Текст книги "Комната кукол"

Сколько же здесь книг! Толстые тома в старых кожаных переплетах – я даже знать не хотела, сколько этим книгам лет, и не решалась прикасаться к ним. Мне не очень-то хотелось во второй свой день в Холлихоке сознаваться хозяевам, что я порвала бесценную книгу. Я посмотрела на свои руки. Изначально я надеялась, что они останутся чистыми, ведь во время прогулки по саду я держала их за спиной, чтобы не выпачкаться, и даже цветы не рвала. Но это было до того, как я начала подтягиваться на подоконнике. Теперь же руки были грязными и исцарапанными, к тому же я еще и испачкалась в извести. Наверное, если бы тут была какая-то тряпка, руки можно было бы оттереть. Хм, может быть, воспользоваться шторами или моей нижней юбкой?

Но, посмотрев на платье, я поняла, что грязь на пальцах – только часть проблемы. На белом платье остались явственные следы моего подъема на подоконник. В саду я все время помнила о том, что платье нужно беречь, и потому не пошла в заросли ежевики и не стала садиться на траву. А потом я забиралась по стене дома, пыльной и грязной. По платью это сразу было видно. Да уж, у меня неприятности. Такую грязь в библиотеке не найдешь, даже если будешь доставать с полки самые пыльные тома. Мне нужно вернуться в свою комнату, спрятать платье в шкафу или где-то еще и переодеться в другое – и все это, не попавшись на глаза Руфусу. Иначе… Не знаю, что случилось бы иначе, и выяснять это мне в тот момент не хотелось.

Я на цыпочках подошла к двери, чтобы проверить, действительно ли она заперта. Может, нужно было сделать это сразу. Вдруг мне просто показалось, что ключ повернулся в замке? И на самом деле мистер Трент вовсе не был таким вредным? Я повернула дверную ручку – ох, хоть бы она не заскрипела, хоть бы этот звук не привлек внимание мистера Трента или Руфуса. Я не собиралась трясти запертую дверь, это только позабавило бы дворецкого. Ручка не скрипела, но дверь действительно была заперта. И тут уж ничего не поделаешь. Я посмотрела в замочную скважину, вернее, попыталась это сделать – с той стороны в ней торчал ключ. Вот бы до него добраться… Нужно подумать. Или ждать, пока меня выпустят. Ничего другого мне не оставалось. Ну и злиться, что я позволила себя запереть, конечно.

В первую очередь мне нужна была книга. Большая книга. Не потому, что я не любила читать маленькие книги, – так я могла спрятать от чужих глаз грязь на платье. Самой большой книгой из тех, что сразу бросились мне в глаза, оказался географический атлас. Он был огромен, даже не помещался на полке, и для него пришлось сделать отдельную подставку. Когда я взяла его в руки, выяснилось, что он еще и ужасно тяжелый. Открыв атлас, я уютно устроилась в кресле – и принялась разглядывать карты. Я не знала, как произносятся названия далеких городов и как живут люди в дальних краях, но я словно затерялась в этих чужих мирах. В библиотеке царила тишина, ничто меня не отвлекало, и я, позабыв о времени, листала страницы атласа, представляя, что путешествую по этим диковинным странам. На картах были белые пятна, неизведанные земли, и я полагалась на силу своего воображения, выдумывая, что могло бы там находиться. Атлас был очень старым, и я не знала, что начали наносить на карты после того, как он был издан, но мне было все равно. Для меня эти неведомые страны символизировали величайшие приключения, и я подолгу всматривалась в каждую карту, стараясь, чтобы она запечатлелась в моей памяти в мельчайших подробностях. Я так увлеклась этим занятием, что не заметила, как кто-то открыл дверь. И только когда прозвучал голос Вайолет, сладкий как мед, я подняла голову.

– Я смотрю, ты тут уже освоилась.

Моргнув, я кивнула.

– Да, большое спасибо. – Я отвечала механически, слова лились из меня, как льется мелодия из шарманки: шарманщику нужно просто крутить ручку, не задумываясь о нотах. – Очень красивая библиотека.

Мне показалось странным, что именно Вайолет пришла за мной, а не Руфус. Я почему-то думала, что библиотека – это его любимое место. Но, вероятно, я ошибалась. В конце концов, Руфус только недавно унаследовал Холлихок, и все эти книги собирал не он. Должно быть, их приобрела мисс Лаванда или, что еще вероятнее, ее предки, ведь она и так тратила много денег и усилий на кукол, едва ли у нее хватало времени на что-то еще, в том числе и на книги. И даже если мисс Лаванда умерла уже очень, очень старой, многие книги были куда старше.

