Текст книги "Царь горы. Игра со смертью"

– А? – Настя замерла. Ей показалось, что сердце перестало биться. Она правильно услышала?

Кирилл же двинулся вперед, и ей пришлось поспешить, чтобы не отставать от него. Но теперь в ее голове огненными буквами горел вопрос «Что это было?!». Ну и вопросы поменьше, разумеется. Должна ли она ответить тем же, или достаточно пробормотать «спасибо»? А может, «поезд уже ушел» и можно просто проигнорировать это признание? И тут же снова вспыхивал вопрос «Что это было?!».

Настя никогда раньше не слышала признаний в любви. Да, запинаясь и краснея, Антон несколько раз говорил, что она ему нравится, и замирал, как кролик перед удавом. Настя только недавно поняла, что это он ждал ответа. Еще она получала «валентинки», чаще всего от того же Антона, и там было корявое «стань моей Валентиной». Похоже на признание, но все равно не то. И уж чего она совсем не ожидала, так признания здесь, в горах.

Она всегда презирала девчонок вроде Лизы, которые ради улыбки симпатичного парня, даже змее люда, готовы идти за ним на край света или ищут себе парня, когда надо думать о выпускных экзаменах. Парни ведь точно за пару лет не закончатся, а вот конкурс в институт совершенно дикий! А вот сейчас, буквально в шаге от смерти, она не могла перестать думать о том, что ей сказал парень. И о некоторых других парнях тоже. Может, Хозяйка со своими огнем и водой что-то повредила в Настиной голове? Потому что верить в то, что это она сама вдруг стала думать не про поступление в вуз и даже не про то, чтобы выжить, а про то, реально ли она нравится парню, Настя не собиралась.

Да и поступление… Настя подумала, что, если выживет, вряд ли пойдет на геологический, как планировала последние несколько лет. Только полная идиотка могла считать, будто змеелюды такие же, как абсолюды, просто с чешуйками, да и то не по всему телу! Ей никогда не стать лучше даже самого слабого змеелюда, прошедшего гору. А учиться, чтобы потом идти работать на того же Марка… и не потому, что он лучше, а потому что у него есть его дары… ну уж нет!

Радовало одно – все эти мысли про неравенство увели ее от признания, и, когда Кирилл остановился, чтобы сделать привал, Настя была красная от злости, а не от смущения.

– Мне никогда не стать равной змеелюдам, да? – спросила она, наконец догоняя его. Шли они долго и со всеми вещами, но Настя усталости не чувствовала. То ли от переполнявшей ее ярости, то ли просто натренировалась уже ходить.

Кирилл приподнял бровь.

– Тебе зачем? – спросил он.

– Ну как зачем, – ярость снова вспыхнула так ярко, что Насте показалось, будто она ослепла. Того и гляди стукнула бы Кирилла, просто чтобы не взорваться. Только не после того, как он признался в любви. Приходилось терпеть. – Я хочу поступить на геологический, но там я всегда буду хуже тех, кто прошел эту дурацкую игру!

Кирилл поморщился. Похоже, ему не нравилось, когда игру называли дурацкой, хоть он сам и не был от нее в восторге.

– Не обязательно, – ответил он и добавил раньше, чем ярость Насти успела утихнуть: – Есть еще те, кто не проходит игру и просто заливает гору кровью. И сколько их, не знает никто.

Последние слова Настя слышала, как сквозь вату, а потом совсем перестала видеть и очнулась через мгновение на том же самом месте, но уже без Кирилла.

– Хозяйка побери эти видения, – по-змеелюдски и безопасно выругалась Настя. Еще бы понять, куда ее забросило!

Глава 19, в которой Настя знакомится с Нинуцей

До этого момента Настя была в самых разных временах и местах горы, но каждый раз она была в собственном теле или без тела вовсе – когда парила над горой и видела своих соперников. В этот раз гора была все та же, а время сравнительно недалеким – по крайней мере, Настя не видела серьезных отличий. А вот тело было другим, как и одежда. Ужасно хотелось поглядеться в зеркало или в озеро, но Настя крайне сомневалась, что поблизости найдется что-то похожее.

