Текст книги "Заклинательницы ветров"

17

Точки яркого света, сиявшие далеко впереди, замерцали, но Ки это нисколько не взволновало. Созерцать ли ровно горящие или мерцающие огоньки, ей было едино. Ее ничуть бы не тронуло, даже погасни они все до единого. И, уж конечно, явление какого-то гигантского полупрозрачного тела между ними и ею ни в коей мере ее не касалось.

Нечто надвигалось на Ки, гася все больше огоньков. Минуло несколько вечностей, и оно заполнило все поле ее зрения, поглотив последние остатки мерцающих точек. Разрасталось оно или попросту делалось ближе? Этот вопрос совершенно не трогал Ки… пока она не оказалась внутри него.

Пробуждение сознания принесло с собой ужас. Ки отчаянно завизжала, и звук ее голоса подтвердил, что она действительно была жива. И намеревалась и далее пребывать в этом качестве. Мгновение назад все ее чувства были погружены в глубокую спячку; зато теперь чувственные ощущения хлынули потопом. Она не имела никакого понятия, где она и сколько минуло времени. Знала только, что ей было холодно. И еще то, что ее заливало какой-то дурно пахнущей жижей, а в ушах оглушительно гудели колокола. Проносились тучи песка, грозившие содрать кожу с ее тела. Ослепительный свет выжигал ей глаза. Ее окутывала тьма, столь глубокая, что в потрясенном мозгу плыли разводы и пятна бледного света…

Сколько это длилось? Мгновения? Дни?.. Ки не знала. Она знала только, что мучения, которые она терпела, означали жизнь. Ки боролась с болью и в то же время цеплялась за нее, а тем самым и за жизнь.

Голова, висевшая у нее на руке, что-то безостановочно бормотала, но Ки не обращала на нее внимания.

…А потом ткань вселенной разорвалась, точно прогнившая мешковина, и Ки вывалилась в прохладный воздух, насквозь пронизанный светом. Приземление оказалось не слишком удачным: столкновение с землей вышибло воздух из легких. Ки ударилась головой о твердую, утоптанную землю, и тело чародея плюхнулось на нее сверху. Его голова оказалась стиснута между ними…

Шипя и содрогаясь от отвращения, Ки спихнула с себя и то и другое. Хватит с нее. Выносить это прикосновение было уже свыше ее сил. Она отползла прочь на четвереньках и распласталась лицом вниз. Ее окружали зеленые, сочные травы, а растопыренные пальцы вминались в долгожданную землю. Сзади послышались сдавленные проклятия, и Ки перекатилась подальше, повернувшись на спину. Над нею вознеслось бледное утреннее небо, и из глаз Ки покатились благодарные слезы. Новорожденное солнце проливало в синеву розовое сияние. Ки полной грудью вдыхала благословенные ароматы земли, трав и речной воды. Потом где-то рядом шумно зафыркала лошадь. Услышав родной звук, Ки издала громкий, торжествующий крик без слов. Спустя еще некоторое время ее окликнули по имени. Она повернула голову на зов, улыбаясь счастливо и глуповато.

Тело Дреша успело приподняться и сесть и незряче шарило кругом обрубками рук, разыскивая голову. Голова же валялась лицом вниз в засохшей траве, – она свалилась туда, когда Ки спихнула ее со своей груди. Трава глушила крики Дреша. Вот одна из рук, скорее случайно, нежели намеренно, стукнула по голове своим каменным окончанием. А потом, осторожно подталкивая, привела ее в нормальное стоячее положение. Ки завороженно наблюдала.

Довольно долго Дреш яростно сверкал серыми глазами, выплевывая землю, набившуюся ему в рот. Кисти его рук тем временем ползли по телу, точно слепые щенята в поисках тепла. Они волочили за собой свое общее основание. Ки была уже не в состоянии удивляться подобному зрелищу. После тех ужасов и темных чудес, которые они только что пережили, это выглядело всего лишь клоунадой.

Надышавшись свежим утренним воздухом, Ки собралась, наконец, с мыслями.

– Ты жив? – задала она совершенно пустой вопрос, прервав нескончаемые потоки брани, которые извергал Дреш.

– Жив, несмотря на твою помощь! – ядовито отозвался колдун.

