Текст книги "Суд теней"

Глава 8

После того как всех отпустили, я осталась в кухне, чтобы позавтракать. Я пила чай и смотрела на огонь в очаге, как вдруг меня снова сковал страх, который я испытала во сне. Дрожа всем телом, я сжимала чашку обеими руками и вдыхала ароматный пар, изгоняющий ледяной холод ночного видения. Казалось, я перенеслась из одного кошмара в другой. Сидя в одиночестве на кухне, я с ужасом думала о предстоящей работе и о том, что обязательно познакомлюсь с семьями Кэнни и Брин, а потом стану свидетелем того, как их будут уничтожать.

Я медленно подошла к открытой кухонной двери и облокотилась о косяк, наблюдая, как строители заканчивают работу в шатре и складывают инструменты. Я гадала, буду ли скучать по ним, ведь я уже привыкла к их ежедневной болтовне. Они вносили элемент нормальности, обыденности в наполненную странностями жизнь в Холодном Чертополохе. А теперь они покидали нас – уходили, громко обмениваясь между собой шуточками. Они не осмеливались даже взглянуть в мою сторону. Один из них, мускулистый и загорелый парень, крикнул в мой адрес что-то непристойное в тот день, когда они тут появились. Миссис Хайлам увела его тогда из поместья, и я могла только догадываться о его дальнейшей судьбе.

У моих ног дремал Бартоломео. За зиму он вырос вдвое, превратившись в огромного лохматого зверя, и уже не напоминал милого игривого щенка. Между его ушами и вдоль спины выросла жесткая грива, благодаря которой он выглядел еще страшнее и свирепее. При этом Бартоломео не избавился от своих щенячьих привычек: его уши так забавно хлопали по камням, когда он ложился на спину и прижимал лапы к брюху.

Опустившись на корточки, я почесала его шею и послушала, как он сонно и удовлетворенно заворчал. Я закрыла глаза, сделала еще один глоток чая и представила, что нахожусь далеко от этого места, что я обычная деревенская девчонка, сидящая возле своего дома в Ирландии, что я просто завтракаю и глажу свою собаку. А впереди у меня день, в течение которого я буду учиться или заниматься штопкой. Эти мысли заставили меня вспомнить о письме, все еще спрятанном в переднике. Я встала, провела рукой по карману, где оно лежало. А что, если такая жизнь, в которой можно учиться и штопать, возможна? И мне просто надо обратиться к так называемому отцу за помощью? Или еще лучше, если бы он поделился со мной своим баснословным богатством. Как раз в это время я могла бы сладко спать, как хорошо обеспеченная девушка, живущая в приличном доме. У меня не было бы никаких обязанностей, и я проводила бы все свое время, нанося визиты друзьям и болтая ни о чем с дамами, от которых пахнет дорогими духами…

Откуда-то послышались голоса, и я подняла голову. Сначала я подумала, что это близнецы Финч и Спэрроу, но вместо них увидела Ли, скрывающегося в тени сарая на противоположной стороне двора. Он с кем-то разговаривал, хотя сначала я не могла понять, с кем именно. Спустя мгновение он шагнул под навес крыши, прислонился к загороди стойла и пригладил волосы. Рядом с ним кто-то стоял – расплывчатая фигура, чья-то тень. Тень девушки.

– Я тебя предупреждала, чтобы ты с ним не связывалась.

От неожиданности я ругнулась и выронила чашку, которая разбилась вдребезги о каменный пол. Бартоломео взвыл и подскочил, покрутился, обнюхал облитый чаем хвост и потрусил прочь в поисках более спокойного места для сна.

– Вы испугали меня, – с раздражением сказала я. – Пойду принесу метлу…

– Погоди минуту, – сказала миссис Хайлам, появившись из темного угла кухни. Когда она вышла из тени на свет, мне показалось, что ее слезящийся глаз сверкнул красным. – Он теперь обитатель тьмы, внутри него пустота. Привлекательная оболочка, которую он носит, – всего лишь маска. Когда она разложится, как и положено человеческой плоти, ты поймешь, что я тебя не обманываю.

На мгновение я представила его глаза, в которых стояла чернота.

– Это я виновата, что он так сильно изменился, – сказала я. – Именно я решила его воскресить.

