Текст книги "Комната кукол"

Я сдержалась и не потянулась к медальону, только скрестила руки на груди, потеряв дар речи от гнева.

– Ужинать ты будешь со слугами, – сказала Вайолет, будто не услышав последних слов Руфуса. – А завтракать со мной и братом. Завтрак каждое утро в девять часов. Остальное время можешь планировать сама, как тебе удобнее. Главное, чтобы ты выделяла час на работу. – Улыбнувшись, она добавила: – И не ломай голову над тем, что о тебе подумают другие. В этом нет никакой необходимости.

Я кивнула, восприняв ее слова как комплимент. Вайолет хотя бы пыталась казаться милой, а Руфус, напротив, все время грубил.

Но она нравилась мне ничуть не больше, чем он: мне казалось, что и ее слащавость, и его грубость – лишь лицемерие.

– Тогда сейчас я пойду к себе в комнату и немного отдохну, если вы не возражаете. И мы завтра увидимся за завтраком… Где именно он будет проходить?

– Там, где мы пили сегодня чай, – ответила Вайолет. – Это Утренняя комната. А это – Комната кукол, но никому не говори это название. Ты сама найдешь дорогу. – Это был не вопрос, а требование. – И ключ не забудь.

Руфус молча вытащил его из замка и передал мне.

– Можешь идти, – сказала Вайолет.

На этот раз я сразу заметила ловушку.

– Мне нужно запереть дверь, поэтому я подожду, пока вы выйдете.

Руфус смерил меня взглядом.

– Это не единственный ключ. – В его голосе слышался холод. – Естественно.

Я поспешно убралась оттуда. На тот момент я была по горло сыта куклами. И Молинье.

Я собиралась просто прилечь ненадолго – не потому, что устала, а чтобы отвлечься. Я была рада, что у меня есть возможность побыть одной. Раз я буду ужинать со слугами, нужно приготовиться к их любопытным взглядам и расспросам, так что лучше сначала все обдумать. Руфус и Вайолет не собирались отвечать на мои вопросы, поэтому мне все предстояло выяснить самой. Кроме того, я была рада выбраться из этого платья с рюшами. В шкафу я не нашла ночной рубашки, но стоило мне откинуть одеяло – и оказалось, что она лежит на кровати. Словно она уже давно тут лежала и ее носил кто-то другой до меня. Но поскольку я даже не знала, кто я теперь такая, едва ли именно рубашка должна была меня беспокоить.

Я повесила ее в изножье кровати, чтобы она немного проветрилась. Старое платье, которое я там оставила, куда-то исчезло, но меня это не огорчило – скорее, обеспокоило, ведь это означало, что кто-то заходил в мою комнату. Затем я задернула занавески и улеглась на кровать, не ожидая, что действительно засну. Мне хотелось поваляться, проверить, лучше ли она, чем в приюте. Я просто закрыла глаза – а когда открыла их, стояла глухая ночь. Эх, ну разве не могла я проспать до утра? А теперь вокруг царила непроглядная тьма. Я еще никогда в жизни не видела такую темную ночь. И я находилась в доме, который и днем-то казался жутковатым.

Который сейчас час? Я понятия не имела. Стояла ночь, и в любом случае было еще рано отправляться на завтрак. Одиннадцать часов вечера или четыре утра – даже этого я не могла определить. Сквозь тонкие занавески в комнату проникал слабый свет – звезд, не луны, и я почувствовала себя маленькой и потерянной. В городе никогда не было так темно. На улицах светились газовые фонари, а смог и туман не пропускали свет, и потому он окутывал дома, лился в окна. Но здесь, за городом, никаких источников освещения не было.

Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я осторожно встала с кровати и раздвинула занавески: может быть, по небу я смогу определить, близится ли утро. Я увидела звезды – больше, чем за всю свою жизнь. Небо было чернильно-черным, и в нем мерцали тысячи крохотных звездочек. Света от них было мало, они даже тьму небосклона не разгоняли, но они были так прекрасны, что я просто стояла и смотрела. Усталой я себя не чувствовала, ни капельки, и не хотелось ложиться обратно в постель, когда за окном – такая красота.

