Текст книги "Воскресшая любовь"

– Мой отъезд в графство не остался незамеченным в свете. Приглашения посыпались как из рога изобилия. – Истербрук отложил стопку приглашений в сторону и стал просматривать письма.

На одном из писем задержал взгляд и молча протянул его Леоне, продолжая просматривать корреспонденцию.

Леона взяла письмо и посмотрела на Кристиана. Его лицо приняло невозмутимое выражение. Глядя на него, трудно было представить себе, что у него что-то неладно. Но по каким-то неуловимым признакам Леона догадалась, что Кристиан чем-то недоволен.

Леону осенило. Так вот, значит, что он имел в виду. «Мы все обладаем повышенной проницательностью, общаясь со своими близкими». Особенностью Кристиана было лишь то, что он мог улавливать душевное настроение не только близких людей, но и приятелей, и случайных знакомых, и даже незнакомцев.

Не такой уж Кристиан странный, как ему кажется. Подобных ему немало. Леона непременно скажет ему об этом. Пусть порадуется.

– Разве вы не хотите прочесть письмо, Леона?

– Да. Разумеется.

Леона стала читать, строчки поплыли у нее перед глазами.

Письмо было от леди Линсуэрт. Оно означало, что пришел конец их с Кристианом идиллии. Тун Вэй сотворил чудо, и Брайан пошел на поправку. Тун Вэй через день-другой вернется в Лондон. Леди Линсуэрт искреннее благодарила Леону и уверяла ее в своей вечной преданности.

Затем перед Леоной появилось новое письмо.

– Это приглашение на бал в главном городе графства, которое состоится на следующей неделе, – объяснил Кристиан. – Вы хотите туда поехать?

Приглашение было адресовано лично ей. Кристиан держал в руке другое – такое же.

– Разве прилично посылать приглашения любовнице маркиза?

– Они приглашают вас как мою гостью, а не как любовницу. А что касается наших с вами отношений… Видите ли, этот дом очень большой, слуги тактичны и не любопытны, сплетни доказать невозможно. К тому же не забывайте, что я Истербрук.

Кристиан в очередной раз предоставил Леоне право решать так, как она сочтет нужным. Однако в жизни бывают случаи, когда невозможно вести себя, не обращая внимания на мнение окружающих, и поступать по велению сердца.

Леона снова пребывала в состоянии крайнего смятения. Она чувствовала себя сейчас намного хуже, чем в тот вечер, когда они с Изабеллой впервые появились в Эйлсбери-Эбби. Вопреки здравому смыслу Леона была раздосадована, несмотря на то что это письмо леди Линсуэрт было ответом на ее собственное послание, которое Леона отправила сразу же, как только приехала в Эйлсбери-Эбби. Она не ожидала, что их счастье с Истербруком будет таким кратковременным и что ее долг и обязательства перед братом так быстро вмешаются в ее жизнь и нарушат эту идиллию.

За короткое время они сблизились с Кристианом, не только физически, но и духовно. Лежа в постели, они делились друг с другом самым сокровенным.

Подняв глаза, Леона увидела, что Истербрук смотрит на нее испытующе. Он подошел к ней и взял за руку.

Кристиан знал, как унять ее тревогу. Знал, как соблазнить ее и сделать так, чтобы Леона выбросила из головы посторонние мысли. Леона не сопротивлялась. Ей самой хотелось хотя бы на время забыть обо всем на свете. Но полностью ей это не удалось, она едва сдерживала слезы.

Кристиан снял с нее рубашку, повернул Леону лицом к себе и стал ласкать ее грудь.

В то утро ему трудно было удовлетворить Леону – печаль мешала ей расслабиться. Кристиан терпеливо ждал, сдерживая страсть.

Леона так крепко обнимала Кристиана за плечи, словно не хотела его от себя отпускать. Она с благодарностью принимала все, что чувствовало сейчас ее сердце, – даже страдание, к которому неизбежно приведет их близость.

Кристиану в голову пришла мысль о том, как хорошо навсегда перестать быть жестким и расчетливым и жить так, как тебе нравится.

