Текст книги "Пропавшая рукопись"

Вот спасибо! Аш наградила своего полкового священника взглядом, полным горькой иронии. Годфри сделал вид, что не заметил.

– Но ведь это мой единственный сын… – Констанца снова прижала кончики пальцев к губам. – Да, отец, простите, я… до свадьбы меньше двух недель… и ее происхождение… отсутствие семьи…

Она промокнула один глаз уголком вуали. Жест был хорошо отрепетирован, но потом она вдруг взглянула на Аш, сражавшуюся со своим чепцом, и ее лицо смягчилось. Констанца улыбнулась от души:

– Это случилось неожиданно для всех, но я думаю, мы справимся. А ведь вы, милая, очень хороши собой. Дайте мне только приодеть вас и чуточку заштукатурить ваши шрамы свинцовыми белилами! Я уж постараюсь, чтобы вы предстали перед двором как гордость семьи дель Гизов, а не ее позор. – Констанца озабоченно наморщила лоб. – Особенно если из Бургундии явится тетушка Жанна, а это вполне возможно. Война ее не остановит. Родственники Фернандо со стороны отца уверены, что имеют право являться при каждом случае и критиковать мои распоряжения. Вы познакомитесь с ними попозже.

– Не хочу! – Аш замотала головой. – Я возвращаюсь в Нейс. Сегодня же.

– Ни в коем случае! Не раньше, чем платье и все прочее будет готово к венчанию.

– Ну смотрите… – Аш пошире расставила ноги под пышными юбками и уперла руки в боки. Узкие нижние рукава угрожающе затрещали по швам на плечах.

Наметочные нити лопнули.

Голубой бархат выскользнул из-под свободного пояса и обвис вокруг талии. Золотой поясок перекосился. Рогатый колпак с пышными валиками надо лбом и на висках съехал на сторону.

Аш шумно сдунула облачко вуали, порхнувшее ей на глаза.

– Дитя… – голос Констанцы дрогнул. – Ты похожа на мешок зерна, перетянутый веревочкой.

– Ну так позвольте мне ходить в камзоле и штанах!

– Нельзя же венчаться в мужской одежде!

Аш не сдержала озорной ухмылки:

– Скажите это Фернандо. Я не стану возражать, если он наденет юбку!

Годфри Максимиллиан, сложив руки на животе, оглядел своего капитана и, весьма неосмотрительно, высказал вслух свои мысли.

– Я и не замечал! В платье ты совсем маленькая!

– Зато на поле боя высокая, чтоб тебе пусто было! Ладно, хватит. – Аш, гримасничая, оттого что шпильки выдирали волосы, сорвала с головы чепец вместе с вуалью.

– Вы не можете уехать так сразу! – взмолилась Констанца дель Гиз.

– А вот увидите, – Аш прошагала через комнату, волоча за собой все юбки, подобрала с полу мокрый плащ Годфри и накинула на плечи. – Уходим. Годфри, ты привел вторую лошадь?

– Нет. Только свою кобылу.

– Паршиво. Поедешь у меня за спиной. Леди Констанца, мне очень жаль… правда, – Аш помедлила и послала маленькой женщине ободряющую улыбку, с удивлением обнаружив, что искренне сочувствует ей. – Правда, мне надо повидать своих людей. Я вернусь. Мне придется вернуться! Раз уж император Фридрих сделал мне такой подарок, я не могу не выйти замуж за вашего Фернандо!

У ворот Кельна возник спор: дама, без головного убора, в сопровождении священника?! Аш осчастливила стражников парой монет и парой слов, понятных каждому солдату, после чего их быстренько выпроводили за ворота, приняв, к некоторому ее смущению, за шлюху с сутенером.

– Ты не хочешь сказать мне, что тебя тревожит? – через плечо спросила она у Годфри часом позже.

– Нет. Без крайней необходимости не хочу.

От дождя дорогу так развезло, что путь до Нейса занял два дня вместо одного. Аш медленно закипала. Лошадь спотыкалась в глубоких колеях, полных жидкой грязи, пока она не сдалась и не купила еще одну конягу на ферме, где они с Годфри провели ночь. На другой день они ехали сквозь пелену дождя, пока ветер не донес знакомую вонь военного лагеря.

– Почему это, – рассеянно спросила внезапно помрачневшая Аш, – я знаю сто тридцать семь названий разных конских хворей? Давно пора придумать что-нибудь понадежнее. Шевелись, скотина!

