Текст книги "Юная жена"

Глава 37

Прошло целых два дня, прежде чем лихорадка Грэма пошла на спад. Эвелин оставалась затворницей рядом с ним. Сейчас она больше, чем прежде, боялась оказаться в гуще чужого клана. К этому времени они все должны уже знать, что нападение на ее мужа, возможно, подстроил лэрд Армстронгов. Вот и еще один повод ненавидеть ее, хотя едва ли он им действительно нужен.

Сон наконец одолел Эвелин, и перед рассветом она сидя задремала на кровати рядом с Грэмом. Он зашевелился, и она тотчас проснулась. Мягкий утренний свет сочился сквозь чуть раздвинутые меховые занавеси.

Муж открыл глаза. На лбу у него собрались капельки пота. Он стянул с себя покрывало, и Эвелин увидела, что все его тело в поту.

– Грэм! – воскликнула она, даже не зная, слышит ли он ее. – О, Грэм! – Горло у нее распухло и болело, хотя прошло уже несколько дней после нападения. Каждое слово давалось с трудом.

Она склонилась над ним, щупала, гладила по влажной коже – впервые за все время она не была сухой и горячей.

Его мутные глаза долго вглядывались в ее лицо. Наконец он нахмурился и спросил:

– Что случилось?

– А ты не помнишь? – в ответ спросила Эвелин.

Грэм, казалось, глубоко задумался. Вдруг краска бросилась ему в лицо, в глазах вспыхнул гнев. Он крепко схватил Эвелин за плечи, словно желая убедиться, что она цела.

– С тобой все в порядке? – требовательно произнес он. – Он тебя ранил? Что случилось, когда в меня попала стрела?

– Грэм, тебе нельзя двигать руками! – воскликнула Эвелин, сняла его левую руку со своего плеча и положила на постель.

В глазах Грэма мелькнула боль, он с недоумением посмотрел на повязку.

– Ответь, жена! Что с тобой произошло?

Эвелин коснулась его щеки, ласково провела вдоль суровой линии подбородка. Облегчение было так велико, что она испытывала настоящую слабость.

– Со мной все хорошо, – ответила она. – А вот ты нас всех напугал.

Он мрачно сдвинул брови.

– Как долго я тут лежу?

– Четыре дня. Это просто чудо, что лихорадка продлилась только четыре дня. У меня у самой однажды была лихорадка. Я думала, ты будешь болеть куда дольше.

Грэм тут же захотел встать, но Эвелин уперлась руками ему в грудь и с самым решительным видом уложила на постель.

– Тебе нельзя вставать! – как можно громче закричала она.

Грэм вздрогнул, удивленный силе ее голоса. Эвелин знала, что получилось громко, но хотела быть уверенной, что он услышит.

Грэм послушно откинулся на подушки и внимательно оглядел ее с ног до головы.

– Ты ужасно выглядишь. Ты сказала мне неправду? Тебя тоже ранили?

Его слова оказались последней каплей. Все навалилось на нее сразу: облегчение, крайняя усталость, страх. Но главное – облегчение. Сквозь слезы, застилавшие ей глаза, она увидела, что Грэм попытался сесть, снова уронил голову на подушки и что-то крикнул. В тот же миг в комнату вбежали его братья. Боуэн крепкими руками приподнял Эвелин с кровати. А она все тряслась от рыданий. Казалось, последние силы оставили ее в тот момент, когда она поняла, что Грэм поправится.

Тут еще кто-то обнял ее за талию и повел к скамье возле камина. Эвелин подняла голову и с изумлением увидела Нору, которая положила в камин несколько поленьев и развела огонь. Потом она обернулась и уставилась на Эвелин решительным взглядом.

– Вот и отлично, миледи. Ты, конечно, будешь кричать и гнать меня прочь из покоев лэрда, но у тебя уже не осталось сил, а потому я не сдвинусь с места. О тебе тоже надо кому-нибудь позаботиться. Сколько дней ты сидишь у постели лэрда, не ешь и не спишь? Болеешь, потому что сильно упала с лошади. И конечно, прошу прощения, выглядишь просто ужасно.

