Текст книги "Заклинательницы ветров"

– Зролан!.. – Хелти буквально прошипел это имя, выдохнув его тоном бессильного попрека. – Слушай, парень, мне из-за тебя плохо сейчас станет. Неужели она тебе не сказала, – Заклинательницы испокон веков отрицали, что там, в храме, вообще что-то есть? Сами они говорят, что насылают свои шторма больше из-за того, что совать любопытные носы в разрушенный храм – в любом случае святотатство…

– Так существует или не существует сундук, который я приперся вытаскивать? – каменным голосом осведомился Вандиен.

– Не существует, – неожиданно послышалось сзади.

Голос, прозвучавший из-за его плеча, дышал шелковистой мягкостью, но вместе с тем чувствовались в нем чистота и мощь, которую могли породить только годы постоянных упражнений. Вандиен повернулся не спеша, запретив себе выказывать удивление. Мало кому удавалось подобраться к нему незамеченным. Ей вот удалось.

– Заклинательница Киллиан… – с почтительным придыханием обратился к ней Хелти. – Наш разговор был весьма откровенным, надеюсь, он не прогневал тебя? Этот парень нанялся, толком не зная наших обычаев и не ведая, чего от него на самом деле хотят. Я просто…

– Успокойся, добрый хозяин. Как же можно обижаться на правду?.. Твое имя, возчик?

Какое-то время Вандиен смотрел на нее снизу вверх, не торопясь отвечать. Росточка она была не слишком впечатляющего. Пожалуй, она была этак на полголовы выше его самого, но в основном за счет стоячего капюшона. Если бы ее лоб остался таким же, как тогда, когда она еще была человеком, ее и Вандиена брови оказались бы на одном уровне. Стройное худенькое тело с головы до пят окутывали бледно-голубые одежды, оставлявшие открытыми лишь лицо и руки до запястий. Быстрый глаз Вандиена сейчас же подметил тонкую чешую, едва начинавшую голубеть по краям. И чешую, и голубой оттенок можно было принять за безукоризненно выполненный рисунок на коже, но это был не рисунок. Ее ногти понемногу превращались в такие же роговые чешуи, только более плотные. Бровей и ресниц на лице не было уже давно, чешуи покрывали даже губы, только на них они были слегка розоватыми. Настоящая Заклинательница Ветров. Вандиена всю жизнь строго предупреждали: ни в коем случае не открывай им своего имени. И он молчал, словно немой.

– Его зовут Вандиен, – нарушил неловко затянувшееся молчание Хелти. – Прошу тебя, присаживайся. Заклинательница Киллиан. Может, принести тебе чего-нибудь перекусить?

Потупившийся было Вандиен взял свою кружку, поднес ее ко рту и смело уставился на Заклинательницу поверх нее, одним глотком влив в себя добрую половину содержимого. Он видел, как заметался Хелти, но ему не было до этого дела. Ему не слишком понравилось, как тот без спросу обошелся с его именем. Пускай теперь покрутится. Может, подавится…

Но Киллиан как ни в чем не бывало опустилась на скамью рядом с Хелти. Казалось, она не ощущала никакой неловкости. Ее капюшон удивительно изящно покачивался в такт каждому ее движению, точно мягкий хохолок птицы, бредущей по мелководью. Если бы не этот капюшон, она вполне сошла бы за обычную молодую женщину, намотавшую на себя несусветное количество ткани. Серые, совсем человеческие глаза с подкупающей девической искренностью смотрели на Вандиена. Нет уж, строго напомнил он сам себе. Нет в ней ничего человеческого и тем более невинного. Может, было когда-то, но теперь – нет.

– Он разговаривать-то умеет, этот твой возчик? – поддразнила его Киллиан.

– Когда ему есть что сказать, – парировал Вандиен.

– Неужели тебе нечего сказать той, что станет бороться с тобою назавтра? – Ее серые глаза улыбались Вандиену и в то же время словно бы не ему, так, будто он был непослушным ребенком, а Хелти – не в меру любвеобильным родителем.

– Да вроде как нечего, – сквозь зубы выдавил Вандиен.

– Как жалко. А я-то ждала встречи с моим супротивником, думала оценить, довольно ли он хорош, чтобы противостоять моему искусству. Неужели ты так молчишь оттого, что загодя оробел? Уж не задумал ли ты удрать под покровом ночи, Вандиен, неужто мы с тобой так и не померяемся силами?