Одеться в темноте оказалось непросто. Платье было белым, поэтому разглядеть его даже в темноте не составило труда, но вот надеть… Я попробовала действовать на ощупь, сразу же запуталась головой в рукаве и застряла, как будто меня проглотила огромная змея. Вчера я забыла попросить у Салли свечу, но даже если бы в комнате и нашлись свечи, спичек у меня все равно не было. Значит, нужно было как-то обходиться без света.

Я хотела выйти в сад и насладиться ночью. Собственно, я не рассчитывала кого-то встретить по дороге, поэтому можно было бы отправиться в путь в нательной рубашке и нижней юбке, но даже ничтожная вероятность наткнуться в доме на Руфуса заставляла меня полностью привести себя в порядок. В итоге я одолела платье и, пошарив по полу, нашла обувь. И вышла из комнаты в темный коридор.

Я опять кралась, стараясь как можно меньше шуметь. Кончиками пальцев я касалась стены. Тут царила непроглядная тьма. Буквально. Я не видела даже собственных рук, и это не образное выражение. Я никого не хотела будить, а значит, нельзя было обо что-то споткнуться, и уж точно нельзя было свалиться с лестницы. Теперь долгие годы тренировок давали о себе знать. Я двигалась уверенно и, как мне представлялось, грациозно. Воображать собственное изящество и ловкость в этот момент было легко, ведь никто меня не видел, включая меня саму.

Когда я добралась до большой лестницы, ведущей в холл, передвигаться стало легче: внизу виднелись огромные окна, в которые проникал звездный свет, показавшийся мне необычайно ярким. Словно балерина, я принялась спускаться по ступенькам – я никогда в жизни не видела балет, но у меня были кое-какие представления о том, как все это должно выглядеть. В итоге я очутилась перед большой двустворчатой дверью. Она была черной, и свет, казалось, огибал ее поверхность, поэтому я принялась ощупывать ее вслепую. Я искала засов, чтобы выйти в сад. Но засов я так и не нашла. Только замок. Без ключа. Замечательно. Вокруг глухая ночь, я обошла полдома, а теперь придется возвращаться? Что же мне делать? Опять ложиться в постель? Но спать не хотелось. Так почему бы не осмотреть Холлихок комнату за комнатой, не опасаясь на кого-то наткнуться? Конечно, при свете сделать это было бы легче, можно было бы разглядеть больше. Но наверняка с этим можно что-то поделать. Где-то я видела керосиновую лампу… Прошло какое-то время, прежде чем я поняла, что лампа стояла на комоде в Комнате кукол. Рядом с куклами.

Я сглотнула. Есть комнаты, куда не захочется заходить в темноте, и это был как раз тот случай. От этих кукол у меня и днем мурашки бежали по коже. Как же войти туда ночью? Но что может случиться? Хотя я прочитала много романов ужасов, на самом деле я не верила в привидения. Я выросла в месте, где точно могли бы завестись призраки – слишком уж много девочек умерло в приюте Св. Маргариты за последние сто лет, умерло от холода, голода или болезней. Да, никто из нас не видел, как это произошло, но в приюте ходили разные слухи об этом, и сложно себе представить, чтобы было иначе…

Тем не менее никаких привидений там не было. Даже та, по ком я так тосковала, не вернулась призраком, как бы мне этого ни хотелось. Я заставляла себя не думать об этом: обычно одного воспоминания о ней было достаточно, чтобы я грустила целый день, а я не хотела грустить. От грусти никто не оживет. Элис не оживет. Элис, моя подруга. Я отличалась от других девочек в приюте. Элис тоже. Каждую свободную минуту мы проводили вместе, обсуждая темы, которые никто, кроме нас, никогда бы не понял. То, что видели только мы. То, о чем больше никто не должен был знать, ведь мы не хотели, чтобы нас назвали выдумщицами.