– Я тоже, и это, по-моему, хорошо, – сказала Ки. Ничего более связного родить она не могла. Ей хотелось задать сразу тысячу разных «как» и «почему», понимая в то же время, что от ответов особо ничего не зависит. – Что за создание принесло нас сюда? – все-таки спросила она. – Как тебе удалось его вызвать?

Дреш уставился на нее слезящимися глазами. Потом закашлялся и выплюнул еще щепотку пыли.

– Вызвать такое создание у меня кишка тонка, возчица, – ответил он хрипло. – Я слышал только, что лишь голоса лучших Мастериц Ветров могут привлечь подобных ему. Но даже и для них это занятие слишком тяжелое и неблагодарное. Без сомнения, нам следует благодарить судьбу за то, что мы на него натолкнулись…

– Без сомнения, – проворчала Ки, поднимаясь и отряхивая с одежды пыль и палые листья. Она не очень-то и слушала его объяснения – слишком много всякого сразу завладело ее вниманием. Она с хрустом потянулась, смакуя заново обретенную свободу обладания собственным телом и всеми его чувствами. Какая роскошь, какая неправдоподобная роскошь!.. И этот мир. ЕЕ МИР. Во всей вселенной невозможно было найти места прекраснее. Совершенная красота осенних листьев, вчеканенных в синее небо, тонкая смесь запахов, разлитая в прохладном воздухе… Фургон, стоящий в тени деревьев. ЕЕ ФУРГОН. Знакомые полосы пыли на ярко раскрашенных досках кабинки. Грузовая платформа, выщербленная тысячами различных перевезенных ею грузов. Великолепное зрелище. Громадный серый тяжеловоз, щиплющий травку неподалеку. Отметины от сбруи на его шкуре… Сумеет ли она когда-нибудь взять в руки вожжи, не напомнив сама себе Дреша, обращавшегося точно так же с ее собственным телом?..

В душе ее шевельнулось смутное чувство вины. Но прежде, чем оно успело оформиться, голос чародея спугнул ее мысли.

– Послушай, Ки… – Голос его звучал устало и почти печально. – Пока я нахожусь в своем нынешнем состоянии, моя сила иссякает с каждым вздохом. Я выдохся больше, нежели предполагал… Я чувствую, что уже не сумею воссоединить свое тело, если мне не помогут. Мне нужно в Горькухи, в Карн-Холл. Там все условия, там мои преданные слуги… И нам надо торопиться. Рибеке, может быть, и отступилась, но есть и другие Заклинательницы… Возьми мои руки… пожалуйста.

Словно в ответ на его слова, с реки вдруг потянуло пронизывающим ветром. От нового страха у Ки зашевелились волосы. Она мигом вскочила, подняла руки вместе с их каменным основанием, привычно подхватила голову Дреша. И побежала к фургону. Тело заковыляло следом за ней.

Забравшись в кабинку, она положила руки на постель, а голову поставила на дощатое сиденье возчика. Телу потребовалась помощь. Тем не менее, ввалившись в кабинку, оно отодвинуло руки и устроилось на лежанке. Ки наблюдала за ним с содроганием…

– Запрягай! Запрягай скорее! У нас нет времени, не возись с узлами, режь привязь!.. – подгонял Дреш. Ки пропускала большинство его ценнейших указаний мимо ушей, сноровисто и ловко запрягая могучих коней. Руки ее, дрожавшие от усталости, вдевали в пряжки тяжелые ремни сбруи.

– Ки, еще миг – и на нас обрушится магия ветра! – увещевал Дреш. – Я не в состоянии отбиваться! Бросай побрякушки и скорее в путь!..

Будь при голове еще и легкие, Дреш кричал бы все это благим матом. Так или иначе, Ки, не слушая, сгребла котелок и кружки и все побросала в посудный ящик, пристегнутый к боковине фургона.

– Тебе это побрякушки, – запыхавшись объяснила она, вскакивая на сиденье. – А мне – жизненно необходимое имущество. Еще не хватало бросать. А ну, вы двое, н-но-о!..

