Текст книги "Джастин Кейс"

38

С тех пор как вернулся Боб, Джастин чувствовал себя спокойнее, ближе к реальности. Пусть его реальность подразумевала наличие невидимой собаки и периодические разговоры с судьбой, это казалось не так важно, как то, что он мог спать по ночам, вставать по утрам и осмысленно взаимодействовать с другими людьми в течение дня.

Этим утром он увидел в кухонное окно, как крупный полосатый кот прогуливается по ограде заднего двора. Вдруг он куда-то исчез и вскоре вылез из-под забора с помятым дроздом в зубах. Окажись Джастин на месте птицы, зрелище бы ему совсем не понравилось, но он был восхищен видом беспощадного хищника, мощными острыми лопатками, плавным движением лап, худым животом, который почти касался земли, когда кот крался.

– Ты сегодня видел Элиса? – в кухню вошла Доротея, еще в ночнушке, а за ней Анна.

Джастин кивнул, помешивая овсянку для Анны на ближайшей конфорке, и указал на клетку на улице:

– Он там, с Бобом.

Утро стояло погожее. Пес лежал в своей любимой позе, растянувшись у вентиляционной решетки, и вполглаза присматривал за клеткой кролика, а сонный Элис зарылся в солому, ничего не боясь в присутствии своего телохранителя. Доротея опасалась, что в Бобе проснутся его естественные инстинкты котоненавистника, но с самого возвращения его вполне устраивало просто наблюдать; он едва замечал присутствие кошек.

– Слава богу. Ужасная ночка выдалась, – сказала она мрачно. – Ты их слышал? Выли без остановки. Лиса всю округу переполошила.

Лиса, поселившаяся в заброшенном саду по соседству, доставляла всем немало хлопот, особенно из-за Элиса. Теперь присматривать за ним нужно было особенно тщательно. Доротея окрестила ее Плутовкой. Джастин этого не понимал. Откуда ей знать, лиса это или лис, да и какая разница? Тем более издалека не разглядишь.

– Не говори глупостей, – отчитала его Доротея. – Во-первых, она некрупная, и у нее изящная мордочка. Во-вторых, она хитрая. Она рассуждает по-женски.

Джастин чуть было не рассмеялся, но передумал, увидев, что Анна прислушивается к их разговору с деланым ужасом и одновременно каким-то восторженным трепетом.

– А как же Элис? – ахнула она.

– Элис, – проговорила Доротея, сжав зубы и прищурившись, – в большой опасности. Потому что лиса уже почуяла запах кролика.

Сощурившись, Доротея посмотрела в окно на рыжую тварь на ограде, а потом повернулась к Анне:

– Стоит ей хоть раз учуять кролика – и кранты. – Доротея скорчила жуткую рожу и провела пальцем по горлу.

От страха Анна покрылась пятнами и заплакала.

– Бедняжка Элис, – рыдала она.

Доротея бросила на нее презрительный взгляд.

– Не будь такой нюней, – скомандовала она с осуждением. – Так заведено в природе.

– Элис! – подвывала Анна.

Доротея бросила на Джастина взгляд, исполненный неимоверных страданий, но Анна была так искренне потрясена, что он не мог не вмешаться:

– Не волнуйся, Анна. Ни одна здравомыслящая лиса не нападет на кролика таких размеров, как Элис. – Он взял в обе руки ее горячую пухлую ручку и некоторое время не отпускал. Она ответила взглядом, полным преданности и желания верить ему. Когда на него так смотрели, ему казалось, будто он просвечивает, почти сияет.

– Сентиментальный бред, – спокойно объявила Доротея. – Лисы едят кроликов. Не важно, какого размера. Есть хищник, есть жертва – это естественный порядок вещей. Если лиса доберется до Элиса, что ж, очень жаль, но таков его удел.

Доротея гордо вскинула голову и отвернулась. Джастин смотрел на нее во все глаза.

Столько мороки из-за одной жалкой жизни. Он же всего-навсего кролик!