– Я очень рада. Но, может быть, ты хотела бы освежиться?

Я поняла, что она имеет в виду, но не стала говорить, что я уже облегчилась в саду, в тени лабиринта, где никто меня не мог увидеть. Такую тему не станешь поднимать в разговоре с леди. Впрочем, может быть, она просто предлагала мне вымыть руки.

– Да, с удовольствием. Вы не подскажете, который час?

Мой план состоял в том, что Вайолет посмотрит на часы, а я тем временем незаметно прошмыгну к двери, чтобы она не увидела мое платье. Вайолет точно обратит внимание на грязь, она ведь женщина. Хотя на самом деле, похоже, она не очень интересовалась нарядами и модой – сегодня на ней опять было платье пастельных тонов, все в рюшах и с нижней юбкой на каркасе. Должно быть, такие платья носила в юности королева Виктория.

Но Вайолет не потянулась за карманными часами. Улыбаясь, она указала на огромные часы над дверью, которые я до того не замечала. Только сейчас я услышала, как громко они тикают. Половина шестого. Потрясающе, как быстро пролетело время! Нужно поторапливаться, наверное, уже скоро ужин. Может быть, стоило бы спросить мистера Трента, когда подают ужин для слуг, но мне не хотелось вступать с ним в какие-либо беседы сверх необходимого.

– О, надо же. Спасибо, что зашли сюда, иначе я могла бы просидеть так всю ночь.

Как же выбраться отсюда, чтобы она не заметила мое платье? Вайолет стояла прямо перед креслом…

– Можно мне взять атлас в комнату?

Я изобразила очаровательнейшую улыбку – обычно ее хватало, чтобы растопить сердце мисс Смайти, когда у меня было всего полпенни, а я хотела взять больше книг, чем полагалось. К счастью, мисс Смайти тепло относилась к сиротам. А вот Вайолет…

– Конечно, нет! – Она рассмеялась. – У нас есть библиотека, тут можешь читать сколько хочешь, но книги отсюда выносить нельзя.

Но тут она, сама о том не подозревая, сделала мне огромное одолжение – отошла и принялась осматривать ряды книг. Я вскочила и метнулась к двери.

– Тогда пойду освежусь! – крикнула я через плечо. – До свидания, мадам.

И я убежала, не дожидаясь ответа. Может быть, завтра за завтраком Вайолет отругает меня за это, ну и пусть, все равно из-за испачканного платья неприятностей было бы больше. Я помчалась вверх по лестнице – такое поведение не приличествовало девушке, но я торопилась спрятаться у себя в комнате. Нужно было переодеться и идти на ужин.

К этому времени я уже немного научилась обращаться с этим платьем и знала, как его снимать, поэтому на переодевание не потребовалось много времени. Если поначалу я смеялась над тем, что для меня сшили три одинаковых платья, то теперь была этому очень рада. Слегка запыхавшись, я спустилась в подвал около шести часов – я надеялась, что сейчас около шести, поскольку не слышала, чтобы где-то в доме пробили часы, а своих у меня не было. Вообще, мне нужен был будильник. Я решила осторожно поговорить об этом с экономкой – и о переднике. Хотя я еще не общалась с этой женщиной, безусловно, она заинтересована в том, чтобы никто не опаздывал на ужин, и если у нее такой характер, как я думаю, то для нее нестерпима сама мысль о девушке без передника.

Мыкаясь по подвалу и не зная, куда направиться, я втайне надеялась встретить Алана. Но под лестницей его не оказалось – как не было и никаких следов того, что там вообще кто-то когда-то спал. Только увидев сложенную ширму в углу, я поняла, что эта встреча мне не приснилась. Наверное, он на день убирал матрас и постель в шкаф.

Поколебавшись, я решилась заглянуть в кухню. Искать столовую для слуг мне пришлось бы долго, если такая тут вообще имелась, а в кухне мне хотя бы уже довелось побывать. И снова я увидела пухлую краснощекую кухарку и служанку, чье имя я еще не знала. Люси тут не было, но, наверное, она сейчас убирала где-то в доме.

– Да? Чего тебе? – неприветливо осведомилась кухарка.

Я сглотнула.

– Я хотела спросить, скоро ли ужин.

– Вот, значит, как? Хозяева считают, что мы недостаточно быстро работаем? И прислали тебя разнюхать, уж не обленились ли мы тут, а?

