Текст книги "Герои умирают"

Чистая работа: если попасть ножом в сердце с первого удара, не будет никаких брызг, а удар кулаком в живот довершит дело, выбив из легких жертвы сразу весь воздух. Человек умрет, не успев даже пикнуть. Из переулка, шаркая ногами, снова выходит зомби, а место Крысюка занимает кто-то другой в такой же одежде.

– Блеск, а? – Величество с усмешкой подносит сложенную горстью ладонь к уху. – Не слышу сигналов тревоги. Мы сделали их вчистую.

Я киваю:

– А что творится-то?

Он улыбается:

– До меня дошел слух, что Тервин Злоязыкий встречается с неким капитаном Очей Короля вон в том доме через дорогу.

– Хочешь его взять? – Тервином Злоязыким зовут Крысиного Короля, предводителя соперников Арго, обитающих к северо-западу отсюда. Мы с ним знакомы. И он мне не нравится. – Может, помочь тебе с ним, раз уж я все равно здесь?

– Спасибо, – отвечает величество с усмешкой, – в другой раз. Война с Крысами мне сейчас ни к чему, к тому же тебе пришлось бы разделаться и с капитаном, а уж такие проблемы мне не нужны и подавно. С другой стороны, я не хочу, чтобы Тервин водил шашни с Очами; Крысы и так оборзели в последнее время, а если еще почуют имперскую поддержку, с ними вообще сладу не будет. Так что я его не убью, а только пошлю ему дружеское предупреждение – сниму всех троих его дозорных.

Три трупа равняются одному дружескому предупреждению. Такую математику я понимаю.

– И лучше всего то, – продолжает величество, – что он ничего не узнает, пока не закончит переговоры. Вот тогда-то мои подставные Крысюки и передадут ему мой привет. Он поймет. «В следующий раз сам знаешь что».

– А кто дал тебе наводку? Где у тебя свой человечек, среди Очей или среди Крыс?

Его улыбка становится самодовольной.

– А вот это уже секрет фирмы, приятель. Одно тебе скажу: хорошие времена настали для Королевства, и дело с концом.

Ха, рассказывай. Будь времена и в самом деле так хороши, не сидел бы ты сейчас тут и не заморачивался личным наблюдением за исполнением приказа. Но я решаю пропустить это мимо ушей – к чему спорить?

– Паллас Рил, – напоминаю я. – Где она?

Он снова скользит по мне рассеянным взглядом.

– Слышал, что здесь, в городе, – отвечает он.

– Это я тоже слышал. Поэтому и пришел к тебе потолковать. Говорят, она ведет какую-то игру, а кое-кто из Подданных у нее в партнерах.

– Ну, это вряд ли. Я бы знал. Мы с Паллас не то чтобы друзья, но понадобись ей что-нибудь от моих людей, разве не пришла бы она ко мне за помощью?

– Наверное, пришла бы.

Он долго смотрит на меня и холодно замечает:

– А я, по-твоему, скрыл бы от тебя? – (Я пожимаю плечами.) – Кейн, говорю тебе, она где-то в городе, и больше я ничего не знаю. Правда, с кем-то из моих ребят она говорила, такое я помню, но чтобы речь шла о чем-то серьезном…

– Кто такой Шут Саймон?

– Ты про парня, который уводит из-под носа Ма’элКота тех несчастных засранцев – Актири, или как их там? Откуда мне знать?

– Вчера, примерно в это же время, двух твоих ребят грохнули у реки, на территории Дунгаров. Что они там делали?

– А мне откуда знать?

– Ты второй раз отвечаешь дурацким вопросом на мой вопрос, хотя сам прекрасно знаешь ответ. На шухере они там стояли, помогали Шуту Саймону.

Величество выпрямляется и напряженно смотрит мне в глаза:

– Ты ведь работаешь, да? И кто теперь заказчик? Империя или Монастыри?

– Величество, клянусь, это личное дело. Я ищу Паллас Рил.

– Я слышал, вы с ней разосрались.

– Тебя это касается? Где она?

– Но… – Величество встряхивает головой. Он искренне не понимает. – При чем тут Паллас Рил и Шут Саймон? Она что, работает на него?

Я гляжу на него молча, прищурившись. Какое-то время он выдерживает мой взгляд, но потом все же опускает голову и скребет в затылке.