– Ты никогда не заслужишь благодарности, если будешь считать, что имеешь на нее право, – фыркнув, произнесла она в ответ. – В конце концов он, быть может, и скажет тебе спасибо за то, что ты сделала. Но вполне возможно также, что он станет тебя презирать. Я предупреждала: не вмешивайся!

– Да, – вздохнула я, – вы уже говорили мне об этом пару раз.

– Не упрекай Ли за его решения, особенно после того, как ты сама сделала такой важный выбор за него, – добавила миссис Хайлам и вдруг положила руку мне на плечо.

Сначала я подумала, что она по-матерински жалеет меня, но ошиблась. По телу разлилось странное тепло, распространяющееся от того места, где ее рука коснулась моего платья. Пока я смотрела на Ли и темную тень, последняя приняла более отчетливую форму, превратившись в красивую молодую женщину, которая разговаривала с ним, кокетливо поправляя юбку.

– Это привидение? – выдохнула я.

– В своем роде. Еще одна тень, прикованная к этому дому. Он может видеть их такими, какими они были раньше, потому что сейчас сам живет среди теней. Не грусти, Луиза. Тебе надо радоваться, что он нашел подругу.

Миссис Хайлам убрала руку, и девушка исчезла, остался только темный силуэт перед Ли.

– Заканчивай завтрак и марш за работу. Амелия Кэнни жалуется, что ее не устраивает комната, а я сегодня не в настроении выслушивать чье-либо нытье.

А я в настроении?

Должно быть, она услышала мой недовольный вздох.

– Луиза!

– Да, миссис Хайлам, – ответила я, наблюдая, как Ли и его новая подруга скользнули в сарай.

Неожиданно письмо в кармане моего фартука стало тяжелым. Может, это подарок? Богатый отец. Возможно, я заслужила перемены и действительно могу уехать, чтобы начать новую жизнь где-нибудь далеко. И больше никогда сюда не возвращаться.

– И убери осколки чашки. Не хочу, чтобы кто-то порезался, пусть даже этот никчемный пес…

Я уставилась на разбитый фарфор, а она, задев меня плечом, поспешила в кухню. Лужайка опустела. Рабочие ушли. Где-то в пыльном закутке, согретом лучами солнца, спал Бартоломео. Его раскатистый храп был единственным звуком, который нарушал тишину двора.

Пролитый чай стек в щели между камнями и тоненьким ручейком устремился к моим ботинкам. Сделав шаг в сторону, я наблюдала, как он постепенно впитывается в землю. Моя рука опустилась в карман фартука и дотронулась до письма.

Разлитый чай, разбитые чашки… Я отказывалась верить в то, что в моей жизни не будет ничего лучше этого.

Амелия Кэнни оказалась худой девушкой с волосами цвета воронова крыла и маленькими бегающими карими глазками-бусинками. Будь ее черты более тонкими и мягкими, ее можно было бы назвать красивой. Но если представить, что ее лицо писал какой-то художник, то можно было подумать, что он торопился и в спешке нарисовал слишком большой нос и скошенный подбородок.

Амелия порхала от стола к столу, как одна из птиц мистера Морнингсайда, делая слишком много лишних, бессмысленных движений.

– Лотти вывихнула лодыжку и не смогла отправиться в путешествие, – сообщила мне Амелия, рассматривая увесистую шляпу, украшенную красными шелковыми цветами. Я поняла, что красный – это ее любимый цвет. Все ее вещи, включая дорогие сумки и легкое летнее патье, были темно-красными. – Глупая девчонка сказала, что не сможет ходить целый месяц. Месяц! Можешь себе представить такую роскошь? Да кто она такая? Обычная камеристка! Но не стоит удивляться: она всегда была ленива. – Амелия повернулась и уставилась на меня темными глазами. – Надеюсь, ты не будешь лениться, правда?

Это был вопрос, но ответ не требовался. В нем звучал приказ.

– Я очень трудолюбива, мисс.

– Как, ты сказала, тебя зовут? – Она продолжала крутить шляпу, пока бисер на полях не засверкал в солнечных лучах, проникавших сквозь грязные окна.

– Луиза.

– Луиза. А фамилия?