В голове Джастина включилась кнопка страха.

Скажешь, нет?

39

Шли дни, и Джастин стал все больше полагаться на поддержку Боба и Питера. Их самообладание и постоянство придавали ему сил. Он обнаружил, что может отдыхать, когда Питер делает уроки: ровное дыхание друга и методичный шелест страниц умиротворяли его. У Питера был дар тихо передвигаться и занимать так мало пространства в комнате, что Джастин часто забывал о его существовании и подскакивал от неожиданности, если тот издавал малейший звук. Он убедился, что скромность Питера с большим успехом отводит внимание от любых его талантов. Мир будто бы тихо обтекал его, как вода обтекает мальков.

В сущности, Питер обладал именно теми качествами, которые Джастин тщетно пытался в себе воспитать. Джастин был тревожным, Питер – спокойным. Джастин невнятным, Питер – отчетливым. Джастин всеми силами пытался исчезнуть с радаров судьбы, а Питер как будто прогуливался по жизни прямо под ними. С простотой, дарованной всем чистым сердцем, Питер не замечал себя, не ведал собственных талантов. Но Джастин только об этом и думал. Как достичь такой четкости? Он был на все готов, чтобы выглядеть так же, чтобы его лицо отражало стройную симметрию правильной души. Иногда он мечтал об операции: особый хирург вскрывает его от горла до паха, отгибает смолистые слои эпидермиса и вводит шланг, чтобы отсосать серые пятна, грязные полости и мерзкую черноту, притаившуюся у его сердца, желудка, у печени. Остается только розовое, здоровое, упругое и приятное на ощупь. Ничто не липнет к пальцам и не пачкает мысли.

Он жил у них уже неделю, когда Питер предложил ему вместе тренироваться. Ему казалось, это хороший способ вытащить друга из дома, заново познакомить его с внешним миром. Джастин поначалу не хотел, но потом сдался. Так что теперь каждое утро мальчики вставали в четверть шестого и в ровном темпе – миля за семь минут – бежали в зимних сумерках вместе с Бобом.

Поначалу Джастин не видел в этом смысла. Как бы ему ни нравился Питер, очевидно, что спортсмен из него так себе. Он был слишком высокий, даже штаны на нем как-то не так сидели; большую часть тренировки ему приходилось подтягивать резинку на талии, чтобы она не сползла до коленок. В придачу у него неуклюжая неверная походка, что объясняется отчасти отсутствием координации, а отчасти, думал Джастин, отсутствием тщеславия. Неловкого, вечно спотыкающегося Питера даже при свете дня заносило куда-то в сторону. И тем не менее на пробежке Питер никогда не отставал.

Джастин долго этого не замечал. Он поначалу подстраивался к темпу друга; ему казалось невежливым жить у человека, а потом каждое утро бросать его позади. Но через несколько дней Джастин уже перестал поддаваться. Он работал в полную силу. Пыхтя как паровоз, он прибегал в свой новый дом насквозь мокрый от пота. Питер, бежавший с ним рядом нога в ногу, даже ни разу не сбился с дыхания.

Когда он бегал спринты, Питер бегал с ним; при этом он не переставая о чем-то болтал, а у Джастина не хватало ни дыхания, ни ума поддерживать разговор.

До него наконец дошло, что он никогда не видел Питера уставшим.

Решив проверить свою догадку, он начал ускорять темп, пока тренировки не стали выматывать его до хромоты. Пытаясь превзойти друга, он с каждым днем увеличивал дистанцию утренних пробежек. Но Питер все равно скакал рядом, даже не особо потея.

В конце концов, однажды воскресным утром, Джастин остановился. Он смерил Питера взглядом:

– Что все это значит?

Питер стоял в растерянности.

– Э-э… – Он чуть пожал плечами. – Не знаю.

– Я про бег, Питер, про бег. Ты никогда не потеешь.

Питер виновато улыбнулся и снова пожал плечами:

– Просто я не устаю по-настоящему.

