Текст книги "Время – река"

Глава 8

Женщинам лучше удается рыбалка нахлыстом, чем мужчинам. Они строже контролируют свое тело, точно выполняют указания и ловко обращаются со шнуром. И они не пытаются перебороть удилище. Когда ловишь рыбу нахлыстом, то важнее сноровка, а не сила. Несомненно, этому способствует также и то, что женщины умнее.

Из рыбацкого дневника Кейт Уоткинс

Библиотека городка Уоткинс-Милл располагалась в двухэтажном здании из желтовато-коричневого кирпича с покрашенными в белый цвет оконными рамами. Мия с наслаждением шла вдоль обсаженной тенистыми деревьями улице, ловя аппетитные запахи, доносившиеся из ресторанов, старавшихся угодить туристам, наводнившим улицы. Лето было в разгаре, и очаровательный викторианский городок, напоминавший о прошлом, был популярным местом, где проводили отпуск те, кто стремился отдохнуть в горах.

Войдя в библиотеку, Мия с радостью ощутила поток прохладного воздуха из кондиционера. Хотя через окно на фасаде в помещение проникало жизнерадостное солнце, остальная часть библиотеки была освещена неярким приглушенным светом. Всего лишь несколько завсегдатаев сидели за длинными деревянными столами или на разнообразных, разбросанных по всему залу, удобных диванах, а обитые тканью стулья, столы и лампы, видимо, должны были создавать семейную атмосферу. Вероятно, она попала в клуб книголюбов, подумала Мия, он мог бы стать для нее чудесным местом, где можно было бы посидеть и почитать, когда она приезжает в город.

Мия пришла сюда, чтобы побольше узнать о той женщине, которой стала юная Кейт Уоткинс. Она прошлась по немногочисленным залам библиотеки, знакомясь с этим пространством. В помещении стояли два компьютера для читателей, и от возможности проверить свою электронную почту у нее сильнее забилось сердце. «Трудно отказаться от старых привычек», – подумала Мия, садясь в кресло и с нетерпением входя в Интернет.

В почтовом ящике было семьдесят два письма. Прокручивая список, она с унынием обнаружила, что большинство из них – спам. Она нашла несколько писем от Мадди и от друзей. Два письма от Чарльза, одно, с просьбой позвонить, было отправлено до их последнего телефонного разговора. Оно было отмечено красным флажком. Второе было датировано вчерашним числом, и тоже было с красным флажком. Она вздохнула и открыла письмо.

ПОЛУЧИЛ СЧЕТ ПО КРЕДИТКЕ. ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ В УОТКИНС-МИЛЛ, ШТАТ СЕВЕРНАЯ КАРОЛИНА? СЕЙЧАС НЕ ВРЕМЯ ОТПУСКОВ. ТЫ НАДЕЕШЬСЯ, ЧТО Я ОПЛАЧУ ЭТОТ СЧЕТ? ПОЗВОНИ МНЕ.

Упрекать ее, для пущей убедительности используя заглавные буквы, – это было так похоже на Чарльза. Мия надула щеки и выдохнула. Итак, ему известно, где она находится. Что на самом деле произошло? Если не считать того, что с его стороны было непорядочно обвинять ее в том, что она живет в свое удовольствие и тратит деньги. Все было бы иначе, если бы она улетела в какой-нибудь роскошный отель, а он получал бы огромные счета за номер, еду и спа-процедуры. Едва ли ее жизнь напоминала такой сценарий. Она потратила какую-то жалкую сотню долларов на обычную еду и припасы на несколько недель. И никакой арендной платы! Если бы она вернулась домой, ему пришлось бы уйти. Какая разница, кто из них ушел? Между тем Чарльз несомненно ведет прежний образ жизни, питается по вечерам в ресторанах, посещает бары и играет в гольф. Конечно, он считает, что тратит деньги только на самое необходимое. Но все, что она потратила на чистящие средства, бакалею и несколько пар шортов, по его мнению – чересчур. Если бы она сейчас доедала остатки цыпленка, то, наверное, подавилась бы, подумала Мия.