Пока Элис была жива, я не чувствовала себя одиноко. Когда мы выстраивались в холле под пристальными взорами приехавших в приют леди и джентльменов, то всегда держались за руки, говоря, что мы сестры и куда пойдет одна, отправится и другая. Но потом Элис умерла, а я нет. И это казалось предательством. Ее забрала не корь и не коклюш, не болезнь, которая хотя бы позволила мне попрощаться. Произошел дурацкий несчастный случай, а меня даже не было рядом. Говорили, что Элис споткнулась на лестнице, наступив на кошку, и неудачно упала – как будто можно упасть удачно! Я не хотела в это верить, но от этого ничего не менялось. Элис была мертва. Я потеряла сестру. У меня больше никого не было.

И мне больше никто не был нужен. Никакие новые подруги. Они не заменили бы Элис. А главное, я не хотела снова испытывать такую боль. Я никого не хотела терять. До этого я думала, что быть подкидышем лучше, чем сиротой, поскольку не ведала скорби по умершему близкому. Но после смерти Элис я ничем не отличалась от сирот. И как другие девочки старались не говорить о своих родителях – хотя бы потому, что остальные дети могли побить их за это или сунуть головой в миску с водой, – я замолкала, когда речь заходила об Элис. Я старалась забыть ее и с годами преуспела в этом. Я забыла столь многое, о чем не хотела вспоминать.

Но если бы призраки существовали, то Элис точно вернулась бы ко мне, в этом я была уверена. Когда люди настолько близки, их связь сохранится и после смерти, если такое вообще возможно. А этого не произошло. Значит, никаких призраков не существует. Их не было в приюте Св. Маргариты. И нет в Холлихоке.

Какие бы темные тайны ни скрывал Руфус – а я была уверена, что этих тайн очень много, – они не имели отношения к этому дому. Как и тайны его сестры, которых тоже наверняка немало. Молинье унаследовали усадьбу только недавно. Так что же может угрожать мне ночью? Может быть, старая мисс Лаванда, которой захотелось поиграть со своими куклами? Должна признать, такое невозможно. А если бы и было возможно, то она меня не пугала. На самом деле я не отказалась бы познакомиться с этой старушкой и спросить, зачем она – во имя всего святого! – собрала у себя дома так много кукол, вместо того чтобы потратить свое время и деньги на что-то более интересное. Мне нужно было ненадолго зайти в комнату и взять лампу. Ничего страшного. Да и в моей комнате лампа пригодится…

Естественно, ключа у меня при себе не было. В платье не хватало карманов, а передник мне не дали. Следовало что-то придумать – не годится, чтобы у меня не было возможности куда-то положить ключ! Итак, я поднялась по лестнице, прокралась по второму этажу, выбралась в коридор слуг и дошла до своей комнаты. Но как же найти ключ?

Я не могла вспомнить, куда его положила. То есть я знала, что куда-то его спрятала, чтобы горничная, заходившая в мою комнату, не нашла его и не украла. Но куда? Наконец я вспомнила, что бросила его в кувшин с водой. Сунув руку по локоть в кувшин, я достала ключ. Убедившись, что за окнами все та же кромешная тьма и солнце и не думает вставать, я отправилась в Комнату кукол, чувствуя, как сердце стучит в груди.

Я даже смутно надеялась, что в темноте не найду замочную скважину. Или что дверь не откроется. Но словно кто-то почистил замок, ключ легко повернулся, будто сам собой, мне даже не пришлось прикладывать усилия. Дверь бесшумно распахнулась, и в нос ударил особый запах, который для меня теперь был связан только с куклами, – пыль с легким ароматом корицы, ванили и белых кладбищенских цветов, белых, как лица кукол. До того как я сняла простыню с комода, такого запаха здесь не было.

Поскольку в комнате было так много вещей, пройти тут оказалось непросто. Хоть все и скрывали простыни, комната была битком набита куклами. Спички я оставила возле подсвечника – для них тоже пригодился бы карман! – и нашла их только с третьей попытки. Свечу я зажигать не стала – лучше я увижу глаза кукол уже днем, – но лампу нашла и забрала. Зажечь ее я собиралась в коридоре. Рукой я случайно задела одну куклу, и меня бросило в холод. В этот момент я пожалела, что вообще пришла сюда. Но я подавила страх, схватила лампу и убралась оттуда, едва не забыв запереть дверь. Но в итоге все было сделано, и я стояла в коридоре с коробком спичек, ключом и лампой в руках, готовая исследовать свой новый дом. Холлихок полнился тайнами, и я открою их одну за другой.

