Текст книги "Воскресшая любовь"

Особенно Леону поразила библиотека. Пространство было организовано таким образом, что в просторном помещении с высоченным потолком была создана теплая атмосфера уюта. Возможно, этому способствовало обилие тканей теплых оттенков, а также множество наполненных книгами шкафов из красного дерева. В библиотеке стояло несколько диванчиков с мягкой обивкой, множество уютных кресел и журнальных столиков. Стены украшали картины с изображением пейзажей.

– Это самая любимая комната маркиза, – сказала экономка. – Когда хозяин приезжает, он проводит здесь все вечера. Покойная матушка маркиза была поэтессой. Она проводила дни и ночи в этой комнате, за этим письменным столом. Сочиняя стихи, она забывала обо всем на свете.

Леона представила себе, как Истербрук сидит в библиотеке в одном халате, у камина, и совершенно не думает о том, подобающе ли он выглядит для своего финансового и общественного положения. Впрочем, ему не обязательно заботиться о престиже, богатство и титул закреплены за ним по праву рождения.

– Маркиз часто наведывается сюда?

Экономка покачала головой.

– В прошлом году, в январе, приезжал на свадьбу. Кузина супруги лорда Хейдена вышла замуж в Уотлингтоне. Это недалеко отсюда. Это была настоящая деревенская свадьба, и маркиз почтил ее своим присутствием. Сколько было потом об этом разговоров! Маркиз редко принимает подобные приглашения. Он ведет тихую уединенную жизнь. Наш хозяин – настоящий отшельник.

Обойдя весь дом, Леона вернулась в библиотеку.

– Как я могу отправить отсюда письмо?

– Отдайте конверт дворецкому, он все сделает сам. Бумагу вы найдете в ящике письменного стола, а также в бюро. Ужин прикажете подавать в столовой или принести его в вашу комнату?

Представив себе, что сидит одна за банкетным столом на сорок персон и ей прислуживает полдюжины лакеев, Леона решила поужинать в комнате.

Когда экономка ее оставила, Леона села за письменный стол, чтобы написать письмо леди Линсуэрт. Необходимо выяснить, скоро ли Тун Вэй вернется в Лондон. Хотя Эйлсбери-Эбби – настоящий дворец, утопающий в роскоши, со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами, Леоне не хотелось задерживаться здесь.

Пришла Изабелла помочь Леоне привести себя в порядок перед ужином. Изабелла радостно сообщила, что ей предоставили уютную комнату наверху, на том же этаже, где живут самые важные персоны из обслуги.

– Экономка сказала, что, если кто-либо проявит ко мне неуважение, я должна доложить ей об этом, – сказала Изабелла. – Она говорит, что маркиз велел ей помогать мне во всем.

Леона была рада, что в письме, извещавшем управляющего и экономку об их приезде, Истербрук не забыл упомянуть об Изабелле. Он был настолько предупредителен, что позаботился о том, чтобы наполовину китаянка Изабелла не стала изгоем среди остальных слуг, живущих в доме.

Леона никак не могла понять Истербрука. Он мог направо и налево наносить обществу щелчки по носу, не считаясь с общественным мнением, мог быть высокомерным и заносчивым, безжалостным и черствым. Однако эти неожиданно возникающие вспышки заботливости не могли ее не растрогать.

Ужин был очень вкусным. В гостиной апартаментов Леоны, у окна, выходившего в благоухающий сад, слуги накрыли небольшой стол.

– Если хочешь, Изабелла, можем поужинать вместе.

– Мне любопытно было бы поужинать вместе с остальными слугами. Внизу для нас накрыт большой стол. Одна девушка-служанка хочет показать мне этот роскошный дворец. В этом ведь нет ничего зазорного, правда? Надеюсь, это не запрещается делать слугам.

– Конечно. Туда, куда заглядывать слугам не разрешается, тебя вряд ли поведут. Если хочешь, я отпущу тебя на сегодняшний день. Сама справлюсь. Или приглашу кого-нибудь из здешних слуг.

Леона отослала Изабеллу осматривать роскошный дом. Она понимала, что девушке хочется завязать новые знакомства и удовлетворить свое любопытство.

А ее хозяйке в тот вечер пришлось ужинать в одиночестве, любуясь красивым, но безлюдным садом.

Уже смеркалось, когда слуги убрали со стола. А Леона к этому моменту приняла несколько важных решений.

Она напишет Истербруку и объяснит, что ей не по душе жить в изоляции от мира. Она должна знать, как долго он собирается ее держать здесь. Они ни разу не обсуждали этот вопрос, потому что все было сделано в большой спешке. Истербрук хотел как можно скорее увезти Леону из Лондона, где ей грозила опасность.

