Текст книги "Уроки страсти"

Матиас исчез. Толпа разделилась, позволив священнику и жертвенным овечкам проследовать к церковным дверям. Федра казалась очень бледной.

Священник повернулся к ним лицом. Из церкви выскочил служка со сверкающим облачением. Священник надел его на себя и обратился к толпе.

– Что он говорит? – спросила Федра.

– Насколько я понял, он объявляет, что венчание произойдет здесь, а потом мы войдем в церковь и подпишем документы.

– Здесь? – ахнула Федра. На мгновение ей показалось, что она теряет сознание. – Сейчас?

– Здесь и сейчас. – Эллиот взял ее за руку. – Смелее, дорогая женушка.

Его поддразнивание возымело нужное действие. Федра слегка порозовела и одарила его убийственным взглядом.

Толпа притихла. Священник приступил к обряду венчания, и Эллиот понял, что не сможет оспорить эту церемонию, утверждая, что обеты произносились на языке, которого Федра не знает. Священник говорил на латыни, и она понимала каждое слово.

Его мозг лихорадочно работал в поисках выхода. Еще не много, и потребуется их согласие. Он бросил взгляд через плечо на толпу, замершую в восторженном ожидании. Оставалось лишь пожалеть, что он так несведущ в канонических вопросах.

Голос священника разнесся над головами собравшихся на площади. Федра продолжала озираться по сторонам, как девица, ожидающая рыцаря на белом коне, который явится в последнюю минуту ей на выручку.

Священник произнес надлежащие обеты и устремил выжидающий взгляд на новобрачного. Эллиот медлил, глядя на Федру, которая умоляла его взглядом исполнить роль негодяя в этой маленькой драме.

Негромкий кашель Тарпетты вывел его из задумчивости, напомнив о пережитой вчера опасности и гонцах, отправившихся в Неаполь.

Эллиот снова взглянул на Федру. Он не считал эту церемонию законной, но она могла оказаться таковой. Если так, они будут связаны навеки.

Что ж, он мог сделать и худший выбор. И она, кстати, тоже.

Эллиот вздохнул и произнес то, что от него требовалось.

Федре понадобилась целая вечность, чтобы произнести нужные слова. Они застряли у нее в горле как кость. Вполне возможно, что она обрекает себя на судьбу, которой сознательно избегала. Что это, как не замена одной тюрьмы на другую?

Она уставилась на Эллиота, не в состоянии скрыть свое отчаяние.

Он терпеливо ждал. Взгляд его был добрым, но выражение лица твердым. Она понимала, что он пытается ей сказать. Мрачная фигура Тарпетты маячила в десяти шагах как зримое напоминание о том, что, хотя все происходящее кажется дурным сном, ей по-прежнему грозит опасность.

Ее снова охватила паника. Что, если… Понадобятся годы, чтобы…

Она постаралась взять себя в руки. Конечно, это ненастоящая свадьба. И, конечно же, Эллиот найдет способ решить все вопросы, которые могут возникнуть. Этот брак ему нужен не больше, чем ей. Одной ночи, пусть даже приятной, недостаточно, чтобы лишить мужчину здравого смысла и превратить его мозги в желе.

Ее колебания становились неприличными, и в толпе послышался ропот. Брови священника приподнялись наподобие двух полумесяцев на его лысеющем лбу. Во взгляде Кармелиты появилось сомнение, словно Федра не оправдала се надежд.

Федра набрала в грудь воздуха и произнесла обеты.

Раздались приветственные крики, подхваченные толпой в порыве ликования. Праздник Сан-Джованни начался.

Священник повернулся к собравшимся и объявил, что шествие начинается. Затем, поманив пальцем новобрачных, направился к входу в церковь.

– Мы должны подписать бумаги, – пояснил Эллиот.

Федра постаралась сохранить с трудом обретенное спокойствие.

– По крайней мере, мы спрячемся от этого солнца. Мне никогда в жизни не было так жарко.

Эллиот придержал ее за локоть.

– Да, вид у вас неважный. Надеюсь, вы не собираетесь падать в обморок?