Чарльз всегда умел разозлить ее, но, если она взорвется, это не облегчит ситуацию, решила Мия. Она собралась с духом и написала ответное сообщение, которое ей пришлось переписывать несколько раз, чтобы избежать прорывавшегося в письме непристойного тона. Наконец, все свелось к нескольким безразличным строчкам.

Чарльз!

Мне казалось, что мы договорились. Ты по-прежнему живешь в НАШЕМ доме. Я арендую дом у друзей. У меня неизбежно добавится еще несколько счетов, но я постараюсь быть по-прежнему экономной. Надеюсь, что и ты будешь вести себя так же. Если тебя это не устраивает, значит, ты не сможешь добиться развода, и я немедленно займусь поиском своего собственного адвоката. Если это приемлемо, то, надеюсь, что мои расходы на проживание здесь будут оплачены с нашего общего счета. Я не могу быстро перезвонить тебе, поскольку нет связи. Мы можем обмениваться сообщениями.

Дай мне знать.

Мия

Перед тем как нажать клавишу и отправить письмо, она отметила его красным флажком. Вместе с сообщением она послала в киберпространство всю злость, бурлившую в ее жилах. Она сконцентрировала внимание и сосредоточилась на своих новых поисках.

– Кто ты, Кейт Уоткинс? – бормотала она, набирая имя в поисковой строке.

Было приятно заняться делом, в которое она могла погрузиться с головой. Ее мозгу снова была необходима работа, чтобы на некоторое время отвлечь ее мысли от себя самой. Пальцы быстро застучали по клавиатуре, когда она просматривала результаты поиска, идя по следу: Кейт Уоткинс. Кэтрин Уоткинс. Она была разочарована, найдя всего лишь скудную информацию. Видимо, семья Уоткинс была не настолько известна, как она думала сначала. Были ссылки на историю семьи, но в основном информация повторялась, предлагая схожие документальные источники. Она все записала в записную книжку.

Через два часа Мия выключила компьютер и, потянувшись, зевнула. Поиск оказался отнюдь не плодотворным. Она всего лишь узнала, что предки Уоткинсов поселились в Северной Каролине в 40-х годах XVIII века, получив земельный надел в три тысячи акров. Мия задумалась, увидев эту цифру. В те времена власти одним росчерком пера предоставляли в безвозмездное владение громадные земельные наделы. Ей и в голову не могло прийти, что в наши дни можно владеть такими землями.

Семья процветала вплоть до Гражданской войны, когда Северная Каролина отделилась от Союза[24]24
  Союз штатов, в частности в годы Гражданской войны в США.


[Закрыть], и сыновья Уоткинса ушли на войну. Проследив их военное прошлое, она обнаружила, что все четверо сражались в составе роты «Стрелки Бэрдана» и воевали под флагом, сшитым из шелковых платьев городских красавиц. Один был взят в плен и убит, двое других погибли на поле боя. Мию захлестнуло сочувствие к матери, потерявшей троих сыновей. Выжил только один, младший сын, Роберт. Израненный и больной, он вернулся домой, к обезумевшим от горя родителям. Вскоре они умерли, оставив Роберта в одиночестве перед лицом испытаний, пришедшихся на период Реконструкции[25]25
  Период после Гражданской войны в США (1865–1877).


[Закрыть]. Он преуспел больше, нежели другие представители семейства Уоткинсов. Их дома и плантации были либо сожжены дотла, либо проданы.

Роберт Уоткинс изо всех сил держался за свой надел. Он обладал железной волей и упорством, которые, как думала Мия, передались по наследству его внучке Кейт. Роберт разделил свой надел на участки и распродал их, вложив деньги в модернизацию мукомольного бизнеса. Со временем он женился, у него родился сын, Уолтер, и дочь, Энн, которая умерла в младенчестве. На рубеже веков у Уолтера Уоткинса оставалось менее пятисот из первоначальных трех тысяч акров земли. Уолтер стал священником и женился на Исобель Роджерс, которая родила ему дочь Кэтрин. Последнего участка земли и родового имения он лишился в 1930 году, очевидно, вследствие тяжелых потерь в результате обвала фондовой биржи в 1929 году.

На этом сведения обрывались.