Однако теперь, в спокойной обстановке, Леона собралась с мыслями и пришла к выводу, что, согласившись оставить Лондон, совершила ошибку. Это было все равно что расписаться в собственном бессилии и признать свое поражение. Тем самым Леона дала понять тем, кто ее преследовал, что они одержали над ней верх.

Леона с решительным видом направилась в библиотеку. Сейчас она напишет маркизу письмо и передаст дворецкому. Если Истербрук проигнорирует ее требования, она просто сбежит. Но пока не решит, как это сделать, нужно занять себя чем-нибудь.

Спускаясь вниз в библиотеку, Леона прошла мимо гостиной на верхнем этаже. В гостиной никого не было, но в камине слабо горел огонь, и были зажжены три лампы. Леона представила, как из месяца в месяц и из года в год слуги делают все возможное, чтобы поддерживать здесь идеальный порядок, чтобы в любую минуту дом был готов для приезда семьи, которой пока нет.

И в библиотеке было то же самое. В камине ярко горел огонь. Вокруг стояли кресла с высокими спинками – декорации милой сценки из домашней жизни – жизни, не существующей в действительности. На одном из письменных столов горела лампа.

Леона подошла к столу и остановилась в нерешительности. Ее внимание привлек шум.

Каково же было ее удивление, когда в одном из кресел, стоявших у камина, она обнаружила Истербрука. Если во время их первой встречи после долгой разлуки он показался Леоне похожим на пирата, то сейчас выглядел как разбойник с большой дороги. Он был одет во все черное, начиная с куртки и кончая сапогами. Только рубашка с открытым воротом была белой. Длинные непокорные волосы, рассыпавшиеся по плечам, были растрепаны. Было видно, что Истербрук только что приехал и еще не пришел в себя после долгого пути, проведя в седле много часов подряд.

Истербрук сидел неподвижно и не мигая смотрел на огонь, словно что-то обдумывал. Огонь в камине бросал золотистый отблеск на его лицо, делая его особенно привлекательным, а глаза – непостижимо загадочными.

Заметив Леону, Истербрук не выказал удивления. Он смотрел на нее так, что у Леоны мурашки побежали по телу. Он знал, как действовал на нее этот его взгляд. Леона в этом не сомневалась. Он с самого начала чувствовал, что она его хочет, и беззастенчиво этим пользовался.

Как же она была глупа! Ей следовало догадаться, что за всем этим последует. Что Истербрук обязательно приедет к ней. Нападение на мистера Миллера выбило ее из колеи. Леона на время потеряла способность рассуждать здраво. Ночное вторжение в ее дом сыграло на руку Истербруку.

– Не знала, что вы тоже собирались в деревню, – сказала она.

– Разве? А мне казалось, что я вам говорил об этом. Однако вам не стоит удивляться.

О да, он прав: удивляться не стоит. Как и тому, что Истербрук, возможно, все специально подстроил, чтобы заманить ее в ловушку. Он извлек пользу из ситуации, в которую попала Леона: явился к ней и увез туда, где она якобы будет в полной безопасности.

Не исключено, что Истербрук подкупил какого-нибудь проходимца, чтобы тот проник в дом Леоны и перепугал ее до смерти. Истербрук понимал, что женщина, охваченная паникой, безропотно согласится уехать куда глаза глядят и не станет задавать лишних вопросов.

Нет, он не мог поступить с ней подобным образом. Он не интриган, не имеющий совести. Да и вряд ли он допустил бы, чтобы при осуществлении столь коварного замысла пострадал ни в чем не повинный Миллер.

Истина заключалась в том, что даже когда рассудок Леоны сомневался, сопоставлял факты, взвешивал и обобщал, ее сердце уже давно безоговорочно доверяло Истербруку.

Леона была вынуждена признаться в этом самой себе. Она смело смотрела правде в глаза. Она понимала, что это для нее означает. Леона почувствовала, как каменная стена, за которой она на какое-то время почувствовала себя в безопасности и за которую отчаянно цеплялась, разрушилась. И теперь ей было не за что больше держаться. Леона чувствовала себя беззащитной, стоявшей на краю пропасти. Она боялась, что бурный поток, который течет у подножия каменной стены, унесет ее в открытое море, она будет бессильна перед силой любви и не сможет ей противостоять.

Сейчас, пока любовь ее еще не ослепила, у Леоны хватило сил понять горькую истину. Она не могла унять голос разума, каким бы слабым он ни был: Изабелла не единственная женщина, чье сердце скоро будет разбито.

Глава 16

Леона села в кресло у камина рядом с Истербруком.