В его голосе прозвучало искреннее беспокойство. Федра подняла глаза, посмотрела на него, на священника, ожидавшего у входа в церковь, затем на остатки толпы, все еще теснившейся вокруг.

Она прижала руку к щеке, затем ко лбу.

– У меня кружится голова. Эта нервотрепка и жара… – Она слегка покачнулась.

Рука Эллиота тотчас обвила ее талию.

– Позвольте проводить вас внутрь, дорогая. По ступенькам поднялась Кармелита с явным намерением сопроводить их в церковь и засвидетельствовать подписание документов. За ней двинулся Тарпетта. Эллиот жестом остановил его.

– Нет. Вы никогда не были другом моей жены. – Он взглянул на Кармелиту. – Выберите кого-нибудь более подходящего.

Если поначалу Федра преувеличивала свое недомогание, то теперь ей стало по-настоящему дурно. Поддерживаемая Эллиотом, она проследовала в прохладный полумрак церкви. Кармелита и один из рыбаков вошли следом и притворили двери, чтобы заглушить шум, доносившийся с площади.

В тусклом свете Федра различила худощавую фигуру священника, склонившуюся над аналоем. Он что-то деловито писал на листе бумаги. Рядом лежал толстый фолиант, раскрытый на нужной странице.

Федра ничего не знала о католических венчаниях, но немного разбиралась в английских законах. Одно дело – произнести обеты, и совсем другое – подписать документы. Если она добровольно поставит свою подпись, то может оказаться приговоренной навеки.

Упершись ладонью в грудь Эллиота, Федра заставила его остановиться. Теперь ей не приходилось изображать солнечный удар. Несмотря на прохладу, царившую в церкви, у нее на лбу выступила испарина. Кровь отхлынула от головы и конечностей.

Лицо Эллиота вдруг резко приблизилось, а затем исчезло в темной пелене.

– Она что, притворяется? – прошептала Кармелита.

– Непохоже, – отозвался Эллиот, глядя на Федру, лежавшую у него на руках. Когда она начала падать, он подхватил ее, впечатленный ее способностью изобразить обморок. Но ее безвольное тело и бледный цвет лица свидетельствовали в том, что она не притворяется.

К ним, заламывая руки, подбежал священник. Эллиот обратился к нему на латыни:

– Думаю, мне надо отнести жену на виллу, чтобы она пришла в чувство. Когда спадет жара, мы вернемся, чтобы подписать бумаги и оставить запись в приходской книге.

Для священника это были непростые дни, и он с явным облегчением расстался с ними. Вместо того чтобы направиться к главному порталу. Эллиот двинулся по проходу между рядами.

– Покажите мне другой выход, – сказал он Кармелите.

Женщина поспешила вперед, указывая ему путь к небольшой двери в боковом нефе. Поблагодарив ее за помощь, Эллиот зашагал по пустынной улочке, которая вела к морю.

Федра встрепенулась в его руках и открыла глаза. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и оценить ситуацию.

– Почему вы меня несете?

– Вы упали в обморок.

– Я никогда не падаю в обморок. Отпустите меня.

Эллиот остановился и позволил ей встать на ноги.

– И тем не менее вы потеряли сознание.

Федра не двигалась, пытаясь оценить свое состояние.

– Раньше со мной такого не случалось.

– Раньше никто не принуждал вас выходить за меня замуж. Видимо, вы пришли в такой ужас, что не смогли справиться с шоком.

– Кстати, вы хотели, чтобы я упала в обморок. Удивительно, что не приказали.

– Если бы вы исполняли мои приказы с таким рвением, то не оказались бы в подобной ситуации. – Судя по тому, как сверкнули ее глаза в ответ на это замечание, Федра уже оправилась от обморока. Эллиот предложил ей руку. – Держитесь за меня. Дорога крутая.

Федра взяла его под руку и постаралась подладиться под его шаги.

– Мы идем не на виллу.

– Я рассчитываю, что Гринвуд подготовит для нас судно, прежде чем процессия спустится вниз. Если повезет, мы отчалим раньше, чем кто-нибудь заподозрит неладное. Надежда на побег придала Федре сил, и она ускорила шаг.