Поэтому приходилось довольствоваться ощущением и разглядывать то, что было доступно глазу. Волосы болезненно стягивались в сложную прическу, которая сверху была прикрыта какой-то тканью, прикрывающей почти все лицо, а лоб, виски и затылок сдавливало каким-то ободком.

Одежда была мало приспособлена для лазания по горам, но зато теплая – юбка доходила до самых пяток, и, похоже, была под ней еще как минимум одна, что-то среднее между зауженным жилетом и корсетом плотно стягивало талию. Глазам было больно от поблескивающих на солнце драгоценных камней и жемчуга, искусно украшающих лиф платья и жилет.

«Я или безумно богатая и совершенно повернутая на украшениях девица, или змеелюдка», – подумала Настя и вздрогнула – думала она не по-русски!

Она поднесла ближе к лицу такие непохожие на свои нежные руки и вздохнула. Так и есть. Тонкие светлые чешуйки шли изящным рисунком по тыльной стороне ладоней и уходили под длинные рукава.

Теперь бы понять, как она попала в голову этой девушки, а еще лучше понять, как сама девушка попала в одиночестве и безоружная на гору! Потому что, если девушке суждено умереть вместе с Настей в голове, хотелось бы хоть какой-то конкретики.

И, словно в ответ на Настины мольбы, ситуация начала проясняться. Настя теперь знала, что девушку звали Нинуца, имя рода же ее даже временное знание языка не позволило запомнить, и была она княжной очень небольшого княжества. И здесь она вовсе не была одна. Просто многочисленные сопровождающие прятались по кустам и за камнями, готовые броситься с помощью, едва она позовет. Нинуца звать не собиралась, а Настя тем более, хоть причины у них были разные.

Как и любую змеелюдную княжну, Нинуцу отправили на гору, чтобы победить, взойти на вершину и просить милости Хозяйки. Те были падки на истории любви, вот и Нинуце предстояло броситься в ноги Великой каменной деве и рассказывать, как велика любовь княжны к жениху и как она мечтает принести в общее гнездо общих же змеенышей.

Настю передернуло от этих воспоминаний. Нинуца, похоже, была младше ее, какие еще змееныши! Да и промелькнувший в памяти мрачный змеелюд, прекрасно владеющий не только оружием, но и огромным серым змеиным хвостом, не вызывал приятных чувств. Он был старше Настиного отца и почти весь седой!

Вот и Нинуца вовсе не хотела плестись в гору во всех своих нарядах и волочить флягу с кровью какой-то абсолюдки. На снег стоило вылить ее и царапнуть свой палец, чтобы дать и живой крови тоже. Но планы княжны были другими.

Старший брат, прошедший гору едва ли на пару осеней раньше, рассказывал, как любит гора свежую кровь, когда она льется из дыры в груди. Брату для этого добыли просто тьму абсолюдов, включая юных дев, но он потребовал, чтобы были и змеелюды – чтобы имелись соперники на горе. О том, что «соперники» получили лишь короткие кинжалы, брат умолчал, это Нинуце нашептали уже няньки. Ну и что? Брат бы раскидал и сильных воинов, но какой толк рисковать, коли не война, а гора?

Нинуца хотела так же. Хотела выплеснуть ярость, которая так долго копилась под ее нежной кожей, едва покрытой тоненькими нежными чешуйками. Весь тот яд, который нельзя было изливать, чтобы не портить образ нежной и покорной княжны. Но что толку утопать в роскоши и драгоценных камнях, если ей все равно навяжут то же самое, что и любой абсолюдке в горном селе?

Настя мысленно кивнула. Она уже забыла, что она не Нинуца, тело воспринималось как свое, и легкая щекотка в пятках и пальцах ног, напоминающая о том, что в ней достаточно сильная кровь, чтобы обратиться, не смущала.

Она шагнула вперед, снова поморщившись, как и до появления Насти. Мягкие туфли не были предназначены для хождения по горам, предполагалось, что она проедет часть пути в носилках, а потом пойдет по снегу, царапаясь об острый лед, чтобы Хозяйка видела ее жертву. Но Нинуца решила иначе.

