Текст книги "Пропавшая рукопись"

– Приехали! – пробормотала Аш. Она посмотрела на Флориана, на Годфри. – Скажи им, что я уже иду. Сейчас же! – Филиберт убежал. – Этого нельзя откладывать. Они ждать не станут. Потом. Флориан… нет. Как тебя зовут?

– Флора.

– Флора…

– Я не понимаю, – откровенно признался Годфри.

Высокая женщина стягивала завязки на вороте рубахи.

– Мое имя – Флора дель Гиз. Я не брат Фернандо – у него нет братьев. Я его сводная сестра. Это был единственный способ стать врачом, и… нет – моя семья не примет меня с распростертыми объятиями: ни бургундская, ни, тем более, германская ветвь дель Гизов.

Священник вылупил глаза:

– Ты – женщина!

Аш проворчала:

– Вот за что я держу тебя в отряде, Годфри. Какая сообразительность! Какой ум и способность мгновенно проникнуть в суть происходящего! – Она бросила взгляд на свечу с часовой разметкой в фонаре, горевшую ровным пламенем на столике. – Время обедни [В этом тексте отсчет времени часто дастся по монастырской системе: обедня – шестая служба в течение дня, начиналась в 3 часа пополудни. Распорядок монастырских служб был таков:

Заутреня: полночь (но иногда проводилась вместе с лауд)

Лауд: 3 часа утра

Прима: на рассвете ( в 6 утра)

Терца: 9 ч. утраСекст: в полдень

Обедня: 3 ч. пополудни

Вечерня: 6 ч. пополудни

Повечерие: 9 ч. вечера

(Читателю, не являющемуся специалистом, следует иметь в виду, что этот распорядок еще осложнялся средневековым обычаем делить на двенадцатичасовые промежутки часы темноты и светлого времени, вследствие чего оказывалось, что зимой «ночные часы» были длиннее дневных, а летом – наоборот)]. Годфри, иди и отслужи этой толпе бездельников полевую мессу. Сделай это! Мне нужно время.

Она поймала его за рукав коричневой рясы – он уже выходил из палатки:

– О Флориане не упоминай. Я хочу сказать – о Флоре. Считай, что слышал это под Древом. И дай мне достаточно времени, чтобы вооружиться.

Годфри долгую минуту молчал, потом кивнул.

Аш смотрела в спину священнику, шагавшему по грязи, от которой под жарким солнцем уже поднимался пар:

– Дерьмо на палочке!

– Когда мне уходить? – спросила Флора дель Гиз у нее за спиной.

Аш прижала оба указательных пальца к переносице, зажмурилась. В темноте под веками плавали яркие искры.

– Если я не потеряю половину отряда, не говоря уж о тебе, считай, мне повезло. – Она открыла глаза, уронила руки. – Ты же спала со мной в одной палатке! Я видела тебя с голым задом, за большой нуждой! Я видела, как ты мочилась!

– Нет. Тебе просто казалось, что ты видишь. Я с тринадцати лет веду эту жизнь. – Флора показалась на краю зрения Аш, в тонких пальцах зажата чаша с вином. – В Салерно теперь не принимают ни евреев, ни черных ливийцев. Ни женщин. С тех пор я и превратилась в мужчину. Падуя, Константинополь, Иберия. Я стала войсковым врачом, потому что в армии никому нет до тебя дела. Ты и твои люди… пять лет. Я нигде не оставалась так долго.

Аш высунулась из палатки и заорала:

– Филиберт! Рикард! Быстро сюда!.. Я не могу решить наспех, Флориан… Флора.

– Держись Флориана. Так безопасней. Безопасней для меня.

Горечь этих слов пробилась сквозь пелену, окружавшую Аш.

– Я женщина. Мир терпит меня. Почему с тобой должно быть по-другому?

Флориан начал загибать пальцы, перечисляя:

– Ты наемница. Ты простолюдинка. Ты – двуногая скотина. У тебя нет влиятельного семейства. Я – дель Гиз. Я имею значение. Я представляю угрозу. В конце концов, я старшая. Я могла бы унаследовать по крайней мере бургундские владения… Все в конечном счете сводится к праву на земли.

– Они бы не послали тебя на костер, – в голосе Аш не было уверенности. – Просто побили бы и заперли где-нибудь.

– Я не обладаю твоей способностью молча переносить побои. – Тонкие брови Флориана взлетели вверх. – Аш, ты так уверена, что тебя терпят? Мысль об этом браке возникла не сама собой. Кто-то подсказал Фридриху.

