Текст книги "Аманда исчезает"

Глава 3

До ухода с поисковой группой Молли хотела поговорить с пастором Летт, излить душу, успокоиться. Пастор Летт единственная в Бойдсе знала про Аманду, и Молли радовалась, что здесь есть кому довериться. Сейчас, проталкиваясь сквозь толпу, она видела, как пастор спешит к кладбищу, то и дело оглядываясь.

– Пастор Летт! – позвала Молли, чувствуя, как учащается пульс. – Пастор Летт, постойте! Мне надо с вами поговорить…

Пастор Летт исчезла. Молли добежала до поля и развела руками сухие стебли, гадая, почему кукурузу до сих пор не убрали, октябрь ведь на дворе. На полях вокруг Бойдса жатву обычно заканчивают к концу сентября.

– Пастор Летт! – крикнула Молли, но ответа не последовало.

Тишина – ни шороха, ни хруста листьев под торопливыми ногами. Лишь вдалеке, на лугу, гудела толпа.

Добровольцы рассредоточились по детскому парку. На площадке непривычно пустые качели и карусели, ни голосов малышни, ни смеха. Молли чувствовала себя как на минном поле и надеялась, что у нее хватит сил обуздать захлестывающие душу эмоции. Она стала думать о Селии Портер и содрогнулась, вспомнив, с каким лицом та объявила поисковой группе, что Трейси пропала исключительно по ее вине.

– Трейси хотелось еще раз сыграть в прятки. Это ее любимая игра. Я быстро нашла Эмму, подбежала к ней, и она засмеялась. С минуту мы с ней носились по лужайке, потом начали искать Трейси. Нашли ее в высокой траве, с той стороны корабля в парке. Трейси… она странно себя вела. Что-то было не так. – Селия вытерла нос рукавом. – Ну почему я не почувствовала неладное?! Видела ведь, что девочка подавлена, даже расстроена… Мне показалось, она ревнует из-за того, что я веселилась с Эммой.

– Так ты нашла ее? – озадаченно спросил кто-то из добровольцев. – Получается, Трейси пропала не в парке? Ты нашла ее целой и невредимой?

– Целой – да, – отозвалась Селия, – а вот насчет невредимой… Трейси просто…

– …до смерти испугалась, – перебил жену Марк Портер. – Перепуганной – вот какой она была. В высокой траве за кораблем что-то случилось, но что именно, ума не приложу.

Селия поникла. Мучается чувством вины, догадалась Молли.

– И Эмма, и я спрашивали ее, в чем дело, но Трейси так на нас посмотрела… Я и подумала, что…

Марк обнял жену, и она продолжила:

– В общем, я сказала Трейси, что нам пора, и повела девочек к машине, по дороге рассказывала, чем займемся вечером, спросила, кем Трейси с Эммой хотят нарядиться на Хэллоуин. Эммины волосы зацепились за крючок платья, и я стала их распутывать. Думаю, пару минут провозилась…

Марк еще крепче обнял жену.

«Похоже, он привык ее так поддерживать», – решила Молли.

– Когда вышли на стоянку, я хотела взять Трейси за руку, но доченька исчезла. Я подумала, она все дуется из-за Эммы, и пожалела, что проигнорировала ее расстроенный вид. Вдруг она еще сильнее обиделась? – Селия всхлипнула. – Я начала громко ее звать. «Трейси! Трейси!» – кричала я и искала ее всюду: и на горках, и под кораблем, и в обоих домиках для игр с другой стороны замка. Я впрямь думала, она где-то рядом и прячется от меня. – По щекам Селии потекли слезы. – Я звала, звала, звала ее… Неподалеку от места, где мы играли в прятки, на скамейке сидела женщина. Она сказала, что видела, как Трейси идет к зарослям, даже спросила ее, все ли нормально, а Трейси лишь кивнула. Как же я ничего не почувствовала?!

Селию точно силы оставили, и она сникла в объятиях мужа.