Острым взглядом она отмечала каждое шевеление ветвей. Здесь не должно было быть ее родных. Они, как и проклятый жених, должны были встретить ее на вершине, своими глазами увидеть ее встречу с Самой и отметить это пиром. Что пир мог перейти и в свадьбу, Нинуца догадывалась и без нянюшек.

Здесь же должны были быть люди попроще, как змеиных кровей, так и обычные. Те, что должны были помочь ей, сделать ее путешествие приятным. Что же, они могли помочь. Но сделают они это так, как она захочет.

Только сейчас Настя сообразила, что красивый наряд Нинуцы отягощен с двух сторон. С одной стороны висела фляга, в которой должна была быть кровь. Человеческая, княжеские потомки не оскверняли гору кровью животных. Княжна даже догадывалась, чья именно, но догадки держала при себе, и Настя была благодарна ей за это.

А вот со второй стороны бил по бедру меч. До того странный, что Настя поспешила взять его в руки. Ножны меча напоминали юбку, а сам он обладал изогнутой рукоятью – и поди пойми, как такой держать! Впрочем, Настя и с обычным не разобралась еще. Тем, что достался ей трофеем. Может, хоть научится с помощью княжны. Потому как та определенно знала, как держать свое оружие.

Словно услышав мысли нечаянной подселенки, Нинуца вытащила свое оружие из ножен и, взяв на манер рукояти пистолета, ринулась к ближайшим кустам. Настя и понять ничего не успела, как острие меча пронзило ветви, пестрые осенние листочки, и раздался крик.

Наверное, это был крик из тех, которые не удастся забыть никогда. Настя не могла зажать уши руками, как не могла закрыть глаза, ведь Нинуца с яростным восторгом разглядывала вывалившегося из кустов парня едва ли старше ее самой. Кровь хлестала из его груди, но он лишь машинально пытался зажать рану руками и, не отрываясь, смотрел на княжну. Та молча смотрела в ответ, и следующее ее действие Настя предугадала за мгновение до него.

«Нет!» – мысленно взвизгнула она, чувствуя, как ее собственные руки ведут острие резким выпадом вперед и пробивают шею. Умирающий не мог кричать, но его агония привела к тому, что капли крови оросили не только пестрый куст, но и аккуратное платье Нинуцы. И та была… счастлива?

Она даже не повернулась к наконец затихшему телу, поднимаясь выше в горы. Теперь у нее были силы, и ступни не чувствовали камней через тонкую подошву. Ей было хорошо так, словно она испила летнего молодого вина.

Настя вздрогнула, когда они подошли к какому-то кусту, но оказалось, что Нинуца хочет просто обтереть оружие. Было видно, что ухаживать за ним, в отличие от нанесения ударов, ее не учили. Нинуца неловко провела рукой по лезвию и оцарапала кожу.

Если до этого Настя мечтала, что это сон, просто дурной сон, то пронзившая боль напомнила ей, что все иначе. Она просто не в своем времени. И только.

– Сестричка, не дай каплям упасть на землю, – раздался насмешливый голос позади. Нинуца, а вместе с ней и Настя резко обернулись. Настя на мгновение перехватила управление руками, наставив грязный меч против высокого темноволосого змеелюда. Впрочем, она поняла, что он, может, и вовсе не так высок, просто он высоко поднялся на своем хвосте с красивым рисунком.

– И не направляй на меня мой же палаш, дорогая, – он улыбнулся, показывая длинные вытянутые клыки. – Не привлекай к себе внимание Госпожи раньше времени, не теряй свою кровь. Ты же не собираешься остановиться на одном?

– Что ты тут делаешь, я могла тебя убить, – пробормотала Нинуца и сунула палец в рот, останавливая кровь. Железный привкус успокаивал, но не тушил ярость.

– Ты и меня? – усмехнулся змеелюд. – Сестричка, скорее небо упадет на землю, чем ты меня хотя бы оцарапаешь. Развлекайся, но береги палаш. Оружие должно быть чистым.