– Диттон, мисс, – ответила я, произнеся мисс с натянутой улыбкой. Я даже в какой-то мере позавидовала Лотти, которая, судя по всему, не была лентяйкой. Зато ей хватило сообразительности найти способ сбежать от этой жеманной зануды.

– Ты ирландка, – заметила она.

Мисс очевидность.

– Графство Уотерфорд, мисс.

Ее глаза зажглись, и на мгновение она похорошела.

– Моя семья родом из Дангарвена, но я не горю желанием вернуться в тот маленький убогий городишко. Знаешь, что мне вчера сказал отец Мэйсона? Он сказал: «Что может быть хорошего в городе, в названии которого есть слово «навоз»?[1]1
  Dung (англ.) – навоз. (Здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть] Ты поняла, Луиза? Он прав. Скоро я перееду в Лондон. Но ты, наверное, знаешь Дангарвен. Просто не верится, да? Что мы встретились так далеко от родных мест – и будучи из таких разных миров.

Я подумала о письме в кармане и вздрогнула. Если деньги так действуют на людей, то мне следовало сжечь послание.

– Удивительное совпадение, – выдавила я из себя. – Вы что-то еще хотели, мисс?

Она хотела, чтобы ей взбили подушки и поменяли постельное белье. Конечно же, она хотела, чтобы рисунок на нем обязательно был красным. Я уже успела распаковать ее дорожные сундуки и проветрить платье, которое она в тот вечер собиралась надеть к ужину. Впервые в жизни мои руки касались такого нежного гладкого шелка.

– Только… – Амелия подошла к окну и выглянула во двор.

Комната выходила окнами на север, и из нее была видна тайная тропинка, ведущая к роднику. Она жестом подозвала меня. Я послушно встала рядом и проследила за ее взглядом, направленным на лесную тропу. Деревья выглядели зловеще. На них еще не появились листья взамен опавших осенью. А те немногие, что остались на ветвях, были черными и засохшими. Я не помнила, чтобы лес вокруг родника был таким густым, но, возможно, я просто не смотрела на него из этого окна.

– Ты производишь впечатление смышленой девушки, – сказала Амелия, задумчиво подперев кулачком подбородок. – Лотти не хотела давать мне советы. Она считает, что служанке не подобает судить, как следует поступать тем, кто выше ее по положению, а как не следует. Но я думаю, что она просто туповатая.

Я все больше и больше восхищалась этой Лотти. Очень хотелось заявить, что я тоже недалекая, но мне было любопытно, за что Амелия оказалась в Холодном Чертополохе. Разумеется, то, что она богатая и у нее отвратительный характер, еще не преступление.

– Да, думаю, что я довольно-таки смышленая, – осторожно произнесла я.

Амелия вздохнула, наклонилась и прижалась лбом к окну. Она начертила пальцем сердце на стекле и задумчиво уставилась на лес.

– Как ты считаешь, Бог может простить грех, совершенный во имя настоящей любви?

Я моргнула и взглянула на нее.

С учетом того, где ты сейчас находишься, похоже, что нет.

– Думаю, это зависит от природы греха, – ответила я.

Амелия кивнула и закрыла глаза. Затем негромко произнесла:

– Ложь?

– Уверена, это прегрешение можно простить.

– Воровство? – спросила она.

– Воровство не такой уж страшный грех, – честно сказала я, вспомнив, что и сама подворовывала в этом доме. И тут же сообразила, что должна вести себя как камеристка, ведь хозяйке вряд ли захотелось бы, чтобы закоренелая воровка копалась в ее вещах. – Конечно, это плохо, но я… я думаю, что этот грех будет прощен, если на чашу весов была положена любовь.

Она снова кивнула и очень тихо – так тихо, что я с трудом расслышала, – прошептала:

– А убийство?

Наконец мы подобрались к главному.

Я уже собиралась что-то сказать, но Амелия подняла надушенную руку, заставив меня замолчать. У нее загорелись глаза. Сейчас на меня смотрел совершенно другой человек – не утонченная девушка, помешанная на шляпках и красных покрывалах, а жестокое существо, которое пережило и сделало столько же зла, сколько и я, а быть может, даже больше.