– Не устаешь? Что за бред? Естественно, ты устаешь. Все устают. В этом весь смысл. Я сейчас так устал, что меня вот-вот вырвет.

Питер сочувственно кивнул:

– Да-а.

– Да? Что значит «да»?

– Понимаешь, просто я лично никогда не устаю.

– Что? – Джастин тряхнул головой. – А Тренер об этом знает?

Питер нервно засмеялся:

– Не… не думаю. Я ему не говорил.

– А что будет, если ускорить темп?

– Ускорить? Э, да ничего.

– Ты все равно не устанешь?

– Не особо.

Джастин был поражен:

– А как у тебя со скоростью, не знаешь, случаем?

– Не знаю. Не засекал.

– Давай сгоняем наперегонки. Отсюда до конца дороги. – Не обращая внимания на протесты Питера, Джастин присел наготове. – Ладно, внимание, марш!

Питер помедлил на старте, дав фору своему другу, но все равно догнал его в пять шагов. Пробегая мимо Джастина, он обернулся:

– Брось, это же глупо, давай не…

Джастин заорал, надрывая горящие легкие:

– БЕГИ!

Питер бежал. Он без усилия оторвался от Джастина и начал обгонять, сперва на метр, потом на два. Боб радостно скакал от одного к другому: так-то лучше! Питер достиг конца дороги раньше метров на пять, и Джастин увидел, как он затормозил.

– Черт возьми, Принс, – выпалил Джастин, в изнеможении плюхнувшись на обочину. – Черт. – Ему потребовалась минута, чтобы заговорить. – Тренер с ума сойдет, когда ты ему скажешь.

Питер смутился:

– Я бы предпочел, чтобы он не знал.

– Что?!

– Я бы предпочел, чтобы ты ему не говорил. А то он заставит меня больше тренироваться, начнет орать, ставить меня другим в пример. Я бы лучше просто делал то же, что и всегда.

Джастин глубоко вздохнул:

– Не понимаю. Если бы я так пробежал, я бы дал объявление на разворот в «Таймс».

Питер Принс улыбнулся:

– Да брось ты. К тому же у тебя лучше с координацией. И выглядишь ты как надо. Будь это ты, никто бы не удивился.

Они снова побежали – Питер, Джастин и Боб, – теперь помедленнее. Джастин помрачнел. Какой смысл так стараться, выматывать себя до смерти, когда рядом с ним талант абсолютно несопоставимого масштаба?

– Тебе никогда не хотелось пробежать изо всех сил и выиграть, просто чтобы узнать, каково это? – спросил он у Питера, пока они пыхтели в серых рассветных сумерках, и боль в мышцах напоминала ему о поражении.

Питер на минуту задумался.

– Не особо. Наверное, я бы уже давно выиграл, если бы хотел. Не люблю обращать на себя внимание.

– Какая разница, ну обратят на тебя внимание? Ты же бежишь ради того, чтобы бежать. Разве ты не хочешь показать самому себе, на что способен? Пробежать не ради медалей и аплодисментов, а ради себя?

Питер ответил не сразу. А потом нехотя сказал, смутившись:

– Я знаю, на что способен.

– Но какой смысл в таланте, если не пользоваться им? – Джастин сам слышал в своем голосе глупую досаду, но не смог сдержаться.

– Я им пользуюсь.

– Ты понимаешь, о чем я. Зачем ты вообще в школьной команде?

– Мне нравятся дисциплина, режим. – Питер помолчал. – Я бегаю, чтобы ощутить чувство легкости. На тренировках я не чувствую себя неуклюжим пингвином. Да и соображаю лучше. – Он усмехнулся. – Улучшает кровообращение в мозгу.

Дальше бежали молча. Пересекли дорогу, которая в будни была бы забита машинами. Сейчас тут было пусто, если не считать почтовый грузовик, таксиста в стареньком «форде» и служащую круглосуточной прачечной, курившую у входа. Она помахала рукой, когда они пробегали мимо.