– Это я виновата! – Она обвела добровольцев умоляющим взглядом. – Я думала, Трейси прячется.

«Она не виновата! – кипела Молли. – Ни в чем она не виновата! Виноват мерзкий урод-похититель!»

Она напряженно смотрела на тропинку, выискивала хоть слабый след маленьких ножек. Нет, так не пойдет, нужно подавить тревогу, сейчас не время для давних кошмаров. Молли закрыла глаза и, поглубже вдохнув, запустила «программу самоспасения» – напомнила себе, что одолела стресс. Потом украдкой оглядела встревоженные лица участников поисковой группы. Вдруг один из них – похититель, пришел якобы помочь, а сам подслушивает, не обнаружились ли какие улики? Некоторые из добровольцев прихватили палки и теперь тыкали ими в траву. Молли догадалась, что они, возможно, ищут тело. И тут же прошлое вырвалось из-под контроля. Молли мысленно обратилась к себе и повторила мантру: в гибели Аманды она не виновата. Мысли плавно потекли к Трейси: «Она не погибла. Я видела ее живой!»

Время от времени люди принимались выкрикивать имя Трейси, и каждый раз вся группа на миг прекращала поиски и с надеждой замирала.

Отдельные участки поля полицейские огородили желтой лентой. О находках ничего не сообщали, но раз добровольцам позволено топтать все вокруг, значит, никаких зацепок не появилось.

Молли дошла до края поля, дальше – лес: деревья с узловатыми ветвями и колючие заросли.

В свежем осеннем воздухе звенели голоса, под ногами шуршали листья. Робкий шаг, второй, третий – с яркого солнца Молли нырнула в густую тень деревьев.

Лес будто манил ее, и она сделала еще один шаг. По коже побежал озноб, в груди раздулся шар и больно давил изнутри. Сердце неслось галопом, теплый воздух сбивался в горле. Молли понимала: все это – часть Картины. Отступать нельзя, возможно, Картина позволит найти Трейси. Чем дальше в лес, тем сильнее пахло холодной землей, потянуло ветерком от ручья, не ведающего солнца. Почувствовав слабость, Молли села на корточки, низко опустила голову и прижала локти к коленям.

«Ну же, давай! Либо прояснись, либо оставь меня в покое! – сказала Молли проклятой Картине. – Либо покажи все, либо катись к черту». Ну почему видения такие непонятные? Молли велела себе собраться и не пропускать знаки, на которые восемь лет назад, на свою беду, не обратила внимания.

Послышался неясный звук, и она резко вскинула голову. Вдали мелькнула Ханна. Вот Ханна нагнулась – медленно, в простом движении угадывался возраст – и начала… неужели сгребать опавшие листья? Потом выпрямилась, украдкой посмотрела по сторонам и сделала несколько шагов вперед, уворачиваясь от веток с ловкостью, какая приходит лишь с опытом. Снова остановилась и потыкала землю длинным прутом.

Ханну догнал кто-то из добровольцев, тронул за плечо. Она испуганно дернулась, уронила прут и шагнула в сторону, словно желая загородить место, в которое тыкала палкой. После короткого разговора мужчина подобрал прут, и они вместе двинулись обратно к парку.

– Уже возвращаетесь? – окликнула их Молли.

– Кое-что лучше не трогать, – ответила Ханна.

Обескураженная словами Ханны, Молли встала, готовясь к новому всплеску внутреннего напряжения, и решительно двинулась вперед. Однако напряжение почти исчезло, осталось лишь легкое замешательство. Молли углублялась в лес – хрустели под ногами ветки, колючий кустарник цеплялся за одежду. Молли споткнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за деревце. Ладонь обожгла резкая боль. Черт! Молли шумно втянула воздух и осмотрела рану – глубокий порез набухал кровью. Порез формой напоминал букву Т.