Стараясь не терять надежды, Мия закрыла записную книжку. Постукивая ручкой по губам, она размышляла о потере родового поместья. Когда Кейт была ребенком, отец был для нее героем, несмотря на то, что он потерял доставшиеся по наследству земли и дом в результате краха на фондовой бирже. Странно, думала она, что священник, любивший ловить рыбу нахлыстом, также любил играть на бирже. Это было нехарактерно для мягкого, склонного к уединению человека, о котором она прочитала в дневнике Кейт. «Но, – подумала Мия, – вероятно, это вполне в характере отважной Кейт».

В голове Мии теснилась масса вопросов, когда она поднялась и направилась к библиотекарше, сидевшей за конторкой. Она выглядела именно так, как, по мнению Мии, и должна была выглядеть городская библиотекарша: аккуратная пожилая женщина с худощавой фигурой и прямой спиной. Ее седые волосы были собраны в пучок-улитку, но выбивавшиеся из него непослушные пряди развевались вокруг ее головы, когда она наклонялась над клавиатурой компьютера.

– Извините, – сказал Мия, подходя к длинной деревянной конторке.

Женщина перестала печатать и подняла глаза. Из-под очков в роговой оправе смотрели все еще яркие голубые глаза, которые холодно оценивали ее.

– Да?

– Прошу вас, мне нужна помощь в поиске информации.

Женщина выпрямилась, при этом она стала похожа на человека, которого отвлекли от важной работы ради того, чтобы он занялся чем-то очевидно банальным. Она встала, положила сложенные руки на конторку и насмешливо спросила:

– Чем же я могу вам помочь?

– Я ищу информацию о семье Уоткинс.

– О! Какого рода информацию?

– Все, что только можно найти.

– Хорошо, – ответила женщина, снисходительно усмехнувшись. – Это старинное семейство.

– Я знаю, – спокойно ответила Мия. – Я нашла кое-какие первичные сведения. У меня есть их генеалогическое древо. Мне известно, что они владели мельницей, от которой происходит название города, и что они остались без денег после обвала фондовой биржи в тысяча девятьсот двадцать девятом году. В частности, я интересуюсь Кейт Уоткинс. Я слышала, что она уехала из города и жила в хижине, в Бухточке Уоткинса, где оставалась вплоть до своей смерти в тысяча девятьсот пятьдесят втором году.

Женщина посмотрела на нее более заинтересованно:

– Могу ли я спросить, почему вас интересует Кейт Уоткинс?

– Позвольте представиться. Я – Мия Лэндан. Я живу в хижине, в Бухточке Уоткинса.

Глаза библиотекарши понимающе сверкнули.

– Ах да, я слышала, что кто-то поселился в хижине. После стольких лет. – Взгляд стал проницательнее. – Вы – родственница?

– Нет. Я остановилась там с разрешения внучки Кейт Уоткинс.

– Да? Я не знала, что у нее есть внучка. Как ее зовут?

– Белла Карсон.

Она кивнула, словно что-то припоминая.

– Понимаю. Что вы хотите узнать?

– Ну, – Мия замолчала. – Простите, я не знаю вашего имени. – Мия подумала, что в этом городе стоило считаться с приличиями.

– Филлис. Филлис Пейс. – Фамилию она произнесла с оттенком гордости.

Мия улыбнулась, узнав фамилию, выгравированную на гранитной плите, висевшей на здании из красного кирпича на Главной улице.

– Рада познакомиться с вами, миссис Пейс.

– Мисс Пейс, – поправила та, слегка вздернув подбородок. – Не миссис.

– Извините. Мисс Пейс. – Открыв записную книжку, Мия положила ее на конторку и, сосредоточившись, пробежалась по своим заметкам. – Я не могу найти никакой информации об этой семье после краха на фондовой бирже в тысяча девятсот двадцать девятом году. След обрывается после того, как Уолтер Уоткинс все потерял.

– Это не совсем так. Это незаслуженная клевета на преподобного Уоткинса. На самом деле состояние Уоткинсов начало таять намного раньше, после Гражданской войны. Задолго до того, как они купили мельницу. Я точно не помню, когда мельница была закрыта, но к тому времени, когда это случилось, в город провели железную дорогу. Прибыль стали приносить туристы, а не мельница. А состояние семьи Уоткинс, к сожалению, пришло в упадок. Мало-помалу они распродали свои земли. Потом случился обвал на фондовой бирже. Все разорились в годы Депрессии. Полагаю, что и Уоткинсы, как и многие из здешних богатых семейств. В библиотеке хранятся коробки с семейными документами и письмами, которые были переданы в дар.