– Да, ты все верно расслышала, но я не стану это повторять. Уверена, что ты меня поймешь. Я не всегда была такой богатой, как сейчас. Мне пришлось испытать и голод, и нищету. Но я хотела, чтобы мой дорогой Мэйсон был со мной, и моя мечта сбылась. Больше всего на свете я желала покончить со своим ничтожным и ужасным существованием и жить в богатстве и комфорте со своим любимым.

Я кивнула, решив, что было бы неплохо стать ее доверенным лицом. Было очевидно, что я недооценивала Амелию, но теперь я все видела в ее глазах.

– Конечно, ты понимаешь, – добавила она, устремив на меня взгляд, в котором все еще горел огонь. – Когда я была маленькой, то наблюдала за дамами, проезжавшими в своих роскошных каретах. Я пообещала себе, что когда-нибудь у меня тоже будет такая жизнь. Обязательно будет, чего бы мне это ни стоило, на какие жертвы мне ни пришлось бы пойти. А теперь ты, Луиза, видишь меня и, вероятно, когда будешь выходить из этой комнаты, скажешь себе: «Когда-нибудь у меня будет все, что есть у нее».

Я попыталась что-то сказать, но она меня перебила:

– Нет, нет, в подобных мыслях нет ничего постыдного. Такие девушки, как простушка Лотти, не похожи на нас. Ей все равно, когда ей говорят, что у нее ничего нет. И она ничего не хочет делать, чтобы изменить свою жизнь. – Амелия рывком отвернулась от окна, дошла до кровати и тяжело опустилась на нее. – Слушай, я все болтаю и болтаю… Почему? Не знаю. Но я чувствую, что могу тебе доверять, Луиза. Это правда? Я могу тебе доверять?

– О, вы можете делиться со мной всеми своими секретами, мисс, – сказала я, сделав реверанс. Но я уже слушала ее вполуха. Напыщенная речь Амелии подсказала мне одну идею, и я решила, что, как только выйду отсюда, сразу же приступлю к ее осуществлению. – Я от природы отшельница и ни с кем не общаюсь. Холодный Чертополох – очень уединенное место, и зачастую лишь тишина и тайны составляют мне компанию.

Глава 9

После трескотни Амелии теплая затхлость библиотеки подействовала на меня успокаивающе. За все эти месяцы мне удалось навести здесь относительный порядок, смести целые дюны пыли и расставить на полках книги, которые прежде высились на полу рассыпающимися башнями. Никто не видел, как я на цыпочках проскользнула сюда по коридору. Ли наверняка прислуживал Мэйсону Брину. Чем занимаются Поппи и Чиджиоке, можно было только догадываться.

Я расчистила себе местечко у окна в дальнем углу библиотеки за рядами полок. Если бы даже кто-то забрел сюда, он бы все равно не увидел, что я уклоняюсь от работы. Оставив загадочное письмо на подоконнике, я принялась рыться в рядах книг в поисках чего-нибудь полезного. Мистер Морнингсайд – что касается миссис Хайлам, то я просто не могла даже представить себе ее читающей в свободное время – накопил собрание драм и любовных романов. Я ухмыльнулась и продолжила поиски, водя пальцами по десяткам корешков любовных романов. Когда еще я была в школе Питни, все девушки представляли себе, что где-то там, за стенами школы, их ждет богатый, готовый на все холостяк. Эти туманные мечты, конечно, были для хорошеньких девушек, у которых был хотя бы крошечный шанс найти подходящую пару, что, по крайней мере, обеспечило бы им крышу над головой и скромный доход. Они могли надеяться выскочить за викария. Или за отставного военного.

Я никогда подобных надежд не питала. Но меня восхищала уверенность Амелии в том, что какой бы тяжкий грех она ни совершила, чтобы завоевать Брина и подняться по социальной лестнице, он того стоил. И у меня был шанс сделать то же самое, просто прочитав письмо.

Просто… Конечно, существовало некое препятствие, мешавшее понять содержание письма. Родители в детстве учили меня обрывкам гэльского, самым азам – достаточно только, чтобы понимать песни и сказки. Но я изучала этот язык в Питни и знала, что, если у меня будет подходящий справочник по переводу или хотя бы сравнительный перевод с английского на гэльский, я смогу расшифровать, что именно написано в письме.

