Текст книги "Джастин Кейс"

16

Джастин не вылезал из своего нового пальто. Оно и защищало его, и согревало, и притом выглядело достаточно вызывающе, чтобы соответствовать его новому облику. В нем он чувствовал себя в безопасности и снимал его, только когда спал или бегал, а эти два занятия поглощали все больше и больше его времени.

Питер оказался прав насчет бега. Очень скоро удовольствие превысило боль. Джастин никогда не считал себя сильным, но теперь, когда он стал давать работу своим легким и мышцам, они начали расти, как титаны на поле битвы.

«Мое тело! – думал он с благодарностью. – Оно работает!»

Часто во время бега он забывал, что его физические способности ограниченны, и начинал парить, подстраивая ритм сердца под удары ног о покрытие. Почему он раньше не знал, что это возможно?

Он не особо стремился к победе. Ему нравился спокойный размеренный темп, который сдерживал приступы паники в его мозгу. Тик-так, тик-так. Его тело билось в ритме старомодного будильника.

Чем больше он бегал, тем меньше Дэвида оставалось в Джастине.

Эта сторона бега совершенно не интересовала Тренера. С приближением соревнований он стал орать на своих подопечных со все большим отчаянием.

В последний вторник хмурого октября толпа дрожащих мальчиков из шести школ ежилась под моросящим дождем в ожидании сигнала на старт. Джастин пригласил Агнес, причем ясно дал ей понять, что ему совершенно все равно, придет она или нет, и что он вообще ничего от нее не ждет.

Когда он подошел к стартовой линии, что-то заставило его обернуться. Следуя за взглядом сотни пар глаз, он увидел, что по стадиону идет Агнес с огромным лиловым зонтом в горошек. Ее ноги в зеленых резиновых сапогах до колен уверенно вышагивали по дорожке, на плече болтался чехол фотоаппарата. В довершение она замотала себя во что-то наподобие целлофана. Она выглядела возмутительно. Грандиозно.

Все замерли, пока Агнес шествовала через поле к временным деревянным трибунам для зрителей. Сложив зонт, она уселась на место под звук непроизвольных аплодисментов. Она улыбнулась Джастину и достала из чехла свой «никон», а за ним одинокую белую перчатку. Перчаткой она помахала его команде.

Питер радостно замахал руками в ответ. Джастин отвернулся, чтобы спрятать лицо.

Все опомнились, и соревнование продолжилось.

* * *

Джастин не слышал выстрела стартового пистолета. Когда он снова вернулся к действительности, он уже бежал, вернее, его тело бежало. С удивлением он обнаружил, что в его ноги встроен автопилот. Ему не надо было задумываться над тем, что делать, просто выбираешь режим «максимальная скорость», и они бегут.

Боб радостно ускакал вперед. Время от времени он останавливался и с некоторой жалостью смотрел на взмыленную толпу запыхавшихся мальчиков.

«Не лучше ли вам, ребята, заниматься тем, чем умеете», – говорил этот взгляд.

И он снова уносился вскачь. Большую часть времени его тело парило в воздухе. Он весело нарезал круги вокруг лидеров, ускорялся со страшной силой исключительно ради удовольствия, пересекал финишную линию под аплодисменты, крутился на месте и возвращался к Джастину, переходя на более спокойную рысь. Несмотря на аристократическую заносчивость своей породы, он был добродушен.

Слева, на несколько метров впереди бежал Питер Принс. Он обернулся и глянул на Джастина, слегка сбавив темп. Джастин едва это заметил. На серединной отметке он думал об Агнес. На все его протесты она только махала рукой, как будто подарить едва знакомому парню дорогущую дубленку – пара пустяков. Он твердо решил держаться холодно, но, когда она позвонила в следующий раз, ее вкрадчивый мурлыкающий голос не оставил от этой решимости и следа.