Пастор Летт шла по заросшей сорняками подъездной аллее к старому дому Перкинсонов и бормотала себе под нос: «Надеюсь, ты на месте. Господи, пусть на сей раз все обойдется!» Смеркалось, по серому небу плыли тучи, холодный воздух сек щеки. Аллею вспороли две колеи, казавшиеся бесконечными. По обе стороны росла высокая, по пояс, трава. Пастор Летт брела, опустив голову, но бдительности не теряла, то и дело проверяя, что она одна. Выбившиеся из-под вязаной шапочки волосы темной подковой накрыли плечи, левая рука сжимала в кармане пакетик семечек. «Поиски, наверное, еще продолжаются». Пастор Летт старалась не обращать внимания на пылающие со стыда щеки, но полностью подавить чувство вины, которое вспыхивало при мысли о Молли, не удавалось. Пастор слышала, как Молли ее зовет, видела, как та бежит за ней, но останавливаться не стала: с Молли Таннер парой слов не ограничишься, а сейчас у нее нет времени на долгие беседы. «Что могу, то и делаю», – резонно напомнила себе пастор.

Дом Перкинсонов построили стратегически грамотно, на вершине лесистого холма, и умело спрятали за огромными дубами и вязами. С шоссе просматривалась только одна башенка, и то лишь зимой, если стоять в нужной точке. Двор полого спускался к заливу Десять Миль, который после возведения дамбы превратился в искусственное водохранилище: плотина затопила долину вместе с несколькими домами. Мало кто из местных знал, что дом Перкинсонов существует, а еще меньше – что двадцать семь лет назад Чет Перкинсон, единственный член семьи, которого не сгубило царившее над домом проклятье, перепоручил особняк заботам пастора Летт.

Когда подъездная аллея свернула к железной дороге и на миг стала видна с шоссе, пастор Летт отступила под тень деревьев. Как всегда во время ночных вылазок, она чувствовала досаду и усталость.

К викторианскому дому пастор подбиралась с опаской – вдруг там бродяги или любопытные подростки? – и выжидала на поляне, пока не убедилась, что поблизости никого нет. Бесшумно выступив из-за деревьев на усыпанную палой листвой лужайку, она внимательно оглядела болтающиеся ставни, ветхую обшивку, выбитое окно второго этажа, заговорщицки подмигивающее в лучах заката.

Пастор зашагала к каменным, обвитым плющом ступенькам крыльца, тяжело вздыхая при мысли о том, что ее ждет в доме. Ступеньки отчаянно молили о ремонте, о перилах напоминала лишь балясина. Рядом с вековыми деревьями, вплотную подступающими к стенам, пастор чувствовала себя карлицей. Она обогнула дом и быстро зашагала к двери черного хода. В воздухе сильно пахло прелыми листьями. Смахнув их с порога, пастор услышала треск сухих веток, склонила голову набок и вся обратилась в слух. Белки!

У знакомой деревянной двери пастор Летт, в тяжелой теплой куртке обливаясь потом, опустилась на колени. Последний взгляд по сторонам. Сняв ключ с шеи, она отомкнула цепь, соединяющую створки.

В лицо ударил холодный сырой воздух, запахло плесенью. Узкая каменная лестница вела в темный подвал. «Все на месте», – с удовлетворением отметила она, даже не включив свет. Грязные стены подземной комнатушки заставили снова поежиться от чувства вины. «Прости меня, Господи!» – беззвучно взмолилась пастор.

Мало-помалу она привыкла к мраку. В глубине подвала стоял дешевый металлический стеллаж. Пастор вытащила его на середину тесной каморки под грохот инструментов и старых консервных банок. Лаз в земляной стене загораживал кусок покоробившейся фанеры. Пастор Летт отодвинула фанеру к стеллажу, чувствуя себя в пятьдесят семь лет древней старухой. Она отчаянно боялась дня, когда не сможет самостоятельно отодвинуть тяжелую сырую фанеру.

Усталое тело просило покоя, но пастор Летт опустилась на колени и через лаз медленно переползла в соседнюю каморку, где можно было снова распрямиться в полный рост.