Когда они появились на пристани, там никого не было, кроме Матиаса, ожидавшего возле рыбачьей шхуны с четырьмя гребцами.

Завидев их, он сделал знак команде, чтобы готовилась к отплытию.

– Залезайте, – скомандовал он. – Обойдемся без долгих прощаний. Некогда. Ваши вещи уже на борту.

Эллиот посадил Федру в лодку и помедлил, чтобы перекинуться парой слов со своим учителем.

– Почему бы вам не приехать в Англию? Вы слишком долго не были на родине.

Матиас обратил лицо к жаркому солнцу.

– Я привык к этому климату, и меня больше не привлекает английская сырость. Впрочем, кто знает?

– Я напишу вам, как пойдут дела в Помпеях.

– Мое рекомендательное письмо в одной из сумок. Поищите среди ваших бумаг. – Пока Эллиот забирался в лодку, Матиас обратился к Федре: – Уитмарш шлет вам свои поздравления в связи со свадьбой.

– Я не замужем.

– Ну… – Он пожал плечами, как бы характеризуя относительность этого понятия. Затем поклонился в знак прощания.

– Мистер Гринвуд, – окликнула его Федра. – Вряд ли мне представится возможность снова увидеться с вами. Спасибо за ваше гостеприимство и помощь.

– Я был рад принять дочь Артемис Блэр как свою гостью. Вы должны написать мне и рассказать, удалось ли вам раскрыть ту маленькую тайну, которую мы обсуждали.

Лодка отчалила от пристани и устремилась к выходу из залива. Фигура Матиаса становилась все меньше, теряясь на фоне величественного склона горы, усеянного черепичными крышами и крутыми улочками.

Теперь, когда Федра избавилась от грозившей опасности, она ощутила облегчение, и сердце ее наполнилось радостью, Эллиот придвинулся ближе и обнял ее за талию. Его крепкая фигура излучала такую надежность и безопасность, что Федра откинулась назад и прислонилась к нему, стараясь не обращать внимания на то, как его сила вливается в нее, ослабляя ее защитные инстинкты.

Глава 13

Обнаружив, что Федра заснула в его объятиях, Эллиот отодвинулся подальше от борта лодки и велел команде закрепить над ними парусиновый тент, чтобы защитить ее белую кожу от палящего солнца.

С момента их бегства прошло два часа, и все это время его мысли были заняты Федрой. Венчание в Позитано могло бы стать неплохой концовкой для водевиля, но оно осложнило его положение. Вряд ли Федра признает ответственность, которую он теперь чувствует по отношению к ней. Что бы ни решили английские законники, она никогда не согласится с тем, что он имеет право заботиться о ней. Она будет возражать против любого статуса, налагающего на мужчину подобные обязательства.

Как будто угадав его мысли, Федра открыла глаза. Некоторое время, уютно устроившись у него под боком, она созерцала затянутое дымкой побережье, видневшееся на горизонте. Затем взглянула на небо, пытаясь определить время по положению солнца.

– Мы довольно далеко от берега. Разве к этому времени мы не должны подходить к Амалфи?

– Я велел им доставить нас дальше по побережью, и Пестум. Помнится, вы выразили желание посмотреть тамошние храмы.

Федра опустила ресницы, размышляя над изменением его планов.

– Вы могли разбудить меня и поинтересоваться, хочу ли я ехать в Пестум.

Именно поэтому Эллиот не стал ее будить – чтобы не предоставлять ей выбора. Когда они доберутся до Помпей, Федра снова займется тем, ради чего затеяла это путешествие. А ему придется возобновить свое дознание, когда они вернутся в Неаполь. Так что скоро они опять будут на ножах. Но может быть, им удастся избежать разногласий хотя бы в ближайшие несколько дней.

– В церкви вам действительно стало плохо. Вам нужно отдохнуть.

Федра кивнула, пощекотав волосами его подбородок, и Эллиот с удовольствием отметил, что она не сделала попытки отстраниться. Спящая Федра была очаровательной загадкой. Он провел последние часы, изучая детали и нюансы ее лица, вдыхая ее женственный запах и обнимая ее. Но бодрствующая Федра была гораздо интереснее.