И он развернулся, удаляясь прочь с совершенно недостижимой Нинуце скоростью и плавностью. Когда его пестрый хвост скрылся в кустах, ярость в Нинуце снова подняла голову. И Настя только вздохнула. Разве она этого хотела? Да, ее сейчас никто не мог убить, но убивала она! Пусть не сама, но поди объясни разуму, который считал, что эти руки с порезанным и еще ноющим пальцем, тяжесть палаша – теперь Настя знала название, ощущалась в ее руках. И крики слышала она, и кровь видела тоже она.

Однако свернуть Нинуцу с ее плана убивать всех, до кого дотянется, Настя никак не могла. Как оказалось, выражение, что человек привыкает ко всему, работало, но как-то криво. Настя перестала вздрагивать от криков и предсмертных хрипов, но даже ночью металась в безмятежно спящей Нинуце, которую охраняли незримые воины, вспоминая ту первую жертву. Ее – и Нинуцы, разумеется, руки были по локоть в крови, и это снова оказалось не просто выражение. Как бы хотела Настя никогда этого не знать!

Зачем ее мучает Хозяйка и показывает это? Настя никогда не была в подобной ярости. Она злилась, и часто, но убивать невинных за то, что она не могла сделать это с тем, кто реально был причиной ярости? Это точно перебор!

Но покинуть Нинуцу она не могла, все сильнее сливаясь с ней и уже слабо понимая, где она убивает, а где капризная княжна. Постепенно она поняла, что зря считала княжну просто психопаткой. Да, первое впечатление было именно таким – ей нравилось убивать, и она использовала то, что рождением ей было дано такое право. Но на деле Нинуца редко убивала совсем незнакомых людей, а одного совсем молоденького мальчишку и вовсе отпустила, лишь слегка царапнув палашом по плечу – пустила кровь для горы.

Это и впрямь была ярость. Ярость заточенного в рамки существа, жизнь которого была определена с рождения и до самой смерти. Настя, путешествуя вместе с княжной, была не до конца согласна с ней. Вон как Нинуца ловко управлялась со своим оружием! Вряд ли шансы так научиться были у обычных девчонок, особенно абсолюдок. Настя до сих пор с трудом могла определить век, в который попала: ни одеяния, ни речь ей не подсказывали ничего, и оттого оставалось только гадать, закончились ли войны между змеелюдами и абсолюдами, или она здесь в разгар очередной.

Настя в который раз пожалела, что так плохо вникала в жизнь за пределами дом-школа-комп-телевизор. Теперь ей было интересно, наказывают ли змее людов за убийства в горах вне игры? Часто ли в горы «случайно» во время игры попадали люди, которые не должны были с нее вернуться? А тюрьма? Одинаковые ли условия для обеих рас? Потому что у них были разные сильные и слабые стороны, и нечестно было бы давать им одинаковое наказание. Или честно? Равноправно.

Настя совсем запуталась. Она знала, что и среди обычных людей есть психопаты и убийцы, но, получается, в малочисленной расе змеелюдов убивали почти все сильные змеи? Причем в довольно юном возрасте, что не могло не оставить на них отпечаток. Тут мысль Насти ненадолго скакнула вбок. Нинуца в приступе прохладного любопытства, которое то и дело наступало у нее после взрывной ярости, копалась своими нежными ручками в разверзнутой груди какой-то несчастной, и Настя решила, что не может понять – считать ей, что она тоже убивала, или нет. С одной стороны, Нинуца отлично справлялась и без нее, но с другой – Настя все время была с нею! И пусть она не могла ничего сделать сама, являясь незримой и неосязаемой частью, она могла подумать о будущем.

Настя, как мантру, повторяла про себя, что это прошлое, и все эти люди мертвы уже многие годы, и она ничего не могла бы изменить для них, но ей все равно было плохо. Чуть полегчало, когда княжна наконец сумела обернуться. Это произошло так внезапно, что они обе решили, что умирают. И Настя даже обрадовалась – смерть должна была избавить ее от этих мук пребывания в княжне. Но болезненные судороги сменились сонливостью и онемением ног и тела до самой талии, а потом они уснули. Обе!