Последнее относилось уже к упряжке. Серые налегли и двинулись вперед, между тем как в борт фургона с силой шарахнул новый порыв ветра. Неизвестно откуда налетели непроглядные тучи и мигом заслонили ясное небо. Ки направила коней обратно на большак, и они живо вывезли туда качающийся и подскакивающий фургон. Ки все старалась внушить себе, что в тряске были повинны ухабы и разросшиеся корни деревьев. В глубине души она знала, что всему причиной был ветер, молотивший в дощатые борта по-ромнийски высокого фургона.

– Спрячь меня внутрь!.. – Голос Дреша с трудом одолел рев и завывания ветра и достиг слуха Ки. Она повернулась к голове и увидела, что та опасно сдвинулась к самому краю сиденья. Еще один хороший толчок, и она свалится. Придерживая одной рукой вожжи, Ки дотянулась и подтащила голову обратно к себе.

– Неужели не нравится смотреть на дорогу в ясный денек вроде сегодняшнего, а, Дреш? – с самым невинным видом спросила она. – Тем более что все это происходит, между прочим, в твою честь…

Шквалистый ветер, казалось, ежесекундно менял направление. Волосы падали Ки на лицо, хлеща по глазам. Тяжеловозы и те пригибали головы, борясь с неожиданной бурей. Небо все больше темнело; утро на глазах превращалось в сумерки.

– Если мы встретим кого-нибудь на дороге, героиней торжества станешь уже ты! – прокричал Дреш. – Что, по-твоему, лучше: противостоять рассерженной Заклинательнице – или чтобы тебя забили камнями, посчитав ведьмой?..

– И то и то хуже, – буркнула Ки. Придержав упряжку, она отодвинула дверцу кабинки и без особых церемоний сунула голову Дреша внутрь. Он начал было жаловаться на неподобающее обращение, но дверца захлопнулась. Горькая усмешка тронула губы Ки. Вот до чего доводит слишком тесное общение с колдунами. Ей ведь и в голову не пришло, что могут подумать встречные путники, увидев на дороге одинокую возчицу, а рядом с нею на сиденье – живую голову волшебника.

Очередной порыв ветра содрал с дерева охапку желтовато-зеленых, еще не собиравшихся опадать листьев и швырнул ей в лицо. Ки прикрикнула на коней, и они прибавили шагу.

Когда добрались до брода, Ки бесшабашно погнала коней в серую несущуюся воду, выискивая не самый удобный путь, но самый короткий. Колеса подскакивали, с треском подминая речные голыши. Громадные копыта коней то и дело скользили, тяжеловозы спотыкались и мало не падали. Волны били в дно и борта фургона, ветер швырял в лицо Ки пену и брызги, быстро промочив ее насквозь. Ко всему прочему, дыхание ветра вдруг сделалось ледяным. Сперва у Ки покраснели руки, потом онемело все тело.

На той стороне реки большак сделался шире и почти перестал петлять. Могучим коням пришлось пустить в ход всю свою силу, чтобы вытащить тяжелый фургон по скользкому откосу наверх. Подъем тянулся нескончаемо долго, но, даже и выкатившись наверх, Ки не посмела дать серым передохнуть. Ей, наоборот, хотелось их подхлестнуть и заставить мчаться во весь опор – скорее прочь от треклятого леса, от реки и всей той чертовщины, которая здесь, похоже, гнездилась. Ветер снова и снова обрушивался на фургон, угрожая и хлеща. С большим трудом Ки заставила себя успокоиться. Медлительные тяжеловозы все равно не смогут долго идти галопом. А значит, нет смысла зря отнимать у них силы…

И в это время к шуму и посвисту бури примешалась высокая и очень странная нота. Ничего общего с гудением ветра в ветках деревьев. Сразу заволновались и кони. Оставив свой обычный тяжеловесный, неспешный шаг, они пугливо стригли ушами. А ветер продолжал толкать и раскачивать фургон, катившийся вперед по ухабам и рытвинам мало кем посещаемой дороги…