– Черт, ладно. Ну помог я Шуту Саймону маленько. Мои парни стояли у него на шухере. А чего такого-то? Маленький пинок в задницу Ма’элКоту, подумаешь. Но моих ребят сняли Коты, так что вряд ли хоть один выжил.

– И какой следующий шаг?

Он хмурится:

– Не знаю.

– Когда Шут Саймон снова выйдет на связь?

– Понятия не имею, – говорит Король и хмурится еще больше. – Хотя должен бы.

– Ладно, слушай сюда. – Я ожесточенно скребу в затылке, тру кулаками глаза и спрашиваю: – Как ты вообще влез в это дело? Шут Саймон… э-э-э… сам к тебе пришел? Или прислал кого-то?

Медленно, как во сне, Король качает головой, морщины на его лбу разглаживаются, лицо выражает что-то очень похожее на благоговение.

– Я не помню…

– Значит, у нас проблема.

Его лицо тут же каменеет и становится воинственным.

– Только не делай это моей проблемой, Кейн. Здесь, на улице, полно моих парней, ты пикнуть не успеешь…

– Расслабься. – Кажется, я начинаю понимать, как работает это дурацкое заклятие. Странно, но на меня оно, похоже, не действует. – Я тебе верю.

Но величество, судя по всему, всерьез взволнован и даже напуган.

– Да скажешь ты или нет, что происходит, Кейн? Страшно же, твою мать! Я что, в проигрыше? Я должен знать, ты понял? А то мне уже кажется, что это гребаная магия, понимаешь? Заколдовали меня, вот что.

– Ага, – говорю я.

– Что, заколдовали? Ты это хочешь сказать? Ну все, твою мать, я их поубиваю всех.

– Не принимай близко к сердцу.

– Скажешь тоже. На меня нельзя насылать заклятия, Кейн. Никому нельзя. Они что, не знают, что за это я убиваю? Что, эти мудаки не поняли, с кем имеют дело? У меня есть Аббаль Паслава, Чародей чертов, он их заколдует так, что у них член до жопы дорастет, так что они будут трахать себя при каждом шаге!

Я поднимаю руку, делая ему знак заткнуться.

– А как у тебя с Лицами дела?

– Не очень, – говорит он, мгновенно остывая. – А что?

– У Хаммана отличные связи во дворце, он может провести туда. Мне надо поговорить с ним.

– Ну тогда тебе придется орать что есть силы, иначе до него не докричишься. Хамман уже год как умер.

– Шутишь! Жирный Хамман? А я думал, его ничто не берет.

– Он тоже так думал. Никто не знает, от чего он умер, да только все его денежки утекли к новой хозяйке – эльфийской сучке из «Экзотических любовниц» в городе Чужих. Кирендаль. Она теперь главная в Лицах.

– Это лесбиянка-то? Срань господня.

– Вот-вот. С пьющим магом дело иметь тоже так себе, но чтобы саба стала хозяйкой банды? Да еще где? В Крольчатниках! Она притащила с собой кучу своих – эльфов, гномов, фей, кого хочешь. Так что Лица теперь хозяева в городе Чужих. Она и все прибамбасы Хаммана из его старой берлоги «Счастливый скряга» туда перетащила. Теперь ее заведение называется «Чужие игры», казино. Лучшее в Империи, между прочим. И она не из тех, с кем можно играть, без каламбура. Ходят слухи, она наложила лапу на книгу заклинаний Хаммана, а ты же знаешь, кто такие эльфы, – это ведь они изобрели магию. Слушай, она что, тоже замешана? Может, это она меня заколдовала?

– Какие у нее связи?

Величество пожимает плечами:

– Такие же, как у Хаммана, а то и лучше. Он-то собирал только игроков, а у нее и игроки, и нарки, и извращенцы, которые любят мочить свои фитили в подвале. Слушай, а может, убьешь ее для меня, а? Я хорошо тебе заплачу, не пожалеешь.

Я качаю головой:

– Не сегодня. Слушай, мне пора. Еще увидимся.

– Как, уже? Мы же два года не виделись – может, побудешь немного?

– Извини, времени мало. Слушай, раз уж на меня открыта охота, может, одолжишь мне старый плащ какой-нибудь, чтобы добраться до города Чужих без приключений, а?