– Правда? – Мия почувствовала, как в ней просыпается азарт охотника.

– Это не личная переписка. Большей частью это деловые бумаги и счета по хозяйству. Конечно, с точки зрения истории, они важны. Но, предупреждаю вас, они написаны весьма сухим языком.

– Спасибо, мисс Пейс. Я бы хотела взглянуть на них.

– Ну, что же, – сказала та, и Мия заметила искру интереса в ее глазах. – Видите тот читальный зал в дальнем углу? Если вы там подождете, я схожу за ними и вернусь назад.

Прошло немного времени, и Филлис принесла две коробки, которые поставила на стол в читальном зале, где сидела Мия. Дав указания на предмет того, как следует обращаться с документами, Филлис еще несколько раз возвращалась в зал, наблюдая за Мией и явно нервничая из-за сохранности документов.

Мия опустила карандаш:

– Филлис, может быть, вы могли бы помочь мне?

– Да, если вы думаете, что я справлюсь. – Филлис с удовольствием села на стул рядом с Мией, и они стали вместе разбирать документы.

Через час разборки бумаг и чтения банковских выписок, записей по хозяйственным расходам, финансовым вложениям, адресных книг и просмотра подборки фотографий Мия откинулась на спинку стула и потерла глаза.

– Вы правы, – с печалью отметила она. – Это трудно читать.

– К тому же, – ответила Филлис с менторской ноткой в голосе, – эти документы имеют большую историческую ценность. Вы видите, как много документации связано с тем, что считалось женской работой. Из этих записей мы можем почерпнуть так много бесценной культурной информации! Нашей библиотеке очень повезло, что семья Уоткинс передала нам в дар это собрание.

– Теперь я знаю, сколько стоил один раб. Но я по-прежнему ничего не знаю о Кейт. Здесь нет ни одной ее фотографии.

Филлис глубоко вздохнула, и ее лицо смягчилось.

– Ах, да, Кейт…

Мия обратила внимание на то, как изменился тон Филлис.

– Вы ее знали?

– Я? Слава богу, нет. Я не настолько стара. Но мой отец много рассказывал мне о ней. Понимаете, они были друзьями. Ох, и какое же тогда было время… Они тогда были молоды. Эти места считались меккой для всяких там фу-ты ну-ты. Поезда привозили в нашу глухую провинцию очаровательных чужаков из других краев. Еще до рождения моего отца, как рассказывал нам дедушка, весь город каждый раз с облегчением вздыхал, слыша свисток подъезжающего поезда, сообщающего о том, что поезд преодолел крутой склон на пути в город. Все выбегали посмотреть, что за знаменитости выходят из состава.

– Что их здесь привлекало?

Филлис откинулась на спинку стула и сложила руки домиком под подбородком:

– В конце века тысячи людей приезжали сюда из-за целебной силы ключевой воды. На воды, как они выражались. Многие приезжали из Чарльстона, но, когда проложили железную дорогу, мода изменилась, и к двадцатым годам люди стали приезжать отовсюду не только для того, чтобы поправить здоровье. Они хотели подышать горным воздухом, порыбачить на реках, а летом – спастись от ядовитых испарений города. Повсюду выросли новые отели. А вместе с ними развился туристический бизнес. Мельница уже не была важна для Уоткинс-Милл.

– Что с ней стало?

– То же самое, что и со всеми санаториями. Она закрылась, как это часто бывает в бизнесе.

– Что же сталось с Уолтером и Кейт после закрытия мельницы?

– Уолтер Уоткинс был священником. В те дни это была подходящая профессия для образованного человека с некоторым достатком. У него хватало денег на себя и на дочь, чтобы жить безбедно, но, возможно, достаточно скромно. Он сохранял поместье, пока мог. Впрочем, с годами владение пришло в плачевное состояние.

– Что же случилось с миссис Уоткинс, матерью Кейт?

– Исобель Уоткинс? Она умерла при родах. Думаю, это должно быть указано в документах.