В конце концов, оно было адресовано мне. Почему бы его не прочитать? Любому на моем месте было бы любопытно. А теперь мне кинули наживку и перед носом замаячила новая, лучшая жизнь, блестящая, как начищенная медная монета.

Что-то в этой библиотеке должно было помочь мне дотянуться и схватить эту монетку. По крайней мере, я так думала. И надежда на это не покидала меня в течение первого часа поисков. Однако она померкла во второй. Я понимала, что меня скоро хватятся. Приближалось время полдника, и если бы я не появилась на кухне, чтобы помочь подать его гостям, миссис Хайлам отправилась бы на поиски. Настроение старухи сегодня утром не вызывало во мне желания с ней схлестнуться, поэтому я поспешно пролистывала фолиант за фолиантом. В каждой книге, которая казалась мне многообещающей, я находила только переводы, но ни одного отрывка на гэльском для сравнения. Названия некоторых книг были на гэльском, и, когда я на них натыкалась, огонек надежды разгорался чуть ярче. Однако всякий раз они оказывались совершенно непонятными от первого до последнего слова. Я не добилась ничего, только устроила беспорядок, который мне же предстояло убирать.

Наконец я заметила книгу в зеленой обложке в книжном шкафу, который стоял ближе всего к двери. Корешок украшали золотистые листочки. На нем значилось «Дагда-воин», а рядом было написано: Dagda, An Laoch. Я предположила, что в ней содержится сравнительный перевод, что позволит использовать эту книгу как основу. Затаив дыхание, я поспешила обратно в свое укрытие, забралась на подоконник и села, поджав под себя ноги. Открыв книгу, я пролистала первые несколько страниц и ощутила, как разочарование горячей колючей волной поднимается от груди к шее и выше. Бесполезно. Книга была бесполезна. Еще один полный перевод на английский, который ничем не мог мне помочь.

Эта книга – наверное, тридцатая из тех, что я нашла, а потом отвергла как бесполезные, – что-то вдруг высвободила внутри меня. В ярости я завопила от досады и швырнула ее через всю комнату. Книга приземлилась в углу с глухим стуком, на который никто не прибежал. Я была тут совсем одна, беспомощная, красная и потная от гнева. Я схватила письмо, проклиная, сломала печать, вцепилась двумя руками в лист и в бешенстве начала разрывать его посередине.

И тут же замерла.

Ярость. Злость. Именно они, должно быть, разбудили дремлющую внутри меня силу, потому что прямо на моих глазах слова начали меняться – становились разборчивыми, понятными, словно я свободно говорила на этом языке.

Я изменила его. Я смогла превратить ложку в нож и в ключ, а теперь отчаянным желанием изменила один язык на другой. Это было поразительно! Задыхаясь, я смотрела, как слова мерцают, словно ожидая, пока их прочтут. Затейливый почерк моего так называемого отца сохранился во всей своей завораживающей красоте.

Моя дорогая Луиза, – значилось в начале. – Наконец-то я тебя нашел.

Я читала письмо, осторожно соединив разорванные половинки, и мое тело сотрясала нервная дрожь. Прислонившись к подоконнику, чтобы не упасть, я прочла его раз, другой, потом в третий раз…

Он жил недалеко от того места, где я родилась, и описал во всех подробностях мою мать, наш городок, даже наш дом. Ни о какой любви к моей матери речь не шла – это была страсть, а потом смущение, когда он понял, что от их связи появится ребенок. Я.

В смятении я бежал на север и предал вас обеих. Я всегда знал, что вернусь, чтобы найти тебя, дитя мое, но не знал, хватит ли у меня смелости просить у тебя прощения, чего ты, разумеется, заслуживаешь.

Он говорил о богатстве, которое нажил, охотясь за редкими цветами и амброй для парфюмерии. Анфлераж. Если то, что он сказал, было правдой, мой отец – мой настоящий отец – был из тех людей, которые знают, что такое анфлераж? Богатый. Холеный.

Это стало первым сильным ударом. Второй ждал меня уже во втором абзаце.