– А тебе это зачем?

Джастин вздохнул:

– Идея была не моя, меня вроде как втянули. Но мне понравилось. Я это делаю… – Он задумался на секунду. – Чтобы убежать, пожалуй. И чтобы спастись.

Они молча пересекали широкий перекресток. Остановились на красный свет, и Питер покосился на Джастина:

– От судьбы?

Джастин кивнул и помрачнел:

– Мне плевать, пусть все считают меня сумасшедшим. Но я слишком часто висел на волоске.

Питер промолчал. Их ступни одновременно ударили об асфальт, и они побежали дальше.

Джастин смотрел вперед и продолжал тихим упавшим голосом:

– Вот только теперь я превратился в другого человека, который пожирает меня заживо. И большую часть времени я даже не знаю, кого из нас судьба хочет прикончить.

Питер молчал десять шагов. Двадцать.

– Откуда ты знаешь, что она хочет твоей смерти?

Джастин покачал головой:

– Откуда мы вообще что-либо знаем? Просто знаем, и все.

– Лженаука всегда основана на убедительной логической цепочке. А точнее, на ложной логике. Разоблачить ее сложнее, чем даже полностью ненаучный подход. Чтобы ее опровергнуть, надо вскрыть всю цепочку обоснований и попытаться понять, где кроется логическая ошибка. Одно крошечное отклонение – и у тебя уже Солнце крутится вокруг Земли. Или гриппом заражаются от ночного воздуха.

– Ну и?

– Ну и попробуй обдумать свои построения. Проверь логику. Ты бежишь, потому что за тобой гонятся? Что-то гонится за тобой, чтобы причинить вред? Вспомни собак. Что, если судьба гонится за тобой только потому, что ты убегаешь?

– Так ты мне веришь? Веришь, что она существует?

– Не то чтобы, но в нашем споре это не важно. Это как с Бобом. Даже если все проблемы у тебя в голове, это не меняет механизма их воздействия.

– По-твоему, мне надо перестать убегать?

Питер задумался:

– Не знаю. По-моему, тебе надо перестать бояться. Если за тобой действительно гоняется какая-то высшая сила, едва ли ты ее перехитришь, притворившись кем-то другим. Если и перехитришь, то ненадолго. Почему бы не прислушаться к интуиции? Как по ощущениям? Работает твой план?

– Нет.

Питер больше ничего не сказал, и всю оставшуюся пробежку слышались только их дыхание и удары кроссовок об асфальт.

40

Джастин снова стал ходить в школу.

О том, где он пропадал, ходили разные слухи, и, хотя они были весьма туманны – или именно поэтому, – он стал всем интересен. Пара одноклассников клялись, что видели его на фотографиях лутонской авиакатастрофы, но качество газетных снимков было таким низким, что наверняка ничего нельзя было сказать. Некоторые учителя поглядывали на него с опаской, и он гадал, какое оправдание его прогулам выдумали родители. Если душевное расстройство, то это хотя бы недалеко от правды.

На уроках он перестал притворяться, что слушает. Он приходил вместе со всеми, изображал на лице что-то отдаленно напоминающее внимание и, пока учителя нудели про Англо-бурскую войну или силу гравитации, думал об Агнес.

Иногда его задирали:

– Эй, конь в пальто.

– Психейс.

Но большинству его ровесников было не до него.

Пока он был в школе, Питер и Боб повсюду ходили за ним, и он радовался их компании. Питера никогда не задирали, у него было что-то вроде дипломатической неприкосновенности, основанной на его уме и добром нраве, и Джастин надеялся, что ему тоже немного перепадет.

Питер первый заметил, что нападали на Джастина в основном одни мальчишки. А девочки, как ни странно, присмирели.

И даже больше: они на него пялились.

Пялились на темные синяки у него под глазами. На его одежду и на ту небрежную манеру, с которой он ее носил, на его затравленное выражение лица. Их манил его трагический ореол, его посттравматическая сексуальность.