– Мистеру Миллеру лучше?

– Через день-другой мистер Миллер встанет на ноги. Кстати, я поговорил с ним насчет Изабеллы, – сказал Истербрук.

– Значит, вы не сомневаетесь, что он приходил в библиотеку на любовное свидание?

– Я в этом уверен.

– Вы сделали ему внушение и велели держаться от Изабеллы подальше?

– Нет уж, увольте! Я и не думал этого делать. Но объяснил, что любовные похождения не должны мешать исполнению прямых обязанностей.

Леона заранее представила, чем все это может закончиться для Изабеллы. Впрочем, и для нее самой тоже.

– Он всего несколько раз бывал у нас. Они были вместе совсем недолго – и вот на тебе. По-моему, девчонка совсем голову из-за него потеряла.

– Охотно верю. Если это вас хоть сколько-нибудь утешит, мистер Миллер отзывается о ней с большой нежностью. Что совсем на него не похоже.

– Этот факт действительно несколько утешает, однако я тревожусь о ней. С какой бы нежностью мистер Миллер к ней ни относился, Изабелла не сможет остаться с ним в этой стране. Она всегда будет здесь чужой.

– Вряд ли мистер Миллер хотел, чтобы она осталась с ним.

– Зато Изабелла задумывалась об этом. Женщины всегда думают о таких вещах.

Они сидели у камина и смотрели на огонь. В комнате царила гнетущая атмосфера недосказанности. Леоне хотелось хоть как-то разрядить напряженную обстановку.

– Вы в очередной раз со всей уверенностью объявляете себя знатоком человеческих душ, Истербрук, – насмешливо заметила Леона. – Порой мне начинает казаться, что это нечто большее, чем ваше обычное самомнение.

– Что касается лично вас, Леона, то поверьте мне: с вами я ни в чем не могу быть уверен. Будь на вашем месте любая другая женщина, я бы знал, рады ли вы тому, что я к вам приехал. Чтобы выяснить это наверняка, мне приходится спрашивать у вас самой. А может быть, мне нужно как следует потрудиться над этим? Может быть, к утру вы будете мной довольны. – Он улыбнулся. – Что вы предпочтете? Ответите сами, или мне придется искать ответ?

– Сама не знаю, что предпочесть. – Леона была в смятении.

Она сидела от Истербрука на расстоянии вытянутой руки. Это было так прекрасно – любить его и хотеть. Но при этом горько было сознавать, что не следует радоваться тому, что Истербрук приехал.

Истербрук не предпринимал попыток соблазнить Леону. Однако, сидя рядом с ним, она чувствовала легкое возбуждение, не предвещавшее ничего хорошего.

Сидя рядом с Кристианом, Леона просто купалась в лучах его обаяния и ничего не могла поделать со своим сердцем, которое толкало ее на безрассудства.

– Что могло бы помочь вам побороть ваше смущение, Леона?

Что могло бы помочь ей побороть смущение? Над этим надо как следует поразмыслить.

– Наверное, ваши ответы на мои вопросы. Ответы на множество вопросов, которые вертятся у меня в голове. О вас, о вашем прошлом и настоящем. О том, что у вас на уме, и что – на сердце.

– Я не привык отвечать на вопросы. Тем более когда их множество.

– О да, разумеется. Однако это не мешает вам задавать вопросы мне.

Услышав укор в ее словах, Истербрук улыбнулся:

– Не кажется ли вам, что нам лучше ограничиться на сегодняшний вечер только одним-единственным вопросом? Наверняка есть что-то, что вас смущает больше всего.

– Вы правы. На один вопрос я должна получить ответ раньше, чем на все остальные.

– Тогда начните с него.

– Чего вы хотите от меня?

– На самом деле это два разных вопроса. Смотря как понимать слово «хотите». Какое значение этого слова вы имеете в виду?

Леона покраснела. Она собиралась спросить, почему Истербрук взял на себя труд ей помогать.

Истербрук сразу же посерьезнел.

– Я всегда помнил вас, Леона. Как я мог забыть ваши живые, выразительные глаза, ваш мятежный дух? Я знал, что рано ли поздно наши пути снова пересекутся. Если я проявил слишком большую настойчивость в своих ухаживаниях, прошу меня простить. Но несмотря на то что многое изменилось за эти годы, есть вещи, над которыми время не властно. Я долго ждал, чтобы снова все это испытать. – Истербрук взял руку Леоны и держал ее в своих ладонях. – Вы спросили меня, как спросила бы на вашем месте любая другая женщина. Какую цель я преследую, помогая вам? Понимаете, Леона, для меня вы не просто женщина. А единственная в своем роде. Вы понимаете меня лучше, чем кто бы то ни было.