Годфри натянул поводья, поджидая ее.

– Как тебе понравилась жизнь на женской половине замка?

– Полутора дней хватит на всю жизнь. – Гнедой мерин снова замедлил шаг, воспользовавшись рассеянностью всадницы. Аш почувствовала ветерок и устремила взор на север, где в облаках мелькнул клочок голубого неба. – Я привыкла, что, когда вхожу в помещение, на меня смотрят. Нет, не то… В покоях мадам Констанцы на меня тоже смотрели, только по другой причине! – Ее глаза задорно блеснули. – Я привыкла командовать, Годфри. В лагере на меня как смотрят: «Аш, что делать дальше?» А в Кельне как? «Что это за противоестественное чудище?»

– Ты всегда была своевольным поросенком, – заметил Годфри. – И, если подумать, никогда не была слишком естественна.

– Потому-то ты, должно быть, и вытащил меня от монахинь?

Годфри огладил бороду и подмигнул ей:

– Я люблю странных женщин.

– И это говорит целомудренный священник!

– Если твоему отряду нужны чудеса и милость Божья, лучше молись, чтобы я и дальше оставался целомудренным.

– Чудеса мне сейчас нужны как никогда! До Кельна я все думала, что император пошутить изволил. – Аш воткнула пятки в бока мерина, напоминая, что хоть ковыляя, но двигаться все же надо. Дождь почти прошел.

– Аш… ты в самом деле готова пойти на это?

– Еще бы! Констанца носит на себе жалованье отряда за две кампании!

– А если отряд будет недоволен?

– Если они чем и будут недовольны, так это что я не дала им в последней переделке взять пленников, за которых могли заплатить выкуп. Готова поспорить, они будут собачиться на меня целый месяц. Зато когда я скажу, что выхожу замуж за денежный мешок, меня на руках будут носить. У нас ведь теперь будут свои земли! Если кто и недоволен, так только ты, Годфри, и не хочешь сказать мне, в чем дело.

Они развернулись друг к другу, меряясь взглядами: удивительная властность юной женщины и сдержанная тревога священника.

Он повторил:

– Только если это станет совершенно необходимо.

– Годфри, иногда ты настоящая богоданная заноза в заднице! – Аш откинула мокрый капюшон. – Ну ладно, давай проверим, удастся ли собрать всех командиров копий в одном месте в одно время.

Перед ними уже маячила юго-восточная стена временного лагеря императора, составленная из иноземных фургонов на огромных колесах, стянутых для надежности цепями. Вода стекала с крыши по кованым пластинам, укрепленным на бортах и уже покрытых красноватым налетом ржавчины. note 15Note15
  Эти невероятные средства передвижения напоминают «боевые телеги» на конной тяге, которые использовали гуситы в 1420-х годах, то есть за пятьдесят лет до описываемого времени. В восточной Европе их, по-видимому, использовали как подвижные платформы для орудий. Однако описанные дель Гизом фургоны с «железными бортами» просто невозможны: чтобы сдвинуть их с места, потребовалось бы слишком много «лошадиных сил».


[Закрыть]

За стенами железнобоких телег сверкала радуга геральдических знамен и мокрых штандартов. Полотняные конусы полосатых шатров обвисли вокруг центральных столбов: мокрые веревки всегда растягиваются. Когда они подъехали к воротам, в лицо Аш хлестнул короткий ливень. Прошло добрых пять минут, прежде чем съежившиеся под плащами стражники заметили прибывших.

Эвен Хью, проскользнувший в ворота вслед за ними с куренком под мышкой, застыл на месте, обалдело уставившись на Аш:

– Капитан! Привет, капитан… милое платьице!

Аш проехала мимо линии телег и палаток, надменно глядя прямо перед собой. К ней подбежал Антонио Анжелотти; тонкие белые пальцы перемазаны толченой серой:

– Первый раз вижу тебя в платье, капитан. Тебе идет. Ты пропустила самое веселье! – Его безупречное лицо сияло, как личико ярмарочного ангелочка. – Герольды бургундцев у нас в лагере! Герольды императора в лагере бургундцев! Переговоры!

– Переговоры?

– Вот именно! Его императорское величество Фридрих предложил герцогу Карлу отступить на двадцать миль. Снять осаду. Тогда и мы в трехдневный срок отойдем на двадцать миль.