– Черт. Брак. – Аш быстро развернулась, подхватила с пола меч. Сказала, равнодушным тоном: – В Кельне говорили, что император посвятил в рыцари Густава Шонгауэра. Помнишь, мы встречались с ним и его людьми два года назад, при Херикуре. note 18Note18
  Херикур – маленький замок на границе Бургундии, осаждавшийся швейцарцами. Осада закончилась их поражением в битве 13 ноября 1474 г.


[Закрыть]

– Шонгауэра? В рыцари? – Флориан от гнева забыл о своих бедах. – Это же бандиты! Они провели всю осень, грабя и сжигая тирольские фермы и села! Как мог Фридрих причислить его к благородным?

– Просто-напросто не существует такой вещи, как законная власть или незаконная власть. Власть есть власть. – Аш смотрела в лицо мужчине, оказавшемуся женщиной, зажав в ладонях ножны с клинком. – Если ты можешь взять власть над массой солдат – ты ее берешь. Тогда другие, тоже обладающие такой властью, признают тебя и находят тебе законное оправдание. Что мне и нужно. Только не найдется нигде короля или сеньора, который посвятил бы в рыцари меня.

– Рыцарство! Мальчишеские игры! Если подлый насильник и убийца может стать графом!..

Аш отмахнулась от возмущенных восклицаний Флориана.

– Да, ты-то у нас благородный… Откуда, по-твоему, вообще берутся благородные? Рыцари кого-то боятся. И император тоже, если на то пошло. И вот благородные делают из него такого же, как они. А если он становится слишком опасен, они сбиваются в банду и уничтожают его. Это называется поддержанием равновесия. – Аш вынула чашу из рук Флориана и осушила до дна. Голова закружилась, но легче не стало. – Закон рыцарства. – Аш заглянула в пустую чашу. – Никого не волнуют твои добродетели и щедрость. Или скотство. Не на что тебе опереться – не жди уважения. А если ты силен, все блага тебе – за счет тех, кто слаб. Ну а сила – это способность заставить людей с оружием служить тебе. Они служат за деньги, да – но много охотнее – за титулы, выгодные браки и земли. У меня этого нет. Мне это нужно. Этот брак…

Она покраснела. Испытующе взглянула в лицо Флоры, вспоминая, сколько ее тайн известно лекарю, который ни разу не обманул ее доверия. Флора, так похожая на Флориана, с которым они не раз делили одну палатку и говорили до рассвета.

– Не уходи, Флориан. Если сам не хочешь. И… мы знаем друг друга достаточно давно. Если я доверяла свое здоровье такому коновалу, как ты, значит, я и вправду тебе верю!

Высокая женщина отозвалась, чуть помедлив:

– Я остаюсь. Что ты будешь делать?

– Не спрашивай. Что-нибудь придумаю… Зеленый Христос, я не могу выйти замуж за этого человека!

Из-за стены палатки явственно донесся гул голосов.

– Что ты им скажешь, Аш?

– Не знаю. Но они не станут больше ждать. Надо идти.

Аш задержалась еще ровно настолько, чтобы Рикард с Филибертом успели раздеть ее и натянуть латы поверх особых мягких штанов и кафтана. Рикард застегнул у нее на поясе пряжку ремня с мечом – золотая головка эфеса блеснула в рассеянном свете, просочившемся сквозь полотняную крышу. Ловкие мальчишеские пальцы привычно стягивали ремни и застегивали пряжки, запихивая ее тело в стальную скорлупу. Полный миланский панцирь.

– Мне придется говорить с ними, – в голосе Аш смешались цинизм и насмешка над собой. – В конце концов – император Священной римской империи называет меня «капитан» только благодаря тому, что они существуют. И только благодаря тому, что они существуют, я могу пройти через лагерь, полный мужиков, не опасаясь, что меня завалят в кусты.

Флориан дель Гиз подсказал:

– И…

– Что – и? – Аш не стала надевать шлем, бросила в него перчатки и сунула под мышку.

– Аш, может я и женщина, но я знаю тебя пять лет. Тебе придется говорить с ними, потому что ты от них зависишь… и?

– И… они не возвращаются к своим ремеслам, стадам, в семьи и монастыри, потому что есть я. И я должна позаботиться, чтобы они не умерли с голоду.

Флориан дель Гиз хмыкнул:

– Хорошая девочка.