Он тычет большим пальцем через плечо:

– Мой возьми. Он там, за сломанным шкафом. А еще мой тебе совет – побрейся. Без этой бороды тебя никто не узнает.

– В том-то и дело. Иногда выгоднее, чтобы узнавали.

Он пожимает плечами. Я накидываю на плечи его плащ и поглубже натягиваю капюшон, чтобы скрыть лицо.

Величество подает мне руку, я пожимаю ее. Он говорит:

– Мой дом – твой дом, не забывай. Приходи после Ночи Чудес, в любое время. Поживешь у меня.

– Хорошо. Увидимся.

Я иду, насвистывая, как Рабочий-симулянт, пока площадь не остается позади. Тогда я кончаю притворяться и перехожу на хорошую скорость. Значит, все будет чуть сложнее, чем я думал; ну и что? Здесь, в Анхане, не место депрессии.

Теплый западный ветер уносит прочь вонь и дым Крольчатников, когда я пересекаю пограничную территорию и углубляюсь во владения Лиц, а солнце припекает тонкую ткань плаща на моей обтянутой кожей спине. Шлюхи и нищие смотрят мне вслед, когда я рысцой пробегаю мимо; может, они бы и хотели меня ограбить или еще что-нибудь, но я бегу быстро, и они не успевают ничего придумать. Я не обращаю на них внимания.

Заброшенный дом, от которого пожар оставил только стены, самый удобный короткий путь во владения Лиц – той части Крольчатников, которая граничит с Анханой и где когда-то заправлял Хамман и его банда; грязный мужик в полуобгоревших лохмотьях скалится на меня из-под брезента, наброшенного на куски рухнувших потолочных балок, которые кто-то собрал и составил шалашиком. За спиной мужика женщина с тусклыми глазами держит на руках младенца, который сосет ее тощую болтающуюся грудь. Улыбкой и пожатием плеч я приношу извинения за то, что вторгся в их дом, и продолжаю путь.

Мне легко здесь, с этими людьми, легче, чем где бы то ни было на свете. Так легко мне было только в восемь лет. Вот найду Паллас и останусь здесь на пару дней просто так, для удовольствия.

Солнце пригревает сильнее, и я начинаю потеть. Все тело чешется. От меня пахнет псиной.

Я люблю этот город.

Здесь я свободен.

Кирендаль Перволикая оторвалась от книги, когда в дверь ее апартаментов постучали условным стуком. Крошечные ручки Тап замерли на ее плечах и шее.

– Не вставай, – мелодично прожурчал певучий голосок у нее над ухом. – Закки откроет.

– Это, наверное, Пичу, – вздохнула Кирендаль. Он никогда не беспокоил ее по пустякам. – Скажи ему, пусть уходит. – Сзади на шее Кирендаль ощутила прикосновение не только крохотных ручек, но и таких же губок, и мурашки удовольствия прошли по ее спине. – Мм… хватит.

Кирендаль подняла руку и сняла с плеча очаровательную крохотную дриаду; та сидела на ее раскрытой ладони верхо́м, словно на спине неоседланной лошади. Всего двадцати дюймов росту, Тап была чудо как хороша: идеально очерченные грудки, которым не страшна была сила тяготения, безупречная кожа, золотистые волосы, казалось, излучали свет. С первого взгляда ее вообще можно было бы принять за женщину, если бы не ее малый рост, прозрачные крылышки, сложенные теперь за спиной, и загнутые большие пальцы ног – чтобы удобнее было хвататься за самые тонкие ветки на верхушках деревьев. Да, Тап была хороша собой, а еще бесконечно отзывчива на ласку: вот и теперь ее соски поднялись и затвердели от одного взгляда Кирендаль. Дриада заерзала и недвусмысленно обвила стройными ножками руку Кирендаль выше запястья.

– Хватит играть, малютка. Дела не ждут. Лети к себе и оденься. Пичу нравятся крохотные женщины, а мы ведь не хотим, чтобы он подумал что-нибудь этакое, верно?

– Какая ты, – хихикнула Тап, расправила крылышки и бесшумно, словно сова, упорхнула в темный кабинет.

От дверей раздался предупредительный кашель Пичу.

– Дженнер опять мухлюет.