– Герцог, поди, до сих пор хохочет?

Светлые волосы Анжелотти рассыпались, когда пушкарь замотал головой:

– Говорят, он согласился. Это означает мир между императором и Бургундией!

– Вот дерьмо! – Тон этого замечания вполне соответствовал чувствам человека, который две минуты назад точно знал, что будут делать в ближайшие три месяца восемь сотен мужчин, женщин и болтающихся при них ребятишек, а теперь не знает и вынужден срочно что-то придумывать. – Милый Христос. Мир. А я-то рассчитывала все лето просидеть в осаде и на жалованье!

Анжелотти шагал рядом с мерином.

– Как теперь будет с твоим браком, мадонна? Может, император пошутил?

– Хрен тебе, пошутил!

Лагерь казался бесконечным. Только через десять минут они добрались до укрепления в форме буквы «А» и загона для коней в северо-западном углу. Пышные складки голубого бархата облепили ноги Аш, мокрая ткань потемнела, приняв оттенок царственно-синего. Плащ она так и не вернула Годфри. Влажная шерсть тяжело сползала с плеч, открывая мокрую сорочку.

Отряд отгородился от основного лагеря плетеной изгородью с неким подобием ворот. Это обстоятельство сильно раздражало императорского квартирмейстера, так что Аш пришлось честно объяснить ему: только благодаря этой преграде ее воинство еще не сперло все, что не прибито гвоздями. Знамя Синего Льва тяжело обвисло на древке.

Рыжий парень из копья Неда Астона, охранявший ворота, поднял взгляд и выдал свежую мысль:

– О… красивое платьице!

– Провались ты!..

Еще несколько минут – и она в штабной палатке. Ансельм, Анжелотти и Годфри здесь; Флориана нет; остальные офицеры также отсутствуют.

– Сплетничают по углам. Я оставил их за этим занятием, пока у тебя не найдется, что им сказать. – Роберт Ансельм выкручивал мокрый капюшон. – Скажи пока нам, глубоко ли мы влипли?

– Пока еще не влипли, все впереди!

Под полог нырнул Герен аб Морган, новичок в отряде. Командует лучниками. На широких плечах – круглая голова, поросшая щетиной цвета палой листвы. Белки глаз вечно пронизаны красными жилками. Когда он пригнулся у входа, Аш заметила, что шнуровка на задней части штанов распущена, и из-под скомканной рубахи виднеются волосатые ягодицы.

Вспомнив, что ее появление оказалось для всех неожиданностью, Аш тактично промолчала, ограничившись взглядом, который заставил Герена отвести глаза и уставиться на крышу палатки, внимательно разглядывая подвешенное к подпоркам оружие.

– Дневной рапорт! – сухо приказала Аш. Герен поскреб зад под бело-голубыми штанами.

– Парни два дня сидят в лагере из-за дождя. Чистят снаряжение. Джакобо Россано пытался переманить два наших фламандских копья, а они послали его куда следует. Ну ему не привыкать! Еще Анри де Тревиль у провоста, арестован за то, что напился пьян и пытался поджарить повара.

– Не поджечь кухонный фургон, – с сожалением уточнила Аш, – а именно поджарить повара?

– Поговаривают, что осажденных в Нейсе кормят лучше, чем нас, – заметил, входя, Флориан де Ласи. Высокие сапоги лекаря до колен были измазаны в грязи. – Ходят слухи, что по сравнению со стряпней Уота Родвэя, крыса – деликатес.

Анжелотти блеснул белоснежными зубами:

– Господь посылает нам пищу, а дьявол – английских поваров.

– Я по горло сыта миланскими поговорками! – Аш нацелилась дать ему затрещину, но пушкарь ловко уклонился. – Хорошо. Никому еще не удавалось перевербовать наших. Пока. Какие новости в лагере?

Подал голос Роберт Ансельм:

– Сигизмунд Тирольский уходит. Говорит, что Фридрих вообще не собирается воевать с Бургундией. Сигизмунд с герцогом Карлом на ножах с тех пор, как он проиграл битву при Херикуте. Его люди не поладили с лучниками Готфрида Инсбрукского. Оратио Фаринетти поссорился с Анри Жаке, после потасовки между их людьми лекарям осталось двое покойников.

– А я-то думала, мы воюем с врагом! – Аш театрально хлопнула себя по лбу. – Ах да, совсем забыла: нам ни к чему враги. Феодальное войско обходится без них. Спаси нас Христос от раздоров знати!