Они с Леоной снова оказались в постели, завтрак на столе остался нетронутым. Истербрук снова призвал на помощь свой коронный безотказный метод, с помощью которого ему удавалось отвлекать Леону от того, что она называла своим долгом. Вот и сейчас Кристиану пришлось пустить в ход свои чары обольстителя, чтобы реальность, которая ворвалась в их идиллию вместе с проклятым письмом, хотя бы на время отступила.

Кристиан все еще парил где-то там, между забытьем и реальностью. Это состояние было очень похоже на то, чего он достигал в процессе медитации, только его эго при этом не исчезло. Рядом с его эго появилось эго Леоны.

Не только ее эго, но и ее сущность. Ее волнения и тревоги. Ее печаль. В эти мгновения тишины и покоя он знал ее лучше, чем кого бы то ни было, даже самого себя.

Он угадал, что случится, еще до того, как Леона замкнулась в себе. Он почувствовал это.

– Кристиан, мне пора возвращаться в Лондон, – тихо проговорила она.

– Нет, вам не следует туда ехать.

– Не будь я в полном изнеможении, я бы на вас рассердилась за ваш приказной тон. Но я не в состоянии сейчас спорить с вами. – Говоря это, Леона продолжала его обнимать. – Лежа здесь с вами, в постели, дела не сделаешь и ничего не узнаешь, – заметила она.

– Ошибаетесь. Вы и представить себе не можете, как много здесь можно сделать и как много можно узнать – обо мне, о себе самой, об удовольствии, которое будет длиться вечность.

Леона приподнялась на локтях и заглянула Кристиану в глаза.

– Леди Линсуэрт пишет, что дня через два Тун Вэй приедет в Лондон. Когда он будет рядом, со мной ничего не случится. Поэтому у меня нет причин оставаться здесь.

– Нет, у вас есть причины. – Хотя на самом деле она права: причин у нее действительно нет. Она не станет ради мимолетного наслаждения пренебрегать своим долгом.

Истербрук попытался изменить тактику.

– Может быть, вам стоит поразмыслить над тем, зачем вы едете в Лондон, и распланировать, что вы собираетесь там делать?

– Мне не нужно ничего планировать. Я и так знаю, что буду делать. Я увижусь с грузоотправителями, встречи с которыми, как вы сказали мне, организовал для меня ваш брат. А также встречусь с Деннингемом, как вы мне обещали.

– Я уже говорил, что вам нет смысла встречаться с Деннингемом. Вы только зря потратите время. Ваш сочинитель ошибся. Или намеренно солгал.

– Разумеется, я доверяю вашему мнению, раз вы хорошо знаете Деннингема. Однако хочу лично познакомиться с ним.

Леона упрямо стояла на своем. Может быть, пора снова ее отвлечь?

Но кажется, его возможности не беспредельны… Вот незадача… Проклятие.

– Я надеялся, что мы отложим этот разговор, Леона.

Она лукаво улыбнулась:

– Вы были неутомимы в течение нескольких часов. Однако осечки бывают даже у великого Истербрука. – Она ласково провела рукой по его груди. Ее рука опускалась все ниже.

Ее прикосновения было достаточно, чтобы Кристиан снова оказался на высоте.

Глава 19

Истербруку удалось отложить неприятный разговор об отъезде Леоны. Однако откладывать его до бесконечности было невозможно. День был омрачен мыслями о неизбежности разлуки. К вечеру Леона решила, что, если она не поднимет вопрос немедленно, она еще долго не уедет из Эйлсбери-Эбби.

Впервые за несколько дней Леона вспомнила о Гаспаре и почувствовала угрызения совести. Как она могла обмануть доверие брата? Когда они прощались, он смотрел на Леону с надеждой. Судьба фирмы зависела от того, удастся ли Леоне завязать коммерческие отношения с партнерами. Если Леона задержится в Эйлсбери-Эбби, она подведет Гаспара.

Не дожидаясь наступления ночи, Леона пришла в апартаменты Истербрука. Он сидел один в комнате, погруженной в полумрак, не зажигая света, – он медитировал. Леона сожалела, что Тун Вэй не обучил и ее искусству медитации. Умение обрести душевное равновесие пригодилось бы ей сейчас.