Уже выходя из палатки, Аш договорила:

– Флориан, этот брак – воля императора. Если я от него откажусь, со мной покончено. Но если соглашусь – тоже.

3

Аш торопливо прошла к расчищенному пятачку под знаменем Лазоревого Льва, вскочила на сиденье открытой повозки и обвела взглядом собравшихся. Кто сидел на бочонках или на тюках соломы, кто прямо на мокрой земле, кто стоял, сложив руки на груди и обратив к ней угрюмый взгляд.

– Напомню, – она говорила легко, отчетливо и громко и видела, что голос долетает до самых дальних рядов. – Два дня назад мы столкнулись с людьми герцога. Мы вступили в бой без приказа нанимателя. Это было мое решение. Рискованное, но мы солдаты, а солдатам приходится рисковать. Время от времени.

Последние слова она произнесла негромко. От пивных бочек послышались смешки. Кто там собрался? Жан-Жакоб, Густав и Питер – фламандцы из копья Поля ди Конти.

– У нашего нанимателя имелось две возможности. Он мог разорвать контракт. В этом случае мы бы немедленно перешли на другую сторону и поступили на службу к Карлу Бургундскому.

– Может, пора так и сделать! – выкрикнул Томас Рочестер. – Здесь теперь мир, а герцог Карл вечно воюет.

– Может быть, еще не пора. – Аш выдержала паузу. – Может, стоит подождать денек-другой, пока он забудет, как мы чуть не прикончили его!

Смешки стали громче. Присоединились и ребята ван Мандера; а они славятся лихостью и соответственно пользуются уважением.

– Об этом подумаем позже, – коротко подытожила Аш. – Фридрих знал, что нам по барабану, кто в Нейсе епископом, знал, что мы уйдем, стоит ему только слово сказать. Так что от первой возможности он отказался. Вторая – он мог заплатить нам деньгами.

– Ура! – завопили две лучницы (которых звали «бабами Герена», но исключительно за глаза). Толпа подхватила крик.

У Аш сжалось сердце. Она опустила левую руку на эфес меча, поглаживая пальцами вытертую обмотку.

– Но, как вам известно, денег у него не водится.

Кошачий концерт. Задние ряды напирают на передних: лучники, пехотинцы, арбалетчики и аркебузиры – плечом к плечу, и все лица обращены к ней.

– Для тех, кто участвовал в стычке, замечу кстати: отличная работа. Поразительно! Просто поразительно! Не припомню другого случая, когда бы выигрывали схватку, притом, что просрали все, что только можно!

Хохот. Она продолжала говорить, перекрывая шум, выхватывая из толпы знакомые лица:

– Эвен Хью слез с коня, чтобы ободрать тела. Поль ди Конти пустил лошадку в галоп заранее, так что бедная скотина едва доползла до врага. Удивляюсь, что ему не пришлось шагать пешком. А уж насчет «не теряй из вида командира и жди приказа»!.. – Она многозначительно не договорила. – Следовало бы еще напомнить, что не стоит терять из вида наше трепанное знамя… – Аш откашлялась.

Роберт Ансельм заметил, нарочито громко:

– Да уж, не стоит!

Послышался смех, и Аш поняла, что кризис миновал. Или, по крайней мере, отсрочен.

– Так что вас всех ждут маневры, маневры, маневры, – Аш со своего возвышения обозревала солдат. – То, что вы совершили, чертовски здорово. Можете рассказывать внукам! Но это была не война. На поле боя настоящей атаки кавалерии теперь не увидишь, потому что всюду торчат мерзкие маленькие засранцы с луками. Ах да, и с аркебузами! – ухмылка, в ответ на веселое возмущение аркебузиров. – Не могу представить себе сражения без сладостного звука пердячих аркебуз.

Какой-то рыжий парень из копья Астона завопил:

– Топор, язви его! – и пехотинцы нараспев принялись скандировать его выкрик. Канониры ответили ураганным огнем ругательств. Аш кивнула Антонио Анжелотти, чтобы он утихомирил свою команду, и продолжала:

– Как бы то ни было, отличная работа! Только, к сожалению, нам за нее не заплатили. Так что в следующий раз, когда представится случай загнать герцогу Карлу пику в зад, я прежде смотаюсь в штаб договориться о цене.

В задних рядах кто-то воспользовался мгновеньем тишины, чтобы провозгласить:

– Имел я Фридриха Габсбурга!

– В сладких снах?

Лавина хохота.