– Сама-то не удерешь?

– Вот как? Ты думаешь, это облегчило бы твой труд? Значит, не будь ветра, свищущего в лицо, ты плескался бы в воде до полного удовольствия и в самом деле нашел что-нибудь в затопленном храме? Да, если бы наши храмы, древние и новые, не строились только для нас и не посвящались лишь нам, я бы испытала искушение позволить тебе сделать попытку.

– Ну, уж так-то зачем, уж так-то зачем, – поспешил вмешаться обеспокоенный Хелти. Он поднялся, и его тяжелая ладонь легла на плечо Вандиена: – Ни к чему нам тут твое злоязычие, молодой человек. Все правильно, тебя малость надули насчет работы, которую ты должен исполнить. Мне очень жаль, что так вышло. Но раз уж вышло, то прими все как есть, твердо и весело, как положено порядочному человеку. Выше голову, не журись! Неужели так трудно пережить пару дней на всем готовом, в теплой чистой комнате с мягкой постелью и вообще всем, чего душенька пожелает? Правильно, богачом ты у нас тут не станешь, но Зролан, уж верно, порассказала тебе, как мы принимаем возчика, которого пригласили! Хочешь новый плащ? Пожалуйста. Новые сапоги? Только намекни. Когда дело касается гостей, у нас тут скупердяйничать не принято. Ну и что, если тебя сюда хитростью заманили? Заманили, но ведь не обидим! Давай, парень, придумай, что слупить с нас себе в утешение, и не злись. А ты, госпожа Заклинательница Киллиан, прошу, сделай милость, не принимай слова нашего возчика очень уж близко к сердцу, хорошо? Он одолел неблизкий путь, добираясь сюда, умотался до полусмерти и оголодал, и в горле у него совсем пересохло. Думал, тут его золотые горы ждут не дождутся, ан глядь, за все мучения – рыбный чоудер да новые сапоги! Это ж совсем святым надо быть, чтобы настроение не испортилось. Сейчас он в горячей ванне отмокнет да полежит отдохнет малость, и все как рукой снимет. А? – Широкая ладонь, лежавшая на плече Вандиена, предостерегающе отяжелела. Когда же Вандиен поднялся, Хелти не только не убрал руку, но даже помог ему подняться и направил гостя к лестнице. – Вот увидишь, все будет в порядке. Встанешь завтра как новенький, с улыбкой на лице и боевым духом в груди…

– Вне всякого сомнения, – сказал Вандиен. Обращался он к Хелти, но смотрел на Заклинательницу Ветров. Что за родители наградили свою дочь такими глазами? И как они себя чувствовали, когда их дитя ушло от них к Заклинательницам? Или, может быть, она разделила судьбу множества маленьких девочек, которые однажды вышли из дому погулять – и более уже не возвратились? Помнила ли эта Киллиан свою семью?..

И вот тут большой серый глаз Заклинательницы подмигнул Вандиену, да так девически кокетливо, что у него кровь в жилах похолодела.

Он медленно взошел наверх по ступенькам. Хелти, оставшийся внизу, громогласно призвал кого-то по имени Джени, требуя приготовить ванну для гостя. Лестница привела Вандиена в коридор, скудно освещенный окошками по обе стороны. Он отметил про себя, что лестница была без перил, и заранее решил вечером не напиваться. Две из шести дверей, выходивших в коридор, были закрыты. Вандиен на скорую руку осмотрел остальные четыре и выбрал самую большую и хорошо проветриваемую спальню.

Оконные ставни были распахнуты настежь и прихвачены защелками, чтобы не болтались, и по комнате без помех гулял свежий морской бриз. По гостиничным меркам комната была обставлена вовсе не плохо. Была здесь и ванна – крепкая деревянная лохань, способная вместить человека куда крупней Вандиена. На деревянной подставке, простой, но в то же время изящной, стоял кувшин и при нем тазик. Кровать была снабжена соломенным тюфяком, двумя толстыми покрывалами и шерстяным одеялом, свернутым в ногах. Имелся даже сундук, на тот случай, если постояльцу понадобится куда-то сложить свое имущество. На полу красовались две потертые звериные шкуры: одна у кровати, другая возле лохани. Завершал обстановку спальни деревянный табурет.