С чего же начать? Такой большой дом, так много комнат… На втором этаже лучше не ходить, ведь там, наверное, находятся спальни Руфуса и Вайолет, хотя я и не знала, где именно. Там было с полдюжины дверей, и все они интересовали меня, но я не хотела случайно очутиться нос к носу с хозяевами дома. Особенно мне не хотелось видеть их в ночных рубашках. С третьим этажом была та же проблема – там находились комнаты слуг. Пожалуй, стоит начать с подвала. Если тут все устроено примерно так, как в приюте, то в подвал слуги придут часов в шесть утра, как только проснутся. Нужно вовремя растопить печь, чтобы подогреть Молинье воду для умывания, не говоря уже о том, чтобы успеть приготовить завтрак. Поскольку я часто дежурила в кухне – да, я была одной из постоянно сменявшихся рабынь миссис Хьюберт, – то имела кое-какое представление о том, какая суета царит там по утрам. Но пока что все спали, и я могла спокойно все осмотреть.

В одной руке у меня была лампа – держать ее было не очень удобно, потому что предполагалось, что она будет стоять на столе или каминной полке. Я боялась, что ручка нагреется и я обожгусь, но пока что тепло было терпимым. В другой я держала ключ и спички. Наконец я вспомнила, что у платья присобранные у манжеты рукава – и если в складки вложить что-то мелкое, оно не выпадет. Так управляться с лампой стало легче – теперь ее можно было держать обеими руками. Но если бы кто-то увидел, как я иду по коридору в белом платье – черные чулки и туфли были незаметны в темноте – еще и с лампой в руках… Наверное, я выглядела как призрак Флоренс Найтингейл.[5]5
  Флоренс Найтингейл (1820–1910) – историческая личность, общественный деятель Великобритании.


[Закрыть] Правда, меня назвали Флоранс – на французский манер. «Флоранс» звучит красивее, чем «Флоренс». Интересно, как ее фамилия звучала на французском? В общем, если бы сейчас меня кто-то увидел, то принял бы за привидение. Привидение, смеявшееся над собой.

Лестницу в подвал я нашла нескоро. Она была продолжением лестницы для слуг, по которой можно было подняться из подвала на третий этаж, не сталкиваясь с господами, – вероятно, хозяевам дома не очень-то хотелось делить со слугами свои чудесные ковры и выложенные мрамором полы. Может, мне вообще нельзя было пользоваться большой лестницей, ведущей в холл, но я не была служанкой в этом доме, и Руфус однозначно разрешил мне ходить, куда я только захочу. К тому же я надела нарядное платье, поэтому мой вид не огорчил бы хозяев. С такими мыслями я спустилась в подвал.

Старые деревянные ступени поскрипывали под ногами, и я снова задумалась, когда же был построен Холлихок. Внизу мне уже не надо было красться. Я предполагала, что обнаружу здесь кладовую, кухню, посудомоечную, может, столовую для слуг. Ничего интересного – и уж точно ничего таинственного. Но я хотела проверить на всякий случай. И вдруг я услышала какой-то звук. Я замерла на месте. Если сейчас откуда ни возьмись опять появится Руфус, посреди подвала, ночью… Я медленно-медленно оглянулась.

Позади стоял незнакомый юноша чуть старше меня. В ночной рубашке. И он, похоже, был испуган куда больше.