Мия покачала головой:

– То есть Кейт вырастила миссис Ходжес?

– Как вы узнали о миссис Ходжес?

Чтобы не проговориться о дневниках, Мия пробормотала в ответ:

– Кажется, я от кого-то слышала это имя.

Филлис раздумывала, с сомнением глядя на Мию.

– Давненько я не слышала этого имени. Хелена Ходжес. – Потом она хихикнула, как ребенок. – Мой отец обычно называл ее Геенна Ходжес.

Мия тихо засмеялась, думая, что Кейт тоже не раз намекала на это. Она склонилась над деревянным столом, уперев подбородок в ладони:

– Что еще ваш отец рассказывал о Кейт?

У Филлис загорелись глаза.

– Ох, о Кейт Уоткинс ходит много россказней. Почти каждый может рассказать свою историю. Впрочем, я много лет не вспоминала о них. Кейт Уоткинс, боже, боже, боже… Она была необычной. Честно говоря, мне всегда хотелось познакомиться с ней. Она отличалась от большинства тогдашних женщин. Боюсь, можно сказать, что она была сорванцом в детстве, и с возрастом совсем не изменилась. Точно вам говорю. Она любила рыбачить, это точно, и ее ни капельки не волновало, нравится это местным мужчинам или нет. Но, позвольте вам сказать, это многим не нравилось. Мужчины считали оскорблением то, что женщина захватывает их пространство. – Она посмотрела куда-то вдаль. – То, что она не испугалась сопротивления со стороны мужчин и следовала зову своего сердца, говорит о ее моральной силе, которая всегда поражала меня.

Филлис Пейс моргнула, а потом осеклась и натянуто улыбнулась:

– Но она была из рода Уоткинс и могла делать все, что пожелает. Никто не смел ничего сказать против нее. В лицо, разумеется. Кроме того, у нее также были поклонники. Много поклонников.

– Не могли бы вы рассказать мне одну из историй, которую рассказывал вам ваш отец?

Филлис сцепила пальцы и задумалась. Потом, положив ладони на стол, она встала со стула.

– У меня есть идея получше. – Она взяла обе коробки. – Пойдемте со мной. Я всегда говорю, что настоящий исследователь должен обращаться к оригинальным источникам. Мой отец сейчас сидит в соседнем зале. Ему за девяносто, но он в добром здравии. Раз или два в неделю я привожу его сюда, главным образом для того, чтобы он сменил обстановку. Больше всего он любит рассказывать свои истории. – Она повела Мию из зала, тихо бормоча: – Одному Богу известно, сколько я их выслушала.

Мия не могла поверить своей удаче. Она быстро собрала записную книжку и ручки, схватила сумочку и последовала за Филлис в уютный холл, так восхитивший ее, когда она вошла в библиотеку. В удобном кресле у окна, чуть ссутулясь, сидел старик, склонившийся над книгой. При их приближении он оторвал глаза от страницы. Они были почти непрозрачного, бледно-голубого цвета.

– Привет, папа, – сказала Филлис таким нежным тоном, какого Мия не ожидала услышать от столь строгой женщины. – Хочу тебя кое с кем познакомить. – Она повернулась и жестом подозвала Мию. – Говорите громче, – прошептала она. – Он плохо слышит и никогда не носит свой чертов слуховой аппарат. – Снова повернувшись к отцу, она уважительно сказала: – Мия, этой мой отец, Филип Пейс. Папа, это Мия. Она пришла, чтобы ты рассказал ей о своей старой подруге, Кейт Уоткинс.

При упоминании имени Кейт слезящиеся глаза старика оживились.

– Кейт Уоткинс, а? – проговорил он после того, как они пожали друг другу руки и Мия уселась рядом с ним. – Я не стану говорить о ней ничего дурного, – предупредил он. – И о той чепухе, в связи со следствием. Оставьте все, как есть, вот что я вам скажу. Вы и слова об этом из меня не вытяните. – Его лицо стало суровым, и Мия мгновенно заметила, как они с Филлис похожи.

– Конечно нет, – быстро заверила она его. Она мысленно отметила слово следствие. Прежде она не слышала, чтобы о нем упоминали. – Меня больше интересует юность Кейт. Филлис говорит, что вы дружили?