Уж наверное, это все не просто так. Не просто «а ты ничего, хоть и мелкий». Он догадывался, что существует некий код, тайный язык посвященных, с помощью которого можно распознавать любые нюансы сексуальных намерений. Ее постоянное присутствие в его жизни уж точно что-то говорит о ее намерениях. Но что?

Где-то рядом, совсем над ухом раздался чей-то шепот. Он не расслышал слов, но резким толчком воссоединился со своим телом. Как же больно бежать. Он обернулся посмотреть, кто шептал. На ухе осталось мерзкое ощущение липкого дыхания, как от порхания пыльного мотылька. Он попытался отмахнуться, но ничего там не было.

И снова этот голос, этот назойливый шепот:

– Беги!

Джастин рванул. Задыхаясь, он обогнал Питера, с недоумением смотревшего на своего друга.

– Беги во всю прыть!

Боб ускорился и теперь держался поближе к хозяину. Джастин не замечал его и в ужасе несся вперед.

Сотня метров до финиша. Остальные участники добегали из последних сил. Джастин их не видел и не слышал, забыл об их существовании. Он слышал только голос и бежал изо всех сил.

БЕГИ!

Он первым пересек финишную линию и все продолжал бежать. Боб аккуратно повел его на поворот, всем весом давя на бедро Джастина, чтобы затормозить.

Тренер довольно улыбался.

Это был настоящий момент славы. Впервые в жизни Джастина. Но его мутило. Его будто избили. Его мозг все еще накачивало адреналином, живот сводило от страха, пульс зашкаливал.

Беги, беги во всю прыть.

Питер догнал его и радостно хлопнул по спине. С ним была девочка лет одиннадцати с густыми каштановыми волосами и такими же, как у брата, ясными бесстрашными глазами.

– Это моя сестра Доротея, – сказал Питер.

Девочка взглянула на Джастина и сразу узнала его. У него было то же выражение лица, что и при первой их встрече. На этот раз обошлось без фонарного столба, но это, похоже, не имело значения.

Джастин смотрел сквозь нее.

Он уже слышал этот голос.

И тут он вспомнил концовку детской песенки:

Беги, человечек, беги во всю прыть,

Не дай никому тебя обхитрить[5]5
  Слова из известной в Англии и США сказки о пряничном человечке, близкой по сюжету к русскому «Колобку». Герой убегает от старика со старухой и от всех, кто хотел съесть его по дороге, но в конце концов попадает в пасть к лисе.


[Закрыть].

17

Не успел Джастин войти в дом, как зазвонил телефон.

– Джастин, – затараторила Агнес. – Ты сегодня потрясающе бежал. Я под диким впечатлением.

Он молчал.

– Джастин? В чем дело?

– Надо увидеться.

– Сейчас?

– Сейчас.

Джастин положил трубку. У его ног возник Чарли, и он поднял брата к себе на колени. Малыш обвил его шею руками.

– Я сегодня выиграл гонку, – тихо сказал ему Джастин. – Это был настоящий ад.

Чарли обнял его покрепче и быстро забормотал ему что-то на ухо. Джастин не мог разобрать слов, но ласковый тон мальчика его успокаивал. Они просидели так с минуту, а потом Джастин собрался уходить, аккуратно высвободившись из детских объятий. Чарли проковылял к окну и прижал лицо к стеклу, провожая взглядом старшего брата, который хлопнул дверью и исчез за поворотом.

На этот раз Джастин пришел в кафе вторым. Глядя, как он идет к ней через зал, Агнес не могла сдержать прилив гордости за собственное творение. Джастин выглядел выше, стройнее, грациознее. Мягкое серое пальто было небрежно накинуто на плечи. Он стал не таким дерганым, и даже его тревожность казалась привлекательнее, брутальнее. При других обстоятельствах она, пожалуй, могла бы на него запасть.