Глава 4

Юноша уставился на меня, как будто никогда в жизни не видел девушек. Если так и было – что ж, тем лучше, потому что я раньше не видела парней, во всяком случае на таком расстоянии. Темно-русые волосы торчали во все стороны, будто я подняла его с кровати. Но больше всего меня потрясли не его волосы, не заспанное лицо с рублеными чертами, а ночная рубашка и выглядывавшие из-под нее волосатые ноги. До этого дня я не думала, что мужчины носят такие же ночные рубашки, как и женщины, и потому мне показалось, что этот незнакомый молодой человек одет в платье. Я забыла, как только что испугалась. Да и как можно бояться босоногого юношу в ночной рубашке? Мне было его даже немного жаль: откуда бы он тут ни взялся, я, должно быть, ужасно его напугала.

– Ты… ты кто? – пробормотал он, прикрывая ладонью глаза.

Я поспешно опустила лампу – оказывается, я не заметила, что свечу ему прямо в лицо. Наверное, он действительно принял меня за призрак.

– Я Флоранс. – Я произнесла это так, будто сказанное все объясняло. – Я не хотела тебя пугать. – Я с любопытством оглянулась. Я не только не рассчитывала, что в подвале окажется чья-то спальня, но еще и ничего не слышала. – Ты откуда взялся?

Юноша указал на небольшую ширму, едва закрывавшую каморку под лестницей.

– Я тут сплю.

Вот теперь мне совсем стало его жаль.

– Под лестницей?

Это была не комната, там не было двери, не было столика для умывания, ничего не было. А я-то думала, что посудомойкам живется хуже всех!

Он рассмеялся:

– Все не так плохо, как кажется. В доме я встаю первым, растапливаю печь – и идти недалеко, очень удобно.

– Но вчера в холле я тебя не видела.

Ладно, я же и кухарку там тоже не видела, и ее двух помощниц. Сколько же людей живет в Холлихоке?

– Значит, ты девочка, которую они привезли из Лондона? – спросил юноша. – Я о тебе слышал. Но я никогда не захожу в холл. И никогда не вижу хозяев. Я Алан.

Он протянул руку, и я, немного помедлив, пожала ее. Рукопожатие у него было крепким, и я почувствовала тепло его руки, его силу и мозолистую кожу его ладони – след тяжелого труда. Руфус никогда не подавал мне руку.

– Так ты не лакей? – с любопытством спросила я.

Вчера я видела рядом с дворецким двух лакеев, и горничных было три. Похоже, даже среди слуг существовало какое-то разделение на высшие и низшие слои общества.

– Если когда-нибудь дослужусь, может, и стану лакеем. – Алан смущенно рассмеялся. – Пока что я мальчик на побегушках. Но это ничего. Я думаю, что у тех, кто работает тут, внизу, куда больше свободы, и, кроме мистера Трента, никто мной не командует. То есть Том и Гай, конечно, пытаются, и с миссис Дойл лучше не спорить… – Он опять рассмеялся, протирая глаза. – Ты с ними скоро познакомишься, я думаю. Ты же одна из нас, да?

Вот он, тот вопрос, которого я боялась.

– Что-то вроде… – уклончиво ответила я. – Извини, что я тебя разбудила. – Хоть бы он не спросил, что я делаю в подвале среди ночи. Не могла же я признаться, что тайком осматриваю дом. – Я… я, пожалуй, пойду.

Алан кивнул:

– Для работы еще слишком рано. Попробуй немного поспать, тебе придется рано вставать в имении.

– Тогда спокойной ночи. – Кивнув, я поспешно отвернулась и пошла вверх по лестнице, чувствуя себя совершенно сбитой с толку.

Всякий раз, когда я думала, что поняла, как устроен Холлихок, происходило что-то, к чему я не была готова. Подвал, видимо, придется осмотреть в другой раз, когда мне представится возможность прокрасться мимо Алана, не разбудив его. Если до этого вообще дойдет. Глупая это была идея – обходить дом, только чтобы выяснить, не скрывают ли что-то Молинье и не было ли у их тетушки зловещих тайн. Я тут не для того, чтобы строить из себя героиню. Куклы и так были довольно пугающими, не хватало еще найти труп в подвале…

Но поскольку мне все равно не хотелось ложиться в кровать и сна не было ни в одном глазу, я решила пойти в Комнату кукол. Конечно, эта мысль не очень меня привлекала, но перед созданием каталога следовало навести в ней порядок. И понять, хочу я оставлять там запылившиеся простыни или нет. Может быть, без накидок на мебели комната будет смотреться куда приятнее, и неважно, сколько там кукол.