На старом приставном столике стояла лампа на батарейках, на полу – оплывшая свеча. В нише у земляной стены лежал матрас, кое-как прикрытый коричневым одеялом. Тут же примостился древний грязный диванчик. Было тихо. Пожалуй, слишком тихо – пастор Летт слышала, как колотится ее сердце.

– Солнышко, ты здесь? – негромко позвала она, глянув на еще один черный лаз в стене за диваном.

Вне себя от тревоги пастор Летт вернулась в первую каморку, поставила на место фанеру и стеллаж, торопливо разложила по полкам консервные банки и инструменты. Вышла из подвала, навесила цепь, закрыла замок и нервно зашагала по заднему двору. В окне второго этажа мелькнула тень. Бормоча себе под нос, пастор снова нащупала ключи, открыла тяжелую дверь, которая вела от заднего крыльца в буфетную. «Вот ты где!» – подумала она.

* * *

– О черт! – Молли подняла кастрюлю с горячими спагетти и скривилась от боли в руке.

Ее мучения увидел заглянувший на кухню муж:

– Дай помогу! Что с рукой?

Молли уселась на белый кухонный стул и прижала руку к бедру.

– Ты, что, пейджер потерял? – раздраженно спросила она. – После обеда я миллион сообщений тебе скинула.

– Нет, не потерял. Просто замотался с пациентами и процедурами, отключил его, а потом, наверное, забыл включить. – Коул поставил кастрюлю на плиту и опустился на колени перед Молли. – Прости, детка! – Он поцеловал ее забинтованную ладонь. – Я посмотрю руку, ладно?

Он размотал повязку.

– Как наши песики?

Молли и думать забыла про утренний побег Стелса и Триггера.

– Опять через забор перескочили, чуть позднее найду их. – Молли пожала плечами, откинулась на спинку стула и, глядя на темную макушку Коула, постепенно успокоилась. – День получился ужасный, – вздохнула она. – А если не ужасный, то страшный и непонятный. Читал сегодняшние газеты? Ну, про девочку, которая исчезла из парка?

Коул смерил жену обеспокоенным взглядом.

– Нет, сегодня утром не было времени. Я же и так на работу опоздал. – Явно встревоженный, Коул крутил в руках повязку. – А что с девочкой?

Молли рассказала об исчезновении Трейси.

– Сегодня я познакомилась с ее родителями и участвовала в поисках. Тогда руку и поранила.

– Ясно, – вздохнул Коул, разглядывая рану. – Пара стежков точно не помешает.

Молли вырвала руку:

– Не надо мне никаких стежков. Обойдусь! – Игл она боялась панически, причем не только когда речь шла о ней самой. – Помнишь, как Эрик разбил голову о разделочный стол и ты накладывал ему швы? При виде иглы я чуть сознания не лишилась!

Молли тогда ждала в коридоре и до сих пор не простила себе, что не поддержала сына. Слабостью она упивалась и целых два года после гибели Аманды.

– Милая, да ты на порез взгляни! Где тебя так угораздило?

Коул встал. Правая рука на поясе, левая ерошит волосы – знакомая нервная поза, от которой сердце Молли млело уже двадцать один год.

– Споткнулась, – тихо ответила она, натянув повязку на ладонь, и прильнула к мужу.

Аромат лосьона после бритья растворился в хорошо знакомом, родном запахе силы, запахе мужчины после долгого рабочего дня. «Обожаю твой запах», – подумала Молли. Некогда узкая грудь стала широкой, некогда худые, а теперь мускулистые руки крепко ее обнимали. Пусть последние часы окажутся дурным сном! Пусть она сейчас проснется и поймет, что все это только наваждение!

– Милая, ты как?

Молли отстранилась и заглянула ему в глаза. В них светились тревога и участие, вынести которые она не смогла: по щекам тотчас потекли слезы.