Аш перенесла вес тела на другую ногу. Неуверенный ветерок сдул ей на щеку прядь волос. Она ощущала запах кухонных костров и конских яблок, запах восьми сотен потных людских тел. Почти все были без шлемов – предполагается, что в лагере не угрожает неожиданное нападение. Пики и алебарды дюжинами составлены в пирамиды у палаток.

По краям толпы носилась ребятня. Большая часть мужчин и женщин из обоза: шлюхи, повара, прачки – сидели на телегах по периметру лагеря, внимательно прислушиваясь. Нашлись, конечно – как всегда, – парни, которых не оторвать от игры в кости, или мертвецки пьяные, валяющиеся под телегами; кое-кто просто в отлучке, но в общем перед ней был почти весь отряд.

Глядя на множество знакомых лиц, Аш размышляла: главное, в мою пользу, – они еще готовы меня слушать. Они хотят, чтобы я сказала им, что делать. Большей частью они на моей стороне. Но я за них за всех отвечаю.

С другой стороны, им есть куда уйти. Всегда можно завербоваться в другой отряд.

Они затихли, ожидая продолжения речи. Кое-где приятели перекидываются несколькими словами между собой. Звук топчущихся по мокрой земле сапог и выжидательное молчание.

– Многие из вас уже три года со мной – с самого основания отряда. Многие знают меня еще дольше, с тех пор когда я набирала людей для отряда Золотого Грифона и для отряда Вепря. Посмотрите вокруг. Вы все – спятившие ублюдки, и скорее всего, такие же ублюдки стоят рядом с вами! Только сумасшедший пойдет за мной – но если вы идете за мной, – она повысила голос, – если вы идете за мной – вы всегда выходите из любой переделки живыми – и с чертовской славой – и получаете свою плату!

Она протянула вперед руку в стальном рукаве, останавливая поднимающийся шумок:

– Так будет и на этот раз! Пусть даже нам заплатили женитьбой! Как видно, все когда-нибудь случается в первый раз. И Фридрих в этом убедится!

Аш опустила взгляд на своих офицеров, которые стояли тесной кучкой, переговариваясь вполголоса и не сводя с нее глаз.

– За последние дни я несколько раз рисковала. Такая у меня работа. Но от результата зависит и ваше будущее. Мы всегда открыто обсуждали, принимать ли тот или иной контракт. Теперь мы обсудим, принимать ли этот брак!

Слова приходили легко, как обычно. Аш всегда умела говорить с людьми. Но сегодня ее голос как-то особенно звенел. Аш взглянула на свои руки. Пальцы без перчаток сжаты в кулаки, костяшки побелели.

«Что я им скажу? Что мы вынуждены пойти на это, но я не могу?..»

– А после обсуждения, – продолжала Аш, – мы проголосуем.

– Проголосуем? – выкрикнул Герен аб Морган. – Настоящее голосование?

Кто-то довольно громко пояснил:

– Демократия – это когда всем народом делают то, что начальство велит.

– Да, самое настоящее. Потому, что если мы принимаем это предложение, земли и доходы принадлежат отряду. А если отказываемся – у меня будет серьезное оправдание перед императором Фридрихом.

Аш не дала им времени хорошенько обдумать последнюю идею.

– Вы служили у меня, служили и в других отрядах, которые и одного сезона не держатся вместе, не то что трех лет. Я всегда вела вас туда, где хватало добычи, чтоб не пришлось продавать последнюю кольчугу.

Солнце, прорвавшись между облаками, выпустило луч, блеснувший на пластинах ее миланского панциря. Это произошло так вовремя, что Аш с подозрением покосилась на отца Годфри, стоявшего у колеса повозки, скрестив руки на своем вересковом кресте.

Бородач возвел очи горе и рассеянно улыбнулся, метнув только один быстрый взгляд на зрелище, которое представляла Аш, стоя на возвышении, в сверкающих доспехах, под знаменем Лазоревого Льва на фоне облачного неба. Совсем крошечное чудо…

Аш на мгновение замерла, давая полюбоваться своей броней, оценить ее и сделать соответствующие выводы: я могу себе такое позволить, стало быть, я сама кое-чего стою. Вам повезло с командиром: честная…

Аш продолжала:

– Если я выйду замуж за этого человека, у нас будут собственные земли, на которых можно провести зиму. У нас будет урожай, древесина, шерсть на продажу. Мы сможем, – тонко добавила она, – позволить себе отказываться от самоубийственных контрактов, которые теперь принимаем, чтобы не оказаться с голым задом к следующему сезону.