Но нужно было работать так, чтобы никто ничего не заметил. Клятва есть клятва. А слуги непременно что-то заподозрят, если новая девочка начнет расхаживать по дому с огромной стопкой грязных простыней – у всех на виду. Итак, я собралась с духом, отругала себя за трусость и направилась в тайную комнату. При этом юноша из подвала не шел у меня из головы – но это к моему рассказу отношения не имеет.

Куклы меня уже ждали. Осторожно приоткрыв дверь, я протиснулась внутрь. Хотя вокруг никого не было, я хотела приучить себя открывать дверь ровно настолько, насколько нужно, чтобы никто ничего не заметил. На мгновение мне показалось, что куклы повернули головы и смотрят на меня. Но это было всего лишь наваждение. Куклы на комоде выглядели так, будто они смотрят в сторону двери, – и ничего не изменилось, когда я прошла в центр комнаты. Собственно, мне было достаточно этих кукол. Неужели действительно стоит снимать покрывала с остальных?

Я покачала головой. Ночь там или не ночь, нельзя так все воспринимать. Это всего лишь куклы. Они мне не нравились, потому что были мертвыми. Так что не надо жаловаться, раз теперь они кажутся мне живыми. И я кивнула одной из кукол.

– И не надо на меня так смотреть, – сказала я, будто куклы могли меня услышать. – Иначе я вас опять накрою, а простыни сниму только с остальных.

Они ничего не ответили – и я была рада этому.

Первым делом мне нужен был стол, куда можно было бы поставить лампу. Нельзя же оставлять ее рядом с куклами, вдруг у них одежда загорится. Да и вообще, стол пригодится мне для работы. То есть я могла писать на коленях, если мне дадут что-то подложить под бумагу, но для чернил и перьев нужна была твердая поверхность. В центре комнаты, неподалеку от дивана, как я полагала по очертаниям простыни, высился стол, но и он, похоже, был полностью уставлен куклами. Как же мне здесь работать? Наконец я решила поставить лампу на каминную полку. Камин тоже был занавешен и только едва-едва проступал под простыней, но я хотя бы могла высвободить там место. Лампа там устоит, если не случится землетрясение. А я надеялась, что ничего такого не произойдет. И я начала играть в горничную. Конечно, мне не хватало чепчика, и я многое отдала бы за метелку, но пришлось обходиться без них. Взявшись за два противоположных конца, я осторожно сняла простыню, накрывавшую стол, и тщательно сложила ее, чтобы пыль осталась внутри, а не просыпалась на меня. Но мои предосторожности оказались излишними: пыль так въелась в ткань, что не осыпалась. Тем не менее я старалась действовать аккуратно. Моя учительница гордилась бы мною! Я три года с ней спорила, поскольку она хотела, чтобы я научилась готовить, шить и вести домашнее хозяйство, а я предпочитала проводить время за чтением книг – а теперь по собственной воле убираю в комнате! Я трудолюбиво складывала простыню за простыней, собирая их в стопочку, как будто это и было смыслом моей жизни. В этот момент я была рада, что Руфус выбрал именно меня. Я не хотела бы заниматься таким каждое утро, но при мысли, что эта комната – мое царство, где я буду безраздельно властвовать, у меня становилось теплее на душе. При этом я думала о том, сколько же времени должно было пройти, чтобы ткань так запылилась. Руфус вроде бы упоминал, что мисс Лаванда умерла три месяца назад. Не мог такой толстый слой пыли образоваться за три месяца. Так когда же заперли эту комнату?

Я видела все больше кукол. Они стояли на столе, сидели на диване, ими были набиты застекленные полки шкафа. Даже на каминной полке виднелся ряд кукол, ровный, как ряд жемчужин в ожерелье. Если бы мисс Лаванда захотела, то могла бы рассадить по десятку кукол в каждой комнате своего дома, но вместо этого собрала их все здесь. Или это сделали уже наследники, надеясь избежать взгляда стеклянных глаз в гостиных и спальнях?