Леона поставила лампу на стол и села в кресло рядом с Кристианом. Он вышел из состояния глубокой задумчивости и наконец увидел Леону.

– Завтра я уезжаю, – сказала она. – Если вы не дадите мне ваш экипаж, мы с Изабеллой наймем другой.

Леона мысленно приготовилась к тому, что вслед за ее заявлением последует взрыв негодования Истербрука. Но ничего подобного не случилось. Истербрук спокойно обдумывал ее слова.

– Вам следует знать, Леона, что вы никуда не уедете отсюда без моего позволения. Ни в моем экипаже, ни в каком-либо другом.

Ошеломленная, Леона не сразу нашлась что ответить.

– Я искренне верю в то, что вы мне это позволите, – сказала она наконец.

– Вы верите в меня больше, чем я сам.

– Я верю, что вы выполните данное мне обещание.

– Я обещал вам, что вы вернетесь к своему брату, а не в Лондон.

– Вы же знаете, что я не могу вернуться в Китай, пока не закончу дела в Лондоне.

– Ошибаетесь.

– Вы намерены сделать меня вашей пленницей? Будете держать меня в этом доме или на корабле, который плывет в Макао? Что вы предпочтете – держать меня здесь или отправить в Макао ни с чем? Вы же знаете, что здесь у меня есть цель…

– Не цель, а цели, – заявил Истербрук, пристально глядя на нее.

Леона похолодела. Дело приняло совсем другой оборот. Речь сейчас идет не о том, чтобы удерживать Леону в этом доме. Истербруку необходимо воспрепятствовать выполнению другой миссии, которая привела Леону в Англию. Ради этого Истербрук готов пожертвовать чем угодно.

– Кристиан, если вы беспокоитесь о том, чтобы со мной в Лондоне ничего не случилось, то чем быстрее я закончу свои дела, тем быстрее окажусь в безопасности.

– Не стоит ради этого так рисковать. Даже если вас будет защищать Тун Вэй, даже если это буду делать я. Я приказываю вам прекратить все это. Даже если вам повезет и у вас все получится, вы мало что от этого выиграете. Зато, взявшись за эту нелегкую задачу, вы рискуете собой и судьбой фирмы вашего брата.

Леона с негодованием смотрела на Истербрука. Он понимал, что в его власти остановить ее.

Охваченная отчаянием, Леона поднялась и направилась к двери. Она должна узнать правду.

– Кристиан, в ту первую ночь, которую мы с вами провели в этом доме, у меня были к вам вопросы. На один из них вы ответили. Но я задала вам не тот вопрос. Я забыла о том, кто я такая, но мне необходимо это знать.

Истербрук молчал, и это лишало Леону уверенности в себе. Это было молчание господина, который ожидал услышать слезную просьбу слуги.

– У моего отца была одна тетрадь. В кожаном переплете. В ней он вел записи того, что видел, и заносил туда имена, которые становились ему известны, по мере того как он занимался сбором фактов, изобличающих контрабандистов и их высокопоставленных хозяев. После вашего отъезда из Макао эта тетрадь пропала. После смерти отца я не обнаружила дневника среди его личных вещей. Вы забрали ее с собой, когда уехали?

– Да.

Леона закрыла глаза. Сердце у нее сжалось от боли. Она боялась, что, когда откроет глаза, увидит перед собой совершенно другого человека, а не того мужчину, которого только что обнимала. Возможно, она заметит в его чертах то, чего раньше не замечала, ослепленная страстью.

Ее глаза сверкали от гнева. Рассудок и до этого нашептывал Леоне, что интерес к ней Истербрука может объясняться какими-либо скрытыми мотивами. Однако в последние несколько дней она до такой степени потеряла голову, что позволила себе думать по-другому.

– Леона, неужели вы не догадываетесь, почему я забрал дневник вашего отца? Вспомните тот день, Леона. Я видел, как вы были испуганы, почувствовав, что вам и вашим близким угрожает опасность. Даже мистер Монтгомери, который всякое повидал в своей жизни, не мог поверить, что эти люди устроят на корабле пожар.

Леона никогда не забудет, как они старались погасить пламя. Отец чудом уцелел, покинув судно всего часом раньше вместе с Гаспаром.