– Конечно, мы не по-настоящему женаты, – заявила вдруг она.

– Боюсь, что женаты, по крайней мере пока мы в Италии.

– Но документы не были подписаны.

– Это католическая страна. Здесь смотрят на брак как на таинство, а не контракт.

– Но мы не католики.

– Наверное, это все меняет. Хотя не уверен. Если это законно здесь, то, возможно, законно и у нас дома, – осторожно произнес Эллиот, приготовившись к ее бурным возражениям.

Взрыва, однако, не последовало. Если Федра и выразила свой протест, то лишь тем, что слегка напряглась в его объятиях.

– Не важно, что считается законным в этой стране, – заявила она. – Скоро мы вернемся в Англию, где законы получше. Главное, мы оба знаем, что не женаты.

Лодка повернула на юго-восток, в сторону побережья. Эллиот прищурился, вглядываясь в крохотный порт, куда они направлялись.

– Да? – требовательно спросила она.

– Что «да»?

– Мы оба знаем, что не женаты.

Эллиот мог бы согласиться, чтобы успокоить ее, но ему не хотелось лгать и притворяться. К тому же неопределенность их положения волновала его в значительно меньшей степени, чем следовало. Он никогда не стремился к браку, тем более с такой женщиной, как Федра Блэр, но, принося брачные обеты, он ясно сознавал, что от них будет непросто избавиться.

А пока тот факт, что в этой стране он считается ее мужем, дает ему определенные выгоды. Он сможет лучше защитить Федру благодаря особому статусу, который дает принадлежность к аристократической фамилии. Кроме того, сможет присматривать за ней днем и ночью. А если по возвращении в Англию выяснится, что брак, заключенный в Позитано, действителен, это тоже может оказаться полезным.

Если они и вправду женаты, то публикация мемуаров будет зависеть не только от нее. Эллиот никогда бы не додумался до столь радикального способа защитить семейную честь, но судьба иногда предлагает неожиданные решения.

Федре, конечно, не понравится подобный исход. Вот почему Эллиот велел команде плыть в Пестум. Хотелось потешиться приятными иллюзиями как можно дольше, прежде чем выяснится, что Федра Блэр готова потратить остаток жизни, чтобы превратить его существование в земной ад.

– Вы требуете, чтобы я признал то, в чем совсем не уверен. И вы, кстати, тоже. На самом деле вы хотите, чтобы я подтвердил, что буду вести себя так, словно мы не женаты.

– Можно сказать и так.

– Я против. По-моему, это будет преступным пренебрежением неожиданно представившейся нам великолепной возможностью.

Федра выскользнула из его объятий и поднялась. Повернувшись к нему, она подбоченилась и теперь являла собой образ женщины, намеренной спорить и препираться, пока ей не удастся склонить оппонента к своей точке зрения.

В тени парусинового тента ее нежная кожа отсвечивала перламутром. Яркие пряди волос танцевали на ветру, образуя вокруг ее фигуры сияющий ореол. Тонкие юбки развевались, обрисовывая очертания ее бедер и ног, которыми Эллиот мог беспрепятственно любоваться минувшей ночью.

– Позвольте объяснить вам, – заявила Федра, – почему нам не следует признавать это венчание, пока мы не вернемся в Англию.

Она принялась расхаживать по палубе, перечисляя свои доводы и загибая пальцы.

Эллиот слышал ее голос, но как-то издалека. Он снова находился в башне, стоя на коленях и глядя на ее обнаженное тело. Затем он овладел ею, как сделал это вчера, но теперь акт обладания был подкреплен супружескими правами. Федра говорила и говорила, расхаживая взад-вперед вдоль края затененной зоны, но ее слова сливались в мелодичное журчание, служившее фоном для их занятий любовью.

Наконец она остановилась, устремив на него подозрительный взгляд:

– Вы меня не слушаете!

– Слушаю. Ваша логика оказала бы честь университетскому профессору. Я согласен с каждым вашим словом. Но в данный момент меня это не волнует.