Эх, а я еще считала нашу миссис Хьюберт пренеприятнейшей особой! Наверное, всех кухарок не только обучают кулинарному мастерству, но заодно еще учат грубить, ворчать и ругаться – без этого никак.

Я покачала головой:

– Нет, я спрашиваю, потому что мне сказали ужинать с вами и остальными слугами.

– Ха! Вот как! – воскликнула кухарка и расхохоталась.

– Что здесь происходит? – строго спросил кто-то за моей спиной.

Если бы голос не был женским, я решила бы, что это мистер Трент. Наконец-то я познакомлюсь с экономкой. Я повернулась и присела в книксене.

– Простите, мэм, мы с вами еще не встречались. Я Флоранс, новенькая. Мне сказали, что я буду ужинать со слугами.

Экономка – если я правильно помнила, ее звали миссис Арден – смерила меня взглядом. Ей не хватало очков мистера Трента. Да, очки бы ей не помешали – не потому, что она плохо видела, а просто для того, чтобы посмотреть на меня поверх оправы.

Миссис Арден оказалась худощавой пожилой женщиной с опрятным чепчиком – когда-то он был белым, но теперь уже начал сереть. Черное платье подчеркивало ее статус.

– Так, Флоренс. – Она произнесла это имя на английский манер, будто считала все французское проявлением дурного тона. – Ты опоздала.

– Ой, извините, я не знала, когда подают ужин. Вы меня ждали?

Ее строгое лицо ничуть не смягчилось, ни тени улыбки.

– Если не знала, то должна была спросить. И нет, мы никого не ждем, когда садимся ужинать. Если кто-то опаздывает, он сам виноват.

У меня заурчало в животе. Два дня подряд мне удавалось только перекусить сладостями за завтраком, надолго этого не хватало. Я надеялась раздобыть себе ужин, чтобы не ложиться спать голодной.

– Чтобы я завтра не опоздала, позвольте спросить, когда же все-таки ужин? – осторожно поинтересовалась я.

– Мы едим в час, – ответила миссис Арден.

– Нет, я имею в виду не обед, а ужин, – поспешно уточнила я.

– Именно.

– В час дня? – потрясенно спросила я.

Я просто не могла в это поверить. Час дня? Впрочем, ужин в час ночи – это тоже едва ли возможно.

Экономка кивнула:

– Правила есть правила. Стоит их придерживаться, если ты хочешь чего-то достичь в этой жизни.

Я потупилась.

Вид у нее был суровый и непреклонный, но в то же время я чувствовала, что ей можно доверять, чего нельзя было сказать о дворецком. Миссис Арден отвечала за всех служанок в этом доме, и я вполне могла себе представить, что горничные слушались ее, как собственную мать.

– Я буду следить за этим, – поспешно сказала я. – Извините, вы не подскажете, где я могла бы взять передник? Хозяева дали мне это замечательное платье, но передника при нем не было.

– Ты злословишь на хозяев? – возмутилась миссис Арден. – Хочешь сказать, они плохо о тебе заботятся? Ты сирота, как я слышала. Тебе не кажется, что ты могла бы выказывать больше благодарности?

– Но я им благодарна, – возразила я. – Даже очень. Я просто боюсь испачкать платье, если буду ходить без фартука.

– Значит, тебе придется следить за тем, чтобы не испачкаться, – холодно ответила миссис Арден. – Если бы миледи хотела, чтобы ты носила передник, она бы тебе его дала. Миледи очень хорошо относится к вам, девочкам. Вы ни в чем не испытываете недостатка. Подумай об этом.

Да уж, с этой женщиной шутки плохи. Вайолет могла бы гордиться тем, как верна ей экономка. Знала ли она, как ворчит из-за хозяев кухарка? Но я не ябеда и не стала бы лезть не в свое дело. Поэтому я сделала вид, что смутилась. Видимо, понадобится еще какое-то время, прежде чем я разберусь, как тут все устроено.

Плотно сжав губы, я кивнула:

– Прошу прощения. Я не хотела показаться вам невоспитанной.