Парень в зеленом бригандине, с жидкими темными волосами выкрикнул:

– А если на будущий год нам предложат контракт против императора?

– Император, мать вашу, знает ведь, что мы наемники.

Локтями растолкав мужиков, вперед вышла женщина-лучница.

– Он это знает, пока ты служишь ему по контракту. А если ты станешь женой его вассала, тогда как? – Она задрала голову, чтобы взглянуть Аш в лицо. – Не будет ли он тогда ожидать от нашего капитана верности Священной римской империи?

– Если б мне хотелось драться с кем велят, – выкрикнул кто-то из аркебузиров, – я бы вступил в войско какого-нибудь феодала.

Герен аб Морган проворчал:

– Поздно спохватились. Предложение сделано. Я голосую за земли. Этак расплеваться с императором небезопасно.

Аш с высоты обвела взглядом море лиц.

– Я считаю, мы будем продолжать, как начали.

По поляне прошел ропот недовольства. Лучница развернулась на каблуках, прикрикнула на толпу:

– Вы, подонки, не можете дать ей шанс?! Капитан Аш, ты выйдешь замуж.

Теперь Аш вспомнила ее. Русоволосая женщина со странным именем – Людмила Ростовная. На поясе у нее висел крючок от арбалета. Генуэзские арбалетчики, подумала Аш, опираясь обеими руками о борта повозки. У нее кружилась голова, поташнивало.

«Чего ради я так стараюсь убедить их пойти на это?

Я же не могу!..

Хоть полцарства мне посули, не то что это вшивое баварское поместьице…»

Вперед протолкался Герен аб Морган. Аш заметила, что сержант лучников с недоумением поглядывает на Флориана и священника, не понимая их молчания.

Герен завопил:

– Капитан, да ведь яснее ясного, что все это подстроил кто-то, кто шибко не любит наемников! Помните тех итальянцев после Херикура? note 19Note19
  24 декабря 1474 года восемнадцать итальянских наемников, сражавшихся на стороне Бургундии против швейцарцев, были сожжены заживо в Басле. Это произошло в канун Рождества.


[Закрыть] Нельзя позволить, чтобы Фридрих выпер нас на хрен. Придется вам согласиться.

– Да ни за что! – заорала прямо ему в лицо Людмила Ростовная. За поднявшимся гомоном не всем слышна была перепалка в переднем ряду, но голос Людмилы перекрыл все остальные. – Если она выходит замуж, все ее состояние достается мужу. А вовсе не наоборот! Если она выйдет замуж, контракт на наш отряд перейдет семье дель Гизов. А дель Гизы принадлежат императору! Фридрих заполучит себе целый отряд на дармовщинку!

Эти слова расслышали все.

Аш смотрела на женщину, прибывшую из далеких краев на востоке. Ей всегда становилось легче, когда она, пусть даже в трудную минуту, видела другую женщину-солдата. Людмила, в коричневой куртке и красных штанах с привязанными поверх штанин наколенниками, вскинула руку, нацелившись пальцем прямо в лицо Аш.

– Скажи нам, что ты об этом подумала, капитан!

Ее собственность переходит к нему… «Фернандо дель Гиз – феодал; мы станем частью феода. Милый добрый Христос, еще того не легче! Как же я об этом забыла?»

Просто ты все еще думаешь о себе, как о мужчине.

Аш лишилась дара речи. Не поддерживай ее броня, она бы, наверно, упала. Она молча смотрела на знакомые лица.

Выкрики смолкли. Только детвора, болтавшаяся за рядами голов, продолжала шуметь. Аш скользнула по ним взглядом, уставилась на человека, который замер с недогрызенной костью во рту. Кучка субкапитанов растворилась в толпе, напиравшей и теснившейся под самой повозкой.

– Нет, – сказала Аш. – Об этом я не подумала.

Роберт Ансельм предостерег:

– Мальчишка не позволит тебе остаться у власти. Если ты станешь женой Фернандо дель Гиза, мы тебя потеряем.

– Вот дерьмо, – пробормотал один из пехотинцев. – Нельзя ей, выходит, за него выходить.

– Можно послать подальше императора, но только куда он тогда пошлет нас? – Покрасневшие глаза Герена, искоса глянувшего на Аш, почти утонули в поросших щетиной щеках.