Для Насти это был неприятный опыт. До сих пор она бодрствовала в своих приключениях, теряя сознание лишь при смерти. Однако, что они не умерли, Настя поняла первая. Нинуца еще спала, обессилившая после судорог, а Настя уже анализировала доставшимися ей органами чувств то, что происходило вокруг. Ей удалось, не открывая глаз, чуть высунуть язык, отчего-то слышимость сразу сделалась лучше.

– Такая сильная госпожа, зачем сразу замуж отдавать, – сокрушался чей-то старческий голос. Настя сообразила по мерному покачиванию, что их с Нинуцей волокут на носилках. Где-то там, где раньше ощущались пальцы ног, было немного неприятно, словно она неудобно легла и затекло все, включая ступни.

– Змееныши сильные будут, семье радость, – отозвался голос помоложе.

– Так семья уже не наших хозяев будет, баранья башка, – первый, судя по всему, нервно дернул плечом, и носилки чуть сильнее качнулись. – Разве можно про земли и золото думать, когда дары важнее всего? Госпожа яростна, как ее прадед. Может стать великим воином.

– У нее есть братья, чтобы быть великими воинами, – возразил второй голос, а Настя с грустью поняла, что у неизвестного есть все шансы стать следующей жертвой «сильной госпожи», потому как Нинуца тоже очнулась и прислушивалась к разговору, не подавая виду, что в сознании.

– Братья, – первый голос фыркнул. – Слыхали? Да кроме старшего все пошли в мать, только и знают искать алмазы и думать ни о чем не желают! А если выйдет наша госпожа за Мхедари и, как знать, победит его кровь, что тогда?

– Что тогда? – басовито спросили с другого края носилок. Похоже, про Мхедари знали не все. А вот Нинуца скривила губы – Настя это чувствовала.

– Змееныши научатся прятаться и больше ничему! – проскрипел первый голос, и снова дернулись носилки, будто он пытался всплеснуть руками, не отпуская драгоценную ношу. – Не скрою, для простых змеелюдов умение сливаться с горой и двигаться неприметно очень полезно. Но для княжеских детей? Для нашей госпожи это плохой союз, я так сказал.

– Но ты ей не родич, родные хотят дочери большое княжество, еще больше дорогих украшений и верных слуг, – второй вздохнул. – После этой горы ей нужно будет много новых слуг. За неимением старых.

– Поверь мне, ей нужно совсем другое, – старик вздохнул и замолчал, а Настя и Нинуца, больше не нуждающиеся в том, чтобы подслушивать, аккуратно начали ощупывать себя. Под платьем, которое на удивление сохранилось, начинался хвост, и он кольцами укладывался на широких носилках вокруг княжны, образуя подобие гнезда. Пришлось приоткрыть глаза, чтобы убедиться – хвост ничуть не хуже, чем у брата, и даже не короче, пожалуй. Только чувствовать его было сложно.

«Хоть небольшая передышка от убийств», – подумала Настя и ошиблась.

Глава 20, в которой Настя шагает в бездну

Нинуца пошевелилась, приподнялась на локте, и, словно по знаку, ее носилки немедленно опустили. Носильщики молчали, склонив головы, пока княжна оглядывала их снизу вверх. Отметила старика и того, второго. Они были довольно похожи внешне, словно отец и сын или дядя и племянник – Настя пыталась обмануть себя как могла. Но могла она мало. С трудом ей удалось перевести взгляд Нинуцы от слуг на вершину. До нее оставалось совсем немного. Они уже подошли к леднику, и до него оставалось идти совсем немного. Можно было, конечно, проехать на носилках, но Нинуца была уверена, что ярость согреет ее на льду и снегу лучше бессмысленного сидения. Настя была настрое на к этому скептически, но ее мнением никто не интересовался. В некотором роде о ней просто никто и не подозревал.

– Поднимите меня, что стоите? – княжна надула губы, чувствуя приятное давление клыков на нижнюю. Может, старик прав, и ей стоит потребовать у родителей поискать пару подостойнее? По соседству, может, и нет, но сколько еще раскидано княжеств по их родной земле! Нинуца бы подождала. Или завоевала бы княжество себе сама!