У него появились фанатки. Девочки вертелись вокруг него с того момента, как он утром входил в школу, и до тех пор, пока он не уходил домой.

Джастин то и дело замечал их где-нибудь поблизости. Он относился к ним с подозрением и ждал подвоха. Но они всего лишь скользили по нему взглядами, а потом, на секунду засмотревшись, резко опускали глаза. Их притягивало и пугало то, насколько он не похож ни на кого из их знакомых.

Для него они прихорашивались, покачивали бедрами, целили в него своими новоприобретенными бюстами. Они таращились на него пустыми тусклыми глазами.

Их внимание пугало Джастина не меньше, чем привлекало.

– Привет, – сказала ему длинноногая, уставшая от жизни пятнадцатилетка.

Совершенно не зная, что ответить, он ее проигнорировал.

Они читали в его молчании тайну, воображали, какой он истерзанный жизнью и страстный.

Их интерес возбуждал его. У него так часто и произвольно случалась эрекция, что вожделение теперь превратилось в мучительную обузу. Он мечтал отдаться этим девушкам, таким властным и уверенным в своем безразличии. Мечтал отдаться в их холодные жестокие руки. Но все, что он знал о сексе, подсказывало, что в таком случае его ждут еще большие унижения. Очередная ловушка. Ему ничего не стоило оказаться в силках своей похоти. Он уже на три четверти там.

По дороге из одного класса в другой он увидел Миранду и Алекса. Они вышагивали по коридору рука об руку с таким чувством собственного величия, словно они премьер-министр и лорд-канцлер.

Это наши владения, говорило их сексуально удовлетворенное покачивание бедрами.

Когда они проходили мимо него, Миранда остановилась. Она медленно повернулась к нему, как к нижайшему подданному в грязной халупе в самые темные из темных веков, и мгновенной вспышкой своих идеальных миндалевидных глаз, едва заметным подрагиванием королевских ноздрей уничтожила его, направила свои бластеры на место, где он стоял, и – тыдыщ! – опустошила его.

Облачком пара он проплыл в библиотеку, нашел самый темный пустой угол и осел: несколько случайных молекул да израненная душа. Он занимал мало места.

Кругом сновали люди с обычной плотностью тел. Они ходили туда-сюда, мимо и сквозь него, обнимались по углам, обменивались сигаретами или косяками, посылали неприличные эсэмэски. Один даже заглянул в какую-то книгу.

Он заметил, что за ним уже давно наблюдает какая-то девочка.

Очередная фанатка, подумал он с горечью, и просочился сквозь стену книг, не успев увидеть, как она попыталась самую капельку ему улыбнуться. Это была хорошая улыбка без подтекста.

Он скукожился в маленький комок у стопки ежедневных газет, закрыл дематериализованные глаза и попытался утешиться своим относительно выгодным положением в миропорядке. Из заголовков он знал, что в странах со скудными ресурсами люди умирают от голода. Что землетрясения и ураганы убивают тысячи людей, что диктаторы и фанатики обращают свои народы в рабство, убивают детей, пытают врачей.

Питер прав. В сравнении с ними он самый везучий человек на свете. Пусть нелюбимый и не располагающий к любви, но зато сытый, устроенный, вполне здоровый. Не слепой, не хромой, не лишенный благ цивилизации. Если не считать, что он, словно плохой циркач, из последних сил сохраняет равновесие на надувном шаре; что земля бешено вертится и постоянно уходит у него из-под ног.

Он взял себя в руки и вышел из библиотеки.

Вот бы убежать подальше, туда, где районы переходят в окраины, а окраины превращаются в огороды; где тротуары становятся травой, трава становится изгородями, и земля делается мягкой и упругой от палой листвы. Ему нужно было подтверждение плотности его костей и эластичности его мышц. Ему нужен был ровный бодрый темп для поднятия духа, ритмичная дробь шагов в голове.