Она уцепилась за первую попавшуюся мысль:

– Найдутся другие наниматели.

– Да, только любой из них окажется ему троюродным братцем или другой какой родней. – Герен откашлялся и сплюнул под ноги. – Ты же знаешь князей христианского мира. Инцест у них – второе имя. В конце концов, наймет нас какая-нибудь жопа, которая зовет себя лордом на том основании, что какой-то лорд встарь переспал с его прабабкой. О таких, которые золотом расплачиваются, можно забыть.

Еще один пехотинец предложил:

– Мы можем разойтись, и порознь завербоваться в другие отряды.

Его товарищ по копью, Пьер Тиррел, выкрикнул:

– Понятно, наймемся к какому-нибудь раздолбаю, который подставит нас под стрелы. Аш-то знает, как драться!

– Жаль, что она ни хера не знает ни о чем больше!

Аш словно невзначай повернула голову, высматривая, где отряд полевой полиции, где стоит стража ворот и как смотрят на нее повара и прачки. Заржала лошадь. В небе вдруг пронеслась густая стая скворцов, перелетающих на новый участок сырой, полной червей земли.

Годфри Максимиллиан тихо сказал:

– Они боятся потерять тебя.

– Это потому, что я всегда выводила их из боя с победой. – Во рту у нее было сухо. – А теперь, что я ни делай, я проиграла.

– Это новая игра. Тебе приходится играть в нее в юбке.

Флориан – Флора – пробормотала:

– Девять из десяти понимают, что не сумели бы вести отряд, как это делаешь ты. Те, кто воображают, что могли бы, ошибаются. Дай им поговорить, они сами об этом вспомнят.

Аш с трудом кивнула и повысила голос, выкрикивая, словно на поле боя:

– Слушайте! Я даю вам время до повечерия. note 20Note20
  По монастырской системе – 9 часов вечера


[Закрыть] Соберетесь здесь для вечернего богослужения отца Годфри. Тогда я и послушаю, что вы надумали.

Она спрыгнула с телеги. Флориан тут же пристроился рядом, шагая с ней в ногу. Лекарь и ходит по-мужски, отметила Аш: движение от плеча, не от бедра. И такая грязная, что никто не замечает, что ей ни к чему бритва.

Высокая женщина молчала. Аш была ей за это благодарна.

Она сделала крюк, чтобы проверить запасы сена и овса для лошадей; заглянула к травникам, работавшим и для Уота Родвэя, и для аптеки Флориана; убедилась, что между палатками запасены бочки с водой и чаны с песком – в промозглую ночь полотняные навесы вспыхивали, как порох. Она орала на портниху, сидевшую в фургоне при свете свечи без колпака, пока плачущая баба не заменила свечку фонарем. Она осмотрела алебарды и запасы наконечников для стрел в палатке оружейника, расспросила, много ли предстоит ремонта: новой заточки мечей и рихтовки помятых доспехов.

Флориан придержала ее за железное плечо:

– Хватит суетиться!

– Что? А. Ладно. – Аш выпустила из рук обрывок кольчуги, кивнула оружейнику и вышла из палатки. Небо уже потемнело.

– Вряд ли эти засранцы понимают в политике больше меня. Почему я позволила им решать?

– Потому что сама не можешь. Или не хочешь. Или не решаешься.

– Вот спасибо, объяснила!

Аш зашагала обратно, туда, где под штандартом уже зажгли фонари. Голос отца Годфри, певшего вечерню, разносился между палатками. Она пробиралась между людьми, сидевшими на холодной земле.

Оказавшись под знаменем, Аш развернулась:

– Ну давайте. Что решил отряд? Все здесь?

– Да, – Герен аб Морган поднялся на ноги. Он явно чувствовал себя неуверенно под взглядами людей, выставивших его своим оратором. Аш оглянулась на Роберта Ансельма. Ее заместитель выбрал себе место в тени между двумя фонарями. Лица не разглядеть.

– Голоса подсчитаны, – крикнул Роберт. – Все законно, Аш.

Герен выпалил:

– Расплеваться с нанимателем уж больно рискованно. Мы проголосовали за брак.

– Что?!

– Мы доверяем вам, капитан. – Громоздкий рыжеволосый сержант лучников почесал задницу. – Мы вам доверяем. Вы что-нибудь да придумаете. Вам решать, капитан. Разберитесь с проблемой, пока идут приготовления к венчанию. Мы им не позволим сплавить нашего капитана!