Кирендаль неторопливо закрыла массивную книгу, напоследок нежно скользнув пальцами по переплету из человеческой кожи, и лишь тогда подняла свои серые, как сталь, глаза на дневного управляющего казино «Чужие игры». Зрачки у нее были вертикальные, как у всех ночных охотников.

Пичу еще раз кхекнул и тут же отвел глаза; Кирендаль, по своему обыкновению, читала голой, вольготно раскинувшись на груде шелковых подушек. Пичу был одним из трех Лиц, которым разрешалось входить в ее покои, но эта привилегия отнюдь не облегчала ему жизнь. Зато Кирендаль наслаждалась произведенным эффектом: когда Пичу испытывал неловкость, его Оболочка, обычно землисто-серая, приобретала приятный лимонно-желтый оттенок. Как и всем Перворожденным, Кирендаль не приходилось стараться, чтобы погрузить себя в мыслевзор; видеть чужую ауру было для нее так же естественно, как чувствовать запах или вкус.

Тяжелые парчовые шторы на окнах ее покоев полностью поглощали солнечный свет, а фонарики, искусно расставленные по комнатам тут и там, отбрасывали теплые розовые блики на ее волосы цвета серебряной проволоки и белую, словно от свинцовых белил, кожу.

Кирендаль отличалась высоким ростом, даже по меркам женщин Первого народа, которые часто перерастали своих мужчин, и невозможной худобой: когда она двигалась, то со спины сквозь едва заметные округлости ягодиц было видно, как работают внутри тазобедренные суставы. Она приподнялась на локте, демонстрируя соски практически отсутствующих грудей: сегодня она выкрасила ареолы серебряной краской, чтобы они гармонировали с цветом ее замысловато уложенных волос. Два кружка цвета денег волей-неволей приковали взгляд Пичу, и он покраснел, а его Оболочка стала темно-золотой, как тонкокожий лимон.

– Да? И сильно? – протянула она, придав своему голосу хрипотцу, так что Пичу даже вздрогнул.

– Хуже, чем обычно. Он мажет фишки смолой, и так неуклюже! Двое из наших… гостей… уже возмутились, пришлось их спровадить, чтобы не случилось драки.

– Важные птицы?

– Нет. Проигрывали, но так, помаленьку. Небольшая потеря, но есть другая беда – Берн пришел.

– Берн?

Узкие губы цвета сырой телячьей печенки раздвинулись, обнажив длинные и острые клыки. Если этот маньяк застанет Дженнера за его любимым делом… Берн любит игру, но терпеть не может проигрывать. Стоит ему продуть хотя бы раз, как он начинает искать виноватых. И тогда – вж-ж-жик! – голова Дженнера запрыгает по полу, как мяч. А ведь Дженнер – владелец Анхананского завода по переработке фекалий и навоза, одного из наиболее выгодных предприятий, в которые вложилась Кирендаль.

– Я сама с этим разберусь. Берн уже в яме?

– Еще нет, но скоро отправится. А пока он в Хрустальном баре, болтает с Галой. Все еще надеется соблазнить ее бесплатно.

– Он будет разочарован, если ему повезет. – Кирендаль встала и потянулась, выгнув спину. – Настоящая страсть дурно влияет на ее технику. Закки?

В дверях тут же вырос ее домашний слуга, мальчишка-камнегиб – приземистый, широкоплечий, гладко выбритый и почти без подбородка. Подслушивал, разумеется, – что ж, это входит в его обязанности.

– Да, Кирендаль?

– Скажи на кухне, что я хочу обедать. Все равно чем, главное, чтобы живое, – устрицы подойдут. И свежий мед в сотах – думаю, Тап тоже не откажется.

Пока она говорила, какая-то дымка заклубилась вокруг нее и сгустилась, обволакивая ее тело, начиная с костлявых рук.

Закки кивнул и старательно загнул два пальца – чтобы не забыть, что ему приказали. Милый мальчик, хотя и глуповатый. А еще силен как бык и верен как пес; расчувствовавшись, Кирендаль решила, что пора уже разрешить парню отрастить эту дурацкую бородку, как у всех камнегибов, пусть прикроет свой неудачный подбородок.