– Они пытались его убить. Их попытка не удалась, но после того дня отец пал духом. И все доказательства, все улики, которые он собрал, остались у него в дневнике, который вы у него похитили. Будьте вы прокляты. Я искала эту тетрадь. Хотела довести до конца то, что он не успел. Будь у меня эта тетрадь, я бы тогда переговорила с вице-королем в Кантоне. Я бы тогда…

– Вас бы к этому времени уже не было в живых. Они бы с вами расправились. И с вашим отцом тоже. И, может быть, с вашим братом. Я забрал эту тетрадь для того, чтобы вы не сделали ничего такого, что могло бы поставить под угрозу вашу жизнь.

– Нет. По-моему, вы похитили эту тетрадь по другой причине.

– Никакой другой причины, кроме вашей безопасности, у меня не было. Я хотел вас уберечь. После пожара на торговом судне стало очевидно, что то, чему пытался противостоять ваш отец, было намного серьезнее, чем он мог себе представить. Больше, чем вы себе можете представить. Неразумно мериться силами с этими страшными людьми. Вы не сможете их победить. Ваш отец тоже не смог. Я забрал дневник вашего отца, чтобы оградить вас от опасности.

– Дневник у вас? Отдайте его мне.

– Не отдам.

Леона была в ярости.

– Я должна довести это расследование до конца, – процедила она сквозь зубы.

– Ничего вы не должны. Вы можете доказать, что ваш отец был прав. Можете узнать имена людей в Англии, которые получают выгоду от этого порочного промысла. Можете даже обнародовать их имена, чтобы окружающие возмущались их темными делишками и презирали их за это. Но даже если вам все это удастся осуществить, вы не измените порядок вещей и не остановите зло. Только наживете себе новых врагов. Все это печально отразится на процветании вашей фирмы, и ваша жизнь снова будет поставлена под угрозу. Вы уже сейчас в опасности.

Леона ушам своим не верила. Она не представляла, что Истербрук упрется и будет стоять на своем. Не верила, что он окажется таким черствым. Леона прекрасно осознавала, что непримиримость Истербрука в этом вопросе объяснялась не только и не столько желанием ее защитить. Ведь эта тетрадь была в распоряжении Истербрука на протяжении многих лет. Он не мог не прочесть дневник ее отца. Истербрук знает, что для Леоны записи в этой тетради дороже золота. Тем не менее он не собирался возвращать дневник его законной владелице. Значит, у него есть на это какие-то свои причины.

Леона вспоминала любовный угар последних нескольких дней, яркость эмоций, которые она пережила с Кристианом. Но после этого разговора словно пелена упала у нее с глаз. Она вдруг увидела все происходившее между ними совершенно в ином свете. И ужаснулась.

– Мне нужна эта тетрадь, Кристиан. Как-то в Уотлингтоне вы упомянули, что я могу получить от вас все, что только пожелаю.

Истербрука обуял гнев. Разрезая ребром ладони воздух – жест, которым феодал хочет дать понять вассалам, что его решение окончательно и бесповоротно, он гневно заявил:

– Я имел в виду совсем не это.

– О да, вы имели в виду жемчуга, шелка и бархат. И прочие дорогие подарки. Подношения, которые имеют своей целью одно: чтобы женщина не задавала лишних вопросов и не обращалась с другими просьбами, которые могли быть для вас слишком обременительны.

– Черт побери! Да любая женщина на вашем месте захлопала бы в ладоши от радости, получив в подарок шелка и жемчуга.

– Я не любая. Будь я такой, как остальные ваши женщины, я не была бы вам нужна. Почему вы не хотите отдать мне дневник отца? Он вам не принадлежит, – заявила Леона, гневно сверкая глазами.

Истербрук был вне себя от бешенства.

– Раньше, Леона, вы пробуждали все самое лучшее во мне. Сейчас вы провоцируете меня на самое плохое. Будет лучше, если вы сейчас же уйдете, пока я не разозлился на вас всерьез. Иначе я за себя не ручаюсь.

Собрав остатки собственного достоинства, Леона медленно направилась к двери, вышла в коридор, бросилась в свою комнату, упала на кровать и разрыдалась.