Его лицо смягчилось, когда он предался воспоминаниям. Увидев, что старик настроился на разговор, Филлис быстро махнула рукой и поспешила обратно за свой рабочий стол, где ее ожидал посетитель.

– Да, так оно и было, – проговорил Филип, медленно кивая головой.

Некоторое время он молча смотрел в окно. В какой-то момент Мие показалось, что он отключился. Но он снова повернул голову, и его глаза прояснились.

– Давно это было, – начал он. – Если мне не изменяет память, летом тысяча девятсот шестнадцатого года. Я был на несколько лет моложе Кейт. Я ходил за ней хвостиком, если хотите. К ее компании принадлежал мой старший брат Эдди. Но она была добра ко мне. Все они были добры ко мне. Знаете, мы рыбачили вместе. Я Эдди, Кейт, Генри Харрис и Лоренс Дэвидсон. Неважно, что она была девушкой. Черт возьми, на рыбалке она могла переплюнуть всех нас. Может быть, только за исключением Лоренса. – Он поскреб подбородок, улыбаясь собственным воспоминаниям. – Никто в наших краях не мог удить или стрелять так, как Лоу.

Мия ухватилась за эти слова, вспомнив о том, что писала Кейт в дневнике. Разумеется, Лоренс знает названия всех растений. Но он старше меня.

– Я уже слышала это имя – Лоренс. Кто он?

– Лоу был ее кузеном! – выпалил Филип, удивленный тем, что она не знает самого главного. – Всем это известно, Лоу и Кейт были похожи как две капли воды. Вечно что-то записывали в своих дневниках. Вечно сидели вместе, склонившись над чем-нибудь. У Лоу был микроскоп, и он часами напролет сидел за этой штукой. Он говорил, что станет… как его? Ботаником, вот кем. Оба они собирали листья и всяких тварей, все, что угодно. Живность ей особенно нравилась. Она говорила, что это помогает ей лучше ловить рыбу. Я никогда этим не занимался. То есть я знаю, как выбрать отличное место для рыбалки без того, чтобы засушивать в книгах всяких тварей! Тьфу… – Старик подвигал челюстью, словно пробовал на вкус что-то неприятное. – Полагаю, я ее чуть-чуть ревновал из-за того, что Кейт проводит так много времени с Лоу. Знаете, Лоренс был не просто ее кузеном. Он приглядывал за ней, точно так же как Эдди за мной. Думаю, можно сказать, что он был ее лучшим другом. Все мы знали, что никому из нас не удастся приударить за ней. Когда она подросла, почти все мужчины в горах были влюблены в нее. Да, и я тоже. Хотя у меня тогда еще молоко на губах не обсохло. Но только Лоренс, – громко произнес он, тыкая пальцем в подлокотник кресла, как будто настаивая на своем. – Это был тот человек, который по-настоящему любил Кейт. И я осмелюсь сказать, что и она тоже любила его. – Он с сожалением покачал головой. – Черт побери, как печально все это закончилось! Наверняка у Кейт все сложилось бы по-другому, если бы он был жив.

– Расскажите мне о нем, – попросила Мия, сдвинувшись на край стула.

Филип Пейс сидел, схватившись за подлокотники кресла и погрузившись в воспоминания. Затем его лицо постепенно оживилось, и он опустил руки. Кожа кресла затрещала, когда он откинулся на подушку.

– Ах, Кейт, – проговорил он слабым голосом. – Я был еще ребенком. Едва подрос, как стал таскаться вслед за ребятами, я повсюду ходил за ними. Я многого не помню, но я помню Кейт. Вы слышали историю о том, как она использовала уроки танцев для того, чтобы научиться лучше забрасывать удочку?

* * *

Лето 1916 г.

Этим летом у всех на уме была одна война. В мужской парикмахерской мужчины только и говорили, что о сражениях и потерях в окопах. Жены и матери в городе сильно переживали из-за воинского призыва. В салоне красоты тоже разговаривали только о войне. Но мама запретила нам разговаривать об этом за обедом. Она сказала, что это вредно для пищеварения. По словам моих друзей, их матери тоже объявили эту тему запретной. Может быть, матери по всему графству – может быть, даже по всей стране – установили такие же законы. Мы, мальчишки, обычно смеялись над тем, что наши мамочки думали, будто, болтая о войне, мы отравимся ипритом.