По щекам Эвелин покатились слезы. Она была так изнурена, что могла лишь сидеть и плакать – два человека за две минуты заявили ей, что она ужасно выглядит.

Нора стояла, уперев руки в бока, а Эвелин сидела и плакала. Убедившись, что Эвелин на нее смотрит, она продолжила свою речь:

– Я должна извиниться перед тобой. Мы все должны извиниться. Но сейчас на это нет времени. Важно, чтобы ты сама не заболела и чтобы за лэрдом хорошо присматривали.

Эвелин хотела возразить, но Нора подняла руки.

– Никто не говорит, что ты плохо за ним ухаживала. Я никогда не видела такой преданности. Он хорошо поправляется, а сейчас там, в постели, требует, чтобы ему рассказали, что с тобой произошло.

Эвелин попыталась обернуться, чтобы увидеть Грэма, но Нора поймала ее за руку, удержала на месте и сама села рядом.

– Нет, больше ты не будешь ухаживать за лэрдом. Он теперь быстро поправится. Теперь надо заняться тобой. Я вот что скажу, да так, чтобы он тоже слышал.

Эвелин с изумлением наблюдала за дерзким поведением бывшей домоправительницы.

– Ты больше не можешь продолжать жить так, как в эти дни. Тебе нужны пища и отдых. Надо, чтобы тебя осмотрели – вдруг ты нездорова? Позволь мне и другим женщинам помочь в уходе за лэрдом, или я попрошу братьев лэрда привязать тебя к кровати и сделаю это с благословения самого лэрда. А он согласится, как только узнает, до чего ты себя довела за последние дни.

Эвелин помрачнела.

– Боуэн и Тиг ни за что такого не сделают.

Нора приподняла бровь.

– Это их идея, миледи. Мы как раз поднимались сюда, чтобы помочь вам, когда услышали, что лэрд нас зовет на помощь. Братья лэрда знают, что с вас достаточно. Мы все это знаем. Я сама вызвалась пойти к вам. Я ведь ваша должница. Клянусь, мы не оступимся ни от вас, ни от лэрда.

– Почему ты переменилась ко мне? – с большим трудом из-за боли в горле спросила Эвелин, потирая шею.

Взгляд Норы смягчился и стал виноватым.

– Прости меня. Ничего бы не случилось, если бы мы тебя не выгнали. А ведь ты так отчаянно боролась за жизнь нашего лэрда. Не держала обиду. Мне стыдно за себя. Из нас двоих ты оказалась на высоте. Если ты дашь мне шанс исправить все дурное, что я наделала, клянусь, ты не пожалеешь.

Эвелин не могла поверить тому, что видит. Казалось, Нора говорит искренне. Весь ее облик выражал вину и сожаление, морщины на лице углубились.

– Я и правда голодна, – сказала наконец она.

Нора улыбнулась.

– Конечно, голодна. Несколько дней у тебя маковой росинки во рту не было. А теперь я хочу, чтобы ты спустилась со мной вниз. Мэри сейчас готовит тушеную оленину. А когда поешь, тебя отведут в баню, чтобы хорошенько отмокла в горячей воде и твое тело расслабилось. Потом тебя осмотрит Найджел. Надо убедиться, что у тебя нет ничего такого, чего не излечит крепкий сон. И вот тогда ты вернешься сюда и поспишь вместе с лэрдом. Но помни, если ты не будешь спать, прикажу запереть тебя в другой комнате. Если понадобится, я своими руками волью тебе в глотку сонное зелье.

Несмотря на боль в горле, Эвелин засмеялась. Решительный вид Норы рассмешил ее.