Следующий порыв ветра окатил их чудовищным смрадом. Сигурд испуганно завизжал и что было мочи налег на сбрую, увлекая с собою и Сигмунда. Ки изо всех сил натянула вожжи, но удержать коней не смогла. Обычно послушные, тяжеловозы попросту понесли. Колеса рокотали по дороге, фургон угрожающе подскакивал и кренился. Ки слышала приглушенные проклятия и вскрики, доносившиеся изнутри. Уж верно, Дрешу приходилось несладко. Но Ки было не до него. Она не могла даже оторвать глаз от дороги. Кони мчались сломя голову; требовалось все ее искусство, чтобы хоть как-то их направлять. Ки пыталась хотя бы удерживать их поближе к середине дороги. Комья земли разлетались во все стороны из-под громадных копыт. Клочья пены пятнали широкие серые спины. Ки оставалось только молиться, чтобы не подвернулась какая-нибудь встречная повозка. Лучше даже не думать, что будет, если ее упряжка и увлекаемый ею фургон на всем скаку врежутся в другую такую же…

…Вместо встречной повозки перед ними неожиданно возникло крылатое существо. Ки сразу поняла, что именно от него и исходил ужасающий смрад. Ни в одном из известных ей языков не было названия для подобной твари. Существо упало откуда-то с неба и зависло прямо перед ними, поддерживаемое иномировым ветром. Крылья его напоминали рваную парусину. Тело состояло сплошь из глаз и когтей. Разогнавшиеся кони вздыбились и попробовали остановиться, но сзади на них накатился фургон. Страшилище взвилось вверх, издав странный и невероятно страшный крик – нечто среднее между карканьем и смехом. Ки увидела; что оно складывает крылья. А потом начинает пикировать. Чтобы свалиться прямо на спины обезумевших от ужаса серых. Оно было в два раза больше Ки, даже если не считать крыльев. А ветер выл и хлестал, и слепил Ки ее же собственными волосами, и гул его мешался с воплями перепуганных коней…

Жуткая тварь уже выставила когти, готовые впиться в живую плоть, когда неведомо откуда налетел совсем другой ветер и могучим ударом отнес чудовище в сторону.

Этот ветер принес с собой теплое благоухание, и оно сразу побороло зловоние, испускаемое крылатым убийцей. Новый вихрь свернулся кольцом вокруг Ки и ее фургона, отогнав ледяной шквал, суливший гибель ей и коням. Упряжка оказалась в самой середине неподвижного ока бури, где царило спокойствие и тепло. Воздушная воронка всосала небесную тварь и, закружив, унесла далеко вверх. Ки видела, как беспомощно хлопали клочковатые крылья, которые враждебный ветер мигом превратил в нищенское рванье. Впрочем, молодой женщине было не до всяких там монстров. Ей по-прежнему приходилось сражаться с напуганными конями. Тяжеловозы скакали во весь дух, и теперь Ки не только не пыталась сдерживать их, но даже потряхивала вожжами, глядя, как проворно измеряют большак их могучие ноги. По обе стороны дороги продолжала бушевать буря. Два ветра яростно сражались друг с другом, сдирая с деревьев последние листья, но посередине образовался некий тоннель тишины. Островок спокойствия и ароматного тепла перемещался вместе с фургоном…

Слуха Ки достигли ужасающие вопли и треск сучьев: это теплый ветер скрутил-таки крылатое чудище и с размаху швырнул его вниз, насадив на острые ветви деревьев. Ки чувствовала, что над нею, вокруг нее, за нее сражаются две непреклонные воли. Ее не то чтобы защищали – ею владели. Вернее, дело было даже не в ней, а в ее фургоне, вернее, в его содержимом. И, кто бы ни победил, ей не приходилось рассчитывать на милосердие. Умом Ки понимала, что шанс ускользнуть от обеих сразу весьма невелик. И все-таки, продолжая на что-то надеяться, она знай подгоняла упряжку, и так скакавшую на пределе возможного.