Глава 20

На рассвете на подносе принесли записку. Слуга объяснил, что лорд Истербрук дал кучеру задание подготовить лошадей и экипаж к девяти часам. Леона возвращается в Лондон.

Вскоре после этого пришла Изабелла. Она тоже получила записку. И принялась укладывать вещи.

За завтраком Леона не притронулась к еде. Она безучастно смотрела в окно, пока Изабелла готовила ее дорожный костюм. Ночью Леона не сомкнула глаз.

– Вы чем-то не угодили лорду Истербруку? – осторожно спросила Изабелла.

– Попросила отпустить меня в Лондон.

Со стороны это выглядело так, словно это Истербрук отправлял ее в Лондон против ее воли.

Изабелла налила воду для умывания, бормоча что-то по-китайски себе под нос.

– Что ты сказала? – поинтересовалась Леона.

– Прошу прощения, но я сказала, что не понимаю этих европейцев. Странный они народ и глупый. – Изабелла помогла Леоне снять ночную рубашку.

– Кого ты считаешь глупым: его или меня?

– Обоих. Ведь угодить мужчине проще простого.

Леона снова и снова возвращалась ко вчерашнему и представляла сотни способов того, как можно было удачнее начать, продолжить и закончить этот трудный разговор, который произошел у нее вчера с Истербруком, когда она впервые попыталась поговорить с ним откровенно. Но как бы она ни вела себя вчера, что бы ни говорила, итог был бы тем же самым – довольно грустным.

Утешало лишь одно: маленькой победы все же удалось достичь. Истербрук не смог ее остановить, и она, несмотря на его протесты, уезжает в Лондон. Хотя сердце Леоны больно сжималось при мысли о том, что в конечном итоге, она потеряла больше, чем обрела. Сердце упорно отказывалось внимать голосу разума.

Расчесывая Леоне волосы, Изабелла сказала:

– У меня есть одна книжечка. Мне подарила ее мама. Хотите, дам вам ее почитать?

– Книжечка?

– Да, чтобы почитать на сон грядущий. Там рассказывается о том, как дарить наслаждение. Эту книжечку моей матери подарил ее первый возлюбленный. Мать вручила ее мне перед нашим отъездом из Макао. Она мечтает, чтобы я стала содержанкой какого-нибудь важного господина в Лондоне. Надеялась, что европейцы, живя в Европе, ведут себя совсем иначе, чем в Макао. Мой отец любил листать эту книжку. Там даже есть картинки.

– Изабелла, мы с лордом Истербруком вчера вечером поссорились. И эта ссора не имеет отношения к тому, о чем ты говоришь.

– Когда мужчина и женщина повздорят, положить конец размолвке можно и с помощью этого.

– О, Изабелла, если бы все было так просто…

– Ах, понятно. Разумеется. Извините меня. – Леона опять услышала, как Изабелла повторила те же самые слова на китайском языке: «Странный и глупый народ – эти европейцы».

Подготовка к отъезду не заняла много времени. Несколько слуг подошли, чтобы попрощаться с Изабеллой. Управляющий домом деловито отдавал распоряжения прислуге. Истербрука нигде не было видно.

Леона представила себе, как он спит один на своей огромной постели. А может быть, он уже встал и, сидя в кресле, занимается медитацией. Не исключено, что отъезд Леоны его обрадовал. Ее постоянное присутствие наверняка тяготило его. Ведь он привык к уединению.

Когда экипаж тронулся, Леона прилипла к окну. Она бросила прощальный взгляд на громадный особняк Истербрука. Окна на третьем этаже невольно приковали ее взор. Странное ощущение овладело ею. Леоне было трудно это объяснить, но она чувствовала, что Кристиан стоит там, у окна, и смотрит на нее. На то, как ее экипаж покидает пределы Эйлсбери-Эбби.

Разумеется, это лишь ее фантазии – и ничего больше. Она хорошо знает, что комнаты Истербрука выходят в сад, а не на фасад дома. Неужели она вообразила, что, как и Кристиан, обладает повышенной восприимчивостью и способностью видеть то, что невозможно увидеть? Ее сознание цеплялось за любые мелочи, которые свидетельствовали бы о том, что она не потеряла Кристиана окончательно. Что есть надежда его вернуть.