Она замерла, выстраивая свой образ; это было просто, особенно теперь, когда она разыскала в книге Хаммана страницу, где говорилось, как субстантивировать фантазию. Она открыла свою Оболочку и впустила внутрь Поток, натягивая его на себя, как обычная женщина натягивает шелковое платье. Поток ласково касался ее тела, мягко скрывая, обнимая, раскрашивая воздушный кокон вокруг нее сияющей прозрачной пастелью.

Руками она придавала окутавшему ее туману вид одежды, одновременно вылепливая из него новые формы своего тела. Пока она занималась этим, ее сложная прическа распалась сама собой, волосы потекли по плечам прекрасными кудрями, уже золотистыми, а не серебристыми, кожа приобрела теплый человеческий оттенок, плечи округлились, так же как и груди, которые она взбила повыше.

Кирендаль улыбнулась и, подчиняясь внезапному капризу, одним движением руки изменила драпировку своего воображаемого костюма. Ей нравилось ходить голой между ничего не подозревающими клиентами и персоналом. Но еще больше ей нравилось, что следом за ней шел Пичу, который знал о ее наготе.

– Ну что ж, пойдем попробуем убедить Везунчика Дженнера в том, что сегодня не его день.

Закки распахнул дверь; Пичу почтительно попятился, пропуская госпожу. Спустившись на два лестничных пролета и оставив позади небольшой охраняемый коридор, Кирендаль вступила в свои владения.

«Чужие игры» были настоящей сказочной страной порока. Бронзовые перила сияли вокруг игровых ям, которыми пол был изрыт, словно лицо оспинами. Каждую яму окружали три ступени, концентрическими кольцами спускавшиеся вниз. Ступени были из мрамора с пурпурными прожилками. Между ямами по ковру из красного тисненого бархата ходили, покачивая бедрами, изящные девицы и парни с плоскими животами – минимум одежды отнюдь не мешал глазу ценителя наслаждаться грациозной наготой как тех, так и других – и предлагали гостям коктейли и иные возбуждающие средства. Сами прислужники, как люди, так и Перворожденные, возбуждали не меньше, чем то, что они разносили на своих подносах, и были столь же доступны – в иных случаях доступнее даже в разы. В пяти огромных хрустальных люстрах не было свечей, однако приятный свет янтарного оттенка заливал зал, не имея, казалось, определенного источника. Даже теперь, в разгар утра, игорные ямы были полны: потные мужчины и женщины с красными от похмелья и недосыпа глазами жадно следили за тем, как упадет кость или ляжет карта.

Те клиенты, которые не играли и не напивались до беспамятства в одном из семи баров, смотрели шоу. На узкой сцене, приподнятой над уровнем зала, женщина с роскошной гривой волос цвета воронова крыла принимала ухаживания двоих дриад мужского пола. К концу номера она, совершенно голая, обливалась потом, трепеща от хорошо разыгранной страсти, а дриады носились вокруг нее, гудя прозрачными крылышками, точно две необычайно крупные колибри. В руках у них были шелковые шнуры, которыми они водили по ее телу, то опутывая ее, то отпуская, лаская гладкими узлами незапятнанную чистоту ее кожи.

«Девушка» была одной из лучших танцовщиц в заведении Кирендаль; все, кто смотрел сейчас представление, и мужчины и женщины, так и потянулись к ближайшим к ним шлюхам. Кирендаль тоже посмотрела шоу, но недолго, а потом покачала головой и улыбнулась; знали бы ее гости, что та, кем они так восхищаются сейчас, вовсе не человек, а пятидесятилетняя огра с вялыми сиськами и бородавками по всему телу.

Да и мрамор с пурпурными прожилками был на самом деле куском расщепленного ствола старой сосны, высохшим до цвета грязи; начищенная бронза – ржавым чугуном, а все прислужники и прислужницы – старыми, подслеповатыми, рябыми от оспы старыми шлюхами, на которых уже давно не зарились клиенты.

Поддержание этой Иллюзии требовало много магической энергии, и потому Поток в зале казино образовывал фантастические завихрения, но никогда не истощался; его источником был один-единственный кристалл гриффинстоуна, размером с фалангу большого пальца самой Кирендаль, – кстати, кристалл надо заменить не позднее конца месяца, напомнила себе хозяйка казино.