Голод и разочарование сводили меня с ума, но я не собиралась доставлять удовольствие экономке, а особенно – кухарке, и плакать, хотя сейчас, в этой кухне, мне очень хотелось разрыдаться – от злости, конечно. Мне удалось попрощаться и с невозмутимым видом выйти из кухни, но едва я дошла до лестницы, как поняла, что уже не могу сдерживаться. Обычно я не реву. Я гордая, упрямая и уж точно не плакса. Но в этот день меня заперли в комнате, надо мной посмеялись, смотрели на меня сверху вниз, и ко всему я еще ничего не ела… Наверное, в этом все дело, в голоде. Слезы градом катились у меня по лицу, и только благодаря последним крохам самообладания я не начала громко всхлипывать. Вообще, если уж плакать, то только тихо – этому быстро учишься в приюте Св. Маргариты. Начнешь громко рыдать – и другие девочки сожрут тебя живьем. Но в таком заплаканном виде я не хотела подниматься на этаж, где жили хозяева. Страшно представить, что будет, если Руфус или Вайолет увидят меня с залитым слезами лицом – в этот момент ничего хуже быть не могло. Итак, я забилась под лестницу, надеясь, что меня там никто не найдет, пока я не успокоюсь и не возьму себя в руки. Но я совсем позабыла о том, кто живет в Холлихоке под лестницей.

Конечно же, вскоре явился Алан – и застал меня там. Мы почему-то постоянно сталкивались именно в тот момент, когда один из нас был не в состоянии разговаривать! Может, он сделал это в отместку за то, что я испугала его этой ночью? Нет, я так не думаю. Алан был первым, кто повел себя вежливо и доброжелательно, и об этом я не забуду.

Он опустил руку мне на плечо, и снова меня охватила дрожь от тепла его ладони и ощущения его силы – с девочками обычно все было иначе. Я не решалась поднять голову, не хотела, чтобы он увидел мои слезы, увидел, как я покраснела.

– Слушай, тебе не надо плакать! – Он говорил с едва уловимым акцентом, произносил буквы чуть мягче, чем парни в Лондоне, например один мальчишка, который чистил у нас камин, и второй, который разносил в нашем квартале молоко.

– Нет, – упрямо ответила я, – именно это мне сейчас и нужно. Я так решила. Точно.

Я говорила с таким возмущением, что чуть не рассмеялась от звучания своего голоса.

Алан присел рядом со мной на корточки, и рука, только что касавшаяся моего плеча, вдруг легла мне на колено. Это казалось чем-то само собой разумеющимся, будто ему даже не нужно было спрашивать, можно прикасаться ко мне или нет.

– Что случилось? – тихо спросил он.

Я сглотнула, чтобы не разрыдаться в голос, – ни за что себе не простила бы, если бы начала реветь прямо при Алане.

– Все случилось. Мистер Трент…

В этот момент мне пришло в голову, что Алана не касается, запер меня мистер Трент в библиотеке или нет и поступил ли он так по распоряжению Руфуса.

– Мистер Трент нагрубил мне, и миссис Арден тоже, а потом еще и кухарка, а теперь мне еще и поужинать нечем…

– Но хозяева к тебе хорошо относятся, верно? И я не видел, чтобы ты работала в доме. Наоборот, тебе тут хорошо живется. К тому же, раз у тебя есть время сидеть здесь и плакать, жаловаться тебе не на что. – Несмотря на смысл его слов, в голосе Алана не было и следа злости. – Смотри, если уж на то пошло, то я выполняю в доме самую черную работу. У меня и кровати-то настоящей нет, и я чищу ночные горшки и все такое. И каждый считает своим долгом об меня ноги вытирать. А ты сидишь и плачешь, хотя на самом деле для этого нет никаких причин. Ну что тут скажешь…

Я шмыгнула носом.

– Если хочешь, можешь сесть рядом и тоже всплакнуть. Я же тебе плакать не запрещаю.

Даже в слезах я могла пошутить, а это что-то да значило, верно?

– Ну какой смысл плакать? Стоит лить слезы, только когда совсем плохо. Я думаю, нужно расправить плечи и сказать себе, что пусть они сегодня плюют на тебя, зато завтра ты будешь всеми командовать.

Интересно, до какой должности мог дослужиться мальчик на побегушках? Стать дворецким? Думая о старом, ворчливом и сутулом мистере Тренте, едва ли можно пожелать Алану такое будущее. Он был веселым парнем, волосы опять растрепались – или он их вообще не расчесывал? – глаза блестели, и мне нравился его взгляд.

– Значит, хочешь всеми командовать? – спросила я.

– Нет, мне это не нужно.

Я вздохнула с облегчением.

– Но я хочу, чтобы меня уважали, – добавил Алан. – Если бы меня не было, им пришлось бы самим чистить свои ночные горшки, и эта мысль дарит какое-то утешение, согласна?

