Текст книги "Комната кукол"

Глава 6

Я и не думала, что быстро привыкну к жизни в роскошном имении, но именно так и случилось. На следующий день я встала с постели без гнетущего ощущения неопределенности. Я точно знала, что меня ждет, и пусть даже я не могла предвидеть всякие мелкие неожиданности, но хотя бы было ясно, в каком направлении движется моя жизнь: так перестает дрожать стрелка компаса, и ты точно понимаешь, в какой стороне север.

Завтрак с Вайолет утратил свое очарование. В желудке у меня урчало от голода, и мне хотелось съесть что-то сытное, а не сладкие маленькие бутербродики, которые так любила миледи. Мне эти бутербродики были на один зуб. Сегодня нам подали мягкую французскую булку с миндальной присыпкой, а к ней – сироп, мед и апельсиновое варенье. Я бы в этот момент отдала левую руку за большую тарелку каши, нормальный хлеб и порцию жареных бобов. Я ничего не знала о своем происхождении, но, видимо, я все же родом не с континента, иначе такой завтрак наверняка бы меня порадовал. Неужели во Франции всегда так едят?

– Мой брат уехал в Лондон, – невзначай бросила Вайолет. – Поэтому сегодня он не придет на завтрак.

Словно Лондон так близко, что туда можно дойти пешком. Мне пришло в голову, что я до сих пор понятия не имею, где же находится имение Холлихок: название мне мало что говорило, едва ли оно отмечено на картах в атласе. Нужно будет спросить у Алана при следующем разговоре.

– По работе? – Мне хотелось сказать, что Руфус все равно ничего не ест за завтраком, поэтому какая разница, но я сдержалась.

Я не рассчитывала на какие-то откровенности, но, поскольку брат уехал, возможно, Вайолет хотелось с кем-то поговорить, и я решила хотя бы попытаться составить ей компанию, пользуясь отсутствием Руфуса.

Вайолет, точно прочитав мои мысли, улыбнулась.

– Пусть работа месье Молинье тебя не беспокоит. Лучше расскажи, как ты вчера справилась. Ты должна была составить описание первой куклы. Возникли какие-нибудь… сложности?

Вайолет с нажимом произнесла это слово, будто намекая: она в точности знает, что с куклами что-то не так и рядом с ними может происходить что-то странное. Но раз Вайолет не хотела доверять мне, я ей тоже не доверюсь.

– Если хотите, я покажу вам свои записи. Вы могли бы взглянуть, правильно ли я все делаю, действительно ли это то, что нужно.

Но Вайолет покачала головой:

– Просто продолжай работу. Когда мой брат вернется из города, покажешь записи ему, и он решит, соответствуют ли они нашим требованиям. Меня больше интересует, не заметила ли ты что-то еще. Ты малышка внимательная и сообразительная, вдруг что-то бросилось тебе в глаза.

Я поджала губы. Мне не очень-то понравилось, что меня назвали «малышкой», это прозвучало обидно, учитывая, что мне уже четырнадцать лет и я лишь немного ниже дворецкого. Только потому, что Вайолет такая высокая, еще не значит, что я маленькая. И опять я не знала, что она хочет от меня услышать. Может, она имела в виду, не сплетничают ли о ней слуги? Тут мне нашлось бы что рассказать, особенно о кухарке. На всякий случай я уточнила:

– Что вы имеете в виду?

Вайолет склонила голову к плечу.

– Ты правда не понимаешь? Разве ты не заметила, что в доме… происходит всякое?

Она, похоже, пыталась воспользоваться отсутствием Руфуса, чтобы поговорить со мной об этом, – может, он не одобрял столь прозрачные намеки на то, что здесь творится что-то неладное? Но я не проглотила наживку.

– Если я замечу что-то подозрительное, то сразу же сообщу вам, обещаю, – вежливо откликнулась я.

– Замечательно. Тогда завтра мы проверим, как твои успехи. А теперь иди и принимайся за работу.