Кирендаль ненадолго задержалась в дверях, чтобы к ней успели подойти ее охранники – два мощных огра с неподпиленными клыками, в легких кольчугах алого и бронзового цветов, основных в заведении. На поясе у каждого угрожающе покачивался здоровый шипастый моргенштерн. Вообще, в «Чужих играх» охранниками служили только огры или их ночные собратья – тролли; и те и другие были тупы как пробки, зато огромны и устрашающе сильны, к тому же мысль о том, что в случае чего нарушителей не только укокошат, но еще и съедят, заставляла вести себя прилично и людей, и нелюдей. За все время существования казино его не ограбили ни разу.

Устрашающее присутствие огров усмиряло даже самых строптивых, и Кирендаль беззаботно разрешала своим гостям проходить в зал с оружием: стычки между ними редко заканчивались чем-то серьезным, охранники успевали разнять всех. К тому же вооруженный мужчина обычно охочее до шлюх, чем тот, у кого не болтается на поясе стальной пенис, так что оружие, можно сказать, полезно для бизнеса.

Кирендаль распахнула свою Оболочку и выпустила из нее три раздельных Потока, которые направила к трем своим тайным агентам: двум людям и одному фею, которые убедительно изображали обычных гостей. Фей и человек сразу подняли голову на ее зов, который они услышали как тихий шепот на ухо. «В Хрустальный бар, – направила их Кирендаль. – Гость в бархатном дублете с разрезами и мечом за спиной – Берн. Подойдите к нему и держитесь поблизости». Второго человека она послала в яму для игры в кости, чтобы тот встал за спиной у Везунчика Дженнера и караулил его до конца игры.

Посланцы Кирендаль едва успели войти в бар, как Берн отошел от стойки – хватит с него Галы на сегодня – и направился к яме для игры в кости, а ножны длинного меча хлопали его по спине при каждом шаге. Агенты Кирендаль были слишком опытными, чтобы бездарно выдать себя, сразу сменив направление и отправившись следом за ним, так что пришлось ей самой подойти к яме. За ней топали огры.

Дженнер поднял на приближавшуюся к нему Кирендаль красное от возбуждения лицо, на котором ярко алел косой шрам через нос, и расплылся в безудержной ухмылке:

– Как бде себоддя безет, Кир! Так безет, что саб де бедю!

Когда-то широкий резак пронзил ему околоносовые пазухи, и с тех пор он всегда говорил как человек с глубокой простудой.

Кирендаль придала своему голосу аристократические интонации, к которым всегда прибегала, говоря с гостями:

– Мы очень рады твоему успеху, Дженнер. Сегодня твое прозвище оправдало себя. Однако мне хотелось бы попросить тебя встать из-за стола на одну минуту. Ради наших общих деловых интересов…

– Одду бидуту. Я бдосаю.

Кирендаль с неприязнью наблюдала, как Дженнер готовится смухлевать. И чем он их только мажет? Соплями, что ли?

Берн спустился в яму, как раз когда Дженнер сделал ставку. У Кирендаль похолодело под ложечкой; Берну была присуща раскованная грация пумы и сосредоточенный взгляд змеи – так ходят и двигаются те, кто убивает рефлекторно, не раздумывая. В его белой Оболочке то и дело вспыхивали яркие алые прожилки – явный признак еле сдерживаемой агрессии.

Берн получил титул Графа всего несколько месяцев назад, но от своих осведомителей Кирендаль знала, что он уже стал одним из ближайших советников нового Императора – ходили слухи, что он убивает тех, кого Ма’элКот велит ему убрать лично, – и командиром Серых Котов. Видя Берна воочию, Кирендаль каждый раз вспоминала слух о том, что он якобы прошел монастырскую выучку, и это не казалось ей пустой сплетней: инстинктивно присущий ему наклон корпуса чуть вперед и умение владеть телом при любых обстоятельствах убеждали ее в этом и одновременно внушали тревогу. Его владение клинком давно уже вошло в легенду: говорят, он даже в бою не надевает доспехи, полагаясь для защиты исключительно на свои навыки мечника.

Конечно, это может быть только слух, но в том, что он один из самых опасных людей в Империи, сомневаться не приходится. Не зря люди говорят, что с ним никто не ссорится дважды.