Ужас захлестнул ее, не оставив ни единой мысли в голове. Она обвела глазами освещенные фонарями лица.

– Чтоб вас! Чтоб вас всех!

Аш, как буря, пронеслась через толпу.

«Если я выйду за него, он получит мой отряд».

Она лежала на тощем тюфяке, закинув руку за голову и уставившись в крышу палатки. Вечерний бриз шевелил парусину, играя тенями. Поскрипывала веревочная сетка кровати.

Сладкий аромат пробивался сквозь теплый запах ее пота: с потолка свисали пучки трав. Аш различила запахи ромашки, тысячелистника… Рядом поблескивала сталь. Чем разыскивать мечи и пики в грязной соломе, устилающей пол, проще засунуть оружие за каркас шатра. Жизнь в лагере – это вечная борьба с грязью.

«Выйти за него замуж – за парня, который, может, помнит, а может, забыл, как обошелся со мной хуже, чем с портовой шлюхой».

Тюфяк сбился комьями, под спиной что-то мешало. Аш поворочалась: один черт! В сырой палатке стало душно. Она лежала, потихоньку раздергивая шнуровку на плечах; выдернула шнурки до конца, скинула рукава камзола. Стало прохладней.

– Боже милосердный! Я увязла и погружаюсь все глубже…

Миланский панцирь, собранный на специальной стойке, блестел в полумраке плавными серебряными изгибами. Аш потерла следы, оставшиеся на коже от ремешков креплений. Кажется, наплечники начинают ржаветь. При свете глиняной масляной лампы не разглядишь. Надо бы сказать Фили, чтоб отчистил песком, а то въестся так, что придется нести к оружейнику. Страшно подумать, что он ей скажет, увидев доспехи в таком состоянии.

Аш изогнулась, разминая мышцы на внутренней стороне бедер. Скачка из Кельна не прошла даром.

Полосатые стены палатки под порывами ветерка раздувались и опадали, как бока большого дышащего зверя. За обманчивой безопасностью стен слышались негромкие голоса. Стража на месте: полдюжины арбалетчиков, и при каждом здоровенный мастиф, на случай, если кто из бургундцев решится проникнуть в лагерь и похитить командира наемного войска.

Аш, цепляя носком за пятку, спихнула сапоги, потерла босые ступни о тюфяк, распустила ворот рубахи. Случается, ощущаешь свое тело слишком отчетливо: сведенные усталостью мышцы, кости, вес корпуса, рук и ног, шерсть и полотно, прикасающиеся к коже. Аш вытянула из чехла нож с деревянной ручкой, повернула лезвие к свету, провела ногтем, проверяя, нет ли зазубрин. Бывают же ножи, которые ложатся в руку, словно сроду там были!

Она пробормотала вслух, со злой насмешкой в голосе:

– Меня грабят на законных основаниях. Что делать?

Голос, давно поселившийся в ее душе, бесстрастно откликнулся:

– Отсутствует соответствующая тактическая задача.

– Дерьмовая задача! – Аш сунула нож обратно в чехол, отстегнула пояс, приподняла зад и, не вставая, выдернула из-под себя вместе с ножом и кошельком. – Что тут скажешь!

Огонек светильника мигнул.

Аш приподнялась на локте. Кто-то вошел в палатку – в переднюю половину, не видимую за занавесью, которой она отгородила себе спальню.

В сырую погоду она устраивала на полу дощатый настил – на ладонь от земли. Планки качались и скрипели под тяжестью шагов. Даже если бы мальчишки проспали, если бы стража сгинула – она бы проснулась. Вот по соломе можно подкрасться почти беззвучно.

– Это я, – предусмотрительно предупредил гость, прежде чем откинуть занавесь. – Роберт Ансельм.

Аш откинулась назад и взглянула на него:

– Прислали тебя? Думают, ты сумеешь меня уговорить?

– Прислали меня. Они думают, я сумею сохранить голову на плечах. Не прирежешь ведь старого приятеля, а? – он тяжело уселся на один из пары массивных деревянных сундуков, стоящих рядом с ее койкой; тяжелых германских сундуков с замками, занимающими все пространство внутри выпуклых крышек. Для пущей надежности Аш привязывала их цепью к опорному шесту.

– Кто это – «они»?

– Годфри, Флориан, Антонио. Мы разыграли в картишки. Я продул.

– Врешь! – Аш потянулась. – Врешь, мудак!