– Ох, Молли! – Коул снова притянул жену к себе и погладил по голове. – Это не Аманда, детка. Не бойся, никто тебя не обидит.

– Я словно попала в свой самый кошмарный кошмар, – пожаловалась Молли, хотя по правде самым кошмарным кошмаром было бы исчезновение Эрика. Молли благодарила Всевышнего, что Трейси не ее дочь, только разве такая мысль не греховна? Разве можно утешаться тем, что боль чужая, а не твоя?

Коул ненавязчиво напомнил Молли о «программе самоспасения» и о том, что похищенный ребенок не Аманда.

– Молли, по-моему, тебе не стоит участвовать в поисках. Полиции ведь неизвестно, кто похититель – серийный убийца, насильник или кто-то пострашнее.

Молли знала, что́ Коул имеет в виду, но, щадя ее чувства, не озвучивает: в поисках не стоит участвовать, потому что она не в состоянии контролировать свои эмоции. Молли отвернулась.

Коул попытался разрядить обстановку – пошутил, что, даже отправив сына в колледж, она не перестала быть бешеной мамочкой.

– Надо же было позвонить взрослому парню среди ночи, потому что увидела его в плохом сне! – Коул чмокнул Молли в щеку и пошел в гостиную.

Молли смотрела мужу вслед, раздраженная, что он не понимает, почему ее так тревожит исчезновение Трейси. Потом сделала глубокий вдох – что толку злиться? – и поспешила в кабинет, чтобы с адреса члена общественного комитета разослать е-мейлы жителям Бойдса и рассказать о поисках Трейси. Почему она раньше про электронную почту не вспомнила? В папке «Входящие» уже ждали три письма об исчезновении девочки.

Через пять минут Молли разложила спагетти по тарелкам, вошла в гостиную и легонько провела рукой по плечам Коула.

– Ужин готов.

От каждого его прикосновения по телу Молли бежали мурашки, напоминавшие, как накануне объятия Коула заставили ее забыть обо всем. После отъезда Эрика они заново открывали свою чувственность и вели себя как изголодавшиеся по любви подростки.

Устроившись за кухонным столом, Коул взял вилку и взглянул на Молли:

– Ты ведь не желаешь зашивать рану? В чем еще дело?

Молли криво улыбнулась и наклонила голову:

– Что ты имеешь в виду?

– По-моему, тут что-то еще… – Коул замялся, приглаживая волосы. Взволнованная Молли ждала, заранее зная, что услышит. – Вернее, кто-то. Аманда, так?

Молли накрутила спагетти на вилку и уставилась на томатный соус. Увидев ее встревоженной, испуганной или неуверенной, Коул тотчас вспоминал Аманду. Как ни тяжело было слышать его упреки, Молли знала: правду говорить нельзя. И чувство вины кислотой разъедало ее.

– Странное ощущение, только и всего.

Молли не могла рассказать ни о том, что почувствовала в лесу, ни о видениях во время пробежки. До конца в ее видения Коул не верил, и Молли опасалась его скоропалительного диагноза, как случилось, когда он услышал про видения об Аманде. Коул – терапевт, верит фактам и анализам, а не паранормальному.

– И больше ничего? – допытывался Коул.

– Ничего, – соврала Молли, подавив желание излить душу. Жаль, что нужно таиться и держать многое в тайне. – Я Эрику позвоню, – неожиданно объявила она, поставила полную тарелку на разделочный стол и сбежала с кухни, пока не открылась правда.

– Да, конечно, позвони.

Молли услышала, как звякнула о тарелку вилка и зашелестела газета.

Желание позвонить Эрику неожиданно сменилось досадой. Коул прав: она может не совладать с эмоциями. Услужливая память воскресила поиски Трейси. Как странно вела себя Ханна! Что она там прятала? Почему так спешно сбежала? Молли раздвинула шторы и выглянула на улицу, озаренную последними лучами заката. Всматриваясь в бескрайние леса за их двором, она поняла, что побег Стелса и Триггера – отличный предлог выбраться из дома и прояснить ситуацию.