Но после неприятных впечатлений вчерашнего дня я не хотела рисковать – я могла с головой уйти в работу и опять пропустить ужин, вернее, обед. С куклами можно разобраться и вечером, они никуда не убегут. Может, сейчас стоит выбрать куклу, которой я буду заниматься сегодня. Тогда никто не упрекнет меня в том, что я ленилась до самого ужина. Но я только гляну одним глазком – и все.

Шмыгнув в Комнату кукол и поспешно заперев дверь – всегда следует быть настороже! – я взглянула на Дитя Осени, и мне показалось, что сегодня она улыбается особенно приветливо. Конечно, мало приятного в том, что тебя раздевают, укладывают на пол и снимают с тебя мерку, но, может быть, кукла была просто рада тому, что на нее обратили внимание… Хм, какие странные мысли! Куклы – безжизненные создания из фарфора и папье-маше, и какая разница, с какой из них я работаю… Но все же… Я осмотрела коллекцию, будто зритель в музее, провела ладонью над головами кукол, не решаясь, какую же выбрать. Я закрыла глаза – в конце концов, для меня не имело значения, как эти куклы выглядят, и мне до сих пор были неприятны их взгляды и фарфоровые лица. И тут произошло кое-что очень странное.

Ощущение не было тягостным, оно даже не напугало меня. И оно не шло ни в какое сравнение со смехом, услышанным мною ночью. Я почувствовала, что должна взять определенную куклу, – и моя рука сама потянулась к ней. Я осознала, что делаю, только когда уже касалась ее голубого матросского платья. Меня охватило странное чувство удовлетворения, пришедшее откуда-то извне. Кукла словно хотела, чтобы я выбрала именно ее, и теперь радовалась, что так и случилось. Я отдернула руку от удивления. Но я обещала, что каждый день буду прикасаться только к одной кукле, поэтому взяла ее, усадила на ковер, где работала вчера, и поскорее вышла из комнаты.

Ужин – невзирая на странное время для этого приема пищи, я решила называть его именно так – показался мне достаточным оправданием такой спешки. Когда я заперла за собой дверь, то почувствовала смутное разочарование, навеянное чем-то в комнате. Кукле не нравилось, что я больше не обращаю на нее внимания, но я решила, что так тому и быть.

Наконец-то я смогу поесть! Обычно я не назвала бы себя нетерпеливой, но сейчас я просто не могла дождаться, когда же мы сядем за стол. В подвал я спустилась в четверть первого, но в кухню решила не заходить, чтобы не давать кухарке повод высмеивать меня на протяжении сорока пяти минут. Зато я могла посидеть в коридоре, где никто не обращал на меня внимания. Я считала минуты до прихода остальных слуг – когда они все соберутся, мы сможем наброситься на приготовленные миссис Дойл вкусности. Мне интересно было посмотреть, кто еще сюда спустится. Я ведь была девочкой, и какое бы пространство в моем сознании ни занимал голод, уголок для любопытства всегда найдется. Я предвкушала встречу с Аланом и Люси, но было еще два лакея, Том и Гай, которых я раньше видела только мельком, и третья горничная. Кто знает, сколько еще людей работало в этом доме, а я о них даже не подозревала?

Миссис Арден открыла дверь в столовую. Это оказалась большая комната рядом с кухней, и в лучшие для Холлихока времена за этим столом, несомненно, сидело не менее двадцати человек прислуги. Я сразу подошла к деревянной скамье, но тут же сообразила, что не могу просто сесть туда, куда мне вздумается. В приюте Св. Маргариты был определенный порядок, согласно которому мы занимали места за столом, и он примерно соответствовал иерархии девочек. Наверное, тут все обстояло точно так же. Скрепя сердце я дожидалась, пока все соберутся в столовой после того, как миссис Арден позвонила в колокольчик, созывая к столу. Там витали такие ароматы, что вкус восхитительного супа наверняка заставит позабыть о вредном характере кухарки.