Однажды в жаркий летний полдень мы с приятелями играли в лесу в войну. Мы шагали гуськом, как настоящее войско, а удочки служили нам ружьями, вот так-то. Мы просто дурачились. Но в душе мы были готовы записаться в армию и уйти воевать. Мы думали, что война – приключение, что мы будем стрелять из настоящих ружей и станем героями, как в кино.

Мы поджидали Кейт. Каждый четверг она брала уроки танцев, и ей это было не по душе. Ее тетя Грейс и миссис Ходжес навалились на преподобного и прямо заявили ему, что нужно научить Кейт вести себя как настоящая леди. Думаю, они считали, что уроки танцев – неотъемлемая часть женского воспитания. Тем летом ей исполнилось шестнадцать лет, она уже почти развилась. Она несколько месяцев брала уроки танцев, и все это время мы поджидали ее.

Как бы то ни было, мы играли в войну, как вдруг увидели, что на нас летит булыжник, и услышали, как кто-то кричит: «Бегите, бомба!» Сначала мы пригнулись, потом, сжав кулаки, стали оглядываться вокруг.

У нас за спиной, на расстоянии пяти ярдов от нас, уперев руки в бока, на пригорке стояла раскрасневшаяся и нахмурившаяся Кейт.

– Хватит играть в войну, ребята, слышите? – закричала она. – Вы не пойдете ни на какую дурацкую войну. Так сказал президент Вильсон. Никогда!

Лоренс выпрямился и направился к ней. Он был негласным лидером в нашей компании. Кроме того, он был самым высоким, что давало ему преимущество над нами. И самым старшим. Но, главное, он вел себя так невозмутимо, что все прислушивались к его словам. У него были густые рыжеватые волосы и темно-карие глаза, как у всех Уоткинсов.

– Кейт! Ты опаздываешь! – крикнул он.

Только Лоу мог разговаривать с Кейт таким тоном. Она хитро улыбнулась, отчего у меня в груди, как никогда прежде, затрепыхалось сердце. Я знал, что Лоу чувствует то же самое, я видел это по его лицу. Так всегда было между ними. Словно только они двое знали какой-то секрет. Потом Кейт села на землю и сняла чулки. В этом не было ничего странного. Она любила ходить летом с голыми ногами.

Миссис Ходжес говорила Кейт, что та была предрасположена к тому, что она называла «проявлением чрезмерного восторга». Но иногда Кейт просто любила покрасоваться. Кейт побежала и, подойдя ближе к ручейку, отделявшему ее от нас, задрала юбку и крикнула: «Посмотрите на меня! Я – балерина!» Она прыгнула через ручей, выбросив одну ногу вперед, а другую – назад, при этом она вытянула их и энергично размахивала руками. Все мы с любопытством смотрели на нее, и будь я проклят, если она не была похожа на балерину, которую я видел в каком-то журнале.

Со смехом переводя дух, она приземлилась на другом берегу ручья. С посерьезневшего лица Лоренса исчезла улыбка. Когда Кейт подошла, он наклонился и сказал ей на ухо:

– Ты не должна так задирать платье и показывать голые ноги. Не в присутствии мальчиков.

Кейт посмотрела на нас. Генри и Эдди пригнули головы и в замешательстве ковыряли ногами землю. Я старался смотреть куда угодно, лишь бы не на ее голые ноги.

– Ах, Лоу, знаешь, я ненавижу, когда мои чулки собирают репьи с колючих кустов. Кроме того, это не мальчики. Это всего лишь Фил, Генри и Эдди.

Эдди был поражен, а Генри хихикнул и спросил:

– И зачем ты берешь эти дурацкие уроки танцев?

– Вот именно, – поддержал его Эдди. Его уши стали такими же красными, как и волосы. Мой брат был на семь лет старше меня. Я был самым младшим из восьмерых детей в нашей семье, где все были рыжеволосыми. Впрочем, я был только вторым сыном. Чему удивляться, что, имея шесть сестер, я во всем равнялся на старшего брата? Итак, Эдди стал на сторону Генри, я поступил так же.