Джастин поймал на себе ее победный взгляд и на секунду задумался, кем она его считает: Пигмалионовой Галатеей? Монстром Франкенштейна?[6]6
  Пигмалион – в греческой мифологии скульптор, создавший из слоновой кости прекрасную статую девушки – Галатею и влюбившийся в нее. Франкенштейн – герой романа Мэри Шелли, ученый, который в результате эксперимента создал искусственного человека-монстра.


[Закрыть]

Он сел напротив. Агнес пристально на него посмотрела.

– И в чем же дело?

– Я опять его слышал.

– Кого?

– Голос.

– А. И что он сказал на этот раз?

– Он велел мне бежать.

Она помолчала.

– Думаешь, это был голос судьбы, или рока, или чего-то там еще?

– Беги, человечек, беги во всю прыть, не дай никому тебя обхитрить.

– Жуть какая. – Агнес поежилась. – Беги – в смысле делай ноги?

– Не знаю я, в каком смысле.

Его передернуло, и она положила руку ему на плечо:

– Я обычно в такое не верю. Но звучит правда зловеще.

Джастин помрачнел. Агнес махнула официантке и заказала чай, а затем участливо взглянула на него:

– А кроме голосов ты вообще как?

– Нормально, наверно. В школе на меня все пялятся.

– Пялятся по-хорошему или по-плохому?

– И так, и так, – вздохнул он.

– Ты против?

Джастин нахмурился:

– Да не то чтобы. Только я, наверное, надеялся…

Она ждала.

– Я надеялся, что со временем стану чувствовать себя лучше. Успокоюсь.

– А в результате?

– Даже если я не слышу голосов и не воображаю, как меня убивают снайперы, то все равно ощущение, будто я какая-то дерганая неоновая вывеска. А когда на меня смотрят девчонки, я чувствую себя куском сыра в мышеловке.

– Знаешь, как это называется, Джастин? Вожделение. Просто ты им нравишься. Потому что классно выглядишь.

Агнес встретилась с ним взглядом и на короткое мгновение ощутила жгучее покалывание в венах. Она тут же вскинула фотоаппарат и щелкнула. Портрет.

– По идее, тебе это должно нравиться, – сказала она мягко. – Ты должен чувствовать себя желанным.

Джастин взглянул на нее:

– Они не меня хотят, а какой-то гибрид из новой одежды и бессонницы.

– Слушай, Джастин, тебе пятнадцать лет, ради всего святого. Чего ты хочешь? Все меняются. Я в пятнадцать ходила в марокканских платьях и с африканскими гребнями в волосах.

– Дело же не только в стиле.

Она хмыкнула:

– Не рассказывай мне, в чем дело, мистер Вековая Мудрость. Я знаю, что дело не только в стиле. Но ведь ты сам захотел измениться до неузнаваемости. А я тебе периодически намекаю, что судьба – это не какая-то карга с прищуром, которая не узнает тебя в другой одежде.

Она зыркнула на него исподлобья:

– Господи, Джастин. Я все равно не верю во всю эту фигню. Но ты не идиот и не шизофреник, насколько я могу судить, вот я тебя и выслушиваю. Думаешь, я верю, что за тобой гоняется какая-то сверхъестественная сила? Встань на мое место. Я даже в зубную фею не верила. И сейчас не собираюсь начинать.

Он выдавил довольно вежливую улыбку и встал:

– Спасибо, что выслушала меня, Агнес. Понимаю, со мной сложно.

– Да сядь ты, ради бога, не убегай. – Но она отчетливо ощутила, что между ними не все гладко, что связь прерывается.

Агнес открыла сумку и протянула ему толстый журнал на плотной матовой бумаге.

– Вот, возьми хотя бы это, – сказала она. – Только сегодня вышел.

Он скрутил журнал как биту и вышел из кафе. На полпути к дому он бросил журнал в мусорный бак.

Агнес проводила его взглядом и вздохнула. Какой невыносимый мальчишка. И еще более невыносимо то, что не в ее силах его исправить.