Вандиен с большим облегчением сел на кровать. На какое-то мгновение он позволил себе понуро ссутулиться, потом расправил плечи, протер слипающиеся глаза и убрал со лба волосы. Тут в дверь постучали, а потом распахнули ее плечом прежде, чем он успел отозваться. Джени явно приходилась старшей сестрой девочке, протиравшей столы: сходство было несомненное. Она внесла два ведра воды, от воды шел пар. Мальчик-слуга, вошедший следом за Джени, тащил такую же ношу и еще два грубых полотенца, переброшенные через плечо.

– Твоя ванна, возчик! – объявил мальчишка, выливая воду в лохань.

– Да, а то вдруг он подумает, что это суп, – хмыкнула Джени и, скосив глаза на Вандиена, пожала плечами – что, мол, с глупенького возьмешь. Рубашка прямо-таки пугающе подробно обрисовывала ее грудь. Вандиен задумался о том, с кем она пытается заигрывать – с ним или со слугой.

Парнишка не подал виду. Бросил полотенца на табурет и протопал вон из комнаты. Джени оглядела комнату, запустила руку в карман передника, извлекла пригоршню сушеных трав и бросила в воду. Потом наклонилась размешать, по-прежнему искоса поглядывая на Вандиена. Вандиен сидел молча и ждал. Джени выпрямилась и вытерла мокрую руку о передник.

– Нужно еще что-нибудь, возчик?

– Да нет, спасибо, – сказал Вандиен. – Тут и так все гораздо приличней, чем я ожидал.

– Ты не стесняйся, проси, что в голову взбредет, – продолжала Джени. – Возчику, приглашенному на Храмовый Отлив, ни в чем нет отказа, так что не робей.

Вандиен ответствовал с самым серьезным видом:

– Я постараюсь.

– Ну ладно тогда. – Джени снова оглядела комнату и коротко вздохнула. – Тогда я пошла. Приятно помыться.

– Спасибо.

Джени проследовала к двери и весело улыбнулась Вандиену, закрывая ее за собой.

Оставшись один, он со вздохом наклонился стащить с ног сапоги. Может, ему и в самом деле стоило попросить новую обувь; эти сапоги определенно видали лучшие времена. Стянув через голову рубаху, Вандиен уронил ее на пол и не стал поднимать. Рубаха представляла собой целую летопись, запечатлевшую и его возню со скильями в ручье, и все подробности путешествия по пыльному большаку. Потом в ту же кучу полетели пачканые-перепачканые штаны.

Сперва вода показалась, ему слишком горячей, но, постепенно погрузившись в нее, Вандиен всем телом ощутил, как она смывает не только грязь, но и усталость. Зачерпнув ковшиком, он полил себе на голову. Потом откинулся назад и сполз пониже, так, что небритый подбородок коснулся воды. Опершись затылком о край лохани, Вандиен блаженно закрыл глаза…

– Я забыла ведерки!

Вандиен даже не вздрогнул и сам этому подивился. Он открыл глаза и увидел Джени, стоявшую в дверях.

– Я просто пришла забрать ведра, – сказала она. Прозвучало это вызывающе и колко.

– Вообще-то, это и хорошо, что ты заглянула, – сообщил ей Вандиен. – Хочу тебя кое о чем попросить… Не в службу, а в дружбу…

– О чем же? – У Джени округлились глаза.

– Когда понесешь ведерки, может, заодно захватишь мои штаны и рубаху? Их не помешало бы постирать. И… – Вандиен призадумался, – я был бы весьма благодарен, если бы ты мне подыскала что-нибудь подходящее на смену…

– Хорошо, возчик. – Голос Джени стал скучным. Она подхватила ведерки и повесила на руку его грязную одежду. Дверь хлопнула так, что на сей раз Вандиен вздрогнул. М-да, тут уж ничего не поделаешь. Он только спросил себя: а был ли я сам когда-либо таким же молодым, как эта Джени?.. Он снова сполз пониже в горячую воду, из потаенных глубин тела начал выходить холод, и только тут Вандиен как следует понял, до какой степени промерз по дороге. Он снова откинул голову на край лохани и блаженно обмяк…

Дверь потихоньку растворилась. Вандиен не стал оборачиваться, хотя происходившее начинало уже его утомлять.

– Может, тебе спину потереть, возчик?