Одна за другой в столовую явились три горничные, присели перед миссис Арден в книксене и молча заняли свое место на лавке. Затем зашли Люси и помощница кухарки – им идти было недалеко. Они показали миссис Арден, что руки у них чистые, и только после этого она позволила им сесть за стол. Вначале я думала, что вторая лавка предназначается для слуг-мужчин, а миссис Арден и мистер Трент сядут во главе стола, но тогда на «женской» было бы тесновато, поскольку на ужин пришла еще какая-то чопорная невысокая женщина, темноволосая, с аккуратной прической и тонкими пальцами. Я еще никогда не видела, чтобы у служанки были такие нежные руки. Ну конечно же, Вайолет нужна была камеристка, не могла же она сама укладывать косы вокруг головы. Камеристка могла гордиться своей работой: прическа Вайолет всегда выглядела великолепно. Женщина держалась тихо и скромно, как и горничные. В этом доме, похоже, подбирали прислугу, которая работает на верхних этажах, по тому, насколько тихо и незаметно они себя вели. И этот принцип настолько впечатался в их сознание, что даже за едой они не могли вести себя иначе.

Мужчин в доме было явно меньше. Прибежал голодный Алан. Он сделал вид, что не видит меня, и я подыграла ему, ведь не хотела, чтобы поползли какие-то слухи. К тому же из-за нашей зарождающейся дружбы у него могли быть неприятности. Оба лакея оказались куда веселее горничных и были похожи, как братья. Я вообще едва ли могла бы их различить, если бы один не зачесывал волосы на пробор слева, а второй – справа. Но если они из одной деревушки, где все в той или иной мере родственники, то тут нет ничего удивительного. Горничные, сидевшие рядом, как птички на жердочке, тоже выглядели похоже, и я уже не могла сказать, кто из них Клара, а кто Салли.

Последним в столовую вошел мужчина, которого я раньше не видела. Его простая одежда – синяя хлопковая рубашка и крепкие черные штаны – выцвела на солнце, загорелая лысина поблескивала. Вначале я подумала, что это кучер, которого я видела лишь мельком в городе и не помнила, как он выглядит, но потом поняла, что это невозможно. Если Руфус поехал в Лондон, кучер, конечно же, отправился с ним. Вскоре я заметила грязь на руках мужчины, не свежую грязь, а черную пыль, так глубоко въевшуюся в кожу, что тут никакое мыло не поможет, – и поняла, что это садовник. У меня сердце кровью обливалось, когда я думала, что случится с дикой, не укрощенной красотой сада. Если мне повезет, этот мужчина окажется пьяницей, который полдня валяется за домом, подремывая на солнце. Или, может, он человек образованный и днем прячется с умной книгой в лабиринте. Что угодно, лишь бы он не перекапывал клумбы и не прореживал кусты, столь милые моему сердцу!

– А ты чего ждешь? – повернулась ко мне миссис Арден. – Садись!

– Какое место я могу занять?

Я втайне надеялась, что она усадит меня рядом с Аланом, но экономка направила меня к посудомойке, чем я тоже была довольна. Я села. Люси подмигнула мне, украдкой улыбнувшись, – и мне подумалось, какая у нее милая улыбка. Оттого, что Люси была рада меня видеть, на душе стало так тепло, будто во мне поднялась горячая волна счастья. Это вам не фарфоровая радость куклы! Я улыбнулась в ответ, надеясь, что мы сможем перекинуться парой слов, но если тут со всей строгостью придерживаются приличий, чего я и ожидала, то за этим столом прозвучат только слова молитвы.

У меня уже слюнки потекли от голода. Мне дали тарелку. Ложку. Вилку. И наконец, большую тарелку густого супа. От предвкушения прекрасного обеда я едва могла усидеть на месте. Мне хотелось схватить ложку и наброситься на вареную свеклу и картофель, как уличный пес на косточку. Но я, как и надлежит хорошей девочке, сложила руки, закрыла глаза, чтобы не видеть всего этого великолепия, и стала ждать. Я рассчитывала, что молитву произнесет мистер Трент, поскольку в иерархии слуг он все же занимал должность чуть выше миссис Арден. В приюте всегда молилась мисс Монтфорд, но там не было мужчин.