Старик кивнул молодому болтуну, и тот поспешил подставить плечо, чтобы Нинуца могла опереться на него. Ощущения были… не слишком приятными. В отличие от княжны, Настя однажды ломала ногу, была вынуждена лежать дома с гипсом, и вот после того, как ей разрешили вставать, ощущения были похожими. И сместившийся центр тяжести тоже только усугублял ситуацию.

А потом ярость снова наполнила ее, от макушки под плотно прижатой к волосам шапочкой и до кончика хвоста, и она наконец поняла, как все работает. Настя вот не смогла, наверное, быть внутри того же тела все-таки недостаточно. И потому она пропустила, как Нинуце удалось это. Та обхватила своего помощника кончиком хвоста, а потом скользнула хвостом выше и через мгновение начала сжимать кольца на его теле так, словно делала это постоянно. Остальные слуги отскочили в стороны, один лишь старик горестно завыл, но тоже не сделал ни шага, чтобы помочь.

А Нинуца пытливо смотрела в глаза того, кого не душила, нет, кому пыталась переломать все кости, и чувствовала новый прилив ярости. Она неспроста давила так медленно, она чувствовала, что может быть лучше. И впрямь: тело в ее кольцах задергалось, и парень начал обращение. Нинуца ждала, продолжая медленно сжимать кольца. От напряжения она проколола губу клыками и слизнула собственную кровь.

Серый гадючий хвост – о, да парень ядовит! Нинуца чувствовала себя охотницей и воином, ее мысли забивали голову Насти, и та не могла услышать свои собственные, могла лишь тоненько скулить, когда обезумевший от боли слуга попытался прокусить змеиную шкуру госпожи, и та в то же мгновение сдавила лишь одно кольцо, ломая ему шею.

Ярость снова утихла. В этот раз Нинуца старалась сделать все медленно, но вышло все равно быстро. Ярость вскипала, но не успевала пролиться. И вновь наступало прохладное отупение.

Нинуца огляделась – кто-то еще? Может, старик скажет ей что-то? Но все молчали, склонив головы и чуть покачиваясь, стояли рядом и молчали. И разочарование сменилось сонливостью, Нинуца снова улеглась на носилки, позволяя нести ее дальше. Что там с убитым ею юношей, ей было неинтересно, и Настя тоже не смогла посмотреть.

В этот раз Настя не спала, пытаясь понять, что же здесь для нее. Может, она должна была постараться взять все в свои руки и победить княжну в ее собственной голове? Но она пыталась! Получалось очень плохо, и новые старания не приносили ничего. Или же дело было в чем-то другом, и этот этап был лишь уроком? Но что можно выучить таким жестоким уроком – этого Настя понять никак не могла. Носильщики, включая нового, который выскочил из кустов, едва Нинуца соизволила прилечь, теперь шагали молча. Никакой информации, никаких догадок.

Наконец, они остановились, и Нинуца открыла глаза. Настя же узнала место. Здесь она уже была с Виджеем! Вон за тот обломок скалы она швырнула топор… в своем времени.

Нинуца, так и не поменявшая хвост на ноги, соскользнула с опущенных носилок на лед. Холодно. Неприятно. Она начала злиться.

Еще хуже стало, когда она почти добралась до нужной точки. Нет, Нинуца, а вместе с ней и Настя подозревали, конечно, что здесь будут ждать родичи, которые хотят своими ушами услышать, что она попросит у Госпожи горы, но вот так сразу, готовыми к свадебному пиру, разодетыми в праздничные платья, от каменьев на которых смотреть на них было больно? Нинуца даже перестала ползти от неожиданности. Она разглядывала своих родителей, бабок, тетушек и дядюшек, братьев – старший ехидно подмигнул и кивнул в сторону жениха. Тот был в человеческом обличие и один. Видимо, свадьбу хотя бы не планируют отпраздновать прямо сейчас! Небольшая передышка. Короткая!

Увидев ее хвост, гости радостно захлопали, замахали руками, а Нинуца почувствовала острый стыд. Во что они превратили ее инициацию! Ее игру! Просто в приложение к свадьбе, которую сама Нинуца не хотела всем сердцем!