Дождь более не касался ее. Теплый ветер больше не допускал к ней ледяную сырость, но накрыть своим пологом еще и дорогу впереди было свыше его сил. Большак размок, плотно укатанная земля превратилась в склизкую грязь. Копыта коней скользили и разъезжались, колеса фургона то катились, то попросту плыли в грязи, повозку опасно мотало из стороны в сторону. Оставалось только вотще вспоминать о коробах, доверху набитых землей и камнями. Будь фургон загружен потяжелее, было бы проще управляться и с ним, и с обезумевшими конями. С пустым же…

Серые мчались во весь опор. Ки видела перед собой только дорогу и их мокрые серые спины. Они сами загонят себя до смерти. Если только один из них не поскользнется и не сломает ногу…

Лес начал редеть. Несущийся фургон миновал две небольшие фермы, выстроенные на просеках, сам же большак сделался заметно шире, и было заметно, что здесь по нему ездили достаточно часто. Ки и сопровождавший ее разрушительный шторм ворвались в какие-то пахотные угодья. Ки видела, как сражавшиеся ветры мимоходом опустошали поля. Буря пожинала хлеба; чудовищный град убивал скотину, застигнутую на выгоне. Ни люди, ни дины не смели высунуться за дверь. Видимо, все чувствовали, что ураган был особенный. Ки очень сомневалась, что хоть кто-нибудь видел ее фургон или слышал, как громыхали колеса. Все звуки заглушали раскаты грома, почти непрерывно сотрясавшие небо и землю.

Безумная скачка между тем замедлялась. Пена клочьями повисала на ремнях сбруи и текла по бокам тяжеловозов. Даже сквозь рев бури Ки слышала, как отдувались несчастные кони. У Ки разрывалось сердце от жалости. Они будут скакать, пока не упадут замертво, – и ради чего?

Она была бессильна их спасти…

Тут Ки ощутила, что Дреш обозревает происходящее, пользуясь ее зрением. Каким образом она это поняла, Ки не взялась бы объяснить. Однако она вполне явственно чувствовала, что чародей близок к изнеможению и старается воспользоваться ее жизненной силой. Ки пришла было в ярость от такого самоуправства, но ярость быстро утихла, ибо была бесполезна, а стало быть, и бессмысленна. Он поступал с нею так же, как она – со своими конями. Некоторое время она гадала, зачем ему понадобилось еще и ее зрение, но потом ее руки налились неожиданной силой и в который уже раз задвигались сами собой. Ки обнаружила, что встает и что есть мочи натягивает вожжи, придерживая серых. Когда, наконец, ей (или Дрешу?) удалось заставить их свернуть на изрытый заброшенный проселок, пена возле удил была уже розовой. Ки сейчас же сообразила, что дорога должна была привести их прямиком в Карн-Холл. Место назначения груза оказалось ближе, чем она себе представляла.

Битва ветров разгорелась с удвоенной яростью. Ледяной вихрь дважды прорывал оборону, причем один раз – с такой силой, что Ки швырнуло спиной о дверцу кабинки. Око бури истаивало, съеживаясь на глазах. Серые уже чувствовали ледяное дыхание, касавшееся их морд. По пустой грузовой платформе гулко барабанил град. Ки чувствовала, что у Дреша совсем не остается сил… Что же их ждет? Ки предпочитала об этом не думать.

Но вот изрытый проселок в очередной раз повернул, и впереди замаячил Карн-Холл. Он показался Ки сломанным зубом, торчащим из обомшелого черепа. Каменная кладка, когда-то белая, позеленела от времени, плесени и небрежения. Наверху главной башни понемногу рушились изгрызенные временем подоконники. Двор сплошь зарос травой и кустами, а возле стен ютились деревья. Ни одна ветка на них, впрочем, не шевелилась. Порывы ветра их не достигали. Упряжка влетела в магический круг, защищавший Карн-Холл ото всех внешних воздействий, словно в омут спокойной воды. Буря, неотступно гнавшаяся за фургоном, осталась, наконец, позади. Собравшись с силами, Ки остановила измученных тяжеловозов, благо у них уже не было ни сил, ни желания сопротивляться ее воле. Они трусили какое-то время, все медленнее, и, наконец, замерли, опустив головы. Было видно, как дрожат у них колени. Ки выронила из стертых, натруженных рук насквозь мокрые вожжи. Ее трясло не меньше, чем загнанную до полусмерти упряжку. Согнувшись вдвое, она опустила всклокоченную голову на колени. Ее обнимала тишина, благословенная тишина. Внутрь волшебного круга не проникал даже рев ветров, по-прежнему сражавшихся снаружи.