– Знаешь, Джени, – сказал Вандиен, – моя спина находится на том же самом месте, сколько я себя помню. Так что я уж как-нибудь ее разыщу и вымою сам. А ты займись – знаешь чем? Поди прогуляйся по берегу, набери красивых ракушек и положи их в коробочку. Когда-нибудь, когда тебе будет столько лет, сколько мне сейчас, а чувствовать ты себя будешь так, словно ты еще вдвое старше, ты заглянешь в коробочку и сразу вспомнишь себя теперешней – маленькой девочкой, которой не терпится скорее стать взрослой. А теперь – брысь!..

И он, всколыхнув воду, повернулся в лохани и указал ей на дверь… Только все дело было в том, что у двери, прислонившись к ней спиной, стояла вовсе не Джени, а Зролан, стояла и лукаво улыбалась ему. Ее темные глаза поблескивали.

– А в тихом-то омуте, оказывается, кто-то живет, возчик Вандиен. Даже тут заметно…

Вандиен смущенно осел в своей лохани. Как ни странно, Зролан своим присутствием действовала на него куда больше, чем юная Джени.

– Я, наверное, показался тебе напыщенным дураком, – пробормотал он. – Я даже и пытаться не буду тебе объяснить…

– Нет нужды. Я видела, с каким лицом она удалилась отсюда. Знаешь, есть определенная порода женщин – и возраст тут ни при чем, – которые не до конца уверены в своих чарах и ни за что не станут заигрывать с красивым мужчиной, боясь быть отвергнутыми. Но когда они видят человека с изуродованным лицом или, к примеру, сухорукого калеку, тут-то они и говорят себе: «Кто еще, кроме меня, способен разглядеть истинные качества, скрытые за этим увечьем? О, ему наверняка польстит мое внимание, я сумею одарить его тем, что ему, верно, так редко перепадает…» И она делает предложение, уверенная, что парень помрет на месте от счастья и изумления, – с ума сойти, она сочла его привлекательным, он ей понравился! Ну что, я права?

Как ни скверно, она попала в самую точку. Но Вандиен только сказал:

– Знаешь, Зролан, что-то я не в настроении рассуждать о шрамах прямо сейчас. Если бы меня предупредили, что омовение возчика входит в список праздничных зрелищ, я бы распорядился стащить эту лохань вниз, в общую комнату. Не сердись, пожалуйста, но…

И он мотнул головой в сторону двери.

– Нет уж, придется тебе потерпеть, – отозвалась женщина. – Потому что другого случая перемолвиться наедине у нас может и не быть. В общей комнате все время полно посторонних ушей, а ко мне в дом без конца заскакивают соседи: у кого зубы болят, у кого живот вспучило или там плечо растянул – давай, Зролан, лечи. Так что будем разговаривать здесь…

– Да? А что ты скажешь Джени, когда она выдумает еще предлог и снова сунет сюда нос? Она, кстати, скоро вернется, я ее за чистой одеждой послал…

– Насколько я ее знаю, она и без твоего поручения выдумает целую кучу предлогов. Чего-чего, а сообразительности маленькой паршивке не занимать. Уж то-то спокойным местом станет гостиница, когда она, наконец, найдет себе мужика! Но вернемся к нашим баранам: нос она сюда не сунет, потому что, спускаясь по лестнице, видела, как я входила. Она не посмеет открыть дверь: мало ли что тут Бабушка совершает над чужаком! Но хватит об этом. Оставь мысли о плоти и слушай, что я тебе скажу…

Вандиен молча смотрел на нее из лохани, ожидая продолжения. Она же неторопливо прошлась по комнате, разгладила покрывала на постели, встряхнула и по-своему сложила полотенца и, наконец, присела в изножье кровати. Откинув назад черные волосы, она тряхнула головой, рассыпав их по спине. Это было движение, достойное молодой женщины, даже еще более непринужденное, чем у Джени. Она повернулась лицом к Вандиену, и он увидел, что все признаки возраста подевались неизвестно куда. Кому какое дело до морщин на лице и костлявых запястий? Стоило посмотреть ей в глаза, и делалось очевидно, что верить подобным приметам было нельзя. Вандиен смотрел на нее с неослабным вниманием.

– Так, значит, – сказала она, – ты думаешь, что мерзкая старуха подло обманула тебя?

Да, такая мысль его посещала, но теперь ей больше не было места.