Леона отодвинулась от окна и устало откинулась на сиденье. Экипаж проехал несколько сотен ярдов, прежде чем Изабелла подняла с пола какой-то чемодан.

– Подарок от экономки? – равнодушно осведомилась Леона.

– Не знаю. Когда мы вошли в экипаж, он стоял на полу. Думаете, это подарок?

Изабелла отперла замок и открыла чемодан. Заглянув внутрь, она состроила недовольную гримасу и с равнодушным видом положила чемодан на место.

– Нет там никаких подарков. Наверное, кто-то по рассеянности оставил этот чемодан в экипаже. Там какая-то старая тетрадь в кожаном переплете.

До Леоны, которая в это время пребывала в состоянии глубокой задумчивости, не сразу дошел смысл сказанного. Но в следующее мгновение она вздрогнула и, округлив глаза, посмотрела на Изабеллу. Затем перевела взгляд на чемодан, схватила его и положила себе на колени.

С замиранием сердца Леона отперла замок, открыла чемодан и глазам своим не поверила: на дне лежала заветная тетрадка в кожаном переплете – дневник покойного отца.

Экипаж тронулся, а вскоре исчез вдали, увозя Леону. Истербрук долго стоял у окна и смотрел на дорогу.

Конюх в это время запрягал его лошадь и готовил карету к поездке в Лондон. Кристиан решил поехать один.

Леоне сейчас лучше побыть одной. Ей нужно прочесть дневник. А прочитав его до конца, она будет уверена в том, что Истербрук появился в Макао не просто так, а для того, чтобы оградить себя от серьезных обвинений.

Леона умна. Она без труда сложит два и два и поймет не только это, но и свяжет его имя с остальными шокирующими открытиями, сделанными Монтгомери. Постепенно ей станет понятна степень риска, которому она себя подвергает. Хотя маловероятно, что страх мести этих людей заставит ее остановиться. Эта упрямая женщина вбила себе в голову, что должна довести до конца борьбу, начатую ее отцом. Но если даже Леона отступится, прекратит свое расследование и уедет в Макао, ей все равно будет грозить опасность. Кое-кто из сильных мира сего решил, что мисс Монтгомери слишком много знает. Теперь, когда к ней в руки попал дневник ее отца, это предположение будет иметь под собой основания – Леона и в самом деле узнает из записей, сделанных ее отцом, много компроментирующей информации.

Кристиан прошел в свои апартаменты. Возможно, что у него слишком сильно разыгралось воображение, но ему показалось, что спальня до сих пор хранит аромат духов Леоны. Истербрук открыл окно и выглянул в сад, в котором кипела работа. Садовники подстригали кусты, обрезали сухие ветки и обрабатывали грядки. Еще встречаются такие поместья, где хозяин с хозяйкой знают по именам всех своих слуг, однако во владениях Истербрука все было по-другому: Кристиан предпочитал как можно меньше общаться со слугами.

«Даже если вы не хотите оказывать воздействие на окружающих, вы не можете на них не влиять», – заметила однажды Леона, видя, как ожили дом и поместье Истербрука после его приезда. Леона умна и наблюдательна. Она подмечает то, что он упускает из виду.

За его спиной кто-то кашлянул. Кристиан оглянулся и увидел стоявшего на пороге управляющего домом.

– Письмо мистеру Миллеру прибудет в Лондон одновременно с мисс Монтгомери, Сорстон?

– Я лично вручил конверт одному из лакеев, сэр.

В письме были распоряжения секретарю о необходимости удвоить охрану в доме Леоны. Хотя Леона надеется, что Тун Вэй сможет ее защитить в случае необходимости, Кристиан решил подстраховаться. Раз Леона покинула стены Эйлсбери-Эбби, нужно предпринять повышенные меры предосторожности. Кристиан должен быть уверен, что с Леоной ничего не случится, пока его нет рядом с ней. А когда он приедет в Лондон, то непременно разыщет людей, которые угрожают Леоне, – раз и навсегда покончит со всем этим.