Федра испустила протяжный вздох, поражаясь подобной тупости.

– Вас не волнует, что вы можете оказаться связанным на всю жизнь с нежеланной женщиной?

– Я уже обдумал этот вопрос. А что касается вашего предположения, будто я не желаю женщину, о которой идет речь, то здесь вы глубоко ошибаетесь. – Он привлек ее к себе на колени и поцеловал.

Застигнутая врасплох, Федра не сопротивлялась. Своей неожиданной атакой он возродил близость, пережитую прошлой ночью, призывая ее взглянуть на ситуацию его глазами и оценить положительные стороны сомнительного положения, в котором они оказались.

Жена хозяина гостиницы распахнула дверь в спальню Федры. Дальше по коридору ее муж лично сопровождал Эллиота в его комнату. Очевидно, хозяева решили, что прибытие столь блестящего джентльмена требует проявления особой почтительности.

Бросив взгляд в сторону коридора, Федра встретилась глазами с Эллиотом и заподозрила, что он прикидывает расстояние между их комнатами. Утихшее возбуждение вспыхнуло снова, доставив ей несколько неловких мгновений. Она поспешно шагнула внутрь и закрыла за собой дверь в надежде, что уединение поможет ей избавиться от воздействия, которое он на нее оказывал.

Последние полчаса на шхуне совершенно спутали ее представление о том нелепом положении, в которое она попала. Поцелуи Эллиота смутили ее ум, тело и сердце. С каждым восхитительным мгновением он подтачивал устои, на которые она привыкла полагаться. Она чувствовала, что ее влечет в неведомые воды, и не знала, что с этим делать.

Даже если произнесенные ими обеты ничего не значат, они могут создать неразрешимые проблемы. Самое разумное в сложившейся ситуации считать, что никакого венчания не было. К сожалению, Эллиот придерживался другого мнения.

Федра не питала иллюзий, что им руководит только желание продолжить их роман. В качестве мужа он мог предъявить права и на многое другое. Мог потребовать, чтобы она поделилась с ним своими планами, ограничить ее свободу, вмешиваться в ее дела. И никто в этой стране не станет содействовать ей, если ее «муж» этого не захочет.

Тем временем жена хозяина гостиницы открыли ее саквояж, вытащила и встряхнула платья и принялась развешивать их в гардеробе. Ее темные глаза сочувственно скользнули по рядам черного газа и крепа.

– Mi dispiace.[1]1
  Примите мои соболезнования (ит.)


[Закрыть]

Видимо, она решила, что это траурная одежда. Федра не достаточно владела итальянским, чтобы вывести ее из заблуждения. Все ее попытки объясниться в Позитано не имени особого успеха.

Женщина вышла и вскоре вернулась с кувшином воды. Налив немного в фаянсовую чашу, она предложила Федре помочь раздеться.

– Ваш муж… bello elegante[2]2
  очень элегантный мужчина (ит.).


[Закрыть]**, – заметила она, расстегивая крючки на спинке платья.

«Он мне не муж», – безмолвно возразила Федра. Не имеет значения, что подумают хозяева гостиницы. Эллиот прав в одном. Эта поездка значительно упростится, если все будут думать, что они женаты. Она уже заметила разницу. Вместо легкого презрения, с которым она сталкивалась всю жизнь, на шхуне и в гостинице к ней относились с уважением.

К тому времени, когда Федра устроилась на новом месте, сгустились сумерки. Хозяйка гостиницы собралась уходить, когда в дверях появился Эллиот. За последнюю неделю он весьма поднаторел в местном диалекте и смог дать женщине пространные указания.

– Что вы ей сказали?

– Что мы будем обедать на свежем воздухе, в саду. Кроме того, я распорядился, чтобы нам приготовили ванны перед сном. Как насчет того, чтобы спуститься вниз? Не считая хлеба с сыром, которыми мы перекусили на шхуне, мы весь день не ели.

– Хорошо. Я присоединюсь к вам через несколько минут.

Дверь закрылась. Федра не двигалась с места, ожидая, пока рассеется ощущение его присутствия, воздух станет нормальным, а уединение полным. Это заняло больше времени чем можно было ожидать.