– Я…

– Я тебя не обманывала. Все, что я сказала тебе, – чистая правда. В храме Заклинательниц действительно хранится таинственный сундук, и, если ты его вытащишь, ты получишь шесть штук золота и избавишься от шрама на лице.

– Похоже на то, – проворчал Вандиен. Хелти только что заставил его устыдиться собственной доверчивости. Но вот пришла Зролан, улыбнулась, сказала несколько слов – и недавние сомнения показались ему слабостью.

– Да чтоб ему, этому Хелти! – вспыхнула Зролан. – Ему и этой ручной Заклинательнице, которой они нас осчастливили. Вот так наговорит неизвестно чего, смотришь, возчик и сник. Спрашивается, может ли человек победить, если он заранее настроился на поражение? И вот так каждый раз! Поболтают с Хелти – и даже не пытаются ничего отыскать. Так, поплещутся, побарахтаются сколько-то там часов в штормовом море – и бегом назад в гостиницу, к выпивке, к горячей еде, к теплой постели, в которой уже с нетерпением ждет смазливая девка. Превратить благородное дело в ярмарочное кривлянье!.. Неужели не понятно, что за всем этим стоит скользкая хитрость Заклинательниц? Или, может, ты думаешь, Вандиен, что так, как теперь, было всегда? Нет и нет! Во дни моего детства Храмовый Отлив объединял и сплачивал нашу деревню. Нам не было нужды нанимать возчика: каждый взрослый и здоровый житель лез в воду на поиски сундука. Что было за время! Шторма, насылаемые Заклинательницами Ветров, жестоко хлестали нас, но не могли поколебать нашу решимость. А теперь и сундук превратился в легенду, потому что успело вырасти поколение дураков, никогда его не видавших. Что им россказни старших? Пустой звук! А ведь есть, есть в этой деревне прямые потомки тех, кто не только видел сундук, но даже и прикасался к нему. Тех, кто сумел объяснить остальным, что вытащить его не в человеческих силах: нужна, мол, упряжка. По их словам, сперва надо было передвинуть несколько тяжелых камней, да и сам сундук куда как увесист… Вот с тех-то пор мы и начали каждый раз нанимать возчика. Другое дело, деньги имеют свойство терять привлекательность, когда Заклинательница Ветров гонит на тебя свирепую бурю. И однажды я поняла, что одни денежные посулы не могут достаточно укрепить ничей дух. Нужна более, скажем так, убедительная причина. Много лет я пытаюсь объяснить им это, но все без толку. Откуда им знать, как холодит сердце колдовской шторм, как он лишает человека сил и решимости! Им-то никогда не приходилось сражаться с бурей, насланной Заклинательницами… Вот так и вышло, что в этом году я отправилась в путь самолично. Я разыскала возчика и снабдила его достаточным поводом проявить стойкость. Этим возчиком стал ты.

Глаза Зролан смотрели пронизывающе. И Вандиен, который сам нередко пускал в ход обаяние собственного взгляда, не устоял. Дело Зролан стало его делом; ее решимость воспламенила его душу. Он только спросил:

– Но как же вышло, что они утратили тот боевой дух, который поныне движет тобой?

– У них слишком короткая память! А кое-кто уже и вовсе ничего не знает! – выкрикнула Зролан. – Как по-твоему, отчего когда-то задрожала и провалилась земля? Это все Заклинательницы, это их богохульство унесло на дно морское нашу деревню! Я сама слышала об этом от бабушки!..

Она умолкла: горло перехватило от ярости, она не могла продолжать. Грудь ее вздымалась, выдавая охватившие ее чувства. Вандиен молча смотрел на нее. Она была так стара – и в то же время так молода! Гнев зажег искры в ее глазах, к щекам прихлынула кровь, отчего увядающая кожа вспыхнула совсем по-юношески. Прах побери, она ему нравилась! Это пришло неосознанно, как дыхание: ему показалось, что он знал ее всю свою жизнь. Она – друг. Ей можно доверять, как доверяют человеку, с которым прожил бок о бок целые годы.

И все-таки…

Здравый смысл нашептывал ему в ухо, и голос его был голосом Ки. Эта женщина либо спятила от старости, либо… просто спятила. В истории, которую она тут ему задвигала, было полно дыр. Что ею на самом деле двигало? Месть за пращуров, потонувших давным-давно?.. М-да. Надо будет повнимательнее прислушиваться к Хелти. И уж по крайней мере сделать все возможное, чтобы выбраться из нынешней передряги с наименьшим ущербом. Неужели Зролан держала его за такого уж доверчивого простачка? Или, может, решила, что ей повезло на такого же свихнутого, как она сама?..