18

На следующий день в школе к Джастину подошла девочка. Красивая, с темными волосами, презрительными губками и идеальными миндалевидными глазами. Его боковое зрение само собой стало высматривать, не прячутся ли за углом ее ехидные подружки.

К груди она, как щит, прижимала толстый журнал.

– Ты ведь Джастин. – Она говорила без интонации, глядя куда угодно, только не на него.

– Да.

– Отличные фотки, Джастин.

«Какие еще фотки?»

На этот раз она обратилась к стене напротив:

– Так что, идешь к Анджеле на вечеринку?

Джастин моргнул.

– Ну? – повторила она нетерпеливо. – Идешь?

Он уставился на девочку. У нее были совершенно невыносимо соблазнительные надменные глаза.

– Я даже не знаю, как тебя зовут.

– Миранда, – резко выдохнула она.

«Как ей подходит это имя – такое миражное, мирное, дурманное и надменное».

– Так что? – Она разглядывала потолок, раздраженно щелкая ногтями.

Ему мучительно хотелось ответить «да», пойти на вечеринку, угощать ее пуншем в пластиковом стаканчике, проводить потом домой, вдыхая прохладный вечерний воздух, предложить ей пальто и приобнять за плечи, чтобы согреть. Ему мучительно хотелось танцевать с ней, поцеловать ее на прощание у порога, прижать свои девственные губы к ее шелковистому розовому рту. Ему хотелось увидеть ее снова, позвать на свидание, на чашку кофе, в кино. Он хотел сидеть с ней рядом в темноте, вдыхать ее цветочный женский аромат, ощущать на лице прикосновение ее блестящих волос. Хотел уткнуться ей в шею, сказать, что любит ее, и затем запустить руку под ее лифчик с пуш-апом, погладить ее нежную грудь, зажать сморщенный сосок меж пальцев. У него перехватило дыхание, и он быстро сунул руку в карман, чтобы спрятать эрекцию.

Боб зарычал.

– Нет.

Слово вырвалось откуда-то из его солнечного сплетения, где окопалась его паранойя. Он не доверял этой девчонке. Это ловушка. Она словно ходячая взрывчатка. Противопехотная мина «Венера».

– Но спасибо, что пригласила, – добавил он, уставившись на плакат у нее за спиной, на котором был изображен прием Геймлиха[7]7
  Стандартный прием спасения человека от удушья в случае попадания в горло инородного предмета. Назван в честь американского врача Генри Геймлиха.


[Закрыть].

Миранда побрела прочь, дрожа от злобы и унижения.

Джастин пошел домой и переоделся в спортивный костюм. Моросило. Тротуары блестели от маслянистой влаги и отражали убогую окраинную улочку. Он подозвал Боба. Тот поднял голову ровно настолько, чтобы увидеть серую взвесь дождя, и снова опустил.

– Гупый майсик, – с улыбкой пролепетал младший брат.

Джастин нетерпеливо глянул на Чарли:

– Да? А ты бы что сделал, умник?

Обескураженный мальчик задумался.

«Я не знаю точно всех обстоятельств, – сказал он, – но, как правило, стараюсь, чтобы все было как можно яснее и проще. Если я четко даю понять, чего хочу, остальным легче исполнить мои желания. Звучит банально, но обычно срабатывает».

– Утка, – сказал он отчетливо и указал на деревянную утку.

Джастин машинально встал и принес ему утку.

– Видишь? – сказал Чарли.

Как будто годовалый ребенок разберется с его проблемами, подумал Джастин. Он потрепал мальчика по голове и вышел из дома один, оставив за собой склизкий след жалости к себе.

Чарли посмотрел на утку и вздохнул.