Молли схватила фонарик, блокнот, сунула в холщовый рюкзак. «Ради Аманды стараюсь», – подумала она, закинула рюкзак за плечо и бесшумно спустилась по лестнице. В гостиной работал телевизор. Молли обошла ее стороной и взяла ключи от машины со столика в передней.

– Милый! – позвала она. – Пойду искать Стелса и Триггера!

Вовремя вспомнив про поводки, Молли сдернула их с крючка и вышла за дверь.

Хлопнула входная дверь, и Коул задумался, что же утаила от него жена. Вспомнилось утро восьмилетней давности, страшное утро двенадцатого октября.

Той ночью Молли спала беспокойно, а проснувшись, дрожала от страха. Ей приснилась малышка, которую пару дней назад она видела на стоянке «Волмарта». Во сне Молли та девочка плакала и кричала от ужаса. Коул заверил, что это фокусы разыгравшегося подсознания, и уехал на работу. Следующей ночью Молли снова металась во сне, а проснулась в слезах. Она смотрела прямо перед собой и, словно в трансе, рассказала продолжение кошмара – про резкую боль, пронзившую тело девочки, мерзкий запах перегара, пот, капающий с тела мужчины, который слез с истерзанного ребенка. Сверкнуло лезвие ножа – насильник вонзил его в грудь девочки. Коул снова подобрал разумное объяснение: Молли видела неприятную сцену между отцом и дочерью, а ее подсознание придумало продолжение.

Коул тогда занялся обычными делами, а Молли разозлилась и с обидой заявила, что он не слушает, не верит и просто отмахивается от ее слов. Часа через два Коул раскрыл газету и увидел заголовок: «Найдено тело Аманды Кертис». Сколько лет Молли твердила о своем шестом чувстве, но лишь в то утро Коул всерьез задумался, что, возможно, у жены и вправду есть дар, экстрасенсорные способности, постичь которые он не в силах.

Коул встряхнулся, отгоняя тяжелые воспоминания. Не желает он тревожить прошлое, едва не разрушившее его семью, и ломать голову, почему порез на ладони жены имеет форму буквы Т, он тоже не станет.

Глава 4

Холодный воздух отдавал плесенью. Перепуганная Трейси сидела на большом валуне. Дыхание сбилось, одежда порвалась. Стараясь не шуметь, девочка разглядывала высокую женщину в другом конце пещеры. Ужас не ослабевал, а вместе с ним и дрожь. «Пусть папа меня найдет! Вдруг он рассердился и не хочет меня искать?» Глаза девочки заволокло слезами.

Женщина улыбнулась, и Трейси задрожала сильнее, потом замерла, глаза стали огромными. Похитительница подошла к ней все с той же ласковой улыбкой. Шаги у нее широкие, длинные руки наготове.

Трейси свернулась в клубок, изо всех сил прижавшись к валуну. Куда спрятаться, куда бежать? Свечное пламя выхватывало из темноты пещеры лишь столик и грязный матрас, на котором Трейси спала накануне. На земляном полу плясали тени. Сердечко Трейси зашлось от страха: женщина потянулась к ее руке.

– Пора молиться, Трейси, – вкрадчиво проговорила женщина. – Порадуй Мамочку, надень одежду для молитвы. – Низкий голос женщины стал хриплым.

Едва грубая мозолистая рука коснулась пальчиков Трейси, девочка соскочила с валуна, заплакала и попыталась вырвать ладошку.

– Тише, тише, плакать бесполезно, никто за тобой не придет. Трейси, тебя же никто не слышит! – Во вкрадчивом голосе зазвенел лед. – Надень платье, живо! – Ласковая улыбка превратилась в злую усмешку.

Трейси медленно подняла тонкую трясущуюся руку, взяла платье, прижала к груди. Глядя себе под ноги – куда угодно, только не в пронзительные глаза похитительницы! – девочка пятилась в угол каморки-погреба. Ты не моя мамочка, я хочу домой!