– Я пришел сказать, что все готово к отъезду, милорд. Кристиан посмотрел в сад, где они с Леоной провели множество счастливых часов. Затем окинул взглядом спальню.

– Скажите конюхам, что я передумал.

Сорстон поклонился, собираясь удалиться.

– Подождите. Нет, я все-таки поеду. Но имейте в виду: я уезжаю всего на несколько дней. Передайте управляющему землями, что в десять утра я буду ждать его на мостике через ручей. Нужно повысить по службе молодого человека, который мне прислуживал.

Сорстон снова поклонился и сделал шаг к двери.

– Как его имя, Сорстон?

– Простите, милорд?

– Как его зовут?

– Кого, милорд?

– Парня, который мне прислуживал.

– А! Должно быть, это был Джеремая. Рассудительный малый, весьма старательный. Далеко пойдет.

Кристиан направился в гардеробную, довольный тем, что только что наметил план действий на следующие несколько дней. А еще нужно будет уточнить у Сорстона, как зовут управляющего землями.

Может быть, Кристиан скоро снова съездит в Уотлингтон и навестит Брадуэллов.

Он представил себе удивленное лицо миссис Брадуэлл, когда та увидит его на пороге своего дома. Нет, будет лучше, если вместо неожиданного визита в их дом он пошлет им приглашение на ужин. Для того чтобы у Брадуэллов была возможность отказаться, если они того пожелают.

Строя новые планы, Кристиан немного оживился. Хотя он понимал, что занимается самообманом, пытаясь заботами о делах отвлечь себя от мыслей о Леоне. Кристиан все больше и больше убеждался в том, что радость, жившая у него в сердце всю эту неделю, которую он провел с Леоной, померкла.

Тем не менее Кристиан решил на некоторое время остаться в своем поместье. Прежде чем вернуться в холодную зиму своего лондонского дома, Кристиану хотелось немного понежиться среди теплой весны, которая окружала его в Эйлсбери-Эбби благодаря тому, что воспоминания о пребывании здесь Леоны были еще свежи в его памяти.

Находясь у себя в спальне, Леона услышала доносившийся из коридора разговор Изабеллы и Тун Вэя. Говорили они по-китайски, однако Леона догадалась, что речь шла о ней.

Но Леону это сейчас не волновало. Впрочем, как и все остальное. Сейчас ей хотелось поскорее забыться сном.

Однако сон не шел к ней. Мысли, одна печальнее другой, не давали ей расслабиться. Как могла она поверить Кристиану? Леона винила в этом только себя. Она обманулась в Кристиане, потому что сама хотела быть обманутой. Сердце у нее осталось девичьим, оно не хотело взрослеть. Оно сделало Леону легковерной и мечтательной. Леоне хотелось поверить в то, что красивый и загадочный молодой человек появился в Макао, в доме ее отца, случайно, что это судьба.

Однако факты свидетельствовали, что все было как раз наоборот. С самого начала их знакомства. После того как они снова встретились в Лондоне, их отношения развивались стремительно. В первый день их встречи в Лондоне Истербрук расспрашивал Леону о цели ее приезда. Он следил за ней, не спускал с нее глаз, всячески отвлекал Леону от дела. Истербрук соблазнил Леону. Он был готов на все, только бы она не узнала правду.

Когда Леона читала те строчки дневника, где высказывались подозрения о причастности Истербрука к тому, что расследовал ее отец, ее сердце обливалось кровью. Как же глупа она была, доверившись Истербруку!

Отец Леоны выразил предположение – почти уверенность, – что среди владельцев тайной компании, которая занималась контрабандой опиума, был лорд Истербрук. К сожалению, в дневнике отец не объяснял, какие факты подтолкнули его к такому выводу. Однако одних этих записей было достаточно, чтобы понять, что лорд Истербрук был замешан и в других темных делах.

Отец описывал схему, по которой происходила контрабанда чая и предметов роскоши в Англию и в английские колонии. Если это так, то, значит, имело место не только нарушение предписаний китайского императора, но и английских законов.

Леона недоумевала, почему, несмотря на столь серьезные обвинения, которые выдвигал против Истербрука отец Леоны, Кристиан отважился отдать ей дневник. Может быть, он счел это своим долгом, после того как Леона напомнила ему о данном им обещании?