Джастин закрыл за собой входную дверь и побежал, нарочно наступая в каждую лужу. Ему хотелось прочувствовать, каково это – разнести вдрызг все дома один за другим, пока в округе не останется ничего целого, только абстракции из блестящих осколков кирпичей и штукатурки. Кроссовки и носки пропитались грязной дождевой водой, но ему было все равно. Бегите сами, сказал он своим ногам, бедрам, ягодицам, лодыжкам, локтям, торсу, плечам и коленям. Ваше дело механика, а мне надо кое-что обдумать.

Его тело подчинилось, всегда готовое услужить.

Где-то на заднем плане раздавался мерный стук его шагов, ровных и машинальных. А на переднем его мысли свободно парили, как шлейф, за телом, летевшим по мрачным окраинам Лутона.

Он ненадолго прикрыл глаза и дал влажному ветерку охладить разгоряченный мозг. Он попытался его освободить, отключиться от всех унижений дня и слить их в землю, как воду из ванной. Затем медленно, постепенно он стал вдыхать мысли и снова заполнять ими голову. Он глубоко вдыхал носом, и в пустые полости его мозга вливались пары людей, идей, желаний.

Он вдохнул Агнес, кислотно-лимонную и сверкающую. Он – ее телепроект по созданию нового имиджа, вроде тех, где специальная команда профессионалов преобразует вашу кухню, ванную, сад, гардероб, личную жизнь. В отчаянии, в надежде он поручил ей обновить свои душу и тело, и она как могла старалась услужить. Не ее вина, что эксперимент провалился.

Он не сомневался, что Агнес не презирает его, что он действительно ей нравится, хотя бы отчасти. Но почему? Вот чего он не мог понять. Может, он для нее просто идеальный объект для благотворительности, податливый, отчаявшийся и даже сколько-то забавный. Он совершенно точно ей не интересен, не в таком смысле. Или интересен? Неужели это совсем одностороннее влечение? Что, его ломит от похоти, а она тем временем думает о шнурках?

Сколько всего он не знает.

Он подумал о вечно неунывающем Питере, дрейфующем в каких-то мирных экваториальных течениях. Что такого в Питере? По какому такому праву он – неуклюжий и нескладный – остается неуязвимым? А еще он подумал о судьбе, ее безмолвном присутствии. Она заманивает его к краю пропасти, увлекает на тропу опасности, соблазняя уютным чувством защищенности, зазывает играть в нечестную игру, которую он стопроцентно проиграет.

Ему надоело поворачивать налево, когда он собирался направо, говорить «нет» вместо «да».

И все-таки. Стоит ему оступиться…

Его будущая жизнь представлялась ему неким адским забегом с препятствиями по минному полю. Мины хорошо спрятаны, зарыты глубоко в землю. Ему всего-то-навсего надо предугадывать их расположение и стараться не подорваться до второго пришествия.

Он сошел с тротуара и побежал по обочине. На неровной поверхности он стал спотыкаться.

Думай о чем-нибудь другом, сказал он себе. О чем-нибудь приятном. Он вспомнил оригинальный подкат Миранды. Он вдохнул мысль о встрече с ней, золотую, благоухающую пряной и душной двусмысленностью. Он сосредоточился, впустил ее, чтобы она вытолкнула из его головы судьбу и заменила ее мрачные миазмы дурманом своей божественной привлекательности. Он мысленно исследовал ее тело, проводил рукой по чувственному изгибу ее презрения, закрывал глаза и зарывался лицом в упрямую шелковистую глубину ее безразличия. Он позволил сердцу гнать ее свечение по венам, как морфий, как адреналин, от которого тело разогревается, заряжается и скользит, все ускоряясь.

Вспоминая их встречу, он не испытывал нежности. Он не воображал, как они идут рука об руку и перекидываются шутками и ласковыми словечками. Вместо этого он сразу перескочил к вечеринке, на которой они жарко танцуют под какого-нибудь модного диджея. Он берет ее за руку и ведет через беснующуюся толпу в укромное местечко, в спальню, где они ласкают друг друга, распаляясь до удушья, до отчаяния, и доводят дело до конца, но не в худшем смысле, а ровно настолько, чтобы он перестал чувствовать себя громадной ходячей вывеской с пульсирующей розовым неоном надписью «ДЕВСТВЕННИК».