– Бедная ты девочка, – с сочувствием пробормотала Нора. – Ты все горло разодрала своими криками. Во всем замке было слышно, когда ты прискакала за помощью. Как только ты решилась сесть на этого жеребца? Он настоящий зверь, а ведь ты боишься лошадей. В замке все об этом только и говорят. Все знают, как отчаянно ты защищала нашего лэрда. Думаю, некоторые тебя теперь побаиваются.

Эвелин улыбнулась. Смешно, если и правда ее будут теперь бояться. Она вгляделась в лицо Норы.

Вот и пришел ее шанс, тот, которого она так ждала. Конечно, можно продолжать гневаться, не даровать им прощения, а можно стать выше обид и начать все сначала.

Эвелин взяла руку Норы и пожала.

– Благодарю. Баня и тушеная оленина – об этом можно только мечтать.

Нора помогла ей подняться, и Эвелин едва не повалилась на пол. Она стойко держалась, пока не поняла, что Грэм теперь может обойтись без нее, и тут силы оставили ее.

Обернувшись на мужа, она прочла в его глазах гнев и тревогу. Он сидел в постели, со всех сторон подоткнутый подушками. Братья были рядом, но его взгляд не отрывался от Эвелин.

– Подойди, – приказал он.

С помощью Норы Эвелин с подгибающимися коленями сумела приблизиться, но у нее так дрожали ноги, что она боялась упасть прямо на глазах у мужа.

Правой рукой он потянул ее вниз, и Эвелин присела на край кровати.

– Ты сделаешь все, что они скажут, – тоном приказа произнес он. – С этого момента ты будешь заниматься только собой и своим здоровьем. Ты поняла? Боуэн рассказал мне, как ты упала с лошади. Бог мой, девочка, о чем ты думала, когда лезла на этого зверя? А ведь ты боишься лошадей… Он мог тебя убить. – Грэм замолчал. Его грудь ходуном ходила от волнения, но глаза сверкали решимостью. – Иди вниз, поешь, потом, как сказала Нора, сходи в баню. И только тогда возвращайся сюда. Найджел тебя осмотрит. А потом будешь спать до тех пор, пока я не позволю тебе подняться с постели. В противном случае я дал разрешение Боуэну и Тигу сделать все, чтобы мой приказ был выполнен.

Глаза Эвелин широко распахнулись, но Грэм вдруг привлек ее к себе и крепко поцеловал, а когда отпустил, мысли Эвелин так смешались, что она с трудом понимала, что происходит.

– Теперь иди, – распорядился Грэм. – И возвращайся быстрее. Я хочу знать, что с тобой все в порядке.

Глава 38

Как только Эвелин вышла, Грэм повернулся к братьям:

– А теперь рассказывайте правду. Что с Эвелин? Она ранена, расшиблась?

– Я не знаю, – честно признался Тиг. – Твоя жена отказалась от любой помощи. Думала только о тебе и твоем здоровье. Она упала с твоего жеребца, но тут же встала, снова вскочила в седло и привела нас к тебе.

Грэм негромко выругался. В плече возникла резкая боль.

– Вы не должны были этого позволять. Сначала следовало позаботиться об Эвелин.

Боуэн расхохотался.

– Ты не видел свою маленькую женушку, брат. Перед ней вся крепость дрожала от страха. Она орала как сумасшедшая, когда кто-нибудь пытался войти к тебе в спальню. Не пускала никого, кроме меня, Тига, Рори, отца Драммонда и Найджела. А священника пустила лишь при условии, что он не станет давать тебе последнего причастия. Никому не позволялось даже мысли допустить, что ты не выживешь. То еще было зрелище.

– Ты нас всех напугал, – проворчал Тиг.

– Что произошло? – спросил Грэм. – Я помню все как в тумане. Помню, как закричала Эвелин. Я выхватил меч, обернулся и увидел, что приближается всадник. Помню, что пытался уклониться от стрелы, упал и стукнулся головой. Больше ничего не знаю.