Наверняка столь широкий жест с его стороны был прощальным подарком очередной любовнице.

Леона старалась не думать об Истербруке, но его образ снова и снова вставал у нее перед глазами. Ей хотелось позабыть об их вчерашней ссоре. Но даже теперь, когда Леона узнала о том, какой этот человек на самом деле, ее сердце по-прежнему трепетало, когда она думала о нем. Леона ни о чем не жалела, но тяжелые мысли не оставляли ее ни на минуту: Кристиан с самого начала ухаживал за ней, преследуя собственные, корыстные цели.

Кто-то легонько тронул ее за плечо, и Леона, вздрогнув, очнулась от тяжелых размышлений. Открыв глаза, она увидела у своей кровати Изабеллу и Тун Вэя. Тун Вэй держал тарелку с куриным бульоном.

Изабелла придвинула стул к постели и вышла из комнаты. Тун Вэй сел на стул и сказал:

– А сейчас вам нужно поесть.

– Не хочу.

Тун Вэй поднес к ее рту ложку бульона. Леона села и взяла у Тун Вэя тарелку.

– Не надо ухаживать за мной, я не больна. Я и сама могу поесть.

Чтобы Тун Вэй снова не стал кормить ее с ложечки, Леоне пришлось доесть бульон.

– Вы не спросили меня, как обстоят дела у брата леди Линсуэрт, – заметил он. – Вы оторвали меня от моих прямых обязанностей и отослали из Лондона, тем самым подвергая себя опасности. А сейчас даже не поинтересовались, выживет молодой человек или нет.

– Ну и как? Он выживет?

– Нет.

– Леди Линсуэрт подумала, что с ее братом все будет хорошо.

– Сейчас он свободен от пагубной привычки. Он снова стал похож на того человека, которым был когда-то. Однако этот юноша слаб духом. По-моему, леди Линсуэрт ошиблась, и свобода ему не так нужна, как кажется его сестре. Рано или поздно он все равно сорвется и снова пристрастится к опиуму.

– Очень печально это слышать.

– Вы знали, чем это может кончиться.

– Были случаи, что ты ошибался в своих прогнозах. – Может быть, и на этот раз Тун Вэй слишком поспешно вынес свой приговор? Леоне очень хотелось, чтобы у брата леди Линсуэрт все было хорошо.

– Вы что, сохнете по нему?

– Сохну? О Господи, где ты нахватался таких слов, Тун Вэй?

– Вычитал в одной книге. По-моему англичане только и делают, что сохнут по кому-нибудь и чахнут. Хотя точного значения этих слов я не знаю, мне кажется, с вами происходит именно то, что они значат.

– Я не из тех женщин, которые сохнут по мужчинам.

– И не из тех, которые валяются в постели, хотя и не больны. Вот как сейчас.

Ну да, в этом он прав.

– Просто я запуталась, Тун Вэй.

– Изабелла сказала, что вы потеряли расположение маркиза.

– Он тоже потерял мое расположение. Полностью. Самое ужасное – мне кажется, что теперь Истербрук откажется мне помогать. – На самом деле, говоря, что это самое ужасное, Леона покривила душой. Она не желала признаваться в этом даже самой себе. Как будто надеялась, что, отрицая очевидное, будет меньше страдать.

– Как бы то ни было, Истербрук до сих пор продолжает нам помогать. Несмотря на то что никто его об этом не просил. В доме все время находятся его люди. Здесь их полным-полно. Они вооружены. Я велел им уйти, но они меня не послушали.

– Пусть даже Истербрук прислал охрану, мы с ним больше не увидимся. Он обещал представить меня влиятельным коммерсантам, но, поссорившись с маркизом, я упустила шанс с ними встретиться.

Тун Вэй задумался. В этот момент в комнату вошла Изабелла и раздвинула шторы на окнах.

– Если Истербрук не организует для вас эти встречи, вы сами должны их организовать, – сказал наконец Тун Вэй. – Если вам известны имена этих коммерсантов, ради вашего брата вы должны найти какую-нибудь лазейку, чтобы поговорить с ними.