Он несся, едва дыша от изнеможения, и чувствовал, как последние обрывки позолоченного облака рассеиваются, и он остается один, растерянный мальчик, придавленный тяжестью мрачной действительности на фоне унылого пейзажа. Все равно его не Миранда интересует. Казалось, его тело готово реагировать на любую девушку спазмом благодарного вожделения. Он отдан на милость всего женского пола. Он слишком податлив, а потому беззащитен перед самой страшной угрозой. Он вступит в трясину, как слепец, сгинет в омуте неизвестности, беспомощно махая руками. Он утонет.

Наконец он остановился, упер руки в колени, тяжело дыша, посмотрел на часы, и дождался, когда мозг затечет обратно в тело. Под левым коленом скапливалась боль, грудь вздымалась, лицо горело, на мокрых ногах вздулись мозоли.

Лутон остался позади, он добежал до окраин Тоддингтона. Двенадцать миль. Дождь лил как из ведра. Весь мир кругом медленно обращался в грязь. Усталый и вымокший до нитки, он захромал домой.

19

Миранда пошла на вечеринку Анджелы с Алексом. У Алекса была машина, тонна самоуверенности и никаких мозгов. Он точно не был геем.

Алекса и Миранду могли бы объявить идеальной парой по результатам классного голосования, настолько высока была их совместимость по всем жизненно важным параметрам: одинаково привлекательны, одинаково популярны, одинаковое выражение генетического превосходства на лицах при значительных аргументах против. На вечеринке Анджелы они танцевали, пили дешевое вино из пластиковых стаканчиков и жадно обнимались в углу. Алекс завалил Миранду на кучу пальто, одну руку сунул ей под лифчик, а другой положил ее руку с идеальным маникюром на тугой бугор у него между ног. Он застонал, и Миранда отвернулась с легким отвращением.

В конце концов они вместе ушли и провели жаркие полчаса в его машине, где Миранда предоставила требуемое сексуальное удовлетворение. Ее новый парень не удружил в ответ, и она бы возмутилась, если бы хоть на секунду об этом задумалась.

Как бы то ни было, парочка удалась. Начиная с того вечера Миранда и Алекс вместе ходили на уроки, вместе обедали, вместе делали домашнее задание. Только одним они не занимались вместе – полноценным сексом, потому что Миранда брезговала телесными выделениями, а Алекс брезговал презервативами.

Все в школе знали про их отношения и одобряли их, потому что они вселяли твердую уверенность, что всему находится свое место; что в мире царят строгие понятные правила и изящные конструкции правят любовью так же, как и природой.

Новость дошла до Джастина, и он сделал вид, что ему совершенно все равно.

На самом деле его угнетали размеры, до которых выросла коллекция его упущенных возможностей. И то, что Миранда не особо его интересовала, не мешало ему чувствовать, что он загубил их отношения в зародыше. Мало того что бойфренд из него не получился, так еще судьба решила взять шире и ко всему этому добавить равнодушие и мелкие неудачи, которые постепенно нагромождались и превращались в чертов Эверест бессмысленных усилий, в шаткую вершину, с которой он в конце концов упадет и расшибется насмерть.

Агнес, похоже, забыла о его существовании, во всяком случае, так он толковал ее молчание. Десять раз на дню он неподвижно сидел перед телефоном и проигрывал в голове непринужденные разговоры. Первые несколько дней Боб следил за ним внимательно, с любопытством и одобрением. Но даже он сдался, когда стало понятно, что Джастин не решится на активные действия.