Роберт Ансельм рассмеялся. Из-за лысины казалось, что лицо его все состоит из глаз да ушей. Из-под штанов спереди выбился подол грязной рубахи. У него уже появилось брюшко, а пахло от него сладкой смесью пота, свежего ветра и дыма. Щетина на подбородке и плечи в косую сажень – мало кто замечал, что ресницы у мужика длинные и мягкие, как у девушки.

Роберт опустил руку, принялся разминать ей плечи. Аш изогнулась, подставляя затекшие мышцы его сильным пальцам, прикрыла глаза. Когда его рука перебралась вперед, глаза резко открылись.

– Не нравится? – риторический вопрос. – А так? – его руки вернулись к лопаткам.

Она перевернулась, подставляя спину.

– Ты ведь сам меня учил: не спи с подчиненными. Испортил тогда все лето.

– Тебе бы надписать где-нибудь на видном месте: «Я не все знаю. Я могу ошибиться».

– Не могу я ошибаться. Тут же найдется кто-нибудь, кто только того и ждет.

– Это верно.

Он нажал большим пальцем на позвонок. Раздался громкий щелчок – сухожилие встало на место. Руки Роберта замерли.

– Ты в порядке?

– А ты как думал?

– За последние два часа я получил сто пятьдесят советов пойти и поговорить с тобой. Бальдина из обоза, Гарри, Эвен, Тобиас, Томас, Питер. Люди Матильды; Анна, Людмила…

– Джоселин ван Мандер.

– Нет, – неохотно проворчал Роберт. – От ван Мандера – никого.

– Так! – Аш села прямо. Роберт Ансельм убрал руки.

– Джоселин в эту кампанию собрал тринадцать копий и теперь воображает, что может решать за меня! Так и знала, с ним будут проблемы. Я могла бы расплатиться с ними и отослать к Джакобо Россано – пусть он с ними мучается. Ладно, ладно, – Аш вскинула обе руки. Понятно, Роберт к тому и клонил, а она-то приняла было его нерешительность за чистую монету! – Да, ладно. Хорошо! Да!

За стенами палатки тихо, как отлаженный механизм, но внятно для нее, вращалась машина военного лагеря. Суета вокруг полевых кухонь, вечная овсянка, преющая в железных котлах. Кто-то дежурит у костров. Кто-то выводит коней попастись на остатках травы по берегам Эрфта. Кто-то упражняется с мечом, с пикой, с алебардой. Кто-то дерет нанятую вскладчину шлюху. Чьи-то жены – скорей всего, те же шлюхи, только постаревшие, – чинят мужьям рубахи. Свет фонарей, огни костров, визг животного, которое мучают скуки ради. И над всем этим – небо в звездах.

– Я хороша на поле боя. В политике не смыслю. Мне следовало бы знать, что я не понимаю в политике, – Аш взглянула в глаза Роберту. – Я рассчитывала побить их в их собственной игре. Как я могла быть такой дурой?!

Ансельм неумело потрепал ее по голове:

– Да пошло оно все в задницу.

– Именно. В задницу все это.

Двое часовых обменялись дневным паролем со сменой. Аш слышала их голоса. Она не видела лиц, но знала: отмыты, накормлены, мечи тщательно заточены, на плечах рубашки и какая-никакая, а броня; на значках вышит Лазоревый Лев. В императорском лагере есть солдаты не хуже, но этих здесь не было бы – если бы не она. Да, все это ненадолго, да, они наемники, но именно она сделала из них – отряд.

Аш поднялась на ноги:

– Слушай, я расскажу тебе о… семье дель Гиз, Роберт. А ты скажешь мне, что делать. Потому что я не знаю.

Через четыре дня после того, как войска Карла Смелого, герцога Бургундского, и люди императора Фридриха III отошли от Нейса, покончив с осадой, note 21Note21
  «Жизнеописание» дель Гиза в издании «Гутенберг пресс» приводит дату 27 июня 1476 г.; осада Нейса, разумеется, окончилась 27 июня 1475, однако все современные источники называют дату венчания, состоявшегося 4 дня спустя – 1 июля 1476


[Закрыть] Аш стояла под огромными сводами Зеленого Собора в Кельне. Человеческому глазу не под силу было охватить огромную толпу собравшихся. Плечом к плечу стояли люди в одеяниях из синего бархата и алого сукна, с серебряными цепями на груди, с кошельками и кинжалами у пояса, в ярких шляпах с загнутыми полями и с колпачками, свисающими на плечи.