Бесстрастно кивнув Кирендаль, Берн скользнул мимо нее на свободное место за игровым столом; на огров он даже не взглянул. Выложил стопку золотых ройялов и поставил их против следующего броска Дженнера.

– Бросай или передавай ход, ты, жопомордый. Шевелись.

– Жобобордый?.. – И без того красная физиономия Дженнера начала багроветь.

– Ну да. У тебя на морде трещина, как на жопе! – захохотал Берн. Он всегда с удовольствием смеялся собственным шуткам. – Я тебе больше скажу: будь у меня такая страшная жопа, как у тебя морда, я бы и трахаться забыл – штаны бы снять стеснялся.

На ступеньках за спиной Берна наконец показались тайные агенты Кирендаль, и она с облегчением выдохнула.

– Да ладдо дебе, – парировал Дженнер, и в глазах его сверкнул шальной огонек. – Деужто тбой ддужок дак бало дебя любид, чдо и гдаза не пдикдоет…

Все, кто был за столом, захихикали, пряча ухмылки в ладони. Никто не был так глуп, чтобы смеяться открыто. Лицо Берна застыло. Он отступил от стола, его левая рука скользнула вверх к рукояти меча, выступающей на полторы ладони над правым плечом. Дженнер выпрямился, схватившись за рукоять короткого меча на поясе. Оболочка Берна покраснела, значит Дженнер умрет через секунду.

– Господа… – зажурчала Кирендаль и ловко скользнула между ними. Лишь по тому, как коротко вздрогнули веки Берна, она поняла, что ее агенты уже прижали острия ножей к его почкам. – Берн, Везунчик Дженнер – наш почетный гость, а также мой личный друг. Ты же не станешь убивать его под моей крышей.

Берн ответил тем, что медленно обвел взглядом все изгибы ее тела, от шеи до колен, явно с намерением оскорбить. «Мм… – подумала она. – Вот, значит, как. Ну ладно». И она повернулась к Дженнеру.

– А ты, – сказала она своим самым презрительным тоном, – если уж вознамерился расстаться с жизнью ради острого словца, так, будь добр, придумай что-нибудь посмешнее, чтобы мне не стыдно было повторить это в твоей эпитафии.

Дженнер было возмутился, но Кирендаль уже не слушала. Внезапный шум возле входной двери отвлек ее. Одна из ее новеньких, самка камнегиба, которую она наняла, когда перехватила бизнес Хаммана и перенесла его в город Чужих, ворвалась внутрь и бросилась к фею, который работал на вешалке. Одним усилием мысли Кирендаль вытянула щупальце из своей Оболочки, протянула его к фею и коснулась его Оболочки совсем легонько, только чтобы скользнуть внутрь его и видеть и слышать то же, что и он. Он почувствовал ее вторжение, но отреагировал дружелюбно и незаметно для других: слегка закрутил Поток.

Рот камнегибши был ярко-красным от крови, которая капала у нее из носа – по всей видимости, сломанного. Кровь застряла в ее аккуратно подстриженной козлиной бородке, где уже начала подсыхать. Она залопотала на вестерлинге с густым горским акцентом:

– …Спрасил, где, мол, живет Кирендаль, иде ейная горница, а иде окошко. Расспрашивал, как к ей стучать… он думал, я в оммороке, и ушел, а я как побежала, побежала…

– Ну-ну, все будет в порядке, – успокаивал ее фей, похлопывая тонкой ладонью по ее мощному плечу. – Кто он? Из себя какой?

И вот тут-то сказалась тренировка, которую проходили все Лица без исключения: хотя девушку били и пугали, она запомнила обидчика и смогла в точности его описать.

– Ниже меня на полголовы. Волосы прямые, черные, на висках седоватые. Кожа смуглая, глаза черные, усы, бородка короткая. Нос сломанный, шрам наискосок. И быстрый такой. Я таких быстрых не видала. У него были ножи, но бил он кулаком.

«На Кейна похож», – подумала Кирендаль, но не сразу сообразила, что это, возможно, он и есть.

Слух о щедрой награде, внезапно объявленной Императором за его поимку, уже дошел до нее с утра, она еще тогда подумала, что он, должно быть, в городе, но только теперь все это вдруг сложилось у нее в одну картину.

Кейн ищет ее!