Она отвернулась от толпы и скользнула вперед, к вершине.

– Остановись, змеиное дитя, – Настя вздрогнула всем телом от знакомого голоса, и Нинуца вздрогнула тоже. От неожиданности. Она повернулась и увидела Хозяйку. В этом красно-черном наряде, который уже видела Настя, но неуловимо другом. Похоже, горная дева была не чужда моды и одевалась соразмерно эпохе, пусть и более вычурно. А еще – и Настя никак не могла перестать об этом думать – было ощущение, что это не ткань, а камень, вырезанный так искусно, что выглядел словно ткань. Или даже шкура хозяйки. Бррр! До чего только не додумаешься от ужаса!

В отличие от Нинуцы, испытывающей благоговение с изрядной долей опаски, Настя была в полном ужасе при виде Хозяйки. Она еще помнила, как та хотела ее убить. И за что?! Вообще непонятно даже за что!

– Еще шаг, и гора отправит тебя дальше, а ты наверняка хотела что-то попросить, – продолжила Хозяйка, с легкой, но почему-то казавшейся перепуганной Насте хищной улыбкой глядя на княжну.

– Да, – княжна облизала пересохшие губы и мельком оглянулась на семью. Все ее родичи – сколько же их? – стояли и смотрели. Ждали. Ждал и жених. Как хотелось сказать «хочу свободы!» и сбежать, всего лишь шаг, а в змеином теле одно скольжение, и ее унесет прочь с этой горы. Но это были мечты. Реальность была другой. Нинуца позволяла себе топить в ярости всех, кто служил семье, но сама не могла ничего. Только мечтать.

Поэтому она снова облизала губы – и чего они сохнут и сохнут, от легкого горного воздуха что ли? – и произнесла:

– Я хотела бы иметь возможность родить детей супругу.

Хозяйка приподняла одну бровь, до того острую и отточенную, что она казалась стрелой. И совсем не походила на брови родственниц Нинуцы и, как почему-то показалось Насте, на брови самой Нинуцы тоже.

– Ты влюблена, змеиное дитя? – спросила она мягко и глянула на застывшего в отдалении жениха. Сама же Нинуца даже не смотрела туда – боялась не справиться.

– Да, – она сглотнула. – Очень. Жить не могу без него, мое сердце обливается кровью от мысли, что я не сумею принести в его гнездо счастье новых хвостов!

Родня негромко, чтобы оставаться почтительной, но одобрительно загудела. Впрочем, один щелчок острыми когтями Хозяйки – и все стихло.

– Красиво говоришь, – медленно произнесла Хозяйка, пододвигаясь так близко к Нинуце, что Настя почувствовала идущий от нее холод. – Но лжешь и безыскусно. Слова подошли бы обычному человеку, но змеиные дети не умеют любить.

Она обхватила подбородок Нинуцы своими сильными пальцами, чуть прокалывая кожу своими когтями, и подняла повыше, чтобы заглянуть в глаза.

– В тебе нет не только любви, змеиное дитя, – с легким разочарованием произнесла Хозяйка, и Нинуца, а вместе с ней и Настя вспомнили, как обожает любая горная дева истории любви. – Нет в тебе и сострадания. Одна ярость.

Нинуца боялась пошевелиться и смотрела в темные глаза Госпожи гор. А ну как оторвет ей сейчас голову, никто и остановить не успеет!

– Сильная ярость, – задумчиво повторила Хозяйка. – Но ярость – это дерево без плодов и ветвей, змеиное дитя.

Нинуца услышала «без плодов», и ее щеки запылали. Она едва сумела сдержать вздох радости. Хозяйка поняла! Хозяйка не даст ей того, что ей вовсе не нужно, а жених не возьмет ее, не способную родить змеенышей, в свое княжество. Она свободна!

– Ты будешь свободна, дитя, – кивнула на ее мысли Хозяйка, и Насте стало страшно. Она видит насквозь или читает мысли? Но думать об этом было некогда. Хозяйка развернула Нинуцу и положила руки ей на плечи.