Откровенность Истербрука обезоруживала. Леоне даже стало немного жаль его, когда он сказал, что никто, кроме нее, его не понимает.

– А что касается другой части вашего вопроса, чего именно я хочу, я не дерзну ответить прямо, чтобы не шокировать вас своей откровенностью. Услышав мой ответ, вы сбежите, как обычно. – Его глаза озорно заблестели. – В постели я хочу с вами все, что вы мне позволите. Я буду с вами столько, сколько вы сами мне разрешите. Пока смогу удержать вас. Вы предпочли бы, если бы я захотел чего-то большего?

Этот вопрос, заданный обыденным тоном, изумил Леону.

– Я ваш первый мужчина, – сказал он. – Я должен предложить вам руку и сердце. Я думал об этом, но есть причины, по которым этот брак был бы неразумным, опрометчивым шагом. Но если вам нужно официальное предложение…

– Нет, – поспешила заверить его Леона. – Я ничего такого не жду от вас. Меньше всего я жду от вас предложения руки и сердца. Я понимаю, что для вас это невозможно. Да и для меня тоже. Я не могу оставить своего брата.

– Я бы не сказал, что это невозможно. Просто…

– Неблагоразумно. Я понимаю.

– Ничего вы не понимаете. Может быть, когда-нибудь, когда придет время, я вам это объясню. – Истербрук сильнее сжал ее руку. – Ну что, теперь вы успокоились?

– Немного.

– В таком случае, раз мне пришлось напрячься и призвать на помощь лучшую сторону моей натуры, я не сверну с праведного пути и до конца останусь с вами честным. Вместо того чтобы предпринимать какие-то действия, я лучше спрошу вас: вы рады, что я приехал к вам?

Уж лучше бы он предпочел быть с ней нечестным. А теперь ответственность за принятие решения лежит на ней. Эта беседа не способствовала принятию разумного, взвешенного решения.

– Я как раз пытаюсь это понять, – сказала Леона – Мне нужно время, чтобы подумать.

Истербрук принял это спокойно, как нечто само собой разумеющееся. Он поднялся, пристально посмотрел на Леону, и она снова почувствовала, что находится во власти его чар.

Кристиан не выпускал ее руки.

– Что ж, не буду вам мешать. Оставлю вас одну, чтобы вы обдумали все в одиночестве. Хотя больше всего на свете мне хочется убедить вас не словами, а делом, единственным известным мне способом.

– Весьма признательна вам за ваше понимание.

– Но я сомневаюсь, что мне хватит порядочности больше чем на день. Сообщите мне ваше решение в любом случае. Даже если вы решите, что я должен оставить вас в покое и держаться от вас подальше.

Истербрук хотел выпустить ее руку, но Леона задержала его руку в своей.

– Это очень мило с вашей стороны, Кристиан. Вы правда очень добры. Я уже много раз имела возможность убедиться в том, как слабеет моя воля, когда я рядом с вами.

– А я все время проявлял бесчувственность. Во мне проявились самые отвратительные черты фамильного характера. Я делал все, чтобы добиться того, чего хочу. – Он поднес ее руку к губам. – А сейчас я должен вас оставить. Иначе снова поддамся искушению.

Истербрук стоял у окна, его невидящий взгляд был устремлен в темноту. Он круглый идиот.

Кристиан ударил кулаком по подоконнику, а потом выглянул из окна и посмотрел наверх, где этажом выше слабо светилось другое окно: Леоне тоже не спалось.

Боже милостивый, когда в один прекрасный день Леона опомнится и станет подводить итоги, сравнивая количество хорошего и плохого в ее жизни, она поймет, что за мимолетное удовольствие ей пришлось заплатить слишком высокую цену. Если к оставшейся сумме добавить возможные страдания и скандал, который разразится, когда станет известно об их связи, она, поразмыслив, примет решение, которое совершенно не удовлетворит Кристиана.

Он гнал лошадь во весь опор, чтобы, проехав через полстраны, оказаться рядом с Леоной. Кристиан забыл, что ненавидел этот дом. Он так хотел Леону, что готов был, едва увидев ее, схватить в объятия, подхватить на руки и отнести на кровать.

Кристиан и сам не знал, что вдруг на него нашло.

Когда он заговорил с Леоной о женитьбе, она была потрясена.

Так всегда бывает в жизни: хоть раз правильно поступишь – до конца дней расплачиваешься за это.

Истербрук взглянул на чемодан, который стоял на том же месте, где, приехав, он его оставил. Камердинер хотел открыть чемодан, чтобы достать вещи хозяина, но Кристиан запретил ему это делать: в чемодане лежал дневник отца Леоны.