Однако молитву никто так и не произнес. Я услышала, как ложки погружаются в суп и потом отправляются в голодные рты, услышала чавканье и причмокивание, жевание и глотание. Тем не менее я помедлила, прежде чем последовать примеру остальных. Оглядевшись, я увидела, что и мистер Трент, и миссис Арден приступили к еде. Только после этого я осторожно потянулась за ложкой. Честно говоря, я втайне считала молитву перед едой пустой тратой времени. По крайней мере в приюте не стоило благодарить Господа за то, что он ниспослал нам такую еду, – может, без этой молитвы в следующий раз он прислал бы что-нибудь получше.

За ужином ничего интересного не случилось, и я подозревала, что в ближайшие дни, недели, а может, и годы все будет происходить точно так же. Прислуга в Холлихоке была молчаливой – я надеялась послушать последние сплетни, но никто не проронил лишнего словечка. Я узнала только, что помощницу кухарки зовут Эвелин и это она накрывает на стол, а потом убирает посуду.

Но камеристка – судя по ее виду, она предпочла бы сидеть не тут, а за столом хозяев – так и осталась неназванной, как и третья горничная. Я же не решалась спросить, как их зовут, – со мной ведь никто не вступал в разговор, и уж точно не моя задача нарушать давно установившуюся традицию. Ну хорошо, не так давно, ведь они все работают в Холлихоке только с тех пор, как Молинье вступили в наследство, и, возможно, причина как раз в том, что все слуги тут новые и еще не успели подружиться или рассориться. Да меня и не должно это интересовать. Тут, внизу, не мой мир. Но и мир Руфуса и Вайолет не был моим. Честно говоря, мой мир – мир кукол. Это не очень-то приятная мысль, но так уж получилось.

Еда оказалась необычайно вкусной – может быть, потому, что я так давно ничего толком не ела. Сейчас мне было все равно, что обо мне подумают другие и можно ли девочке в белом платьице с рюшами так объедаться, но я два раза взяла себе добавку. Не знаю, можно ли слугам вообще брать добавку, но вчера и позавчера я пропустила ужин, значит, имела полное право восполнить это упущение и никого не объедала. Может, позже этот суп уже не покажется мне таким изумительным, но тогда я была твердо уверена, что никогда в жизни не ела ничего вкуснее. В приюте Св. Маргариты падшим дочерям подобные обеды не подавали, да и порции в Холлихоке были рассчитаны на таких работников, как Алан или садовник, которым нужно было пополнять силы. Откормленная сирота наверняка лишилась бы жалости приехавших в приют господ, а без жалости кто бы захотел ее удочерить? Если я и дальше буду так объедаться и так мало работать, вскоре придется распрощаться с моей эльфийской фигурой, но сейчас меня это мало заботило. Нужно наесться так, чтобы хватило до завтрашнего утра.

После еды мне хотелось предложить Люси помочь с мытьем посуды, но я знала, что одними тарелками дело не ограничится, а когда она перемоет все котелки, то уже появится посуда с ужина хозяев, и конца этому не видно. Это работа Люси, и я надеялась, что ей за это платят, в то время как мне еще никто денег не предлагал. Стоило ли работать за белое платье и два приема пищи в день, только чтобы бесценная коллекция стала еще дороже? Это противоречило моему пониманию справедливости – с другой стороны, я надолго застряла в Холлихоке, а тут нет возможности на что-то тратить деньги. Да и мои мечты не были связаны с богатством… Может, через полгода или около того, когда хозяева оценят мою работу и поймут, как хорошо я справляюсь со своими обязанностями, стоит спросить Руфуса об оплате.

Итак, я вернулась к куклам. В животе у меня было какое-то неприятное ощущение, но я списала его на странное воздействие куклы, а не на тот факт, что я банально объелась.

В своем маленьком царстве я повторила те же действия, что и в прошлый раз. Хотя я до сих пор не могла определить, сколько же времени на это уходит (на каминной полке между двух кукол я нашла очень милые часы, но не знала, как их завести), у меня сложилось впечатление, что сегодня я уже действую быстрее и увереннее. Раздеть куклу, измерить ее, все записать… И что-то изменилось. Кукла была другая.