Во всем виновата прошлая ночь, решила она. Их близость была слишком страстной. Эллиот взял больше, чем она хотела дать. Тот факт, что она четко определила границы дозволенного, не помешал ему зайти дальше. Он сознательно воспользовался преимуществом, которое давал ему его опыт, и Федра вынуждена была признать, что оказалась беспомощной перед его натиском.

Она огляделась по сторонам. Судя по всему, это была лучшая комната в гостинице. Мебель украшал резной узор, представлявший собой сельский вариант искусной резьбы, распространенной в Неаполе. Кровать обрамляли бледно-голубые драпировки, на дощатом полу, лежал вязаный коврик с цветочным орнаментом.

Внезапно Федра почувствовала, что проголодалась. Обед в саду показался ей отличной идеей, как и ванна, которая ожидала ее позже. Эллиот предусмотрел все ее нужды, и при желании она могла бы закрыть глаза на мотивы, которыми он руководствовался. В конце концов, он заботится о ней, как и полагается мужчине в подобной ситуации, и любая другая женщина была бы в восторге. Возражать против этого значило бы поступить невежливо и быть неблагодарной.

Беда в том, что Федра знала, чем все обернется, если она позволит этим мотивам возобладать. Опасность исходила не столько от Эллиота, сколько от нее самой. Весь мир словно сговорился сделать все, чтобы убедить женщин жить обычной жизнью, в соответствии с общепринятой моралью. Иногда быть не такой, как все, было мучительно трудно. Много раз Федра чувствовала себя такой одинокой, что начинала сомневаться в своей правоте. Плыть против течения – утомительное занятие, и если мимо проплывает лодка, хочется забраться на борт.

К тому же, если мужчина, предлагающий помощь и защиту, красив, богат, умен и страстен, легко прийти к выводу, что ты плывешь не в том направлении. Пройдет немало времени, прежде чем ты поймешь, что совсем разучилась плавать.

Присев к туалетному столику, Федра расчесала волосы и уложила их в тяжелый узел на затылке исключительно ради Эллиота, чтобы он не испытывал смущения из-за ее эксцентричности, если в саду обедают и другие постояльцы. Затем достала из саквояжа шляпку и пришпилила ее к волосам.

Она помедлила, глядя в зеркало. Эта небольшая уступка во внешнем виде далась ей легко. Федра знала, почему поступает так, а не иначе. Подобные жесты не меняли ее сущности. А вот изменения, носившие глубинный характер, были менее заметны, и выбор не столь очевиден.

Ее мысли переключились на мужчину, ожидавшего в саду. Такого красивого и притягательного, что искушение сыграть с ним супружескую пару казалось почти неодолимым. Уставшая часть ее души жаждала, чтобы кто-нибудь взял на себя ее заботы хотя бы на ближайшие дни. Неужели она не может отказаться от борьбы на пару недель, чтобы снова взяться за оружие по возвращении в Англию?

Перед ее мысленным взором предстало очаровательное лицо матери со скептически выгнутой бровью. Артемис никогда не требовала от дочери, чтобы та следовала ее путем. Она просто объяснила, что женщина теряет и что приобретает, выбрав свободу. Она также предупредила, что любые полумеры, любые попытки сочетать независимость с респектабельностью обречены на неудачу. Общество никогда не допустит подобного компромисса. Все его законы, гласные и негласные, направлены на то, чтобы заставить женщину жить в соответствии с общепринятой моралью.

Что ж. Пусть в этой стране их считают супружеской парой, но она не может допустить, чтобы Эллиот думал, что они женаты, пусть даже временно. Если она согласится подыграть ему, останется в проигрыше.

Закат солнца придал Федре особое очарование. Наступающие сумерки приглушили ее яркие краски и смягчили черты, настроив Эллиота на романтический лад. В саду пышно цвел кустарник, образуя вокруг веранды, где они сидели, благоухающую изгородь.