Он бежал один, все быстрее и быстрее, все дальше; он гнал свое либидо на тот свет и обратно. Он бежал, чтобы выжать похоть изо всех частей своего тела, выкачать панику и страсть из своих мозгов. Он бежал, чтобы перестать думать о шелковистых бедрах и волосах, кровавых обрубках, ледяных губах, о криках, стонах и голосах. Он бежал до изнеможения, чтобы наконец избавиться от бессонницы. Он бежал, чтобы обмануть безжалостный, ужасающе естественный сценарий его судьбы.

Бег ему, конечно, не помог, но, по крайней мере, он слишком устал, чтобы всю ночь не спать и дрочить.

41

Пока Джастин жил у Питера и Доротеи, Агнес не звонила ни разу. Ей казалось, что так будет лучше, но она ошибалась. Когда она наконец решила выйти на связь, к ее неимоверному облегчению, трубку взял Питер.

– У меня скоро выставка. – Голос у нее был взволнованный. – Я давно над ней работаю. – Поболтав несколько минут о том о сем, она положила трубку, так и не попросив Джастина к телефону.

Этот разговор сулил одни неприятности, но Питеру ничего не оставалось, как только ждать. Когда наутро за завтраком он передал сообщение Джастину, тот сделал вид, что ему все равно, но никого не убедил своим притворством.

– Почему именно ты влюбился в Агнес? – спросила Доротея, взяв у него из рук тост.

Питер искоса посмотрел на друга.

– С ней я почувствовал себя особенным, – сказал Джастин. – Интересным, что ли. И она такая… – Он помолчал. – Такая совершенная. Мне это льстило.

– Хм-м-м.

– В каком смысле – хм-м-м?

– Просто хм-м-м. – Некоторое время Доротея задумчиво жевала. – И этого достаточно, чтобы влюбиться?

– Достаточно ли лести? Видимо, мне хватило. Она любила заглядывать мне в глаза и придумывать разные способы, как меня спасти. Это, наверное, звучит убого.

– Да уж. – Взгляд у Доротеи был непроницаемый.

Джастин помолчал, зажав в руке хлебный нож.

– Возможно, все зависит от того, насколько ты отчаялся спастись.

– А насколько ты отчаялся?

– О, я король отчаяния, – сказал он. – Хочешь еще тост?

Питер выставил за дверь миску с кошачьей едой:

– Как знать, может, ты такой же, как все. Другие просто лучше скрывают.

– Раз лучше скрывают, значит, не в таком уж они отчаянии.

Доротея покачала головой:

– Ужасно быть тобой.

– Спасибо. – Джастин помрачнел.

– Какая разница. Все равно ничего не поделаешь. – Собрав хлебные крошки с ночнушки в ладонь, она натянула сапоги вместо тапочек и вышла в сад покормить птиц.

В следующий раз Агнес позвонила сказать, что ей надо выбраться куда-нибудь на природу. Не хотят ли они с Питером съездить с ней к морю? Ей нужно полюбоваться на дали, бушующее море, серое небо и широкие просторы.

– Я подумала, хорошо было бы с тобой и с Питером, – сказала Агнес.

«Со мной у тебя уже было, – безрадостно подумал Джастин. – Теперь хочешь и с ним?»

– Джастин?

«Сейчас же декабрь, – подумал он. – Там будет жутко холодно, уныло и неуютно, поэтому ты и не хочешь ехать одна. И вообще, не нашла, что ли, с кем постарше поиграть?»

– Ладно, – сказал он. Оставаться с ним наедине она не хотела, это ясно.

А Питер, похоже, был рад, что его тоже берут. Так что в следующую субботу они двинулись к дому Агнес. Было рано, и яркое солнце пробивалось сквозь темно-серые тучи, озаряя утреннее небо.