Я не считала кукол, слишком уж много их тут было. Двести или триста, какая разница. Ими можно было бы осчастливить по меньшей мере три сиротских приюта. То, что девочки любят играть в куклы, я еще хоть как-то понимала. Куклы не станут спорить или дергать тебя за косички. Но зачем столько кукол пожилой женщине? Нет уж, этих богачей, особенно старых, не поймешь. Если бы дело было в том, что мисс Лаванда не имела собственных детей, то ей хватило бы две-три куклы. Но чтобы представлять себя в окружении двухсот детей-кукол, она должна быть пчелиной маткой.

Интересно, можно ли убрать кукол со стола? И если да, то куда? Я попыталась вспомнить, что говорили по этому поводу Руфус и Вайолет. Только одна кукла в день… Но я не хотела их осматривать или описывать, мне просто нужно было их убрать. И даже если придется усадить их на пол, стол мне все равно нужен. А если мне не найдется места на диване и в кресле, то Молинье придется выделить мне еще и стул.

Тем не менее я колебалась, не зная, брать ли куклу в руки. Я решила отложить решение на потом и вначале разобраться с простынями. Они были аккуратно сложены, и на полу возвышалось что-то среднее между стопкой и кучей. Я хотела, чтобы Комната кукол перестала напоминать морг, а для этого отсюда нужно убрать все лишнее, и чем раньше, тем лучше. В конце концов, не могу же я тащить всю эту груду грязного белья по дому – меня увидят. И я не могла явиться с этими простынями к миссис Арден, Люси или кухарке. Они начнут задавать вопросы. Итак, я решила для начала спрятать белье у себя в комнате и постепенно перенести его в прачечную.

Рук не хватало. Служанкам неплохо было бы походить на осьминогов, лишние конечности им бы точно не помешали. Как бы то ни было, я никак не могла одновременно нести и белье, и лампу. Если я попытаюсь удерживать простыни одной рукой, то непременно их выроню. Пришлось погасить лампу – и полагаться на осязание. Хотя, может быть, снаружи уже было светло. Но я этого не замечала – сквозь плотные шторы свет и днем-то плохо проникал. Однако же, когда я вышла в коридор, мне не показалось, что стало светлее. Похоже, я не только проявила чудеса трудолюбия, но и справилась со своей задачей довольно быстро. Хорошо еще, что я не стала чистить ковер…

И снова мне пришлось красться по дому, чтобы никого не разбудить. Я уже дошла до своей комнаты и зажгла лампу, оглядываясь в поисках укромного места для простыней, когда мне в голову пришло очевидное решение. В коридоре я видела большой сундук с бельем, а где же еще спрятать эти простыни, как не под остальным постельным бельем, скатертями и покрывалами? На самом дне сундука их найдут не так скоро. Я вытащила пару чистых пододеяльников сбоку и сунула на освободившееся место груду грязного белья. Тут их точно никто не обнаружит. Едва ли в одном доме, пусть даже таком большом, как Холлихок, нужно столько постельного белья. Запасное белье – как серебряные столовые приборы или куклы. Оно есть, но им никогда не пользуются. А если кто-нибудь на него и наткнется, то едва ли станет подозревать меня. В худшем случае накажут какую-нибудь служанку. Мне стало не по себе при мысли, что из-за меня у кого-то из здешних девушек будут неприятности, но в нашей жизни нельзя быть такой щепетильной.

Девочки в приюте Св. Маргариты в первую очередь усваивали одно важнейшее правило: всегда нужно заботиться о том, чтобы виноватым оказался кто-то другой, будь то сироты или слуги. Главное, чтобы мою тайну никто не узнал…

И тут меня бросило в жар. Вытаскивая из комнаты простыни и лампу, я забыла запереть дверь! Сердце билось все чаще. Тут никого не было, кроме меня, все в доме спали, даже Алан уже наверняка уснул, но все равно – я обещала хранить тайну, а если выяснится, что я забыла ключ в двери, у меня будут огромные неприятности, и свалить вину ни на кого не удастся. Позабыв о том, что нужно красться и не перебудить всех, я схватила лампу и помчалась по лестнице, не думая, что могу споткнуться и сломать себе шею. Главное – запереть Комнату кукол, и как можно быстрее. Позади остались холл, коридор… Я успела.