Они неторопливо ужинали, обсуждая посещение храмов Пестума, запланированное на завтра. С наступлением вечера Федра притихла. Эллиот догадывался, что ее мысли заняты тем, что последует, когда они поднимутся наверх. В ее глазах отражалось предвкушение, которое она безуспешно пыталась скрыть.

Постепенно остальные постояльцы покинули веранду, Хозяин гостиницы принес кофе, обслужив их с подчеркнутой почтительностью.

– Солнце давно село, и все разошлись, – заметил Эллиот. – Можете снять шляпу. – Он не знал, что подвигло Федру прикрыть голову – уступка приличиям или опасение получить солнечный удар. Но теперь ее дерзкие глаза прятались в тени полей, мешая ему видеть их выражение.

– Вы мне это разрешаете? Или требуете? – поинтересовалась Федра ироничным тоном, однако сняла шляпу и положила на соседний столик. – Что бы вы ни думали о сложившейся ситуации, не нужно обращаться со мной как с женой. Мне это не нравится.

Откуда такая уверенность? Она ведь никогда не была замужем. У нее и семьи-то никогда не было, даже в детстве.

Эллиот неопределенно улыбнулся, надеясь, что она примет это за согласие, и он продолжит наслаждаться ее обществом. Однако, судя по выжидающему взгляду, Федра рассчитывала на более конкретное подтверждение, намереваясь решить этот вопрос здесь и сейчас. Эллиот подозревал, что она не уйдет с веранды, пока не добьется своего.

– А как еще я должен обращаться с вами? Как с любовницей? Или случайной знакомой?

– Как с другом.

– То есть как прошлой ночью? Я буду просто счастлив обращаться с вами подобным образом как можно чаще. Если вы, конечно, позволите.

Румянец, вспыхнувший на ее щеках, не могли скрыть даже сгустившиеся сумерки.

– Не совсем так, как прошлой ночью. Именно это меня и беспокоит.

– Прошлой ночью вы не казались обеспокоенной. Но если вам что-то не понравилось, скажите, я постараюсь это учесть. Итак, как с вами обращаются друзья?

– Видите ли… Раз уж вы заговорили о прошлой ночи, нет никакой необходимости превращать интимные отношения в схватку, где есть победитель и побежденный. Суть не в подчинении и обладании. Совсем не обязательно испытывать глубокие чувства и вторгаться в душу партнера.

Она так увлеклась, что даже не заметила значения последних слов.

Эллиота неприятно поразила собственная реакция на ее упоминание о бывших любовниках. Хотя она фактически признала, что не испытывала к ним особых чувств, его пронзила ревность – чувство, несвойственное ему. Раздосадованный, он постарался запихнуть его подальше. Наверняка из всех чувств, которые мужчины, с точки зрения Федры, не имели права испытывать, ревность стояла на первом месте.

Ему удалось совладать с ревностью, но не до конца.

– Вижу, вы немало размышляли на эту тему, – произнес он, едва сдерживая гнев. – Однако ваша философия слишком сложна и рассудочна для моего понимания.

– Узнаю этот тон. Избавьте меня от вашей иронии, сэр. Мне следовало знать, что вы никогда не поймете, что можно предаваться наслаждению и при этом…

– Оставаться бесчувственной к тому, кто лежит рядом? Если мужчине ничего не требуется, кроме физического удовлетворения, он может купить продажную женщину. Вы очень щедры, ничего не требуя взамен, но, думаю, это говорит ваше невежество. Признайтесь, вы ведь никогда не просыпались со своими друзьями в одной постели? Готов поспорить, вы отсылали их прочь задолго до рассвета, чтобы никто не мог предъявить на вас права.

– Я не бесчувственная. Но я никогда никому не принадлежала, не связывала себя фальшивыми узами, порожденными страстью. И я не хочу, чтобы кто-то навязывал мне свою волю, пусть даже в самые интимные моменты.

Эллиот тоже этого не хотел, когда дело касалось других мужчин.

– Думаю, ваши так называемые друзья поняли, что в их интересах скрывать от вас свои истинные чувства и мысли, Только и всего.

Теперь рассердилась Федра. Что ж, если им все равно предстоит объясниться по поводу принципов, которые он, по ее мнению, нарушил прошлой ночью, то почему бы не сделать это сейчас?