Приближалось Рождество, и Лутон вырядился до тошноты празднично. Они решили срезать через торговый центр, но едва войдя внутрь, зажмурились от нестерпимого сияния. Из динамиков на полной громкости неслась какая-то музыка, но что это – Мадонна или рождественский гимн, – было не разобрать. Боб заскулил и прижался к ноге хозяина, а Питер с Джастином переглянулись и выпучили глаза с притворным ужасом.

– Бежим отсюда! – крикнул Питер, и они рванули назад, за автоматические двери. На улице они расхохотались.

– О боже. Прямо как девятый круг ада.

– Мне надо найти один подарок для Чарли, – сказал Джастин. – Я уже везде искал, но от этого места меня воротит.

Питер кивнул:

– Рождественские покупки – это кошмар.

Они шли к дому Агнес молча, то и дело щурясь от солнца. Иногда Питер швырял Бобу пожеванное рваное кольцо. Пес даже не гнался за ним, а просто подпрыгивал на несколько дюймов, с каждым броском ловил его прямо на месте и возвращал Питеру с покорным смирением.

Когда они почти пришли, Питер вдруг обернулся к другу.

– Джастин, – спросил он осторожно. – Я все думал, что именно случилось у вас с Агнес. Если ты не против, что я спрашиваю. У вас вроде все хорошо шло, а потом… почему ты вдруг переехал к нам?

Еще недавно этот вопрос поверг бы Джастина в отчаяние, но теперь он только вздохнул:

– Мы переспали. Я признался ей в любви. Это было ужасно.

Питер задумался.

– С женщинами всегда непросто, – сказал он, взял у Боба кольцо и снова бросил, когда они повернули на улицу Агнес. – Я, конечно, могу только догадываться. Мой опыт по части женщин достаточно ограничен. То есть даже очень ограничен. – Он засмеялся. – По сути, мой опыт начинается и заканчивается сестрами.

– А мой начинается и заканчивается унижением.

– И оно того не стоило? – Питеру было по-настоящему любопытно.

– Только если тебе в кайф, когда тебя бросают.

Они позвонили в дверь, и Агнес отправила их в гостиную ждать, пока она соберется. Питеру и Джастину пришлось сесть на бывшую кровать Джастина; оба пытались игнорировать этот неприятный факт.

– Эй, выше нос, – прошептал Питер, как только Агнес вышла из комнаты. – Зато секс у тебя был.

– Скорее это я у него был.

Питер задумался, почему так редко люди ценят всю сложность момента. Он думал, каково это – потерять девственность, привлекать женщин и обладать некими загадочными качествами, которыми Джастин так их очаровывает.

Питер догадывался, что это за качества. В мрачной тревожности его друга было что-то и для него притягательное: его беспомощность, его желание (и неспособность) получить из дважды два хоть что-нибудь, кроме числа π. Он как будто совершенно не умел упорядочивать окружающую действительность, с трудом отличал голод от одиночества, гнев от любви, страх от вожделения. Питер не представлял, каково это – жить с такой странной прошивкой мозгов, но зрелище было завораживающее. Как будто наблюдаешь крушение поезда. Гнев и страх вернулись в комнату в ярко-зеленом дождевике по колено, до смешного длинном шарфе крупной вязки косичками и белых резиновых сапогах на каблуке.

– Что скажете? – спросила Агнес. – Нет, лучше молчите. Не потерплю, чтобы мне говорили гадости про мой загородный наряд.

Питер расплылся в улыбке:

– Классный дождевик. Мне бы такой.

Джастин дулся.

– И куда же мы едем? – проворчал он. – Что, отвезешь нас на Бичи-Хед[12]12
  Бичи-Хед – знаменитая отвесная меловая скала на южном побережье Англии.


[Закрыть]? Приманишь к обрыву, столкнешь, а потом будешь клясться на голубом глазу, что это был несчастный случай?

– Именно так, – сказала Агнес. – Особенно если ты и дальше будешь портить всем удовольствие.

Она придержала дверь и вышла за ними, держа ключи от машины, корзину для пикников и меховую сумочку, набитую картами.

– Пошли, мальчики, вперед, навстречу приключениям.