Это сложно описать, но она показалась мне… живее, что ли. Нет, фарфоровое лицо у нее было таким же неподвижным и безжизненным, как у Дитя Осени. Но когда я держала раздетую куклу в руках и мои ладони сжимали лакированное тельце, мне казалось, что под этими слоями краски кроется что-то живое. Звучит жутковато, понимаю, но ощущения ничуть меня не испугали – нет, то было какое-то теплое, доверительное чувство. Так бывает, когда в парке находишь гнездо дрозда, берешь в руки яйцо – а из него готов вылупиться птенец. Мне показалось, что внутри что-то вибрирует, как будто в теле куклы что-то шевельнулось. Я улыбнулась при мысли, что нашла ответственного за тот странный смех, но когда я поняла, из-за чего, собственно, улыбаюсь, мне все же стало страшновато.

Я осторожно подняла куклу и приложила к уху, надеясь, что она прямо сейчас не захихикает. Но как иначе я могла бы понять, что происходит у нее внутри? Объяснение могло быть проще – может, ее тело сделано не из папье-маше, а из дерева и в нем завелись черви. Но по ощущениям кукла не казалась изъеденной червями. Нет, она точно напоминала яйцо, и, поднеся куклу к уху, я вдруг ощутила странное желание прижать ее к груди, как живого ребенка.

Задрожав, я подавила в себе этот порыв. Именно потому, что обычно я не нянчилась с куклами, я не хотела позволять этой куколке мною помыкать. Да, впечатления от прикосновения к ней довольно странные. Да, может быть, именно она тут и хихикала. Но я не подпущу ее к своему сердцу, не подарю ей частичку своей жизни, своего тепла, ни за что! Одевая куклу, я пожалела, что у меня нет перчаток, – какая странная мысль, как будто мне нужно защищаться от этой куклы! Хорошо, что я одна в комнате и никто не посмеется надо мной за то, что я испугалась.

Кукла в матросском платьице смотрела на меня совершенно невинно, как будто ничего не случилось. Я не хотела усаживать ее на прежнее место – лучше спрятать куда-нибудь, чтобы она не попадалась мне на глаза.

– Серьезно, – покачав головой, сказала я, – я не думаю, что ты хочешь причинить мне вред, но я предпочитаю сама принимать решения. Я сама выбираю кукол, с которыми буду работать, и сама решу, кого подпускать к своей груди, а кого нет.

От этих слов я покраснела. Мою грудь еще не трогал ни один мальчик – и это к лучшему, иначе его ждало бы разочарование. Может быть, через год-два грудь у меня подрастет и я стану хоть немного более женственной…

Ох, неужели я только что подумала об Алане? О том, как он мог бы прикоснуться ко мне? Я отогнала эту непристойную мысль. Вот что бывает, когда пропускаешь молитву – и не только перед едой, но и утром, и перед сном… Сейчас некому было напоминать мне о необходимости молиться, и я совсем забыла наставления мисс Монтфорд, подкрепляемые ударом розги: говори, только когда тебя спрашивают, благодари Господа за его милосердие и никогда не пропускай молитву. Но здесь, в Холлихоке, свою милость мне выказывал не Господь, а Руфус, а ему я уж точно молиться не хотела.

– Ну что, осталось только дать тебе имя, верно? – спросила я у куклы, отчаянно надеясь, что она мне не ответит.

Но я хотела от нее отделаться: ощущение, что я держу в руке живое яйцо и из него вот-вот что-то вылупится, не исчезало, и я не намерена была мириться с ним дольше необходимого. Итак, нужно поскорее назвать эту куклу. Подойдет любое имя, главное – разобраться с этим как можно быстрее.

– Знаешь что? Я назову тебя Дженет. Это имя сейчас не занято, раз Люси стала Люси.

По виду куклы нельзя было определить, довольна она или нет, да мне и не было до этого дела. Я сунула ее за ряд кукол на диване и заметила там чудное создание, белокурое, с очаровательной челкой. Я сразу поняла, что назову ее Эльвирой, в честь Эльвиры Мадиган. Но это будет потом. Я была рада, что завершила работу на сегодня и могу уйти из Комнаты кукол. Я подошла к двери, уже собиралась ее отпереть, чтобы выйти наружу… и опять услышала этот звук. Где-то в комнате за моей спиной смеялся ребенок.