Когда, наконец, Ки подняла голову и посмотрела кругом, она увидела, как удаляется, понемногу стихая, упустивший добычу шторм. Деревья Карн-Холла по-прежнему высились во всей своей осенней красе, но за пределами Дрешевой сферы влияния немало гордых исполинов превратилось в жалких калек. Последние листья опадали наземь, как слезы. Ки померещилось, будто ее лица на миг коснулось знакомое благоухание. Но, прежде чем она успела что-либо сообразить, все исчезло.

Ки спустилась на землю, с трудом заставив двигаться непослушное тело. Негнущиеся пальцы едва справлялись с залубеневшими пряжками. Кожа ремней была горячей и мокрой, металл – скользким от пены. Ки расстегивала сбрую и попросту роняла ее наземь. Несчастные серые стояли безучастно, не двигаясь с места.

Потом Ки расслышала изнутри фургона глухие удары. Она проковыляла туда, кое-как взобралась на сиденье и растворила дверцу кабинки. Оказывается, это тело молотило в дверь каменными окончаниями рук. Голова Дреша валялась на полу, скатившись туда с постели во время бешеной скачки. Из одной ноздри протянулась тонкая ниточка крови. Лицо было серое, глаза ввалились и потускнели.

– Скажи тем, в доме, чтобы забрали меня, – прошептал он. И попытался облизать кончиком языка пересохшие губы. Ки заметила на полу кабинки отколовшийся кусочек каменного основания.

– Мы здесь, господин!.. – раздался сзади знакомый голос. Глазки-Бусинки!.. Ки слишком выдохлась, чтобы вздрогнуть от неожиданности. Она только посторонилась, пропуская старуху вовнутрь. И неуклюже соскочила наземь с подножки. К замученным коням уже спешили конюхи с сухими чистыми тряпками. Ки открыла было рот, чтобы предупредить – к норовистому Сигурду мало кто, кроме нее, мог подойти безнаказанно, – однако злой конь стоял смирно, не думая противиться заботливым рукам слуг.

– Вот уж воистину чудеса так чудеса, – пробормотала Ки себе под нос. Дверь дома была приоткрыта. Ки подошла к порогу и оглянулась на свой фургон. Там уже копошились неведомо откуда взявшиеся слуги; они как раз доставали из кабинки своего расчлененного господина, а Глазки-Бусинки строго за ними надзирала. В обычное время Ки пришла бы в неописуемую ярость при виде каких-то чужаков, роющихся в ее фургоне, как в своем кармане. Теперь она чувствовала лишь облегчение.

Сквозь приоткрытую дверь был виден большой камин, в котором горело жаркое, такое гостеприимное пламя. Ки вступила в прохладную полутьму прихожей, а потом, сквозь еще одну дверь, – в уютный и теплый чертог. Там обнаружился низкий стол, сплошь заставленный едой и питьем, а вокруг лежали мягкие подушки и роскошные, прихотливо окрашенные шкуры. Ки почувствовала, что эта благодать притягивает ее, как свеча притягивает мотылька. Она без сил опустилась на подушки и налила себе вина в бокал, вырезанный из цельного куска хрусталя. От первого же глотка по телу разбежалось чудесное тепло. Сколько времени минуло с тех пор, как она последний раз спала?.. Ки решила на минуточку закрыть глаза и опустила голову на подушку…

– …так и дрыхнет прямо здесь, господин, точно грязная шавка, посреди лучших покоев! Со вчерашнего вечера!.. Она вела себя, господин, прямо как…

Ответ прозвучал невнятно, и Ки его не расслышала. Открыв глаза, она приподняла отяжелевшую голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как исчезают за углом обширные черные юбки. Дреш стоял в дверях. Он показался ей необычно высоким… ну да, ведь его голова снова была там, где ей и полагалось находиться. Насмешливо улыбнувшись Ки, он поднял руки, слегка потер запястья, пошевелил пальцами и сказал:

– Все в порядке, все действует!

– Вижу, – отозвалась Ки. Приподнявшись, она села и попыталась собраться с мыслями. – Как там моя упряжка?..

Дреш слегка нахмурился, как если бы забота о ничтожных четвероногих каким-то образом не соответствовала торжественности момента. Все-таки он ответил:

– Они отдыхают и набираются сил не с меньшими удобствами, чем ты. Нет, нет, не бойся, они не пострадали. Я весьма сожалею, что пришлось заставить их скакать так долго и так быстро. Но, уверяю тебя, на их здоровье это никоим образом не отразится.