– Смотри, – шепнула она. – Это все твоя ярость!

Нинуца рвалась из цепких рук Хозяйки, а Настя оцепенела, впервые чувствуя себя более неживой, чем скованной льдом. Один за другим замертво падали родственники княжны. Не замертво, нет. Мертвыми. Дяди и племянники, любимые тетушки и нелюбимые тетки, братья – тут Нинуца уже выла в голос, сестры, отец с матерью и деды с бабками. Вершина больше не казалась белоснежной, будучи плотно покрыта телами умерших. И только жених стоял, как и до этого, но стоило Нинуце моргнуть, как он исчез – скрылся от ее взгляда.

Нинуца кричала так громко, что Настя думала, что она сейчас умрет. Кровь выступила на ее губах, она, наконец отпущенная хозяйкой, упала на лед и поползла, помогая себе локтями, царапаясь в кровь о лед и снег, оставляя кровавый след. Но добраться до родных, чтобы оплакать, ей было не суждено, сколько бы она ни ползла, они оставались далеко.

Клокотавшая внутри ярость, замешанная на бесконечном горе, вырвалась наружу. Насте казалось, что они обе ослепли, оглохли от собственного крика. Ее кости так не выворачивало от жара лавы, ее не трясло так от холода. Такие судороги не могли закончиться ничем, кроме смерти, и Настя была по-настоящему рада, когда ей не пришлось переживать всю эту агонию, и ее выбросило из тела Нинуцы обратно в ее собственное.

Она подскочила, сделала пару неловких шагов, мысленно удивляясь ногам, и выдохнула в шею поймавшего ее в объятия Кирилла:

– Нинуца.

– Нинуца? – сжимающие ее плечи руки Кирилла дрогнули. – Откуда? Ты ее видела?

Даже в том состоянии, в котором пребывала Настя после этой мучительной иллюзии, она сообразила, что ответ «я была ей» может стать для Кирилла слишком суровым откровением, и она солгала:

– Да, видела. Ты знаешь о ней?

– Она тебе навредила? – словно не услышал ее Кирилл.

Настя почти не покривила душой, когда кивнула. Нет, правда, как еще относиться к тому, что творила княжна ее, то есть их общими, руками?! Настя теперь даже не знала, как к этому всему относиться. Можно ли считать, что она стала убийцей, или тот факт, что это было в прошлом и тело было Нинуцы, освобождал ее от ответственности? Поди пойми еще!

– Нинуца известна почти так же, как все Хозяйки, которые контактируют с миром, – Кирилл оглядел ее и, не обнаружив видимых в реальности повреждений, успокоился достаточно, чтобы начать наконец отвечать на вопрос. – Ну, об этом ты в курсе, конечно. Информация не закрытая. Мертвые горы – это мертвые горы, хозяек нет и, возможно, даже не было. На живых живут Хозяйки или Хозяева, кстати, Хозяева встречаются реже, поэтому они все известны наперечет. Но многие Хозяйки веками не показываются даже змеелюдам, другие же ведут куда более активный образ жизни. Вот последних и знают.

– Как Хозяйка медной горы? – Настя зевнула. После пережитого ей ужасно хотелось спать.

– Например, – согласился Кирилл. – Наши уральские хозяйки до сих пор иногда берут юных Великих Полозов в услужение, но последним брали родного дядьку Семина, так что не скоро возьмут нового. Ну, я так думаю.

– И Нинуца так же знаменита? – удивилась Настя. Нет, с одной стороны, девчонка убила кучу народа, а хозяйка после этого – всю ее семью, но достаточно ли этого, чтобы тебя помнили веками? Спросить Настя это не решилась. Она обнаружила, что Кирилл не терял даром то время, которое она провела в своей иллюзии. Он нашел неприметное местечко и расставил палатку. Спать хотелось все сильнее, и Настя полезла в палатку. Следом туда забрался и Кирилл. В палатке сразу стало тесно и тепло.

– Еще бы, – Кирилл втащил оба рюкзака и помог Насте забраться в спальный мешок. – Она же единственная змеелюдка, которая стала бессмертной. После того как Хозяйка погуби…