– Зачем ты это делаешь? – спросил я Кейт. – Танцы – для девчонок.

Парни стрельнули глазами в сторону Кейт, а потом начали улюлюкать и вопить. Большинство девушек убили бы их взглядом, но Кейт откинула голову и громко засмеялась вместе со всеми. Потом она подошла ко мне и взъерошила мои волосы. Я был всего лишь мальчишкой, но почувствовал нечто особенное из-за того, что Кейт так выделила меня.

– Я – девчонка, – проговорила она, словно соглашаясь. – Но я – не такая, как все другие девчонки, которых ты когда-либо встречал или, возможно, встретишь.

– Наша Кейт – единственная в своем роде, – сказал Эдди. Все мы знали, что он по уши влюблен в нее.

– Но она все равно девчонка, – сказал Генри. – А глупым девчонкам приходится учиться танцевать и готовить, играть на пианино, чтобы они смогли найти себе мужа. Всем известно, что девочки не должны ловить рыбу. Поэтому, девочка, лучше танцуй на заднем дворе и позволь нам, мужчинам, ловить рыбу.

Теперь Генри не промахнулся, но мы знали, что он из тех, кому нравится всех подзадоривать. У него были маленькие проницательные глазки, а когда он насмехался над кем-нибудь, то всегда напоминал мне змею.

Кейт развернулась в его сторону, ее лицо горело.

– По крайней мере, я не марширую по округе, играя в войну, как вы, ребята. Я видела, как вы попусту тратите время, нанося удары по воздуху. – Скрестив руки, она высокомерно проговорила: – Я может быть, и девчонка, но я понимаю разницу между удилищем и ружьем.

– Мы не играли, мы тренировались, если хочешь знать, – краснея, заявил Генри. Его маленькие глазки стали еще меньше. – Идет война, и скоро мы будем сражаться. Не играть в войну, а сражаться по-настоящему. С настоящим оружием. А ты туда не сможешь пойти. Знаешь почему? Потому что ты – девчонка, вот почему.

– Ладно, – фыркнула она, сжав руки в кулаки и вытянув их по бокам. Она выглядела так, будто готова сражаться со всеми нами, чтобы помешать нам покинуть Уоткинс-Милл и пойти воевать. – Пусть я девчонка. Но знаешь ли, Генри Харрисон, кто ты? Ты – мальчишка. Не мужчина. Всего лишь мальчишка! И каждый знает, что для того, чтобы вступить в армию, нужно быть восемнадцатилетним.

Она вздернула подбородок и посмотрела на остальных парней, при этом ее горящий взгляд бросал им вызов, как будто требуя, чтобы они возразили ей. Лицо Генри стало красным, как свекла, потому что он не мог опровергнуть тот факт, что ему всего шестнадцать лет, и все его хвастовство не имело никакого значения, потому что все мы знали, что ему придется дождаться восемнадцатилетия, прежде чем он – или любой другой парень – сможет добровольно отправиться на военную службу.

– Кроме того, – продолжала Кейт, еще глубже вонзая кинжал, – эта славная война закончится до того, как вы повзрослеете.

– Этого не будет! – парировал Генри.

– Генри, – предостерегающе проговорил Лоренс. – Ты говоришь ерунду. Все мы должны молиться за то, чтобы война скорее закончилась.

Эдди кивнул в знак согласия. Я подошел ближе к брату и прислонился к его ноге.

– Я не говорю ерунду, – выкрикнул Генри. – Говорят, война, как пожар, уничтожит всю Европу.

– Прекрасно. Тогда иди и туши пожар в Европе, – сказала Кейт, раздраженная этим разговором. – А я пойду на рыбалку.

– Она права, – сказал Эдди, беря в руки свою удочку. – Сейчас начнется клев.

– Не знаю, захочу ли я еще когда-нибудь рыбачить вместе с девчонкой, – бросил Генри.

Все мы знали, что он не умеет достойно проигрывать, но Лоу выпятил грудь и потребовал, чтобы Генри взял свои слова обратно. Ситуация была напряженной, ведь Генри хоть и был мальчиком, но довольно крупным, да к тому же вспыльчивым. Лоу было трудно вывести из себя, но если это происходило, то берегись. То есть в драке они были равны. Надвигалось нечто ужасное.