Стрела солнечного луча наискось пробила полог палатки. В отверстие под пологом Аш виден был лагерь, сверкающий алмазами дождевых капель. Она смотрела на красные бригандины и желто-голубые плащи солдат, выбиравшихся из палаток, чтобы раздуть костры, потереться у пивных бочек, высотой выше человеческого роста, и пошлепать засаленными картами о днища перевернутых барабанов.

– Ладно. Роберт, Герен, выводите парней, пусть командиры копий разобьют их на красные и голубые шарфы и устроят футбольный матч за тележной стеной.

– Футбол? Проклятая английская игра! – Флориан гневно сверкнул глазами на Аш. – После этой забавы у меня больше работы, чем после иной драки.

Аш кивнула:

– Кстати… Рикард! Рикард! Где этот мальчишка?

Ее паж ворвался в палатку. Четырнадцать лет, блестящие черные волосы и густые брови вразлет; уже знает, что хорош собой, и все меньше склонен скрывать это знание в своем гульфике.

– Сбегай к провостам и предупреди, что шум здесь – не мятеж, а игра.

– Да, миледи!

Роберт Ансельм поскреб бритую макушку:

– Это не займет их надолго, Аш. За последние два дня не было и часа, чтобы кто-нибудь из командиров копий не заглянул ко мне в палатку.

– Знаю. Когда они порастратят свой пыл, – продолжала Аш, – собери их. Я буду говорить со всеми, не только с командирами копий. Иди!

– Я надеюсь, ты приготовила убедительную речь!

– Положись на меня.

Ансельм вышел вместе с Гереном. В палатке остались только Аш, хирург, священник и паж.

– Рикард, по дороге найди Филиберта и пришли его одеть меня. – Аш посмотрела вслед старшему из своих пажей.

– Рикард уже слишком взрослый, рассеянно заметила она, обращаясь к де Ласи. – Пора произвести его в оруженосцы и найти нового десятилетнего пажа. – Ее глаза блеснули: – Тебе-то эта проблема незнакома, Флориан, а вот мне приходится держать пажами исключительно невинных младенцев, не то мигом начинаются бабьи сплетни: «Она на самом деле не командует, а просто обслуживает штабных офицеров, вот те и разрешают ей повыкобениваться в латах». Ад и преисподняя! – Она рассмеялась. – И все равно, Рикард слишком смазлив, чтобы я могла держать его при себе. Никогда не спи с подчиненными!

Флориан де Ласи привольно раскинулся в деревянном кресле и сардонически взглянул на нее:

– Храбрый капитан совращает невинного отрока! Только я не помню, когда тебе последний раз случалось валяться с кем-нибудь, а Рикард перепробовал половину лагерных шлюх и явился ко мне лечиться от мандавошек.

– Правда? – Аш пожала плечами. – Ну что ж. Я не могу перепихнуться ни с кем из отряда – сразу скажут, что развожу любимчиков. А для прочих – не баба.

Флориан поднялся и, держа в ладонях чашу вина, выглянул из палатки. Не так уж он и высок, в сущности. Просто сутулится, как мальчишка, который обогнал в росте своих сверстников и старается не выделяться из толпы.

– А теперь ты выходишь замуж…

– А-а! – досадливо вздохнула Аш. – Это ничего не изменит, кроме того, что мы будем получать доход с поместий. Фернандо дель Гиз может сидеть в своем замке, а я останусь в армии. Пусть найдет себе какую-нибудь куколку в рогатой шляпке – я с удовольствием закрою глаза.

Флориан скептически поднял бровь:

– Если ты так думаешь, ты не наблюдательна.

– Я знаю, у тебя были сложности…

– О! – лекарь передернул плечами. – Женщины часто забывают мужа, родив младенца. По крайней мере, она забыла меня не ради мужчины.

Аш отчаялась сама распустить шнуровку корсажа и повернулась спиной к Годфри. Пока толстые пальцы священника возились с завязками, она говорила:

– Прежде чем я отправлюсь говорить с ребятами… я обратила внимание на странное явление, Флориан. Куда это ты исчезаешь в последнее время? Обернешься – а тебя уже нет. Что у тебя с Фернандо дель Гизом?

– А, – Флориан, нервно бродивший по заваленной снаряжением палатке, остановился и холодно взглянул на Аш. – Он мой брат.