Из-за этой злосчастной тетрадки в кожаном переплете Кристиан счел неразумным предложить Леоне руку и сердце. Если бы Леона узнала о том, что написано в дневнике, или каким-либо другим путем узнала всю правду, у нее не осталось бы сомнений в том, что много лет назад Истербрук приехал в Макао с одной-единственной целью – расправиться с ее отцом.

Было также множество других причин не делать ей предложения. Леона сама это скоро поймет.

Леона считает его упрямым, своевольным, эксцентричным, грубым, самодовольным, высокомерным. И это далеко не все нелестные эпитеты, которыми она его характеризовала. Возможно, из вежливости она избегала более резких слов в его адрес. Одному Богу известно, как она отзывалась о нем за глаза.

Свет в комнате наверху погас, ночь сразу же стала темнее. Кристиан чувствовал себя так, словно вместе с этим светом погасла его надежда.

Он открыл окно и впустил в комнату прохладный весенний воздух. Истербруку было жарко. Он разделся, но прохладнее ему от этого не стало. Огонь сжигал его изнутри.

Истербрук подошел к кровати. Его душил гнев. Он злился на себя за то, что он такой, какой есть, и не в силах ничего изменить. Он злился на судьбу за то, что она сыграла с ним злую шутку, и его страдания, похоже, никогда не кончатся.

Кристиана охватила тоска. В такие минуты ему помогал опиум. Какое-то время мир казался простым и совершенным. А сам себе он казался нормальным и всемогущим.

Теперь у Кристиана редко появлялось это желание. Обычно он достигал душевного равновесия посредством медитации, но сегодня у него ничего не выйдет. Единственное, что он мог, – практиковать способ дыхания, которому обучил его Тун Вэй.

Это помогло Кристиану выдержать момент сумасшествия, когда ты готов продать душу дьяволу – только бы испытать облегчение. И тогда худшее оставалось позади.

Однако правильного дыхания оказалось недостаточно, чтобы разорвать цепи, которые сковали его сердце в Макао. Даже медитация была бессильна.

Большую часть его достижений составляло принятие того факта, что прошлое ушло безвозвратно. Следующим шагом должно было стать принятие наследства – полностью, как оно есть.

Этот дом был самой меньшей частью наследства. Титул, богатство – все это скрывало в себе более мрачную сторону того, что Истербрук получил по наследству наряду с этим. Возможно, он получил богатство и титул, но вместе с ними Кристиан приобрел дурную наследственность – самое худшее из того, что было у них в роду.

С этим еще можно было бы смириться, если бы не материнское проклятие. Отец был жесток и беспощаден, и эти черты передались Истербруку по наследству. В то же время Кристиан не мог делать вид, что на самом деле его отец не был таким уж плохим, каким его считали.

Он видел, как мать уединялась от всех и отстранялась от всего на свете. Изоляция доводила ее до сумасшествия.

Кристиан помнил, как мать сидела за этим письменным столом в библиотеке, ничего не замечая вокруг. Прошел слух, что отец держит ее под замком. Однако старший сын знал, что это не так. Она просто удалялась в свой собственный внутренний мир, где ее единственной спутницей была печаль.

У Кристиана было искушение спрятаться от мира так же, как его мать. Разве он не пытался убежать от самого себя? От хаоса, который порождало знание того, чего ему знать совсем не хотелось, того, что было скрыто от других людей. От чувства, что после смерти отца у него началось раздвоение личности, потому что он не смел признать, что у него слишком много общего с последним маркизом.

Как бы ты ни старался, от себя не убежишь.

Страстное желание убежать в мир опиумных грез прошло, но хаос в душе остался. Его мысли лихорадочно метались, сменяя друг друга, словно в калейдоскопе. Кристиан то вспоминал прошлое, то думал о настоящем. То видел Леону в Макао, то представлял себе, как она сидит в библиотеке в этом доме. Он вспоминал трепет их первого поцелуя в Макао, и их первую ночь в Лондоне.

«Она уедет, – с тоской подумал Кристиан, и у него защемило сердце. – Что бы ни случилось между нами, она все равно уедет».

Может быть, она опасается, что он не отпустит ее. Ведь Леона, как никто другой, понимала его чувства и догадывалась, что он пойдет на все, чтобы держать ее здесь, возле себя. Но она никогда не поймет почему.

Он провел два года, чтобы понять свое «я», но на самом деле Истербруку, когда он вернулся в Англию, приходилось притворяться, чтобы выжить.

Он обретал себя, жил по-настоящему, лишь когда был с Леоной.