Он перестал вставать с постели, сказал матери, что у него грипп, и лежал целыми днями, ворочаясь в жару сомнений. Мать каждое утро нерешительно стучалась к нему в спальню, трогала лоб и констатировала, «что он не такой горячий, как вчера».

«Даже не теплый, вообще-то говоря, – думал он. – Фригидный, по сути». Из сонного оцепенения его вывел телефонный звонок. В конце концов он взял трубку.

– Что с тобой стряслось? – Агнес была в бешенстве. – Ты как сквозь землю провалился. Как тебе фотографии?

– Какие фотографии?

Какие фотографии? Агнес покачала головой. Ну ты даешь, Джастин Кейс.

– Не важно. Когда встретимся?

– Я болею.

Она хмыкнула:

– По голосу не скажешь, что ты нездоров. По голосу у тебя депрессия. Когда ты последний раз выходил из дома?

Он так и видел, как она хмурится.

– Я выходил пробежаться несколько дней назад.

– Бег не в счет. В школу, в магазин, в кино, в гости. Хоть куда-нибудь.

Он молчал.

– Вспоминай.

– Неделю назад, где-то так.

Она не виделась с ним две.

– У тебя еще и агорафобия, что ли?

– Нет, – сказал он с досадой. – Просто неохота выходить.

– Джастин, только старушки-кошатницы сидят дома неделями. Это ненормально. Что ты сейчас делаешь?

– Ничего.

Агнес вздохнула.

– Я за тобой зайду, – сказала она и повесила трубку.

Когда он открыл дверь, ее поразило то, как он выглядит. Он похудел, кожа приобрела сероватый оттенок, волосы отросли и свисали немытыми прядями. Одет он был в помятый спортивный костюм.

– Фу, – сказала она, – выглядишь отвратительно.

– Спасибо.

Из кухни вышла его мать, а за ней Чарли. Мать поздоровалась с Агнес и, неуверенно улыбаясь, протянула ей руку.

– Очень приятно познакомиться.

Агнес пыталась разглядеть в ее лице причину патологий Джастина. Он не очень-то походил на мать, но, с другой стороны, сложно судить, когда один так неотразим, а другая так посредственна. Как у большинства родителей, у нее был измотанный и слегка бесформенный вид, бледные губы одного цвета с кожей, русые волосы, сбившиеся перьями. По морщинкам вокруг глаз Агнес догадалась, что ей за сорок. И все-таки в ее лице определенно было что-то от Джастина. Какой-то испуг. Неуловимый диссонанс.

Агнес прошла за Джастином в его комнату, где из бумбокса гремело что-то шумное с пережатыми басами. Она не представляла, как можно жить в такой норе. В комнате воняло мужскими гормонами и страданиями. Она распахнула окно, немного постояла, вдыхая прохладный чистый воздух, а потом села на кровать и посмотрела на него.

– Тебе не кажется, что ты слишком близко к сердцу принимаешь всю эту историю с твоей обреченностью?

– А ты попробуй с этим пожить.

– Знаешь, тут очень тонкая грань. Между романтической потрепанностью и просто жалким видом.

Глаза Джастина сузились от ярости.

– Меня не волнует твоя тонкая грань, и дело не в романтике. А ты можешь спокойно валить, потому что я все равно никуда не собираюсь.

– Не груби, тебе не идет. – Она взяла его за руку и сверкнула своей самой лучезарной улыбкой. – Пошли, тебе не помешает подышать свежим воздухом.

Она подождала, пока рассосется его упрямство, потом нежно потянула его за локоть. Он волочил ноги, как ребенок, а она вела его вниз по лестнице в прихожую, где на стуле у двери лежало его серое пальто. Агнес взяла его и протянула ему.

Когда она открыла дверь, он замешкался и оглянулся.

Она вздохнула:

– Оставь собаку. Пошли.