– Твой?.. – Аш запнулась.

Пальцы Годфри за ее спиной на мгновение застыли.

– Брат?

– На самом деле, сводный брат. У нас общий отец.

Аш почувствовала, что ткань, стягивавшая тело, ослабла. Она шевельнула плечами и скинула корсаж. Годфри занялся завязками на нижних юбках.

– У тебя брат из благородных?

– Мы все знаем, что Флориан – аристократ. – Отец Годфри помедлил. – Или нет? – Он обошел Аш, чтобы добраться до столика с вином. – Ну вот. Я думал, ты знаешь, Аш. Флориан, я всегда считал, что твоя семья принадлежит к Бургундии, а не к империи.

– Так и есть. Дижон – в Бургундии. Когда моя мать умерла в Дижоне, отец вступил в новый брак с дворянкой из Кельна. – Светловолосый лекарь изящно повел плечом. – Фернандо заметно моложе меня, но тем не менее он мой сводный брат.

– Зеленый Христос на Древе! – выговорила Аш. – Клянусь рогами Быка!

– Флориан – не единственный человек в отряде, скрывающий свое настоящее имя. Преступники, должники, беглые… кого только нет. – Видя, что Аш не собирается пить, Годфри сам осушил кубок и поморщился: – Опять поставщик нас надул. Аш, насколько я понимаю, Флориан не поддерживает связи с семьей, поскольку ни одна аристократическая семья не потерпит в своей среде хирурга-цирюльника. Я прав, Флориан?

Флориан усмехнулся. Он снова уселся в деревянное кресло, принадлежавшее Аш, и водрузил ноги в сапогах на стол.

– Ты бы видела свое лицо! Все верно! Любого из семьи дель Гиз, будь то бургундец или германец, хватил бы удар при известии, что я стал лекарем. По их мнению, смерть под забором менее позорна. Что касается моих коллег по профессии, они не одобряют моих методов исследования.

– Должно быть, в Падуе note 16Note16
  Итальянский город Падуя в то время являлся прославленным центром, привлекавшим студентов-медиков со всей Европы.


[Закрыть] пропало многовато трупов? – Аш уже опомнилась и овладела собой. – Ну дела! Сколько тебя знаю…

– Лет пять? – прикинул Флориан.

– И ты только теперь мне сказал?

– Думал, ты знаешь, – Флориан отвел взгляд, почесал колено под дырявой штаниной ногтями с черной полосой по краю. – Я думал, тебе все мои тайны известны.

Аш наконец избавилась от многочисленных юбок и перешагнула через вал скомканного шелка и парчи. Под тонкой полотняной сорочкой светилось розоватым сиянием ее тело и топорщились округлости грудей с темными пятнышками сосков.

Флориан, взглянув на нее, на мгновенье забылся.

– Вот это сиськи! Боже милосердный, женщина! Как ты умудряешься запихнуть это под нагрудник? Хотелось бы мне посмотреть…

Аш через голову стянула сорочку. Она стояла, обнаженная и самоуверенная, уперев один кулак в бедро, и улыбалась своему лекарю.

– Разумеется, твой интерес к этой части моего тела – чисто профессиональный!

Флориан расхохотался:

– Доверься своему доктору!

Годфри не смеялся. Он выглянул из палатки.

– Вот и юный Филиберт. Флориан, разве это не глупо? Ты мог бы… поговорить с братом. Это же идеальная возможность для воссоединения семьи.

Флориан очень серьезно отрезал:

– Нет.

– Ты мог бы примириться с родными. «Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте». note 17Note17
  К римлянам 12:14.


[Закрыть] А потом ты мог бы настоятельно посоветовать своему брату не жениться на Аш.

– Не мог бы. Я опознал его по цветам герба. Не виделся с ним с тех пор, когда он был ребенком, и не собираюсь что-нибудь менять.

Гроза висела в воздухе. Аш переводила взгляд с одного на другого, совсем забыв о своей наготе.

– Напрасно вы так настроены против этого брака, парни. Для отряда это новая жизнь. Мы превратимся в постоянное войско. У нас будет, где пересидеть зиму. И доходы!

Флориан не сводил взгляда с лица священника:

– Послушай ее, отец Годфри. Она права.

– Ей нельзя выходить за Фернандо дель Гиза! – голос священника взлетел на октаву вверх в последней попытке переубедить; он звучал, как голос молодого капеллана, которого Аш встретила в монастыре святой Херлены восемь лет назад. – Нельзя!