– Я так и подозревала, что за их необыкновенную резвость следовало благодарить в основном тебя, – сказала Ки. – Что же до их здоровья… – Тут она запоздало вспомнила о хороших манерах и убавила тон: – Большое спасибо за гостеприимство, оказанное моей упряжке и мне.

– Большое пожалуйста. Ну так как, я был прав?

– Насчет чего?..

– Насчет того, что я недурен собой и хорошо сложен. В собранном виде, я имею в виду.

Он говорил доверительным тоном. И заразительно улыбался, – теперь, когда его голова сидела на отведенном ей месте, улыбка определенно его красила. Ки неожиданно осознала, что он на самом деле был куда как хорош. Кожаная, расшитая золотыми узорами безрукавка выгодно подчеркивала гладкую оливково-смуглую кожу его рук. Дрешу не было нужды, как другим мужчинам, втискиваться в корсет или втягивать брюхо – живот у него и так был мускулистый и плоский. Сильные плечи, узкие бедра…

– Не хуже многих моих знакомых, – Ки постаралась выговорить это небрежно.

– Весьма польщен! – ответствовал он невозмутимо. Легким шагом пересек комнату и уселся рядом с Ки на подушки. Он облокотился на низенький стол, и его серые глаза вплотную придвинулись к ее зеленым. – Там, наверху, – сказал он, – есть уютная маленькая комнатка, а посередине ее стоит лохань горячей воды. Еще там весьма богатый выбор ароматических масел для притирания, а также два сундука нежнейших одежд всех мыслимых цветов, обшитых керугийскими кружевами. Вымойся, переоденься, а потом спустишься сюда, и пообедаем вместе.

Ки завороженно следила за тем, как, говоря, он откусывал мелкими ровными зубами от полоски сыра, взятого с блюдечка на столе. Горячая ванна!.. Какое искушение. Ки выспалась, но усталость еще не до конца покинула ее тело. Горячая вода поистине исцелила бы и утешила все ее синяки и перетруженные мышцы. Да уж, после всех трудов и неприятностей нескольких минувших дней (сколько времени на самом деле минуло? неужели всего лишь несколько дней?..) она более чем заслужила немного блаженства…

– Я бы с радостью, Дреш, но у меня назначена встреча, – запоздало спохватилась она. – Я должна кое с кем свидеться. В Обманной Гавани. Завтра или послезавтра…

– А пускай он подождет, – предложил Дреш. – Тем более что ты и так уже опоздала. Что? Ты действительно не представляешь, сколько времени заняла наша маленькая прогулка?.. Я полагаю, твой Вандиен не далее как сегодня вечером будет бродить по уши в воде, разыскивая свой сундук. У меня, откровенно говоря, нет ни малейшей надежды, что у него хоть что-то получится. Когда-то это было даже забавно… впрочем, как знать, вдруг…

Ки привстала с подушек. Ее замутило от страха.

– Каким образом ты замешан во всем этом деле с Вандиеном и Обманной Гаванью?..

– Я? – Дреш самодовольно заулыбался. – Ну как же, а кто, по-твоему, ненавязчиво направил к нему Зролан? Кто, кроме старины Дреша, мог шепнуть ей на ушко, на какую приманку он скорее всего клюнет? Да мне было один раз на него посмотреть, чтобы понять: этот парень все на свете отдаст, только чтобы избавиться от уродливого шрама на роже. То есть ясно, как дважды два, но сама она нипочем бы не догадалась… – Ки молчала, глядя на него во все глаза, и Дреш усмехнулся, очень довольный, что сумел потрясти ее до глубины души. – Ага, вижу, что и ты нипочем бы не догадалась. Боги, что за слепота!.. Ну неужели ни разу не видела, как он сидит, держа руку вот так?..

