. И Кричащий Петухом. – Косматые брови старухи нахмурились. – И зачем этот старый плут все еще жив? Столько добрых людей померло от голода и холода, а ему – хоть бы хны…

Пляшущая Лиса покачала головой:

– Везет ему, вот и все. Кого-ток покосилась на нее:

– Никто тебя не осудит. Женщина имеет право уйти от мужа, если он дурно с ней обращается. А Кричащий Петухом с тобой обращался дурно. Теперь это все знают.

Лиса беспомощно подняла руки, чуя, как вечерний туман окутывает равнину. Последние лучи солнца оставляли повсюду глубокие тени; роса серебрилась на листьях осоки и полыни.

– Ты думаешь, я правильно поступила? Старуха вздохнула:

– Не спрашивай меня, деточка. Какой из меня судья? Я и так уж заживаю чужой век. Кабы не ты, меня давно уж занесло бы снегом. Пока я таскаюсь на ногах, я у тебя в долгу. Да только уж позволь старухе заглянуть чуть вперед. В конце концов нас съест медведь. Что ж, это почетная смерть, не всякому выпадает. А если я прежде помру, ты отпоешь меня, посвятишь Звездному Народу. С меня довольно.

– Теперь и с меня этого довольно.

Старуха озабоченно на нее поглядела:

– Знаешь, ты ведь долго так не протянешь. Какой-нибудь мужчина силой возьмет тебя и оставит в тебе свое семя. И тогда уже тебе не выжить одной. Это уж на всех женщинах такое проклятие! Всегда найдется какой-нибудь мужичонка – и засунет в тебя свое орудие. Или они ранят тебе душу до крови, а потом и знать тебя не хотят, или раздвигают тебе ноги и берут тебя силой!

– Ну, пока Вороний Ловчий не настиг меня, мне ни то ни другое не грозит, – с надеждой сказала Пляшущая

– Конечно… – признал он. Еще бы ему не нравилось! Это как огонь в зимнюю ночь.

– Но тебе не хочется отдавать за это свою душу? Ты хотел бы играть с огнем, как ребенок, но не жертвовать собой, чтобы узнать тайну огня?

– Я всего лишь Бегущий-в-Свете. Ублюдок какого-то Другого, – горячо возразил он. – Я не…

– Ну и что же с того? – Она запрокинула голову и вопросительно подняла бровь.

Душу его ел и страх – и тоска по прежним временам. Он готов был разрыдаться, вспоминая, как легко жилось ему до Волчьего Сна. Да, он голодал, но душа его была цельной и нетронутой. А сейчас она как раздвоенный наконечник копья.

– Я даже не принадлежу по-настоящему к Народу. Я недостоин!

– Почему?

– Я больше не гожусь. У меня сил нет…

– Каждому кажется, что он не годится, не подходит для своей роли. Такова уж доля человеческая.

– Со мной такого прежде не бывало – пока Волк не позвал меня.

– А теперь что же случилось? Он поежился, борясь с недомоганием, которое всякий раз вызывало у него воспоминание о Сне.

– Теперь я совсем другой.

– Конечно!

В горле у него образовался комок.

– Но почему я? – через силу произнес он.

– Потому что тебя коснулась душа мира. Ты видел вблизи, как сражаются Дети-Чудища, как в жуткой тишине сталкиваются их копья. И себя самого, сверкающий мрак твоей души, увидел ты в их глазах.

– Слова, – печально сказал он. – Это только слова. – Но их ошеломляющая правда колотилась в груди его, как барабанный бой.

– Да, ты другой. Бегущий-в-Свете умер, когда Волк вызвал его из Мамонтового Лагеря.

Бросив взгляд на залитую солнцем каменистую равнину, он тяжело вздохнул: "Да, она права, я уже наполовину умер. Но почему же я совсем не в силах больше жить? Где Пляшущая Лиса? Что случилось со мной?