Один раз я еще спустила бы им это с рук. Ночью, когда мне это могло почудиться, могли бы попробовать. Но сейчас, после тех странностей, которые я заметила в этой кукле… Это уже другое дело. Страх забрался мне под кожу, пополз вверх по косточкам. Руки так затряслись, что мне едва удалось открыть дверь. Ладони вспотели, и как только я выдернула ключ из замка, он упал на пол, и лишь с третьей попытки мне удалось его поднять. Я выбежала из комнаты, захлопнула за собой дверь и поспешно ее заперла. Дверь дрожала, и я не знала, это из-за моего взвинченного состояния или же то, что хотело выбраться из куклы, теперь рвется из комнаты.

Я стояла в коридоре, так крепко сжимая ключ в руке, что он врезался мне в ладонь. Меня била крупная дрожь. Если бы сейчас меня кто-то увидел, то сложил бы два и два и понял, что в этой комнате я и занимаюсь своей таинственной работой. Но в тот момент мне было все равно. Я была бы даже рада встретить настоящего, живого человека, с которым можно поговорить. Увиденное и услышанное готово было прорваться словами.

Я постепенно приходила в себя, уже собираясь направиться в холл, когда услышала какой-то звук, но не из комнаты, а из коридора, откуда-то из-за двери в холл. Я вздрогнула и едва успела спрятать ключ в рукаве платья – на чулок времени уже не хватало. Дверь открылась, и, когда навстречу мне вышла горничная, я уже выглядела совершенно спокойно. Правда, мне пришлось плотно сжать губы, чтобы тут же не разболтать ей все. Как бы то ни было, девушка все равно бы мне не поверила. Я прошла мимо нее и бровью не повела. Но, оказавшись в холле и все еще чувствуя слишком частое биение сердца, я поняла, что дальше этого терпеть нельзя. Нужно с кем-то поговорить. Первым мне в голову пришел Алан. Он меня выслушает, может быть, даже поверит мне, утешит меня…

Но затем рассудок взял верх, и я отправилась на поиски Вайолет. Поиски – это, конечно, громко сказано, я рассчитывала найти ее в Утренней комнате, где мы обычно завтракали. Это была ее комната. Не представляю себе, чем там можно заниматься целый день, разве что сидеть на диване и выглядеть просто очаровательно. Или устроиться в кресле и смотреть в окно. Может, именно поэтому я не хотела становиться леди. А если я не найду Вайолет там, посмотрю в библиотеке. А если ее и там не будет? Да, это проблема. Я еще не успела осмотреть все имение.

По дороге в Утреннюю комнату я задумалась, что делала горничная в коридоре с Комнатой кукол. Там была еще одна дверь, и, судя по расположению, она должна была вести в библиотеку, вот только вчера среди всех этих книжных полок я вторую дверь в библиотеке не заметила. Но разве горничная не пошла в сторону Комнаты кукол? Во всяком случае, на этот раз я в точности знала, что заперла дверь. Определенно. Это движение далось мне нелегко. Но дальше по коридору дверей не было. При случае стоит поискать, нет ли там потайного прохода. Я же видела пристройки слева и справа от дома, а как туда попасть – непонятно…

Но этим нужно будет заняться позже. Сейчас стоит разобраться с кое-чем другим. Я остановилась перед гостиной, собралась с духом – сердце все еще билось слишком гулко, слишком часто – и постучала в дверь. Я немного подождала. Вайолет не станет подниматься с дивана и открывать мне дверь, но я не слышала, чтобы она когда-нибудь говорила «Войдите!». Горничные обычно стучались, ждали пару секунд и заходили в комнату – возможно, предполагалось, что я должна поступать так же. Досчитав до трех, я нажала на ручку двери и вошла. Комнату заливал мягкий свет свечей, а на диванчике сидела Вайолет в уже привычном бледно-розовом платье. Она приветливо улыбнулась мне, и я вздохнула с облегчением.