Ключ торчал в замочной скважине, где я его и оставила, невинный и неприметный. Выхватив ключ из двери, я прижала его к груди, точно святыню, и попыталась отдышаться. Страх все еще не отступал. Руфус гордился бы мною, узнай он о моем чувстве. Я подозревала, что любая другая девочка на моем месте ничуть бы не забеспокоилась, если бы оставила Комнату кукол открытой на пару минут в четыре часа утра, ну или сколько там сейчас было. Что могло произойти? Какая-нибудь кукла сбежала бы? Нет, они все сидели на месте, как я их и оставила. Ни одна не пропала.

Следовало признать, что без простыней и в желтом свете лампы Комната кукол казалась даже уютной. Какими бы бледными ни были лица кукол, из-за их одежды, волос и шапочек комната полнилась яркими красками. И хотя ковер не мешало бы почистить, он оставался в тени, поэтому пыль на нем была почти незаметна. На каминной полке стояли часы, которые давно уже не заводили. То, что я приняла за сервант, в итоге оказалось роялем. Жаль, конечно, что мне никогда нельзя будет сыграть на нем. Как и вся мебель в комнате, рояль утопал под грудой кукол. Куклы, куклы, повсюду куклы. Я гордо обвела комнату взглядом – в каком-то смысле именно я была тут хозяйкой. И я надеялась, что завтра Руфус или Вайолет похвалят меня за старание. Как бы то ни было, вечно стоять тут я не собиралась.

– Спокойной ночи, дорогие мои, – сказала я. – Завтра утром еще увидимся. Приятных снов!

Я взяла лампу и направилась к двери. На этот раз я не забыла вынуть ключ из замка. Моя ладонь лежала на ручке двери, и я радовалась, что сердце перестало биться так часто. Можно было осмотреть еще пару комнат на первом этаже, дожидаясь рассвета. И тут я услышала позади какой-то звук.

Он был очень тихим, и все же я могла бы поклясться, что услышала детский смех.

На следующее утро, сидя в гостиной Вайолет за завтраком, я вновь была тихой маленькой сироткой, которую они, наверное, и хотели видеть. Я не могла произнести ни слова, не могла заставить себя съесть ни кусочка, хотя вчера ничего не ела, кроме медовых булочек утром. Но ужас случившегося ночью до сих пор не отпускал меня, и я никак не могла от него отделаться. Выскочив из Комнаты кукол и заперев дверь – с такой силой, что чуть ключ в руках не сломался, – я провела остаток ночи в своей комнате у открытого окна. Я стояла, глядя, как фиолетовые цвета сада постепенно сменяются серым, и пыталась взять себя в руки, понять, что же произошло.

На самом деле ответ был прост, как дважды два. Дело было ночью, я переволновалась, устала – и мне просто почудилось. Но я никак не могла выбросить из головы тот смех. Он был таким задорным, что я, собственно, должна была бы рассмеяться в ответ, но вместо этого страх поразил меня в самое сердце и по телу проходили волны дрожи. Я не знала, одного ребенка я слышала или сотни детских голосов, но это не имело никакого значения, ведь в комнате никого не было. Да и смех не очень отличается от звука, который слышишь, когда у тебя звенит в ушах… Я перебрала все версии, искала объяснения, только бы не поверить в то, что действительно слышала смех. Я напоминала себе, что не верю в привидения и все это – просто какие-то фантазии в духе дешевых романчиков ужасов. Но ничего не помогало. В глубине души я знала, что мне не послышалось. Где-то в имении Холлихок, где-то в Комнате кукол рассмеялся ребенок, и это пугало меня куда сильнее любой Белой Дамы, любого призрака с собственной головой в руках, любого скелета.