– А дальше было вот что. Эвелин кричала так, как будто за ней гнались все демоны ада, и отпугнула стрелка. Потом схватила твой меч и приготовилась тебя защищать. Всадник убрался восвояси, а она вскочила на твоего жеребца и понеслась в крепость. Всю дорогу вопила, звала на помощь. Влетела на полном скаку в ворота, и тут твой конь сбросил ее через голову. Она проводила нас к тебе, мы уложили тебя на носилки, а Эвелин отказалась вернуться на лошади вместе с Боуэном и всю дорогу до крепости прошла пешком рядом с носилками. И с тех пор все время была рядом с тобой. Не ела, не спала. Не позволила лекарю осмотреть ее.

– Вот дурочка, – пробормотал Грэм. – Что бы я без нее делал? Я не могу ее потерять.

Он выпалил это не думая, хотя в ином случае промолчал бы о своих чувствах к Эвелин. Его приводила в ярость мысль о риске, которому она подвергалась. Страх не оставлял его с той минуты, когда он понял, как легко мог ее потерять. Боуэн и Тиг ничего не сказали в ответ, но Грэм прочел в их глазах понимание.

– Кто это сделал? Вы его выследили? – требовательным тоном произнес Грэм.

Младшие братья обменялись смущенными взглядами.

– Рассказывайте! – приказал Грэм.

– Для Эвелин эта история оказалась тяжелее, чем ты думаешь, – негромко сказал Боуэн.

У Грэма кровь застыла в жилах.

– Вы говорили, с ней ничего не случилось. Он напал на нее?

Боуэн покачал головой:

– Нет, все было, как мы сказали. Эвелин видела стрелка. И описала. Сообщила приметы.

– Возможные приметы, – вмешался Тиг.

Боуэн кивнул.

– Да. И теперь мы не знаем, как все это расценивать. Мы послали солдат обыскать окрестности. Усилили патрули на границах, чтобы обезопасить клан. Но не стали ничего предпринимать, основываясь на словах Эвелин, до тех пор пока не поговорим с тобой.

Грэм с недоумением покачал головой.

– Эвелин узнала стрелка, а вы ничего не предприняли?

Братья снова обменялись взглядами, а сердце Грэма сжалось от дурного предчувствия. Он был еще очень слаб, и его бесило то, что жена нуждается в помощи, а он валяется среди подушек и способен лишь слушать то, что говорят другие. Пожалуй, сам он сейчас не может и ложку поднести ко рту.

– Эвелин считает, что видела человека из своего клана, – бесстрастным тоном сообщил наконец Тиг.

Грэма как будто ударили по голове.

– Это она вам сказала?

Боуэн кивнул.

– Она была страшно расстроена, но не стала скрывать правду. Конечно, она боится последствий. Помнишь, вначале мы опасались, что Эвелин до конца не понимает всех обстоятельств вашего брака? Все она прекрасно понимает. Знает, что был подписан договор о преданности, что, если мы начнем войну, оба клана будут объявлены вне закона и за наши головы назначат награду.

– И все же она сказала правду, – задумчиво проговорил Грэм.

– Да, – пробормотал Тиг. – Я не стал бы ее винить, если бы она умолчала о том, что видела. Не уверен, что сам бы не промолчал, окажись я на ее месте.

– Удивительная девушка, – пробормотал Грэм.

– Точно, – согласился Боуэн. – Она проявила поразительную верность тебе.

Грэм ощутил прилив гордости. Он вдруг вспомнил, что перед выстрелом как раз умолял дать ему еще один шанс, просил не возвращаться в свой клан. Значит, она сделала свой выбор. Неистовая радость охватила его. Сил сразу прибавилось. Эвелин предпочла его собственному клану. Не стала лгать, чтобы защитить родственников. Поступила справедливо и сказала правду.

Но вместе с радостью к Грэму пришло осознание возникшего положения. Он помрачнел. Если Тэвис Армстронг приказал убить мужа своей дочери, это означало войну. Грэм не останется в стороне, не позволит угрожать своему клану. Он зальет землю кровью Армстронгов, а потом попробует уладить отношения с королем.