– Флоранс, – она словно в точности знала, зачем я сюда пришла, – что ты хотела рассказать мне?

Я сглотнула, не зная, действительно ли стоит ей все это рассказывать. Но судя по тому, как Вайолет постоянно задавала мне вопросы о чем-то странном, она уже давно подозревала о происходящем с куклами. Может, она знает об этом больше и сможет меня просветить.

– Я по поводу кукол, – с трудом промямлила я. – Вы сказали, если что-то случится, то… нужно прийти к вам…

– И что же случилось?

Обычно Вайолет будто ворковала, ее голос сочился сладостью, но казался полностью лишенным эмоций. Теперь же я услышала в ее речи волнение. Хотя сладость никуда не делась.

– Не знаю, как описать… но одна из кукол какая-то странная на ощупь… И потом… – Говорить об этом показалось мне совсем уж глупым, но я продолжила: – Потом мне показалось, будто кто-то смеется. Но в комнате, кроме меня, никого не было.

На мгновение мне пришла в голову мысль, что девушка, которую я видела в коридоре, вышла не из холла, а из какого-то тайного хода, протянувшегося за стеной Комнаты кукол, и это она стояла там и смеялась. Но зачем ей так делать? Бессмыслица какая-то. И ночью там точно никого не было, кроме меня. Никаких горничных. И все же кто-то смеялся. Вайолет кивнула. Вид у нее был довольный.

– Ты удивишься, что я это говорю, но это добрый знак. Это значит, что некоторые слухи о нашей тетушке правдивы и мы не зря запирали эту комнату и не пускали туда никого, кроме тебя.

– Но что это значит?

В ответ она лишь улыбнулась.

– Если бы я только знала! Почему бы тебе не показать мне эту странную куклу? Может, тебе есть еще что рассказать? Ощущение от прикосновения к ней было неприятным? Тебе показалось, что она злая?

– Да, я с удовольствием ее вам покажу. – Я была рада, что наконец могу кому-то продемонстрировать плоды своего труда. – И нет, «злая» – неподходящее слово. – Обычно я с легкостью могла подобрать правильное описание для чего угодно и этим отличалась от других девочек в приюте, но сейчас мне не хватало фантазии. – Ей будто очень хочется со мной подружиться. Словно я ей нравлюсь куда больше, чем она мне. И в то же время она вроде готова вылупиться.

Да уж, не похоже, чтобы я говорила о куклах! Но Вайолет поверила и не стала меня высмеивать, хотя собственные слова показались мне настолько глупыми, что я чуть не расплакалась. Мысль о том, что придется снова прикасаться к этой кукле, повергла меня в отчаяние.

– Не бойся, Флоранс. С тобой ничего не случится. Но сначала тебе нужно успокоиться. Садись рядом со мной.

Она протянула руку за диван. Я уже знала, что где-то там находится шнур звонка. Меня не пришлось долго упрашивать – меня знобило, должно быть, от ужаса, и поэтому мне очень хотелось устроиться перед камином.

– Расскажи мне о кукле, – предложила миледи.

Я открыла рот, но не успела произнести ни слова – в комнату вошла горничная, Клара. Которую из девушек я встретила в коридоре, я уже не помнила.

– Клара, принеси нам коньяк, – распорядилась Вайолет.

– Да, миледи.

Девушка вышла и быстрее, чем я успела переспросить или запротестовать, вернулась с подносом, на котором высились две пузатые рюмки и красивый хрустальный графин с красновато-коричневой жидкостью.

– Только один маленький глоточек, – сказала Вайолет. – Спасибо.

Сейчас, когда Руфуса не было рядом, она вела себя иначе, говорила со слугами куда приветливее и вежливее. Наверное, поэтому экономка так уважительно о ней отзывалась – едва ли миссис Арден стала бы так ее расхваливать, если бы Вайолет держалась холодно и надменно. Но когда Вайолет протянула мне рюмку, я не знала, брать ли в руки коньяк, не говоря уже о том, чтобы пить.