Моя семья всегда обладала странной силой, и через мою кровь ты тоже ею наделена. Дар это или проклятие – решать тебе. Возможно, как и я, ты всегда знала, что отличаешься от других. А может, тебе еще предстоит познать всю глубину этой разницы, разобраться в том, кто ты на самом деле. Если ты сможешь обуздать эту странную силу в своей крови, то достигнешь многого, но может так статься, что ты сломаешься, рухнешь под бременем ожиданий общества. Каким бы ни был твой выбор, я буду рядом, я подставлю тебе плечо, помогу нести это бремя, потому что именно я – творец твоей фантастической реальности.

Меня снова накрыла волна гнева. Пока этот трус где-то бродил, собирал цветочки и зарабатывал себе состояние, мы копошились в грязи, выбивались из сил, чтобы заработать на жизнь, ютились в какой-то лачуге, а мой отец – мой ненастоящий отец – спился и умер. Всего этого не должно было случиться. Не должны были мои жестокие дед с бабкой отправлять меня в эту ужасную школу Питни. Не должна была я выносить все эти побои и унижения. Не будь их, я не стала бы оттуда убегать и в конечном итоге меня не занесло бы сюда, в Холодный Чертополох.

Горькие, злые слезы потекли по моим щекам. Я отложила письмо и зарыдала, отчаянно нуждаясь в утешении, дружеском участии и понимании. Мне не хватало Ли. Мне не хватало Мэри. Одного из них или обоих. Они бы нашли, что сказать мне в этот момент мрачного отчаяния. Печаль скоро трансформировалась в злость. Может, стоит пригласить этого монстра в дом и отнять все, что у него есть? Может, лучше бы моим отцом был никчемный пьяница, чем этот бог знает кем вообразивший себя мерзавец!

Именно потому, что его не было рядом, я росла бедной и несчастной. Именно его кровь отравила меня темной магией.

Я вытерла слезы, сложила разорванное письмо и сунула его в карман передника. Не было никакого смысла рассиживаться тут, на широком подоконнике, когда в голове, искушая душу, вертелись мысли о мести. Как ни тошно мне было это признавать, но он был прав – этот трус, вор, этот Кройдон Фрост: я могла и дальше прозябать в нищете, а могла достигнуть высот. И я не собиралась позволять его письму – или самому факту его существования – меня сломать.

Я решила, что беспорядком, который устроила, разыскивая нужные книги, займусь позже, и выскочила из библиотеки в коридор, напугав одного из призрачных Постояльцев, который, очевидно, подслушивал под дверью. Он отпрянул назад и исчез в облаке черного дыма. Мне было все равно, потому что тому, кому он мог обо мне разболтать, предстояло вскоре узнать всю правду из моих уст. Чуть дальше я увидела Поппи. Она подметала площадку лестницы. Девочка, низко наклонив голову, напевала какую-то мелодию.

– О, вот ты где, Луиза! Миссис Хайлам…

– Не сейчас, – оборвала я малышку, развернулась и поспешила вниз по лестнице. – Она может найти меня позже!

– Но она рассердится на тебя! Луиза!

– Мне все равно.

Я чувствовала, что закипаю от гнева: во мне горел живой огонь, заставляющий двигаться все быстрее. Когда я добрался до вестибюля, то услышала в кухне голос миссис Хайлам. Она готовилась подавать на стол. Но я скрылась от нее, поспешив к зеленой двери, ведущей в кабинет мистера Морнингсайда. Как обычно, за дверью было тихо и как-то тревожно, но я, отбросив сомнения в сторону, решительно спустилась вниз и прошла через небольшую прихожую, стены которой были увешаны портретами.

Деньги. Столько всего можно сделать, имея деньги! Я могла бы наконец добиться той жизни, которой меня, по сути, лишили, – и да, я могла сделать гораздо больше. Чиджиоке и Поппи работали в Холодном Чертополохе по контрактам и зависели от жилья и содержания, которое им тут предоставляли. Но что, если бы я смогла им все это дать? Они стали моими друзьями, и если бы у меня было целое состояние, то я могла бы изменить всю нашу жизнь. Могла бы купить дом – нет, особняк! – и позволить Чиджиоке, Поппи, Ли и этой огромной собаке жить так, как им захочется, без тяжкой необходимости убивать и скрывать следы своих преступлений.

Эта мысль еще больше меня вдохновила, подгоняя вперед. Но когда я наконец добралась до двери в кабинет мистера Морнингсайда, меня охватили дурные предчувствия. Я безошибочно почувствовала напряжение с той стороны. Он громко выругался и с такой силой ударил кулаком по столу, что, казалось, дом содрогнулся от его ярости.