Тихо охнув, она вернулась в свою собственную голову; коленки дрожали, от страха хотелось на горшок. Заметались панические мысли: кто его нанял? Империя? Нет, эти послали бы Котов. Монастыри? Кейн же всегда работает на них, но что она такого сделала, чтобы навлечь на себя их гнев? Или все же сделала? Хотя нет, постой-ка! Это наверняка так называемый Король гребаных Воров! Вот мерзавец! Кейн ведь, кажется, в ладах с его Подданными? Но за что? И почему именно сейчас? Или все же Монастыри? А может, сболтнула что-нибудь не то насчет Ма’элКота?

Строгая дисциплина, которой Кирендаль привыкла подчинять свой ум, скоро подавила панику; сначала надо разобраться с неотложными делами, а уж потом можно заняться этим.

Кирендаль не зря гордилась своей способностью не терять головы даже в разгар катастрофы. За очень короткое время – глубокий вдох и медленный выдох – она наметила план защиты. Потом обратилась к Потоку и снова установила контакт с феем на вешалке.

Через пару минут «Чужие игры» должны быть окружены армией Лиц, которые будут приходить тройками. В каждой тройке обязательный связной из дриад или Перворожденных – для быстроты контакта. Уличный писсуар рядом с казино перекрыть изнутри и снаружи, исключить доступ к шахте под ним, которая ведет в глубины городских подземелий. На крышах домов вокруг посадить Лиц – одних открыто, других в засаде, с луками. Всех работников казино, кто может держать оружие, предупредить, в коридорах выставить охранников-огров так, чтобы с каждого поста были видны два соседних. От мысли сообщить констеблям Кирендаль отказалась: двести золотых монет хорошо, но куда лучше получить из первых рук сведения о том, кто натравил на нее Кейна и почему. Фей на вешалке поймал ее взгляд и кивнул: понял.

Она послала еще: «Используй описание, которое она дала. Разошли его всем. Держи меня в курсе. Я буду у себя; придешь – стучи пять раз. А теперь живее!»

Фей зашевелился. Она подождала, когда связь между ними рассосется, и вернулась к событиям в яме.

Дженнер говорил. Она пропустила бо́льшую часть сказанного, да и не интересовалась, что он там несет. Пальцем она указала на огра, который стоял у нее за правым плечом, тот опустил свои когтистые лапищи Дженнеру на плечи и поднял его над полом, хотя тот брыкался как мог.

– Эй! Эй!..

– С тебя на сегодня хватит. Выведи его отсюда.

Огр закинул Дженнера себе на плечи и бережно понес по ступенькам наверх, прочь из ямы. Кирендаль шла за ним.

– Ды де божешь так босдубидь!

– У меня нет сейчас времени, чтобы ублажать твою оскорбленную гордость, – сказала она так тихо, чтобы Берн не услышал. – Пойди в бар, выпей. Перекуси чего-нибудь. И не скромничай, я угощаю. Главное, держи язык за зубами, и подальше от Берна.

– Я саб с ниб сбдавлюсь…

– Нет, не справишься. Заткнись. – И, протянув к нему худую, но удивительно сильную руку, она сжала его нижнюю челюсть так, что ногти вонзились ему в щеки. – И научись уже наконец мошенничать незаметно, а до тех пор к яме даже не подходи, болван.

Она махнула рукой, и огр поставил Дженнера на пол, легонько толкнув его напоследок коленкой под зад. Дженнер едва не кувырком влетел в Серебряный бар.

– Киренда-аль…

Берн стоял у края другой ямы для костей. Издевательская улыбка точно приклеилась к его лицу. Ее агенты стояли за его спиной, уткнув острия своих кинжалов ему в почки.

– Так что, Кири, можно мне пошевелиться уже? Или целый день так стоять?

Кирендаль издала горлом звук, который можно было принять за стон огорчения.

– Прошу прощения, Граф Берн, – сказала она и одним мановением руки отпустила агентов.

Граф подвигал плечами так, словно снимал накопившееся напряжение, и вдруг походкой крадущейся пумы двинулся к ней.

– Мне все равно придется его убить, – заговорил он почти весело. – Он оскорбил меня, и я просто обязан поквитаться с ним. Долг… э-э-э… благородного человека. Ты ведь понимаешь.