Но тогда он скорее всего потеряет любовь и преданность Эвелин. Как сможет она любить человека, уничтожившего ее семью? Грэм никогда не думал, что перед ним может встать подобный вопрос. Он не может допустить, чтобы его клану угрожала опасность, но если он принесет смерть семье Эвелин, разве она его простит?

Он закрыл глаза и откинул голову на подушку.

– Тут есть над чем подумать, – заметил Боуэн.

– Конечно, – буркнул Грэм. – Я не хочу ее терять. Не хочу, чтобы она смотрела на меня с ненавистью. Я этого не выдержу.

– Я тоже не хочу, чтобы она меня ненавидела, – тихо произнес Тиг. – Не хочу оказаться человеком, который уничтожит ее семью. Грэм, мне она нравится. Она столько всего перенесла. Ее унижали, насмехались над ней, заставляли до изнеможения работать, но она не озлобилась против нас. Сохранила тебе верность.

– Кто может сказать, что его жена принесла ради него столько жертв? – спросил Боуэн.

– Я могу, – сказал Грэм.

– Я хотел задать тебе тот же вопрос, который возник у Тига, когда Эвелин впервые рассказала нам о том, что видела.

Грэм вопросительно взглянул на брата.

– Продолжай.

– Тебе не кажется странным вот что: если Тэвис Армстронг намеревался тайно убить тебя, то зачем он послал для этого человека со всем известной эмблемой Армстронгов?

Тиг кивнул:

– Возможно, кто-то хотел, чтобы казалось, будто покушение на тебя совершили именно Армстронги. Смотри: даже если у стрелка ничего не получится, все равно начнется война между двумя кланами, то есть цель будет достигнута – мы больше не будем союзниками, пусть даже союзниками поневоле. А я уверен, очень многим не нравится, что самые могущественные кланы в горах объединили свои силы.

– Точно. Многие предпочли бы, чтобы мы оставались злейшими врагами и дрались между собой. Если бы мы захотели, то могли бы победить любой клан, ведь наша объединенная армия превосходит любую другую, даже армию короля. Для кого-то это весьма неприятно, – добавил Боуэн.

Грэм кивнул:

– В этом есть смысл. Тэвис Армстронг не глуп. Но, может, ему наплевать, что начнется война? Трудно сказать, что у него на уме, пока мы с ним все не обсудим.

– Так что будем делать? – спросил Тиг. – Ты не можешь сейчас воевать.

Грэму хотелось вскочить и начать готовить людей к бою, но он знал, что в теперешнем состоянии будет плохим вождем и плохим воином. Ждать не хотелось, но он понимал, что придется.

Однако он может отправить гонца к Армстронгу и потребовать встречи на нейтральной земле, только подождет еще несколько дней, пока не окрепнет. Если сформулировать задачу именно так, Тэвис не сможет отказаться. Он захочет узнать, как дела у дочери и зачем Грэм потребовал встречи.

Грэм сообщил братьям о своем решении и увидел в их глазах облегчение. Воевать они хотели не больше, чем сам Грэм. Тем не менее если за нападением на Грэма действительно стоит отец Эвелин, то война неизбежна. И тогда Эвелин будет для него потеряна.

Он поднял левую руку, чтобы проверить ее возможности. Плечо тотчас пронзила острая боль, у Грэма даже дыхание перехватило, и он уронил руку на покрывало.

– Глупо, – пробурчал Тиг. – Ты не поправишься, если не будешь беречь руку, и тогда от тебя не будет толку в бою. Не спеши, Грэм. Понятно, что тебе не хочется лежать здесь и лечиться, но придется.

– Да знаю я, знаю, – пробормотал Грэм. – Но мне это не нравится.

– Побудешь с Эвелин. Ей как раз требуются внимание и забота, – сказал Боуэн. – Ей тяжело сейчас.