Глубоко вздохнув, я постучала в дверь. Звук получился мягким и робким, поэтому я подпрыгнула, когда раздался неестественно сильный голос мистера Морнингсайда:

– Что там?

Я откликнулась. Звук снова пролучился тихим и слабым:

– Это… Это Луиза. Я хотела поговорить с вами о моем отце.

Послышался вздох. Пауза. Он что-то пробормотал, потом со стоном протянул:

– Уходи, Луиза.

– Нет. Нет, я не уйду. Я хочу поговорить с вами прямо сейчас…

Дверь распахнулась, и я увидела мистера Морнингсайда. Он стоял у стола, тяжело опираясь сжатыми кулаками о столешницу.

– Сейчас очень неподходящее время, – прорычал он.

Я сделала несколько осторожных шагов вперед и откашлялась, стараясь не съежиться под его недовольным взглядом. В кабинете царил еще больший беспорядок, а обычно идеально причесанные волосы мистера Морнингсайда были всклокочены. По столу были разбросаны открытые книги, перья и пергамент, а непосредственно перед ним, между сжатыми кулаками, лежал какой-то странный журнал. Он был написан от руки, и все страницы покрывали рисунки, наброски и какие-то каракули.

– Я хочу встретиться с этим человеком, – сказала я, достав две половинки письма из кармана передника. – Я… Я прочитала то, что он решил сообщить, и меня это не удовлетворило. Я полагаю, что он передо мной в долгу, в огромном долгу, который я намерена потребовать. Понимаете, я хочу получить его деньги. У меня на них определенные планы.

Лицо Дьявола расплылось в коварной ухмылке, но поза его не изменилась.

– Перевела, да? А кто помог?

– Никто не помогал, я сделала это сама, – упрямо возразила я.

– В самом деле? А какими справочными материалами ты пользовалась? Насколько я знаю, в библиотеке нет словаря гэльского языка…

– Как я это сделала, не имеет значения, – перебила я. – Я хочу с ним встретиться. Вы можете это устроить?

Наконец он немного расслабился, сел, откинувшись на спинку кресла, и отвел волосы со лба. Его нашейный платок сбился в сторону, и мистер Морнингсайд поправил и его.

– Боюсь, птичка, это имеет значение. Ты скажешь мне, как тебе удалось перевести письмо, а я организую для тебя эту месть.

– Это не месть, – пробормотала я, глядя себе под ноги.

– Это однозначно месть, Луиза, и в этом нет ничего плохого. Как ты выразилась, он тебе кое-что должен. Так вот, это ты тоже должна мне объяснить. – Мистер Морнингсайд приподнял темные брови и кивнул в сторону письма. – Как?

Он, вероятно, мог бы и сам легко догадаться, как я умудрилась это сделать, но я подчинилась. Я бросила письмо на стол, где валялись остальные документы.

– При помощи моей силы. Я Подменыш, так что просто его изменила.

Его золотистые глаза опасно сузились.

– Вот так просто?

– Так просто.

Еще больше откинувшись на спинку кресла, мистер Морнингсайд потер подбородок и задумчиво посмотрел сначала на письмо, потом на меня. Наконец его взгляд скользнул к открытому журналу, лежавшему перед ним.

– Это удивительный прогресс для кого-то, чьи силы только-только пробудились. Тебе точно никто не помогал?

Я кивнула, начиная терять терпение.

Он хлопнул по лежавшему на столе журналу и усмехнулся. Вид у него был взволнованный.

– Насколько сильно ты хочешь встретиться с этим человеком? Насколько сильно хочешь реализовать эти планы?

– Очень сильно, – ответила я, чувствуя, как в душе снова вздымаются гнев и злость, а с ними растет и моя решимость. Кройдон Фрост обязан был обеспечить мне другую жизнь, и я не собиралась спускать ему это с рук. – Очень-очень сильно.

Мистер Морнингсайд сложил пальцы домиком и уставился на меня поверх них с ленивой улыбкой сытого кота.

– Очень-очень сильно, говоришь? Так сильно, что готова заключить сделку с самим Дьяволом?