– Насколько я понимаю, ты не употребляешь спиртного, – улыбнулась Вайолет. – По крайней мере я на это надеюсь. Но глоточек тебе не помешает. Это позволит избавиться от испуга. Не надо бояться.

Она чуть покачивала рюмку в руке, чем-то напоминая заклинательницу змей.

Кивнув, я сделала глоток. Коньяк обжег рот, и я обрадовалась, что мне налили совсем немного. Вкус мне не понравился, да и сама мысль о спиртном пугала. В приюте я наслушалась историй о том, как бедные девушки превращались в беззащитные жертвы под воздействием выпивки, и хотела избежать такой судьбы, в особенности в присутствии человека, которому я совершенно не доверяла. Конечно, она не могла воспользоваться мною, как это сделал бы мужчина, – впрочем, я не представляла себе, что и Руфус опустился бы до такого, и все же… Все же стоит оставаться настороже. Я вздохнула с облегчением, когда Вайолет не стала подливать мне еще и действительно ограничилась одним глотком.

– Тебе сразу же станет легче, поверь.

Я ощутила жжение в горле, рот и желудок наполнило непривычное тепло. Я сидела и ждала, когда же мне станет легче.

– Я бы еще… – начала я и осеклась, вспомнив, что Клара все еще в комнате.

Девушка тихо стояла у двери, ожидая, когда можно будет забрать поднос. Наверное, у этих горничных особый талант – становиться почти невидимыми.

– Хорошо, – кивнула Вайолет. – Клара, ты можешь идти.

Ей не нужно было играть в прятки со слугами и красться в Комнату кукол. Пока Вайолет сопровождает меня, никто из служанок не осмелится за нами следить. Она величественно прошествовала по холлу, я последовала за ней. Я подумала, не рассказать ли Вайолет о странной встрече в коридоре, но потом решила этого не делать. Судя по всему, эта встреча связана не с куклами, а с другими тайнами Холлихока, и Вайолет не нужно знать, что я наткнулась на одну из них.

Она впервые вошла в Комнату кукол после того, как я навела тут порядок, и с любопытством и удивлением огляделась.

– Как я посмотрю, ты славно потрудилась, малышка. Очень хорошо. Теперь коллекция действительно впечатляет. Белые простыни придавали этой комнате «очарование» морга, ты не находишь? – Она прошла по комнате, осматриваясь. Ее изящные ножки не оставляли следов на ковре. – А теперь покажи мне куклу, о которой ты говорила.

Собравшись с духом, я взяла куклу и протянула ее Вайолет.

– Вот она.

Я надеялась, что Вайолет заберет ее, но женщина просто окинула куклу взглядом, а в руки брать не стала. Нагнувшись, Вайолет осмотрела ее со всех сторон. Может быть, она знала, что к этим штукам лучше не прикасаться.

– Замечательно. Как ее зовут? Ты уже придумала имя?

Я кивнула.

– Дженет… – начала я.

Договорить я не успела. Вайолет влепила мне пощечину. Больно не было – Вайолет била не с такой силой, как, бывало, мисс Монтфорд. У меня в голове промелькнула мысль о том, какие же у нее все-таки холодные руки. И я обомлела от изумления.

– Не смей произносить это имя в нашем доме! – прошипела Вайолет. – Я не желаю его слышать!

Я замерла как вкопанная, сжимая в руках куклу и не зная, что тут сказать. Попросить прощения? Нет. Дженет – обычное имя, в нем нет ничего странного.

– Я не знала… – осторожно начала я.

Но к Вайолет уже вернулась былая слащавость.

– Конечно, откуда тебе было знать. Просто запомни на будущее.

Почему у нее так внезапно меняется настроение? То да, то нет… Ох, не по мне это! Я намного лучше понимаю таких людей, как кухарка, вечно чем-то недовольных.

А теперь я стояла в комнате с Вайолет – и не могла просто забыть, что она только что меня ударила, причем ни с того ни с сего, просто потому, что не хотела слышать какое-то имя. Дело во мне? В характере Вайолет? Или в этой кукле? Я отступила на шаг, все еще держа куклу в руках.