– У тебя там уже вода, поди, остывает, – сказала Зролан, и Вандиен даже вздрогнул, осознав вдруг; сколь надолго затянулось молчание. Он поерзал в воде. Да, будь здесь Ки, она точно обозвала бы его остолопом. И напомнила, что вмешиваться в чужие ссоры – самое распоследнее дело. И вообще, когда он отучится действовать по первому побуждению?..

Но Ки здесь не было.

– Так есть там сундук? – неожиданно спросил Вандиен. – Или нету?

– Есть, – просто ответила Зролан, и голос ее прозвучал, как колокол правды.

– И вытащить можно?

– Если руки людские что-то куда-то положили, значит, другие руки людские могут это извлечь.

Оставался только один вопрос. Вандиен с трудом выдавил его из себя:

– И ты действительно можешь выплатить мне шесть штук да еще и шрам с лица смыть?

Зролан поднялась. Когда она улыбнулась ему, он понял, что эту улыбку она хранила для него, лично для него, с момента своего рождения. Было в ней обещание превыше всех обещаний.

– Если ты, человече, выполнишь свою часть сделки, то почему бы и мне не выполнить свою? – спросила она.

– Но каким образом? – не отставал Вандиен, и она поняла, что речь шла не о деньгах. Молча улыбнувшись еще раз, она взяла с табурета полотенце и бросила ему. А потом вышла и тихо притворила за собой дверь.

Вандиен вылез из воды, которая действительно успела остыть, потянулся и закутался в полотенце. Кожа на пальцах размокла, стала бугристой. Обмякшее тело мечтало только об одном: забраться в постель и спать, спать…

Дверь снова отворилась.

– Это лежало на пороге с той стороны, – сказала Зролан, входя. Она положила в ногах кровати чистую коричневую рубашку, какие носят рыбаки, и штаны к ней. И вновь исчезла за дверью. Вандиен и рта раскрыть не успел.

Он рухнул в постель, не удосужившись ни вытереться, ни сказать «спасибо» хотя бы вслед Зролан. Покрывало было пухлое, легкое и мягкое. Какое блаженство!..

И тут дверь распахнулась в очередной раз, и он услышал:

– Вот еще что, Вандиен…

Он устало пробормотал:

– У вас тут стучать вообще не принято?

– Представь себе. Так вот, у тебя язык не отсохнет, если ты намекнешь Джени, что она, мол, чудо как мила и хороша собой. Всего-то пара добрых слов, и, глядишь, проснется в девке достоинство, может, хоть задумается, прежде чем прыгать на шею следующему путешественнику, которого сюда к нам занесет. И, чтобы ты знал, она тебе может кое-что порассказать, если только ты ее к себе расположишь.

Зролан вышла из комнаты, и Вандиен поспешно сел на кровати:

– Погоди!.. – Она остановилась, снова заглянула внутрь, и он спросил: – Ты-то мне все рассказала? Или, может, сейчас сюда еще кто-нибудь прибежит с необыкновенными соображениями?..

Зролан улыбнулась ему:

– Скажу тебе еще кое-что. Самое последнее. Прежде чем укладываться, закрой ставни, пока кашель не подхватил. Хотя ладно, лежи уж… сама закрою.

Быстрым шагом она пересекла комнату, со стуком опустила ставни и заперла щеколдой, чтобы не распахнул порывистый ветер. Комната погрузилась в благословенную полутьму.

– Спасибо, – пробормотал Вандиен, закапываясь поглубже в недра постели.

– На тебя вся моя надежда, возчик, – сказала Зролан из потемок.

Он не слышал, как она подходила, только почувствовал, как его лба коснулись ее губы. Это были жаркие губы возлюбленной; это были бестелесные губы Богини. Странная ласка. Вандиен знал самые разные ритуалы вежливости, но ничего подобного до сих пор не встречал. Тем не менее, он почему-то не удивился. Более того: улеглось все, что грызло его изнутри, все тревоги, сомнения и заботы. Тело его блаженно расслабилось, разгладилось лицо. Его накрыло пушистое, мягкое, теплое облако сна, бездонного сна. Как выходила из комнаты Зролан, он уже не слыхал.