Но прогулка не удалась. Несмотря на ясный осенний день и голубое небо, от голоса Агнес у Джастина разболелась голова, а ноги устали и отяжелели. Когда наконец они дошли до дома, он попрощался, не заговорив о следующей встрече, поднялся прямиком в комнату и лег. Когда мать постучалась, чтобы позвать его обедать, он притворился, что спит.

Он задремал и проснулся далеко за полночь от ритмичных ударов из соседней комнаты брата. Спустя несколько минут он выскользнул в коридор узнать, в чем дело.

Заглянув в дверь, он увидел, что Чарли не спит, а сидит над книжкой с картинками. В другом углу лежала большая куча книг, которые он выбросил из кроватки.

При виде брата Чарли взвизгнул от удовольствия. С радостным видом он встал и протянул ручки. Джастин зажег лампу в форме кораблика, подхватил мальчика, вытащил его из мягкой клетки и плюхнул на пол. Мальчик в полосатой пижамке сел и сосредоточенно огляделся.

– Кубики, – сказал он, указав пухлой ручкой в сторону коробки с игрушками.

Джастин рылся в мягких игрушках, музыкальных инструментах, играх, леденцах и одиноких носках, вытаскивая все кубики с буквами, какие мог найти.

– Хочешь, будем составлять слова? – спросил Джастин, гордясь своим альтруизмом. Бедный безграмотный дуралей. Может, научить его ругаться?

Братик занялся кубиками. С Л И В Д – сложил он и внимательно посмотрел на Джастина.

Джастин покачал головой.

– Такого слова нет, – сказал он, потянувшись за другими буквами. – Смотри, вот К, вот О, вот Т. Кот.

Ребенок вздохнул и взял еще кубиков, добавив их к уже выложенным.

С Л И В Д Р Г. Гласных не хватало.

Джастину уже наскучила эта игра. Он о чем-то задумался. Ребенок добавил Е и хлопнул в ладоши:

– Вот!

– Ладно, хорошо. – Джастин заставил себя еще ненадолго сосредоточиться. – Ура, молодец, отлично. Что у тебя вышло?

Он глянул на буквы, присмотрелся и онемел. Кровь отлила от его лица, и он уставился на брата:

– Господи боже, да как ты это сделал?

Ребенок не смотрел на него, он складывал два новых кубика:

Т О.

Джастин глазам не верил.

– Если вдрг то? Что? Что ты пытаешься написать?

С безграничным терпением Чарли выложил кубики поровнее.

– Вот, – сказал он довольно.

Джастин присмотрелся снова. Теперь буквы были аккуратно подогнаны друг к другу, а пробелы стали пошире, так что он смог без труда прочесть:

ЕСЛИ ВДРГ ЧТО.

Он посмотрел на Чарли, потом снова на кубики.

Если вдруг что?

Если вдруг произойдет что-то ужасное. Если вдруг его покалечит, ранит, убьет. Если вдруг с ним или с кем-нибудь из близких случится трагедия, от которой он никогда-никогда не оправится.

Возможно ли, что ребенок понимает смысл его собственного вопроса? Намеренно ли он выложил кубики именно в таком порядке? Или он как та мартышка с печатной машинкой, и, будь у него бесконечный запас кубиков, он бы и «Гамлета» целиком выложил?

Джастина затрясло от странного до жути поступка его брата и от невозможного вопроса, зашифрованного в его словах. «Я должен расспросить его, – подумал он, – я должен найти способ поговорить с ним». Он стал искать еще кубики, но было уже поздно. Ребенок крепко заснул, вцепившись пухлыми розовыми пальчиками в лапу игрушечной обезьяны.

Джастин бережно уложил его в кроватку, подоткнул одеяло и осторожно вернулся в постель. Он лежал, оцепенев от ужаса, чувствуя себя кеглей на дорожке небесного боулинга.

«Можно предложить судьбе перемирие, – подумал он. – Сделку. Взятку. Ты живи своей жизнью, я своей. Никаких сюрпризов, никаких жертв».

Он заснул на рассвете.