– Речь идет не о каких-то болванах и подлецах, а об умных честных мужчинах. Просто они не такие, как вы. Только и всего, – произнесла она натянутым тоном, чеканя слова.

Мудрый мужчина на его месте отступился бы. Будь он проклят, если сделает это!

– Они такие же, как я, если, конечно, они мужчины. Мужчина не может перестать думать как мужчина только потому, что это не нравится его партнерше. Ваши друзья притворялись, чтобы добиться ваших милостей. Мужчины часто так поступают.

– Я бы заметила, будь они неискренни.

– Возможно, вы слишком увлекались, получая удовольствие и избегая глубоких чувств, чтобы что-либо заметить.

Федра на секунду онемела, шокированная подобной оценкой ее поведения прошлой ночью.

– Я надеялась… Но теперь вижу, что моя мать была права. В большинстве своем мужчины недостаточно цивилизованны, чтобы понять то, что я пытаюсь объяснить, и тут уж ничего не поделаешь. – Она взяла шляпу и встала. – Жаль, что мы не можем стать друзьями. Вы для этого не подходите.

Она повернулась и решительно зашагала через сад к дверям гостиницы. Королева сделала свой выбор. Эта конкретная пчелка может жужжать где-нибудь в другом месте.

Эллиоту и раньше приходилось принимать отказы от женщин. Обычно он это делал с почтительной иронией. Для него это ничего не значило, кроме краткого физического неудобства.

Но быть отвергнутым этой женщиной значило для него слишком много по причинам, которые ему не хотелось анализировать. Она снова бросила ему перчатку, и он не мог уклониться от вызова.

Этот тип совершенно невозможен! Как можно быть таким умным и одновременно таким тупым?! Как он смеет намекать, нет, не намекать, а говорить прямо, и даже не говорить, а обвинять, что в своих отношениях с друзьями она ничем не лучше продажной женщины?!

Федра бранила и проклинала Эллиота, пока шла к себе в комнату. Наверняка у него никогда не было друзей среди женщин. Должно быть, лорд Эллиот Ротуэлл имел дело только с любовницами и проститутками.

Федра схватилась за ручку двери своей комнаты. Он неисправим! Мало того, что она застряла здесь неизвестно на сколько времени, ей придется терпеть присутствие человека, один вид которого действует на нее самым раздражающим образом, заставляя ее сердце учащенно биться, стоит ему войти в комнату. Это не мужчина, а ходячее искушение. Стоит ей взглянуть на него, как у нее захватывает дыхание. Но она не позволит себе снова поддаться соблазну.

Федра распахнула дверь. Изнутри дохнуло влажным теплом. Служанка, хлопотавшая у очага, почтительно присела, а затем принялась наполнять медную лохань горячей водой из ведер, гревшихся на раскаленных углях.

Внезапно Федра ощутила усталость, накопившуюся за последние два дня. Казалось, от ее тела исходит запах, впитавшийся прошлой ночью. Терпкий и сладкий, он дразнил ее ноздри, напоминая о наслаждениях, которые она только что отвергла. Хорошо бы смыть эти воспоминания вместе с грязью!

Когда горничная закончила наполнять лохань, Федра отослала девушку и начала раздеваться. Она привыкла заботиться о себе сама и не нуждалась в помощи слуг. Каждым своим движением она словно заявляла, что не является изнеженной игрушкой, которую мужчина содержит ради собственных эгоистических целей. Федра Блэр – свободная и самостоятельная женщина, не связанная никакими условностями, не считая правил, которые она установила сама.

Она не сдержала блаженного стона, опускаясь в лохань, Горячая вода, как ни странно, охладила ее кожу. Тело расслабилось и обмякло. Крохотные волны успокоили гнев.

Хорошенько отмокнув, Федра распустила волосы и вымыла голову. Затем намылила тело, взбив душистую пену, и смыла ее чистой водой. Освеженная и отдохнувшая, чувствуя себя снова самой собой, она стояла в лохани, позволяя ночному ветерку обдувать ее тело, по которому стекала вода.