Я кивнула, пытаясь применить его слова к своей ситуации. Алан хотя бы занимался важной работой, без которой жизнь в Холлихоке была бы куда менее приятной. А без моей работы вполне можно обойтись. Обитателям этого дома все равно, здесь я или нет. И если Алан мог гордиться своим трудом, мне оставалось лишь хранить тайну, которая и без того едва ли показалась бы кому-то интересной.

– Да, это вызывает уважение. Правда. Наверное, твоя семья тобой очень гордится?

Улыбнувшись, Алан покачал головой:

– У меня нет семьи. Ты ведь тоже сирота, верно? Я слышал разговоры слуг о том, что мистер Молинье привез девочку из сиротского приюта. Так что мне ли говорить тебе, каково это.

– Но тебе хотя бы не приходится отправлять все деньги домой.

Алан ухмыльнулся:

– Да, нет дома – и деньги некуда отправлять.

Мы заулыбались. Удивительно, как мало нужно, чтобы два едва знакомых человека почувствовали близость. В приюте Св. Маргариты каждая девочка была сиротой, и это обстоятельство не могло стать основой дружбы, но тут, где мы были единственными, у кого нет родителей, этого оказалось достаточно.

– Ты не знаешь случайно, где бы раздобыть поесть? – спросила я.

Алан покачал головой:

– Миссис Арден всегда запирает кладовку, чтобы никому из слуг не вздумалось утащить, скажем, яблоко или кусок сала. До утра продержишься? Ты когда в последний раз ела?

– Я завтракала. – Мне вдруг стало стыдно за то, что мне можно есть в комнате хозяев. – И завтра утром я смогу поесть. До утра продержусь.

После дня тяжелого физического труда я бы не смогла так ответить, но сегодня я просто немного прогулялась и почитала, поэтому жаловаться мне, собственно, не на что.

– Ну, ты хотя бы опять улыбаешься, – заметил Алан. – Вот видишь, в этом доме тебе не стоит плакать, все на самом деле не так уж плохо. А если что-то случится, приходи ко мне или к Дженет, мы тебя выслушаем.

– Кто такая Дженет? – Я почувствовала себя очень глупо, хотя едва ли кто-то мог попрекнуть меня тем, что за два дня пребывания здесь я не выучила имена всех слуг.

– Дженет? Посудомойка. Ты с ней уже знакома, по-моему, она от тебя просто в восторге, все говорила, как ей понравилось твое платье.

– Люси? – осторожно переспросила я.

– Точно, Люси. Но я называю ее Дженет, когда никто из посторонних не слышит. Это ее настоящее имя, в конце концов.

– Дженет… – повторила я.

Не знаю, почему Руфус и Вайолет решили сменить ей имя. Может быть, им казалось, что Люси звучит красивее.

– А меня тут назвали Флоранс. Звучит не хуже, чем мое прежнее имя, но и оно не было настоящим, его просто выдумала наша директриса.

– Да, Флоранс – красивое имя, – согласился Алан.

Только сейчас я заметила, что его рука все еще лежит на моем колене, хотя я уже не плачу и меня не нужно утешать.

– Со мной все проще, я как был Аланом, так Аланом и остался. У меня даже фамилии нет, но пока я не стану дворецким, фамилия мне не понадобится, а до того времени я успею что-нибудь придумать. – Он сжал ладонь на моем колене. – А теперь… все в порядке?

– Да, все в порядке. – Я не лгала. – Главное, чтобы я не наткнулась на мистера Молинье и он не увидел, что я плакала…

– Не наткнешься. – Алан выпрямился. Его худощавое тело двигалось рывками, точно раскладывалась линейка. – Он сегодня уехал в Лондон, я помогал запрягать лошадей в карету. До завтрашнего дня ты его не увидишь, бояться нечего.

– Ага.

Ну, это объясняло, почему Вайолет освободила меня из библиотеки, а не Руфус. И может быть, он не хотел выпускать меня из дома, пока сам в отъезде и не может проследить, чем я занимаюсь в саду.

– Спасибо, Алан, ты мне очень помог.

– Ну вот видишь, я же говорил. И в следующий раз не позволяй им доводить тебя до слез.

Он протянул руку и помог мне подняться на ноги. Колени и спина у меня болели, так долго я просидела под лестницей. Я потянулась, пожелала Алану спокойной ночи и отправилась спать. Голода я практически не чувствовала. Устроившись под одеялом, я вдруг поняла, что прошлой ночью почти не спала, а потом весь день провела на ногах. Теперь усталость давала о себе знать. Мне снились куклы. Они смеялись от радости, увидев меня, и во сне я знала, что мне больше не нужно их бояться.