Губы Грэма сжались в жесткую линию, прежде чем он сказал:

– Она ничем не станет заниматься, будет только отдыхать. Я прослежу за этим.

Дверь распахнулась, в комнату влетела Нора и сразу нашла взглядом Грэма.

– Что случилось? – встревоженно спросил он.

– Милорд, только не нервничайте. Найджел несет вашу жену сюда.

Грэм рванулся, чтобы встать, но Боуэн и Тиг навалились ему на плечи и прижали к подушке.

– Что случилось? – взревел Грэм.

– Наверное, она спит, – ответила Нора. – Она поела, потом мы отвели ее в баню и уложили в ванну. Бедная девочка то ли потеряла сознание, то ли заснула, но разбудить мы ее не смогли. Поэтому я завернула ее в простыню и позвала Найджела. Сейчас он несет ее наверх. А вот и он. Сюда, Найджел, неси ее на кровать к лэрду, а я уложу ее как следует. Позже я еще загляну проведать бедную девочку.

В дверях показался Найджел с Эвелин на руках. Она выглядела совсем невесомой и хрупкой.

У Грэма мурашки побежали по спине.

– Положите ее с этой стороны, – распорядился он. Ему хотелось, чтобы Эвелин оказалась между ним и стеной, где она будет в безопасности.

Боуэн и Тиг встали, помогли перетащить Эвелин, которая была полностью укрыта простыней, виднелось только лицо, через Грэма и осторожно опустили на кровать.

Нора выпроводила Найджела из комнаты и выразительно посмотрела на Боуэна и Тига. Грэм заметил особое выражение на ее лице и понял, что она желает всех удалить, потому что хочет сказать ему что-то наедине. Махнув братьям, он пообещал вскоре снова позвать их. Нора закрыла за ними дверь и повернула обеспокоенное лицо к Грэму, потом подошла к кровати и стала разматывать простыню вокруг Эвелин.

– Вы должны это видеть, лэрд, – бедная девочка в синяках с ног до головы. Когда мы раздели ее, чтобы уложить в ванну, я чуть не заплакала. Не знаю, как она терпела боль все эти дни и как ничего себе не сломала, когда упала с лошади.

Простыня сползла с обнаженного тела Эвелин, и Грэм резко выдохнул, а вдохнуть снова не смог.

О Боже! Все тело Эвелин было покрыто огромными багровыми синяками. На локтях и коленях виднелись ссадины с запекшейся кровью. Бедро было почти черным. На одном плече расползалось отвратительное желто-зеленое пятно. На ногах и руках тоже было множество кровоподтеков, царапин и следов от ушибов.

– Больше она ничего отдать вам не могла, – торжественным тоном произнесла Нора.

– Ты думаешь, я знал об этом? – в ярости спросил Грэм. – Думаешь, я позволил бы ей приносить такие жертвы? Черт возьми, да я привязал бы ее к кровати и насильно влил бы ей в глотку сонное зелье!

– Есть еще кое-что, – сказала Нора, не робея от его гнева. – Она так громко кричала, когда звала на помощь, и потом еще, когда выгоняла всех из вашей комнаты, что сорвала голос. Несколько дней ей лучше совсем не говорить. Я буду приносить ей горячий сидр для смягчения больного горла.

Грэм кивнул. Ему хотелось, чтобы она скорее ушла. Эвелин принадлежит только ему одному. Он обнимет ее, прижмет к себе, почувствует тепло ее тела. Когда она рядом, боль куда-то уходит.

Теперь он будет о ней заботиться. За эти дни Эвелин отдала ему все свои силы, ничего не оставив себе. Она решила свою судьбу, когда, как львица, бросилась его защищать и ухаживать за ним. Он просил Эвелин дать ему еще один шанс. Может быть, она уже приняла решение, а может, и нет, но теперь она принадлежит только ему. Никто и ничто не встанет между ними – ни ее семья, ни его клан. И он не отступит, будет бороться за свою жену, как за собственную жизнь.