И Дреш принял позу, которую Ки мгновенно узнала. Вандиен часто сидел именно так, уткнув большой палец в угол челюсти, а указательный вытянув вдоль носа до середины лба и держа сомкнутый кулак возле рта. Так он сидел, когда приходилось напряженно размышлять или просто наваливалась усталость; другие люди в подобных случаях подпирали подбородок кулаками. Ки как-то не приходило в голову, что его рука при этом еще и закрывала большую часть шрама. Теперь она поняла все. И не смогла вынести хитрой улыбочки, с которой Дреш дразнил ее этим жестом.

– Прекрати! – зарычала она.

Дреш откинулся на подушки и захохотал:

– Лично мне все было до боли в глазах ясно с первого же взгляда. Я засек его тотчас, как только он явился в Дайял, и сразу понял, что скоро подоспеешь и ты. Я ведь, как бы это выразиться, до некоторой степени споспешествовал твоему появлению в этом городе. Ты спросишь, зачем? Видишь ли, некий друг рекомендовал тебя мне, отзываясь в превосходных степенях о твоем благоразумии. Он называл тебя истинным воплощением честности. Он упоминал о некоей запечатанной книге, которую ты доставила ему несколько лет назад при очень даже непростых обстоятельствах. Ну, а дальше все было просто. Кое-кто кое-кому был кое-что должен, и в результате возчица Ки отправилась в Дайял с грузом бобов. Оставалось только отделаться от Вандиена. Он, видишь ли, в Моем уравнении играл роль неизвестного фактора. Мог ли я с подобным смириться? Вдруг окажется вором или еще чем похуже. Вот я и придумал ему занятие на стороне, а заодно устроил так, чтобы тебя весьма заинтересовало непомерное вознаграждение за относительно нетрудную перевозку. Видишь ли, Ки, половина, если не больше, моего волшебного искусства состоит в том, чтобы направлять поступки людей в соответствии с моими потребностями и пожеланиями и чтобы они при этом всю дорогу верили, что сами делают выбор и сами принимают решения. Ну и, пока мы с тобой развлекались путешествиями по иным мирам, Вандиен направил свои стопы в Обманную Гавань, влекомый трепетной надеждой избавиться от рубца. Не сомневаюсь, что он из шкуры выскочит, раскапывая таинственный сундук. Но нам-то с тобой что до него? Давай… Ки! Ки, постой!

Ибо Ки рывком вскочила на ноги. Слезы жгли ей глаза, сердце колотилось о ребра. Отчаяние, стиснувшее сердце, отзывалось физической болью в груди. Так вот, значит, о чем он никак не хотел ей рассказывать там, в Дайяле. Вот что влекло его сильнее всяких наград. Вот что подвигло его договариваться о ее упряжке, попирая тем самым тщательно обозначенные границы их взаимной независимости в дружбе. Ки внезапно прониклась глубочайшим отвращением к себе самой за то, что вообще выдумала эти границы, все эти строго расписанные «твое» и «мое». Он ведь и шрам-то свой получил, заслоняя ее от когтей гарпии. Он небось не задумался, имеет ли он право вторгаться в ее жизнь, не стал прикидывать, стоит ли ее жизнь его красоты. Он отдал все, спасая чужого, в общем-то, человека. А когда дающей стороной выпало быть ей…

Ки задохнулась. Не сказать ей ни слова!.. Это было солью на раны. Тысяча проклятий ему за те невысказанные слова, которые этот мерзавец спрятал за своей кривой ухмылкой. А ей – десять тысяч проклятий за то, что не сразу въехала, какими помоями поливает ее маленький засранец чародей. Она круто повернулась к Дрешу:

– У меня назначена встреча, волшебник. Мне пора!

Голос противно дрожал. Ки прокляла себя еще и за это.

– Пускай подождет, – повторил Дреш. – Мы с тобой еще полностью не разочлись.

– Плевать! – проворчала она. Припасы в фургоне были почти нетронуты, а о деньгах можно побеспокоиться позже.

– Вот уж нет. – Дреш по-прежнему улыбался. – Наряды могут подождать, обед тоже; даже ванна не к спеху. Но рассчитаться с тобой я хочу прямо теперь.

Дверь за спиной Ки затворилась неожиданно и бесшумно. И Ки, еще не коснувшись ее, поняла, что та не поддастся, сколько в нее ни ломись. Она яростно оглянулась на Дреша:

– Хватит с меня твоих колдовских штучек. Открой дверь!