– Почему?

– Да, почему? – подхватила Аш. – Фили, иди подбери мне рубаху, камзол и штаны. Хорошо бы, зеленые с серебром. Так, Годфри, почему нет?

– Я все ждал, но ты не… ты не помнишь этого имени? Не помнишь лица? – Годфри был крупным и, помимо власти священника, обладал харизмой большого мощного тела, но сейчас в его движениях сквозила беспомощность. Он развернулся к Флорнану, ткнув пальцем в его тощую грудь. – Аш не может выйти замуж за твоего брата, потому что они уже встречались прежде!

– Не сомневаюсь, что наш доблестный предводитель ландскнехтов знавал множество высокородных идиотов, – Флориан выковыривал грязь из под ногтя. – Фернандо из них не первый, да и не из худших.

Годфри посторонился, пропуская пажа Филиберта. Аш натянула рубаху, присела на деревянный сундук и влезла в штаны и камзол, заранее скрепленные шнуровкой. И штаны, и камзол были из зеленой шерсти: камзол чуть светлее штанов, а шнуровка – с серебряными кисточками. Она подставила мальчугану руки, чтобы он натянул рукава и закрепил их на плечах такими же шнурками.

– Иди посмотри футбол, Фили. Позовешь меня, когда они закончат, – Аш взъерошила ему волосы. Когда паж выбежал из палатки, она добавила, стягивая шнуровку на груди своего лучшего камзола с рукавами-пуфами: – Ну, Годфри, так в чем же дело? Да, я помню, что где-то его видела. Так откуда ты его знаешь?

Годфри Максимиллиан отвернулся, чтобы не встретиться с ней взглядом:

– Он… был победителем прошлогоднего большого турнира в Кельне. Помнишь, детка? Он выбил из седла пятнадцать рыцарей; в пешей схватке не участвовал. Император пожаловал ему гнедого жеребца. Я… узнал его цвета и вспомнил имя.

Аш за плечо повернула священника к себе лицом и раздельно проговорила:

– Да. И так далее. Что в этом особенного, Годфри? Где я встречалась с Фернандо?

– Семь лет назад, – Годфри перевел дыхание. – В Генуе.

У Аш что-то перевернулось в животе. «Так вот откуда эта лихорадочная веселость последних дней! Со мной всегда так, когда я что-то скрываю от самой себя. Только я сама не всегда об этом знаю.

И именно поэтому я забросила отряд, позволила увезти себя в Кельн… Не капитан, а тощая задница!»

Воспоминания, давно изжеванные досуха, возвращались обрывками, как всегда возвращается память. Морская вода плещется у каменных ступеней дока. Свет фонаря на мокрой гальке. Мальчишеское плечо, блеснувшее в луче. Как она потом бежала назад, в лагерь… лагерь ее прежнего отряда, под знаменем Золотого Грифона… задыхаясь, от стыда не смея дать волю ярости.

– Вот что? Так. – Аш сама чувствовала, что голос выдает ее. Она отвернулась, выглянула из палатки. – Так это был дель Гиз? С тех пор прошло много времени.

– Я тогда приложил немало стараний, чтобы узнать его имя.

– Вот как? – у нее от ненависти пересохло в горле. – Похоже на тебя, Годфри. Даже в те времена…

Краем глаза она увидела, что Флориан де Ласи – теперь Флориан дель Гиз, возможно, ее будущий деверь… как странно – встал. Знакомым жестом отбросил со лба грязную челку:

– В чем дело, девочка?

– Я тебе не рассказывала? Это было до того, как ты вступил в отряд. Я думала, может, как-нибудь спьяну я тебе рассказала.

В ответ на ее вопросительный взгляд Флориан мотнул головой.

Аш слезла с сундука и прошла к выходу из палатки. Мокрая парусина уже просыхала под вечерним солнцем. Она рукой попробовала натяжение растяжек. В хозяйстве квартирмейстера Генри Бранта замычала корова. Ветер принес запах свежего навоза. Шатры, палатки и навесы казались непривычно пустыми. Аш прислушалась, ловя ухом крики играющих, но ничего не услышала.

– Ну, – сказала она. – Ну.