Трейси повернулась лицом к земляной стене, но дрожь не проходила, ведь глаза женщины буравили ей затылок.

Похитительница взяла с полки фотографию, вгляделась в нее и зашептала:

– Мама, я спасла ее, спасла!

Трейси проворно скинула рваную одежду. Грязные трусики прилипли к попе. Запахло мочой, но девочка постаралась об этом не думать и через голову натянула жесткое от грязи платье. Завоняло гнилью. Трейси сморщила нос и задышала через рот. Пищевод сжимался, еще немного – и ее вырвет. Зубы застучали, несчастная малышка содрогнулась всем телом. Ненавижу это место! Хочу домой!

– Вот умница! – заворковала женщина, ее улыбка снова стала доброй и ласковой. Только Трейси уже не проведешь: добрые люди не забирают детей у родителей. – Хочешь, помогу? – не унималась женщина.

Глаза Трейси расширились от ужаса, и она замотала головой.

Мамочка приблизилась – Трейси машинально прижала руки к груди и отшатнулась.

Нет, нет, не трогай меня!

Женщина схватила Трейси за плечо, развернула лицом к стене и застегнула молнию на ее платье.

От прикосновения холодных грубых пальцев хотелось кричать, но Трейси прикусила губу. Кричать нельзя – накажут. Трейси уже отбывала повинность в странном месте и боялась, что больше не выдержит. Нужно закрыть глаза и подумать о хорошем. Трейси казалось, что сердечко бьется не в груди, а в горле.

Женщина повернула Трейси к себе, и девочка с шумом втянула воздух. Во рту появился вкус желчи. Трейси судорожно сглотнула и сдавленно мяукнула. Как ни храбрилась девочка, нижняя губа ее подвела – оттопырилась, и Трейси зарыдала. Не плачь, не плачь! – билось у нее в голове. – А то будет как вчера! «Плаксы никому не нужны!» – объявила тогда похитительница и потащила ее в страшное место.

Женщина заглянула в мокрые глаза Трейси.

– Плакать скоро расхочется, – пообещала она, и сильные руки толкнули Трейси во мрак бесконечных туннелей. – Ну, порадуй Мамочку, успокойся!

«Ты не моя мамочка! Я тебя ненавижу! – думала Трейси, но держала свои мысли при себе. – Пожалуйста, не обижай меня!» Она старательно вытирала слезы, но страх был слишком велик. Если бы она не боялась, что женщина снова толкнет ее в темноту, то вообще не смогла бы идти. Жуткий туннель все тянулся и тянулся. «Пусть папа с мамой меня найдут!» – прошептала Трейси. Как же она жалела, что купилась на Мамочкино вранье про чудесный дом: «Девочки играют там с утра до вечера, и там все-все можно!» Другую Мамочкину ложь Трейси возненавидела всем сердцем, как только услышала, – что мама любит только Эмму, а от нее, Трейси, рада избавиться. Врунья! Мама меня любит! Злость захлестнула Трейси, чуточку потеснив страх.

Девочка машинально коснулась впадинки между ключицами – там прежде висело сердечко на цепочке, подарок миссис Тейт, ее первой учительницы. Слезы снова поползли по грязным щекам. Трейси вспомнила, как играла в прятки с мамой и сестренкой Эммой, притаилась в траве и вдруг почувствовала рядом большое тело Мамочки. Трейси до сих пор ощущала ее прикосновение, видела счастливую улыбку, с какой Мамочка разглядывала ее кулончик. Мамочка словно приз выиграла! Она пообещала вернуть Трейси цепочку и дать померить волшебное кольцо с бриллиантом. Сейчас Мамочка уводила ее в глубь темного коридора, и Трейси ругала себя за то, что не слушала родителей, они ведь запретили ей разговаривать с чужими. Но ведь Мамочка не чужая. Трейси много раз играла с ней в парке, пока мама возилась с Эммой.