Она повернулась лицом к мужчинам в палатке. Пальцы Годфри судорожно вцепились в веревку, заменявшую ему пояс. Под его обветренными чертами еще можно было различить бледного пухлощекого юношу, каким он был тогда. Гнев, горевший в ней, вырвался наружу:

– И не смотри таким ягненочком! Ты же рад радешенек! Ты обожаешь, когда мне достается. Чтобы тебе можно было явиться этаким утешителем! Ты просто в восторге от меня, когда мне больно, верно? Проклятый девственник!

– Аш!

Выплеснувшийся гнев оставил после себя пустоту, свободную от уверенности, что целый мир полон лиц, скрывающих злобу, ненависть, презрение.

– Боже мой, Годфри, прости меня!

Лицо священника оттаяло, смывая выражение ужаса.

Флориан спросил:

– Что сделал мой брат?

Аш, ступая босыми ногами по сухим стеблям тростника, прошлась по палатке: тени от полосок на полотне ложились на ее лицо, отступали. Она села на сундук и натянула сапоги, попросила, не глядя на лекаря:

– Вина.

Грязная рука с кубком появилась у нее перед глазами. Аш взяла кубок, уставилась на серебристые пузырьки на поверхности красной жидкости.

– Ты будешь смеяться. Все смеются. В том-то и беда. – Она подняла голову. Флориан присел перед ней на корточки, так, что их лица оказались на одном уровне – лицом к лицу. – Знаешь, ты совсем на него не похож. Я ни за что не внесла бы тебя в списки, если бы увидела сходство.

– Все равно записала бы. – Флориан оперся ладонью на пол, не обращая внимания на грязные следы поверх тростника. Он улыбался. Грязь в морщинках от этого стала заметней, но в улыбке светилась нежность. – Где бы ты нашла доктора с дипломом школы Салерно, если бы не сыскался энтузиаст, который так и рвется оперировать раненых в битве, чтобы выяснить, как работает человеческое тело! Каждый отряд мечтал бы о таком! И где бы ты еще нашла человека, достаточно благоразумного, чтобы прямо говорить тебе, когда ты делаешь глупости? А сколько ты их делаешь! Я не знаю своего сводного братца, но что он мог сотворить такого?..

Флориан неожиданно выпрямился и стал растирать затекшую ногу. Грязь отваливалась кусками. Он снял со штанины пару самых больших сгустков и уголком глаза покосился на Аш:

– Он изнасиловал тебя?

– Нет. Это было бы лучше.

Аш потянулась и принялась распускать уложенные в тугую прическу волосы. Серебряные пряди рассыпались по спине.

Я сейчас здесь. Я сейчас здесь. Птичьи крики – карканье ворон, а не вопли чаек. Я сейчас здесь: сейчас лето, жаркое, даже после дождя. Но у меня руки застыли от обиды…

– Мне было двенадцать лет; за год до того Годфри забрал меня из обители святой Херлены. Это случилось уже тогда, когда я бросила место подмастерья у миланского оружейника и отыскала свой старый отряд Грифона… – В ее памяти снова шумели морские волны. – Тогда я еще надевала женское платье, если уходила из лагеря.

Не вставая с места, она дотянулась до своего меча, с перевязью, туго обмотанной вокруг рукояти. Круглая головка эфеса успокаивающе легла в ладонь. Кожаная обмотка истрепалась: надо бы сменить.

– Это было в таверне в Генуе. Парень сидел там с друзьями, они пригласили меня за свой стол. Кажется, это было летом. Темнело поздно. У него были зеленые глаза и светлые волосы, и в его лице не было ничего особенного, но впервые в жизни я взглянула на мужчину, и меня обдало жаром. Мне казалось, что и я ему нравлюсь.

Когда вспоминаешь, когда что-то заставляет вспоминать, кажется, будто видишь все издалека. Но как мало нужно усилий, чтобы снова почувствовать испарину страха, услышать собственный дрожащий голос, умоляющий: «Отпустите! Пожалуйста!». Она вырывалась у них из рук, а они тискали ей грудь, оставляя синяки, которые она ни за что не показала бы никакому лекарю.

– Я такое воображала о себе, Флориан! Я училась биться на мечах, и капитан даже иногда позволял мне занять место его пажа. Я думала, я такая…

Она не могла заставить себя поднять глаза.

– Он был несколькими годами старше и, явно, сын рыцаря. Я все делала, чтобы ему понравиться. Там было вино, но я не пила и все равно опьянела от мысли, что он хочет меня. Мне не терпелось коснуться его. Мы вышли, и я думала, он отведет меня к себе. Он увел меня к докам, за таверну, и сказал: ложись. Мне было все равно: хоть там, хоть где.

Галька: жесткая галька под скомканным платьем. Она чувствовала ее под ягодицами, когда легла, раздвинув ноги.

– Он стоял надо мной и развязывал гульфик. Я не знала, что он делает, ждала, что он ляжет на меня. А он вынул свою штуку и нассал…

Она потерла лицо ладонями.

– Он сказал, что я девчонка, которая разыгрывает из себя мужчину, и обоссал меня. Его друзья стояли рядом и смотрели. Смеялись.

Она вскочила на ноги. Меч глухо стукнул в пол. Она торопливо прошла к выходу, выглянула наружу и развернулась лицом к двум мужчинам.

– Вам, конечно, смешно. Мне хотелось умереть. Он держал меня, пока все его друзья делали это. Мне на платье. В лицо. Этот вкус… я думала, это яд, и я умру от него…

Годфри протянул к ней руку. Она отшатнулась от этого утешающего движения, не заметив его.

– До сих пор не понимаю, почему я позволила им.

Ее лицо осунулось от боли.

– Я умела драться. Даже если они были сильнее и их было слишком много, я могла вырваться и убежать. Я это умела. – Она провела ладонью по шрамам на щеке. – Кто-то проходил мимо, и я завизжала, но он притворился, что не слышит. Он видел, что они делают. Он не бросился мне на помощь. Он смеялся. Не могу его винить. Они даже не сделали мне больно.

Тошный страх в желудке не давал ей поднять глаз. Годфри, который сейчас вспоминает мокрую, вонючую, рыдающую молодую женщину; и Флориан, с которым уже никогда не будет, как было, после того как он услышал об этом, даже если сам он этого и не понимает.

– Господи, – мучительно выговорила Аш. – Если это был Фернандо дель Гиз… он забыл, иначе бы наверняка что-нибудь сказал. Смотрел бы по-другому. Ты думаешь, его друзья – те же самые? Ты думаешь, они вспомнят?

Сильные руки опустились сзади ей на плечи. Годфри молчал, но его пальцы сжимались все крепче, до боли. Аш чувствовала его немую мольбу, обращенную к Флориану. Она потерла пылающие щеки. Мать, мать, мать!..

«Я пять лет убиваю людей – и до сих пор думаю не как солдат, а как зеленый новичок…»

Голос Годфри за ее плечом горячо шептал:

– Флориан, узнай, помнит ли он. Поговори с ним. Он же твой брат! Откупись от него, если надо!

Флориан подошел к Аш, остановился прямо перед ней. В тусклом свете его лицо казалось серым.

– Я не могу этого сделать. Я не могу уговаривать его отказаться от этого брака. Они сожгут меня.

Аш сумела только недоверчиво переспросить:

– Что?

Она все еще дрожала от заново пережитого потрясения.

Человек, стоявший перед ней, протянул руку. Она почувствовала пожатие на своих пальцах. Руки отца Годфри у нее на плечах опять стали жесткими.

Длинные чуткие пальцы хирурга разжали кулак Аш. Флориан распустил шнурки камзола и притянул ее ладонь к своей груди под глубоким вырезом рубахи. Она ощутила теплую мягкую плоть и едва успела сказать: «Что?..» – когда ее ладонь легла на полную, округлую, упругую грудь женщины.

Аш взглянула ему в лицо. Чумазый, невозмутимый, деловитый хирург твердо сжимал ее руку… и он был женщиной – ясно, как день: высокая женщина в мужском платье.

Годфри недоуменно пробасил:

– Что?..

– Ты женщина? – Аш ошеломленно смотрела на Флориана.

Годфри ахнул.

– И ты мне не сказала? – взорвалась Аш. – Видит Бог, я должна была знать! Ты рисковала всем отрядом.

Под полог просунулась голова пажа Филиберта. Аш отдернула руку.

Мальчишка переводил взгляд с одного на другого: лекарь, отрядный священник, капитан…

– Аш!

Он чувствует напряженность, подумала Аш, и тут же поправилась: нет, он слишком поглощен тем, что собирается сказать, чтобы заметить остальное. Мальчик пролепетал:

– Они не играют в футбол. Наши. Никто. Не хотят. Говорят, ничего не будут делать, пока ты не выйдешь и не поговоришь с ними!